Неизменяемые приставки

Александр ГЕРАСИМОВ

НЕИЗМЕНЯЕМЫЕ ПРИСТАВКИ

   Пришел новый год и привел за руку рецессию. Как бы не успокаивал друга Мирзоян, кризис все-таки грянул. Да такой, какого и старожилы  не упомнят. Пришлось прокручивать в поясных ремнях лишние дырочки.

   Мирзояну, что? — кризис не кризис, а есть люди не перестанут. Немцы к колбасе приручены. Лавку закрывать не пришлось. Тем более что армянин выдумал экономию — стал в фарш  «полезные» добавки делать, и изготавливал из мясного пополам с разными крупами, зеленью и луком фарша дешевые колбаски. И называл заковыристо: «Вестфальская дымка», «Луковое поле», «Розмариновая гусыня». Злые языки поговаривали, что мясник ловит котов да собак и примешивает поганое мясо к говядине. Только мы-то наверное знаем, что Мирзоян — честный продавец и крещеный человек. Доподлинно известно, что только нехристи и басурманы употребляют в пищу всякую дрянь — собаку, змею, жабу или дождевого червя, хоть бы и жареного. Просто, Мирзоян экономил на всем, что только было возможно. Например, совсем отказался от электрических фризеров, и теперь для охлаждения мяса пользовался натуральным пиленым льдом. Засыпанный деревянными опилками горный лед доставляли в дощатом, обитом алюминиевыми листами, запряженным парой разномастных  коней фургоне. Кони, длинные добрые туповатые животные, более походили на неуклюжих гусениц, чем на способных к перевозке тяжестей першеронов.
 
   Впрочем, несмотря на тревожные слухи, клиенты с удовольствием покупались на невинный обман симпатичного говорливого армянина. Тем паче, что два раза в месяц мясник устраивал грандиозные распродажи.

   Карпович же решил заняться репетиторством. Не желать же, в самом деле, на большой дороге с кистенем в руке осла ближнего своего. Посидел недельку в читальном зале Публичной библиотеки, устроенной некогда в N Фридрихом Барбароссой. Припомнил все, чему учили на обязательных курсах  повышения квалификации учителей труда мужских гимназий. Подчитал физику с математикой; вспомнил об извечном противостоянии — кто кого сборет? — Ахиллеса против черепахи и гусиного пера против чугунного ядра; и сколько, все-таки, зерна нужно было заплатить за изобретение шахмат; свободные артикли, спряжение глаголов и все эти: «жи- и ши - пиши через И», «Цыпленок встал на цыпочки, говоря цыгану цыц!» и, как какой-то девице «уж замуж невтерпёж». Взял из  дома призрения в аренду три изрезанные перочинными ножиками, совершенно испачканные химическими чернилами, парты и изгрызенную с одного угла белесую, выпуклую от долгого лежания в сыром помещении, линолеумную классную доску. Выгодно снял у хозяйки пансиона Натальи Францевны Гипфельштрудель полутемную, выходящую окнами на глухую стену, залу и устроил там репетиторские классы.

   Следующим шагом на пути к процветанию дела стало составление и размножение на ризографическом аппарате красочных листовок, в которых Карпович назвался потомственным педагогом-репетитором с солидным опытом подготовки в высшие и средние специальные учебные заведения. Там же он заявлял о своей готовности работать с отстающими учениками средней школы и развивать речь дошкольникам. Прокламации Карпович, заплатив небольшую мзду  консьержам, собственноручно разнес по гостиничным номерам и почтовым ящикам ничего не подозревавших о свалившемся на них счастье скорого и недорогого образования бюргеров, наклеил гуммиарабиком на столбах автобусных остановок и выставил в витринах кафе и универсального магазина Матиаса Блюхера. Все это, конечно, с согласия бургомистрата и полиции города N.

    Произведя все необходимые приготовления, Карпович начистил зубным порошком и без того сверкающий университетский знак, навесил его на пиджак и уселся за стол ждать желающих подтянуть свои знания N-цев.


***
   Прошла неделя. За ней — другая. Карпович стал подозревать неладное. N-цы не стремились повышать свой интеллектуальный уровень и развивать речь. Двоешники, наплевав на трудности спряжения глаголов, второй и третий законы Ома и правило буравчика, весело гоняли мяч на спортивной площадке.

   В конце дня заходил Мирзоян и, подивившись на пустынную залу, спрашивал: — Что, друг Сальери, так никого и не было?
- Отчего же? — прятал глаза Карпович, — Даже очень были. Заменгоф интересовался. Марьенфельды заходили всей фамилией. Допытывались, что да как? Листовку взяли. Сказали, дня через два зайдут. С бюджетом сообразиться надо. Известное дело — кризис!
- Ну, и слава Богу! — смущенный невинной ложью товарища нарочито басил Мирзоян, - А я вот вам, любезный Михаил Юрьевич, сосисочек прихватил. Скучно одному. Придумал угостить старого приятеля. Легко ли — целый день в помещении сидеть. Поди, проголодаешься, — мясник вытаскивал из докторского саквояжа сосисочное ожерелье, вынимал кукурузный каравай и ставил на стол завернутую в коричневый бумажный пакет литровую бутыль самодельной виноградной водки.
- Ну что вы, право, Гамлет Саркисович! Не стоило беспокоиться. Закормите меня, яко гуся рождественского. Вон и талия уж пропала! Скоро в дверь не пролезу, - в доказательство Карпович надувался и щипал себя за порядком похудевшие бока.
- Толщина мужчине добавляет солидности и рекомендует его, как человека положительного и здорового, — важно провозглашал тощий от природы Мирзоян.

   Товарищи меняли дверную табличку на «ЗАКРЫТО» и усаживались угоститься очередным изобретением Мирзояна.

- Кто бы мог подумать, что простая греческая крупа придаст мясному фаршу столь утонченный вкус — льстил приятелю Карпович. На самом же деле сосиски заметно отдавали жеваным картоном.
- Что-то вы, драгоценный вы мой господин Карпович, скажете, когда попробуете «Колбаски Зигфрида»! — ни по чём не догадаетесь, что добавлено в фарш. Ставлю десять евроталлеров против одного, что не угадаете.
- Что вы говорите? — удивлялся учитель, — Хорошо, посмотрим, посмотрим, что за Зигфрид такой!..


***
   Время спустя разомлевший от виноградной Мирзоян, развалясь на испещренной непристойностями парте, интересовался:
- А вот позвольте узнать, достойнейший Михаил Юрьевич, что за абракадабра у вас на плакате начертана. Буквы вроде наши, а смысла я не улавливаю. Ровно бульканье какое-то.
- Ах, это? Это, осмелюсь доложить вам, бриллиантовый вы мой, ни  что иное, как неизменяемые приставки русского языка.
- Скажите пожалуйста! — армянин всплескивал руками, словно увидал что-нибудь уж совсем из ряда вон выходящее.
- Да-с, драгоценнейший Гамлет Саркисович! Именно, что они — неизменяемые приставочки! — торжественно, словно читая огненные скрижали,  провозглашал Карпович, — ЗА-, ПРО-, ПО-, ДО-, НА- ПЕРЕ и так далее.
- Надо же! Уму не постижимо. А я вот, признаться, никаких правил не соблюдаю. Пишу, как Бог на душу положит. И ничего — дожил до седых волос.
- Без правил никак нельзя, — поднимал палец Карпович, —  Без них порядка нет, а  только хаос один, суета и томление духа.
- Так ведь, поди, затверди такую тарабарщину! Ни уму, ни сердцу. Не складывается в голове. Дурацкие ваши приставки. Мелодики нет! Хотя… позвольте! Вот если так: ПРО-… ЗА-… НА-, ДО-… ПЕРЕ-… ПО-… Вроде детской считалки. Проза, Надо, Перепо! Проза! Надо! Перепо!
- А ведь верно! Действительно так легче! — Карпович от охватившего его волнения даже чачу расплескал.
- Вот так-то, понимаете! И простого воспитания человек образованию может пользу принести. Главное — подойти с умом, — Мирзоян отворачивался к окну и заговорщицки подмигивал отметившемуся радугой на фрамуге и отпечатавшемуся  на противоположной стене малиновым пятном заходящему солнцу. Дескать, и мы кое-что умеем, хоть и не больно учены. Потом, поворотясь к Карповичу, как бы между прочим, интересовался, — А какого вы, друг мой, мнения о последнем сочинении господина Пендерецкого, диссонансной прелюдии и фуге ля диез минор? — и снова к окну с прищуром. Мол, что, брат, и крыть нечем?! То-то же!