Будущее и нравственный идеал

Виктор Гюго в одном из лучших своих романов «Отверженные» среди многих других поднятых им тем и вопросов попытался осмыслить и причины поражения Наполеона при Ватерлоо и, подробно описывая саму эту битву, стратегию и тактику Императора Франции, показал, как в его победоносные планы вмешался ряд почти курьезных случайностей, которые, в конце концов, и привели его к поражению.
Поэтому, само «сражение при Ватерлоо,  - пишет В.Гюго, - загадка. Оно одинаково непонятно и для тех, кто его выиграл и для тех, кто его проиграл», и приходит к выводу, что «в этом событии, отмеченном высшей необходимостью, человек не играл никакой роли».
«Мог ли Наполеон выиграть это сражение?» - вопрошает В.Гюго. – «Мы отвечаем: нет. Почему? Был ли тому помехой Веллингтон? Блюхер? Нет. Помехой тому был Бог».
Если бы великий писатель хотел подвести нас только к этому выводу, то, наверное, он не стал бы посвящать анализу и исследованию данной проблемы столько времени и сил, ибо ссылкою на Бога можно, не боясь ошибиться, оправдать, что угодно. Поэтому далее, разъясняя свою мысль, он пишет: «Победа Бонапарта при Ватерлоо не входила больше в расчеты девятнадцатого века. Подготавливался другой ряд событий, где Наполеону уже не было места. Немилость рока давала о себе знать задолго до этого».
Иными словами, тою десницею Божией, тем особым механизмом истории, что вмешался в битву при Ватерлоо, было Будущее. Именно Будущее, или, по выражению писателя, «подготавливающийся другой ряд событий», не позволило Наполеону осуществить в Настоящем все его замыслы, - вот та идея, которую хотел выразить В.Гюго.
Не утверждая и не опровергая аргументов, которые выдвигает В.Гюго в защиту своей точки зрения, подойдем к данной проблеме с другой стороны.
Если не вдаваться в разного рода детали и нюансы, то, бросив ретроспективный взгляд на историю развития и становления человека вообще, невозможно не обратить внимания на одну сопутствующую ей поразительную закономерность, которая заключается в том, что Будущее человека по отношению к своему Настоящему и Прошлому в нравственном смысле является всегда более совершенным.
Чтобы убедиться в этом, обратимся всего лишь к одному всем хорошо известному примеру.
Еще две-две с половиной тысячи лет назад считалась нравственно оправданною практика рабовладения, что нашло свое отражение даже в сочинениях таких гуманистически настроенных мыслителей, как Платон и Аристотель, которые не только не осуждали рабовладения, но и приложили свои способности и усилия к его моральному и логическому обоснованию. Однако, с появлением христианской этики, предъявившей новые требования к нравственному облику человеческой души, данная практика постепенно была упразднена во всем мире как не соответствующая одной из главных христианских заповедей о любви к ближнему, так что сегодня любой цивилизованный человек содрогается при одной только мысли о том, что когда-то рабовладение было распространено повсеместно и закреплено законодательно и люди не находили это ненормальным и противоестественным. Таким образом, с появлением христианства нравственная сущность человека претерпела значительные изменения, и поэтому человек Настоящего, который по отношению к человеку Прошлого является представителем Будущего, в нравственном смысле стоит на порядок выше человека Прошлого, точно так же, как сам человек Прошлого, например, тот же житель древнегреческого полиса, к которым принадлежали и Платон с Аристотелем, в нравственном смысле был выше уже своих предков, для многих из которых, по остроумному замечанию одного философа, образцом нравственности являлся тот, кто мог отнять у своего сородича жену и пищу, а кто оказывался не в силах сделать этого, олицетворял в его глазах пример безнравственности.
Итак, Настоящее всегда нравственно совершеннее Прошлого, а Будущее – Настоящего. И подобную тенденцию необходимо признать нравственным законом, определяющим бытие человеческой души, таким же законом, каким, например, является закон тяготения для физических тел. Поэтому, тот, кто из Настоящего шагает в Будущее и при этом не пытается усовершенствовать своего нравственного облика, похож на человека, который шагает в пропасть, забыв о законе тяготения. Ибо в этом случае его может ожидать только участь, постигшая некогда жителей могущественных царств Вавилона, Египта, Рима, которые, достигнув определенного культурного и экономического процветания за счет ранее обретенного нравственного потенциала, нашедшего свое воплощение в создании определенной законодательной базы (ибо стабильное существование любого общества поддерживается именно соблюдением законов, которые являются всего лишь отражением нравственного облика самих законодателей), в дальнейшем перестали заботиться об изменении и улучшении своего нравственного облика, и поэтому ни они сами, ни их потомки не смогли, как единое сообщество, войти в Будущее, в котором не было места людям с прежней моралью.
Таким образом, на смену биологической эволюции, улучшающей материальные формы жизни, неизбежно приходит эволюция нравственная, совершенствующая души, и тот, кто не готов меняться, приспосабливая свой нрав, свой характер под всё более возрастающие нравственные требования, перестает развиваться, а потому и жить, ибо основной закон как биологического, так и нравственного развития гласит, что если живое существо не следует вперед, ему не остается ничего другого как идти назад.
«Если вы желаете уяснить, что такое прогресс», - пишет В.Гюго, - «назовите его Завтра. Это Завтра неотвратимо творит свое дело и начинает его с сегодняшнего дня. Пусть самым необыкновенным образом, но оно всегда достигает своей цели». Вот почему «интеллектуальный и нравственный рост не менее важен, чем улучшений материальных условий», ибо «если есть что-либо более страшное, чем плоть, погибающая от недостатка хлеба, то это душа, умирающая от жажды света». Поэтому «пусть те, кто не хочет Будущего, поразмыслят над этим. Говоря прогрессу «нет», они осуждают отнюдь не Будущее, а самих себя. Они приговаривают себя к мрачной болезни: они прививают себе Прошлое. Есть только один способ отказаться от Завтра: это умереть».
Человек, устремляясь из Настоящего в Будущее, может войти в него лишь в том случае, если уже в Настоящем готовится к нему, пытаясь воплотить всею своею жизнью тот идеал нравственности, что станет актуален для человека Будущего, которому откроется уже иной, более совершенный идеал, над воплощением которого станет работать уже он. Так осуществляется эволюция нравственного идеала. Не пытаясь воплотить уже осознанного нравственного идеала, не делая его своей реальностью, человек лишает своих потомков возможности осознать иной, высший, а потому и его нравственная эволюция, и нравственная эволюция его потомков останавливается. Так, если бы доисторические существа в процессе биологической эволюции не отрастили себе плавников и крыльев, они тем самым лишили бы своих потомков возможности работать над созданием рук.
Следовательно, если нравственный облик всего человечества в целом, как и каждого человека в отдельности, не соответствует тому нравственному идеалу, что диктуется Будущим, то в этом Будущем его или не будет, или оно станет для них местом мучения и страдания, жизненных драм и неудач, которые зачастую начинаются уже в Настоящем, что и – возвращаясь к началу нашего разговора – произошло в случае с Наполеоном, чья нравственная сущность пришла в противоречие с тем нравственным идеалом, что диктовался ближайшим Будущим, где, как нам теперь известно, уже не было места глобальным военным конфликтам, и поэтому более было востребовано искусство и таланты политика, которыми Наполеон обладал в малой степени, а не полководца, которыми он владел в совершенстве, и Будущее нашло свой способ отнять у Наполеона и силу, и власть, приведя его к поражению в битве при Ватерлоо, поражению, являвшемуся первым звеном в цепи тех событий, которые, в конце концов, закончились для него смертью на острове Святой Елены.
Таким образом, трагичная судьба Наполеона – наглядный пример того, как человек может за обрушившимися на него ударами судьбы не разглядеть проявлений определенных закономерностей, понуждающих к внутренним изменениям, и продолжать до последнего держаться за прежние планы, цели, мечты, и, перестав ощущать биение и ритм пульса своей эпохи, оказаться более не нужным ни людям, которые его окружают, ни времени, в котором он живет.