Моя Россия

(путевые заметки)
Не знаю, как у вас в Москве, а у нас в России…
                М.Задорнов.
Это птица Гамаюн надежду подаёт.
                В.Высоцкий.

Мы покидаем пределы Московского региона с его обочинами, заваленными мусором, с его автомобильными пробками на переездах и «отвязанными» водителями, имеющими привычку обгонять по правой не взирая на пешеходов, мы покидаем эту нашу вторую родину, где только что на Носовихинском шоссе из столба черного дыма от горящей на придорожье покрышки нам навстречу вылетел «лендровер», украшенный сразу несколькими парами босых ног, далеко торчащих из задних боковых окон; мы покидаем пределы Московского региона и въезжаем в Россию.
А в России все совсем иначе. Там вместо наглых серых ворон по придорожьям бродят солидные черные грачи; там у дорог стоят стеллы «Слава труду» и «Храни вас Бог»; там мотоцикл – не игрушка для безбашенных рокеров, а средство передвижения для всей семьи, особенно если с коляской; там в кабинетах руководителей висят друг напротив дружки портреты Ленина и Толстого (или Тургенева, смотря какая область); там на водонапорных башнях виднеется то гнездо аиста, то трехцветный российский флаг; там в деревнях цветут пышные мальвы и продаются огурцы по два рубля и парное молоко по пятёрке; там земля – не предмет купли-продажи, а кормилица, и растут на ней золотые хлеба да белой пеной цветущая гречиха, а не коттеджи новых русских…
Но пока мы едем по Симферопольскому шоссе. Оно безлюдно и чем-то напоминает рассказы о древних цивилизациях. Выстроенное четверть века назад как лучшая трасса, связывающая столицу с лучшими курортами, оно и осталось таким, как было при социализме. Реконструкции не понадобились – ездить по нему дальше Белгорода теперь особо и некуда. Дальше – чужая страна. И вот поэтому машина чувствует сквозь асфальт стыки плит, на обочинах ничего не продается, а рекламные щиты пусты, да их и немного. Наш путь лежит мимо угольных терриконов Тульской области, мимо Ясной Поляны и воспетого Лесковым Мценска в славный город Орёл.
Если ехать этой же дорогой и думать о своих проблемах, то ничего и не заметишь. Например, того, что деревья в лесу здесь расставлены совсем по-другому: широко, привольно, каждое дерево красуется в отдельности. Помню, как я, уроженка Черноземья, впервые вошла в лес восточного Подмосковья: что это? нагромождение поваленных стволов, заросли какие-то непролазные, комары, а в то же время под ногами банки да бутылки… А здесь леса так и манят: войди, погуляй!
Поверхностным взглядом можно не заметить, что на проводах сидят не вороны и не сороки даже, а дикие голуби, витютни с бежевыми грудками, крупные, гладкие; можно не обратить внимания на зайца-русака, который скачет себе ранним утром вдоль забора по окраине Орла, как будто так и надо; видно, приходил на огороды поискать чего-нибудь вкусненького (а в нашем подмосковном Вишняково я последний раз заячьи следы в 93-м году видела…) Можно проглядеть человека, который идет по обочине дороги далеко-далеко от населённых пунктов, накалывая на «пику» редкие вкрапления мусора и стряхивая их в полиэтиленовый мешок… А вот, кстати, интересно: почему около российских деревень (в отличие от подмосковных) свалок почти никогда не бывает? Выбрасывать нечего? (чтобы выбросить что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет…) Но что-нибудь все равно же выбрасывают?
Частный случай ответа на этот вопрос я нашла в тот же день на окраине Орла. Мы вышли погулять вечерком и пошли вдоль дороги, по одну сторону которой тянулось поле, а по другую – дома почти деревенской улицы. Через равные промежутки через полоску лебеды в направлении поля тянулись малозаметные тропинки. Пройдя по одной из них, увидели канавку глубиной сантиметров 70, в которую, каждый напротив своего дома, и кидали местные жители свои отходы. По мере наполнения, видимо, закопают эту канавку и выроют новую. А что делать? Контейнеров-то на этой улочке нет, как отроду не бывало их и в нашем подмосковном Вишнякове. С точки зрения закона – нельзя, конечно, мусор в канавку кидать. А по жизни – спасибо, что хоть не в речку, которая с другой стороны домов протекает. А то еще могли бы прямо перед домами на улице мини-свалки устроить. А какие проблемы? В п.Верховье (тоже Орловской области) именно так и поступают. Мусор валяется прямо на улице, между проезжей частью и тротуаром. Видимо, им так удобнее. При этом в соседнем п.Хомутово, которое отделяют от Верховья всего 18 километров, аккуратненько стоят стандартные контейнеры, и даже вокруг них ничего не валяется. Как говорит пословица, не селом, а двором…
А в целом Орловская область – чистота, простор, щедрые поля до самого горизонта, рощи, пруды, где купаются ребятишки и ловится рыба. Благодатная область эта мало населена: в ней и сегодня проживает менее миллиона человек. Почему так получилось? Да вот получилось. В соседней Липецкой области развивался гигант металлургии, в Тульской добывали уголь и поддерживали бессмертную славу Левши, а Орел и по сей день остался почти таким же, каким был в те дни, когда в Липецке ещё стояли дома под соломенными крышами. Но это ведь и хорошо! Где ещё увидишь, как убирают поле комбайны, а рядом ходят важные аисты, лакомятся полевой мелкой живностью, которая разом лишилась укрытия, да приглядывают по-хозяйски - все ли ладно комбайнёры на нашем поле делают?
А какие хлеба в этом году! Несколько лет назад в Словакии я удивлялась, видя на полях странный какой-то злак – густой как щетка, низенький, а колосья, как у пшеницы; да еще по этим полям параллельными полосами шли следы колес. Потом уже мне объяснили – это пшеница и есть, только обработанная  ингибиторами, что в конечном счете дает хорошую прибавку к урожаю. И не думала я, что такими же увижу в 2001 году поля Орловщины. И чистенькая какая пшеница – ни сорнячка, стоит колос к колосу. Как тут не остановиться, не сорвать тугих колосков. Зерно в них налитое, каменной твердости, а как разжуешь – такая клейковинная жвачка получается, куда там «Орбиту» с ксилитом… По телевизору говорили – в этом году не придется зерно за границей закупать, а в будущем, возможно, и на экспорт останется. А что, я верю! Поднимется она, Россия, коли такие хлеба зреют на Орловщине!
И жаль мне покидать Орловщину, но въезжаем уже в Липецкую область. И рада я этому: здесь моя настоящая родина.
В Липецкой области земля черная, а коровы рыжие, а не наоборот, как в Нечерноземье. Домики старые казачьи стоят – не такие, как подмосковные деревянные, три окошка да терраска. Стоят здешние домики не поперек  к улице, а вдоль, и смотрят на прохожего пятью-шестью окошками с полукруглыми завершениями. Никаких террасок, прямо на улицу дверь открывается. А строились раньше из дикого камня-плитняка. Кирпич уж позже появился, дерева здесь никогда вдоволь не было, а камень-известняк бесплатный, найди только, где выходит он ближе к поверхности земли, и вози. В городе народ побогаче, строили из тесанного известняка, те вечные фундаменты да ограды и до сих пор стоят на старых елецких улицах, если только сами же люди их не разломали.
Названия здесь другие. На Орловщине древностью славянской веет от названий: Хотимль, Радомль, Жудрё, Радовище, Хотынец, Озёрна, Добрая Вода, Ливны… А в Липецкой области – к Дону ближе – Казачье, Казаки, Задонск, Донское, Кашары, Шехмань, Хмеленец, и множество разных Выселок и Слобод.
А еще стоят  здесь вдоль дорог  лесополосы и мешают видеть липецкую землю. Едешь, как в трубе – две зеленые опушки бегут и бегут рядом, редко где попадется прогалинка. Я в детстве так и думала, что область наша в основном лесная, раз везде только деревья видно. А на самом деле распахана она на 83%, и мало, очень мало в ней места осталось для нетронутой природы. Тем ценнее эти места. Одно из таких мест – Донские Беседы, недалеко от Задонска. По-над Доном из крутого берега выступают могучие «лбы» – выходы каменных известняковых толщ, словно кости земли. Стоишь – и вся задонская даль пред тобою расстилается, видно, как тени облаков бегут по полям. А неподалеку от крайнего «лба» настоящее чудо: бьет из горы родник величиной с хорошую горную речку. Имя ему – водопад. Раньше здесь и вправду водопад был, но с годами размыла его буйная вода, и осталось просто крутое порожистое русло, по которому скачут, пенясь, хрустальные струи. Можно прилечь к ним, и ударят они по плечам так, что чуть с ног не собьют, и охватят таким холодом, что сразу руки-ноги ломить начнет.
Только вот к истоку водопада теперь ходу нет. Приглянулось местечко кому-то из власть имущих, и огородили забором гектаров 60 дубравы на склоне, если не больше, не посмотрели, что это заказник, прихватили два лучших «лба», да и русло водопада за исключением нижних метров тридцати. Коттеджи построили. Чьи коттеджи? Никто толком не знает. Одни говорят – Грачевские, другие говорят – Коржаковские. Да и не видно, чтобы кто-нибудь сюда ездил. А зачем тогда строили? Так, чтоб было?
А наверху, над Донскими Беседами, невидимая снизу деревня Каменка. Раньше лишь небольшая тропка выдавала, что наверху люди живут. А теперь – что это там, в расселине? Неужто помойку устроили? Здесь? На самой красоте, на которую молиться только? Точно. Недавно зародившаяся свалка. Рваный рубероид, банки, бутылки, тряпье, ботинки сношенные… Да ведь с этой кручи тысячу, две тысячи лет назад наши предки Русь от Дикого поля стерегли! Здесь – помойку? Да ведь это все равно, что в церкви нагадить…
Дон. Изменился и он за последние годы. Раньше шли по нему вверх и вниз баржи, везли песок, щебень. А теперь и русло не чистят. Не нужно стало никому верхнедонское судоходство. Баржи те ржавеют, наверно, где-нибудь…
А каким чистым был Дон в моем детстве! Голову вымыть в реке, постирать – обычная вещь была. А какие лещи, налимы, щуки ловились! Зато в 94-м, кода я сюда последний раз приезжала, мой сын, которому я столько рассказывала про Дон, глянул на эту сточную канаву и сказал: «Это – Дон? Ты не перепутала?». И рыбу тогда в реке уже не ловили, не стало ее. Ловили в прудах карасиков с пятак величиной…   
А теперь почище стал Дон (по сравнению с 94-м, конечно). Снова рыбу в нем ловят. Вот идут навстречу от реки два дочерна загорелых мужика, и несут небольшой бредешок, а в нем – рыбка большая и маленькая. Одна из рыбок – длиной с метр, и толстая до самого хвоста, как телячья колбаса. Не выдерживаю: «Что за рыба?» Освобождают рыбину на показ: «Щука!» И впрямь щука. Ну и отъелась!
И все-таки, и все-таки… Смотришь на реку и в любой момент времени видишь две-три-четыре пластиковых бутылки, которые неспешно держат путь по волнам к Азовскому морю или к ближайшим камышам – как повезет. А сколько же на нижнем Дону этих бутылок собирается? Запретить их насовсем, вот бы хорошо! А то ведь никакого спасенья реке нет!
От нас, от людей, никому спасенья нет, впрочем. Вот никогда не было здесь обычая поджигать летом траву. Теперь появился. В Подмосковье каждую весну беда эта – поднесет какой-нибудь отморозок зажигалку, и пошло – трава, кусты, муравейники, деревья, а то и дачи… Но в наших краях никогда такого не видела, а теперь – на тебе, дошла и сюда цивилизация! Остров-луг у подножия Донских Бесед, сплошной разлив лилового шалфея чуть ли не по пояс человеку… И вдруг – большая черная проплешина. Развлекался кто-то. По своему. Приходит в голову – душа-то у этих деятелей настолько же от нормальной человеческой отличается, насколько пожарище от цветущего луга… Уже потом, в Москве, узнала, что пожары уничтожили в Липецкой области 200 га леса. Это здесь-то, где лесистость меньше 8% и каждая лесополоса относится к 1-й категории! Круто развлекаемся.
Залечивает раны донская природа. Унесут вешние воды мусор. Новые кисти цветов взметнет щедрая земля. Еще и еще раз будет так. Но не вечно и у земли терпенье. Хотите пожарища вместо лесов? Без проблем. Хотите сточную канаву вместо реки? Вот, получите. Свалку вместо заказника? Пожалуйста! Каждый живет так, как он живет.
Но кружат над степью соколы, выращенные в заповеднике Галичья Гора. Но звенят тоненькими голосами дрофята-подростки, выведенные в этом году в национальном парке Орловское Полесье. Про парк и заповедник я расскажу отдельно, это другая история. А пока я оба их увожу в своем сердце, как островки надежды.
Мы держим путь в Москву. Возвращаемся по трассе «Дон», роскошной трассе, где прежнее ухабистое убожество осталось лишь кое-где в виде отдельных маленьких отрезков, а через год-другой исчезнет совсем. До самой Оки тянутся вдоль дороги те же холмы и дубравы, а за Окой местность меняется – больше лесов, больше населенных пунктов, больше машин. Простор кончился. И это ощущение усиливает сетчатый забор, который тянется на этом отрезке вдоль трассы, отгораживая ее от леса. Как говорилось в одном старом анекдоте - чтоб дураки не прыгали…
Мне не нужно выдумывать, чем закончить свои путевые заметки. Вчера над нашим Вишняковым кружили, перекликаясь, два маленьких сокола–пустельги, которых никогда здесь раньше не бывало. Вот так-то.
Может, не так уж и отличается Москва от России, если вдуматься…

2001.