Казанская. Орловская область

       Можно всю жизнь прожить в большом городе и даже не подозревать, что где-то,
       в настоящей России, шумят настоящие престольные праздники – такие, как
       Казанская на Святом Колодце в национальном парке Орловское Полесье.

Мне повезло – моя журналистская поездка в парк пришлась как раз на 20 июля. Весь день мы колесили по лесным дорогам парка, смотрели все его чудеса, и весь день от разных людей я слышала – вот завтра, завтра – Казанская! Престол на Святом Колодце!
- Приезжайте завтра, не пожалеете, – сказал мне на прощанье директор парка Николай Гурьянович Солдатов, – такого вы нигде больше увидите! Я ведь здесь родился неподалёку, и этот праздник с самого раннего детства помню. Как мы его ждали! И Духов день тоже, Троицу, а Казанскую – особенно! Так нравилось, что все нарядные, радостные, все празднуют вместе, а уж как нравилось водой поливаться! Хорошо, что этот праздник для наших детей и внуков остался таким же…
Что такое Святой Колодец? Это душа Орловского Полесья, его святыня. А возник этот целебный источник в 1702 году, когда во время грозы прогремел вдруг разряд небывалой силы, и ударила в лес исполинская молния. Крестьяне поспешили к месту происшествия и увидели, что ровная поляна, всегда существовавшая на пологом лесном склоне, рассечена небесным мечом и из расселины струится чистейшая вода. Бросились за священником, который назвал этот источник Появленным. Поставили здесь вскоре деревянную церковь, но она была сожжена врагами в лихую годину. В 1759 году князь Соколов Михаил Иванович снова закладывает здесь храм, но уже трёхпрестольный, каменный, красотой не уступающий московским. Когда звонили его колокола, их было слышно даже в Хотынце – за 25 вёрст. И стекался со всей округи народ к святому месту…
С  этой церковью расправились в тот же период, когда по всей России безжалостно взрывали храмы – уничтожали красоту, веру, память народа. Кирпич от взорванного храма пошёл на строительство хотынецкой пеньковой фабрики… Но память народа уничтожить труднее, а может, и вовсе невозможно. Всё равно шли сюда люди – из деревень Хотынецкого района Орловской области, Карачевского района Брянской и Хвостовического Калужской - из всех тех деревень, что составляли когда-то большой приход этого храма. А кто может помешать человеку в погожий летний день погулять в лесу и набрать бутылочку воды из родника, совершенно случайно 21 июля и по чистому совпадению одновременно с сотней-другой земляков? За это даже в самые идейные времена «аморалку пришить» было сложно.
А когда вдруг объявили сверху, что верить в Бога можно и даже нужно, то оказалось, что здешний народ «престола» своего не потерял, не забыл.

Мы въехали в парк около 9 утра. Не доезжая с полкилометра до источника, пришлось спешиться: дорога была перекрыта, и на выбранной для импровизированного блок-поста полянке стояло не меньше сотни автомашин. Дальше – только пешком, исключения не делается ни для кого. Людская вереница течёт к лесу через большую поляну (где уже разворачивается, как и положено на престольный праздник, что-то вроде ярмарки), дальше – по дамбе мимо недавно восстановленного пруда, а под пологом леса в эту людскую реку вливается ручеёк поменьше – с  той стороны тоже прибывает и прибывает народ. По густоте своей разноцветная колонна напоминает первомайскую демонстрацию, а по разномастной пестроте подстать карнавалу. Идут сгорбленные старушки в стареньких пиджачках и цветных либо беленьких праздничных платочках; девчонки-подростки в коротюсеньких юбочках и топиках, по пояс открывающих спину; мальчишки в кроссовках и обязательных трениках с пузырями на коленках; молодые мамы с разнаряженными ребятишками самого разного возраста, вплоть до таких, что и ходить-то ещё не умеют, и с родительского плеча изумлённо таращат глазёнки на разноцветную, яркую, радостную круговерть; крепкие – кровь с молоком – деревенские тётки в «выходных» платьях и дядьки – продубленные солнцем лица, кепки на головах, в зубах – сигаретка… «Ты что это, в святом месте курить, а?» – урезонивает мужика прохожая старушонка, и он послушно прячет свою «курятину» в карман. Вот цепеносный «новый русский», оставив, где велено, шестисотый мерс, идёт в толпе вместе со своей подружкой-моделью: ноги «от ушей», глубочайшее декольте напудрено серебряной пылью… А вот и Николай Гурьяныч с семьёй (не буду отвлекать, пусть идут), а вот и Владимир Дмитриевич, зам по науке, тоже с семьёй, да что говорить, все тут!
А народ всё прибывает, кто на чём: автобусы, запряженные лошадками телеги, роскошные иномарки, видавшие виды «жигулёнки» - почти ровесники своим хозяевам; грузовики, в чьих кузовах народ стоит, как добрый пшеничный сноп – колосок к колоску, и подобным же образом затаренные тракторные тележки; вот останавливается дребезжащий бежевый москвичок, и из него вываливается такая куча народу, которая там поместиться просто физически не могла. Но это ещё не все; водитель, обойдя машину, открывает багажник, и оттуда с трудом выпрастывает свои пышные телеса жизнерадостная селянка лет сорока, в ослепительно-зелёном платье с рисунком в виде ослепительно-жёлтых подсолнухов.
Как же я не подумала о том, что на плёнке у меня считанные кадры остались! Обхожу ярмарочные фургончики – неужели никто не продаёт фотопленки? Никто. Где купить плёнку? В Хотынце, ближе не купите. А лучше в Орле. Эх, ну что делать! Будем обходиться пятью кадрами.
А на поляне, где стоит теперь деревянная часовня (построенная в 96 году) уже идёт служба. Прямо на траве под синим-синим небом и зелёными кронами расставлены золотые подсвечники, и дрожат огоньки свечей, почти невидимые в солнечном пламени. Служит молебен с водосвятием молодой батюшка, отец Серафим, поёт славу небесной владычице нашей Богородице, щедро кропит прихожан святой водой – а те радостно подставляют лица под благодатные брызги. Окончена краткая служба – и народ, поднимаясь по ступенькам часовни, прикладывается к образу Казанской… Все это так красиво, что я щелкаю затвором фотоаппарата – раз, и второй, и третий… Ах, что же я наделала! Когда я, наконец, навела объектив на самое главное, что следовало снять – только сухой «холостой» щелчок издал затвор фотоаппарата. Значит, я не сфотографирую этого?
Святой колодец – это не один, а несколько белопесчаных бурлящих родников, образующих единый водоём размером приблизительно 3 на 10 метров; над ним – деревянный павильон вроде беседки, края окантованы перилами. И вот сквозь эти перила одновременно тянутся к воде десятки рук с пластиковыми бутылками, с кружками. Чтобы дотянуться до воды, люди встают на колени, а молодые парни перелезают на внутреннюю сторону и повисают над водой по-обезьяньи, одной рукой начерпывая невидимо-прозрачную, только что заново освящённую воду. Вот что снимать-то надо было, вот что! Чуть не плачу от досады на собственную оплошность…
А тем временем молодые послушники убрали с поляны внутрь часовни церковную утварь, и по поляне вовсю носятся ребятишки, подростки, молодёжь. Главная затея дня – окатить друг друга студёной водой! «Охотничьи приёмы» у ребят разные: пока одни бегают стремглав и окатывают с размаху из ведёрок своих дружков и подружек, другие подкрадываются под шумок сзади, и выливают за шиворот ничего не подозревающему приятелю литровую кружку ледяной родниковой водицы! А крику, а визгу, а хохоту! Досталась и мне пригоршня-другая студёной благодати от их юного веселья.
Садимся на красивую деревянную лавочку в виде миниатюрной беседки (это всё национальный парк старается, они же и ежедневную уборку на Святом Колодце проводят), садимся поодаль от дорожки и наблюдаем ход праздника. Народ идёт от источника обратно – о, Господи, чем они только не нагружены! У иного по двадцатилитровой канистре в обеих руках – ну, это часто встречается. У других посолиднее – сорокалитровые «молочные» фляги (бедные вы мои, да как же вы их в такую даль попрёте?). У третьих – как банановые грозди, снизки полуторалитровых пластиковых бутылок. У женщины трагедия – оборвались ручки у пакета, в котором она надеялась донести штук шесть-семь таких бутылок. Что делать? Нести – невозможно. Бросить – грех. Ситуация почти безвыходная. Над пострадавшей хлопочет подруга… авось что-нибудь вместе придумают!
Между тем народ на поляне практически сменился, одни ушли, другие пришли на их место, и послушники снова выносят и расставляют на траве золотые подсвечники, и снова возглашает батюшка хвалу Богородице…
- Сейчас ещё мало народу, - поясняют нам попутчики, - больше всего будет часов в 12. А там начнёт убавляться…
Возвращаемся с обратным потоком.
 
- А на следующий год Казанская на воскресенье падает, - объясняет кто-то в толпе. Вот так-то - ещё не ушли от источника, а уж сердцем снова тут, на будущем престольном празднике…
А за прудом идёт торговля. Ну, трикотажное бельё и драпировочную ткань, пожалуй, зря сюда привезли – вряд ли кто купит. А вот шашлык, пиво, пирожные, соки, напитки – в самый раз. Цены, как говорится, ниже рыночных – грех не побаловать себя на праздник. И народ с душистым шашлыком на бумажных тарелках рассаживается по огромной поляне, прямо в свежую и пышную зеленую траву, но желательно в тенёк – июльское солнце уже припекает не на шутку. А мимо по дороге течёт людская вереница – туда с пустыми флягами, оттуда с полными…
А на полянке у Святого Колодца стоит тем временем длинная-предлинная очередь – желающие непременно сегодня попасть в купальню-купель, где можно из деревянного ведра окатить себя целебной водою с ног до головы – вдруг да и пошлёт царица небесная рабу своему исцеление разом от всех хворей, телесных и душевных…
Ну, мы-то хитрые, мы в купальне вчера ещё побывали. На такой жаре ледяной водицей себя окатить – сильное впечатление. Температура у воды всего 4 - 6 градусов. Но так легко сразу становится, так радостно! Впрямь водица-то целебная…
Никого вчера на поляне не было, только мы да несколько людей в белых халатах – санэпиднадзор. Хоть место и святое, а свою службу нести они обязаны. Мы друг другу не мешали. Санврачи отбирали пробы, как им и положено. А мы стояли у источника, смотрели на кипение белого песка в ледяной прозрачной воде, разговаривали.
- Раньше это один родник был, - рассказывал зам директора парка Юрий Алексеевич Кощеев, - а как сделали над ним крышу, разделился на несколько. Похоже на то, что он из-под крыши уходит.
Действительно, на «акватории» источника я насчитала около 20 бурлящих «эпицентров», и многие из них находились уже под деревянным помостом, уйдя вбок либо сместившись вниз по течению – может, и впрямь между истоком святой воды и небом не должно быть преграды, даже если последняя построена с самыми благими намерениями.
О многом думается у святого источника. Вот например. Течёт святая вода ручейком по лесу, попадает в пруд, уходит в речушку, дальше в реку, дальше в море, сливается с ними своими частицами, каплями. Получается, вся вода на земле святая. А мы всё в неё своё дерьмо норовим вылить… Вот он, грех-то!
Побывав на празднике, мы отъехали в сторону, просто погулять по лесу, отведать поздней земляники, душистой малины, крупной осыпной черники. И вдруг сквозь птичьи голоса и вздохи ветра мне послышалась мелодия – человеческие голоса, хор. Чудится, что ли? Нет, не чудится. Просто возвращается с праздника один из грузовиков, везёт народ домой. А народ, стоя в кузове, держась за борта и друг за друга, поёт песню – какую-то старую песню о главном. Да так ладно поёт, да так дружно, что сначала песня в лесу слышна, а уж потом-потом различишь шум мотора.
Добрый путь вам!

2001