Меркатор. Подпирающий небо. Главы 6 - 10

Глава шестая

Меркатор не сразу понял, что хочет от него этот человек в темной одежде, обратившийся к нему со словами: «Именем Господа нашего…» Но шестилетний Арнольд, детским чутьем почуявший неладное, навзрыд заплакал, а Барбара побелела лицом, но тут же лихорадочно засуетилась, доставая теплую одежду (холодный февраль на дворе) и сбрасывая в узелок початую краюху хлеба, кусок телятины – все, что осталось от обеда.
Встречные прохожие испуганно отступали с дороги и отворачивались, когда мимо проводили Герарда. Человек в темном шел впереди, два стражника – по бокам и чуть позади. Хотя под металлические кирасы стражников были пододеты шерстяные рубахи, это их мало согревало, но высказать недовольство неторопливостью предводителя их процессии они не смели. Стражники шли с поднятыми забралами: им незачем скрывать свои лица, пусть все смотрят и боятся, ведь любой прохожий может оказаться на месте этого еретика, за которым их послали. Они торжественно воздымали тяжелые алебарды, на длинные древки которых насажены кованые наконечники с длинным острым пером на конце, загнутым крюком и топором с вогнутым лезвием. Холод, конечно, донимает, заставляет шмыгать мокрыми красными носами, но ничего, придет время, и они погреются у огня высокого костра, на котором будут поджаривать то ли взбесившуюся ведьму, то ли отторгнувшего святую веру еретика, наподобие того, которого они конвоируют, а то и его самого. Ишь, какой гордый идет, с виду спокойный, но посмотрим, как он запляшет, когда на него наденут шутовской колпак и санбенито – позорную одежду нераскаявшегося грешника, украшенную большими желтыми крестами.
Меркатор же думал совсем о другом. Он знал, что догадываться о причинах ареста бессмысленно и что он еще нескоро о них узнает. Его еще долго будут терзать на абсурдных допросах, не предъявляя никакого обвинения, а пытаясь запутать его в ответах и выманить добровольное признание в преступлениях против веры. Да, главное – не поддаться на хитроумную схоластику инквизиторов, не пускаться с ними в дискуссии, отвечать как можно проще, повторяя одни и те же фразы, чтобы не запутаться. А, может, от этого только хуже будет…
Меркатора заперли в сырой и холодной камере круглой башни замка Рупельмонде, омываемого со всех сторон водой. В камере сидело еще несколько человек, простолюдинов, которые и друг с другом-то не общались, а тем более с чуждым им свободным художником и ученым Меркатором, которого они, бесспорно, считали умником и опасным еретиком – лучше от такого держаться подальше. Время от времени кого-нибудь из них стражники уводили на допрос, с которого заключенные возвращались в состоянии растерянности и душевного смятения. Многие из них даже толком не понимали хитроумных вопросов, которые им задавал инквизитор и, должно быть, отвечали невпопад, что давало повод обвинить их в ереси. У иных подходила очередь допроса под пытками. Пытки применялись в строгой последовательности, как правило, не более одного вида в день. Первая пытка – веревкой – заключалась в том, что допрашиваемого со связанными за спиной руками подтягивали на привязанной к ним веревке к потолку, а затем резко отпускали веревку, так что, падая, он не доставал до пола и выбивал плечевые суставы из суставных сумок. Ужасная боль многие дни не проходила и заставляла подозреваемых в ереси сознаваться в том, чего они никогда не совершали.
К тем, кто выдержал эту муку и ни в чем не признался, применялась пытка водой. Уложенному на спину пытаемому закрывали тряпкой рот и ноздри и медленно лили на тряпку воду. Несчастный задыхался и захлебывался, пытаясь сделать глоток воздуха, от тщетного напряжения в легких что-то разрывалось, тряпка набухала не только от воды, но и от крови…
Но еще ужаснее была третья пытка – огнем. Страдальцу смазывали жиром босые ноги и придвигали его ступнями к усердно раздуваемому огню. Мучители хохотали, вдыхая запах паленого мяса, напоминающий им аппетитное копчение окороков, а изувеченный на допросе бедняга не только страдал от боли и смердящих язв, но и передвигаться-то мог только ползком, волоча искалеченные ноги. Впрочем, до третьей пытки доходило  редко – сознавшихся в ереси ждал костер.
День тянулся за днем, но Меркатора на допрос не вызывали, как будто бы совсем забыли. Герард понимал, что инквизиционной трибунал оттягивает неизбежную процедуру специально, чтобы неизвестностью усилить нервное напряжение, и старался держать себя в руках. Но все-таки его сердце учащенно забилось и кровь гулко забухала в висках, когда его ввели в освещенный чадящими факелами просторный зал и поставили перед столом, за которым восседал совсем не мрачный, а даже как бы непринужденно дружелюбный инквизитор, судя по белой сутане с белым капюшоном – монах доминиканского ордена. В стороне, у отдельного факела сидел другой человек, лица которого было не разглядеть. На его столике стояла массивная чернильница, были приготовлены листы бумаги и очиненные перья.
Инквизитор внимательно и как бы сочувственно разглядывал лицо Меркатора, его измятую одежду и после длиной паузы, наконец, спросил: знает ли он, зачем его привели сюда?
Меркатор, внутренне подготовившийся аргументированно ответить на любое обвинение, невольно смешался: нет, он не знает, и, поскольку инквизитор ничего больше не произнес, спросил сам – не могли бы вы объяснить причину моего ареста?
«У вас есть враги? Назовите их», – заговорил инквизитор.
«Враги? Какие же у меня враги? То есть кто мог донести на меня? – подумал Герард про себя. – Нет, я не знаю никаких врагов, я со всеми жил в мире», – добавил он уже вслух.
«Веруете ли вы в Бога-отца, Бога–сына и Бога-святого духа?»
«Верую».
«А верите ли вы, что добродетель – это добросовестно исполненный долг?»
«Ну и вопрос, – подумал Меркатор. – Ведь это утверждение – одно из основных в учении Лютера. Ну, вспоминай, вспоминай, чему тебя учили в Хертогенбосе. Вот, вспомнил». И вслух: «Истинно христианские добродетели – это Вера, Надежда и Любовь».
С лица инквизитора сползло выражение сочувствия.
«Верите ли вы, что дары и призвание Божьи непреложны, что Бог был, есть и пребудет вечно?»
«Верю».
«А как вы объясните, что Бог-сын родился, ел, пил, уставал, умер, как смертный человек?»
Нет, в Хертогенбосе хорошо учили: «Сие есть таинство, через которое невидимым и непостижимым образом подается человеку благость Святого Духа и осуществляется связь человека с Богом».
«Веруете ли вы, что за обедней, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Иисуса Христа?»
Вот он, самый главный вопрос, – Лютер решительно отрицает, что тело Христа присутствует в просвире: «Я верую во все, чему учит истинная христианская церковь».
Инквизитор остался недоволен ответом: «А разве богопротивные еретики не называют свою церковь истинной? На мои вопросы  отвечайте без уловок!»
Меркатору еще не раз пришлось вспоминать, чему учили его в Школе общей жизни, но никакие обвинения на первом допросе ему предъявлены не были. Он вернулся в свою камеру душевно измученным, зная, что впереди еще новые допросы.
К нему допустили Барбару: она рассказала, что в доме был обыск, но как будто бы ничего предосудительного не нашли, зато забрали все, что было ценного. Чтобы платить за содержание Меркатора в замке, пришлось продать часть его рабочих инструментов. А перед тем как разрешить свидание, с нею долго беседовали, чтобы она уговорила мужа признаться в ереси и покаяться.
Второго допроса пришлось ждать долго. За узким окошком камеры потеплело; жирные зеленые мухи назойливо кружились над крошками, остававшимися после скудной трапезы. Увели на костер признанного неисправимым еретиком бесноватого, часто бившегося в эпилептическом припадке, а также еще одного заключенного, который даже под пытками отрицал существование чистилища. Наверное, богословы-квалификаторы снова допрашивали доносчиков и так называемых свидетелей, которые могли бы дать дополнительные показания против Меркатора, а также еще и еще раз штудировали записи его ответов на первом допросе, стремясь найти в них улики против подозреваемого.
Наконец, Меркатор снова предстал перед лицом инквизитора. Второй допрос мало отличался от первого. Могущественная темная сила давила логично и последовательно. Снова монах-доминиканец задавал каверзные богословские вопросы, в особенности упирая на признании хлеба и вина, вкушаемых при евхаристии, телом и кровью Иисуса, на непогрешимость римского папы и прочие положения, по которым Мартин Лютер расходился с католической церковью. Но, наряду с этим, из некоторых вопросов можно было понять их хитроумно завуалированную сущность. Следствие интересовали многочисленные поездки Меркатора по стране, которые он совершал в поисках сведений для составления карт; его хотели уличить в том, что он был связным между тайными группами сторонников Реформации. Какие-то высказывания Герарда, давно забытые им самим, цитировались инквизитором и истолковывались так, что в них прослеживалось сочувствие протестантам. «Святая церковь заботится о вашей душе, – кротко увещевал монах. – Человек может найти спасение только в вере, если же он, упорствуя,  отказывается  отречься от своего неприятия учения церкви хотя бы в малой его толике, то этим он создает соблазн для верующих и угрожает их  спасению, а, значит, приходится  удалить его из общества». Меркатору не требовалось разъяснять, что эти слова означают тюрьму или костер.
А в сентябре Меркатора неожиданно освободили безо всяких пояснений. Его спасло настойчивое заступничество властей университета Лувена и неоднократное напоминание о том, что император Карл, который  двадцать с небольшим лет назад ввел инквизицию в Нидерландах, похвально отзывался о посвященных ему глобусах и ожидает новых картографических работ, которые служили бы дальнейшему утверждению его могущества.
Меркатор вышел из заключения с ощущением гадливости и душевной усталости. Барбара заметила, что муж стал гораздо чаще, чем раньше, просить полить ему из рукомойника, как будто бы он хотел и не мог отмыться от чего-то нехорошего. Он стал кричать по ночам: ему снилась грязная, непроветриваемая камера, неправдоподобно разбухающее лицо инквизитора с обманным выражением сочувствия и ядовитой улыбкой, ему снилось, что монах душит его своей белой сутаной, а другой монах из темного угла протягивает протокол допроса, в котором невозможно прочитать ни строчки, и назойливо требует: «Подпиши!..»
О возврате конфискованного имущества не могло быть и речи. Чтобы восстановить мастерскую, пришлось вновь изготавливать или покупать необходимые для работы инструменты. Прежде они накапливались от года к году, а теперь надо обзаводиться всем сразу, чтобы и семью прокормить, и выполнять обещания, которые еще до ареста были даны заказчикам.  Но дела, не терпящие отлагательства, Меркатор делал механически, а мысли его также сами по себе обращались совсем к другому. Он думал о загадке магнитного склонения – расхождении между направлением на географический полюс Земли и положением свободно вращающейся на оси магнитной стрелки. Опрашивая шкиперов судов, вернувшихся из дальних плаваний, он получил сведения о величине магнитного склонения в различных местах земной поверхности. Меркатор пробовал соединить согласной линией точки с одинаковым значением склонения – получались кривые,  в характере которых трудно было уловить какую-нибудь закономерность. Природа явления, определяющего поведение магнитной стрелки, вообще  не имела признанного истолкования. Герард предположил, что где-то далеко на севере имеется магнитная гора, на которую и указывает северный конец стрелки. Эту гору он и назвал северным магнитным полюсом. Осталось только определить, где она находится.
Вот тут-то и начинались главные сложности. К каким только ухищрениям Меркатор не прибегал, но ничего не получалось. Конечно, не все наблюдения были достоверны, и Меркатор отбрасывал то одни из них, то другие, но это мало помогало. Он даже стал плохо спать, всю ночь не мог отвязаться от мысли, что решение где-то рядом. Иногда ему казалось, что сама постановка задачи неверна, что, может быть, существует не один магнитный полюс, а два или даже больше. Надо было отвязаться от этих мыслей, и Меркатор заставил себя неотрывно трудиться над изготовлением астрономических  инструментов.
Медные циркули Меркатора стоили недорого, но пользовались спросом у шкиперов и архитекторов, землемеров и военачальников. Вычерчивая правильные окружности и измеряя расстояния между точками, приятно было ощущать в руке уверенную тяжесть инструмента, полагаться на шарнирное соединение, которое не допустит люфта, не сомневаться в надежной фиксации заданного раствора ножек с помощью навинчиваемой гайки с барашком. Конечно, изготовленные Меркатором солнечные часы указывали время ничуть не точнее, чем такие же изделия других мастеров, но по изяществу отделки с ними никто соперничать не мог. Его астролябии пользовались особым спросом, несмотря на то, что из-за высокой цены были доступны немногим. На заказы от владетельных особ пришлось устанавливать очередь, которая при всем усердии мастера двигалась  медленно. Недовольные заказчики торопили его –  важно было поспеть за модой, астролябией от Меркатора государи и вельможи похвалялись, как редкостными драгоценностями. Астролябии можно было использовать не только по их прямому назначению – для измерения высот небесных светил и определения широты места. С их помощью можно было узнавать время восхода и захода Солнца и других светил, получать значения тригонометрических функций – синуса, косинуса, тангенса, котангенса, преобразовывать сферические координаты светил из одной системы в другую. Нанесенные на корпус астролябии календарная и зодиакальная шкалы указывали положение Солнца на эклиптике на любую дату. Приводились координаты до полусотни звезд и другие полезные сведения. Кроме того, в соответствии с требованиями эпохи, приводились сведения о расположении планет, используя которые, астрологи составлял гороскоп новорожденных.
Год проходил за годом, и хотя довольно однообразная работа над изготовлением астрономических инструментов поглощала все почти время Меркатора, он не переставал обдумывать грандиозный план по созданию невиданного собрания карт, покрывающих  все земные пространства, и накапливать сведения для этого. Семейство Герарда разрасталось – любимая Барбара подарила ему трех сыновей и трех дочерей.
Размеренную жизнь Меркатора (мастерская – семья – короткие прогулки) всколыхнул приезд в Лувен молодого английского математика Джона Ди. Джон получил блестящее образование в Кембридже и отличался фанатической склонностью к научным занятиям, которым он отводил по восемнадцать часов в сутки, оставляя на сон только два – четыре часа. Еще до приезда на континент он, используя квадрант и градшток, выполнил тысячи наблюдений положений небесных светил с удивительной для этих нехитрых астрономических инструментов точностью. Он пытался найти объяснение взаимному влиянию небесных тел и явлению морских приливов – решение этих задач нашел Исаак Ньютон, открывший закон всемирного тяготения. В возрасте 23 лет Джон Ди читал лекции по математике в Париже, где ему предлагали кафедру в Сорбонне, как и затем в Оксфорде. Но Джон уклонился от профессорской карьеры; любознательность привела его к Гемме Фризиусу и Герарду Меркатору. Ди, со своей блестящей эрудицией, стал скорее коллегой, чем учеником этих признанных ученых. В особенности он подружился с Меркатором, они в течение трех лет по несколько дней подряд обсуждали интересовавшие их проблемы, нисколько не нуждаясь в общении с кем-либо еще. Они обсуждали серьезнейшие вопросы, такие, как модели Вселенной, и весело хохотали, когда Джон рассказывал, как он на представлении пьесы Аристофана в Тринити-колледже запустил в публику летающего механического жука.
Ди рассказал Меркатору о своем знакомстве с португальским математиком Педро Нуньесом и его исследовании свойств навигационной кривой – линии румбов, или локсодромии. Меркатор, живо интересовавшийся всем, что связано с мореплаванием, запомнил рассказ своего молодого друга, еще не зная, как применить полученные сведения, но интуитивно чувствуя, что в выводах Нуньеса кроется гораздо большее, чем осознал их автор.
В Лувене Джон Ди написал две статьи по астрономии и работал над предисловием к «Началам» Евклида, в котором высказал прогрессивные догадки (например, о четвертом измерении), закрепившие его авторитет как замечательного математика.
Меркатор многие годы следил за причудливой судьбой друга. Ди увлекся оккультными науками: астрологией, алхимией, иероглификой – наукой о магической сущности чисел и знаков, пифагорейством, рассматривавшим числа как управляющую миром таинственную силу. Джон утверждал, что ему удавалось вызывать ангелов, которые, правда, говорили только шепотом. Впрочем, у ангелов были обыкновенные человеческие имена: Михаэль, Ариэль, Рафаил, а также Бен и Нафраж, причем Нафраж обсуждал с Джоном вопросы географии с использованием карт в проекции Меркатора.
По возвращению в Англию Ди был назначен королевским астрологом и предсказал скорое восшествие на трон Елизаветы I, за что правящей королевой Марией I Тюдор был брошен в тюрьму. Но Елизавета действительно спустя два года заняла королевский престол, и Джон вернулся на прежнюю должность; Елизавета даже выбрала дату своей коронации, руководствуясь составленным Джоном гороскопом.
Джон Ди прожил долгую жизнь и умер в глубокой бедности, отставленный от двора королем Джеймсом, сменившим Елизавету.


Глава седьмая

Годами терпеливой работы Меркатору удалось поправить свое благосостояние, несмотря на рост налогов, которые император  Карл V выдавливал на ведение своих непрерывных войн. Продукция его мастерской высоко ценилась знатоками. В  1552 году Меркатор подарил императору недавно законченный звездный глобус, который и по полноте и точности отображаемых им сведений, и по красоте отделки превзошел аналогичные изделия всех предшествующих мастеров.
Однако какая-то подспудная тревога не оставляла Герарда. Испанские власти, хозяйничающие в Нидерландах, все яростнее преследовали и лютеран, и сторонников новой ереси – кальвинистов. Меркатор не забыл ни дня своего пребывания в камере рупельмондского  замка, но гнал от себя временами заползавшую мысль, что в любой момент за ним снова могут придти суровый человек в черной сутане и стражи с тяжелыми алебардами. Герард ловил себя на том, что ему казалось, будто почтительно раскланявшиеся с ним профессора, носившие звонкие латинские титулы преудивительных и прославленных докторов, переглядываются и шушукаются за его спиной. Меркатору не с кем было поделиться своими сомнениями – Гемма Фризиус болел, а Джон Ди уже оставил Лувен.
Накануне Меркатор ходил в канцелярию ректора хлопотать за неимущего студента, которого декан пригрозил лишить стипендии за какую-то мелкую провинность. Герард обратился к университетскому чиновнику, не пожелавшему его выслушать  как человека, к этому делу не имеющего отношения, и, лишь против обыкновения повысив голос, добился торжества очевидной справедливости. А на следующий день он получил вызов на суд профессоров факультета свободных искусств.
Меркатор явился на суд, не чувствуя за собой никакой вины. Профессора во главе с деканом сидели за длинным столом в черных мантиях и надеваемых по торжественным случаям шапочках. Сбоку от декана сидел представитель епископа, курировавшего университет. Декан каким-то безвольным голосом дал слово одному из профессоров, с которым Меркатор и не был толком знаком. Профессор, не глядя на Герарда, еще не осознавшего себя в роли подсудимого, сообщил, что Герардус Меркатор, который вообще-то Герхард Кремер, сын сапожника, проявляет неуважение к святой церкви. Во время недавней службы в университетском храме, когда священник  говорил о муках Господа нашего Иисуса Христа, упомянутый Кремер-Герардус не только не предался подобающей христианину скорби, но предерзко улыбался, очевидно, вдохновленный богомерзким лютерианским учением. Герард был обескуражен нелепостью обвинения и, потеряв дар речи, с трудом понимал речь следующего профессора, заявившего, что своим подношениями августейшему императору Меркатор хочет искупить свои известные грехи – не зря же святая инквизиция столько времени держала его в заключении. Помянуто было и высокомерие и зазнайство подсудимого, который накричал на чиновника канцелярии, удостоенного доверия самого ректора. Выступали еще и еще – Меркатор уже потерял счет обвинениям, он осознал лишь, что этими титулованными профессорами, в сущности, научными пигмеями, движет обыкновенная зависть и к его успехам в науке, и к его европейской известности, и просто к его честности и порядочности, к тому, что он им ни в чем не завидует.
Каплей, переполнившей чашу, стало выступление почтенного профессора, которому Меркатор не только помогал в его трудах, а просто-напросто надиктовывал тексты работ, которые тот публиковал под своим именем. Их близкие отношения были всем известны, и профессор каялся в том, что он во время не предостерег Меркатора от опасных заблуждений, не остановил его в его гордыне, и вот теперь надо что-то сделать, чтобы спасти душу грешника.
Суд решил предупредить Меркатора об отлучении от университетской корпорации; если он не отречется от своих заблуждений, то будет передан в руки церковного суда. Посланец епископа кивнул в знак согласия с этим решением.
Герцог Вильгельм, владетель соседнего с Фландрией германского княжества Клеве-Юлих-Берг, уже однажды предлагал Меркатору переселиться в расположенный на Рейне, недалеко от Лувена, небольшой город Дуйсбург. Там предполагалось открыть новый университет. Меркатор и раньше подумывал о переезде, но большой нужды в том не видел. Но сейчас, после унизительного судилища в родном университете, он решился на переезд. Там, в Дуйсбурге, можно было надеяться на избавление от новых преследований со стороны католической церкви, несомненно направлявшей злобствующих профессоров в их выступлениях против державшегося независимо Меркатора – ведь немецкие князья терпимо относились к Реформации, которая не признавала верховенства власти духовенства над светской властью. Герард уповал на то, что в новом университете он будет передавать студентам свой богатый опыт, в своих мечтаниях видел жаждущих знаний молодых людей, талантам которых он поможет раскрыться. К тому же, и студентам, и профессорам потребуются создаваемые им карты, глобусы, математические инструменты.
Первым делом Меркатор открывает в Дуйсбурге картографическую мастерскую, но с первых же дней своей работы сталкивается с неожиданными трудностями. В Лувене было рукой подать до Антверпена, да и других морских портов, в которых от шкиперов и коммерсантов можно было получать сведения, необходимые для составления новых карт; а Дуйсбург, удаленный от оживленных путей, жил тихой провинциальной жизнью, и новости долго и неверно тащились до него. Меркатор вступил в переписку со своим коллегой, талантливым и плодовитым картографом  Абрахамом Ортелием, который бескорыстно высылал ему появлявшиеся в Антверпене новые карты и делился полученными сведениями.
Первой крупной работой, которую Меркатор осуществил в Дуйсбурге, была карта Европы. Она была необычайно больших размеров  – не на всяком столе помещалась, – что позволило разместить на ней множество полезных сведений. Карта была выполнена  в проекции Иоганнеса Стабиуса – меридианы изображались на ней прямыми линиями, сходящимися к северному полюсу, а параллели – дугами окружностей. Изданные в предыдущие годы карты Европы, в сущности, лишь копировали карты Птолемея; Меркатор устранил их неточности и отразил новейшие знания о географических объектах материка. На его карте с детальной точностью были не только показаны очертания материка, но и нанесены границы государств, реки и леса, многочисленные города, другие рыночные и торговые места. Экземпляры карты охотно приобретали и титулованные владетели, и купцы и коммерсанты, и университетские профессора – Меркатор открыл европейцам Европу.  Карта, изданная  два года спустя после переезда в Дуйсбург, высоко подняла его авторитет как первого картографа Европы.
Абрахам Ортелий с восхищением отзывался о новой карте. Он показал ее своему другу, молодому, но необычайно одаренному художнику Питеру Брейгелю, совсем недавно возвратившемуся из путешествия по Италии и Альпам. Живописец назвал карту произведением искусства, родственным его мыслям  о передаче пространства через «воздушную перспективу». Картографическая проекция, как и перспектива, по его мнению, – способ восприятия и осмысления мира; картограф, как и художник, как бы путешествует над небесами и оттуда, сверху, смотрит на открывающиеся просторы.
Герард  уже стал считаться  одним из наиболее уважаемых жителей Дуйсбурга, магистрат неизменно приглашал его на свои торжественные мероприятия.  Он смог приобрести большой дом в центре города, часто приглашал гостей и радушно принимал их.
Впрочем, не все складывалось удачно. Меркатор в течение трех лет преподавал математику в новой гимназии, созданной в Дуйсбурге для того, чтобы готовить студентов для будущего университета, но открытие университета все откладывалось и откладывалось. С разочарованием Меркатор перепоручил работу в гимназии своему второму сыну, сожалея, что его мечта о профессорской кафедре не осуществилась.
Герарду шел уже шестой десяток лет, когда он в поисках новых знаний совершил первое в своей жизни далекое путешествие – в Египет, в Александрию, где когда-то творил его великий предшественник Клавдий Птолемей, и к древним пирамидам. С грустью он посмотрел на чужую жизнь в этих вошедших в анналы географии места, на населявших их людей, которым не было никакого дела ни до Птолемея, ни до него, Меркатора…
Меркатор продолжал работу над изготовлением карт. В 1564 году он выполнил кату Лотарингии – небольшого герцогства между Францией и Германией, старательно изобразив его знаменитые виноградники, и выгравировал на восьми листах меди карту Британских островов, которая была заказана ему католической церковью с целью уязвить протестантскую королеву Англии Елизавету I. Герард без душевного волнения отнесся к исполнению этого поручения, как к обычному коммерческому заказу: он был огражден от неприятностей, подобных испытанным, протекцией герцога Вильгельма, который назначил его своим придворным космографом.
А в замыслах Меркатора зрели новые планы, грандиозность которых он уже ясно осознавал.


Глава восьмая

Лов у западного побережья Камчатки не задался. Сельдь образовывала промысловые концентрации только у самого берега, куда нам доступ был заказан правилами рыболовства. Поэтому все мы вздохнули с облегчением, когда Григорий Петрович, наш капитан, получил указание от руководства сельдяной экспедиции передислоцироваться в северную часть моря, ближе к магаданскому побережью.
Для меня было большой неожиданностью услышать доносившиеся из штурманской рубки крепкие выражения, которые Петрович отпускал  в адрес третьего помощника капитана с какой-то горькой интонацией в голосе, так не вязавшейся с содержанием его упреков. Оказалось, что при подготовке к рейсу Валентин – так звали третьего помощника – не удосужился заняться комплектованием судовой коллекции навигационных карт, из-за чего на судне не обнаружилось карты того района, куда мы направлялись. Валентин за разгильдяйство, безусловно, заслуживал наказания, а горькая интонация капитана объяснялась тем, что он, Петрович, и сам был виноват: не выполнил возложенную на него Уставом обязанность проверить перед выходом в рейс наличие запаса карт на весь намеченный район плавания, даже с учетом возможных отклонений от рейсового задания.
Нужно было что-то предпринимать. Иначе до подхода в район базирования экспедиции, где была надежда, что на каком-нибудь из судов найдется подходящая лишняя карта и ее удастся выпросить, придется идти вслепую, как новорожденным кутятам, что, конечно, противоречило всем правилам безопасности судовождения.
«Валентин, – спрашиваю, – в прошлом году наш СРТ работал в Беринговом море. У тебя карты того района сохранились?» «Сохранились, – говорит, – да какая от них польза? Где Берингово море, а где Охотское?» «Эх, – говорю ему, – голова садовая! Ты в училище свойства меркаторской проекции изучал?» «Изучал, должно быть, да что мне эти формулы, разные там тангенсы-котангенсы?»
Ну, тут дальше у нас пошел профессиональный разговор с использованием специальных терминов, который непосвященному читателю не будет интересен. Скажу только, что, взяв карту района Берингова моря, я без труда приспособил ее к району другого моря, Охотского, в котором мы находились, ограниченному теми же самыми географическими параллелями, но совсем другими географическими меридианами.
Вот какую карту придумал за четыре столетия до описываемых событий  Герард Меркатор из Рупельмонде.
Вообще-то говоря, Меркатор придумал отнюдь не эту конкретную карту, о которой идет речь, – он и не подозревал о существовании Охотского и Берингова моря. А придумал он картографическую проекцию, которая используется при построении морских навигационных карт.
Тогда, в XVI веке, Меркатор придумывал новую проекцию вовсе не для того, чтобы удивить венценосные особы или продемонстрировать свою ученость. Он хотел создать проекцию, которая была бы наиболее удобна для мореплавателей. А в чем для них заключается это удобство?
В его времена уже был изобретен магнитный компас, и кормчий вел корабль, руководствуясь его показаниями. Корабль, удерживаемый на заданном постоянном курсе, пересекал меридианы под одним и тем же углом. На земной поверхности линия, пересекающая меридианы под постоянным углом, представляет собою спираль, виток за витком наматываемую на поверхность земного шара. Эта линия получила название «локсодромия», что переводится на русский язык как «линия косого бега». Свойства локсодромии изучил португальский математик и космограф Педро Нуньес из университета в Коимбре, который в 1537 году написал два трактата с анализом геометрии этот кривой; в 1566 году результаты своего анализа он опубликовал на латыни.
Меркатор поставил перед собой задачу создать проекцию, на которой локсодромия изображалась бы простейшей линией, то есть прямой. Естественно было далее потребовать, чтобы прямая, изображающая локсодромию на карте, так же пересекала меридианы под тем же углом, что и сама локсодромия на земной поверхности (назовем это требование условием равноугольности).
Далее Меркатор рассуждал так: если локсодромия пересекает меридианы под постоянным углом и изображается прямой линией, то меридианы должны изображаться тоже прямыми линиями. Ничего особенного в этом не было, существует множество картографических проекций, в которых меридианы – дуги больших кругов, проходящих через полюсы Земли, изображаются прямыми. Но в данном случае меридианы должны не просто изображаться прямыми, но эти прямые должны быть параллельны друг другу и, следовательно, перпендикулярны экватору и всем географическим параллелям – так же, как под прямым углом пересекаются меридианы и параллели на поверхности Земли.
Впрочем, картографические проекции, в которых меридианы изображаются параллельными прямыми, уже были известны – и таких проекций тоже может быть сколь угодно много – но ни одна из них еще не отвечала замыслу Меркатора.
И тут Меркатор подошел к самому главному.
На земной поверхности расстояние по параллели между двумя меридианами уменьшается по мере удаления от экватора к полюсу, то есть с увеличением географической широты. А на карте Меркатора соответствующее расстояние постоянно и от широты не зависит, следовательно, масштаб по параллели с широтой увеличивается. А, значит, чтобы обеспечить выполнение условия равноугольности, необходимо, чтобы в любой точке карты масштаб по параллели и масштаб по меридиану были равны друг другу. Следовательно, масштаб по меридиану должен увеличиваться с увеличением широты в той же самой пропорции, что и масштаб по параллели. В силу этого условия равные на земной поверхности расстояния между параллелями не будут равными на карте, а будут возрастать по мере увеличения географической широты, то есть по мере удаления от экватора. Это обстоятельство доставляло определенное неудобство: чем ближе к географическому полюсу, тем более растягивалось и вдоль, и поперек изображение участка земной поверхности. Поэтому, например, маленькие острова, расположенные в высоких широтах, должны были изображаться на карте Меркатора куда большими, чем такие же острова вблизи экватора. А изобразить полюсы Земли на такой карте вообще невозможно.
Меркатор сознательно пошел на такое искажение наглядности: его карта должна была служить иной цели – упрощать до предела прокладку курсов кораблей через моря и океаны. Любопытную метаморфозу претерпело на его карте понятие масштаба. Известно, что масштаб – это число раз, в которое расстояние между точками на земной поверхности уменьшается при их переносе на карту. В те времена, как и теперь в понимании далеких от проблем картографии людей, масштаб – величина для данной карты постоянная. Так вот, на карте Меркатора масштаб есть величина переменная, сохраняющая постоянство лишь на данной параллели, а также в данной конкретной точке по всем направлениям! С этим обстоятельством связана специфика измерения расстояний на карте Меркатора, – специфика, с которой, впрочем, моряки давно освоились.
Самое важное, что нужно знать для построения карты в новой проекции – это расстояние на проекции по меридиану от экватора до параллели с заданной широтой. Оно рассчитывается через величину, которую специалисты называют меридиональной частью. Способ расчета меридиональных частей создатель проекции держал в строгом секрете. Меркатору, придумавшему свою проекцию до изобретения натуральных логарифмов и создания дифференциального и интегрального исчисления, пришлось для вычисления меридиональных частей прибегнуть довольно громоздким вычислениям, раскрыть правила выполнения которых другим картографам удалось далеко не сразу.
Удивительные свойства новой проекции обеспечили ей признание и популярность, и за ней навсегда сохранилось название по имени ее создателя. Вместо скучного «равноугольная цилиндрическая», как  она обозначена в научной  классификации проекций, ее называют «меркаторская проекция».
Секреты, над которыми бились младшие современники Меркатора, сегодня доступны любому курсанту – будущему мореходу. Соображения основателя проекции облечены в рогатые формулы. Теперь в них уже учтено неизвестное еще Меркатору  отличие формы Земли от шарообразной, в соответствии с которым при расчетах принимают, что планета Земля представляет собою чуть-чуть сжатый у полюсов эллипсоид вращения. Значения меридиональных частей сведены в удобные таблицы, и каждый курсант-судоводитель обязательно выполняет задание «Расчет рамки и сетки карты в меркаторской проекции», скорее не для практических надобностей, поскольку изданные карты покрывают всю поверхность океанов, а для того, чтобы лучше понять замечательные свойства этой проекции.
Десятки тысяч морских судов – торговых, рыболовных, пассажирских, научно-исследовательских – и сотни военных кораблей одновременно находятся в Мировом океане. Одни спешат доставить срочный груз из одного конца планеты в другой, иные предоставляют беззаботным участникам завлекательных круизов возможность полюбоваться роскошными морскими закатами в надежде ухватить нечаянный подарок судьбы – увидеть загадочный зеленый луч. Третьи денно и нощно протаскивают под водой огромные тралы с хищно разинутой пастью, чтобы витрины столичных фирменных магазинов и прилавки крохотных деревенских лавчонок были завалены свежей, соленой, копченой, консервированной рыбной продукцией. И на штурманском столе каждого судна, каждого корабля лежит морская навигационная карта, выполненная в проекции Меркатора, а в ящиках стола лежат десятки, а то и сотни карт в той же проекции, необходимых для продолжения рейса. На этих картах капитаны намечают маршрут, их вахтенные помощники каждый час, а то и чаще, отмечают местоположение судна и выполняют графические построения, нужные для успешного плавания.
Выйдя на крыло ходового мостика, вахтенный помощник капитана задерет голову и увидит высоко-высоко пролетающий самолет; его курс над океаном и над сушей проложен на карте все в той же проекции Меркатора.
Практическим результатом многолетних поисков и раздумий Меркатора стала законченная им в 1569 году большая – на 18 листах – карта мира, вышедшая под названием  «Новое и более совершенное представление земного шара, должным образом приспособленное для его использования в навигации».
Карта Меркатора 1569 года была необычной не только по свойствам использованной в ней картографической проекции, но и по обилию сведений, на ней представленных. Тщательно вырисованы очертания суши со всеми изгибами береговой линии, заливами и бухточками, тысячи рек вырисованы и поименованы, города и небольшие селения указаны по всему миру. Новая Земля и Вайгач, Калифорния и Печорское море, Китай и Тибет, Мексиканский залив, океаны с названиями того времени – Эфиопикус, Рубрум, Скификус, – все показано на карте. В ее левом нижнем углу отдельно приведена карта полярных районов северного полушария, выполненная в центральной проекции – ведь цилиндрическая проекция к этим районам не приложима. В правом нижнем углу приведена диаграмма курсов, а вверху, в левой части – подробное объяснение к пользованию картой.
Картой 1569 года Меркатор завершил свое состязание с великим предшественником – Клавдием Птолемеем; она стала не только точкой отсчета для последующих поколений картографов, но тем достижением научной мысли, которое изменило знание человечества о мироздании. Исаак Ньютон однажды заявил: «Я видел дальше других, потому что стоял на плачах гигантов».  Среди этих гигантов, наряду с Николаем Коперником и Иоганном Кеплером, он мог бы назвать имя  Герарда Меркатора.


Глава девятая

Много лет Меркатор вел картотеку, в которую заносил сведения о всевозможных географических объектах со ссылками на первоисточники, подчас не зная заранее, когда и для чего эти сведения понадобятся.  При составлении новых карт он, конечно, использовал знания, накопленные его предшественниками, и прежде всего Птолемеем, хотя ко многим приводимым ими сведениям приходилось относиться с большой долей скептицизма.
Меркатор не мог оставить без внимания карту мира, выпущенную в 1493 году нюрнбергским географом и врачом Гартманом Шеделем. Она представляла собой гравюру на дереве, воспроизводящую карту Птолемея, дополненную позднейшими открытиями: в виде изгиба побережья Африки изображен Гвинейский залив, впервые отмечены на карте Польша, Литва и Пруссия. В особенности карта Шеделя удивляла экзотическим зарамочным оформлением: двенадцать физиономий с надутыми щеками символизировали двенадцать ветров; фигуры детей библейского Ноя олицетворяли страны света: Яфет – Европу, Сим – Азию, Хам – Африку. Там же были изображены странные существа, якобы населявшие далекие земли: шестирукий человек, кентавр – получеловек, полулошадь, четырехглазый эфиоп, песьеголовец, циклоп, мужик с головой ниже плеч и даже монстр, пользующийся собственной ногой вместо зонтика.
Меркатор знал карты Петра Апиана – астронома и математика из Баварии – не только его карту мира, выполненную, как и карта Оронтуса Финиуса, в сердцевидной проекции, но и карту Европы, и карты отдельных регионов.
Бесспорно, Меркатор был знаком и со сравнительно свежей картой Себастьяна Мюнстера, немецкого ученого, преподававшего в швейцарском Базеле. Мюнстер выгравировал на дереве карту Европейской Сарматии (земель восточных славян) для «Географии» Птолемея. Ему принадлежит «Чертеж Московии», предположительно выполненный по материалам художника из Вильнюса Антония Вида и бежавшего в Литву московского боярина Ивана Ляцкого. Карта Мюнстера «Тартария, некогда – Скифия» изготовлена по материалам Сигизмуда Герберштейна, австрийского дипломата на службе у Габсбургов, который дважды был направляем с посольством в Русь и подолгу жил в Москве. Герберштейн оставил «Записки о Московии» и карту Руси 1549 года.
По-видимому, Меркатору была известна и карта Московии 1562 года, авторство которой приписывается Антони Дженкинсону, послу Англии при дворе Ивана Грозного.
Меркатор знал о существовании Великого Устюга, важного перевалочного и торгового места, где англичане вели восточную коммерцию после основания Ричардом Ченслором в 1553 году «Русской Компании» в устье Северной Двины, в Холмогорах.
Неожиданно много сведений о собственной родине Меркатор почерпнул из «Описания Нидерландов», изданного в 1567 году во Франции, автором  которого был Лодовик Гвичардини, представитель флорентийских торговых фирм в Антверпене.
В одном из писем Меркатор сообщает:
«...За островом Вайгачом и Новой Землей сейчас же простирается огромный залив, замыкаемый с востока мощным Табинским мысом. В середину залива впадают реки, которые, протекая через всю страну Серику (Китай) и будучи, как я думаю, доступны для больших судов до самой середины материка, позволяют легчайшим образом перевозить любые товары из Китая... и других окрестных государств в Англию... Что существует громадный выдающийся к Северу мыс Табин, я твердо знаю не только из Плиния, но и из других писателей и некоторых карт, правда, грубовато начертанных  Я выяснил из достоверных магнитных наблюдений, что магнитный полюс находится не очень далеко за Табином. Вокруг этого полюса и вокруг Табина много скал, и плавание там очень трудно и опасно».
Далеко выдающийся на север мыс Табин – возможно, это мыс Челюскина на полуострове Таймыр, а залив за Новой Землей – Карское море. Вообще на картах Меркатора земли за Обью изображены схематично, вплоть до Калифорнии, которая помещена в районе нынешней Аляски. Но некоторые объекты севера показаны со значительно большей подробностью, чем у предшественников. Это относится к Новой Земле (правда, с севера соединенной с мифической «Полярной землей»), к Скандинавскому побережью и Кольскому полуострову, который до Меркатора вообще отсутствовал на картах. Белое море раньше изображалось как замкнутое озеро, и Меркатор первым показал его фактическое побережье.
Утверждение Меркатора о возможности плавания в Китай по рекам, впадающим в огромный залив за Новой Землей, подвигнуло голландского мореплавателя Виллема Баренца на три экспедиции в поисках северно-восточного прохода. Однако непроходимые льды всякий раз преграждали ему дорогу, и в своей последней экспедиции Баренц скончался, оставив свое имя морю, западную часть которого Меркатор называл Мурманским, а восточную – Печорским морем.
Важнейшим источником новых сведений для составления карт были великие географические открытия XV–XVI  веков. Они позволили нанести на карты острова Атлантики – Канарские, Мадейру, Азорские, берега Нового Света, Африки, Индии, Юго-восточной Азии. Громкие имена Колумба, Васко да Гама,. Магеллана, Бартоломеу Диаша были на слуху.
Читалась и перечитывалась каждая строчка писем итальянского мореплавателя Америго Веспуччи, совершившего четыре плавания к новооткрытым землям.
Итальянец Джованни Кабот открыл северо-восточное побережье заокеанского материка.
Португальцы Педру Алвариш Кабрал и Гонсало Куэлью достигли берегов страны, позже получившей название Бразилии.
Васко Нуньес де Бальбоа пересек Панамский перешеек и вышел к неведомому бескрайнему океану.
Безжалостный Франсиско Писарро и другие испанские конкистадоры покорили империю Инков, обошли тихоокеанское побережье Южной Америки, открыли крупнейшие реки – Амазонку, Ориноко, Парану.
Авантюристы и грабители, ни в грош не ставящие ни свою, ни чужую жизнь, оставлявшие кровавый след на захваченных землях, оставили свой след и на картах, создаваемых Меркатором в тихом Дуйсбурге. Однако и здесь географа подстерегали немалые трудности. Нередко с целью избежания конкуренции результаты экспедиций засекречивались, а то и сознательно искажались.
При составлении карт часто приходилось полагаться на недостоверные сведения, о многом догадываться, а кое-что просто домысливать, полагаясь на умозрительные соображения или просто интуицию. Так, на карте Азии, которая была отпечатана уже после смерти ее автора, эта огромная часть света была изображена в виде, весьма близком к современному изображению. Меркатор сохранил ряд названий географических объектов, иные из которых дошли еще от Плиния и Птолемеея, другие – от Марко Поло. Однако сведений не хватало, в особенности для представления северной и восточной частей великого материка. Совершенно неясно, что находится за Уралом; нет ни Камчатки, ни Сахалина. То же Каспийское море выглядит невыразительным кругляшком. Зато совершенно отчетливо Азия отделена от Америки проливом, который теперь называют Беринговым (у Меркатора он называется «Пролив Аниан»). Можно только гадать, откуда у Меркатора была такая уверенность в его существовании, в то время как, казалось бы, он заведомо ничего о нем не мог знать. Однако еще на карте Вальдземюллера 1507 года Северная Америка отделена от Азии; Пролив Аниан изобразили в 1562 году итальянский картограф Джакомо Гастальди, который привел выдержки из не сохранившейся карты венецианца Матео Пагано, и в 1566 году другой венецианец – Зальтиери. Само слово «Аниан» одни историки производят от Марко Поло, который упомянул о государстве со схожим названием в северо-восточной Азии, а другие – от искаженного русского слова «акиан», то есть «океан».
«Пролив Аниан» – далеко не единственная загадка Меркатора, создавшая почву для множества околонаучных и вовсе ненаучных спекуляций.
На карте мира 1538 года изображена «Терра Аустралис» – Антарктический материк – с детальной проработкой контура побережья, с мысами и заливами, изображение которых порождает сомнения в чисто умозрительном подходе к идее о существования южной земли, якобы уравновешивающей земной шар. Считалось, что благодаря этому «противовесу» материкам северного полушария земная ось занимает существующее положение.
Ссылаются на карту Оронтеуса Финиуса, на которой был показан южный континент. Меркатор не только пользовался картой своего предшественника, но и воспроизвел ее в своих изданиях, но это мало что объясняет – а какими сведениями мог располагать Финиус за 300 лет до открытия шестого материка?
В 1929 году в старом дворце султанов в Стамбуле, прежнем Константинополе, был обнаружен обрывок старой карты, на котором также был изображен край антарктического материка. Достоверно установлено, что автором карты был турецкий адмирал Пири Реис, создавший ее в 1513 году. Конечно, Пири Реис опирался на какие-то не дошедшие до нас картографические материалы, что не делает вопрос яснее, тем более что некоторые исследователи утверждают, что побережье Антарктиды изображено на названных картах таким, каким оно было за несколько тысячелетий до их создания.
Очертания южного материка воспроизведены Меркатором и на его знаменитой карте 1569 года, хотя на этой карте побережье Южной Америки изображено менее точно, чем на предыдущей. Впрочем, такое расхождение объясняется отсутствием в то время сколько-нибудь удовлетворительных средств и методов для определения долготы места, вследствие чего некоторые географические объекты южного полушария «гуляли» с запада на восток и обратно на огромные расстояния вплоть до второй половины XX века.
Доверие к гипотезам о существовании древних цивилизаций, от которых до Меркатора дошли сведения о южном материке, заметно снижается при обращении к изображению им северной полярной области – Арктиды, или Гипербореи, как иногда ее называли.
На картах Меркатора область Центрального полярного бассейна занята сушей, которые одни географы считают континентом, а другие – архипелагом из четырех островов. На самом Северном полюсе изображена огромная черная скала, а окружающая ее суша рассечена на четыре части реками, расходящимися крестообразно. На каждой четверушке континента помещен текст с достаточно подробным описанием этого пространства. Например, река, текущая в сторону Новой Земли: «Имеет пять рукавов и вследствие узости  и быстроты течения никогда не замерзает». Река, обращенная устьем к Гренландии: «Разделяется на три русла (они четко видны на карте) и каждый год остается подо льдом на три месяца». «Остров, обращенный к Гренландии, самый лучший и самый здоровый на севере; остров, обращенный к Европе, населен пигмеями ростом около 4 футов, которые называют жителей Гренландии скерлингами». Ну, еще можно понять, откуда взялись пигмеи – то ли это низкорослые чукчи, то ли это ненцы, но откуда эти «скерлинги»?
Меркатор отлично знал закономерности видимого годового движения Солнца; на его картах отмечен северный полярный круг – линия, за которой наблюдается незаходящее и невосходящее Солнце, то есть полярный день и полярная ночь, которые на полюсе длятся по полгода. Трудно поверить, что всезнающий Меркатор мог считать, что вблизи полюса река может оставаться подо льдом всего три месяца или вообще не замерзать. Уж не мистификация ли это знаменитого картографа?
Если указанный на картах Меркатора южный материк еще предстояло открыть грядущим поколениям, то континент Гиперборею им предстояло «закрыть». Уже на картах, изданных через 30–35 лет после смерти Меркатора, исчезли реки, разделяющие «Арктиду» на четыре части, а контуры Южной Земли изображаются со все меньшей детализацией. По-видимому, это может означать, что  доверие последователей Меркатора к изображению их предтечей полярных областей, не подкрепленное новой информацией, постепенно снижалось.
Может быть, будущие исследователи разрешат загадку прозрений и заблуждений великого картографа…


Глава десятая

Герард с ужасом следил за событиями, происходящими на старой родине. Испанский король Филипп II, получивший власть над Фландрией после отречения от престола Карла V, фанатик и деспот, разорял Нидерланды, чтобы добиться торжества католицизма на этих землях. Посланный им герцог Альба установил в стране жесточайший террор.  Повсюду стояли виселицы, пылали костры инквизиции, да к этому добавилась еще эпидемия чумы. Картины художника Питера Брейгеля Старшего, которого Меркатор так любил за необычайное чувство перспективы, были исполнены скорби и самими названиями вопияли о народной трагедии: «Триумф смерти», «Избиение младенцев», «Калеки», «Слепцы», «Сорока на виселице»… Меркатор был благодарен судьбе за то, что он во время оставил родную землю, скрывшись от руки инквизиции на гостеприимной земле маленького герцогства Клеве.
После изготовления карты мира Меркатор переключился на создание всеобъемлющего труда по космографии. Эта работа началась в 1564 году и теперь поглотила его почти целиком. «Космографию» Меркатор задумал как картографическое произведение, включающее разделы «Сотворение мира», «Описание небесных предметов», «Описание земель и морей», «Генеалогия и история государств».
«Сотворение мира» было издано лишь после смерти Меркатора как вступление к его Атласу.
«Описание небесных предметов» так и не было издано.
«Описание земель и морей» было осуществлено в трех самостоятельных частях. Часть первая, «Современная география», представлена в виде Атласа, о котором речь пойдет дальше. Вторую часть составили карты Птолемея, изданные в 1578 году. Третья часть – «Хронология» – обзор астрономических и картографических работ – была опубликована еще в 1569 году.
«Генеалогия и история государств» была осуществлена только в виде поясняющих текстов к картам Атласа.
Выпустив новую карту Европы, для которой пришлось исполнить 15 гравюр, Меркатор занялся гравировкой карт для нового издания «Географии» Птолемея. Этим изданием он хотел с наибольшей возможной полнотой представить достижения классических авторов в изображении известной им части мира. До издания, подготовленного Меркатором, труд Птолемея, выполненный 13 столетий назад, и карты, приложенные к нему, воспринимались как современные. Меркатор писал, что с открытием новых материков перед всем миром предстали более отчетливо и ярко достижения древних в изучении Старого Света, изображение которого с наиболее возможной полнотой представлено на картах Птолемея. Воздав должное их исторической ценности, Меркатор одновременно ограничил их значение ролью  памятников античной мысли.
Одним из научных принципов Меркатора была осторожность, даже, пожалуй, чрезмерная. Используя выпущенные ранее карты как исходный материал, он проверял отображенные на них сведения, сравнивал со всеми другими первоисточниками, исправлял и дополнял результатами собственных упорных поисков. Он снова и снова откладывал выпуск своих карт в надежде на новую информацию. Меркатор подолгу ломал голову над выбором для каждой своей карты такой картографической проекции, которая позволила бы наиболее наглядно представить территорию изображаемой части земной поверхности. Тем временем его коллега и соперник Абрахам Ортелий собрал в один том 53 карты, которые представлялись ему самыми новыми и лучшими, и 20 мая 1570 года выпустил его в Антверпене под названием «Зрелище шара земного» (другой вариант перевода с латинского – «Театр Мира»). Ортелий добросовестно указал источник, послуживший основой для создания каждой карты, проставил дату ее составления и украсил карты красивыми виньетками.
Картографический труд Меркатора, по его замыслу, должен был превзойти работу Ортелия. Обдумывая варианты его названия, Меркатор хотел найти нечто такое, что по мощи и грандиозности не имело бы себе равных. Многоопытный мастер хорошо понимал, что название книги – как одежка, по которой встречают, а, следовательно, и покупают. Он понял, что нашел нужное слово, когда вспомнил миф о титане Атласе, брате Прометея, царе Мавритании. В его владениях паслись тучные стада, а в великолепных садах круглый плодоносили  фруктовые деревья, среди которых самой ценной была золотая яблоня, приносившая золотые яблоки. Атлас неукоснительно стерег волшебную яблоню, свое главное сокровище, больше всего опасаясь, что сбудется предсказание богини Фемиды о том, что похитит золотые яблоки сын Зевса. И когда Персей, сын Зевса, пролетая над владениями Атласа по пути из далекой Гипербореи, попросил Атласа позволить остановиться в его доме на отдых от трудов и подвигов, царь Мавритании, вспомнив предсказание Фемиды, грубо отказал. Обиженный Персей вытащил из мешка свой военный трофей – голову Медузы из семьи горгон. Медуза была чудовищем с женским лицом и извивающимися змеями вместо волос; взгляд на нее обращал человека в камень. Так и случилось с негостеприимным титаном. Он обратился в огромную гору, уходящую плечами – снежной вершиной – в облака, удерживающую на себе неимоверную тяжесть всего небесного свода.
Именем подпирающего небо великана и решил назвать Герард Меркатор главный труд своей жизни.
Когда Герарду пошел восьмой десяток, он как-то внезапно ощутил, что его жизнь не вечна, а он не успел завершить так много из задуманного и начатого. Он стал работать как в лихорадке, совершенно не считаясь со временем, одержимый единственной мыслью: успеть осуществить свое предназначение, передать грядущим поколениям возможно больше из накопленных им знаний.
А с возрастом работа легче не становится. Уже не та, что в молодости, физическая сила, так необходимая в работе гравера; затекает спина от длительного сидения в одной и той же позе, не разгибаясь; что еще хуже, падает острота зрения и трудно удержать руку от непроизвольной дрожи. Странная ситуация: нужно усилием воли принуждать себя чувствовать легко и непринужденно!
В 1585 году Меркатор публикует книгу карт, содержащую 16 карт Франции, 26 – Германии, 9 – Нидерландов. Он начал с этих карт, потому что имел наиболее полное и надежное описание этих стран. За ними в 1589 году (Меркатору 77 лет) следуют 22 карты  Славонии (так были названы Балканы), Италии и Греции. Картограф спешит, он успел подготовить 29 карт недостающих частей Европы – Исландии, Британских островов, северных и восточноевропейских стран.
Меркатор не зря так торопился. 5 мая 1590 года он перенес удар, который лишил его способности работать – его левая сторона оказалась парализованной. Выздоровление шло медленно и, несмотря на то, что к трудам по подготовке Атласа к изданию подключились его сын Румольд и племянник Герард Меркатор-младший, Герард-старший тяжко страдал от своей немощи. В 1592 году он, казалось бы, пошел на поправку  и снова засуетился, пытаясь хоть чем-нибудь помочь любимому сыну, но зрение неуклонно оставляло его. Второй удар в конце 1593 года лишил его речи, но после него он упорно боролся с немотой и достиг некоторых успехов. Третьего удара Меркатор не перенес и 2 декабря 1594 года скончался.
Его сын Румольд собрал все карты отца в один том и выпустил в 1595 году под названием «Атлас, или Космографические  соображения о сотворении мира и вид мира сотворенного».
На титульном листе этого удивительного собрания географических карт был изображен титан, подпирающий небо.
Атлас, который представлял  все открытые земли, содержал трактат о сотворении мира и 107 карт с подробными описаниями, из которых 103 были выполнены самим Герардом Меркатором.
Румольд добавил к ним собственную карту мира 1587 года и четыре карты континентов, скопированные с карты его отца Герардом Меркатором-младшим и Михаэлем Меркатором, сыном Арнольда Меркатора.
Герард Меркатор-младший отпечатал составленную Меркатором-старшим карту Азии. Эта роскошная карта, одна из первых, изображающих всю огромную часть света, в подробностях отражала все сведения, известные на время ее составления.
В 1602 году наследниками Меркатора было предпринято второе издание его Атласа, а в 1604-м права на издание Атласа и медные доски, с которых он печатался, были проданы за 2000 талеров амстердамскому иэдателю Иодокусу Хондиусу. Хондиус продолжал издавать Атлас, дополняя его новыми картами и описаниями, но сохраняя имя его создателя.
На надгробном камне Герарда Меркатора высечена надпись:

«Кто бы ты ни был, прохожий,
не бойся, что этот небольшой холм земли
давит на погребенного Меркатора.
Ибо вся Земля – не бремя для человека,
который, подобно Атласу,
нес на плечах тяжесть небес».

Давно уже название «Атлас» далеко вышло за пределы, очерченные создателем первого Атласа. Навскидку перечисляю некоторые известные атласы сегодняшнего дня: «Атлас мира»; «Атлас океанов»; «Атлас морских трагедий»; «Атлас автомобильных дорог»; «Туристический атлас»; «Лингвистический атлас», показывающий распространение языков и диалектов.… Сродни им «Атлас солнечной системы»; «Атлас звездного неба». А вот дальние родственники меркаторского Атласа: «Атлас морфологии человека»; «Атлас архитектуры будущего» и даже «Атлас дефектов хлебных изделий».
Размеры атласов – на любой вкус: «Большой атлас мира»; «Малый атлас» и даже «Карманный». Представляете – великан Атлас в карманном, так сказать, формате!
Вот бежит в школу девочка. Ей лет семь, а, может быть, шесть или восемь. У нее за спиной тяжеленный, не по возрасту, ранец. В нем множество книжек, тетрадей и разных прочих принадлежностей. И между книжками есть одна тоненькая, называемая «Мой первый атлас». Это до нашего века дошел привет от еще незнакомого маленькой школьнице дедушки Меркатора.