Утриш

Я устал от работы, и решение возникло спонтанно.  Как это бывает, когда пьяные друзья -  менеджеры или владельцы скромного бизнеса хотят пройтись по шлюхам в первом часу ночи, а тебе,  дураку,  в 7 вставать, и думаешь: «К чертям все и вся, завтра – больничный с симуляцией простудной хрипоты в телефон боссу в 9-30 и поспать до 12-ти».
Другие мои друзья, по большей части носители и даватели разумного, доброго и вечного (творческие раздолбаи), уже лет пять настойчиво, в один голос, предлагали мне посетить этот оазис мира и покоя.
Туда с давних времен ездили и подолгу жили все хиппи со всего СССР. Место считалось культовым и намоленным. Берег моря протяженностью километров в 10, никаких лишних туристов, никакой цивилизации, никакой милиции, никакого грубого вмешательства в личную жизнь гражданина. Живи как нероссийский Робинзон.
Счастье, солнце, реликтовые можжевеловые рощи, чуткие представители альтернативной культуры, полная свобода, равенство, братство…  Говорили, люди оставляют нычки с конфетами и сигаретами, уезжая из этого кампанелловского Города Солнца, развешивая их на деревьях, а любой  милый обитатель Утриша накормит любого усталого или ленивого накуренного путника всем, что сам приготовил на костре или сохранил  в рюкзаке. Рай, да и только!
Я решился. Я сказал начальнику: «Или ты отпускаешь меня в положенный мне по КЗОТу 2-х недельный отпуск, или я имитирую нервный срыв с крушением офисного оборудования и саботажем вверенных мне «ответственных дел». Работы все равно почти не было. Он, будучи ссыкливым слепым исполнителем чужой воли, взял тайм-аут до обеда и, посоветовавшись со старшими товарищами,  ровно в 18-00 сообщил мне так, как будто он – мой благодетель, что с завтрашнего дня я официально в отпуске.  Пришлось  пообещать ракушек.
За неделю до этого события я, провожая взглядом одну изумительную особу с зелеными волосами, свернул себе шею.  А потом дома,  неловко повернувшись  выбросить что-то в  мусорку, свернул себе и поясничный отдел. Подумал: «Самое время подлечиться на море».
Я позвонил своему краснодарскому другу – художнику Коле, которого по паспорту звали Толей, и сообщил о своем прибытии. Он радостно встретил меня утром в аэропорту Краснодара пьяный, и мы поехали на жарком автобусе домой к его другу, промышленному альпинисту.
Друг оказался очень худым, но очень живым густо-русо-бородым  приветливым Владиком с множеством разнорелигиозных тату на впалом и совсем незагорелом теле, тоннелями в ушах и одиноким  дредом, который холил и лелеял.  Положив мои пожитки, мы, конечно, пошли за пивом, вином и пельменями.  Продолжение встречи отмечали на крыше владиковой 12-тиэтажки, куда подтянулась позже еще группа граждан, среди которых были колина рыжая девушка и король местного некоммерческого панк-рока с именем Диккенс (почему-то). Он обладал высоким ростом, еще более впалой, чем у Владика, грудью, отсутствием передних зубов  во рту, обрамленном испанской бородкой, и потрепанной гитарой. Король все время что-то пел, не обнаруживая вокальных данных, не очень в рифму, но громко, про ментов-пидорасов, и со смехом.  Смеялся он широко и открыто, и любопытному слушателю  было видно: некоторые зубы у него все-таки есть, но они спрятаны так глубоко во рту, что без солнечного света стали совсем коричневыми. Все его аккорды напоминали неизменную концовку песен Высоцкого – та-да-да-да. «Бедная гитара» - думал я. Но человеком он оказался приятным и неутомимым, хоть и несколько шумным. Выпив два литра вина, он продолжал петь свои песни чуть менее разборчиво, но по-прежнему громко и по второму разу.  Тексты местами были интересны, и если бы он в тот вечер упал с крыши, благодарные потомки наверняка поставили бы его в один ряд с Башлачевым и Дркиным.
В разгар вечеринки я решил уподобиться моему гостеприимному другу Коле, который в юности занимался гимнастикой и при удобном случае делал сальто или еще что-нибудь. Я захотел пройтись на руках, размять, так сказать, плечевые…  Но одна моя рука подкосилась, и к боли в шейном и поясничном добавились ссадина на плече и ушиб затылка.  Кто-то принес еще вина, и я на время перестал думать о своих болячках.
Когда все вино и пиво были выпиты, половина участников нас покинула, и заскучалось.
«Поехали на Утриш прямо сейчас» - сказал я Коле и Владику.  Время было 23-15. Они недолго и без пыла поуговаривали меня остаться на ночь и поехать завтра днем, но потом согласились и стали спешно собирать вещи.
Мы поймали тачку и доехали до автовокзала. Время 1 час ночи. Живая очередь за билетами, ожидание автобуса, много желающих в Анапу, регулярная беготня за пивом, похмелье, перерастающее в стабильно полупьяное состояние.  В автобус  в 2-40 мы не влезли, автобус  в 4-15 был пропущен по причине поисков ушедшего ссать от пива Владика. Мы уехали в 6-10. В Анапе были уже в 8-30.  Нужны продукты. К нашим услугам магазин «Пятерочка», который «гостеприимно распахнет свои двери» только в 10-00.  Ждем, ходим за пивом, Коле очень пьяно, мы с Владиком сажаем его спиной к дереву и заслоняем насколько можно рюкзаками от ментовского внимания.
Пока мы будили Колю до 10-15-ти, «Пятерочка» наводнилась курортниками и местными как перед Новым Годом. За полтора часа, потолкавшись, мы приобрели: 10 кг картошки, 2 кочана капусты, 2 кг лука, 2 кг моркови,  помидоры, огурцы, болгарский перец, груши, яблоки, 10 пакетов приправ в ассортименте, 5 банок тушенки, 5 банок сгущенки, 2 кг конфет, 3 пачки сахара,  зеленый чай, черный чай, 2 блока сигарет, 3 пачки «Беломора», 2 кг печенья, 3 кг риса, 2 кг гречки, 3 пакета вина по 3л, 2 пятилитровки воды, баночку кизилового варенья , 5 зажигалок «Крикет»,  10 пачек пластыря, йод и средства от диареи. Теперь мы во всеоружии, можно ехать на Утриш.
Мы с трудом втиснулись в «Газель», и уже через 15 минут расслабленного созерцания пролетающих окрестностей Владик сказал: «А мы не туда едем». Через час мы-таки сели в нужную маршрутку.  На подъезде к Утришу нас остановили казаки на блок-посту. Все усатые и с шашками. Владик объяснил, что они здесь как менты и могут обыскивать пассажиров, Коля спокойно перепрятал понадежней пакетик с травой.  Один усач с красным лицом подошел к водителю, бегло осмотрел салон с  пассажирами и махнул рукой. 
Вот и Утриш.  Вот и море.  Решили ехать в третью бухту.  Долго ждали моторку. Колоритный дядя Виталя, капитан судна, похожий на папу Сатыроса из Багрицкого, с огромным пузом, резаным горлом  и  выпуклым пупком сказал: «По 150 - с носа».  Проплыли километра 4, попивая горячее вино, радуясь, вспоминая Хэмингуэя, окуная руки по локти в воду.  Ветром снесло владикову бейсболку, но на настроение это не повлияло. Колю снова разморило. Наконец, причалили, побросали шмотки и голыми бросились в воду.
Сложно кратко описать ощущение от такого купания москвича, замученного неинтересной работой, не выезжавшего на море лет 10 и добиравшегося сюда долго и с приключениями. Поэтому просто скажу – кайф! Кайф, который не омрачить даже обилием дохлых муравьев в прибойных волнах.
Коля, по-прежнему пьяный, будучи ярым защитником природы, не признающим блага индустриальной цивилизации, поначалу стал кричать: «Суки, загубили муравьев!», адресуя этот обличительный лозунг  всем окружающим,  но, выйдя на берег, быстро устал,  лег  на камнях голой спиной на сорокаградусное солнце и заснул.  Мы с Владиком покурив и обсохнув решили искать стоянку и пока не беспокоить нашего ранимого гринписовца.
Надо сказать, что Утриш представляет собой небольшую горную гряду,  и рельеф его весьма неоднороден. Вернее однороден,  но однородность его заключается в том, что участков ровной горизонтальной плоскости более 20-ти квадратных метров на нем крайне мало. Эти участки называются «стоянками» и очень ценятся утришскими поселенцами. Проблема была только в том, что все мало-мальски пригодные для устройства места были уже заняты. 
Владик, несмотря на скромное телосложение, обнаружил недюжинную неутомимость организма, он скакал по узким горным тропам, как молодой сайгак, в отличие от меня, курильщика с 20-тилетним стажем. Через полчаса поисков мы нашли площадку, на которой можно было разместить наши тела, вещи и костерок для готовки.
Костерок на Утрише – это не только кухня, это еще и объект поклонения. Он трепетно называется «очагом» и любовно выкладывается камнями. Чем больше и аккуратнее у тебя «очаг», тем более ты канаешь за свободного продвинутого человека. Есть еще 3 правила, необходимые для соблюдения:
1. Ни при каких обстоятельствах не рубить и не обламывать можжевеловые деревья, они же – «можжевелы», так как они для всех обитателей Утриша являются тотемами и, к тому же, занесены в Красную книгу (говорят, одного приезжего «дровосека» сильно избили местные «индейцы» за спиленное молодое дерево);
2. Не оставлять после себя никакого мусора (я все время пребывания там «бычки» клал в карман шорт и пах ими).    
3. Купаться исключительно голым, а по возможности, и ходить голым.   
На ветке висел чей-то платок, но мы тогда не придали этому значения - просто забыл кто-то. Спустившись к морю за вещами, мы застали Колю в той же позе, только с мелкими камушками, прилипшими к ягодицам. «Обгорит» - подумал я. Пробовали будить, но он только матерился сквозь сон. Взяли часть шмотья, пошли в гору, расположились, натаскали камней для очага, сели отдохнуть, вина попить. Вдруг из кустов грациозно выходит загорелая девушка  с висячими сиськами и говорит: «Ребята, а это – наш балкон. Видите платок? Мы тут ребенка кладем на тихий час».   Мы, конечно, гуманисты, но нам бы тоже где-то пристроиться.  Делать нечего, предложили девушке горячего вина, она привела мужа, он тоже приветливо жахнул пол-баклажки. Разговорились, они из Питера, любят кислоту, оба добрые, милые, он - диджей, она – рекламистка, любят сюда ездить пятый год подряд, уже второй год с ребенком. «Утриш уже не тот», «Много лишних приезжает», «Засрали», «Менты стали ходить».  В общем, новости узнали.  Владик незаметно пропал на час, а, вернувшись, сообщил, что нашел новое место. Варя, так звали девушку, сказала: «Ну, вы как-нибудь сюда приходите еще». Мы с Владиком поняли, что уже пора идти. Далеко ли это, спрашиваю. Десять минут, говорит Владик с хитрым лицом.
Опять взяли часть вещей, спустились, опять Коля спит, туловище уже очень красное. «Стопудняк обгорит!» - подумал я и поплелся за стремительным Владиком к новому месту, не отмеченному платком на ветвях. Около часа я, преодолевая одышку и винную изжогу, истекая потом, дикой ланью ходил по всему Утришу за своим проводником, сгибая руки с пакетами в локтях или вытягивая их  впереди и сзади себя в самых узких местах тропинки. Он все время убегал вперед, возвращался, хитро улыбался и снова убегал. Две емкости с водой, которые я повесил для баланса на каждую лямку рюкзака, качались маятниками Фуко, тянули к земле и били по бедрам и яйцам. Наконец пришли. Ура! Почти равнина,  на тропе, очаг есть, рядом две стоянки, до моря спускаться метров 500. Пошли за остатком вещей, Коля спит.
Пакеты «пятерочка» не приспособлены для постоянной хлёстки колючими ветками, и, разумеется, мне пришлось складывать остатки рассыпанного картофеля в другие пакеты и рюкзаки. Половина клубней скатилась с горной тропы ближе к морю. Владик ушел иноходью далеко вперед. «Когда, ****ь, мы уже пристроимся?» - грустил я про себя, истекая потом.  Пот разъедал расцарапанные кустами ноги.
Пришли! Аллилуйя! Вечерело, южные ночи приходят быстро. Пошли за обгоревшим выспавшимся Колей. До стоянки он шел нордически молча, не сетовал на загар. Спартанец!
Соседи оказались визборовского толка, не имеющие отношения ни к древним богам Майя, ни к Раста Фаре. Имели гитару, унылые голоса, тельняжки и свалявшиеся бороды , любили творчество Цоя и Чижа, в чем нас вокально убеждали до поздней ночи. Прямо, геологи. От них мы узнали, что щепетильные «индейцы» имеют свою оленью тропу, проходящую через нашу стоянку, и для удобства гордого прохода по своим владениям предпочитают не ходить через чьи-то обжитые места, а неслышно ступать по «чистым» землям. Именно поэтому они и насрали в очаг на нашей стоянке,  закрыв тем самым  вопрос вольного поселения бледнолицых чужаков на своих угодьях. Но, традиции традициями, а уходить уже сил не было.
Надо бы и поужинать. Пока мы с Колей изнемогали, Владик выгреб индейское подсохшее говно из очага, насобирал веточек и, стал готовить крупяно-овощное рагу на оскверненном месте. Он, как настоящий бойскаут зажег костер с одной зажигалки, сготовил блюдо на минимуме веток и сказал: «Я сделал вам такой ужин, шо вы обосрёте ляхи!»
Мы поели, попили вкусного чаю с печеньем и кизиловым вареньем, похвалили равнодушного к похвале Владика.  Он куда-то ушел и, спустя 20 минут, привел друзей с травой и жаждой нашего вина. Друзья оказались деклассированными элементами, имен которых я не запомнил. Завсегдатаи Утриша.  Один был в камуфляже, небрежно умытый, похожий на беглого солдата, матерился с ростовским акцентом и ковырял в носу, другой с жесткой прической китайского студента всё время молчал, с ними была девушка - крашеная хабалка.   Накурились, оправились, стали хохотать, заглушая Цоя и Чижа с соседней стоянки, пообщались, еще покурили, решили играть в слова, ассоциации. На моё «Лэнифер Жопес» хабалка ответила: «Сосок Пошевелили» и я сразу почувствовал себя комфортно, среди своих.  Тут на тропе   появился молодой загорелый «индеец» с дредами до поясницы и вежливо сказал нам, чтобы мы на этой стоянке не располагались, а завтра нашли другую.  В свете костра было видно, что загар на его теле равномерен и ношением трусов он пренебрегает как минимум пару месяцев, зато на шее у него -  бусы. Я хотел попросить вождя идти к своей скво или хотя бы мастерить набедренную повязку, но Коля и Владик удивительно серьезно отнеслись к его просьбе и пообещали ее исполнить. Было что-то в его манерах и авторитетном голосе от председателя совета пионерской дружины . Как странно – мир давно поменялся, а люди остались прежние. И не важно каким идеалам ты служишь – коммунистическим или нагвалистическим. Позже Владик, как человек не чуждый растаманскому движению, сообщил мне что такие дреды как у индейского юноши надо растить лет 30, а на вид ему было не больше 25-ти, значит – фальшивые.
Готовясь ко сну, Коля сообщил, что забыл взять для меня «пенку»  или спальник. Несмотря на это, я заснул почти счастливым, распластавшись на голой земле,  и шмыгал носом под уверенные ходки енотов к пакетам «Пятерочка». Еноты брали все…
Пробуждение было очень жестоким. Все лицо в пыли, вина больше нет, и ближайшая коммерческая структура в пяти километрах, но есть боль в голове, в шейном и поясничном отделах, дикий сушняк и язык, с трудом помещающийся во рту. Владик, удивительно бодрый и шустрый, показал что-то лицом и пальцами. Коля объяснил, что сегодня наш друг практикует молчание. На сэкономленной  разговорной  энергии, Владик наделал нам чая с бутербродами и оставил нас с Колей наедине с нашим похмельем.  Время – 9 утра, а температура уже градусов  40. 
Я два раза подумал «****ь!». Говорить мне, как и Владику, не хотелось.
Коля все-таки обгорел, на его малиновой жопе были белые следы от мелких камушков. «Я так не обгорю, буду следить за собой» - думал я, но ошибался.
Пошли к морю освежиться, на пляже много голого народу всех полов и свободных религиозных доктрин. Ходят, не стесняясь, подчеркнуто не глядя друг другу на первичные половые. У меня, как человека цивилизованного, это может с непривычки вызвать сексуальный шок и эрекцию, поэтому тоже стараюсь не смотреть.  С  похмелья стеснительность – не лучший попутчик. Разделись, поплавали в дохлых прибрежных муравьях, получшело. Коля благоразумно надел футболку, а я подставил солнцу свою белую московскую спину и не ведавшую загара задницу, чтобы вернуться в Москву подкопченным красавцем.  Говорить все еще не хочется, но язык уже кое-как вращается во рту и насравшие кошки потихоньку отступают.  Стал сквозь темные очки разглядывать контингент.
 Все «правильные» утришисты имеют схожую манеру поведения, невзирая на место происхождения и принадлежность к Кастанеде, Каббале или Будде. Каждое движение непременно снабжается чуть заметной благородной ленью, в каждом взгляде сквозит свободолюбие и самодостаточность. Термин «самореализация» для этих людей - не пустой звук, а жизненное кредо. Они самореализуются во всем от экстремального спорта до неразборчивости в выборе половых партнеров и частой их смены.  Лица у них снисходительно-надменные, они уверены в своей правоте всегда. Любят цветные тату, пирсинг, шрамирование и всевозможные эксперименты с ушами и волосами. И, конечно, каждое 19-тилетнее дитя солнца с крепкой попкой и аккуратными грудками уже перепробовало все наркотики этого мира и знает о жизни так много, что без тени сомнения научит жить взрослого дядьку.  Она может не знать кто такой Толстой, но никогда не перепутает Лири с Кизи и запросто расскажет тебе обо всех опен-эйрах на всем постсоветском пространстве.
- «Привет, чуваки!» - сказало подошедшее существо. Это была девушка с недавно обритой головой в шрамах и грязным лицом на ней. Она была полной и абсолютно голой. При ходьбе немного выставляла вперед живот, давая понять, что  не только не стесняется наготы, но даже гордится. Судя по равномерному загару, на Утрише давно.  «Дай сигарету, меня Люба зовут, как жизнь вообще?», - продолжила она знакомство. Дали сигарету, представились.  Она курила не в затяжку, попросила еще одну про запас и заявила, глядя сквозь меня: «Вообще-то меня зовут Папатоки, я тут на горе живу с Гором, когда гроза особенно».  Я кивнул, не очень  понимая о чем речь. Она некоторое время поковыряла заскорузлую пятку, засмеялась и попросила еще сигарету. «Ну, ладно, я пошла, пора мне».
Вскоре пришел Владик. Показал знаками, что нашел новую стоянку и пора собирать вещи. Я спросил, далеко ли идти, Владик выставил обе руки с растопыренными пальцами. Ага, снова 10 минут, как вчера, подумал я. А потом еще подумал: «****ь!».
На этот раз шли минут сорок, сегодня Владик честнее, чем вчера,  да и Коля нынче в строю. Место ровное, в лесочке, до второй бухты - 5 минут,  даже дров можно насобирать неподалеку, соседей не видно. Поели, пошли снова на море. Встретили вчерашних питерских с милым малышом и попили их вина, от чего похмелье прошло совсем.
Когда я проснулся на пляже, уже темнело, и сильно болела спина. Все-таки обгорел. Коли и Владика не было. Неподалеку стая юных растаманов ритмично лупит палками в перевернутые железные бочки. Из моря выходит загорелая пожилая дама весом килограммов в 100, ее лобок, кустистый и седой, похож на бороду митрополита,  а на голове бандана с черепом.  Она неспешно вытирает «бороду» футболкой «СССР», надевает ее и медленно уходит в сторону леса. Чуть поодаль девушка – готт в черном кружевном платье сидит в тени и сосредоточенно читает книгу, кожа белая, глаза печальные, обведенные черным, на руках рубцы от недавних суицидов. Кого тут только не встретишь, думаю.
Извернувшись, увидел свою темно-розовую жопу, загрустил и пошел к стоянке.
Чай, остатки еды. Владик и Коля привели других старых друзей – семейную пару с девятилетней Алей и карапузом Севой, который все время что-то молча ел. Папа был представлен, как Серега, лучший варщик «винта» в Краснодаре. Человек добрый, но брутальный. Он самостоятельно сделал себе шрамирование на плече в виде какого-то круглого майянского символа и время от времени доставал нож, углубить порезы. Он поведал, что в понедельник был ментовский рейд по всему Утришу, ходили штатские с экспресс - анализами на канабинол в моче и увели человек сорок пешком. Говорят, всем – по 15 суток.  Покурили, я устал слушать разговоры про знакомых знакомых, их проблемы с ментами и здоровьем от наркотиков, и быстро уснул. Ночью опять шуршали еноты.
С утра к шейно-поясничной добавилась боль обгорелой жопы, сидеть было можно только на коленях, слегка привстав, что утомляло, зато не было похмелья.  Владик, намолчавшись за вчера, все утро с удовольствием говорил, много и весело, как это могут делать люди часто курящие траву, разыгрывал жизненные ситуации  в лицах, сдабривая их краснодарскими оборотами, покруче одесских.  ШОкал и фрикативно гэкал. Имел несколько любимых фраз, вставлял их в разговор  очень неожиданно с неподражаемыми интонациями, чем меня очень смешил. Историй он имел на целый  полк старых мудрых солдат из сказок.
К обеду я сильно заскучал по мясу или рыбе, приготовленным в цивилизованных условиях, и предложил поехать на Большой Утриш, где имелось кафе. К тому же, вино и пресная вода кончились, и надо было пополнить запасы. Владик решил пойти высоко в скалы на родник, и мы с Колей спустились к морю ждать дядю Виталю. Была суббота, и приезжих было очень много, в том числе и беременных. Есть какое-то поверье, что перед родами неплохо будущей маме постоять под  водопадом во второй бухте, за что место и  зовут  Бухтой Рожениц.  Особо смелые даже приезжают рожать сюда. Дядя Виталя и двое его конкурентов на моторках были сильно загружены работой и сказали не ждать. Пешая прогулка в пять км под сорокаградусным солнцем – мука для москвича, но мы добрались. Сели в кафе в тени, заказали пива и мяса. Коля скромничал, потому что денег у него было мало, и всё финансовое бремя ложилось на меня. Я предложил не париться, и из-за стола мы выбрались, набив животы и сыто порыгивая.
- Ну, теперь в Анапу за вином! – говорю. Доехали до центра Анапы, нашли винный с кондиционером  в пустом дегустационном зале. Глаза разбежались – 20 сортов по смешным ценам. Взяли 5 литров красного, 5 - белого и 5 – крепленого, и по паре стаканов на дегустацию. Выпили, взяли на дегустацию еще, посидели, надо ехать. На остановке по расписанию автобус через полчаса, вернулись еще подегустировать.  Симпатичная девушка – продавщица смотрит на нас, улыбается. Я попытался с ней поговорить, но язык уже сильно заплетался, и со служебного входа молодой кавказец стал поглядывать на меня  как-то недобро.  Думаю, нет смысла кадрить трактирщицу. «Пойдем, Коля, на остановку».
 Дядя Виталя подразгрузился с беременными и отвез нас за неизменные «по 150 - с носа» до нашей бухты. По дороге наш кэп рассказывал, что вон там вдалеке раньше была секретная дельфинья ферма, где кагэбэшники готовили дельфинов – диверсантов.
Выгрузились, попиваем на берегу винишко. Рядом плещутся голые.
Тут подходит одна голая целюллитчица лет 25-ти, руки в боки, и, явно отказывая нам, одетым,  в  праве чувствовать себя утришцами, заявляет: «Что вы здесь бухаете, алкашня, приперлись, тут мои дети купаются, я не хочу, чтобы они видели как пьют, мы сюда специально ездим, чтобы не видеть таких, мы тут даже «заход» камнями выложили для детей, а вы тут пьете!»
Коля медленно поднял на нее мутные красные глаза и тихо сказал: «Ты чего тут рас****елась, корова?»
Девушка некоторое время молчала, опустив безвольно руки. Я тоже молчал, чувствуя некоторый перегиб ситуации с обеих сторон.
Коля ухватил инициативу за горло и продолжил намного громче: «Вот из-за таких, как ты, Утриш и превращается в говно. Это свободное место, а не твоя собственность. Я сюда езжу лет 15 и бухаю где хочу, а ты купи себе кусок моря в Сочах и там ходи-****и и детей своих купай  и естественный рельеф местности камнями порть, а тут – нехуя!».
Девушка обижено позвала своего бой-френда, тощего эльфа русофильской наружности с плетеной кожаной веревочкой в длинных волосах и юношеской жидкой бородкой. На вид ему было лет 18-20. Он неуверенно потоптался, робко поддержал свою скандальную половину парой фраз высоким голосом, но решив, видимо, что на двух ногах любить  «Калинов мост», свою толстуху и ее чужих детей сподручнее,  удалился и увел ее с собой.
Коля, не проявлявший доселе на моих глазах никакой агрессии, был смущен этим инцидентом, и сконфужено ускорил процесс  напивания.  Этим вечером он долго с обидой говорил об этой бабе и о тупиковом пути развития человечества, а ночью опять шуршали ворюги-еноты.
Следующим утром мой обгоревший зад и совокупность других факторов заставили меня проситься в Краснодар. Деньги были на исходе, банкоматы в этих местах не водились. Вино было выпито вчера многочисленными друзьями, трава выкурена. От дикого отдыха за 4 дня я устал, как от месяца работы. Друзья меня поддержали и, напоследок хорошо накупавшись, мы собрались в путь.
 По дороге к морю по утришской традиции мы раздавали поселенцам наши неиспользованные харчи, было приятно их радовать. Мы даже встретили ту пожилую леди с митрополитовской бородой, на этот раз она была в выцветшем индийском сари и с третьим глазом на лбу. Я подарил 5 пачек сигарет, а она нас по очереди обняла и положительно отозвалась о нашей энергетике. На пляже Люба – Папатоки тоже получила пару пачек.
Дядя Виталя вез нас на этот раз вопреки  тарифу по 100 рублей. В его лодке пассажирами оказались  целюллитчица  со своим  тонкоголосым «финистом» и двумя симпатичными детишками.  На этот раз в одежде. Я подумал, что эти милые ребятки с такой мамашей имеют все шансы вырасти полным  говном. Обе стороны вчерашнего конфликта старательно друг друга не замечали.
На автовокзале в Анапе меня чуть не забрали менты за мой московский говор. Требовали билет с датой, по которому я приехал, но у меня был только обратный через три дня. Пришлось делиться казначейскими билетами.
Вечером приехали в Краснодар. Телефоны у всех разряжены, ключ от владиковой квартиры у потерявшегося панка Диккенса, денег нет, никто не знает где рабочий банкомат. Владик двинул на разведку к своей юной девушке.  У нее мы и остановились на 2 дня, пока нет отца с мачехой.  Наслаждаясь душем, читая книжки на просторной веранде и попивая папин бар (я обещал все бутылки вернуть). Вечером дозвонился знакомой в Москву с просьбой прислать мне «блицем» 3000 рублей на случай если банкомат не найдем.
На следующий день, отстояв очередь в Сбербанк, я накупил горы вкусной еды и алкоголя, не забыв про «папин бар». Меня укусила за лодыжку хозяйская  маленькая собака.  Мы сделали шикарный шашлык, покурили, разлили по бокалам вино, но тут неожиданно вернулся папа, и нам пришлось спешно покидать устроенный нами же банкет.
Улетать мне только завтра, надо где-то остановиться. Владик с Колей повели меня по каким-то своим друзьям. Этот вояж по друзьям длился часов до пяти утра и отложился в моей памяти фрагментарно. Помню  чей-то день рождения;  помню нашедшегося Диккенса с гитарой и ключом от спасительной квартиры;  помню его громкие песни про ментов – пидорасов;  помню,  как спал под Мостом Поцелуев на берегу  Кубани, пристегнув к себе рюкзак;  помню чью-то страшненькую сестру, подвернувшую стопу, и Колю, который пытаясь эту стопу вправить на правах бывшего гимнаста,  порвал ей сухожилие.  Вроде, больше ничего не помню…
Проснулся на ковре у Владика, рядом храпит Диккенс в семейниках, Коля спит на балконе от угрызений совести из-за сухожилия.  Рюкзак, слава Богу на мне, паспорт, билеты и ключи – в нем.
Сходили за пивом, поели пельменей, пошли меня провожать.
- Вот здесь маршрутка до аэропорта, - сказал Владик.
- Ехать долго? - спросил я.
- 10 минут, - ответил он очень серьезно.
Я расхохотался.
Нежно попрощались. Я поехал. До дома добрался без эксцессов ночью. На радостях напился и засыпая,  долго и с нежностью думал о друзьях и о том, что на Утриш меня теперь не заманить никаким калачом. Теперь только цивилизованный отдых в шезлонгах, бассейнах, на чистом белье и с, как минимум, трехразовым питанием.