В автобусе

               

          Ехал я, братцы, как-то в переполненном автобусе. Ну, это не редкость. И раньше я так ездил, и сейчас приходится. Сами знаете. Это, когда шофер, прежде чем тронуться, выходит из кабины, хватается за края дверного проема и коленкой вминает последнего пассажира внутрь салона. Если водилу Бог силой не обидел, пассажир мягко вминается,  двери захлопываются, и можно ехать.
 
          Конечно, при таком плотном скоплении народа ничего приятного в автобусе не происходит. Наоборот. Случаются довольно отвратительные сцены, недостойные человеческого звания. Только представьте. Да чего представлять, вспомните! Ваш нос уткнут в лисью горжетку, невыносимо пропахшую дезодорантом, а с боку изрыгается мощная струя винного перегара. Зажги спичку – весь автобус на воздух взлетит. А как вам понравятся другие физические муки? На спину давит чья-то сумка, набитая не иначе как кирпичами, а впереди под ногами стоит тележка с грузом. Вот и клонишься, будто на старте приготовился бежать по марафону.
 
           Переживают люди и создают нервную атмосферу. Слова разные нехорошие распространяют вокруг. Обижаются друг на друга. А в тот раз меня удивил морячок один. Уж очень он кого-то непонятными военно-морскими терминами допекал. Про какие-то, вроде бы, шлагбаумы или швабры произносил. Особо любопытные головы, преодолевая помехи, оборачивались посмотреть, кого он это там ругает. Оказалось, едет невзрачная дамочка немолодого возраста и при ней, нетрудно угадать, имеется какая-то емкость с котом. По звуку слыхать, что где-то у нее там, среди месива одежды и всяких посторонних человеческих конечностей находится недовольный кот. И, наверное, он ужасно мешает морячку. Может, своими нахальными звуками, а может, какая-нибудь корзинка или там лукошко, в котором его везут, неловко морячку под ребра уперлась. Словом, он удивительно натурально возмущается, морячок этот.

           Видать, издалека прибыл, к городу привыкнуть не успел. То ли дембель ему настал, то ли выявили какое-нибудь плоскостопие и комиссовали, кто его знает. Не в этом дело. Но только выпускал он из себя совсем некультурные речи.  В автобусе едущие пассажиры, конечно, сердито притихли, чтобы лучше слышать его хулиганские слова.  А он, прям, из кожи лез. Так и съел бы глазами дамочку вместе с ее котом. Видать, не легко военно-морская служба досталась, испортили ему вконец нервишки на атомной подлодке. Понять можно. Огрубеешь, когда целый год под водой просидишь без атмосферного воздуха и солнечного сияния. К тому же, и неприкосновенность морских просторов защищать надо!  Мало ли что!

           И стали на дамочку поглядывать безо всякой симпатии. Все, может, по каким важным делам едут, может, на работу опаздывают, или там в зубной кабинет с острой болью, а ей, видишь ли, кота везти приспичило! Экая ценность! Взять его за хвост и вышвырнуть вон из общественного транспорта. Правильно морячок поднял вопрос. Нечего загромождать салоны автобусов ненужными предметами.

          А дамочка и без того, знать, поняла угрызения совести. В ответ на справедливые грубости не огрызалась, вела себя молча, только лицом повишневела, что замечалось по щеке, видной между двух инородных мужских голов.

          Между тем, народ на остановках понемногу убывал, давка слабела, и вот уже руки-ноги начали без помех производить всевозможные движения. Морячок прекратил обзывать попутчицу, уставился в окно, хотя там ничего интересного не было: тротуар с лужами, да пешеходы, прыгающие подальше от колес нашего автобуса. Попутчица села на свободное сиденье и устроила на коленках клетку. Такую, знаете, специально для кошек. А в ней обнаружился самый обыкновенный рыжий кот. Он лежал, а перед его сытой мордой была поставлена плошка с постной куриной лапой, но он не обращал на нее никакого любопытства, кровожадно оглядывал окружающих и мяукал. И только это мяуканье нарушало покой.

           -Хорош зверь. Ишь, какой гладкий и толстый, - сказала стоящая рядом женщина. - Сразу видать, любимец в доме.

            А котова хозяйка ничего не ответила и опять завишневела.
            Морячок покосился и вдруг заявил:
           -У нас на корабле точно такой котище был. Кранцем звали. Жалко, волной смыло в Баренцево море.
 
           И сразу как-то забылся недавний скандал. Внутри улеглось, расслабилось. Нет, знать, не зря говорят, когда люди не сдавлены со всех сторон, они добрее. Свобода – она, как масло в подшипнике.

           А морячок и пассажирка с котом вышли на одной остановке. И мы видели, что они пошли рядом, аккуратно обходили лужи и о чем-то мирно беседовали друг с дружкой.   
               
                В ПОЕЗДЕ

            А то еще вот какой был случай. Сижу я, значит, в вагоне электрички. У окна. И должна эта электричка вот-вот отправиться. Смотрю я на платформу и наблюдаю, как народ спешит, торопится к передним вагонам, чтобы, понятно, вдруг там свободные места застать. И замечаю, среди бегущих путается характерная фигура. То есть, это малый лет тридцати, и он вовсе не бежит, а медленно продвигается. А так как он, конечно, сильно навеселе, идет неровно, то серьезным пассажирам приходится, мягко говоря, от него шарахаться. Чтобы или его не сбить навзничь, или он кого не сбил.

          А он ничего, этот малый: курточка со всякими металлическими добавками и цветными этикетками, рубашка под свитером, вязаная шапочка с иностранным словом, джинсы в обтяжку, кроссовки. Все при нем. Видать, подгулял где-то, ну, с кем не бывает.

          И вот он, значит, приближается и останавливается как раз напротив моего окна. Останавливается и достает сигарету, чтобы закурить. Невзирая на то, что поезд вот-вот тронется, и надо торопиться. Потом начинает шарить по карманам. Понятно: спички или зажигалку ищет. С ноги на ногу переступает, потому что его покачивает. Прямо, кажись, того и гляди, на платформу рухнет. Ну, вот: зажигалка в руке! Чиркает малый этой зажигалкой, чиркает, но все без толку. То огня не может высечь, то ветер задувает. И тут он поднял глаза и увидел сквозь двойное стекло меня. Рот открылся, и сигарета повисла на нижней губе.

         Недолго скучал этот малый. Грязные пальцы сложились в доброкачественный кукиш, и кукиш приник к стеклу ровно против моего носа. На меня, не моргая, вперились наглые буркалы. Поезд тронулся, но кукиш еще несколько мгновений сопровождал мое уплывающее лицо.

          Спрашивается, зачем он это сделал? Ему, может, удовольствия на одну минуту, а каково мне?

          Всю дорогу этот паршивец испортил. Ведь было прекрасное настроение! Мечтал: вот приеду домой, встретит у порога любимая жена, детки с визгом повиснут на шее. А там – вкусный ужин, мягкий диван, продолжение сериала по телевизору. Сколько счастья впереди! И вот, на тебе! Когда теперь вытряхнется из памяти эта мерзкая рожа и оскорбительный предмет из трех пальцев?

          Да, друзья мои. Конечно, нам то и дело показывают фигу. И начальство, будь оно неладно, и оттуда, с самого верха. Но только прячут ее в кармане. Вроде бы, если не придираться, ее и вовсе не показывают. Мы и не придираемся. Мы ее, как бы не видим. Привыкли уже. Но, чтобы так вот, откровенно в нос нам ее пихали… Нет, так нельзя! Так всю жизнь человека можно опрокинуть.

                В МАШИНЕ
           Если вы помните, когда-то я работал таксистом. Возил, понимаете ли, по Москве разнообразный народ. И вот я еду, значит, под конец ночи мимо Склифа. Так называется НИИ скорой помощи имени хирурга Н. В. Склифосовского, чтоб вы знали. Так вот. Еду я мимо этого Склифа и замечаю, бегут мне наперерез трое веселых граждан и отчаянно машут руками. Срочно им понадобилось такси, значит. В те поры возить по ночам незнакомых граждан, даже когда их по нескольку за раз, было не рискованно. Остановился. Подходят. Гляжу, вроде, не сильно выпимши, но сильно на взводе: шумят и то одного, то сразу троих смех одолевает. Удержаться не могут. Ну, ладно, суть да дело, сговорились. Им надо до Ярославского вокзала, к первой утренней электричке. А чего не подвезти? Недалеко, тем более в ту сторону как раз ехал.

          Сели. Покатили. Сидят они, и, опять же от ихнего хохота машина содрогается.
          -Чего, - говорю, -  у вас приключилось смешного. Рассказали бы, повеселили водителя.

          Один, что меньше всех смеялся, возьми и расскажи. Электромонтеры мы, говорит. Выпивали поэтому после работы у платформы Тарасовской, и зашел меж нами спор. Я сказал, что если кто электрическую лампочку в рот запихнет, назад ее не вытащить. А Колька уперся. Мол, вранье: такого быть не может, чтобы, куда вдвинуто, обратно выдвинуть нельзя. Ну, стукнули по рукам, поспорили на бутылку коньяка. А когда привезли Кольку с лампочкой во рту к Склифосовскому, все врачи сбежались посмотреть на это чудо. От хохота чуть не лопнули.

          -А что, сам-то Колька не мог ее вытащить? – спрашиваю.
          -В том-то вся и штука, что не получается, хоть тресни! Кто что хапнет, не больно-то отдаст.

          -Худая халява слаще меда, кто ж ее изо рта выпустит, - давясь от смеха, выдавил другой пассажир и пуще захихикал.

          Я сразу сообразил: придумали, чудаки, какую-то историю с лампочкой и ходят, потешаются над простаками.

          -Рассказали бы что-нибудь посмешней, - говорю. – Анекдотец, что ли, какой. А то – сплошная глупость.

          -А что, не веришь?

          -Я что, дурак по-твоему, верить всякой чепухе?

          -Может быть, и ты на бутылку коньяку поспоришь? – а в голосе ехидца слышится. Разозлился я не на шутку.

          -Давай сюда лампочку! – крикнул. – И не нужна мне твоя бутылка!
          Сейчас, думаю, посмеюсь над вами, будет вам лапшу на уши вешать, кому не попадя. Хоть и за рулем, не дело пустяками заниматься, но надо же проучить нахалов!
 
          Эх, видели бы вы рожи врачей Склифа в ту ночь! Чуть разделались они с Колькой, является к ним еще один идиот с лампочкой во рту. Им смешно, а я вытащить ее, гадину, не могу. Застряла, проклятая, скулу сводит. Картина Репина «Приехали!»: передо мной три хохотунчика в белых халатах со всякими акушерскими инструментами, а там, на улице столько же хмырей ждет коньячного угощения. Хуже, чем проколоть сразу все четыре колеса.   

                В СУДЕ
            Граждане судьи! Уважаемые товарищи присутствующие заседатели! Не преступник я, а жертва несчастного случая, который может произойти с каждым при удачном стечении нюансов быта. Никто не смеет заявить, что завтра или позже не займет моего места на скамье подсудимых. Разве я не прав?

          А дело было так. Допустим, вызывает меня диспетчер и говорит буквально нижеследующее:
 
         -Здравствуй, дорогой Петр Семенович! Слыхать, с понедельника в отпуске? Ну, вот и очень даже хорошо. Поздравляю. А сейчас я тебе льготную путевочку оформлю как нашему уважаемому ветерану, так сказать. Поедешь, значит, на Дарьинский РБУ — это, по-нашему, растворобетонный узел так называется - загрузишься и отправишься на стройку в Бухтеево, чтобы там разгрузиться, как полагается. Освободишься, назад не спеши, попей пивка, посиди. Вот и все. А вернешься на автобазу, машину поставь — и гуляй себе целый полный месяц с приятным удовольствием.
 
         Пил я пиво или нет, об этом не скажу, потому что за рулем выпивши ездить, каждый знает, запрещено. Ладно. Загрузили меня жидким бетоном. Да, забыл сказать, что работаю шофером на самосвале в государственном авто предприятии.
 
         Короче, еду я и об отпуске думаю. Как за грибами похожу, на рыбалку и прочие некоторые радостные вещи. Тем более что погода является ко мне с самой лучшей стороны и никаких природных стихий не предвидится.

          В Дарьинском РБУ прошло все гладко, как никогда. Очереди за бетоном почему-то не оказалось. Кузов залили сразу, еще бетонщица Маруська пошутила. Везучий ты, говорит, Петр Семеныч, кость тебе в горло, нигде не пропадешь. Я, конечно, тоже отреагировал и ответил, как надо.

          Я понимаю, граждане судьи, что это к делу не относится. Но как вы можете предъявить справедливый оправдательный приговор, если неизвестна суть вещей?

          Короче, значит, загрузился я и поехал в веселом настроении в Бухтеево. В веселом не в том смысле, что, мол, под градусом Бахуса. Совсем наоборот! В хорошем настроении, значит. И вот приехал. А там, разумеется, идет стройка. Котельная, значит, строится. И в тот день, как на грех затеяли поднимать трубу. На земле в лежачем положении собрали ее из металлических частей, и теперь захотели поставить на попа. Чтобы дым из котельной вверх шел, а не куда-нибудь.

          Сами понимаете, граждане судьи и прочие заседатели, окружающее население и работающие люди побросали свои дела и столпились вокруг этого события. Не каждый же день случаются подобные обстоятельства. Шутка ли! Кран пригнали наимощнейший, грузоподъемность пятьдесят тонн, а вылет стрелы аж на полсотни метров. Сам губернатор нашей мэрии прикатил на своем «чирокки» отметить важное значение.

          Конечно, на меня никто не обратил никакого интереса. Все смотрят, как трубу кантовать будут. В небо уставились, где крюк от крана болтается. Зацепили трубу тросом, стали поднимать. И только приподняли до второго этажа, трос возьми и лопни. Короче, приземлилась она на подмостки, на которых раньше лежала. И сморщилась. То есть, не то, чтобы вовсе сломалась, нет. Вот, бывает, уронишь нечаянно сигарету на землю, а потом еще и наступишь на нее, точная картина с трубой. Только размеры не те. Думается, ничего страшного, если бы ее все-таки поставили, дым по ней пошел бы. Правда, любоваться не на что. Начальство, наверное, тоже так решило в отрицательном смысле. Губернатор мэрии сказал несколько громких слов и укатил на своем «чирокки», крановщик сложил стрелу и начал убирать тригеры. Понятно, такую трубу ради позора ставить не будут. Тут я подошел к прорабу, Геннадию Арсенычу, и спросил, куда свалить бетонный раствор. Арсеныч посмотрел, будто меня совсем не знал, и послал в грубое место. Несмотря на то, что когда он штукатуром был, мы с ним не раз вместе водку глушили. Потом сел он в свой поганый «жигуль» серого цвета и тоже уехал.

             Работающие люди со стройки тоже куда-то делись. Мое веселое настроение пропало. Я не знал, как быть. Не оставлять же бетон в машине. Застынет ведь. Тем более что с завтрашнего дня, как вы помните, у меня отпуск, и машина, пожалуй, останется в гараже без пригляда. Хорошо ли будет: вернусь, отгулявши, а мой кузов закупорен сплошным монолитом. Прикинул, и так, и эдак, и подался на дачи, авось они рядом. Думаю, кому никому, а сбуду жидкий раствор. Любой дачник за такой товар руками и ногами ухватится.

             А не тут-то было! Езжу по поселку туда-сюда – и везде неудача. Там -  опалубка не готова, подвози, значит, завтра или на той неделе. Там – раствор нехорош, щебень крупноват. Там – хозяина на месте нет, распорядиться некому. А там – и вовсе раствор ни к чему не приложишь, закончили со стройкой. Видать, день такой выдался непутевый, что ли? Вот так болтался, болтался по улочкам да закоулочкам, и чуть не вляпался по уши. Заглянул в один двор: глядь, в палисаде застолье идет на полную катушку. Именины какие, либо что. Мужчины и разные женщины вино пьют, закусывают, беседы разговаривают праздничные, смеются шутя. И все бы ничего, выступи я у них со своим бетоном. Праздника, конечно, не испортил бы. Но вовремя хватился: за столом рука об руку празднуют губернатор мэрии и Геннадий Арсеныч. Сразу бестолковые вопросы будут спрашивать: откуда, мол, бетон, да зачем не выгрузил в назначенное место, ну и так далее. Это я сразу сообразил, вот почему молча смылся, пока не попал на глаза.
Короче, ездил я зря, ездил, и стало темнеть. Кое-что видать по сторонам, но нюансы пропали. В домах окна зажглись, деревья мелькают, кусты всякие. А вот и серая куча сбоку от дороги, под откосом. Никак, еще один неудачник вроде меня ненужный бетон сбросил? А что, думаю, мала ли куча, побольше – какая разница? Зачем дальше мучиться? Короче, развернул грузовик, задрал кузов - загромыхал раствор по бетонному монолиту. Слышу, баба какая-то завопила не своим голосом. Ну, вопи, вопи, думаю, а меня теперь хрен найдешь – и на акселератор со всей силы!

           Граждане судьи! Уважаемые товарищи присутствующие! Поймите, не было у меня злого умысла, как об этом толкует Геннадий Арсеныч, совершать покушение на его паршивый «жигуль». Да, признаю, нечаянно помял ему корпус жидким раствором. Но при чем тут какой-то моральный ущерб? Да еще в таком астрономическом количестве? Вот он говорит, что я отомстил ему за то, что он послал меня в грубое место, когда я любовался на упавшую трубу. Да на фиг мне нужна его труба! "Жигуль" надо ставить, чтобы его с кучей бетона не спутать.