Понедельник варваров

      



        ПОНЕДЕЛЬНИК ВАРВАРОВ
   

Роман.
 

 

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



КАТАСТРОФА   ЗАВТРА


          






1



        Беременная на последних неделях Елена уже не могла нормально ни сесть, ни лечь, ни встать. Она почти не спала, а лишь  подремывала , полусидя  на широкой кровати, чутко прислушиваясь к звукам и, словно волчица, улавливая какие-то только ей доступные звуки и  запахи  этой тягостной ночи. Огромный живот   время от времени странно шевелился, будто там перекатывался  тугой мячик. Адаму теперь было страшно  смотреть на жену. Но еще страшнее – оставлять ее одну в такую ночь. Шел двенадцатый час, и ему было пора отправляться на дежурство, на свой пост за пультом  в управлении Министерства  по чрезвычайным ситуациям  их областного города Буева.


Неожиданно  Елена  широко открыла глаза и  сказала:


-Увези меня   в больницу, или хотя бы к маме . Я не смогу  пережить эту ночь здесь в одиночестве. Боюсь…


-От  управления до нашего дома десять минут езды. Я оставлю тебе рацию, ты сможешь вызвать меня при малейшем подозрении на роды,- возразил Адам, - а в больнице две недели валяться – ничего хорошего. Там душно, и плохо кормят. Еще больше растреплешь себе нервы, и это плохо скажется на ребенке. Потерпи до утра, все равно не спишь, посмотри телевизор или   почитай  Спока.


- Не могу я читать, меня постоянно мутит. Ты  разве не чувствуешь эти ужасные запахи?

-Какие?


-То ли газа, то ли канализации… Я  задыхаюсь от них! И какое-то урчание  на улице, там, у коллектора, будто леший  ложкой  нечистоты месит и рычит…


-Прекрати  фантазировать! Это у тебя перед родами воображение разыгралось. Скоро все пройдет. А когда родишь и окрепнешь, мы эту квартиру поменяем на другую, подальше от очистных. Хотя коллекторы по нашему предписанию уже давно накрывают, и никаких запахов нет. Тебе все это кажется.


-Нет, не кажется,- заплакала Елена тихо и обиженно, как маленькая девочка. Постаревшее ее лицо с коричневыми щеками сморщилось.- Мне даже во сне  эти запахи и звуки душу наизнанку выворачивают. Какое-то тягостное предчувствие беды, я не могу с ним справиться. Не уходи! Пусть тебя подменят.


-А деньги на новую квартиру нам уже не нужны?- с упреком сказал Адам.- Я так наподмениваюсь, что и на еду не останется.


-Да, ты прав, ты прав,- сразу  перестала плакать Елена и начала успокаиваться, что-то подсчитывая в уме. На этих подсчетах она даже  снова задремала, так что Адам , воспользовавшись моментом, выскользнул в морозную  темноту зимней ночи.


Быстро прошагав метров  сто, вдруг остановился и, пробормотав: «Ах дурак,  рацию оставил на кухне, а надо бы положить на кровать!» Однако возвращаться было поздно, его смена  за пультом  контроля безопасности целой области начиналась через пятнадцать минут.


Точно, по графику, капитан  МЧС  Адам Графов  занял свое место у пульта, и  во всех отделах больших и малых городов и поселков раздалось его раскатистое :


- Всем, всем : Алтай на связи. Как поняли меня?


И пошла, полетела под ночным небом  Буевской области перекличка спасателей.


В это время  до Графова дозвонилась Аделина Григорьевна Носова, жительница дома номер сто двадцать пять по улице  Шоссейной. Адам  машинально отметил, что  это – почти его адрес и стал вполуха слушать жалобы старушки на какие-то непонятные стуки в стену дома. Не прерывая связи, он внимательно изучал поступающие сводки  происшествий и оторвался от  них, когда услышал в наушниках  рыдания.


-Да что с вами?- встревожено спросил он, - примите успокоительное и ложитесь спать. А еще лучше, вызовите «скорую». У вас от повышенного давления в голове шумит, такое бывает.


-Вы не издевайтесь, молодой человек,- плакала  Аделина Григорьевна,- я посмотрю, какое снотворное вы принимать будете, когда  наш дом взорвут эти Горестовы. Но я погибну – ладно, старуха, а как очистные поднимутся? Ведь совсем рядом… Сколько людей в нечистотах утонет!


«Да что они, сговорились в эту ночь про канализацию бредить?»- раздраженно подумал Адам и успокоил  Аделину  Григорьевну:


-Если до восьми утра стуки  не прекратятся, звоните нам снова, мы приедем, посмотрим. А после восьми  техника из жилконторы вызывайте.


-Как же, разбежались из жилконторы интересоваться. Да мы им каждый день звоним и даже ходим туда на поклон к начальнику.


-И что?


-Да как  они к этим Горестовым пойдут, если сами же подали на них в суд  на выселение за неуплату квартплаты?  И отключили им  и свет, и газ, и отопление. Вот они там и стучат, что-то мастерят, чтобы обогреться да воды вскипятить детям. И не откроют никому, чтобы еще их не оштрафовали.


-Ну вызовите милицию,- терял терпение  Графов.


-А что милиция? Придет, постучит и уйдет.  У них  даже  нет инструментов, чтобы дверь открыть. Значит, также вас вызывать будут. Да как бы не опоздать. Богом вас прошу, приезжайте. Спасите дом.


-Ладно, будем действовать, как договорились, подождем еще и, если стуки не прекратятся, приедем. Звоните часа через два.


Адаму давно пора было  связываться с женой, а  настырная старушка все не соскакивала  с номера. И как только линия освободилась, капитан мгновенно позвонил домой. Елена уставшим голосом ответила, что пытается уснуть, и  положила трубку. Графов успокоился и стал с удовольствием слушать морозную тишину ночи за окном. На какое-то мгновенье  ему показалось, что где-то вдалеке, со стороны очистных, словно бы доносится какое-то ворчание, но тут же  резко  затрещала рация – «Алтай» вызывал дежурный из  города Анино.


-Слушай,  Адик,  тут какой-то сумасшедший ворвался, требует немедленно поднять всех спасателей,  уверяет, что у него  есть информация от его сестры, поварихи СИЗО, о бунте в  вашей тюряге . Там ничего не слышно?


-Да нет, какой-нибудь  больной или нарик - не доширялся. Каждую ночь  бредни собираем, голова от них трещит. Гони его.


-Ладно. А все-таки  сообщи в дежурку ФСБ, мало ли…


-Ты с ума сошел! Так там нас и послушают,  небось, своих  информаторов куда девать не знают. Отключаемся, конец связи.


Адам  посидел минуту в тишине, потом тряхнул головой, отгоняя усталость и дурные мысли, и стал набирать номер Буевского СИЗО.



2



В кабинете  начальника Буевского изолятора временного содержания  подполковника Николая Трофимовича Жучкова  шло экстренное совещание. Всю охрану тюрьмы  подняли по тревоге, так как поступил  сигнал от местной осведомительницы, поварихи Натальи Шугаевой, о готовящемся побеге из бокса Б.  Жучков с трудом  воспринимал это сообщение по одной лишь причине : в боксе Б содержались  бомжи и проститутки-наркоманки, да еще местные «петухи»,  почти до смерти измочаленные блатными. А они на побег просто  не осмелились бы по слабости натуры. Не говоря уже об отсутствии здоровья и  хоть какой-нибудь решимости. Однако из предосторожности Жучков все-таки принял необходимые в таком случае предписанные по инструкции меры и собрал совещание. Как он и предполагал, никто из присутствующих не хотел верить доносу поварихи Шугаевой. Не  из бокса Б  могла  придти опасность. От блатных- да. Но только не от «петухов» и проституток.


-В чем же здесь заковыка?- словно самого себя спрашивал в раздумье Жучков.- Все-таки дыма без огня не бывает… Кому-то сильно на волю надо, вот   внимание и переключает на  бомжатник. Как вы думаете?- обратился он к собравшимся.


-Есть одно предположение…- вдруг донеслось с другого конца стола. Это заговорил капитан  Алексей Мосальский, начальник охраны бокса А.


-Ну, ну, какое?- словно отряхиваясь от дремы, заинтересованно спросил Жучков.


-У меня в двадцатой камере дожидается суда  Тарас Геннадьевич Глухов…


-Да, бывший заместитель  губернатора по коммуналке, знаю. Но он-то при чем?


-У него жене не сегодня-завтра рожать, волнуется…


-Да ну тебя, Мосальский, станет Тарас бежать,  задницей рисковать, срок себе накручивать. Может, на суде его и освободят еще, как адвокаты дело провернут,- недовольно возразил Жучков.


-Не освободят. За ним  пять миллионов коммунальных денег и взятка в  пятьдесят тысяч долларов за незаконный отвод участков под строительства коттеджей для московских чиновников  в заповедной зоне. Семь лет – минимум. Я вчера  случайно слышал их беседу с адвокатом … В комнате сигнализацию чинили, я присутствовал.


-Вовремя ты подсуетился сигнализацию чинить,- недовольно сказал Николай Трофимович,- смотри,  дочинишься, дослушаешься. Меньше знаешь – крепче спишь. И – не на нарах!


-Извините. Так получилось. Я бы не стал говорить – не враг себе, сами понимаю. Но  раз такие обстоятельства… Короче,  ничего другого  Тарасу не остается, как бежать.


-Что же он, такой влюбленный муж?- спросил Жучков,- до полного безумия, что ли?


-Да какое там! – ответил  капитан Мосальский,- хотя этот наследник у него – первый, а жене уже за сорок. Конечно, волнуется. Но я думаю, деньги на воле у него большие спрятаны,  в бега собрался далеко и без возврата.


-Это понятно,- раздраженно заметил Жучков.- Но как же нам  эти два бокса-то  соединить в поступившей информации  о побеге ? Прямо хоть следаков из прокуратуры вызывай!


И вдруг   хлопнул ладонью по столу, да так сильно, что  подскочили все предметы, лежавшие на нем, а некоторые свалились на пол.


- Все дела на клиентов  бокса Б сюда мне, быстро,- скомандовал Жучков и пробормотал, почти неслышно,- заслали, сукины дети, казачка, но я его найду, только бы успеть,- и громко  повторил,- толь ко бы успеть к утру всех перещупать, подлецов. Приступайте немедленно,  по одному ко мне на допрос! Бегом…


И тут раздался телефонный звонок из управления МЧС. Жучков взял трубку, недовольно спросил:


-Не спится тебе, Алтай? У нас все спокойно.


-Тут информация такая странная поступила от  одного гражданина из Анино. Утверждает, у вас то ли побег, то ли бунт готовится. У него сестра в СИЗО поварихой…


-Да ты что?- нарочито удивленным голосом спросил Жучков.- По ночам людей мучают страхи, это естественно, но у нас такой информации нет. Так что спасибо за звонок. Мы сейчас же начнем проверку по своим каналам. На всякий случай…


-Тогда отбой?- спросил  Графов.


-Отбой, Алтай, отбой.  Жена-то как? Еще не родила?


-Вот-вот, на днях ждем прибавления,- ответил Адам и отключил связь.


3


Тарасу Глухову в эту ночь было не до сна. Побег он тщательно спланировал еще на воле, когда без устали набивал свой домашний сейф казенными деньгами. Не для того затевал эту грандиозную финансовую махинацию, чтобы в один миг все потерять на нарах их вшивого Буевского изолятора. А что  ему париться там, Тарас почти не сомневался – слишком крупно и  почти открыто играл  на бюджетные деньги.  Точнее,  на коммунальные.  Огромное количество бумажек, переведенных  им в евро,  плыло к нему в карман прямо из  магазинов и из отделений почтовой связи, где население расплачивалось за коммунальные услуги. В их небольшой области за год этих платежей набегало более шести миллиардов рублей. Шесть миллиардов черного нала! Он придумал  эту систему оплаты коммунальных услуг и едва не разорил  местный сбербанк, отчего разгорелся большой скандал. Но кто-то могущественный в столице поддержал  Буевскую администрацию, и платежи продолжали поступать в  магазины и отделения связи. А передовую технологи. Глухова даже приезжали перенимать из соседних регионов.


Мудрый Глухов,  ведавший всем  областным коммунальным хозяйством, завышал и завышал тарифы на коммунальные услуги, так что энергетики и водоканал за ним еле поспевали. Но высокие цены были необходимы и для ремонта крыш на ветхих  Буевских домах, и на покраску  полуразвалившихся подъездов, и для замены канализационных и водопроводных труб, запорной арматуры, которую было необходимо закупать в неисчислимых количествах. Когда Тарас представлял свои бизнес-планы по  работе областного ЖКХ, губернатор Виктор Владимирович Сбруев лишь руками разводил и охал:


-Самая затратная отрасль, эта коммуналка, черт бы ее побрал! Никаких денег не напасешься. Утопит она нас, ох утопит, чует мое сердце.


Беспокойное сердце губернатора  было очень чувствительно к развалившейся  коммунальной сфере : любая серьезная авария могла стоить ему кресла и стотысячной зарплаты. А этого он даже представить себе не мог и поэтому смотрел на  действия своего зама  Глухова с полной доверчивостью, одобряя все его замыслы и проекты. Последний из них  был -  по  модернизации очистных сооружений на краю города, которые не расширялись и не усовершенствовались  уже лет тридцать.


Может быть,  данный  проект не появился  бы еще лет сорок, но неподалеку стали, как грибы после дождя, вырастать  огромные коттеджи местных чиновников и предпринимателей. В двух километрах от коллектора начинался известный буевский заповедник, который и притягивал своей первозданной красотой даже столичных  застройщиков. Между  буевскими и московскими богачами пошли склоки за  земельные участки под строительство, которыми, по междусобойному соглашению с губернатором, ведал также Глухов. Он все повышал и повышал на них цены, кивая на дорогостоящий проект реконструкции очистных, требующий  огромных  вложений. Вот на распределении  этой земли между своими и чужими  Тарас и погорел, как швед под Полтавой.


Сначала эфсбэшники поймали его с взяткой  за отвод земли,  потом стали копаться дальше и нашли коммунальные деньги. А копаться  взялись в его делах из-за роскошного трехэтажного особняка,  который  построил прямо в центре города, в лучшем районе. Недалеко от  центрального роддома. Его в скором времени  он собирался  снести и  отдать освободившийся земельный участок под застройку торгового центра известной столичной фирме, которая давно рвалась к этой земле.



 Больше всего Тараса раздражало , что  сажать его  на семь лет собирались за какую-то чепуху, мелочь, которую он и сам бы отдал любому  детскому приюту или  социальной гостинице для бомжей, с которыми теперь  сидел у Жучкова. Настоящих капиталов так никто и не нашел. О них  знала лишь жена Ева, которой он, незадолго до ареста, показал тайник и рассказал, как заполучил  три миллиарда рублей. Его поразило, что всегда спокойная и невозмутимая  Ева до такой степени разволновалась, что  почти сразу  забеременела. Хотя двадцать лет они прожили в бездетном браке.



 И вот теперь на него свалились две заботы : бежать из СИЗО, чтобы скрыться навсегда из этой страны. И вывезти с собой Еву, которая вот-вот должна была родить. Глухов перестал спать и прокурил свою камеру настолько, что даже видавшие виды блатные жили рядом с ним, как в тумане, от сигаретного дыма. А туберкулезники заходились в нескончаемом  кровавом кашле. Но Тарас не обращала на это никакого внимания,  щедро расплачиваясь за неудобства с сокамерниками зелеными купюрами, которые Жучков, по старой дружбе, разрешал ему всегда иметь при себе в нужном количестве.



По плану, разработанному  Тарасом  Глуховым длинными  бессонными зимними ночами еще на воле, в СИЗО должен был попасть его верный человек и поднять там панику. Но человек это был непростой…


4



Элла Юрьева вошла в кабинет начальника СИЗО  уже девятой, восемь подследственных из бокса Б  до нее допросил сам Николай Трофимович Жучков.


-Садитесь,  Элеонора Андреевна, как спалось?  Ничего не тревожит у нас здесь?- спросил  начальник СИЗО с явным раздражением в голосе.  Он внимательно рассматривал  девушку с рыжей копной волос и раскосыми зелеными глазами, в которых мелькала какая-то еле уловимая дичинка.  Жучков опустил голову, помолчал, потом с удивлением снова посмотрел на Юрьеву. Кого-то ее лицо ему напоминало. Он сосредоточился. Напрягся, пытаясь вспомнить - кого, но  сходство ускользало,  рассеивалось, словно туман, как только  Элла заговорила.


-Спалось бы лучше, гражданин начальник, дома ,  на шелковых простынях, с кавалером метров двух…


Один из конвойных  не сдержал смешок. Жучков недовольно поморщился. Голос у нее был скрипучий,  она говорила, словно ворона каркала.


-Да какие там  шелковые простыни, тебя же в борделе мамы Люси взяли вчера? А обстановку в ее хоромах мы уж давно знаем – клопы да тараканы вперемежку с вонючими шприцами. Не ломайся, не на приеме у олигарха!  Думай, что отвечать.


- А что?- поинтересовалась Элла. – К стати, при чем здесь олигархи? Я бы, к примеру, желала только с вами…


-Вот. Умная девушка. И Чехова  читала.  Почему  в проститутки пошла? Есть , что ли, нечего?


-Порфессиональный интерес, гражданин начальник.


-Какой?...- Жучков тут же понял и покачал головой, а  смешливый конвойный снова хмыкнул.- Пор-фессиональный, значит.  Ума, я вижу, палата, а на нарах паришься. Небось, тошно?


-Терпимо,- ответила Элла и  вытерла замокший нос двумя пальцами с длинными , крашенными  зеленым лаком, ногтями. Глаз она не поднимала, все время косила в сторону смешливого конвоира.


-Не били сокамерницы-то?


-Так, повозились немножко, да мне не привыкать, еще с детства битая-перебитая мамкой родной.


Жучков внимательно рассматривал  Юрьеву, ее всклоченные рыжие патлы, зеленые ногти,  колготки в сетку, с рваными кругами на коленях, короткую  джинсовую юбку «по самое не могу». Потом коротко приказал:


-Уведите!-  и стал внимательно изучать список  арестованных из бокса Б. – Вот есть такой Королев . Избил до полусмерти негра. Вроде скин-хед?  Сильно буянит в камере?


-Сильно, товарищ подполковник! – откликнулся командир отряда конвоиров,- Можно сказать, сладу нет. Такой забияка, натренированный подлец, всех подряд молотит , устроил  камеру пыток. Он у нас из  карцера не вылезает.


-Его – ко мне!- приказал Жучков и вытер пот со лба.- Ишь ты, гестаповец, мать твою…


5


Элла Юрьева вернулась в камеру и , вынув из лифчика сигарету, закурила. В кабинете у начальника тюрьмы она заметила на часах время – половина первого. В камере часов не было, дорогой электронный будильник мамы Люси замер без батареек, а спрашивать время у конвойных она боялась, помня  строгие наставления брата Вадима, который помог ей сесть в эту камеру два дня назад при облаве на  притон мамы Люси. Он же и настучал от имени  Люськиных соседей  в милицию, когда Элла устроила в притоне скандал, требуя с клиента повышенную оплату за дополнительные сексуальные услуги и для достоверности бунта раскроив ему голову пустой пивной бутылкой.


Элла и Вадим были  детьми Тараса Глухова, о чем никто даже не догадывался. Знала об этом только его сводная сестра Наталья Юрьева, которая и родила ему Вадима, а потом Эллу.  Но зарегистрированы дети были  на  мужа Натальи  Андрея Юрьева,  алкоголика, приблудившегося к ней много лет назад и проживающего с тех пор за ее счет. То есть, за счет ее сводного брата по матери  Тараса Глухова, выбившегося в большие люди и не забывшего  о благополучии сестры. Наталья Юрьева  работала завучем в школе их родной  деревни Пронино.


Отец Натальи, хронический алкоголик и тихий сумасшедший,  совратил свою дочь еще в малолетстве, когда она  ничего не понимала и приставания отца воспринимала, как игру. Но  в тринадцать лет  дело дошло до инцеста, после чего Наталья  тяжело заболела. Приапизм –  синдром постоянного  полового возбуждения- мучил ее  и едва не довела до полного безумия. Теперь она уже не оставляла старика-отца в покое и преследовала его повсюду, пока он не наложил на себя руки, повесившись в сарае   над поленицей. Его жена так никогда ничего не узнала. Она  без конца возила дочь по врачам, заставляя их  обследовать ей то сердце, то голову. Врачи ставили один и тот же диагноз : нервное истощение. И прописывали пить витамины и купаться в море.


После того, как отец Натальи повесился,  мать  загуляла и родила сына Тараса.  Она чувствовала, что дочь  люто ненавидит ее и даже опасалась, что та когда-нибудь подсыплет ей в еду отраву. Поэтому  решила родить сына - утеху и защитника. Через тринадцать лет она умерла от инсульта, оставив  Тараса на руках у ненормальной дочери. Наталья взялась  заботливо  ухаживать за сводным  братом и поступила с ним также,  как когда-то с ней – отец.  В игре  совратила  пятнадцатилетнего Тарасика и  родила от него  дочку Эллу. Поскольку в это время она училась заочно в педагогическом институте и часто уезжала на сессии и консультации в город, то односельчане подумали – нагуляла  дите  там.


 «Там» Наталья действительно отводила свою загубленную грешную душу, шатаясь по притонам. Даже прирабатывала в подпольных публичных домах,  потакая  своему убийственному приапизму  ненормальными сексуальными фантазиями с пьяными и обколовшимися клиентами. Сбросив  хотя бы часть  непосильного груза навязчивого полового влечения,  возвращалась в Пронино  и вела приличный образ жизни,  учила детей в местной школе и  после окончания вуза получила должность классного руководителя.  А через два года, выйдя замуж за местного алкоголика, удочерившего, к одобрению всех односельчан, ее Эллу, родила мальчика Вадима. Но и он был от Тарасика, который к тому времени  уже закончил их сельскую школу и  уехал учиться в город, в коммунальный техникум.


О том, что в семье Глуховых  творится неладное,  никто не догадывался – ни соседи, ни родня. Пронинские только удивлялись разнузданности характера детей примерной учительницы Натальи : оба  пили, курили траву, иногда кололись. Однако  в деревне они не жили, а  поселились в городе сразу после окончания школы и перешли на полное содержание Тараса Глухова, который к тому времени стал большим коммунальным начальником в Буеве и сумел даже  дать своим «племянникам» высшее образование, оплатив их обучение в местных вузах. Наталья по-прежнему жила в Пронино и работала в школе завучем.  Эту полную, всегда дорого одетую и хорошо причесанную женщину деревенские не считали своей, завидовали ее благополучию и побаивались  змеящейся по ее лицу загадочной  улыбки, не сулящей никому ничего хорошего…



6


Адам еще раз  попытался связаться по рации с женой, но ему никто не ответил. «Спит»,- подумал он и облегченно вздохнул. В это время  по 005 снова позвонила  Аделина Григорьевна Носова и просила  спасателей приехать на Шоссейную улицу:


-Предотвратите взрыв,- просила она, спасите людей…


Графов взглянул на часы – стрелки показывали четверть второго. Он снова вздохнул и сказал:


-Сейчас туда подъедет милицейская бригада. Будьте на месте. Они разберутся в ваших стуках…


Дежурный отдела  милиции его района долго не брал трубку, тогда  Адам достал его по рации.


-Ну что тебе, Графов, не спится?- проворчал дежурный сквозь   шум в рации.


-Ладно, не  гуди,-  сказал Адам,- там нужно по адресочку к выселенцам подъехать. Их от всех коммуникаций отключили за неуплату, могут и взорваться…


-А твои-то что не едут, раз такие сердобольные?


-А моим там спасать пока некого.


-Ну а мои  на трупе, еще не отдышались.


-Как вернутся, ты все-таки скажи.


-Вот блин, ведь газовики должны выехать,-  снова заворчал  дежурный ,- так они без оплаты теперь и носу не суют в квартиры. Хоть все сразу взрывай. А мы за одну зарплату корячимся где ни попадя!- Леха,- донесся до Адама крик дежурного,- съезди  по адресу к бабульке, там выселенцы чего-то мутят. Алтай просит. - Вот, отловил одного добровольца,- сказал, он, уже переключаясь на  Графова.- сейчас съездит. С тебя  причитается.



- От имени народа спасибо,- пошутил Адам и отключился.



Леонид Струков служил в милиции полгода водителем. Но из-за нехватки состава, его часто одного посылали проверить вызовы от населения по адресам . Он только что вернулся со службы по контракту из «горячей точки», энергии  и здоровья имел  достаточно и охотно разъезжал усмирять разбушевавшихся мужей и озверевших жен, на драки соседей и на пьяные разборки шпаны в подъездах. Вот и на этот раз, получив задание от дежурного съездить на квартиру выселенцев и проверить, не подключились ли они самовольно к  газовым или электрическим сетям, с готовностью отправился по указанному адресу.


В  облупленной двухэтажной «сталинке», построенной еще пленными немцами в  конце сороковых годов прошлого века, было тихо.  Деревянные  осевшие и покосившиеся балконы с разбитыми стеклами  на первом этаже напоминали черты разрушенного войной  города, откуда недавно вернулся Струков. В этой  кромешной ночной темноте и  абсолютной тишине, которую время от времени прерывало какое-то странное ворчание со стороны неподалеку расположенных очистных, милиционер нутром почувствовал что-то недоброе. Интуицию ему, словно лезвие боевого ножа, отточила война. И эта интуиция подсказывала , что где-то притаилась опасность.


Он осторожно вошел в распахнутую дверь подъезда и фонарем осветил номера  квартир. Увидев нужный, выключил фонарь и  принялся давить на звонок. За дверью стояла мертвая тишина.  Струков понял, что из-за отключенного электричества звонок не работает, и  постучал. Никто не откликнулся. Он загрохотал в дверь на весь подъезд.  Наконец, из квартиры донесся плачущий женский голос:


-Дайте хоть детям кипятку  согреть, ироды! Ведь совсем замерзли…


-Откройте немедленно,- строго сказал Леонид. –А то взломаем …


Что-то зашуршало, видно, отодвигали задвижку,  вскоре дверь приоткрылась. Струков почувствовал какой-то тошнотворный запах и подумал : «Гниют они здесь заживо в темноте, что ли, совсем одичали…» - И включил фонарь.


 В это же мгновение  раздался хлопок, квартиру озарила яркая вспышка взметнувшегося пламени, потом  оглушил грохот падающих балок и штукатурки. Струков успел заметить, как мимо него, сверху, в каких-нибудь десяти сантиметрах, пролетела чугунная ванна, горячая вода обдала его  с головы до ног. В ванной сидел голый человек и кричал. Следом за ним, над его головой, летел огромный кусок штукатурки, который накрыл всю ванну, придавив  голого человека. А на том месте, где еще секунду назад была дверь в квартиру,  чернотой зияла  пустота, а откуда-то снизу  уже вырывались красно-голубые языки пламени.


В смятении Леонид стоял над этой пустотой  и машинально, в каком-то полузабытьи шарил вокруг себя рукой, отыскивая  слетевшую  милицейскую фуражку. В другую секунду он все понял – это был взрыв газа. И  кинулся на улицу. Но дверь  подъезда завалила  тяжелая глыба от стены соседней квартиры. Где-то внизу кричал голый мужчина , придавленный в ванне. Струков нащупал на груди рацию и стал вызывать Алтай…


Он не мог видеть, что  огонь, вырвавшись по разбитой газовой трубе из  заваленного подъезда, уже выбрался наружу и жадно лизал  залитый бензином и маслом, расчищенный от снега асфальт, подбираясь к припаркованным автомобилям. Пока Леонид возился с рацией,  во дворе страшно загрохотало – составленные в тесные ряды на тротуаре и на газонах машины уже начали гореть и взрываться. Огонь подбирался к соседнему дому, в котором в полузабытьи на широкой кровати  полулежала беременная жена Адама Графова и в своем полусне видела  яркие фейерверки новогоднего праздника.


Струков сумел-таки отвалить  от входа в подъезд  глыбу оштукатуренной  стены из селикатного кирпича, выбрался наружу  и метался  по улице, пытаясь помочь полураздетым людям, которые, как и он, смогли  выбраться из горящего ада на волю.  Кругом  царила паника и стоял несмолкаемый вой матерей и отцов,  потерявших  детей и друг друга.  К Леониду подошла, волоча раненую ногу,  Аделина Григорьевна Носова и крикнула, подтянувшись к уху милиционера:


-Ну что же вы! Я столько раз звонила, просила о помощи. А ваши спасатели… где они?


-Едут,- отмахнулся Струков и снова схватился за рацию, вызывая пожарных, хотя первая машина с воем уже въезжала во двор.


7


Элла  курила и считала секунды, минуты. Прошел час. Она  тихо поднялась с кровати, пошла по проходу  между нарами  , поднося зажигалку к волосам сокамерниц. Когда первые подожженные почувствовали гарь и дым и начали вскакивать с  кроватей , Элла уже лежала на своем месте, и рыжая копна ее дымилась. В задымленной камере поднялся шум, заключенные  кричали не своими голосами, моля о помощи. По тюремным коридорам забегали  конвойные, загремели замки отпираемых тяжелых металлических дверей. В  СИЗО началась  паника.


Элла, выбравшись наружу, в задымленный коридор –  в сутолоке она успела поджечь и простыни и подушки – на ходу срывала с себя блузку,  за ней – лифчик.  Найдя нужную дверь,  просунула  в замочную скважину  пластинку, спрятанную в один из швов  бюстгалтера.  Когда дверь распахнулась, перед полуобнаженной Эллой стоял конвойный. Она отпрянула, а Тарас  прошептал:


-Не узнала? Молодец! Веди теперь меня,  я ничего не вижу.


Обмотав лица  сброшенными  Эллой тряпками, выбрались на тюремную крышу, опутанную колючей проволокой, по которой должен был идти  электрический ток. Но его не  было -  подстанция, с которой он подавался, была повреждена  двумя взрывами: на  улице Шоссейной и тем, что устроил  по заданию отца непосредственно на подстанции Вадим.. Весь район оказался обесточенным. Глухов и Элла  перебрались через высокую кирпичную стену СИЗО, за которой их ожидал Вадим,  постоянно разогревая  мотор старого «Жигуленка».


-Куда?- спросил Вадим.


-Ко мне домой,- ответил Глухов.- Надо все забрать и  увезти  Еву. У нее еще не началось?  Ты когда у нее был?


-Три часа назад. Вообще-то ей  в роддом надо, но она терпит.  Однако долго не продержится. Что будем делать?


-Увидим – по обстановке. Как гарью-то от тебя воняет,- обратился он к дочери. Не жалко кудри?


-Не жалко,-  ответила Элла и стянула  рыжий парик с головы,- другие купим.


-Умница, какая же ты умница!-  засмеялся  Тарас и погладил ее по коленке, на которой зияла дырка  изодранных колготок.


Они, не скрываясь, мчались по проспекту к трехэтажному особняку Глухова. В  таком «рваном»  «Жигуленке»  беспрепятственно могли проехать через всю область, в чем Тарас не сомневался и на что надеялся. И вдруг  они увидели отсветы пожара , черный едкий дым уже стлался  в низу проспекта, приближаясь к глуховскому особняку.


-Это что такое?- встревожено  спросил Тарас Вадима.


-Наверное, от взрыва на электроподстанции,- пожал тот плечами.


-Но я тебя просил  ее отключить, а не весь город поджигать.


-Как получилось – так получилось,- опять пожал плечами Вадим.



Вдруг проспект взорвался воем сирен  пожарных машин, которые мчались на улицу Шоссейную. Первая уже  подъехала к обрушенному дому. Не успела она развернуться, как и  у соседнего  раздались взрывы и к небу взметнулись языки пламени от загоревшихся машин, чьи хозяева даже не успели сообразить, что происходит, и растерянно смотрели вниз с балконов, выскочив, в чем были, полуодетые,  перепуганные насмерть спросонья.


 В этом пожаре горела и  старенькая «Волга»  Адама Графова,  на которую остолбенело смотрела из окна  Елена,  еле сползшая со своей широкой постели , разбуженная взрывами во дворе. Живот ее жутко  шевелился, не переставая , и  доставляя ей мучительную боль.  Но она понимала – это не схватки. Просто ребенок испугался жуткого грохота. На кухонном столе  разрывалась рация, по которой Адам пытался связаться с женой. Она не слышала ничего, прилипнув к окну в комнате. И вдруг пол под ней просел, Елена почувствовала, что не может удержаться на ногах , и в ту же минуту  поползла куда-то вниз,  широко взмахнув от  неожиданности руками.


8


Леонид Струков и пожарные тупо смотрели, как на их глазах разваливается соседний дом. «И там газ взорвали?»- подумал милиционер и понял, что  никакого взрыва не было, просто дом  сам по себе вдруг развалился. Он снова схватился за рацию, вызывая Алтай.  Так Адам Графов первым узнал, что его дом рухнул. Не помня себя,  выскочил из-за пульта и, приказав  второму дежурному взять на себя город, бросился вон из управления.  На высоких скользких порожках  неожиданно упал и покатился кубарем вниз. Поднявшись, понял, что  упал потому, что подкосились ноги от страха за жену.


Он бежал по ночной улице изо всех сил, совершенно забыв, что мог взять любую машину сослуживцев, припаркованную  на стоянке рядом с управлением МЧС. Издали увидел , каким ярким  светом от пожара освещен его двор. Адам, как помешанный, искал вход , но никакого входа больше не было. Из-под обломков  стен доносились стоны и крики людей. Еще сильнее кричали те,  которым удалось выбраться, и они бегали вокруг, мешая спасателям и пожарным разгребать завалы. Адам тоже стал кричать, звать жену.  Елена не отвечала. Графов сел на снег и заплакал.


Так просидел он минуты две, а потом ринулся разгребать завалы там, где еще четверть часа в их квартире на широкой постели спала его беременная жена. Вскоре  его изодранные в кровь пальцы наткнулись на что-то теплое. Он  стал раскидывать  мусор быстрее, еще больше раздирая себе руки. Наконец, из-под завалов  показалась человеческая нога в мужском ботинке. К Адаму уже спешили спасатели с носилками.  Им удалось вытащить  мужчину, соседа Адама по лестничной клетке,  с которым он обычно рядом во дворе парковал свою машину.


Наклонившись к нему, Графов  спрашивал:


-Где моя жена, ты не видел Елену?


Мужчина был жив, но  ничего не говорил, а только водил бессознательно рукой по окровавленному лицу, там, где вытек правый глаз. Адам отвернулся, и носилки  с соседом унесли. Потом он поднялся, отошел от завала и  пытался спрашивать о  жене соседей, которых уже  забирали машины «Скорой помощи». Елену никто не видел. Вдруг  кто-то дернул Адама за рукав его форменной куртки. Он обернулся: перед ним стояла, тяжело опираясь на обломок доски,  пожилая женщина. Она сказала:


-Меня зовут  Аделина Григорьевна Носова, это я ведь вам звонила и просила о помощи всю ночь?


-Может быть,- ответил Адам, пытаясь достать окровавленными  пальцами  пачку сигарет из внутреннего кармана куртки.- Мне всю ночь звонили…


-Вы  кого-то звали, искали, Елену, кажется?


Адам замер, потом быстро сказал:


-Да,  здесь мы с женой живем… то есть, жили… Она беременная, Елена Графова, не слыхали, не видели? Ей рожать через две недели…

-Когда дом развалился, какая-то женщина упала сверху прямо вот в этот сугроб.  Тучная…  Может быть, беременная…


-А где она сейчас?- крикнул Адам.


-Не знаю. Бедняга полежала-полежала, потом встала и  куда-то пошла, пошла, вон по той дороге, за магазин…


Графов не дослушал и побежал туда, куда  показала  Аделина Григорьевна.  Поврежденная взрывами ближайшая электроподстанция не работала, на улицах было темно, свет исходил только от  снега, да и тот застилал едкий дым пожарища. Графов  шел, не разбирая дороги,  внимательно вглядываясь в сугробы : он понимал, что если Елена и жива, она далеко не могла уйти в ее положении.  Но он ошибся. Несмотря на страшное падение в обрушившейся квартире,  Елена не только осталась жива, но от перенесенного шока потеряла всякий страх и ощущение боли. Поэтому  довольно быстро шла, придерживая обеими руками свой огромный живот,  по заснеженным, скованным морозом улицам по направлению к проспекту, где было светло и можно поймать машину и доехать до больницы.


Адам догнал жену как раз там, где кончалась темная улица и светили  фонари видневшегося  в полсотни метров  проспекта. Он быстро снял куртку и стал натягивать ее на  плечи жены.  Елена молчала, стиснув зубы, и как-то странно  отворачивала голову вправо, так что шея ее выгибалась и жилы на ней надувались. Адам с ужасом увидел, что она  босая.  Поднять ее на руки у него  не было сил, поэтому  он стряхнул с ног свои форменные сапоги и  с огромным трудом натянул их на отмороженные ступни Елены. Взяв ее подмышки, повел к проспекту, по которому с воем неслись пожарные машины и «скорые». Одна из них подобрала несчастную пару, как только Графовы добрались до проезжей части проспекта и вышли под свет его ярких фонарей.

9


Развернувшись, «Скорая» помчалась к роддому. Врач, на ходу осматривавший  Елену, удивленно сказал:


-У нее же схватки, воды отошли, а она молчит.  Это плохо. Очень плохо.- И слегка потрепал Елену по щекам, заставляя опомниться. Но голова ее мотнулась из стороны в сторону, словно у неживой.


-Двести метров осталось, а  ребенка не довезем,- удрученно сказал врач.- Кричи же ты, дыши!-  прикрикнул он на Елену. Та не реагировала. Тогда  он что-то быстро приказал медсестре, и она,  достав из металлического ящика наполненный шприц, прямо через рубашку уколола Елену в бедро.  Минуты не прошло, как она опомнилась и закричала так, что водитель  надавил на тормоза. Машина резко остановилась, и все в  салоне полетели к кабине, ударяясь о носилки и топчаны.

-Ты что?- заорал  врач,- себя не помнишь?  Чуть не убил всех, а ну поехали!


-Испугали до смерти,- пробормотал водитель.- Ну и ночка, черт бы ее подрал!


К роддому съезжались «скорые» и пожарные машины.


-Так много рожениц?- удивился  Адам, пытаясь перекричать орущую  Еву, придерживая у себя на коленях ее  мотающуюся из стороны в сторону голову.


-Раненых везут ,- сказал доктор. – Выгружаемся. Быстро!


Елену унесли на носилках  в широкие двери роддома, Адам, в спешке кое-как натягивая сапоги, попытался было пойти следом, но его остановили спасатели, выгружавшие  раненых:


-Машин не хватает, товарищ  капитан,  надо гражданские брать…


Только теперь Адам опомнился и сказал:


-Надо, так берите. Вон, драный «Жигуленок» подъехал. Разгрузится, и берите.


Из «Жигуленка», на котором бежал из тюрьмы Глухов, Вадим  выводил  Еву, передавая ее спешившим к ней  акушеркам. Машину он отдал спасателям, не сопротивляясь. Кинул кому-то в руки ключи и, не оглядываясь, поспешил за угол роддома, в темноту. За ним кинулась  акушерка, крича вдогонку:


-Документы-то роженицы где? Как же без документов…


Она добежала до угла, за которым скрылся  мужчина, привезший  старую роженицу без паспорта на  потрепанном «Жигуленке», но его и след простыл. Акушерка растерянно всматривалась в темноту, потом махнула рукой и прошептала : «Леший, что ли, как  в воду канул…» И побежала обратно.


10


Вернувшись в свой особняк, Глухов  застал жену в полубессознательном состоянии на диване в гостиной. Она еле дышала. Живот у нее совсем обвис, на полу рядом с диваном растеклась мутная лужа. Вода капала еще с дивана.  Тарас не стал долго раздумывать и сказал сыну:


-Бери Еву и вези в роддом, здесь два шага. Паспорт оставь.


Потом нагнулся к жене, потрепал ее по щеке. Она приоткрыла глаза и молча смотрела на него мутным взглядом, как пьяная.


-Не называй себя в роддоме, не называй! Поняла?- спросил он ее.


Ева слабо кивнула и попыталась обнять мужа.


-Потом, потом все объясню. Сейчас тебе надо родить. Главное – молчи в роддоме, сколько сможешь… конечно.



Элла молча наблюдала за происходящим в доме отца, потягивая  из пакета принесенный  из холодильника  терпкий  грейпфрутовый сок. И она, и Вадик  были ему верными помощниками и никогда ничему не удивлялись, что бы с ними со всеми не происходило. Они давно жили в совершенно  ином мире, нежели окружающие их люди. Большинство из которых даже не подозревали, что так  можно жить, а  лишь видели такое  в красочных  телесериалах. Элле и самой иногда казалось, что она каким-то чудесным образом залетела в один из таких сериалов и  живет не настоящей, а киношной жизнью : уж больно неправдоподобной она казалось ей на фоне окружающей нищеты , тяжелого людского разорения.



А такого Элла видела немало, так как часто опускалась в эту среду, выполняя различные задания отца, становясь то торговкой на рынке, то барменшей в ночном клубе, то  смотрительницей в казино, то кассиром в банке, то, вот как два дня назад, – проституткой в  грязном притоне. В каждом таком месте она чувствовала себя хозяйкой, тайно наблюдая за работой подотчетных отцу людей, поскольку в каждое такое место были вложены его деньги и работали они на него, на Эллу и на Вадика.


Наконец, брат увез Еву, и Глухов начал давать распоряжения  дочери. Он  приказал ей нигде не включать свет и в темноте повел куда-то вниз.  Они долго спускались по каким-то лестницам,  проходили через длинные коридоры и, наконец, очутились перед  мощной бронированной дверью  с ручкой-кольцом, как у банковских сейфов. Глухов набрал  код на крошечном пульте управления и повернул кольцо. Дверь легко  отошла вбок, и Элла увидела ярко освещенную комнату, посередине которой в  огромном кожаном кресле перед компьютером  уже сидел Вадик.


-Бункер построил, а мне не сказал. Почему?- только и спросила Элла и прошла внутрь.- Ванная-то здесь есть? Мне после тюрьмы помыться надо, вши заели, заразы…


-Иди,  мойся. Да  с себя-то все сожги в буржуйке,- сказал Глухов.


Это убежище он построил для своих денег и своей семьи раньше, чем  сам  особняк. Сооружали его по проектам  армейских бункеров  турецкие рабочие, которые затем сразу же   уехали из страны, увозя хороший заработок , выплаченный Тарасом  из  коммунальных платежей буевского населения.


Идея построить убежище  давно посетила его. А с тех пор, как он возглавил областную коммунальную службу, она стала преследовать Тараса ежечасно, по мере того, как он знакомился с развалившимся почти в прах коммунальным хозяйством региона. Пожалуй, только он да пьяные буевские сантехники в полной мере осознавали настоящую опасность еле работающего  глуховского хозяйства, которое в любой день могло взорваться  катастрофой. Отведя для себя земельный участок неподалеку от центрального роддома, Глухов затем пожалел, что сделал это именно здесь – неподалеку находились буевские очистные, превратившиеся за тридцать лет в настоящую экологическую бомбу для областного центра.


Но к тому времени, как Тарас начал строить особняк, наличных  денег у него набралось столько, что для  них  требовалось отдельное хранилище: в Пронино, в погребе у Натальи, их держать становилось все опаснее, потому что они могли заплесневеть. В деревне, на виду у всех,  Глухов не мог начать строить хранилище. А в большом городе он построил не только этот бункер, но и проложил подземный выход из него в обход  коллектора под видом  реконструкции канализационной сети вокруг центрального роддома и прилегающего к нему жилого квартала.  Второй вход в бункер со стороны улицы находился как раз за углом роддома,  в техподполье близлежащего жилого  дома. Через него и пришел Вадим обратно домой к отцу,  отправив Еву в рожать.

У них была большая проблема. Наличных денег , собранных из касс квартплаты  в магазинах , оставалось очень много. Три миллиарда  рублей было не так-то просто обменять на доллары и евро. Хотя Глухов и скупил все обменные пункты в Буеве -  валюты все равно катастрофически не хватало. В сейфе бункера  сегодня хранилось  двадцать миллионов долларов, десять миллионов евро, а остальное –  два миллиарда- в рублях. Чтобы везти все с собой, понадобился бы  бронированный  банковский автомобиль.


-Наши дивиденды значительно подросли за сегодняшний день в Англии и в Швейцарии. В Австралии тоже, ничего, идут вверх помаленьку,- сказал Вадик, вглядываясь в столбцы цифр на компьютерном дисплее.


-Подросли… тихо сказал Глухов. А для кого?


-Для нас. Для кого же еще,- откликнулся Вадик.


-А мы – где?


-Ну давайте, давайте решать  эту проблему, наконец !- воскликнула Элла, выходя из ванной и вытирая  мохнатым полотенцем бритую  голову.- Давайте самолет, что ли, купим, истребитель, у вэдэвэшников. И улетим.


-Идея неплохая,- сказал Глухов и потрепал дочь по  спине. Только времени на ее воплощение  у нас нет. Мы пойдем другим путем. Поедем на машине.


-Лучше уж сразу на танке,- проворчал Вадик,- с такими деньжищами!

-А кто сказала, что – с такими? – возразил Тарас.- Ведь дивиденды  за бугром у нас  растут? А эти пусть пока попарятся здесь.


-Да ты что,  я обратно сюда не вернусь ни за что!-  сказала Элла.- Даже за большими деньгами.


-А и некуда будет возвращаться,- откликнулся Вадик,-  через день-другой от этого города останется одна большая канализационная  яма.


-Это почему?- спросил Глухов.


-Ты же сам посылала меня  ревизовать работу  «Буевгражданпроекта», правильно?


-Ну да… вроде бы,  уж точно и не помню,- пробормотал Глухов.- столько всего было на этой проклятой работе!


-Мы сидим на карстовом разломе. Это такая щель,- пояснил он, ловя изумленный взгляд сестры.- Там, глубоко внизу, совсем глубоко.


-А зачем тогда паниковать, если так глубоко?- спросила Элла.


-Разлом движется, уже давно  на территории области образуются огромные провалы. Это – из-за шахтных выработок. Наш особняк,  роддом и очистные находятся в самом неблагоприятном месте. Не понимаю, какой идиот шестьдесят лет назад напроектировал здесь и жилье, и роддом, и, главное, очистные! Здесь должен быть пустырь и он должен был ждать своей  участи  - провалиться  в бездонную яму карстового разлома. Но теперь провалимся мы. И, может, уже завтра. Если  еще  рванут где-нибудь  поблизости газовые трубы, как на Шоссейной сегодня ночью.


-Если бы только очистные…- вздохнул Глухов.- В округе три котельные, там  котлы с кипятком. Тысячи тонн  выльются на улицы, на жилые дома, представляете, что будет?


-Вареное мясо вокруг будет,- сказал Вадим. И спросил,- а много у тебя выселенцев здесь? Ведь это они с газом шалят, самовольно к сетям подключаются…


-Конечно, много,- ответил Глухов.- Откуда бы тогда  в этом бункере такие деньжищи были? Я спешил  показать народу, что ему грозит в случае неуплаты за жилье, вот  люди и платили. Должников становилось меньше с каждым месяцем, по мере того, как увеличивалось количество постановлений судов о выселении за неуплату.


-Вот,- сказал Вадим,-  таким образом мы можем подсчитать степень нашего риска оставаться  в Буеве хотя бы на день. Раз здесь пошла такая пляска…


11


Губернатор  Буевской области Виктор Владимирович Сбруев  сидел в своем кабинете и слушал доклады  заместителей по жизнеобеспечению города, а также пожарных, спасателей,   начальника Буевского УВД генерала-майора Олега Николаевича Прошина. Последний  несколько минут назад доложил о  панике в СИЗО и побеге бывшего зама  Сбруева  по коммуналке Тараса  Глухова.


-Черт с ним, найдется,- раздраженно сказал губернатор.- Сейчас  о людях думать надо, а не о каких-то жуликах. Спасти, кого еще можно из-под завалов. Почему упал второй дом на  Шоссейной улице? Если там не было взрыва…


- Мы еще до конца не изучили причину…- начал директор «Буевгражданпроекта»  Николай Дмитриевич Исаев.- Но скорее всего – от резонанса.


-А что, такое возможно?- спросил губернатор.


-Да, если есть сопутствующие факторы. В данном случае, это – вероятнее всего,  движение карстового разлома, который  пролегает как раз на месте Центрального района Буева. В том числе, и  под проспектом, и под роддомом, и под очистными, и…


-Вы хотите сказать, что и здание областной администрации стоит на этом разломе?- строго спросил губернатор.


-Да  его вообще  строили  прямо на ключах. А это – верный признак. Но  здание было  поставлено на такие  высокие  сваи, укреплено по особым инженерным решениям, что ему сейчас едва ли что угрожает. А вот ветхие дома могут и попадать, если есть даже малейшее  движение разлома, которое мог спровоцировать этот взрыв бытового газа.

-Хорошо. Наше  административное здание устоит, а  канализационный коллектор, а  котельные? Если все это  поползет, представляете, какие будут человеческие жертвы?


-К сожалению,- вздохнул Исаев,- таких денег, какие были брошены на буевский «белый дом», на строительство  коллектора и котельных не выделялось. Так что существует реальная опасность их разрушения.


-Мы же все в говне утонем,- зло пробормотал начальник УВД.


-Да, напряжение на коллекторе очень большое. Представьте сами : в Буеве каждый человек в сутки спускает в унитаз двести граммов кала, всего таких спусков  200 миллионов в сутки.  Коллектор переполнен,  сушка почти не работает, потихоньку спускаем все в реку, теперь чего уж таить то, что и так всплывет…


-Есть опасность новых взрывов бытового газа в ближайшее время? Кто у нас из «Буевгаза», ответьте.


В задних рядах встала пожилая женщина , закутанная в пуховый платок, и простуженным голосом сказала:


- Я от «Буевгаза», инженер по эксплуатации. Трудно  прогнозировать,  в городе много  выселенцев, они отключены от сетей. Могут повторить опыт  Горестовых.


-А где ваш начальник?- строго спросил  Сбруев.


-На больничном.


-А еще точнее?


-С семьей на Мальдивах Новый год встречал, завтра возвращается, мы ему передали о происшествии.


-Если вы инженер по эксплуатации, то можете сказать, в каком состоянии в Буеве   газовое оборудование в подъездах и квартирах? Когда велись профилактические работы?


-Мы не ведем профосмотров с тех пор, как город отказался  платить за него нашему АО.


-Сколько времени?


-Десять лет…


-И что, все это время  газовое хозяйство без присмотра?


-У нас есть аварийная служба. А  те квартиросъемщики, которые заботятся о своей безопасности, заключили с нами договоры, в которых указаны расценки на техническое обслуживание. У них мы ведем профилактические работы.


-Сколько договоров заключено?


-Совсем немного. У населения нет денег,  коммунальные услуги сильно дорогие, на газовиков ничего не остается.


-Вот вам и ответ на всех нас изматывающий вопрос :  случатся или нет еще взрывы  бытового газа в городе, которые утопят нас в нечистотах и в кипятке,-  с горечью произнес губернатор. Подумав секунду, решительно сказал:


-Раз договоров нет, безопасность  не гарантируется, будем принимать другие меры.  Сил милиции и МЧС, конечно, не хватит,  помогут солдатики, как в доброе старое  время. Игорь Валерьевич Квашнин, поднимай своих молодцов – и в обход по каждой квартире.


-Есть!- откликнулся, вставая генерал, начальник ВДВ, Квашнин.- Но может быть, тогда… вообще прекратить подачу газа?


-И заморозить город насмерть?- зло спросил градоначальник Иван Иванович Ямнин.


-Так,- остановил спор губернатор.- Все по местам, город  коммунальному террору не сдадим, будем сражаться. Свободны. Следующее экстренное совещание через три часа. Иван Иванович, останьтесь.


Градоначальник вернулся и  присел  в кресло перед Сбруевым.


-Иван Иванович,  а что у нас с химической опасностью – помимо очистных?


-Все химзаводы далеко от города, не считая пригородных хозяйств АПК. У этих  ядохимикаты десятилетней давности по всем полям  бесхозными валяются. Очень опасно. Там – ртутьсодержащий гранозин, ситрин, полихлорпинен… Д и здесь есть одна фирма, столичная, дали мы ей разрешение, на свою голову, поставить прямо в черте города заводишко . Как бы фармацевтический, но черт их знает, что у них там за компоненты могут быть.


-Значит, даю распоряжение заводишко этот к чертовой матери. Убрать. Взять и вывезти  далеко в поле со всеми компонентами.


-Боюсь, стрельба начнется, ребята там крутые, охраны – с наш  райотдел.


-Значит, будете стрелять, только  без взрывов, так, помаленьку. По одному  защитничку. Но – быстро! Постойте,  у меня к вам еще вопрос.


Ямнин снова опустился в кресло.


-Что у нас с  убежищем под зданием администрации? Когда проводили проверку последний раз?  Готово оно к работе служащих в экстремальных условиях?


-Абсолютно готово, Виктор Владимирович, сам проверял, хотите, спустимся, посмотрите.


-Нет, я тебе верю. Иди, выполняй задание с этими столичными фармацевтами. И чтобы вообще их духу больше в городе не было.


-Скажут -  антирыночники мы, обвинят во всех грехах, по судам затаскают…-  пробормотал тихо Ямнин, но губернатор строго сказал:


-Рынок у нас, на самом деле, на базаре,  а здесь сейчас – военное положение. Вот и будем действовать в соответствии с обстановкой. Да не бойтесь, я согласовал…

-А-а-,- радостно протянул Ямнин и поспешил к выходу.


Оставшись один, губернатор вызвал помощника и велел  соединить его с  начальником управления МЧС.


-Кто у тебя дежурил сегодня  с двенадцати ночи?- спросил он майора  Рюмина.


- Капитан Графов.


-Передайте мне по факсу, чтобы не терять время, распечатку  вызовов.


Через пять минут Сбруев внимательно изучал записи в журнале вызовов, поступивших в эту ночь  на пульт  управления МЧС, во время дежурства Адама Графова.  Еще через пять минут губернатор распорядился, чтобы  Рюмин подготовил  рапорт об оперативности действий капитана. Майор по рации стал разыскивать Графова и, найдя, рычал  в рацию, что не намерен за него снимать с себя погоны.  Адам слушал  рык своего начальника и напряженно соображал, что происходит. Он находился в роддоме, ожидая известий от врача, который принимал роды у едва живой Елены. Врач вышел и сказал, что родилась девочка , вес три девятьсот, здорова.  Мать тоже приходит в себя. Но ей потребуется тщательный уход и, скорее всего, дорогое психотерапевтическое лечение после  полученного стресса.


Адам стоял в приемном покое в тяжелом раздумье.  Рация трещала на его груди, но он не подключался. Он думал. О том, что  некая заботливая Аделина Григорьевна Носова сгубила  его жизнь, а заодно жизнь его жены и дочки. Теперь вся вина за случившееся ляжет на него. Его, конечно, сразу задержат, как только он явится на службу. И посадят. А Елене и девочке даже негде жить и нечего есть. Кто о них позаботится? Адам отключил рацию и пошел вон из роддома, завернул за угол и направился к  соседнему дому.  Подойдя к двери техподполья, потянул на себя,  открыл, вошел в темноту и растворился в ней.


12


В город вошли войска ВДВ , и буевцы подумали, что началась война. Десантники прочесывали квартал за кварталом. Если им не открывали,  выламывали двери и сразу же проходили на кухни, внимательно осматривали газовое оборудование и также быстро уходили прочь оттуда, где все было исправно. Дома, в которых числились отселенцы, полностью отключали от газового снабжения, перекрывая краны под землей и оставляя рядом постового.


 Милиционеры  ловили  и  отвозили в дежурную часть любого  подозрительного, даже  подростков с новогодними петардами. Этих мурыжили особенно долго, доводя до сопливых слез и поноса. Автомобили с тротуаров  убирали простыми способом : подгоняли бульдозер и спихивали ковшом в канавы, переворачивая и кроша джипы, тойоты, ауди,   опели, жигуленки, волги и москвичи. Владельцы авто, успевшие выскочить во двор и завести мотор, молниеносно уезжали  с самовольных стоянок далеко  за город,  в поля, которые уже вовсю «цвели»  разноцветьем спасенных легковых автомобилей.


Геодезисты из «Буевгражданпроекта» обследовали  тем временем состояние канализационного коллектора, который уже третью ночь вел себя  довольно странно – в нем что-то  бурчало и перекатывалось, будто кто-то размешивал его  нечистоты  безразмерной лопатой. Руководил  геодезистами сам директор  проектного  института  Николай Дмитриевич Исаев, который, одевшись в резиновый плащ спасателя химзащиты и огромные, до колен,  резиновые бахилы, топтался на территории коллектора с измерительным прибором уровня отходов жизнедеятельности города , его промышленных предприятий и близлежащих населенных пунктов. Уровень, как обычно, превышал допустимый в полтора раза.


-У вас что, выпарка совсем здесь не работает?- спросил он, снимая противогаз, у начальника очистных.


Тот свой не снял  и лишь пожал плечами, показав на пальцах -  не хватает мощностей. Потом развел в стороны руками, что могло означать только одно : все устарело, к чертовой матери. Исаев снова натянул противогаз и  пошел на другой конец очистных, где урчало  сильнее всего.  В это время произошло что-то невероятное.  Земля под ногами дрогнула. Не дойдя до нужного ему места, Исаев увидел, как  над коллектором , словно гора, поднялись нечистоты и рванули через край.  Тут же в спину его сильно толкнул начальник очистных и поволок за собой к конторе.  Но было поздно,  нечистоты уже заливали им ноги, быстро поднимаясь. Через  пять минут  Исаев и начальник очистных пробирались по ним, словно по вязкому болотному илу, утопая по пояс.


Слой почвы, удерживающий всю эту огромную зловонную массу человеческих испражнений и ядовитых заводских отходов над  щелью карстового разлома, рухнул, как только  вдали прогремели несколько взрывов. Это в Буеве шло наступление  военных на фармацевтическое предприятие, охранники которого не собирались без боя сдавать свой объект. Началась бешенная перестрелка, потом в ход пошли гранаты и, наконец, бабахнул  стомиллиметровым снарядом танк. После  зачистки территории завода от  отряда  упорно сопротивлявшихся охранников ,  военные приступили к  погрузке оборудования предприятия и отправке его в поля. Туда, где уже  образовалась огромная  стоянка  изгнанных из города  частных автомобилей.


А к городу уже подползала вонючая масса, сметая все на своем пути. Жертвой ее  пала первая котельная за рекой. Тонны кипятка обрушились на жилые дома, на улицу. В роддом стали поступать первые обваренные.  Врачи сходили с ума о происходящего – им некуда было  девать своих рожениц, поскольку два этажа  уже отдали под раненых. Теперь к ним подвозили и обожженных кипятком, утонувших в канализационных отходах.


- Теперь  у нас  настоящий морг, а не роддом. Новорожденные в этой катастрофе не выживут, погибнут от инфекций,- говорил главврач акушеркам, одновременно отдавая распоряжения по распределению поступающих пострадавших. – Отправляйте всех, до одной рожениц, по домам.  Может,  там спасутся. Хотя…


Главврач понимал, что  и в жилых домах, оставшихся без электричества, газа и воды, роженицам придется несладко.


-Эх, горе-горькое,- вздохнул он, вытирая грязной рукой мокрый от пота лоб под почерневшей от  грязи  белой шапочкой,- поймать бы того, кто все это устроил и…- махнул рукой и поспешил в родовую, где  нужно было вынимать ребенка у роженицы  после кесарева сечения. Секли сегодня в роддоме больше, чем обычно – ждать естественных родов было некогда и опасно.


Елена Графова и Ева Глухова лежали в одной палате. Старая Ева родила  худенького слабого мальчика. Молока у нее не было,  молочную смесь она впопыхах забыла дома, и Елена из жалости взялась покормить малыша.  Она только опомнилась после пережитого, а тут сразу пришло  молоко.  Грудь ее разбухла и затвердела, как  камень,  акушерки  велели ей  сцеживать молоко, не переставая. Но у Елены не было сил, и тогда она взялась кормить сына Евы.  Та сидела на краю кровати и придерживала руками обоих младенцев, не давая им спать, чтобы они  побольше сосали. Скоро из растрескавшихся сосков Елены потекла кровь.  Акушерки сказали :

-Ничего, корми дальше, терпи, а то хуже будет. – И дали ей  сентамициновую мазь смазывать соски.


Между собой они говорили :


-У этих-то ребята, может, и выживут. На  материнском молоке - лучше всякого антибиотика.


Но пора было уходить. В роддом поступали новые партии раненых и обожженных, так что  Елена и Ева даже залежались, как сказал главврач,  так как провели здесь уже целые сутки.


Ева никому не звонила, да ей и не дали сотовый , когда увозили из дома – чтобы не проболталась, чья она жена.  Ее особняк  находился в ста метрах от роддома, поэтому она собиралась  дойти домой пешком.


-А тебе куда?- спросила она Елену.


-А мне некуда идти, мой дом разрушен. И муж пропал …


-Правда?-   Ева про себя страшно обрадовалась.- Тогда  пойдешь со мной. Мой дом рядом, у меня тебе с ребенком будет  хорошо. Пошли?


-Пойдем, -тяжело поднялась Елена, придерживая  набухшие груди, из которых тут же по ее больничной рубашке заструились молоко,- только мне ни обуть, ни одеть нечего. Муж голую привез сюда.


-Ладно, сейчас что-нибудь принесу,- сказала Ева и вышла в коридор.


У санитарки  за  пятьсот долларов, которые ей сунул  в карман халата  Вадим, она купила  старую куртку,  хлопчатые штаны хирурга , стоптанные сапоги и пуховый , в дырах, платок. Укутав кое-как Елену, замотав малышей в больничные  шерстяные одеяла, они, словно две тени, поплелись вниз по лестнице на улицу. Выйдя из дверей роддома, сразу окунулись в жуткую вонь  расплывающихся и тут же замерзающих на улицах нечистот , вырвавшихся из канализационного коллектора. Кое-как, зажимая носы и покрепче натягивая на лица младенцев уголки одеял, добрались до Глуховского особняка. Стояла морозная ночь,  дом встретил их мертвой тишиной и черными окнами.


-Ключ-то у тебя есть?- почему-то прошептала Елена, словно они тайком пытались проникнуть в чужое жилище.


-Ключ не нужен,  хватит и  моей ладони,- ответила Ева, прикасаясь к какому-то еле заметному выступу на стене рядом с дверью. Она тут же  открылась.


Они вошли.


-Ты только свет не включай,- попросила Ева.


-Почему?


-Бандитов боюсь.


-А как же мы без света обойдемся?


-Обойдемся,- ответила Ева,- иди за мной, но только осторожно и держись за меня.


Она повела ее  по коридорам, через комнаты, потом по лестнице вниз. Наконец, они  оказались перед бронированной дверью с круглой, как у банковского сейфа, ручкой. Ева набрала код, и дверь  бесшумно отодвинулась.  Они оказались в ярко освещенной комнате, где в огромных мягких креслах сидели Глухов и Вадим. Элла спала на диване, прикрыв  бритую голову  ярко-желтым мохнатым полотенцем. Тарас вскочил, подбежал к жене, взял на руки ребенка.


-Кто?- спросил он.


-Мальчик, ты же знаешь.


-А, ну да,- засмеялся  Глухов,- но все-таки… Мало ли, узи может и ошибаться.


-Все точно сошлось,- улыбнулась Ева.- Со мной  Елена, у нее- девочка, и им некуда идти. Ее дом разрушен, а муж пропал. Она будет со мной. Но сейчас нам надо помыться и искупать детей. Мы из такой грязи  пришли, вам не передать… Что в городе творится!


-Что?- коротко и деловито спросил Глухов.


-Все горит и залито дерьмом.


-Мы по радио слышали,  в коллекторе люди утонули, директор «Буевгражданпроекта»,- сказала Елена.

-Да-а,- неопределенно протянул Глухов. – дела… Ну пойдемте отмываться. Хотя воды у нас в обрез. Надо очень экономить теперь.


Женщины прошли в соседнюю комнату,  разделись, положив детей на  широкую кровать, застеленную шелковым покрывалом, расшитым павлинами, и стали стаскивать с себя вонючую одежду. Ее тут же подобрал Вадим и понес  жечь в буржуйку. Заглянула проснувшаяся Элла, подошла, посмотрела на детей, покачала головой и вышла, потихоньку прикрыв за собой дверь. В ванной Елена увидела ряды огромных бутылей с чистой питьевой водой. Здесь же  находился большой бак с обычной водопроводной водой.  Использованную мини-насос откачивал наверх, она вытекала прямо  в техподполье соседнего дома по трубе, врезанной в  общую канализационную сеть. В этом доме она пока еще не была забита, в отличие от других, которые  уже лишились канализационных коммуникаций из-за  страшной аварии, разрушившей городские очистные.



13


Когда рвануло на очистных и огромная масса нечистот ринулась в город, сметая все на своем пути, губернатор дал распоряжение всем чиновникам  областной администрации перебраться в убежище. Сам же не спешил туда,  каждую минуту принимая новые сводки в своем кабинете о разразившейся в городе коммунальной катастрофе. Наконец, когда дышать стало невозможно даже с подключенными  мощными кондиционерами, Сбруев  решил спуститься в свой кабинет под землей. Но, проходя по коридорам к лифту, он обнаружил, что его подчиненные остаются на своих местах, работают,  закрыв лица хирургическими масками.


-В чем дело? –строго спросил он  Ямнина, сопровождавшего его в  убежище,- почему люди еще не в безопасности? Я же три час назад  дал приказ – всем в убежище!


Ямнин стоял перед ним, виновато опустив голову.


-Так в чем дело?- снова спросил Сбруев.


-Дело в том, Виктор Владимирович, что им некуда идти. Их места в убежище заняты.


-Как так? Кем же?


-Да… так, кое-кем.


-Говорите яснее, Иван Иванович.


-Продали они свои места в убежище,  куда уж яснее!


-Кому продали?  Да как же это возможно?


-Сам не знаю. Слышал раньше, что торг идет. Но не воспринимал всерьез, думал, розыгрыш какой-то,  что-то вроде тотализатора на виртуальную выживаемость. А оказалось правдой. Но ваш кабинет свободен, пожалуйста, пойдемте поскорее, а то здесь , чего доброго, и задохнемся…


-А…ваш кабинет?-  спросил убитым голосом губернатор.

-А мой – рядом  с вашим. Тоже свободен, ну как можно подумать и обо мне такое,-  тихо сказал Ямнин.


Они спустились в убежище специальным аварийным лифтом. Проходя по  длинным, крашеным простой масляной краской коридорам убежища  областной буевской администрации, губернатор  видел, что все двери плотно закрыты. Но из-за них все равно доносились вместе с мужскими женские и детские голоса.



-Так они  семьями здесь поселились, что ли, наши мини-олигархи?- спросил Сбруев.


-Выходит, что так. Куда же им еще деваться. Не все успели убежище под своими особняками  оборудовать. Легкомысленный народ, ничему  их жизнь не учит. Только бы водку жрать да  по Европе шататься.


-Но надо бы решить этот вопрос,- сказал Сбруев, - может…  вэдэвэшников ? Те враз выкурят.


-Это можно бы, да потом, когда  от говна очистимся, на нас  гражданскую войну еще повесят. А от этого уже отмыться труднее, чем … от рухнувшей коммуналки,- вздохнул Ямнин.


-Ладно, давай работать,- сказал Сбруев, входя в свой кабинет под землей. И с удовольствием вздохнул свежий воздух, нагнетаемый кондиционерами с озонаторами.- Что у нас с этим капитаном  МЧС, как его…


-Графов Адам Иннокентьевич,- подсказал Ямнин.- Ищут, пропал. Может быть, утонул в коллекторе или  валяется где-нибудь в больнице, раненый.

-Так пусть порасторопнее ищут. Надо же прокуратуре помогать в расследовании этого  кошмара. А Графов, как я понимаю, первый, с кого все началось.


-Вот если бы и Глухова еще поймать,- сказал Ямнин,- тогда бы картина была вполне ясная. Это уже посерьезнее обвиняемый будет. А Графов – что? Мелочь, больше четырех лет в колонии-поселении не получит. За служебное растяпство.


-Видишь ли,- сказал задумчиво губернатор,- я тут прикидывал и так и этак. И вот что выходит. Этот капитан-то может еще в герои выйти.


-Как это?- удивился Ямнин.


-А так. Ведь он все-таки отреагировал на сигнал  этой старухи и добился, чтобы к Горестовым послали милицию. Там милиционер действовал неправильно, зажег фонарь в наполненной газом квартире. Хотя запах почувствовал еще раньше, чем в дверь постучал. Милиция здесь накашляла, а  спасатели своего так просто не отдадут.  Министр у них  в чести , больно крут.


-Что-то к нам не летит. Такое горе…


-Да летает на вертолете над Буевым, второй день барожирует над коллектором, вниз только не спускается, говном дышать кому хочется?- сказал Сбруев и вздохнул.- Глухов, подлец, сбежал, да еще тюрьму поджег, все заключенные разбежались, кроме бомжей, тем идти все равно некуда, а в СИЗО хотя бы кормят. Надо искать Глухова, его голова сегодня дорогого стоит.


-Ну да, - поддержал Ямнин,- три миллиона коммунальных денег – это  не хрен собачий.


-Да какой там, три миллиона,- возразил Сбруев. Там миллиардами дело пахнет.


А Ямнин подумал: «Во-он сколько  на Тараса списать хотят! Ну и то правда, сейчас на него валить – самое время. Хоть на живого, хоть на мертвого…» Последняя мысль  вдруг очень понравилась Ямнину. «Надо бы получше обмозговать это дело»,- решил он и отправился в свой кабинет, в задней комнате которого потихоньку уже с утра расположились его жена, сын, теща и брат. Оттуда доносился запах дорогого кофе, сваренного в «Эспрессо». Семью губернатора  буевский градоначальник  перевез сюда  в отдельные апартаменты еще раньше.


   14



Глухов рассматривал  младенца, которого принесла ему Ева, и довольно улыбался.  Она  после купания показала  ему всего малыша, чтобы папаша мог убедиться, что с мальчиком все впорядке. Но особенно  был доволен тем, что  Ева приволокла с собой эту оборванку, полуживую кормилицу, из которой молоко рекой лилось, несмотря на пережитый ужас, потерю мужа и жилья.


«Нищим всегда везет,- думал  Тарас,- на голом месте выживают, в реке не тонут, на пожаре не горят…» И вдруг его  как будто укололи в грудь, в голове  словно молния сверкнула. «Да вот же оно, то самое, что я не мог  бы найти ни за какие деньги, потому что среди окружающих и самых близких знакомых и родственников нет ни одного человека, на которого решился бы оставить такую массу сбережений. Лучше уж сжег бы в буржуйке , хотя бы деревянные... А тут – счастье, можно сказать, само подвалило. Наверное, это все-таки судьба». И он , потирая довольно руки, вышел из  ванной комнаты.

Поднявшись этажом выше, открыл  крошечную, почти не заметную дверь, и увидел спящих  Эллу и Вадима, прижавшихся друг к другу и совершенно голых.


-А ну подъем, детки,- сказал  недовольно Глухов, постучав  ладонью по косяку,- быстро встали и оделись. И повторяю в сто первый раз : обнаружу хвостатых, сам лично выдеру и утоплю в помойном ведре. Мне с вашими абортами  возиться сейчас некогда.  Так что остерегитесь своих шалостей…детки!


Вадим молча  достал из-под подушки пачку  разноцветных презервативов и, вытянув руку, показал их отцу. Элла лежала молча, отвернувшись к стене, курила. Она даже не накинула простыню на голое тело, и Глухов с трудом отвел взгляд в сторону, пробормотав : «К Наталье бы вас, на перевоспитание отправить, да времени нет…» После этих слов Элла, наконец, накинула на себя простыню, а Вадим стал одеваться. Оба  хорошо помнили, как за подобные проказы,  мать еще в детстве сажала их по одному  в темный сырой погреб и держала там по нескольку дней на одной воде и черном хлебе. Они с радостью уехали из Пронино, как только отец позвал их, и никогда не приезжали проведать  Наталью, словно забыли об ее существовании вообще.


Когда Вадим спустился вниз, Глухов приказал ему:


- Выйдешь наверх, пройдешь по улицам, определишь дорогу, по которой проедет мой джип – закоулками, чтобы не нарваться на кордоны милиции и МЧС. Наденешь  костюм химзащиты и противогаз, не хватало еще отравиться. Давай, поспешай, пора нам отсюда выдвигаться. Вертолет будет ждать через час.


Вадим молча кивнул,  облачился в костюм химзащиты, прихватил противогаз и пошел к подземному выходу.


Тарас, тем временем,  приступил к решению важной задачи, которую без Елены Графовой ему вряд ли удалось решить, и тогда он потерял бы не меньше двух миллиардов рублей.


-Вот что, Елена,- обратился он к ней, поглаживая головку ее девочки, уже обряженную в  розовый чепчик из  запасов Евы,- я хочу подарить вам этот дом, ну, скажем, в благодарность за то, что вы кормили грудью моего мальчика и не дали ему погибнуть от инфекции в самое страшное время в загаженном роддоме. Как, согласны с моим предложением?


- Целый дом?- поразилась Елена,- а где же вы будете жить?


-Мы будем жить не здесь. Скорее всего, далеко отсюда. Но видите ли, Елена, я дарю вам этот дом не просто так, а за большие-большие деньги. Точнее сказать, за их сохранность.


Елена с трудом понимала Тараса и вообще не очень внимательно слушала его, потому что думала об Адаме.


-Пойдемте,- сказал  ей Глухов,- я покажу вам то, что вы должны охранять, как зеницу око.


Он остановился посередине комнаты, нажал ногой невидимую кнопку. Пол раздвинулся, вверх медленно пополз металлический ящик. Когда он встал на место, Глухов  подвел ее к  сейфу, набрал код,  приложил ладонь к  сканеру. Дверь  начала  медленно открываться, и Елена увидела  на полках горы денег. Молоко хлынуло у нее из грудей и полилось на пол. Тарас тронул ее за плечо и сказал:


-Ну не надо так волноваться. Это всего лишь бумага.  Я вообще едва не сжег  ее сегодня. Но благодаря вам, все это может остаться в сохранности до моего возвращения. Если оно  состоится, конечно.- Глухов подумал, а потом весело сказал,-  если захотите, можете  построить  новый город буевцам. Может, заживут по-человечески… Хотя, это вряд ли… Думаю, как уйдут эти деньги отсюда, так и вернутся сюда  при таком раскладе. И, может быть, в еще большем количестве.


-Да куда уж больше,-  сказала сдавленным голосом Елена. Мне бы и двух пачек отсюда на полжизни хватило…


-Ах, милая, наивная  девушка,- вздохнул Тарас,- вы даже и представить себе не можете, до какой степени это юркие создания – деньги. Они  так и крутятся, так и крутятся и норовят  размножиться. Если, конечно, есть из чего… Но это долго объяснять. Сами поймете со временем, если  ума хватит. Сейчас учить мне вас некогда,  через десять минут нотариус оформит вам дарственную на дом и - пользуйтесь. Доступ к сейфу  обеспечит Вадим, когда вернется. А пока отдыхайте.


-Да где же нотариуса  в такую пору взять?- засомневалась Елена.


-Вот же он, наш нотариус,-  кивнул в сторону спустившейся к ним Эллы Глухов. – С печатями, бланками. Все настоящее, не волнуйтесь. У нашей Эллочки  хороший сертификат частного нотариуса, и она уже немало практиковала. Вы потом  зарегистрируйте на себя собственность, когда весь этот кал  спадет на улицах. Обязательно зарегистрируйте, всенепременно. А то набегут уже завтра, небось,  ловцы  дармового счастья, экспроприаторы всех мастей. А вы им – дарственную. И живите  себе. Обыскать дом захотят – пусть обыскивают, не сопротивляйтесь. Вход в это убежище они не найдут.  Если вы им не покажете. А ведь вы не покажете?


-Нет,- сказала Елена,- не покажу. Мне жить негде, я себе не враг.


Ну и молодчина, правильно мыслишь. Давай, Элла. Приступай, у нас мало времени. Сейчас вернется Вадим, пора  нам в  путь.


15


Адам , забравшись в  соседнее с роддомом техподполье, теперь лежал без сознания, привалившись боком к кирпичной стене, по горло в нечистотах. Он задыхался от газов и чудом  еще не захлебнулся  : этот дом стоял на пригорке, и выброс из канализационного коллектора,  затопивший другие дома до первых этажей, здесь остановился в техподполье. Вдруг стена под боком у Адама  подвинулась, и нечистоты  через него хлынули в какую-то дыру.  Стена тут же поползла обратно, но, зацепив тело Адама, застыла. Человек в противогазе и костюме химзащиты  пытался оттолкнуть тело от стены, но  не справился и тогда втащил  его внутрь. Стена встала на место, но  часть фекалий  попала в подземный ход  , ведущий к убежищу Глухова. Вадим стащил с головы противогаз, снял резиновые перчатки и, достав сотовый телефон, набрал номер отца.


-У нас труп, кажется,- сказал он в трубку.


-Откуда?- спросил Глухов.


-А черт его знает,  сантехник, наверное, задохнулся.


-Ладно, брось его там и делай  то, что я тебе приказал. Быстрее, время на исходе.

 
 Вадим снова натянул противогаз и перчатки, открыл стену в техподполье и вышел,  утопая бахилами в нечистотах. Адам остался лежать по ту сторону стены, так как Вадиму было неохота возиться с трупом. Сил у него оставалось мало, поскольку душил противогаз. «Обратной войду из поземного гаража,- подумал он,- ведь уже поздний вечер, на улице темно, кто заметит?»


Он брел по закоулками Буева,  на зимних улицах которого  замерзла  зловонная жижа из отстойника. На проспекте по-прежнему надрывались сирены пожарных машин и «скорых», которые развозили по больницам людей, отравившихся  фекальными газами, затопившими  все техподполья в жилых домах центрального района города. А в больницах царила паника – там не хватало  горячей воды, чтобы отмыть несчастных. Эмчээсовцы трудились, не покладая рук. В Буев гнали колонны автомашин с  чистой питьевой водой, медикаментами, медицинским оборудованием. А из города в столицу мчались «скорые» с тяжелыми больными. Одна из них увозила в военный госпиталь  директора «Буевгражданпроекта», которого все-таки удалось откопать из нечистот и спасти. Но он был еле жив.


Через час Вадим вернулся и вошел в дом из подземного гаража, чем очень  рассердил отца. Однако сын сказал :


-Нам всем придется выходить  через гараж – техподполье затоплено , из-за говна нечем дышать, мы не выйдем даже через запасной ход, не сможем поднять люк. Я смотрел, он примерз намертво и тоже  залит  фекалиями.


-У дома ментов не видел?- спросил озабоченно Глухов.


-Нет, в городе такая паника,  им сейчас не до нас, думаю.


Тут же Глуховы засобирались в дорогу.  Вдруг из ванной донесся шум, кричала и плакала Ева. Элла прислушалась и, отвернувшись, стала угрюмо рассматривать  картину на стене бункера. На ней под  ярким солнцем сверкал золотой  морской пляж, голубые  волны  маняще уходили к горизонту, где маячил одинокий белый парус.


Через минуту супруги Глуховы вышли в комнату.  Ева, утирая слезы, наклонилась над своим сыном и поцеловала его в потный красный лобик. Глухов молча смотрел на младенца , потом нагнулся и провел по его крошечной головке в голубом чепчике. И тут же направился к выходу. За ним потянулись Ева, Элла и Вадим. Малыш остался на кровати.


Елена в растерянности наблюдала за происходящим, потом, взяв  младенца на руки , кинулась за хозяевами дома, крикнула:


-Вы с ума, что ли, сошли?  Ребенка забыли!


Глухов обернулся и спокойно сказал:


-Теперь это ваш ребенок.  Он зарегистрирован на  имя вашего мужа. Двойняшки у вас родились – мальчик и девочка, понятно? Документы в той же папке, что и на владение домом.


-Почему вы так решили?- заплакала Елена, мне же одной не справиться, что я с ними  делать буду в одни руки? Уморить меня хотите? Я не могу нести ответственность за чужого ребенка.


-А у нас нет другого выхода,-  строго ответил Глухов,- мы не сможем его вывезти, он задохнется, неужели вам не понятно? Тем более,  что-то может пойти не так, как я спланировал. И что тогда? Детский дом?  Но на буевских развалинах в ближайшее время будут бродить лишь  бездомные собаки, а детей, по всей видимости, всех вывезут. Я не хочу потерять своего ребенка таким образом. Кроме того ему нужно материнское молоко. Ваше, по всему видно, подошло. Так что – кормите и растите. За те деньги, которые я вам оставил,  вы сможете нанять десять самых лучших нянек. А за сыном я скоро вернусь. Может быть, так скоро, как вы и не ожидаете…

Через пятнадцать минут  семейство Глухова погрузилось в  черный  бронированный внедорожник, больше похожий на микроавтобус, и тронулось в путь. В багажнике  лежали металлические  ящики с  двадцатью миллионами долларов и десятью миллионами евро. Русские деньги остались в сейфе в доме Тараса.


-Лучше бы ты  сжег эти бумажки,-  сказал Вадим, заводя машину,- все равно пропадут, реформа какая-нибудь, или отнимут у этой дурехи…


-Ладно каркать-то,  у этой дурехи  на лице удача написана, пора бы разбираться,- ответил Глухов, вглядываясь в  темноту  зимней ночи. И включил кондиционер.


  16


Елена сидела в убежище особняка Глухова и прислушивалась  к тишине. Иногда  казалось, что где-то  стучат.  Ей стало страшно. Она положила детей на кровать и стала осторожно обследовать свое новое жилище. Обошла комнаты, ванную, встала туда, где  недавно  Глухов поднимал из-под земли сейф, и нажала  ногой невидимую кнопку. Металлический ящик пополз вверх. Елена  набрала новый код, оставленный Вадимом, приложила руку к сканеру. Сейф открылся. Она увидела пачки денег, но прежних гор уже не было – на полках зияли черные дыры там, где лежали доллары и евро. Елена  проделала все  операции в обратном порядке и, убрав сейф,  подошла к двери, ведущей в подземный ход . В дверь… стучали!


Она не знала, что делать и приложила ухо к двери, стараясь не дышать. Ей мерещился голос мужа. Елена не удержалась и распахнула дверь. В комнату ввалился грязный, еле живой Адам.


Наутро  в дверь Глуховского особняка постучали громко и требовательно. Елена, оставив отмытого,  накормленного и отдохнувшего Адама  в убежище, взяла детей на руки, поднялась наверх и открыла. На пороге  стоял сам начальник  Буевского УВД Олег Николаевич Прошин с прокурором и начальником центрального райотдела.


-Хозяева где?- спросил он, входя в дом и оглядывая помещение.


-Хозяйка я,- ответила Елена и протянула дарственную на особняк.


Прошин  внимательно осмотрел документ и спросил:


- Давно вы здесь проживаете?


-Вселилась недавно, до этого жила  по другому адресу.


-А кем же вам приходится господин Глухов, столь щедрый на такие подарки?


-Троюродный дядя… то есть,  троюродный брат моей покойной тетки,  двоюродной сестры моей матери.


-Ну неважно. Одевайтесь, вы поедете с нами.


-С детьми?


-Без них.


-А куда же я их дену,  позавчера только родила,- заплакала Елена.


-Постойте, постойте,-  еще раз взглянул в ее паспорт  Прошин,- а кем работает ваш муж, Адам Графов?


-Он- спасатель… Только не знаю я, где он,  два дня уже как не знаю, пропал…- еще сильнее заплакала Елена.


В это время милиционер, осмотрев все  комнаты на трех этажах, спустился вниз и сказал, что в доме больше никого нет.


Дочка Елены начала сильно кричать. Женщина попросила :


-Разрешите мне покормить детей? Время подошло.


Увидев, что  через халат Елены  течет молоко и струится по ногам,  начальник УВД и прокурор смущенно отвернулись. Она присела  за стол в гостиной у камина и начала кормить девочку. Та сразу успокоилась. Мальчик спал. Она принялась тормошить его за нос, заставляя  взять сосок. Вскоре он натужно зачмокал.


Прошин подумал и сказал:


-Мы  оставим у дома постового, особняк будет под круглосуточным наблюдением. А вам не рекомендуем  никуда уезжать. Документы на право собственности мы изымаем, вам оставим расписку…


-У меня есть заверенная нотариусом  копия,- поспешила сообщить Елена, и  начальник  УВД снова смутился.


Когда  они ушли, она, еле живая, побрела в убежище, уложив рядышком детей в гостиной на диване. Там  застала Адама, который сидел перед распахнутым сейфом и внимательно рассматривал его содержимое.


-Надо выходить,- сказал он.


-Страшно, могут ведь и посадить,- возразила Елена.


-С этим?- кивнул на  пачки денег Адам,- никогда! С этим нам можно все.




     ЧАСТЬ ВТОРАЯ



ПЕРЕМЕНА ПРАЗДНИКОВ

               

1


В деревне Пронино, где проживала Наталья Геннадьевна Юрьева, директор местной школы, на высоком пригорке стояла  старая-старая церковь. Сработали ее мастера  топорами без единого гвоздя, поставили на фундамент, каменная кладка которого была скреплена  раствором на куриных яйцах. Их собирали по всей округе целый год, урезая в семьях дневной пай даже старикам и детям. Церкви дали  имя святого мученика Андрея, по преданию забитого разбойниками в  здешних глухих лесах, где он спасался от мира в скиту, замаливая свои и людские грехи в одиночестве, в лишениях.


С давних пор придти в эту церковь помолиться считалось делом не только праведным, но и выгодным. Почерневшие бревенчатые стены храма слышали  за несколько веков такое количество жалоб и просьб, обращенных к Богу, что со временем стали  тихо и жалобно поскрипывать, словно стонали в муках от услышанных  просьб, покаяний и исповедей прихожан. Каялся народ  здесь и в  воровстве, и в убийствах, и в прелюбодеяниях, и в пожеланиях всяческого зла врагам и даже близким своим.  А просил  побольше денег,   всяческой кары врагам своим и любви себе, конечно. Темные, словно тени, служки не успевали  сбрасывать  из-под киотов поставленные  обратной стороной свечи, предназначенные для наведения порчи на  обидчиков молившихся. А батюшки, знавшие всех в приходе поименно, заметив  в списках на заупокойную службу фамилии живых, не раз грозили  предать с амвона анафеме грешников, превращающих  святой храм для всякой непотребной ворожбы.


Отмаливала грех кровосмешения своего мужа в этой церкви  когда-то и мать Натальи Юрьевой, прося Господа опустить его прямо в ад без покаяния. А та приходила сюда и молилась с непокрытой простоволосой головой  о близкой кончине опостылевшей им с отцом матери. Но она еще пожила и родила ей брата  Тараса.


Сейчас он стоял в полуразвалившемся храме святого мученика Андрея на коленях перед иконой Николая Угодника и , низко склоняя голову, что-то шептал. Неслышные слова уходили в деревянный прогнивший от сырости  пол церкви, из-под него вылетали в дырявый темный свод. Под купол кидалась снегом  январская пурга. Когда-то сестра Наталья привела его сюда сразу после совещания у губернатора, где решался вопрос о назначении Глухова начальником департамента  коммунального хозяйства Буевской области. В тот день решение не было принято, и Глухов в ярости разбил в квартире все хрустальные вазы из приданого Евы. А сестра, кое-как напялив на него  дубленку,  втолкнула в свой «Жигуленок» и повезла в Пронино. Добравшись пешком по сугробам в церковь,  они купили самых дорогих свечей, расставили их под всеми киотами, так что в храме стало ярко и жарко от огня. А потом Наталья заставила его встать на колени перед  иконой Николая Угодника и  просить  о назначении на пост главы департамента. Тарас встал на колени перед старой темной иконой, и ему показалось, что лик Николая Угодника светел и приветлив.  Понял, что это был знак, и обрадовался. Из церкви они с Натальей вышли умиротворенные. На следующий день решение губернатором было принято, и путь к несметному богатству Трасу открылся.


Сегодня перед  иконой Божьей Матери  на коленях стояла и Ева. Она просила  сохранить жизнь и здоровье своему  невинному младенцу Илье, которого  оставила на попечение чужой женщине Елене. Полы дорогой белой норковой шубы тащилась по  темным половицам, метались, словно белые коты играли в храме.  А перед иконой Параскевы Пятницы  молилась Наталья Юрьева, сводная сестра Тараса Глухова и его тайная жена. Она просила  сохранить жизнь и здоровье своим детям и не попустить между ними греха. А Элеонора и Вадим сидели в это время в лимузине отца, оставленного им  у церкви.

Закончив молиться. Глухов воровато оглянулся кругом. Вытащил из внутреннего кармана пиджака припрятанную свечу и поставил ее  тыльной стороной под киот Николая Угодника.  Перевернутая жизнь предназначалась начальнику Буевского СИЗО Николаю Трофимовичу Жучкову. Вскоре Тарас,  Наталья и  Ева вышли из храма. Постояли минуту на его  протертых до земли  многочисленной паствой ступенях и начали спускаться с пригорка. Вокруг стояла тишина, рождественская ночь  сверкала мириадами звезд на далеком черном небе. Тарас плакал. Вдруг Ева упала на снег и начала биться в припадке,  молила мужа вернуть ей сына. Наталья нагнулась к  снохе,  зачерпнула пригоршню снега и  с размаху опустила ей на лицо . Та на секунду задохнулась, тело ее свела судорога. Тарас оттолкнул сестру и  крикнул:


-Задушишь, дура! Совсем с  ума здесь спятили! А ну, быстро домой! Обе… Монашки хреновы. – Последние слова он  сказал тихо, так что  взволнованные женщины их не услышали. И покорно поплелись за Глуховым  в деревню : машины у церкви уже не было..


Подходя к большому особняку Натальи, Тарас увидел, что его машина стоит на дороге, и чертыхнулся в сердцах, сказав сестре:


-Полюбуйся на своих деток,  что вытворяют – погибели нашей хотят, не иначе.- Подойдя к джипу и открыв дверь, прошипел злобно, брызгая слюной:


-Ну что расселись, как павлины на ветках в раю? Загоняйте машину в гараж. И следы заметите. Да чтобы быстро!


Глухов решил не уезжать из России. Пока они выбирались из Буева, желание быстрее покинуть этот  вонючий город и страну, в которой ему реально грозил большой срок на нарах,  обуревало. Но, отъехав подальше, в поля, почувствовав, наконец, свежий зимний воздух, Тарас не мог надышаться  этой чистотой и свободой. И постепенно  желание уехать в нем угасло. Он так и не решился оставить  новорожденного сына и  кучу денег в Буеве, у незнакомых людей. Путь был один – к Наталье в Пронино.



2


Наталью накануне укусила деревенская собака, посаженная на цепь  в соседнем дворе  Кузьмы Метелкина лет пять назад. Сука была белошерстая,  пушистая, а злая – как волк. Просто бешеная. Даже на детей бросалась и едва не отхватила руку у семилетнего пацана Остапа Рыжова. На Наталью она кинулась исподтишка, когда та зашла к Метелкиным взять трехлитровую банку молока от коровы Дуньки, единственной во всем Пронино. Остальных  давно  порезали и продали, потому что негде стало купить комбикорма, а на одном сене  животные болели, не приносили телят и не доились. Только шаг сделала Наталья во двор к Метелкиным, как на нее  бросилась  их псина, разметая белые космы по снегу,  ухватилась клыками за  дорогой  сапог из натуральной кожи, на цигейке. Успела бы Наталья увернуться, подавшись назад, на улицу, да  впритык к изгороди стояла машина  Кузьмы с прицепом. Она упала на него, полы пальто распахнулись , и  сука, отпустив жесткий сапог, резанула клыком по оголившемуся из-под свитера животу Натальи. Она  закричала так, что услышали на другом конце деревни.  Хорошо Метелкин подоспел, отогнал свою белую свирепую суку. На нежной коже прямо посередине живота  у Натальи образовался  кровоподтек. Царапина была неглубокая. Но  сука успела слизнуть несколько капель Натальиной крови.


Метелкин не растерялся, позвал хозяйку. А та уже и сама спешила, выкатываясь из сеней с пузырьком йода. Наталья дрожащими руками взяла пузырек и вылила его прямо на рану, высоко задрав свитер. Прикрыв голый живот полами пальто, пошла, спотыкаясь к  своему дому. Тяжело поднялась по ступеням  особняка, чувствуя, как подкашиваются ноги. В доме сбросила пальто и подошла к большому зеркалу в  золотой  багетовой раме, посмотрела на  живот. Сквозь  пятно йода на животе  от клыков Метелкинской суки  образовался странный след. Наталья внимательно разглядывала его и вдруг отшатнулась от зеркала, закрыв лицо  ладонями, испачканными йодом :  на животе след от укуса превращался в  могильный крест с двумя перекладинами.


Наталья прикрыла живот свитером и устало опустилась в кресло. Ее знобило.


Сука  заболела, и Метелкин на следующее утро повез ее к ветеринару  на санках, потому что сама бежать она не могла, у нее распух живот.  Ветеринар  пощупал бока собаки, спросил:


-Щенная была?


-Кто ж ее знает, по ночам кобелей по деревне  много бегает, да и волки заходят. А она на привязи, может, и щенная теперь…- ответил Кузьма.


-Теперь уже нет,- вздохнул ветеринар. Скинула щенков.  Придется разрезать, сами не выйдут, уж гниют, чувствуешь?


Метелкин понюхал воздух в кабинете ветеринара и согласился, что пахнет  плохо.


Суке побрили бока,  разрезали живот и вытащили мертвых щенков. Зашитую собаку Кузьма бережно отвез домой. Там они с женой ее остригли совсем, помыли, а белые космы  выбросили под  порог и закопали.  Порог покропили  водой из бутылочки, еще год назад принесенной на Крещенье из церкви святого мученика  Андрея. Через десять дней сука поправилась, и Кузьма снова посадил ее на цепь. Только  отодвинул подальше конуру от калитки. И за высокими воротами  собаку  деревенские больше не видели.


Могильный крест, «нарисованный» клыками псины на животе Натальи, сходил медленно, и к приезду Глуховых  еще хорошо  проглядывался на гладкой нежной коже.


Тарас увидел рану, когда Наталья  встретила их ночью в распахнутом халате , покачал головой, спросил:


-Откуда?


-Так, собака соседская укусила сдуру…


-Это что еще за дела?- удивился он.- Негоже главу администрации собаками травить. Накажем…


-Какую главу?- удивилась Наталья,-  тебе совсем дурно стало от  буевской вони, вон, и до нас доносится, чувствуешь? Продышись, а то уж бредишь…


-Да нет, я серьезно,- ответил грустно Глухов.- С этой минуты считай себя главой  местной администрации. По-другому, видно, не будет…


-Тарас, о чем ты говоришь?- снова удивилась Наталья.- Тебя  сейчас по всей округе с собаками да с автоматами, небось, разыскивают.  Мне тоже  нужно быть потише. Я даже и на работу  в школу не хочу завтра выходить, боюсь!

-А ты не бойся,- сказал Глухов, раздеваясь.- Веди-ка в свой погребок, да поставь на стол баночку молока. Мы в Буеве здорово траванулись  говном, надо подлечиться.


Все вместе они вышли в  гараж и оттуда спустились в оборудованное при строительстве особняка убежище. Вадим втащил  металлические  ящики с деньгами. Элла прямо в сапогах  улеглась на мягкий диван. Мать недовольно поморщилась, но  дочь даже не взглянула на нее и через несколько минут уже крепко спала.


-Андрей где?- спросил Глухов.


-Отправила я его в Брест, к родне, как ты велел,  вчера вечером и уехал.


-Он хоть понял, что должен там сделать?


-Понял, понял, себе не враг, все сделает. Он придурком-то больше прикидывается. А от сладкой жизни да от больших денег куда денется? Привык…


3


Андрей Иванович Юрьев ехал в Брест в мягком вагоне один. Поезд мчал его на запад среди темных заснеженных полей. Очень хотелось выпить. И Андрей Иванович не стал сдерживать себя. Открыл бутылку дорого коньяка, которую жена сунула ему в дорогу вместе с копченой курицей и  балыком  в вакуумной упаковке . Она строго приказала мужу не выходить из купе  до самого прибытия.  А Андрею Ивановичу и не надо было выходить – туалет и умывальник  тоже были здесь, в купе.



Юрьеву недавно исполнилось пятьдесят лет. Но выглядел он гораздо моложе, как и его жена, которую года не брали, словно заколдованную.  В Пронино его считали приблудком  у Глуховых, пьяницей. На самом деле  деревенские ничего о нем не знали и не понимали, почему такая видная женщина, с богатой родней, держит при себе прибившегося бродягу. И ни одна душа в деревне не догадывалась, что, превратившись в бомжа, он лишь выполнил свой  чертовски замысловатый план войти в семейство Глуховых и любой  ценой добраться до денег Тараса.


Двадцать пять лет назад его карьера сделала головокружительный скачок : из завотделов одного из буевских райкомов комсомола он прямиком попал  в жилищно-коммунальный отдел райисполкома, на хлебное место. Дела Юрьева шли настолько хорошо, что к тридцати годам ему реально светило кресло зама по коммуналке председателя исполкома. В то время, как его одногодки все еще терлись в инструкторах обкома комсомола.


Но грянул девяносто первый. Его друзья, лишившись куска хлеба с маслом, закружились, завертелись, приспосабливаясь то там, то тут. Юрьев тяжело переживал поражение и пил. На работу он не спешил устраиваться, проживая накопленные  средства. И внимательно приглядывался к тем, кто лез наверх,   сворачивая на ходу шеи конкурентам. Тарас Глухов привлекал  внимание тем, что действия его были  понятны.  Когда на свет появился документ, регламентирующий  квартплату черным налом через магазины и  отделения связи, Юрьев понял : пришел звездный час Глухова. Тогда он и стал наведываться в Пронино. Потом устроился там на работу  завхозом в местную школу.  Собрал досье на семью Глуховых, знал ее тяжелые пороки, но на это ему было глубоко наплевать.  Проходя редким лесочком из снятой им хибарки  по утрам в школу, Андрей  грозил кому-то неведомому  вдали кулаком и злобно усмехался.


Наталью Геннадьевну он сломал быстро, придя однажды к ней в особняк починить кресло. Запросто завалил ее прямо на пол, устланный толстым мягким ковром, и по натренированной еще райкомовской «половой» привычке показал ей все алмазы на небе. Глухова сдалась без боя. Они зарегистрировались, он записал на себя Эллу, потом и Вадима, хотя знал, что это были глуховские дети. Но Андрею было наплевать.  Он вошел в семью миллионера и поквитался с кем-то невидимым теперь и далеким за свое поруганное самолюбие, за сломанную карьеру. Выполняя тайные поручения Тараса, Юрьев только посмеивался про себя,  глядя на обескураженных  служебными неудачами чиновников из областной буевской администрации, со многими из которых  когда-то работал в комсомоле, а потом в райисполкоме. Он вел с ними скрытый бой и  побеждал.


Под скромным застиранным синим халатиком школьного завхоза деревенской школы, под  штопаными рубашками пряталось его холеное тело, отпаренное в джакузи с травами в особняке Тамары Геннадьевны, натертое до бархотистости  пахучими лосьонами и  кремами.


Со своей женой он  сожительствовал по-квартиранстки, спал в отдельной комнате, ел один, они почти не общались, за исключением тех дней, когда  она передавала ему очередное поручение брата и они тщательно его обсуждали. Поэтому то, что  в  ящиках комодов и шкафов, под подушками кровати Натальи были напиханы похабные игрушки из буевского магазина «Интим»,  Андрея ничуть не трогало.  «Каждому – свое»,- усмехался он.


Теперь Юрьев- выхоленный барин в дорогой одежде и пахнущий французским одеколоном вперемежку с дорогим коньяком,- ехал в Брест, чтобы оттуда добраться до Варшавы, а затем – до Баден-Бадена, где у Глухова был счет в банке.  В Баден-Бадене  Андрею Ивановичу предстояло жить столько, сколько понадобится Глухову для перевода на его  банковский счет вывезенных из Буева  миллионов.


4

Через три дня после того, как Глухов с  женой и детьми  прибыл в родное Пронино к сестре Наталье,  деревню оцепили  войска.


-Тебя ищут, Тарас,- задыхаясь от страха и волнения,- крикнула Наталья,  вбежав в дом.


Глухов  , стоя за плотной портьерой у зарешеченного снаружи и закрытого изнутри жалюзями окна, наблюдал за происходящим на улице, по которой мотались  военные машины и бэтээры.


-Тихо, не кричи, что  голосишь?- недовольно  сказал он.- Если бы за мной -  ментов хватило бы на одном УАЗе. Здесь что-то другое, наверняка связанное с аварией на очистных в Буеве. Да у них и тюрьмы-то теперь нет, рухнула.  Заключенные разбежались кто куда, поди поймай  всех . Не-ет,  они что-то задумали в  Пронино… И это очень не кстати. Давай, рассказывай, что там, в школе, в администрации…


-Школу закрывают,- сказала Наталья, снимая шубу.


-Почему?- удивился Тарас.


-Не знаю, военные ничего не говорят. Велели детишек по домам распустить.


-Та-ак… А в администрации что говорят?


-А кто там что скажет, главы-то нет, у нас не избрали на нынешних выборах,  никто голосовать не  пришел за кандидата из соседней Прохоровки.


Вдруг в дверь зазвонили. Глухов быстро пошел к потайной двери, ведущей в убежище, а Наталья заохала,  затрепетала, прильнув к окну. У  особняка толпились военные. Она открыла. Вошел  один  - полковник Георгий Иванович Рюмин,  начальник буевских спасателей. Поздоровался, взяв в мозолистую ладонь горячую дрожащую руку Натальи Геннадьевны, мельком оглядел гостиную и сказал :


-Собирайтесь, Наталья Геннадьевна, мы за вами.


-Куда ?-  спросила она, поднимая с пола   недавно сброшенную впопыхах  шубу.


-В контору. У меня распоряжение из  областной администрации – вы назначаетесь исполняющей обязанности  местного главы. В связи с чрезвычайной обстановкой в регионе. В Пронино будет развернут госпиталь для пострадавших от аварии на буевских очистных. Пока что – в здании  школы. Если  мест не хватит, подберете другие помещения. В случае чего завезем полевой госпиталь.


-Я иду, иду,- кивала  трясущейся головой Юрьева, запахивая шубу на груди. – А что, так много пострадавших?


-Очень много отравившихся фекальными газами и обваренных, обожженных. Тяжелых отправляем в ближайшие города, в клиники, а которых полегче – к вам, на свежий воздух. Пусть отдышатся.

-Ну да, ну да,- согласно кивала Наталья Геннадьевна, спеша по тропинке за  полковником,- воздуха у нас хватает, пусть дышат пострадавшие… А как же занятия в школе? Новогодний утренник? Мы готовились…


-Каникулы будут,  внеочередные, так сказать. Дети должны сидеть по домам. И вы за этим проследите. Никаких контактов с пострадавшими!


-Вон оно что!- Юрьева даже остановилась, догадавшись, о каких больных идет речь.- Скажите прямо, в Буеве эпидемия?


-Пока только очаговые вспышки  сальмонеллы, дизентерии,  геморроидальной лихорадки, гепатита…


-Боже мой!- воскликнула Юрьева,- и всех - к нам? Так деревня же вымрет!


-К вам. Потому что у вас есть котельная, водопровод, канализация и газ. Подходящие условия.


Полковник не мог сказать Наталье Геннадьевне более страшную правду – в Буеве  были отмечены случаи заболевания сибирской язвой. В коллектор , как уже выяснили эпидемиологи, попадали  стоки из  старых скотомогильников, которые  были известны и обозначены на картах служебного пользования. Но большого значения им не придавали, ограничивая лишь пастьбу скота в этих местах . А о такой аварии не думали. И когда строили  очистные рядом  со старыми скотомогильниками, не предполагали  беды. Когда фекалии попали в водопроводные  трубы после взрыва на очистных, в больницы стали поступать люди в тяжелом состоянии с признаками  сибирской язвы. Пока что спасти никого не удалось, несмотря на быстро  завезенную вакцину.  Отравленные  фекальными газами буевцы слабели с каждым часом. Поэтому потребовалось широкомасштабное расселение людей в  незараженную местность. Среди  деревень, выбранных спасателями по благоприятным  коммунально-техническим условиям, оказалась и родная деревня Тараса Глухова.


5

Жена спасателя Графова  Елена   строго-настрого приказала мужу Адаму оставаться в особняке Глухова и не соваться наружу. В убежище было все, необходимое для жизни, а главное, исправно работали кондиционеры. Бункер был надежно защищен от  страшных напастей, постигших город. Адам послушал жену и сидел в убежище, только изредка поднимаясь  в дом, чтобы взглянуть в окно и посмотреть, что делается на улице. Там было безлюдно – буевцам приказали сидеть дома и не открывать форточек. Воду привозили на спецмашинах и бесплатно раздавали населению. Мощная антенна, установленная  на крыше  глуховского особняка, ловила  шестьдесят телепрограмм.  Новости о Буеве  Графовы узнавали  из программ ВВС и европейских новостей. Репортажи пугали  и доводили Елену до истерик. Она  любыми путями хотела бы выбраться с мужем и детьми из отравленного города. Но это было невозможно. Графовы с ненавистью смотрели на бесполезные бумажки в сейфе Тараса , ощущая полную беспомощность предпринять хотя бы что-нибудь для своего спасения за эти деньги.


Оно пришло издалека и совершенно неожиданно для них.  Однажды в доме зазвонил телефон, до того молчавший, как убитый. Елена  осторожно сказала в трубку:


-Слушаю вас.


-Ева?- закричал  незнакомый далекий голос,-  и быстро и сбивчиво заговорил по-английски.
Собрав все свои знания языка из школьной программы, Елена  сказала:


-Э моумент, май  хазбент… э моумент!


Она положила трубку  и побежала за Адамом в бункер. Но он уже слушал разговор  в другой трубке радиотелефона, которую всегда носил с собой, по привычке, как служебную рацию. Адам знал английский язык настолько, насколько должны знать его спасатели. Кроме того он не раз вылетал в зарубежные  экспедиции и  набрался опыта разговорного языка.


-Кто со мной говорит?- спросил он.


-Как кто?- кричал  в трубку далекий голос,- Тарас, ты меня не узнал? Это  же я, Йонас Богуч из Хельсинки. Вы живы, как Ева?


-Тараса нет,- ответил Адам,- теперь мы здесь живем.


Голос в трубке на секунду  умолк. Потом незнакомец снов закричал:


-Но он жив?


-Жив,- ответил Адам.- А вы говорите с новым хозяином дома. – И вдруг вспомнил о сейфе, и дыхание у него перехватило.- Послушайте,  у нас  сложное положение здесь, в городе. Нужна помощь.  Если у вас есть предложения, я готов  выслушать их и принять…за любую цену.


В Хельсинки снова на секунду замолчали. Потом  незнакомец быстро проговорил  знакомое каждому русскому слово :


-Интернет. Все подробности – по почте,  поняли, да?


-Понял, да,- ответил Адам и положил трубку.


-А адрес ? Ты не спросил у него адрес электронной почты,- прошептала Елена и расплакалась.


Адам  усмехнулся:


-Иди, включи компьютер, там наверняка все есть. Некогда было Глухову стирать  его секретные  емайлы.


-А какой включать?- спросила Елена, утирая слезы.- Их здесь четыре!


-Да любой. Ну давай, в спальне включим. Наверняка по ночам переписывался он с этим Йонасом.


Елена принялась включать компьютер, а Адам пошел в бункер за детьми и через пять минут принес их обоих в одной  корзинке. Разбуженные неловкими прикосновениями ,  дети проснулись и начали кричать, раскрывая маленькие розовые ротики. У Елены тут же проступило через халат молоко.  Она села на Глуховскую широкую кровать с  овальной мягкой спинкой, расстегнула халат, вынула обе груди  и, достав младенцев, начала кормить сразу обоих. Но взгляд ее  напряженно следил за  действиями Адама. «Только бы был оплачен интернет»,- шептал он. Но не успел  войти в сеть, как  на мониторе уже  замигал  белый круг.


-Есть письмо!- удивленно сказал Адам и ткнул мышью в  непрочитанные.


Письмо выскочило на английском.


-Тащи словарь,- приказал было он, но, взглянув на Елену, огруженную младенцами, сам  поспешил к книжным полкам.  На одной  нашел целый ряд различных словарей. «Вот делец,- подумал Адам,- по всему миру, видно, шарил …»


Йонас Богуч писал, что  хотел бы узнать, какие средства может вложить фирма Адама в их совместное предприятие по ликвидации последствий страшной аварии. К письму был прикреплен  электронный адрес в Хельсинки.


Адам переводил  письмо  и изумлялся : о какой фирме может идти речь? Сроду не было у него бизнеса… И тут взгляд его остановился на каком-то бланке на гербовой бумаге. Он взял его в руки и прочитал: « ООО  «Ясные Зори» … уставной капитал  500000 рублей… владельцы контрольного пакета акций в равных долях  Йонас Богуч / Финляндия/, Адам Петрович Графов /РФ/… совместная фирма зарегистрирована в Хельсинки!»


-Что это?- растерянно спросил он Елену, протягивая  регистрационное свидетельство.


Она  прочитала из его рук и сказала спокойно:


-Мы попали туда, куда попадают только во сне. Но принесет ли это нам счастье? Не знаю…

-Предусмотрительный же этот Глухов,- пробормотал Адам.- На все случаи жизни у него есть нужные бумажки…Ну да, конечно, если он возит с собой дочь- нотариуса.


-Та еще девица,- вздохнула Елена, отрывая детей от груди и застегивая халат.


-Но если он все заранее так предусмотрел, что его деньги в ход  здесь таким образом пойдут, то это значит…- Адам даже не мог выговорить  застрявших в горле слов.


-Ты думаешь, что Тарас – террорист и  предвидел катастрофу на очистных?-  договорила за него Елена.


-Да черт его знает, кто он такой!- в сердцах воскликнул Адам.- Только путаться в эту историю мне страшно, прямо тебе скажу.  За мной и так хвост тянется, засудить могут, а тут еще эти деньги и этот  Йонас…


-Вот!- сказала  Елена,- вот где опасность для нас. Ты не должен называть открыто сумму, которую можешь вложить, как он пишет, на ликвидацию последствий аварии на буевских очистных.


-А как же написать-то?-  растерянно спросил Адам,- я все, что в сейфе, отдам, только бы выбраться из этого проклятого города!


-Ты вот как напиши ему,- сказала, закусив губу Елена,- вложим столько, сколько надо, но – в кредит. Расчет по обстоятельствам. Что он на это ответит?


Адам  полчаса трудился над двумя предложениями на английском с помощью словаря и тут же послал письмо.


Через три часа пришел ответ на русском языке. Это было согласие Йонаса Богуча работать на паях в кредит . Прилагался подробный план очистки территории взорвавшегося коллектора. Йонас писал, что  берется за разработку зольных шахтных терриконов.  Именно  золой он собирался  нейтрализовать за короткий срок отравленную территорию всего центрального района Буева.  Дальнейший план должен  держаться в секрете из опасения некорректных действий конкурентов, шарящих в поисках легкой добычи по сети. Более того, Богуч брался сам представить в буевскую областную администрацию этот  план.


Адам с облегчением вздохнул и написал ответ  по-русски : «Согласен с каждым пунктом!»


-А насколько мы здесь застряли?- уныло спросила  Елена.


-Не знаю, но это – единственная возможность выбраться отсюда живыми и здоровыми,- ответил Адам.


Ему и Елене и в голову не пришло, что никакого Йонаса  Богуча не существует. Из Хельсинок с ними выходил на связь по приказанию Глухова Андрей Юрьев, который в эти дни метался по Европе в поисках приложения денег Тараса. А тот  знал, как  очистить в короткое время зараженную территории в Буеве, и  мгновенно составил бизнес-план, который из Пронино  помчался через  сеть Интернета в  Баден-Баден, а оттуда его в Хельсинки повез  Юрьев. Потому что на финской гербовой бумаге была зарегистрирована  фирма Адама Графова и Йонаса  Богуча. И там же, в банке , уже давно был открыт счет на имя последнего. По такому паспорту собирался  поселиться в Европе  Тарас Глухов. И теперь представлялась отличная возможность отмыть огромную наличку, которая  затягивала на шее у Глухова  мертвую петлю.


Андрей Юрьев создавал в Хельсинки благотворительный фонд помощи буевцам. На взятки  нужным людям могло уйти до пятидесяти  процентов всех сбережений Глухова. И тут же у него возник план пополнения кошелька путем участия в виде подставного лица из Финляндии в ликвидации последствий буевской катастрофы, которая потрясла и испугала Европу сибирской язвой, поднявшейся вместе с фекалиями из древних буевских скотомогильников.


6

Штаб по ликвидации аварии на буевских очистных возглавил губернатор Виктор Владимирович Сбруев. Сразу после катастрофы в здании областной администрации  произошел весьма неприятный инцидент, которым  теперь занималась прокуратура. Как только по городу  потекли реки фекалий и кипятка, началась паника.  Ветхие дома падали,  газопровод взрывался и горел. Рухнула старая тюрьма, которой было уже триста лет. Заключенные разбежались, а тех, которых удалось поймать, некуда было сажать. Во избежании вала преступности и мародерства в городе Сбруев разрешил отвести под СИЗО бункер здания областной администрации. Однако как только  охрана  повела туда заключенных,  двери  комнат  убежища намертво  забаррикадировали буевские богачи, поселившиеся там и пережидавшие окончание  тяжелого времени в относительном комфорте. За это были заплачены сумасшедшие деньги  буевским чиновникам.


  В убежище вошли  войска внутренних войск, началась  отчаянная перестрелка. В итоге бункер от крутых богатых парней очистили, но на волю выпустили только членов их семей. Сами же  зачинщики стрельбы остались там вместе с заключенными. Теперь им грозили немалые сроки за  незаконный захват здания администрации и вооруженное сопротивление властям.


Через  три дня после  аварии  на стол губернатора  градоначальник Иван Иванович Ямнин положил  факс из Хельсинки. Предприниматель и глава благотворительного фонда «Суоми-тайм» Йонас Богуч предлагал помощь в ликвидации последствий катастрофы и прилагал бизнес-план.  Сбруев внимательно прочитал его и изумленно воскликнул :


-Так-так, а где же наши молодцы?  Неужели не могли додуматься разгрузить зольные отвалы, которые нам всю плешь переели, сколько мы за них штрафов экологам выплатили! Как думаешь - это поможет?


-Думаю, да,- ответил Ямнин.- Конечно, техники потребуется уйма и денег, но  его фирма берется вложить средства…


-На паях, однако…- поморщился  Сбруев.


-Но вы обратили внимание – в кредит!- сказал Ямнин,- а кредит  этот мы вернем, поскольку будут немалые страховые.


-Ну что ж, пусть платит, этот Йонас,- хотя, думаю, свой интерес у него есть. Быстро подсуетился… Пока наши  денежные мешки  свою шкуру в убежище спасали да  сроки на нарах себе настреливали. Жаль, конфискации сейчас нет, а то бы в их особняки заселить всех буевских бедолаг, оставшихся без крыши…


-Типа Горестовых,- усмехнулся Иван Иванович,- с которых вся эта кутерьма и началась…

-Ну всех  горестовых пока отправляем в села, свежим воздухом дышать, а сами будем разгребать наше говно…


-И загнемся от фекальных газов,- вздохнул Ямнин.


-Все равно по мне - это лучше, чем на нарах париться,- возразил Сбруев,- ты думаешь, почему мы на своих местах пока сидим? Пока плохо пахнет здесь, а как рассосется, так неизвестно еще, чем мы с тобой кончим в этом  проклятом Буеве. Давай, связывайся с  финном,  чем быстрее развернемся, тем   больше шансов на воле гулять…


7

Под полом в доме у Натальи Юрьевой закипела напряженная работа. Два мощных компьютера не выключали сутками. Тарас принимал и отправлял  письма в Европу. Сеть была доступна надолго – Наталья Геннадьевна сразу же провела Интернет к себе в особняк, как только к сети подключили школу за деньги  областного департамента образования. Тарас лихорадочно искал пути перевода денег за рубеж. И вдруг узнал  потрясшую его новость. К вечеру ее принесла Наталья, вернувшись из штаба МЧС уже в качестве и.о. главы Пронинской администрации.


-Как только поступят первые пострадавшие, выезд из деревни закроют,- сказала она.


Тарас помолчал,  на лбу у него выступила испарина. Ева побледнела и  мешком осела  на стул.


-Это очень плохо,- сказал он.


-Но  военные-то и эмчээсовцы смогут передвигаться по округе?- заговорил Вадим.


-Ты предлагаешь что-то реальное?- спросил  Тарас.


-Сейчас же поеду, куплю  бэтээр или военный УАЗик и форму…


-Где?- устало спросил Глухов.


-В части под Буевым, где же еще?


-Давай, бери  деньги, сколько  унесешь, и езжай,- минуту подумав,  решил  Глухов.- Может, что-то и получится. Во всяком случае, другого выхода нет.


-Возьму тысяч сто,- прикинул Вадим.- Но только  попозже поеду, пусть совсем стемнеет.


Ева сидела неподвижно и  тупо смотрела в пол. Руки ее безвольно  теребили  подол  платья. Она даже не заметила, как все разошлись. Сколько так просидела,  не помнила, а когда очнулась, услышала  стоны и крики , доносящиеся из-под пола. Ева прислушалась и медленно  пошла к открытой двери убежища. Заглянув вниз, она увидела, как  там, на ковре, катаются, извиваются, словно в смертельной схватке, два голых тела. Тарас и Наталья  так  крепко слились в объятиях, словно  хотели задушить друг друга.  Из их груди  раздавался даже не крик, а какой-то звериный рык. Ева тихо прикрыла дверь и  взяла с вешалки в прихожей свою белую норковую шубу. Потом бросила ее на пол,  задвинула ногой под шкаф и , перебрав одежду Натальи  своими тонкими сухими, как у старушки, пальцами, выбрала  черное демисезонное  пальто и  серый пуховый  платок.

Когда  из спальни вышел Вадим и направился в гараж, Ева  бросилась за ним.


-Я с тобой!- сказала она тихо.


-Да куда со мной, с ума сошла?- оттолкнул ее Вадим.


Ева упала  на колени и уцепилась за брюки Вадима. Пальцы ее посинели, казалось, что она  лишилась чувств.  Вадим пытался идти, но Ева тащилась по полу за ним. Он еле отцепил ее от себя и открыл дверь убежища. Несколько секунд смотрел вниз, потом закрыл тихо  и сказал:


-Ладно, поехали, черт  с тобой. Только я за тебя не ответчик. Пиши записку отцу.


Ева схватила со стола  ручку и написала на белой шелковой скатерти: « К черту! Ева».


Через пять минут черный джип Ухова с  тонированными стеклами  уже мчался по проезжей, накатанной  машинами мчээсовцев, дороге в Буев. Вадим высадил Еву неподалеку от  их особняка рядом с роддомом. Она вышла из машины,  плотно обвязав лицо пуховым  Натальиным платком, чтобы не дышать отравленным воздухом, и  направилась к  воротам. Долго звонила, пока ворота не открылись.  Поднявшись на крыльцо,   открыла лицо, и на экране камеры слежения  Адам и Елена узнали в сгорбленной старушке Еву.


-Слава Богу,- вздохнула Елена и открыла дверь.

Ева вошла  и по-деревенски поклонилась. Развязывая шаль, спросила:


-Где мой сыночек? Я буду у вас служить нянькой, вы не бойтесь меня.


Елена взяла ее  за руку и повела в бункер, где в кроватках спали дети. Там Ева облегченно вдохнула свежий воздух, нагнетаемый мощными кондиционерами с озонаторами, сняла пальто и подошла к кроватке сына.


-Ильей его зовут,- сказал Елена, утирая слезы. Состояние ее от всего пережитого за последние дни было настолько тяжелым, что она плакала по любому поводу.


-Знаю,- ответила Ева,- я же видела свидетельство о рождении.


-Но вы, надеюсь, привезли настоящее?- спросил Адам.


-Нет,- махнула головой Ева.- Пусть так будет. Иначе пока нельзя.


-И до каких пор?


-Не знаю, думаю,  скоро мы уедем.


-Ну хорошо. Оставайтесь. Хотя это очень рискованно. Вас могут узнать, тогда не миновать беды,- сказал Адам.- Я и сам не сегодня-завтра могу на нары сесть.


-За что?- спросила Ева.


-За все. Как любой стрелочник…


Он поднялся наверх.  Электронная почта принесла ему сразу несколько писем. Адам начал внимательно их читать и не заметил, как за его спиной  тихо появилась Ева и тоже  читала  почту. Он вздрогнул, когда она сказала:


-Хорошо,  это очень хорошо, что благотворительный фонд в Хельсинки уже открыт, видите,  там есть  счет в банке . Туда надо будет перевести  наличку из  сейфа.


-Это я все вижу, прочитал,- сказал Адам. –Но как вы себе представляете перевод денег из Буева за  рубеж в таком огромном количестве и наличными?


-Странно, что вы не понимаете,- сказала Ева,- вот же документ у вас на столе. Ваше совместное предприятие с уставным капиталом в полмиллиона рублей позволяет производить какие угодно расчеты.


-А в каком банке?- спросил Адам.


-В вашем.


-В моем?


-Ну да. Вы купите завтра банк «Буевский промышленник». Вот же, в письме даны указания.

-Да как же я его куплю? Там свои хозяева.  Зачем им продавать банк?


Ева внимательно вчитывалась в тексты присланных писем и вдруг сказала:


-Не волнуйтесь, по всей видимости,  завтра сюда прибудет Элла. Она этим займется. Банк будет ваш.


-Но меня может разыскивать милиция, мне нельзя выходить отсюда, а не то что такими деньгами ворочать.


-Вы и не пойдете никуда. Сидите спокойно за компьютером и принимайте почту,- улыбнулась Ева.


-Понял, - сказал Адам,- все операции пройдут  по электронной почте. Я ведь об этом  много слышал, но не представлял, как это бывает на практике. Но  в сейфе же одни  рубли, а  для перевода в Хельсинки потребуется масса долларов вместо этих деревянных миллиардов.


-Не волнуйтесь, после того, как Сбруев одобрил  проект Йонаса Богуча и разрешил здесь деятельность его благотворительного фонда, валюта не потребуется. Будем выдавать  русские деньги. Думаю,  налоговики ипрокуратура  не тронут фонд – до тех пор,  пока Буеву нужна помощь. А кто-то из местных хорошо нагреет на этой операции руки.


-Кто?- спросил заинтересованно Адам.


-Тот,  кому не надо спешить спрятаться в Европе, кому  нужны русские деньги  здесь, чтобы пускать их в оборот. А оборот будет немалый – ведь восстанавливать нужно так много, что даже подумать страшно…


«Откуда она все знает, эта невзрачная старушка?»- подумал удивленно Адам. Он и представить не мог, что десять лет назад Глухов  выбрал себе в жены  женщину не для  семейного счастья,  а ту, которая  тесно вращалась в деловых кругах не только Буева, но и столицы. Она много лет была представителем  местной администрации в Москве и отслеживала по поручению губернаторов все  крупные сделки между регионами. Многому она научила не только Тараса, но и его шурина Андрея Юрьева, который  теперь сидел в Хельсинки в номере президент-отеля и , попивая дорогой коньяк, не отходил от компьютера,  тщательно выполняя все поручения своего родственника и босса Глухова.


8


Вадим вернулся в Пронино под утро на военном УАЗе, в форме лейтенанта ВДВ и с документами на имя  некоего  Владимира Ивановича  Ракова.


Взглянув на новый паспорт Вадима, Глухов спросил:


-Раков-то этот где?


-Спрятался,  пока амуницию и машину не верну.


-Когда надо вернуть?


-Сегодня к вечеру. Начинаем грузиться.


-Эллу возьмешь с собой.


-А ты?


-Мне высовываться до поры нельзя.


-Но шанс выбраться из этой резервации  - только сегодня. Потом ее закроют неизвестно, насколько.


-Вот и хорошо. Пусть закрывают. Мне это на руку.


-Куда я должен отправиться?


-В Хельсинки, к отцу.


При этих словах Наталья недовольно повела плечом и хмыкнула. А Тарас спросил:


-Как Ева, нормально доехала?


-Да,  я высадил ее около  роддома. Ты извини,  не смог остановить ее,  ползала за мной, как змея…


-Ладно, ладно,- сказал Глухов. – Все нормально, она уже работает там. Без нее мы бы не обошлись. Ева - сильная женщина.

Наталья повернулась и вышла  в столовую, загремела там посудой на столе, выдирая из-под нее  испачканную Евой скатерть.


Глухов и Вадим  спустились в гараж и начали  загружать  в УАЗ  металлические ящики с деньгами. Элла сухо простилась с родителями и уселась на заднее сиденье.  Навстречу им по трассе уже двигалась  в сопровождении  бэтээров колонна автобусов с ранеными и больными буевцами, пострадавшими от аварии на очистных сооружениях, обваренных кипятком и обгоревших. Над колонной кружили санитарные вертолеты.


 К вечеру Элла и Вадим уже разгружали металлические  ящики  в банке «Буевский промышленник». Пока Элла оформляла необходимые бумаги передачи банка в собственность Адаму Графову и Йонасу Богучу, Вадим  поехал  разыскивать  лейтенанта Ракова. Он нашел его дома.  Войдя в промерзшую квартиру, увидел, что  доски пола в большой комнате подняты – под них Раков укладывал тщательно обернутые в несколько слоев целлофана  пачки  долларовых купюр. Ровно пятьдесят тысяч. Полученные за один день отказа от военной формы, звания и казенной машины.


Вадим молча бросил ему  форменную одежду, паспорт и ключи от УАЗа и быстро вышел в подъезд, натягивая на голову противогаз. Добравшись до глуховского особняка в центре города, Вадим  открыл ворота и пошел в гараж. Не заходя в дом, он вывел из подземного гаража серебристый «Мерседес» и помчался вон из Буева, на окружную  трассу в южном направлении. Но по ней  не поехал, а нашел знакомые объездные пути  по деревням и пробирался  по накатанным проселкам до самого Курска. Только там он выехал на главную магистраль и  направился в Брест.


Элла, закончив дела, не вышла из банка ни вечером, ни ночью, ни утром. Она  заняла   маленькую комнату рядом с  помещением охраны  банковских сейфов. Туда ей принесли из директорского кабинета мягкий диван из натуральной кожи, компьютер и телевизор. Питалась она  сухофруктами, орешками, сушеными кальмарами, которые привезла с собой. Пила чистую воду из огромной бутыли, иногда открывала банки с пивом и соками. В туалете стояли емкости с хлорированной жидкостью для  отбеливания белья. Воздух озонировал кондиционер. В комнату  никто из служащих не  мог войти. Дверь была заперта изнутри постоянно. Элла приступила к напряженной работе по оформлению фиктивных переводов  денег на счета банка «Буевский промышленник». На следующее утро первые суммы уже пошли на счет благотворительного фонда Графова и Богуча в Хельсинки.


9


Когда из Финляндии  на  счет  буевского отделения благотворительного фонда пришли первые крупные поступления, Сбруев отдал распоряжение начинать работы на шахтных зольных отвалах.  Сотни тяжелых машин  вереницей  мчались  к заброшенным шахтам и обратно- груженые золой. Началась засыпка зараженной местности. В центре города круглосуточно ревели КАМазы и бульдозеры. По  зольным горам елозили  тяжелые дорожные катки. Губернатор и градоначальник в противогазах и костюмах химической защиты отслеживали работы на месте. Труд  людей, задействованных  на вредном производстве, оплачивался очень высоко. В Буев стали приезжать отряды добровольцев из других городов, прослышав о колоссальных заработках. Их обеспечивал банк «Буевский промышленник». Из благотворительного фонда  на счета  администрации  поступило  двести миллионов рублей, а сама администрация под поручительство столицы взяла в банке кредит на пятьсот миллионов рублей под  двенадцать процентов годовых.


В суматохе и кутерьме восстановительных работ  никто не замечал, как из-за угла роддома  несколько раз  отъезжал старый «Москвич». Это Адам Графов , натянув на голову противогаз, через подземный ход выносил из бункера  Глуховского особняка  тяжелые сумки, набитые деньгами из сейфа Тараса, и отвозил их в «свой» банк. Наконец, сейф почти опустел и обитатели  глуховского особняка  вздохнули с облегчением, с надеждой ожидая окончания  своего мучительного и опасного затворничества.


Миллиарды  похищенных коммунальных платежей буевцев осели в банке «Буевский промышленник» и на них шли проценты из областного бюджета. Это радовало Тараса Глухова, руководившего  всей операцией по отмыванию оставшихся было не при делах  русских денег. Но  не это было главное. А то, что теперь можно было свободно вывезти  его миллионы долларов в бронированных машинах банка в маленькие страны Европы, разместить их  в маленьких банках и за хороший процент  затем перевести на  Глуховские  счета  в Баден-Бадене и Хельсинки.


А  Буев тем временем, благодаря его стараниям, оживал. На его же деньги даже начали строить новую тюрьму. И однажды по телевизору Тарас увидел то, чего боялся больше всего – свой портрет в передаче «Их разыскивает милиция».  Была такая же фотография и у  пронинского участкового. Наталья не находила себе  места.


Правда, в Пронино было не до розыска сбежавшего  подозреваемого чиновника. Над деревней нависли  тяжелые весенние сумерки, наполненные криками и стонами больных, которыми были переполнены не только  местная школа, но и клуб, и даже детский сад. Старый  погост стал мал, и для новых могил  начали вырубать  соседний ельник. Пронинским было запрещено ходить по деревне,  дети истосковались по улице, побледневшие без свежего воздуха личики   высматривали в окнах  изб хоть какие-нибудь развлечения. Но кроме военных машин и спасателей на улицах  никто не появлялся.


Кузьма Метелкин однажды ночью тайком пробрался на край погоста и притащил в деревню одну из срубленных елок. Но в дом он ее втащить не успел.  Тут же подлетела военная машина, Метелкина втолкнули в кабину, предварительно обрызгав с ног до головы какой-то жидкостью, и повезли в изолятор, где уже «парилось» несколько пронинских мужиков и баб. Они тоже хотели устроить детишкам Новый год, и их поймали с елками. Люди были недовольны и требовали начальство для объяснений. Но к ним никто кроме медиков в защитных костюмах не приходил. Всем сделали уколы в левую руку.


В первую же ночь Метелкин разбил стулом окно и выскочил наружу. Он бежал по снегу раздетый и матерился на всю деревню. Его поймали у самого дома, из-за забора  с бешенным лаем на военных бросалась белая  стриженная сука. Кузьму  снова отправили в изолятор.


На следующее утро у конторы собрался деревенский сход. Жители Пронино кричали и требовали вывезти из их деревни заразных буевцев и грозили поджечь школу. Военные оттеснили  митингующих к домам и не  выпускали из кольца до тех пор, пока те не замерзли и сами  не запросились домой.


-Не знаю, что делать,- сказала, вернувшись  со схода Наталья,- люди и вправду устали, Новый год у них отняли, детишки по домам сидят, и в самом деле кто-нибудь красного петуха школе пустит. Хоть бы уехать отсюда поскорее.


-Куда это ты собралась?- нахмурился Глухов.


-С тобой, разумеется,  не оставаться же здесь, заразу черпать. Неизвестно, что они привезли сюда…


-Уехать – это хорошо. Да как?- сказал Тарас. Теперь мы здесь застряли. А насчет праздника ты вот что сделай.  Предложи устроить Новый год в марте.


-Как это?- не поняла Наталья.


-А так, по  китайскому календарю. Или по тайскому, черт их там знает, почему они весной Новый год справляют…


-Ты об этом,- ответила Наталья,- так и мы бы в сентябре его справляли, если бы  царь Петр праздник не перенес. А то гуляли бы как раз  первого сентября, к началу учебного года. Может, подождать до осени и по древнему обычаю…


-Нет, ты послушай меня. Восьмое марта нынче праздновать здесь не придется, это ясно. Какие там цветы и подарки, если ни один магазин не работает.  Бабы и девки только плакать будут от обиды. А тут  - Новый год. Без елки, но с чудовищами. Сказка!


-А ведь в этом что-то есть,- сказала Наталья.- Только разрешат ли праздновать? Да  и где? Все здания заняты.


-А церковь?


-Поп не пустит, тем более, у него там пасха скоро, пасха нынче ранняя.


-Ты попроси военных, они договорятся. Церковь высоко на горе, далеко от кладбища и от школы.  В ней люди помолятся, а рядом попляшут. Ну нельзя же Новый год не встретить, кто с этим не согласится?

-Странно ты говоришь,- сказала Наталья,-  вроде бы и о чем-то запретном, а кажется, что и можно…праздновать. Странно…


-Да ты увидишь, батюшка и сам рад будет молебен за здравие пострадавших отслужить, и детишек  праздником порадовать. И, может быть, ему елку разрешат поставить в церкви. Ведь и Рождество не отметили. Одни похороны в нашем Пронино. А ты свой авторитет укрепишь у односельчан. Это для нас важно – тебе доверия больше, мне – безопасности. Действуй, сестренка!


Он обнял ее за плечи, и ноздри у Натальи раздулись, словно у оглушенной  по голове лошади. По телу прошла судорога, но Тарас сразу отошел и сказал:


-Будет тебе, не заводись,  и так сил нет, хватит с тебя…


10

Из семьи Горестовых в живых остался только  сам. Он лежал в ожоговом отделении на водяном матраце и тихо нудно стонал. У него было обожжено сорок процентов тела, и врачи сомневались, что он выживет. От Горестова ужасно пахло – тело его разлагалось. Временами  затуманенный взгляд  улавливал белые силуэты людей, склонявшихся над ним. Лиц он не разглядел бы, даже если бы был  в полном сознании :  и врачи, и медсестры, и следователь прокуратуры перед тем, как войти на территорию школы, плотно упаковывались с ног до головы в спецодежду бактериологической защиты.  Следователь уже много раз посещал Горестова, пытаясь получить от него внятные показания : в прокуратуре было возбуждено уголовное дело по факту взрыва бытового газа , повлекшего  серьезные последствия. Но Горестов только  нудно стонал и распространял вокруг себя омерзительный запах. Лишь однажды он произнес слова, которые следователь с трудом расслышал:

-Позовите  батюшку.


-Отца зовет, что ли?- спросил следователь врача.


-Попа,- ответил тот хмуро.


-Ну и зовите…


-Да он и так тут  каждый день ходит, исповедует.


Вскоре батюшка Дионисий  пришел к Горестову и, низко наклоняясь, словно не чувствуя  тошнотворного запаха разложения, слушал, что ему шепчет страждущий. А он, еле ворочая языком,  говорил:


-Хочу, чтобы те начальники, которые мою семью выселить постановили, горели в аду. Можете за это помолиться, батюшка?


-Ищи  согласие в своей душе, молись  за искупление грехов, и  облегчишь душу и тело свои,- говорил, крестя его, Дионисий.


-Нет у  меня грехов таких, как у тех,- шептал  зловонно  Горестов,- и отмаливать мне нечего… А вот подскажите мне такую молитву, чтобы на том свете я ни с кем  из знакомых и родных не повстречался, устал я ото всех…


Горестов закрыл глаза и замолчал. Дионисий  выпрямился и  прошептал  молитву во отпущение грехов болящему и быстро удалился из палаты, размышляя про себя уныло о том, что  и прибывшие со стороны так и норовят  осквернить местный храм даже на смертном одре.


Через три дня Горестов скончался, и прокуратура закрыла уголовное дело по факту взрыва бытового газа.


А восьмого марта  в Пронино праздновали Новый год белой собаки по тайскому календарю. Комендант Георгий Иванович Рюмин,  начальник  буевского управления МЧС, разрешил  отпраздновать, проведя молебен в церкви  и  торжества  для детей рядом с ней. Накануне Наталья Геннадьевна разнесла по домам листочки, вырезанные из дорого  фотоальбома о праздновании Нового года  в Боливии, куда  ездил охотиться на  косуль Глухов. Дети по этим образцам могли сделать себе из бумаги красочные карнавальные костюмы, чтобы праздник был веселее. Некоторые ребятишки смастерили   страшные маски и ожерелья из куриных перьев, которые собрали в своих курятниках. Иные разукрасили себе лица , как  индейские  жрецы.


Карнавальные костюмы натягивали поверх белых комбинезонов  биохимзащиты, а разрисованные лица наполовину были закрыты белыми медицинскими масками, отчего  выглядели еще страшнее. К полудню восьмого марта  праздничная процессия двинулась к храму, окруженная бойцами  ВДВ с автоматами. Со стороны  показалось бы, что людей ведут на казнь. Однако  в толпе играла гармошка, выкрикивали частушки подвыпившие  пронинцы. Свободе  радовались все. Многие пытались прорвать оцепление и  мотануть в ельник, чтобы  отпраздновать сразу все праздники  на воле. Но бдительные бойцы сдерживали  непозволительные порывы захмелевших от самогона и  свежего  лесного воздуха людей.


Отец Дионисий, облаченный в торжественные одежды, готовился к молебну. Увидев в окно ризницы размалеванных и наряженных в куриные перья детей, хотел было выслать навстречу служек, строгих бабок, которые обычно выбрасывали  поставленные  обратной стороной свечи и гоняли из церкви простоволосых девиц в джинсах.  Но вдруг раздумал и, перекрестившись, вздохнул тяжко,  пошел  служить  молебен о спасении души. Этот день его церковь отмечала, как  печальный  и святой день гибели великомученика  Андрея. Но мало кто из пронинских помнил об этом. Кроме самых старых. А они в церковь нынче не пришли, у них не было сил, ноги подкашивались от долгого сидения без свежего воздуха и от страха, что семьи их вымрут от неизвестной заразы, которую привезли в деревню на военных машинах из города.


Наталья стояла со свечей в первом ряду, истово молилась и кланялась образам. На улице играла гармошка – не все пошли толкаться в душную церковь, не всем хотелось  выстаивать долгую службу, а было желание попеть и поплясать – как на Пасху. Отец Дионисий, произнося молитвы, поглядывал в окно  на празднующих  и хмурился – шел пост, а люди бесновались. Это его огорчало.


Наталье в разгар службы стало плохо. Резануло внизу живота, и все поплыло перед глазами. Хотелось выйти на воздух, чтобы очухаться, но было неловко выбираться из тесного первого ряда молящихся. И она терпела. До тех пор, пока не упала в беспамятстве. Дионисий не остановил службы, а только  взглядом показала служкам : надо вынести. И Наталью подхватили, понесли к выходу. Когда выволокли наружу и посадили на церковную лавочку, военные заволновались, бросили курить и встали в оцепление. Старший подошел к скамье, внимательно посмотрел  в лицо  главы Поронинской администрации и по рации связался с госпиталем. Когда машина с врачом подъехала к церкви,  на снегу, вокруг ног Натальи, уже образовалось ярко красное кровяное пятно. Народ, окруживший женщину, отпрянул. Люди ринулись бежать, но наткнулись на оцепление . Дети в перьях ныряли  между  ног военных и кубарем катились с горы. В церкви образовалась давка – все хотели  видеть, что происходит на улице. Вскоре отец Дионисий остался в храме один и продолжал молиться.


Наталью забрали врачи и поместили ее в отдельную палату, приставив  к дверям бойца с автоматом. После  тщательного обследования поняли – у женщины выкидыш. Но Наталью не отпустили домой, а еще усилили охрану и продолжали исследования.  Врачи  были настороже, увидев незрелый уродливый плод. Такие уродства могли быть вызваны и дурной наследственностью, и какой-то инфекцией. Это предстояло установить.


А по деревне  вихрем неслись новости – Наталья Геннадьевна заразилась неизвестной страшной болезнью и родила урода. Злые бабьи языки  описывали ужасные подробности этого уродства, а их мужья мрачнели и запивали страх  самогоном. Слухи из госпиталя принесла Настя, жена Кузьмы Метелкина , которого за попытку  принести домой срубленную на погосте елку надолго упрятали к больным из Буева.


-Начальница хренова,-  с ненавистью шипела Настя через плетень своей соседке,- это она разрешила  завезти к нам  заразу из города, ведьма! Все мы тут сдохнем скоро или до века рожать уродов будем.  Не случайно моя сука скинула щенят, как ее покусала. Ведьма! Наверное, тогда уже заразная была, ведь к ней то и дело из города родня шастает. За большие деньги она нас продала, вот что я скажу!


Никто из пронинцев не выходил на улицу, но в ночь после неудавшегося празднования Нового года по тайскому календарю в храме святого мученика Андрея заполыхал  особняк Натальи Геннадьевны. Она в окно  палаты увидела огонь под крышей своего  дома и кинулась к двери. Но тут же остановилась и , резко развернувшись, снова подошла к окну, на котором не было решетки. Подышала на задвижки, осторожно  толкнула раму. Палата была на втором этаже, но Наталья, не раздумывая, как была, в одном халате и тапках, кинулась вниз. Под окном было еще много рыхлого мартовского снега, и она лишь подвернула ногу, свалившись в рыхлый сугроб.  На корточках проползла под окнами классов, где лежали больные буевцы, и  побежала  не к дому, а в сторону ельника.


-Сейчас, сейчас, потерпи, открою,- шептала она  Тарасу, словно он был рядом, за дверью.


Глухов , как только почувствовал запах гари, понял – дом подожгли. И спустился в убежище, плотно прикрыв за собой люк. Дышать становилось все тяжелее , и он  открыл дверь в  узкий и низкий подземный ход,  который вел  к лесу.  Тарас полз по этой узкой щели и чувствовал, что сознание покидает его – воздуха почти не было. Не хватало сил доползти до камня, которым они привалили вход  в подземелье под храмом, когда строили убежище под домом Натальи. Сознание он потерял в двух метрах от этого камня.  Очнулся от ударов по лицу. Его била по щекам сестра, тут же он услышал ее слабый вой.


-Да живой я, не ори,- сказал он, еле ворочая языком.


-Сволочи, дом подожгли,- плакала Наталья.


-Черт с ним, на кой он тебе ,- Глухов даже не заметил, что заговорил , как деревенский мужик.


-Ладно, куда теперь-то?- спросила Наталья.


Тут только Тарас заметил, что она  вся мокрая, в одном халате и босая.


-Обратно в дом, куда же еще… Огонь потушили?

-Да, сразу, пожарка-то рядом,  и у спасателей своя техника под рукой.


-Одно плохо – охрану наверняка выставили. Но, думаю, до убежища им не добраться. Пошли?


Они поползли обратно,  Наталья часто останавливалась, чтобы отдышаться, за ней по земле тянулся кровавый след. В бункере исправно работал кондиционер, а на не выключенном мониторе компьютера уже висели письма от Эллы , Вадима и Андрея. Глухов сразу же сел за компьютер, а Наталья начала приводить себя в порядок. Переоделась в сухой махровый халат, нашла в аптечке кровоостанавливающее, выпила и приготовила  кофе. По бункеру  разлился пьянящий кофейный  аромат . Тарас  с тревогой показал ей глазами наверх, но Наталья махнула рукой и прошептала еле слышно:


-Там же пожарищем воняет, все запахи  перебивает.


Тарас согласно кивнул, продолжая быстро набирать текст письма Элле. Он сообщил о пожаре и приказывал  вывезти их с Натальей из Пронино.  К письму прилагался точный план.


Выпив  горячего кофе, они начали одеваться во все теплое.  На диване уже лежали  белые костюмы биохимзащиты и противогазы. Тарас ждал ответа от дочери, который должен был придти через несколько минут. Он спросил сестру:


-А что произошло в церкви, почему ты оказалась в госпитале? Кричали – беременная. Правда, что ли?


-Ну да…

-Почему мне не сказала?


-А я знала?  Я никогда не чувствую этих беременностей, черт бы их побрал!


-Ладно, успокойся. Идти-то сможешь?


-Раз пришла сюда, значит, и выйду.


-Ну вот и ответ,- Тарас прочитал на дисплее два слова : «Все готово!»


-Пошли,- сказал он.


Несмотря на  то, что  они тепло укутались , ползти обратно было легче, потому что по земле  хорошо скользили белые целлофановые комбинезоны. Когда  стали выбираться наверх, на  новое кладбище  под ельником,  Тарас  увидел над головой белый струганный гроб.


-Что это?- еле сдерживая страх, спросил он и отшатнулся обратно.


-А это свежая могилка,  которую нам на выход навалили,- ответила устало Наталья.


-И ты ее откопала?- изумился  Тарас.


-Откопала, как видишь…

-Да чем?


-Лопаты здесь бросают,  в деревню не несут. Лопатой и отрыла, благо земля свежая.


Это был гроб, в котором утром, перед праздником, похоронили Горестова, взорвавшего  Буев.


Отец Дионисий  слышал в эти минуты какие-то шорохи и звуки под полом церкви, но продолжал молиться один в храме, благодаря Господа за понимание.


11

Наталья и Тарас дошли по ельнику  до первой проселочной дороги.  Там их уже ждал бронированный автомобиль банка «Буевский промышленник». За рулем сидел худенький юноша. Но уже со спины Тарас узнал дочь и улыбнулся.  До банка они добрались благополучно в кузове броневика. Своим ключом Элла открыла дверь черного хода и провела родителей по темным коридорам в свою комнату. Тарас едва успел стянуть грязный комбинезон, как уже сидел за компьютером.  Он читал почту и брови его удивленно ползли вверх.


-Да,- сказал Элла,- заметив  реакцию отца,- дела идут в гору и очень быстро, как видишь.  Наш капитал увеличился на тридцать процентов за счет банковских накруток по обслуживанию счетов. А Сбруев просит еще кредитов.  Но самое интересное вот,- она  вывела  письмо из корзины, которое пришло из  Югославии. - Совет директоров  крупного металлургического предприятия предлагает купить восемьдесят процентов акций.


-Дело стоящее?- спросил Глухов.

-Мировые поставки  легированной стали – пятнадцать процентов.


-Покупай.


-Хорошо.


Элла хотела было сесть вместо отца за компьютер, но он  сказал:


-Матери помоги, заболела она.


Элла внимательно посмотрела на Наталью, достала из аптечки большой памперс и подала ей. Тихо прошептала:


-Опять за свое?


-Не лезь к ней!- приказал Глухов и встал из-за стола. Он сам раздел Наталью и уложил ее на диван.


-Лед достань из холодильника,- сказала Элла, усаживаясь на его место.- Надо кровотечение остановить, а то до границы не довезем.


-Довезем,- сказал Тарас.  Здесь три часа лету. Самолет оплатила?


-Конечно,  причем, с разрешения самого Сбруева.


-За что такие милости?


-За  цветами летим.


-За чем?- удивился  Тарас.


-За саженцами каких-то особых тюльпанов. В Австрию. Я оплатила и  самолет, и эти чертовы тюльпаны.


- В копеечку обошлось?- поинтересовался Глухов.


-А ты как хотел? Здесь остаться?


-Ладно, не гуди. Лучше скажи, что они с этими тюльпанами делать-то собираются, буевские развалины украшать?


-Высадят на месте взрыва  очистных. Там уже заканчивают засыпку,  начали завозить чернозем.


-Ого! Значит, будет город-сад? А новые-то очистные построили?


-Заканчивают. Я и этот проект профинансировала. Кредитом – под  пятнадцать процентов годовых.


-Продешевила…


-Иначе это могло вызвать подозрение и недоверие к банку, а он нам еще нужен . Здесь  большое строительство теперь разворачивается, целые жилые кварталы за городом. Можно будет хорошо заработать.

Глухов помолчал, с тревогой посматривая на Наталью. Потом спросил:


-Ева с  ребенком готова?


-Естественно. Ждет указаний.


-Ты бы съездила за ней. Соскучился.


-Рано. У нас назначено время – четыре часа утра, на сегодня. На понедельник.


-Время бессонницы сумасшедших…- пробормотал Глухов и прилег рядом с Натальей.


-Там еще эти просятся с нами. Графовы,- сказала Элла.


-Перебьются. Они  здесь нужны, - сказал Глухов и зевнул. Через минуту он уже спал.


12


Поместье Йонаса Богуча  располагалось в живописном месте недалеко от Хельсинки, на берегу залива. Год назад господина Богуча с женой, грудным ребенком и няней  почтительно встречал управляющий  и  пять слуг. За год семья обжилась в усадьбе и в этот  мартовский понедельник наслаждалась  видом  густого ельника, сидя в уютной гостиной, у камина. Топал ножками маленький Илья, Ева сидела в кресле и наблюдала, как Наталья  заботливо  следит, чтобы он не упал. Ей не нравилось, что  няня  учит его русским словам, но Тарас поощрял занятия Натальи с малышом, говорил, что в жизни все пригодится.


К ним изредка приезжали гости из Австрии,  из Греции и даже из России. Оттуда прилетали  Графовы с маленькой дочкой. Хотя  Глухов и не забрал их с собой из зачумленного Буева,  Елена и Адам не держали на него зла. Они выжили  в этом городе, Адам работал управляющим банка «Буевский промышленник». Дела  шли хорошо, губернатор Сбруев  часто принимал его  у себя  радостно и почтительно. «Буевский промышленник» одним из немногих был выбран городской администрацией для  перевода  через него коммунальных платежей от населения, которые возросли со времени устранения последствий катастрофы  на очистных в три раза в связи с затратами из областного бюджета на  прокладку новых коммунальных сетей  и строительство  очистных сооружений вместо взорвавшихся.Теперь банк взялся финансировать строительство одноэтажного элитного  пригорода Буева на месте деревни Пронино. Ее уже не было, жителей выселили, дома снесли,  кладбище  разровняли и засадили молодым ельником, под которым навсегда исчезла безымянная могила  бедолаги-выселенца Горестова, взорвавшего  полгорода.


 Елена  следила  за порядком в особняке Глухова, но горничных не нанимала,  убирала и чистила дом сама. Особенно заботилась об обновлении и пополнении запасов в бункере. Время от времени поднимала наверх  сейф, открывала его и любовалась  растущей горкой денежных купюр. Об этом Глухов мог только догадываться, но его это  уже не волновало, как и все, что происходило в Буеве , который остался навсегда в прошлом.


В этот  мартовский понедельник семья Глуховых наслаждалась тишиной и ухоженностью своего поместья. Ее особенно радовал необыкновенной красотой зеленый ельник вдали , который так напоминал  пронинские места. Тарас знал, что  деревни больше не существует и даже не осталось родительских могил. Но грусти не было. По-настоящему его волновало в этот день только одно – странное состояние Натальи. «Неужели она опять беременна?»- в смятении думал он.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


  ИЗОЛЯТОР

1

Тамара родила девочку дома. В поместье Глухова специально привезли все необходимое  медицинское оборудование из  местного госпиталя.  Врач и акушерка  говорили на английском, а Наталья орала по-русски, как только начиналась очередная схватка. Ева  с Ильей уехали  в Бали на курорт. Тарас один  сидел в холле и в открытые двери смотрел  на усыпанные осенними  кленовыми листьями  дорожки. Ему было не по себе.  Пять месяцев назад обследование показало, что девочка родится с заячьей губой. Но аборт было делать поздно, и семейство Глуховых  покорно ожидало  уродливого прибавления.


Получилось еще хуже, чем  показало обследование :  ребенок родился и с заячьей губой и с волчьей пастью. Челюсть младенца была словно разрублена надвое, а во рту вместо неба была дырка. Врачи по-английски как могли успокаивали Тараса и Наталью, убеждая их, что через пять месяцев  можно будет начать пластические операции по восстановлению неба. А губу зашили сразу.


Девочка не могла сосать грудь, как все младенцы, кормили ее через горло. Все это создавало убийственную обстановку в доме. Но постепенно  Глуховы смирились с печальными обстоятельствами : несмотря ни на что девочка  казалась им очень милым ребенком. Через месяц пятидесятилетняя Наталья ощущал себя вполне счастливой мамашей , и Тарас перестал грустить.


По-другому разворачивались события в Баден-Бадене.  Андрей Юрьев наотрез отказывался признать  новорожденную калеку. Более того, он сообщал, что собирается жениться и  иметь собственных детей. Что его невеста Эльза Ульбах, фотомодель, беременна, и им нужно поскорее пожениться. От  Ухова он ждал разрешения на развод с Натальей. И не получил его. Это сразило Юрьева. Эльза, поняв, что  брак с богатым русским невозможнее, легла в клинику и избавилось  от ребенка на пятом месяце беременности.  Андрей впал в тоску, а потом решил жестоко отомстить  этой семейке упырей. План его был  достаточно остроумен.


В то время, когда несостоявшаяся невеста  Эльза Ульбах лежала в клинике, оправляясь после тяжелого аборта, в Баден_Баден  прибыла делегация из России для  изучения  курортного бизнеса за рубежом.  Это была провинциальная российская группа мелких чиновников из города Буева, которую в Баден-Бадене Юрьев принимал на деньги Глухова.  Буевские чиновники прихватили с собой  журналиста областной газеты «Буевские зори» Альберта Козлова, с которым Юрьев был знаком еще во времена своей работы в обкоме комсомола. Они вместе выезжали в милицейские рейды  и ловили в притонах и ресторанах проституток и гомосексуалистов, на которых тогда, в конце восьмидесятых, мода только начиналась.


Юрьев был рад Козлову, как родному. Они здорово напились в недорогом ресторанчике, и Альберт  сказал, что  страшно завидует успеху бывшего товарища по комсомолу, но сам  все тянет лямку в  буевской газете.  Однако  уже нащупал ходы в известный столичный издательский дом «Закон и право» и сейчас разнюхивает что-нибудь  погорячее для статьи, которая, может быть, подсобит ему выбраться в большую журналистику.


В этот момент и Юрьев  нащупал ту ниточку,  которая выведет его на свободу, поможет вырваться из лап опостылевшей могущественной семейки.

-Знаешь, Бертик,- сказал он, пьяно ухмыляясь,- деньги всегда очень дурно пахнут.


-Это чем же они так плохо пахнут, Андрюша?- ухмыльнулся в свою очередь Козлов.


-К примеру, говном…- Юрьев , произнося это мерзкое слово, почти распластался на столе, а Альберт замер. Он-то знал цену этому слову, которое в Буеве давно уже  было паролем беды.


-Знать бы , где плавает…- неопределенно сказал журналист.


-А поблизости… Хочешь потрогать?- захохотал пьяно Юрьев и протянул  ему потную ладонь,- на, держи, да не упади, нюхай лучше!


Козлов видел, что Юрьев совсем пьян, но внимательно следил за выражением его потного лица.


-Говно в розыске, а плавает  поблизости.


-Где?- не утерпел и  прямо спросил  Альберт.


-В отстойнике…


-Где отстойник-то?- не отставал Козлов, подливая коньяк в  бокал Андрею.


-В  раз-з-ливе, где  еще нашему отечественному отстою быть?


У Козлова  ручьем  тек пот по спине, рубашка взмокла, но он  держался спокойно и прикинулся еще более пьяным, чем Юрьев, предложив : «Давай, споем, по-нашему, по-комсомольски!»


-Не-а,- икнул Юрьев, лучше, по-ихнему, по - бразильски.


И они заорали на весь ресторан : « Уно, уно, уно, уно моменто…» Потом, обнявшись, шли по улице , наперебой вспоминали  молодость пьяным невнятным бормотанием.  И никто бы не догадался, что  эти двое русских  вовсе не так пьяны, а просто стараются переиграть друг друга.  И это было по-ихнему, по-комсомольски.


Больше  они не виделись в Баден Бадене. Козлов  с нетерпением ждал возвращения домой. Теперь у него был весомый повод  съездить в столицу , в «Закон и право». И он почти наверняка знал, что на этот раз будет принят там  гораздо любезнее, чем обычно.


А Юрьев все эти дни метался по своей квартире, часто подходил к окну, вглядывался во что-то невидимое и  часто грозил кулаком кому-то также невидимому.


2


Редактор  популярного московского еженедельника «Закон и право» Юрий Владимирович Аронов неохотно  разрешил войти провинциальному корреспонденту из Буева  в свой  огромный кабинет. Он с трудом силился вспомнить публикации  Альберта Козлова, но кроме нескольких  информаций о криминальной обстановке в терпящем коммунальные бедствия Беуеве на ум ничего не приходило. «Какого черта он тут  шляется?» - раздраженно думал Аронов, с нетерпение поглядывая на  телефон : он ждал звонка от Петра Афанасьевича Хлудова с Лубянки. Они вместе собирались слетать на охоту в ближний заказник и всласть попить  у костра водочки. Услышав скребки в обитую кожей дверь, Аронов сделал, насколько мог, на лице приветливое выражение . Когда  высокий чернявый молодой человек вошел, он пригласил его сесть и, рассматривая исподтишка, спросил:


-Ну что хорошего  у нас в провинции, народ маски уже сбросил?


Козлов замер на секунду и вопросительно посмотрел на редактора, а тот весело рассмеялся, довольный удачной шуткой, подумав про себя : «Надо повторить на охоте,  Петру Афанасьевичу понравится…»


-Ах, вы об этом, улыбнулся, быстро сообразив,  Альберт,- да,  у нас уже  можно дышать нормально, а на взорванных очистных растет целый заповедник тюльпанов.


-Да что вы?- удивился  Аронов и неожиданно для себя предложил,- сделайте-ка нам фоторепортаж оттуда. Текста поменьше, снимков побольше.


-Хорошо, я сделаю,- пообещал Козлов,- но сегодня у меня для газеты особая тема.


-Какая?


-Вы не поверите, но я, кажется,  знаю местонахождение Тараса Глухова…

Он не успел договорить,  как  зазвонил  телефон. Аронов быстро взял трубку и, сказав только «да», тут же положил ее обратно.


-Знаете что,- предложил он вдруг  Альберту,- пойдемте - ка в наше знаменитое кафе, я угощу вас отличным кофе эспрессо.


У Козлова замерло сердце. «Сработало!- с восторгом  подумал он,- иначе   не стал бы этот барин  со мной кофеи распивать».


Сидя за столиком в редакционном кафе, Аронов внимательно разглядывал Альберта. «Самоубийца,- думал он ,- маленький глупый самоубийца. И куда эти ребята только не лезут ради карьеры, а ведь не стоит она жизни нашей, не стоит… Вон, еще и хороших ботинок, видно,  ни разу не носил, ноги под стол прячет, стыдно, а уже  умирать собрался, ду-ра-лей!»


-Понимаете, я был недавно в Баден Бадене…


-Да ну?- усмехнулся Аронов.


- С одной делегацией, конечно. И встретил там знакомого еще по комсомолу. Так он мне намекнул…- тут  Козлов прервал свой рассказ и, в свою очередь, внимательно посмотрел на Аронова , тому вдруг стало не по себе.


Он подумал : «А ведь затянет  меня этот гаденыш, затянет. Не удержусь, уж больно жирный кусок, и не только для ребят с Лубянки,  здесь  бери  повыше. Ну давай, колись,  герой…»


-Он говорил о чем-нибудь конкретно?


-Намеками, но я понял.


-Ну, знаете, пальцем в небо…


-Короче, в Финляндии он,- выпалил, наконец, Альберт.- Я хотел бы написать статью для вас, не называя фамилий,  все будет и так ясно, я это умею.


-Какая же это будет статья?- спросил Аронов.


-Статья-расследование. Наверняка  Глухов оставил какие-то концы в Буеве, там есть один банк… В общем, надо проверить.


Аронов сидел молча, забыв о кофе. Зато Козлов жадно глотал из своей чашки, с наслаждением обжигаясь горячим напитком. Он предчувствовал успех и трепетно  ловил запахи в кафе, знакомые и дорогие сердцу запахи столицы, в которую рвался всей душой уже много лет.


-Ну ладно,  молодой человек, дерзайте, пишите свое расследование. Только присылайте на мое имя.  Лично мне. –И, засмеявшись, спросил еще раз,- значит, дышат теперь в Буеве?


-Да… Хорошо, я постараюсь сделать это побыстрее,- сказал Альберт,- поднимаясь со стула, понимая, что визит окончен, и , попрощавшись, вышел из кафе. Сердце его пело – ни разу еще  в Москве к нему не относились с подобным вниманием : пить кофе с самим  Ароновым! Это дорогого стоит.

А Юрий Владимирович, направляясь в свой кабинет, тихо  бормотал  полузабытую песенку : «Как он дышит, так и пишет,  как он слышит, так…» Аронов знал, что сейчас в его кабинете трезвонит телефон. Так оно и было. Он взял трубку.


-Задерживаешься,- недовольно сказал  Петр Афанасьевич.- Ну что, приплыли? Я сколько денег  твоим орлам отстегнул?  В Европе жить недешево, а мы не скупимся. Результат за год – ноль! Я  твой «Закон…»  обанкрочу! А еще лучше, продам, к чертовой матери американцам. Давно христорадничают.


-Но ведь в любом случае  информация пришла от нас, хотя и коряво,- слабо  попытался  отшутиться Аронов.


-От вас дождешься…  Ты хотя бы остановил этого скакуна? Сломит ведь голову. Если сейчас сунется, жить ему осталось  неделю, больше не дам.


-Нет, не остановил, пусть каждый  пьет свою чашу… А вы  пошлите своих людей, пусть за ним походят, может, и цел останется.


-Как же. Это тебе не те времена, все бегают, куда хотят, за каждым не поспеешь. Пропал малый…


-Да не отпевайте вы его раньше времени. Я в бухгалтерии велел  приличный аванс  выдать,  пока он его прогуляет,  дело, смотришь, и закончится…


-Ну если так… Собирайся на охоту, обсудим дела по-нормальному.


-Ладно.


Брат Петра Афанасьевича Хлудова, полковника ФСБ,  Виталий Афанасьевич, имел десять процентов акций бывшей югославской  металлургической компании «Сталь». Представитель Йонаса Богуча  и совладелица  «Стали» Элла Андреевна Юрьева оформляла сделку с умом, надеясь на поддержку  депутата Виталия Афанасьевича Хлудова, в чью собственность поступала десятая часть огромной компании. Петр Афанасьевич знал, что Элла – дальняя родственница  Тараса Глухова, исчезнувшего из буевского СИЗО во время аварии на очистных сооружениях и разыскиваемого Интерполом. Но этот факт его ничуть не смущал, а наоборот, давал надежду найти если и не самого Глухова, то хотя бы его  деньги. В  управлении  давно уже подсчитали состояние Тараса, огромный капитал, вывезенный из России, где-то завис, но где?


И тут является какой-то жалкий провинциальный газетчик и  делает сенсацию! А нужна она сейчас? Петр Афанасьевич  был хорошим охотником и один из немногих умел сразу бить двух зайцев. Дело придется раскручивать, поскольку в управлении  о нем  сразу же стало известно после первых фраз, сказанным этим несчастным Козловым в кабинете у Аронова. Но вот деньги… «Эх, чертовы деньги!»- прошептал он  неслышно и, взяв уже подготовленный доклад, пошел на прием к самому.


Аронов тоже в этот момент думал о деньгах. С грустью размышляя о том, что если и доберется до них Хлудов теперь, то расчет будет мизерным – столько долгов у  газеты перед управлением! Его ребята, в самом деле,  жили в Европе по-барски. «Каждому сукину сыну объявлю по строгачу, пусть пожарятся и знают, как по девкам бегать вместо того, чтобы на брюхе проползти все нужные места и выполнить задание. Приживалы…»- зло решил  он. И почему-то с ненавистью вспомнил  утренний визит Козлова.



3


А тот на следующий день уже строчил два  милицейских отчета - один в свою газету, второй – в  «Закон и право». Альберт и не думал пропивать аванс, выданный ему по распоряжению Аронова. На эти деньги  он купил себе дорогой мобильник и  маленький ноутбук и теперь опробовал их в деле прямо в редакции, на зависть коллегам из «Буевских зорь».


В отчете говорилось о том, что взят под стражу директор банка «Буевский промышленник» Адам Графов, который числился в розыске в связи с аварией на  городском коллекторе. Козлов писал свои заметки, а душа у него трепетала от волнения : он боялся, что органы милиция, прокуратура и УФСБ опередят его и не дадут провести собственное расследование.  Альберт спешил отписаться, чтобы уйти в свою съемную квартиру, унести туда  покупки , хорошенько все обдумать и созвониться  с кем надо.


Сдав  материал в секретариат и отослав вторую заметку в «Закон и право», Козлов помчался домой, прижимая к груди свой новенький ноутбук. Если то жилье, которое он снимал, можно было назвать домом. После  взрыва на очистных, снесло полгорода.  Квартир катастрофически не хватало, а те, что еще оставались, были без воды, отопления и канализации. Спасало электричество, которое позволяло и согреться при помощи мощной самодельной плиты, и  приготовить поесть на электроплитке, и даже посмотреть телевизор. Но и квартплаты были запредельные, на них уходила почти вся зарплата Альберта.  За много лет работы в газете он так и не сумел накопить денег  на собственное жилье.  Поэтому сейчас, почувствовав настоящую добычу, Козлов рвался к ней изо всех сил, стремясь покончить с нищетой и укатить в Москву. Или, на крайний случай, купить  однокомнатную квартиру здесь, в Буеве.


Выпив чаю вприкуску с дешевой конфеткой, Альберт сел на диван и задумался, елозя мышкой по дисплею компьютера, который держал на коленях. Что делать, имея такую мощную информацию, какую выдал ему старый товарищ  Андрей  Юрьев? И вдруг  Альберт  вздрогнул от жуткой мысли : да они уже использовали  эту его ценную информацию, ведь Адам Графов задержан! А он – не только управляющий банком «Буевский промышленник», но и  владелец бывшего  глуховского особняка. Это разве случайность?  Козлов напряженно думал. Столько раз проходил мимо этого роскошного дома в центре города , и каждый раз сердце замирало, душа наполнялась горечью тяжелой зависти к людям, которые могут жить так богато. Часто он размышлял : «Кто же они такие, наши буевские богачи? Откуда взялось их богатство и небожительство? Почему все это – только им?»  Ответов не находил, зато статьи его становились все  злее и откровеннее.


«Если  Графова взяли в связи с делом Глухова, то меня уже обошли,- с болью  думал он.- Не нужна моя сенсационная статья этим стукачам из «Закона и права», они свой кусок ломают… Какой же я дурак! Надо было самому… А что – самому?  Если  только позвонить в особняк Графова и сказать родственникам, что у меня есть нужная для них информация и запросить за нее денег? И рассказать о том, кто настучал на Глухова? Ведь это мысль!»


Альберт подошел к окну, выглянул  через стекло в черной  гнилой раме на  заваленную мусором улицу, резко повернулся. Схватил мобильник и  набрал номер справочной. Через минуту  звонил в особняк Графова.  К телефону никто не подошел. «Придется идти самому»,- подумал Козлов. Голова у него горела, он был полон решимости. Как только стемнело, оделся и вышел во двор.  Декабрьское небо сияло алмазной россыпью звезд. До особняка Глухова было пятнадцать минут ходьбы. Альберт подошел к  высокому забору, минуту постоял. Потом вынул свой новый мобильник и начал набирать номер. Он не заметил, как сзади мелькнула тень. Альберт так и не услышал встревоженного тихого голоса  Елены в трубке, от сильного удара по голове , повалился на  припорошенную снегом землю и потерял сознание. Не приходя в себя, он умер в больнице через три дня. Редакция провожала его торжественно, похороны показали по местному телевидению. Но  широкого резонанса эта неожиданная и непонятная смерть журналиста не вызвала, хотя  некоторые его коллеги и пытались делать собственное расследование. Милиция поймала грабителя, вычислив его по звонку с нового мобильника Козлова. Других версий гибели корреспондента у них не было.


4


Тот, кто ждет, что его возьмут, не расстается с телефоном ни на минуту. Именно так поступали Адам Графов и его жена с тех пор, как поселились в особняке Глуховых. И когда  он увидел в окно, что к зданию банка подъехала машина со спецномерами, которую он с трепетом ожидал много месяцев, тут же набрал номер телефона Елены и сказал :


-Если я не приду, никуда не выходи,  спустись вниз и жди меня. Я свяжусь с тобой. Не выходи!


Елена, придерживая дочку за подол платьица, схватилась за огромный живот – со дня на день она должна была родить.  Перед глазами все плыло. Выключив  электроприборы в доме, перекрыв газ, Елена  поплелась с ребенком в  убежище. И хотя там все уже давно было приготовлено на случай непредвиденных обстоятельств : запас еды в холодильнике, воды, медикаментов, чистого белья и моющих средств, женщина сходила с ума от страха. Перед глазами у нее почему- то все время стояли жуткие картины  катастрофы  двухлетней давности, когда она летела вместе с перекрытиями  разрушенного дома вниз, сжимая руками такой же огромный живот, а потом шла , не понимая, куда, босыми ногами по снегу.


К ночи страх ее настолько усилился, что она, словно  избитая до полусмерти кошка, металась из угла в угол по комнатам бункера.  Зачем-то подняла сейф и открыла его. Так он и стоял, открытый настежь, показывая гору денег на полках. Елена ждала звонка от мужа, но  телефон молчал. Наконец, раздался звонок , и она бросилась к  телефону. В трубке  услышала чужой мужской голос, который тут же пропал. Она все говорила и говорила в трубку «алло», но  на другом конце молчали. Ей лишь послышался какой-то вскрик или стон, а, может, померещилось от страха. Представилось, что  мужа пытают и специально дали послушать, как он мучается…


Тут же резануло по животу, как косой. Елена упала навзничь и начала рожать. Старалась не кричать, чтобы не напугать малышку, которая то играла в своем манеже, то спала, напившись из рожка. Несколько бутылочек Елена, почти в бессознательном состоянии, наполнила разными жидкостями и положила в манеж. Бросила  пачку печенья, кусок хлеба. Она словно готовилась умирать. Когда младенец пошел наружу, Елена потеряла сознание. Очнувшись на полу,  не поняла, что лежит у нее между ног – холодное и склизкое. Приподнявшись, увидела новорожденного, задушенного пуповиной, которую некому было снять с шеи ребенка, так как Елена впала в беспамятство. Девочка задохнулась.


Елена почувствовала потугу и, ухватившись за скользкую пуповину,  потянула. Вышел послед и шлепнулся рядом с новорожденной. Елена продолжала лежать навзничь, боясь посмотреть на пол впереди себя. Она не знала, сколько так пролежала в забытьи. Очнулась от детского крика и обрадовалась,  напряглась и села, опираясь на дрожащие, как под ударом тока, рука. Но кричала  ее дочка в манеже. Она стояла там, топала ножкой, гнулась через обруч и тянула руки к матери. Все личико ее было заляпано соком и  раздавленным печеньем. Елена посмотрела под себя и, увидев  синий окоченевший трупик, заплакала. Дочка, глядя на нее, закричала еще громче. Кричала и Елена, выла, как раненая волчица. Но никто не слышал этих воплей, спрятанных глубоко под землей.


Ночью из-за угла роддома вышла полураздетая женщина с ребенком на руках.  Но не прошла она и десяти метров, как ее подобрал  военный патруль. Мужчины в камуфляже пытались ее о чем-то спрашивать, но она молчала и только слезы  беспрерывно лились из ее глаз. Тогда военные вызвали дежурную машину с работниками комиссии по делам несовершеннолетних, и те забрали  девочку у матери и повезли в близлежащий приют. Ее же, как бездомную  и неизвестную, отвезли в одну из  социальных гостиниц, которых после катастрофы в Буеве было множество, в них жили люди, лишившиеся крова.


Елена только прилегла на кровать и сразу уснула мертвым  сном. Словно провалилась в черную яму. Ее соседка, старушка,  увидев кровь на ногах женщины,  прикрыла их казенным одеялом и перекрестилась. Аделина Григорьевна Носова узнала  свою прежнюю соседку  по рухнувшему дому. Она хотела было обмыть ноги несчастной , но  обитательницы двенадцатиместной комнаты, такие же старые и больные,  закричали на нее, замахали руками и отогнали старуху от бачка с водой.  Из него можно было только пить. На мытье воды не было.


Обитатели этой социальной гостиницы мучались почти год  отсутствием воды.  За ней приходилось ходить с ведрами к колонке  за три квартала . Как им объяснил комендант, водонапорную башню в микрорайоне администрация города сдала в аренду, не имея средств на ее обслуживание. А арендатор потребовал  от  жителей  трех социальных гостиниц и  обитателей уцелевших в окрестности домов отремонтировать порвавшиеся во время аварии  канализационные и водопроводные трубы, поскольку  средств на ремонт у него не было. Вот он и перекрыл воду, чтобы не платить зря водоканалу деньги за то, что утекает под землю.


-Но мы же полностью оплачиваем  коммунальные услуги, - плакали бабки и старики,- отдаем всю пенсию, только на хлеб оставляем. Куда же  идут наши платежи?

-Не знаю,- отвечал им представитель арендатора, которого самого никто и в глаза ни разу не видел,- судитесь…


При этих словах народ умолкал. На судебные издержки и адвокатов ни у кого не было денег. И  обитатели социальных гостиниц стали собирать деньги на ремонт канализационных и водопроводных труб. Однако, получив нужную сумму, арендатор снова отказался подавать воду, заявив через своего  представителя, что  люди должны сами и отремонтировать эти трубы. А технику он им пришлет, поскольку на нее денег хватает. Старики поплакали и вышли на земляные работы. Им помогали внуки, так как  их матери и отцы не могли оторваться от основной работы. Иначе  остались бы без места, а работы в Буеве и так всем не хватало.


Семидесяти- восьмидесятилетние старики и старухи с детьми, закутавшись в  обмотки, как в войну, выходили с лопатами, словно на рытье окопов. Проложили трубу, застыковали. Потом стали вручную закапывать. Поднимали сырую осеннюю  землю на лопаты и забрасывали в траншею. Но потом еще пришлось  раскапывать  новые прорывы. И конца этому не было видно.  Старики умирали, как мухи. Один  дед повесился на общей кухне, и его потом несколько дней поминали нехорошими словами, потому что кухня-то общая и если все на ней начнутся вешаться, места для готовки не останется. Тогда всем – помирать?


А воды все не подавали. Вот поэтому соседки по комнате так расшумелись, когда  Аделина Григорьевна Носова  хотела набрать кружечку  и обмыть кровь с ног несчастной  своей бывшей соседки.  Аделина Григорьевна уже еле ходила на распухших посиневших ногах. Чувствовала – час ее близок, но полежать  не давали, и она вместе с такими же горемыками каждое утро отправлялась на земляные работы. На следующий день и Елене  предстояло отправляться туда же.


Утром ее разбудила Аделина Григорьевна. Наклонилась над ней, спросила:


-Не узнаешь меня? Я твоя соседка, из нашего дома, который  рухнул. Помнишь?  Я все мужу твоему жаловалась на Горестовых, слышала, что они  безобразничают с газом… Где муж-то, почему ты здесь оказалась?


-Не знаю,- устало сказала Елена и закрыла глаза. Вдруг вскочила и спросила:


-Дети где ?Дочка, Верочка…


-А у тебя  дочка, значит, родилась, помню, как ты тогда беременная по снегу  босяком топала. Но тебя сюда одну привезли. Дочка-то с мужем, что ли, осталась? Не помнишь, где? – Аделина Григорьевна с сочувствием смотрела на Елену, догадываясь, что та опять попала в  беду.


Елена встала и, с трудом передвигая ноги, направилась к выходу. Но старуха остановила ее, сказав:


-Куда ты собралась опять голяком? Оставайся тут,  тебя наверняка ищут и найдут. И дочка отыщется, а то уйдешь и совсем пропадешь, бандиты и грабители на каждом шагу.  И днем от них покоя нет. За нами гоняются, пенсии отнимают. Куда не прячь, обязательно найдут. Мы впроголодь живем, да еще  на этих окопах замучили нас совсем.


-На каких окопах?- спросила Елена, стоя посреди комнаты между многочисленными кроватями, с которых ее с интересом разглядывали обитательницы социальной гостиницы.- Разве война?

-У нас каждый день война за кусок хлеба и кружку кипятку,-  проворчала одна старуха и сказала:


-Ты давай-ка, одевайся, вон там телогрейка валяется и сапоги чьи-то.  С нами  пойдешь землю рыть, раз поселили тебя сюда. Задаром здесь не живут.


Но Елена не успела натянуть на себя чужую телогрейку. В комнату вошел комендант и крикнул:


-Эй, вчерашняя, давай на выход, за тобой пришли!


Старухи понимающе переглянулись и лишь Аделина Григорьевна ободряюще шепнула:


-Ну вот и нашелся муж, наверное, все хорошо будет. Иди, иди, дома помоешься. А мы уж тут как-нибудь…


В коридоре с шубой в руках стояла Элла. Она быстро накинула ее на плечи Елене и повела вниз. Усадив в машину, повезла в особняк.


-Где  Адам?- спросила еле слышно Елена.


-Сегодня будет дома.


-Но там у меня… а дочка где, Верочка?


- Малышку мы похоронили. Царствие ей небесное,- Элла перекрестилась, но как-то неумело и словно  стесняясь.


Елена запрокинулась на сиденье машины и  закричала. Элла тут же  притормозила, выключила зажигание. Открыла бардачок, вынула оттуда  шкатулку с наполненным шприцем. Быстро сдернула рукав шубы с плеча Елены,  ударила ее по лицу с такой силой, что та затихла.  Затянув руку жгутом, вытянутым со дна шкатулки. Элла  умело всадила иглу в вену.  Елена больше не шевелилась. Накинув снова шубу ей на голое плечо, Элла сказала недовольно:


-Вот город, хоть каждому второму реланиум всаживай! Ну затянула петля народ…


5


Адаму Графову разрешили связаться с адвокатом. Тут же прилетела из Зальцбурга Элла. Она внесла залог в миллион рублей и теперь ждала решения судьи. Но пока что Адама без конца допрашивали следователи прокуратуры и ФСБ. Он говорил все, о чем мог говорить. Но не более того.  Отпустили его только после беседы с главой города Иваном Ивановичем Ямниным. Он вошел в комнату следователя с бледным лицом, еле скрывая дрожь в руках. Но по тому, как широко навстречу ему улыбнулся Графов, понял, что опасаться  нечего – тот крепко держал их тайны при себе. Да и невыгодно было бы ему о них рассказывать в изоляторе – ведь тогда  над Адамом нависла бы еще одна статья, куда серьезнее. А дело двухгодичной давности замнется, банкир  выйдет на свободу и продолжит  необходимые  операции по  проводу  коммунальных денег через спецсчета  администрации, переводя их во внебюджетные фонды.


На самом деле следователей интересовал совладелец банка «Буевский промышленник»  Йонас Богуч. Однако  Адам ни разу его не видел, не мог ничего сказать о месте его пребывания и даже о том, как тот выглядит. Все дела вела его представитель Элла Андреевна Юрьева.


Естественно, Глухов стразу же узнал о задержании Графова и тут же вызвал Эллу. Он направлял ее в Россию не только ради освобождения Графова под залог, но и для того, чтобы она  там по всем правилам оформила их с Евой развод в течение  суток. Все документы и от него, и от Евы были готовы. По  соглашению при разводе три четвери состояния Глухова отходило его жене и сыну. Все счета он уже перевел на ее имя.


А вот счета своего шурина  заблокировал, и Андрей Юрьев не мог получить с них ни  марки. У него были собственные сбережения, но они не позволяли ему долго проживать в Европе без тяжких забот о завтрашнем дне. В Россию он возвращаться не собирался и стал  думать над тем, каким бы делом заняться в Баден Бадене.  Своей невесте Эльзе пока что ничего не говорил, но она чувствовала его явное охлаждение. А Андрей не мог объяснить, что теперь его развод с Натальей  невозможен и жизнь его в опасности.  Предательство ему вряд ли простят.


Глухов велел лететь в Буев и Вадиму. Он понимал, что Интерпол  идет по следу и дышит уже ему в спину. Тарас долго анализировал свое положение и решил, что не стоит больше играть в маскарад, а лучше отсидеть  свои семь лет за ту  чертову взятку. Больше за ним у ФСБ ничего нет. Конечно, счета  Йонаса  Богуча существовали до сегодняшнего дня. И  бывшая югославская компания «Сталь», и банк «Буевский промышленник», и благотворительный фонд. Но от этого он запросто отречется, и едва ли в Буеве будут настаивать на розыске Йонаса Богуча, который так  щедро финансировал деятельность  буевской администрации по восстановлению города после катастрофы. А если станут – то сидеть с ним на нарах и Сбруеву, и Ямнину, и… В общем, далеко дела их зашли. Деньги отмывались не только через  региональный, но и через федеральный бюджет.  Депутат  Хлудов  хорошо постарался. Но, видно, мало показалось. Началась охота за его деньгами. А что в итоге? Что они получат? Все капиталы у Евы в Америке. Все. «Пусть сажают»,- решительно подумал Глухов, и на душе стало даже легче. «Отсижу и  сброшу шкуру, буду, наконец, жить легально».


Элла и Вадим прибыли в Буев почти одновременно.  Всего на час раньше он оказался в особняке и был потрясен увиденным, когда спустился в бункер, надеясь встретить там Елену. На полке распахнутого сейфа лежал голый синий трупик младенца. На полу  везде была кровь. Детский манеж заляпан  соком и  измусоленным печеньем. Кровавый след тянулся в подземный ход.


Когда Элла  вошла в дом, Вадим сидел за столом, зажав голову руками. Перед ним стояла бутылка водки, почти пустая.


-Ты что?- спросила  сестра.


-Иди, посмотри,  там внизу,- пробормотал он. Я не знаю, куда это деть…


Элла спустилась и, увидев  трупик в сейфе, быстро  поднялась наверх.


-А где Елена?- спросила она.


-Не знаю, испоганила сейф, деньги, все теперь воняет,- сказал он и побежал в туалет. Его выворачивало, и он долго не мог  успокоиться.

Тем временем Элла набрала номер телефона первой попавшейся  ритуальной конторы, сделал заказ на гроб и памятник из гранита и села за стол писать свидетельство о смерти младенца. После этого спустилась вниз, вынула ребенка из сейфа,  достала  новую простыню из шкафа, запеленала трупик, как кокон, перевязала  приготовленной Еленой розовой лентой и понесла наверх. Здесь она  положила его на стол и стал ждать  служащих из ритуальной конторы. Когда те приехали, внеся крошечный гробик, она бережно положила  младенца и неловко перекрестилась. Подала свидетельство о смерти, на которое лишь мельком взглянул бригадир, сказала :


-Мать ребенка в больнице, я – тетя. Сделайте все, как надо, -и подала тысячу долларов. Потом  подумала и достала еще тысячу, сказав,- это – за лучшее место , недалеко от входа.


-Сделаем,- сказал бригадир, пряча деньги.- Вы поедете с нами? Могилку-то надо заметить. Памятник только завтра будет готов.


-Нет,- ответила Элла, я плохо себя чувствую, поедет мой брат. Он запомнит. И отвезет вас на своей машине. Только еще попрошу – заедете  в церковь, возьмете там все необходимое, что полагается… подорожную, венчик на головку, свечи. И привезите землю с могилки. Не забудьте.


-Отпевать будете?


-Нет, младенец не крещеный, батюшка не станет…


Вышел Вадим, почти трезвый.  Бригадир помялся, ожидая, что тот понесет гроб, но Вадим прошел мимо и стал спускаться в гараж.


Бригадир сам подхватил гробик и понес его вслед за Вадимом. Элла неподвижно стояла у стола.


Когда  привезла Елену  в особняк,  там уже никого не было. Убежище она прибрала, как могла,  полку в сейфе вымыла и продезинфицировала, облив деньги французским спреем. Времени у нее было в обрез, и ее очень устраивало, что жена Графова тут же уснула, как только Элла втащила ее в гостиную. Теперь надо было найти дочку Адама. Это не составляло труда.  Одеваясь, чтобы ехать в приют, Элла потрогала пульс у спящей Елены и , удовлетворенно кивнув,  спустилась в гараж и завела свой «Лексус».


Через два часа Елена проснулась и увидела около себя свою Верочку. Еще через два часа Вадим привез из изолятора  выпущенного под залог Адама. Молча сели за стол помянуть маленькую покойницу. Наутро  Адам отвез Елену и дочку на кладбище, и вместе они наблюдали , как мастера устанавливают огромную гранитную плиту над крошечной могилкой. На плите  была только большая надпись : «Милочка Графова», а под ней поникшая черная роза. Все было сделано по заказу Эллы.


6


 Вернувшись с кладбища, Адам и Елена  услышали шумный разговор  Эллы и Вадима, которые, как обычно, заперлись в своей комнате. Елена пожала плечами и понесла Верочку в детскую, а Адам остался и старался разобрать слова за дверью. Явственно доносилось только одно – наставник. Остальное было непонятно и вообще  Графову казалось, что  брат и сестра говорят на каком-то  совсем незнакомом языке. «Может, на идиш?- подумал он, -или на хинди…»


В гостиную они вышли взволнованные. Адам позвал Эллу – Глухов прислал  письмо. Вадиму нужно было немедленно выезжать в Баден Баден  на встречу с  Андреем Юрьевым. Вадим устало присел в кресло и сказал:


-Лошадь я вам ломовая, что ли?  Сил больше нет. Так в дороге  когда-нибудь и подохну…


Тут только Графов  увидел, какой нехороший у него  цвет лица. Но он понимал. Сейчас некогда отдыхать, всем нужно  шевелиться. И как можно быстрее, иначе ночевать в  роскошных особняках не придется. Тюрьма шла за ними по пятам, зловонная параша дышала в спины.


-Зачем нам этот стукач?- недовольно спросил Вадим.


-Видно, там все очень серьезно. Срочно лети, прямо сейчас. Все распоряжения получишь по прибытии,- сказала Элла.


Когда Вадим уехал, она обратилась к Елене, неподвижно сидевшей в черном платье у стола. Глова ее была по самый лоб завязана  черным шелковым платком.


-Елена, вам придется поменять образ жизни. Я понимаю и разделяю ваше горе, но иначе теперь нельзя. Вы меня слышите?


Елена кивнула головой.


-Вы поступите учиться на заочное отделение  юридического факультета Буевского университета. Точнее – уже поступили. Зачислены на коммерческой основе на третий курс. Я восстановила ваш  сгоревший диплом о высшем образовании, вы же наш пед заканчивали?


-Нет, я экономический техникум кончала,- тихо сказала Елена.


-Да? Ну неважно,  теперь вы снова учитесь. Но это не просто чья-то прихоть.  Вам придется очень сильно постараться, чтобы вскоре занять мое место рядом с Тарасом. И защищать его, если он  вернется и  его посадят. А такое вполне вероятно. 


-Неужели такое возможно?- спросил испуганно Адам.


-Возможно, и мы готовим мягкую посадку,- усмехнулась Элла.- Но если  Глухова привезут сюда, мне придется срочно  выбывать из игры.  И тогда все заботы по защите  Тараса  да и вашего мужа лягут на вас. Мы, конечно, будем нанимать лучших адвокатов, но ведь  такая работа с документами, какую мы с вами ведем, должна делаться только самыми близкими и надежными людьми. Я обучу вас всему, пока буду здесь дожидаться Тараса.  А диплом – это для формы, для порядка. Руководить вашей работой будем мы, так что вам останется пока что  правильно озвучивать тексты. Но со временем  вы сами почувствуете  уверенность. Если  сумели сохранить такие капиталы и вместе с мужем продвинуть огромное дело, то толк из вас будет точно.  Да, преподаватели будут приходить к вам домой, в университет на занятия вам бегать не придется, не беспокойтесь.


Елена молча слушала и слабо кивала головой.  Адам  сказал:


-Ей надо отдохнуть, через два часа придут врачи, надо сделать обследование.- И повел Елену в спальню.


7


Вадим  отыскал Андрея Юрьева в баре рядом с домом, где тот теперь снимал квартиру. Взглянув на пасынка, тот спросил, усмехаясь в бороду, которую снова успел отпустить:


-Убивать приехал,  сынок?


-Зачем сразу – убивать, отработаешь…- ответил Вадим и пошел к выходу, оставив не выпитой рюмку водки, которую ему заказал Андрей.


На улице он спросил:


-Где невеста?


-А ее-то за что?,- споткнулся Юрьев от страха, поднимаясь по  ступенькам в дом.


-Сообщница, свидетельница,- засмеялся  зло Вадим и добавил уже вполне серьезно,- я вообще мачех не люблю. Так где Эльза  Ульбах?


-В борделе! Где ж ей еще быть, кислород-то перекрыт, а жить на что-то надо. Здесь Европа,  здесь  буевской тухлой колбасой не торгуют!


-В каком борделе?- остановился Вадим.


-На  улице удовольствий. В витрине сидит.


-Ну ты и скот!- выдохнул с ненавистью Вадим.- Представляю, что бы ты с нами сделал, не будь Тараса…


-Он вперед меня все сделал…


-Заткнись. Убью!- прошипел Вадим и  сбежал со ступенек.- Пошли за Эльзой.


Подойдя к витрине на улице красных фонарей, они увидели, как рыжая Эльза Ульбах  танцует на своих  длинных сухих ногах перед двумя пьяными толстыми  шотландцами. Но их, по всей видимости,  интересовало не голое тело женщины,  а ее рыжая  копна волос, медью  переливавшихся в неоновом свете. Шотландцы тоже были рыжие.


Вадим заплатил хозяину витрины столько, сколько тот запросил, и Эльза вскоре вышла к ним, прилично одетая, с умытым лицом и гладко зачесанными волосами. Вместе они направились к Юрьеву. Для того было полной неожиданностью предложение  Глухова занять его место, стать  Йонасом Богучем и получить в управление все оставшиеся капиталы после развода с Евой, а также сталеплавильный завод в Югославии.


-И еще важная деталь,- добавил Вадим,- вы с матерью разведены в России. Теперь  можешь жениться на своей красавице,- он выразительно посмотрел на Эльзу,- и вывести ее в  свет. В России, конечно. Ты согласна?-  обратился он к женщине.


Вадим говорил по-английски, и Эльза не очень хорошо его понимала, но чувствовала, что  жизнь ее меняется к лучшему. Слова «финансы», банк, доллары она  выучила давно. Поэтому  кивнула головой, когда Андрей перевел ей то, о чем говорил пасынок.


-Значит, надо ехать в Россию?- спросил Юрьев.


-Не сейчас. Пока что отправишься в Хельсинки и займешь там место отца. Будешь управлять поместьем и ждать распоряжений. Как только понадобишься, птицей лети в Россию. И эту жар-птицу  прихвати. С невестой ты будешь выглядеть солиднее. Она, кажется, сообразительная женщина, в отличие от тебя, дурака.


-А деньги?- спросил  Андрей.


-Ну ты же теперь Йонас Богуч,- вот и пользуйся  всеми его счетами, кредитными картами, поместьем  в Финляндии. Доволен?


-А потом? Что- потом?- спросил Юрьев.


-Конечно, ты заварил всю эту кашу. Надо бы тебя здесь и прикончить. Но  в этой заварухе ты нужен, и мы на тебя надеемся. Потому что  верность твоя  теперь висит на  дуле пистолета, который  ты будешь ощущать у себя за спиной каждую минуту. Понял?


-Да,- ответил Юрьев и подумал: « А, может, сутенером-то лучше было  остаться? Так не дадут ведь, гады! До смерти замучают. Но я что-нибудь все равно придумаю, вывернусь. Главное, к деньгам опять доступ есть, где наша не пропадала!»


Через час они уже ехали в Хельсинки.

8

Петр Афанасьевич Хлудов был вне себя. Совместна  операция с Интерполом, на которую ушло столько денег, провалилась. В поместье  на берегу Финского залива , в «разливе», как говорил еще покойный журналист  Альберт Козлов, полицейских доброжелательно встретил  Йонас Богуч, но это не был Глухов!


-Поймаю, я тебя все равно поймаю!- стучал кулаком по столу Хлудов.


И поймал. Глухов под своим паспортом проживал в Москве без регистрации, работал  мусорщиком  в ресторане у Мусы Чабанова рядом с Черкизовским рынком.  Обнаружили его случайно при очередной зачистке нелегалов.


На допросах в Матросской тишине Тарас  мало что говорил. Он не помнил, что было после того, как  тюрьма загорелась и он выбрался наружу и  побежал вместе со всеми. Что сбежал из изолятора, не отрицал. И прежнюю должность свою помнил, а вот жену – нет.  «Нет у меня жены,- я холостой»,-  твердил он.  Проверили документы в буевском  загсе, обнаружили  развод по заявлению жены.


-Ах ты гад!- хрипел в своем кабинете Хлудов, судорожно набирая номер брата .


Когда тот, взяв трубку, вышел из зала заседаний думы, то услышал слова, которые сразили его :


-Улетела золотая утка в штаты, а нам – фиг с маслом, братишка, во как! Утерся?
Виталий Афанасьевич сел в свою представительскую машину и помчался к брату на Лубянку. Там они долго обсуждали , как  вытащить зависший контрольный пакет акций «Стали», принадлежавший Йонасу Богучу и Элле Андреевне Юрьевой.


-Коли, коли Глухова,  может, он с ними работал?


-Нет, с Богучем работает только банк «Буевский промышленник», ты же знаешь, как совладелец.


-Да банк-то этот  откуда взялся?


-Богуч создал его во время катастрофы в Буеве вместе с благотворительным фондом. На его счета тогда уйма денег шла. Вот  банк акции «Стали» и хапнул.


-А проследили, откуда шли денежные потоки?


-Да черт их знает, в той неразберихе тогда каждому доллару были рады. Но вполне может быть, что кто-то  через тот фонд  отмыл приличные суммы.


-Если бы узнать, откуда деньги…


-Ну это ты хватил! – лицо Петра Афанасьевича помрачнело. – Не все наши идеи  нравятся. И так роем глубоко, вон скольких пересажали. А им все неймется,-  Петр Афанасьевич осекся, увидев изумление на лице брата.- Извини, устал я что-то.  Найдем, думаю, какие-то концы.


Вскоре Тараса Глухова перевели в Буевский  изолятор, где его встречал  полковник Николай Трофимович Жучков. Следствие  по делу о взятке Глухова и его побеге из СИЗО продолжалось.


А в Буев приехал  гость из Хельсинки, владелец контрольного пакета акций «Стали» и банка «Буевский промышленник» Йонас  Богуч со своей невестой Эльзой Ульбах. Они поселились в особняке  Адама Графова.


9


В то время, как  Йонас Богуч с невестой был на приеме у  губернатора  Виктора Владимировича Сбруева, у которого имелись серьезные бизнес- предложения к гостю, Тараса Глухова допрашивали в буевском СИЗО в присутствии его  адвоката  Александра  Иосифовича Пенкина, весьма известного в московских деловых кругах. Со слов Глухова получалось, что он  едва помнил  момент взрыва  на коллекторе в Буеве и о своем исчезновении из СИЗО. Тарас утверждал, что очнулся от беспамятства в поле, куда его кто-то вывез. Видимо, потому и не умер от  отравления фекальными газами.  Потом дошел до трассы, проголосовал и на первой же попутке уехал в Москву. С тех пор  там проживает  нелегально, поскольку документов при себе не имел, когда очнулся в поле, и думал, что потерял паспорт. А за новым идти боялся, как любой бомж.


Адвокат настаивал на  судебно-медицинской экспертизе по поводу амнезии. Но следователь не торопился отправлять Тараса в  институт Сербского. Об этом его убедительно просил начальник СИЗО  Николай Трофимович Жучков. В изоляторе по вечерам он вел свои  беседы с Глуховым. Они были долгими и почти дружескими. Жучков остался при звании и при должности, несмотря на утрату старого изолятора и массовый побег заключенных. Все  списали на катастрофу. Но полковник был уверен в том, что  Глухов готовил побег  из СИЗО той ночью, когда прогремел взрыв на очистных. И ему было интересно понять игру  Тараса спустя два года. Зачем он снова  дался в руки ментам? На ум приходило одно :   хочет получить малый срок, чтобы избежать большого расследования  по  гораздо большим деньгам, чем те несчастные пятьдесят тысяч долларов взятки за отведенный под коммерческое строительство земельный участок. В амнезию Глухова  Жучков не верил. Но  был уверен, что  тот  где-то спрятал немалые капиталы.


Николай Трофимович  страстно желал уехать из зачумленного и погрязшего в преступности Буева. Ему  было пятьдесят пять лет. Он  давно купил две квартиры в столице, имел  особняк в Тверской области и десять гектаров  угодий, включая лес и пруд. Но просто так уходить не хотел. У него была возможность пройти на предстоящих выборах в думу. На избирательную компанию нужны были не только большие деньги, но и поддержка деловых кругов.  Всего этого Жучков домогался  от Глухова, паря его в своем новом изоляторе, не давая вывезти в столичную психушку.


А Глухов и сам туда не хотел. Он дал распоряжение Элле о том, чтобы  адвокат добивался  минимального срока в колонии-поселении. И, как ни старался Жучков, суд все-таки состоялся. Тарас получил  пять лет в колонии-поселении за взятку. Факта побега следствию установить  не удалось. Буевская пресса ликовала -   еще одного крупного чиновника удалось схватить за руку и довести дело до суда.


В отношении Адама Графова расследование было прекращено, поскольку не удалось доказать должностных нарушений в его деятельности на дежурстве в управлении МЧС  во время  аварии.


Петр Афанасьевич Хлудов  получил приказ не трогать компанию «Сталь» и переключился на другие дела олигархов с подачи брата Виталия Афанасьевича, который  побольше других знал о  финансовых сложностях  некоторых своих  собратьев по  депутатскому корпусу, особенно в провинции. Там  вскоре предстоял новый улов. Тем более, что депутатский срок у многих кончался, и у Петра Афанасьевича Хлудова развязывались руки, которые до того связывала их  депутатская неприкосновенность.  Еженедельник «Закон и право» уже начал серию скандальных статей об особняках и  правах на жительство в Европе некоторых крупных чиновников.  Дума срочно начала готовить закон о запрете на двойное  гражданство государственных служащих  и «народных слуг».


Наступил торжественный день, когда  Виктор Владимирович Сбруев и Йонас Богуч подписали соглашение о финансировании «Сталью»  строительства совместного нефтеперерабатывающего завода в Буеве. Окупаемость предприятия исчислялась миллионами долларов. Предполагалось обеспечить занятость пятисот рабочих с зарплатой в  тысячу долларов  в месяц. Кроме того планировалось обширное социальное строительство.


Иван Иванович Ямнин  находился рядом с губернатором, когда тот подписывал документы и ласково улыбался, придерживая  уголок черной тесненной папки. Сейчас ему на ум приходили совершенно ненужные мысли о том, что неворованных денег в природе просто не существует. Сначала их печатают, потом крадут, а потом уже  на краденое строят и платят  зарплату. И такова природа этих краденых денег во всем мире, что чем ниже они опускаются, тем больше растут, копейками оставаясь в руках тех, кто с  лопатой или  метлой. А основная выросшая масса поднимается наверх, к избранным… «Что же это я, голубчик,- в марксизм-то впал,- продолжая ласково улыбаться, удрученно подумал Ямнин,- вот партийная  идеология, привык в райкоме  речи произносить, въелась – за всю оставшуюся жизнь не отскребешь…» На самом деле Ивана Ивановича заботила сейчас мысль о том,  какой процент  от  выделяемых  для огромного строительства средств испросить на коммунальные нужды. Чем больше  дадут из бюджета, тем  быстрее наполнится  сейф в бункере его особняка за счет коммунальных  платежей населения…


10


Сразу же после подписания договора Йонас Богуч со своей невестой отбыли в Москву, а оттуда -  в свое поместье под Хельсинки. Там, в огромном кабинете Тараса , едва включив компьютер,  Андрей Юрьев увидел , что пришла электронная почта. Сердце его замерло, когда он понял, что на связь с ним вышел шурин. И даже не заметил, как за его спиной тихо встала Эльза и внимательно  изучала письмо. С тех пор, как Вадим Юрьев  вызволил ее из витрины  борделя в Баден Бадене, она методично выполняла все его приказания. В душе эта рыжеволосая немка надеялась на большее внимание своего нового хозяина, и иногда ее мечты улетали слишком далеко…


Напрасно она  мечтала о Вадиме. Тому предстояла дальняя дорога, в которую они давно уже собрались с Эллой. Брат и сестра уезжали в Тибет, к своему наставнику, в секту «Нуб хам», которая проповедовала полное освобождение от жизненных оков. В прямом смысле. Но перед  тем, как совершить главный обряд и обрести вечную нирвану,  они должны были пройти  несколько этапов очищения. Это стоило больших денег. Они были на счету у Эллы, которая перед отъездом продала свой  пакет акций «Стали» Еве Глуховой, ожидавшей мужа в Америке, где она уже год жила вместе с сыном Ильей, Натальей и ее дочкой Алиной. Девочке сделали все необходимые операции, и теперь ее врожденный порок  был спрятан глубоко в маленьком алом ротике, над которым долго колдовали лучшие пластические хирурги Бостона, где поселились женщины, предполагая - что навсегда.


Элла и Вадим  сделали все, чтобы их отец вышел на свободу  гораздо раньше, чем ему определил суд.  Жучков получил желанную сумму на свою предвыборную компанию. Теперь его поддерживали банк «Буевский промышленник» и  «Сталь» Йонаса Богуча.
 Тарас Глухов мог в любое время на целый день выезжать на своей машине, которую ему пригнали из гаража особняка Графова.  Глухов  только на ночь возвращался в колонию, а  днем жил в убежище  дома сестры в бывшей деревне Пронино, где теперь развернулось большое строительство. Но стараниями Адама особняк Натальи не был снесен, там банк открыл свой филиал для удобства работы со  счетами строительных организаций. Отсюда, из подполья, куда Тарас  входил через подземный ход, который они с Вадимом и Адамом расширили и укрепили земляные стены досками, Глухов руководил своей финансовой империей.


Его делами в колонии занималась теперь Елена Графова, которая  снова была беременна и с нетерпением ожидала досрочного освобождения Тараса за примерное поведение. Ей все труднее было ездить к нему на поселение, чтобы ставить там подписи под  положительными характеристиками на осужденного Глухова.


Последнее, что сделал Вадим для отца, было перезахоронение  Горестова, гроб которого  военная похоронная команда поставила в свое время  над  лазом в подземный ход к убежищу  дома Натальи. Ночью Вадим  один вырыл  могилу рядом с полуразвалившейся церковью, в которой уже не шли службы  по причине ее аварийности, и , вытащив  еще целый гроб из подземелья,   спустил его в яму. Потом зарыл и разровнял землю.


Наутро они с Эллой летели в Тибет. В самолете она достала из сумочки  английский  журнал «Путешествия» и внимательно рассматривала страшноватую картинку  «Красного захоронения» в Чехии, которое нашли археологи и до сих пор не могли разгадать тайну странной могилы. Слева лежал мужчина, рядом с которым был  положен нож, указывающий на влагалище женщины, лежащей рядом. На голове у этого мужчины было украшение из клыков волка. По правую сторону  находился второй мужчина, голова его была вдавлена в  лицом в землю. Рука женщины  покоилась на нем.


-А я бы разгадала им эту тайну,- улыбнулась Элла и закрыла журнал.


 Она и Вадим  смотрели в иллюминатор на  бескрайний океан неба, по которому  ходили волны  белых облаков.  Им казалось, что они,  как дети, взявшись за руки,  вырвавшись в это  бесконечное и непостижимое пространство , легко перелетают с облака на облако, все выше и выше, туда, где за синим небом  переливаются алмазным светом  мириады  звезд черного космоса.