Золотая магма. 4

Июнские дни 1945 года в Берлине. Рядом с КПП стоит солдат и курит “козью ножку”, махра наполняет воздух сладковатым дымом. Воздух недвижим и нагрет дневным солнцем. Давно уже не было дождя, всюду лежит налёт пыли. В такой день хорошо валяться где-нибудь на речке. Другой солдат находится внутри будки КПП. Народу нет, проверять некого.

Солдат делает вид, что несёт службу. На самом деле, отсутствующим взглядом он смотрит на разрушенные улицы и считает дни, часы, минуты, чтобы вернуться в родные места. Весь ужас остался позади – он уцелел в этой хреновой мясорубке, в этой жуткой войне. А что ему готовит будущее? Наверное, только одни хорошие вещи, короче живи да радуйся.

– Мил человек, помоги, чем можешь, – слышит солдат тихий голос. Перед ним стоит русская старушка, серый платочек, лёгкое пальто.
– Ты чего, бабуся, шум поднимаешь?
– Так, милок, три дня как макового зерна во рту не было. Помоги чем можешь?
– А чем же я тебе помогу, бабушка? – солдат говорит с бабушкой вежливо. – То, что нам в пайке дают, самим едва хватает. А съестного сейчас через КПП не несут.
– Тогда  пропусти меня на другую сторону, сыночек, там говорят полегче жизнь.
– Ты чего несёшь-то, бабуся? Куда я тебя пропущу? Приказ – никого не пущать без спецразрешений. Достань разрешение и приходи, – солдат одними губами докуривает последние крошки махорки, “козья ножка” летит на землю, кирзовый сапог наступает сверху и растирает из стороны в сторону.

– Где же я тебе его достану, сынок? Смеёшься надо мной, что ли?
– Нет, не смеюсь, бабуся. А без пропуска никого пущать не велено.

Эта неизвестно откуда взявшаяся в Германии бабушка, говорящая по-русски, почему–то расслабляет бдительность солдата. Он вдруг понимает насколько устал от этой войны, от человеческой боли. Ну, когда же домой?

Его вдруг колет желание, не оставляющее его за последнее время: ему жутко хочется вернуться в Россию. Вот прям сейчас, выйти с КПП и, не заходя в казармы, сесть на поезд и доехать до родной станции, и, не отдыхая с дороги, взять в руки топор и начать рубить новую избу. А потом жениться на хорошей русской бабе, чтоб детишек ему нарожала. В мыслях мелькает многочисленная семья, сидящая вокруг самовара в добротном пятистенке. Веснушчатые, как у отца лица, курносые носы. Ему почему-то хочется открыть душу любому человеку, даже незнакомой старушке.

Солдат лезет в карман шинели, на свет появляется мешочек с махрой. Достаёт из нагрудного кармана сложенный кусочек немецкой книги, раздёрганной на курево. Мозолистые пальцы ловко скручивают самокрутку, язык слюнит края, трофейная зажигалка выдаёт огромную искру, фитиль загорается керосиновым смрадом, к небу плывёт махорочный дым. Старушка молча наблюдает, как сладковатый дым растворяется в воздухе. Он опускает зажигалку в карман, на свет появляется мешочек из травянистой фибры.

– Как тебе эта штукенция? Видела такое? – солдатские пальцы развязывают мешочек, на ладони появляется светящийся камень. – Ух, ты! – продолжает свой монолог солдат, – сколько не смотрю, а всё никак не могу налюбоваться этой красотищей. – Видишь, бабушка?

Бабуся не отводит взгляда от светящегося камня. Тёплый свет завораживает. Внимательно всмотревшись внутрь полупрозрачного камня, она различает микроскопические фигурки людей, садящиеся за большой деревенский стол. Горшок со щами, только что вытащенный из печи, деревянный стол, ломящийся от хлеба и солений. Вокруг стола вертится малышня, мать выговаривает что-то неслышное. Старушка вспоминает свою погибшую семью, солёные предательские слёзы щиплют глаза.

А камень рядом, он нашёптывает историю. Никому больше неслышную, но отчётливо звучащую в её голове. Золотистый свет манит, полупрозрачные грани напитаны вселенским покоем. Все заботы и боль растворятся, если потрогать волшебный камень. Сухонькая рука прикасается к камню, между пальцами и поверхностью камня проскакивают синеватые электрические искры. Налетает сильный порыв ветра, пыль клубами взлетает в воздух.
Солдат отдёргивает руку, быстро засовывает камень в грубый мешочек.

– Ты чего, бабушка, лезешь? Руками нельзя.

И прячет мешочек в карман.

Безоблачное небо стремительно сереет. Раздаётся раскат грома. Полыхает молния. На серую мостовую падают первые крупные капли дождя.

– Ладно, милок, я пошла. Тебя звать-то как, сердешный?
– Михаилом, бабушка.
– Ну, до скорого, Миша.
– Возвращайся, бабушка, с пропуском.