после прочтения сжечь...

~Вы когда-нибудь видели, как падает звезда? Наверняка не раз... только дайте угадаю - опомнившись через секунду, понимали, что момент упущен, и желание не загадано. Обидно. Досадно. Зато в сознании до сих пор маячит светлый огонёк надежды на фоне глубокого небесного океана звезд...~


Глава I. Надежда.

Проснувшись на рассвете, я подошёл к запертому окну с растрескавшейся, хлипкой рамой. Открыть его, как я не пытался, мне не удалось - все ручки и затворы вросли в раму под многовековыми слоями краски.
Ощутив потребность в свежем воздухе, я на пошатывающихся ногах попробовал проследовать к двери. Чем дальше, тем все сложнее давался каждый мой шаг. Руки самопроизвольно тряслись - тогда мне показалось, что я весь дрожу от холода. Тяжелыми, раскачивающимися движениями, ловя воздух пальцами, я доплелся до проема двери, которая также оказалась запертой, но в отличие от окна, она функционировала, как настоящая дверь и были видны следы ее ежедневной работы.
Это успокаивало, но в затылке и висках рикошетила острая, как игла, и, давящая одновременно, мысль. Она не давала покоя ни на секунду. Я пытался уловить ее тонкий, неровный след в своем пыльном сознании. Через несколько секунд после прекращения моих попыток испытать дверь на податливость, возникло довольно туманное видение... будто из далекого детства. Я видел ночное небо, увенчанное черным кружевом облаков с жемчужными блестками. Они напоминали рваную, черную вуаль. Я с изумлением всматривался в эту картину, пытаясь не упустить ни одного движения на всей плоскости. Шея болела и не давала о себе забыть, в голове мысли сменяли друг друга со скоростью света. Не знаю, какое выражение лица у меня было на тот момент, но я точно знал, что мой спутник, стоявший рядом, ничего не увидит в этой кромешной темноте, и я, с удивительной легкостью делал вид совершенно счастливого человека. Затем  я искусно рассказывал, что ничего подобного в своей жизни не встречал и как мне приятно, что именно она сопровождала меня в это прекрасный день, нет, ночь... Она?
Это была девушка лет восемнадцати, светловолосая, с вьющимися локонами до плеч, причем, локоны с левой стороны всегда топорщились в сторону – это выглядело забавно, по-мальчишески и даже как-то дерзко. Глаза…их невозможно описать: глубокие, изумрудного холодного цвета, всегда печальные и чуть удивленные. Я не видел ее лица - я знал, что она выглядит именно так, я чувствовал только ей принадлежащий тонкий аромат ее волос. Силуэт девушки пошатнулся, и через мгновение правую ладонь охватило теплое и разливающееся ощущение уюта. Боль в шее по-прежнему долбила по нервным окончаниям, и я вернулся к мысли прилечь на траву, еще мокрую от дождя. На этом видение обрывалось...
После попытки повернуться спиной к двери, в левом бедре что-то звонко хрустнуло и тут же отозвалось дикой, пронизывающей болью по всей ноге. В затылок снова вернулось ощущение тяжести, а ломота в теле только утроилась. Очень хотелось пить, и кружилась голова. Мысленно я задавал себе вопросы: что я здесь делаю? Зачем меня заперли? И, наконец, как это ни банально, я не помню своего имени…
Наконец, после очередного нахлынувшего ощущения пустоты, я уселся под дверью, обняв колени, и судорожно пытался  просверлить своим упорством грязный пол моей больничной палаты. Палата была не похожа на те, которые я видел раньше. Только сейчас я заметил, что в ней отсутствуют люстры, лампы или свечи; вместо них мягким уютным светом  в стенах переливаются  прозрачные линзы из стекла; внутри они  заполнены неизвестной субстанцией теплого светло-оранжевого цвета с перламутровыми пузырьками. Стены выкрашены в бело-голубой гамме с примесью серебра…мебели практически не было, только шкаф, сиротливо стоявший в углу, кровать, от которой даже у здорового человека ломило бы кости, прикроватный столик в форме перевернутого тетраэдра и кресло у окна, похожее на ртутную растекшеюся  каплю, накрытое мягким пледом из невероятно мягкой и легкой ткани…эдакая космическая комнатка.
 Сидя на полу, я размышлял о том, как я жил до потери памяти, какую роль играл в обществе, а может, я всегда жил здесь?.. С каждым новым потоком мыслей, которые роились у меня в голове,  я понимал, что мне необходимо как можно быстрее отсюда убираться и что предназначение мое не так уж мало в этой неясной и чуждой мне жизни. Одновременно с этим,  с каждым глухим щелчком секундной стрелки овальных часов справа от меня, надежда на побег таяла, как первый снег…пустота возвращалась…
Не знаю, сколько я так просидел, руки мои замерзли и потеряли чувствительность. На ноги подняться не получалось то ли от бессилия, то ли не хватало желания. На лбу, между бровями образовалась складка, кулаки были сжаты, губы что-то неразборчиво бормотали в горячке, а по холодным, небритым щекам катились обжигающие слезы отчаяния. Я не знаю, что мне делать.…Отдавшись воле судьбы, я позволил себе погрузиться в зовущие и неведомые сны моего уже невыносимо мутного сознания …
Я проснулся, когда за окном уже светила луна. На часах  было два часа ночи, на полу было очень холодно и сыро; я встал почти без труда и, нащупав выключатель,  включил свет. В космостенах заиграли уютными лучами прозрачные пузырьки. Не обращая  внимание на шум за дверью, я бесцельно побрел к шкафу. В нем оказались пара каких-то бумаг и зеркало…
Еще ни разу за все время пребывания в этом помещении, я не испытывал такого животного страха. Руки…они дрожали, я боролся с собой, чтобы взглянуть в зеркало. Ведь сейчас, именно сейчас наступит момент, когда я возможно увижу и пойму, кто я, и зачем мне все это! Господи, как холодно…Руки не слушаются, за дверью слышится тяжелое шарканье – видно медсестра заметила свет в палате. Быстрее, быстрее! Нужно успеть, да! Вот оно…у меня в руках…тяжелое, холодное…как же холодно.  Еще мгновение и я слышу, как вращается ключ в замочной скважине. Оборачиваюсь, смотрю на дверь, но она неподвижна. Звук распахивающейся, скрипящей двери режет уши, но дверь по-прежнему мирно стоит на месте. В ушах стоит истошный крик дверных петель и скрежет ключей, а на деле – все как обычно. Я схожу с ума…вдруг в одно мгновение все резко оборвалось и я услышал как по полу рассыпаются серебристые осколки…осколки моей надежды…
Когда умирает надежда, человек чувствует каждый ее всплеск. По жилам в одно мгновение проносится леденящий озноб, затем, бросает в жар. Тело, словно электризуется и парит в грязном воздухе…в животе в это время, будто порхают бабочки…спустя несколько секунд, набирая ход, в сердце врывается сумасшедший толчок энергии в количестве, смертельном для обычного человека,…но таких уже, как правило, не осталось. Люди, по истечении многих лет, научились контролировать потоки негативной энергии…они стали «строить» внутри себя стены, в стократ превосходящие эти самые потоки по концентрации негатива.…Только, если  не строить никаких стен, можно прочувствовать, как на краю души невыносимо и неумолимо погибает надежда…и вера…и любовь…

***
                [Когда не веришь глазам, поверь своему сердцу…]


Меня за руку уже минуты три теребила медсестра и по-матерински уговаривала вернуться в постель.

- Что я здесь делаю? – не успокаивался я.

- Проходите реабилитационный курс лечения, мистер, и лучше вам прилечь сейчас! – наконец повысила голос Ребекка. Её имя я прочёл на табличке, которая была приколота к халату.

- Ребекка, пожалуйста, скажите мне, почему я здесь нахожусь? Что со мной случилось?

- То есть? Как же…Вы не помните? – взволнованно спросила женщина.

- Нет,…то есть,…как бы вам объяснить…я просто не помню самого главного – из-за чего или кого я здесь, – блефовал я. Так вы мне расскажете?

- Только обещайте мне, что приляжете и позволите сделать вам инъекцию?

- Я подумаю над вашим предложением, - отозвался я. Меня мутило при слове инъекция. Было понятно, почему я так долго не мог проснуться.

Я послушно улёгся на неудобную больничную койку, но остановил своей рукой, занесённую надо мной руку со шприцем. Ребекка опустила голову и шёпотом начала рассказывать:

- Простите заранее, мистер Дилман, я знаю не больше, чем вам могло показаться. В ту ночь, я заступила на смену сразу после непродолжительного отпуска – у меня умерла сестра. Мне приходилось туго после нескольких бессонных ночей, но кормить детей мне тоже необходимо. Я пришла в комнату для персонала и прилегла отдохнуть. Меня разбудил сигнал тревоги машины скорой помощи. Вас провозили всего окровавленного, с множеством переломов и травмой головы, насколько мне потом удалось выяснить. С вами была девушка…да, точно! Она ещё просила стакан воды и искала телефон, с которого можно было бы позвонить. Она была странно одета: в длинное платье изумрудного цвета, а в волосах были наспех вплетены ленточки и шпильки с дельфинами. Я проводила девушку к телефону, принесла стакан воды и направилась к вам в реанимацию. Когда я вошла, вокруг вас уже собрались все врачи, которые дежурили в ту ночь и о чем-то спорили. Суть я н уловила, так как меня выставили за дверь. Вот, пожалуй, и все, что я знаю.…Ах да! Конечно! Совсем забыла сказать – через три дня после перенесённой операции, ваши переломы зажили почти на 60 %, а травма головы и вовсе вскоре не оставила и следа.…С тех самых пор вы находитесь взаперти…здесь.

- Сколько я здесь уже? – у меня в горле пересохло.

- Уже вторая неделя, мистер Дилман…

- Так почему я все ещё не дома, раз иду на поправку не по дням, а по часам? – голос стал властным и пугающим.

- Не нужно кричать, мистер Дилман! Прошу вас! Мне ещё нужна эта работа…- взмолилась медсестра.

- Хорошо, простите. Я должен быть вам благодарен. Да, а что стало с той девушкой, которая привезла меня сюда?

- Я не могу вам сказать. У меня была свободная минутка, и я снова ушла в комнату для персонала.

- Ребекка, не врите мне. Вы же знаете, мне ничего не стоит узнать…и не только это, - снова соврал я. Но мне необходимо было играть, чтобы не выдать самого себя.

- Я…я…простите, мистер Дилман, мне пора. Все, что я знала, я уже рассказала вам. Если вам что-то будет нужно – кнопка вызова у вас под рукой.

- Стойте. Меня кто-нибудь навещал?

- Да, приходил пару раз человек, который называл себя вашим близким родственником. Но я работаю не каждую ночь. Возможно еще были посетители. Сегодня я не буду делать вам инъекцию, но завтра у вас начнется курс специальных процедур, которые назначил вам доктор Берг. Спокойной ночи, мистер Дилман.

- Спокойной ночи, Ребекка. И спасибо…

Я больше не мог выносить звука собственного сердцебиения. Я был растерян, ничего не укладывалось в голове. Но я уже знал, что моя фамилия Дилман и что у меня есть дальние родственники, или по крайней мере, люди, каким-то образом со мной связанные. У меня была вся ночь, чтобы переварить полученную долю информации и принять решение.

Вся ночь. Снова ночь. Дышу и живу только ночью, умираю днем. И находясь в этой больнице, надо признать, мне нравится тот режим, в котором я пытаюсь выжить.

Я улегся удобнее, закрыл глаза и стал изо всех сил вспоминать и представлять свое прошлое. Наверняка мне было что вспомнить. А так как в голову не приходило абсолютно ничего, я стал выдумывать, что у меня была очень важная, секретная миссия в неизвестном городе, при выполнении которой я серьезно пострадал и потерял связь с координирующим меня штабом. О выполнении моей миссии еще ничего неизвестно, так как я потерял память, а операция была засекречена. С такими мыслями я выпустил из рук нить реальности и погрузился в сон.

На берегу чернеющего озера рысью бегала собака. Джим, скрючившись, сидел на трухлявой коряге и курил, любуясь ровными колечками дыма. На улице стоял легкий мороз, какой бывает ранним октябрьским утром. Джим, как обычно, весь пропахший нюхательным табаком был в своем любимом сером свитере с высоким воротником, в старой потрепанной шапке с непонятным то ли брелочком, то ли деталью от какой-то очередной железяки.

Мои еле слышные шаги растворили капельки росы в пожухлой листве. Джим обернулся и довольно заулыбался. Мы поздоровались; в его приветствии чувствовался страх и дрожь. Никогда еще я не видел старину Джима растерянным и сникшим. Он всегда умело скрывал любые, нет, не так… ЛЮБЫЕ свои проблемы и потери. Это очень сильный человек, которым я восхищался и брал с него пример. Этот лед, которым веяло из его глаз был таким чуждым и мрачным.

- Как ты, дружище? – как всегда начал я.

- Рассвет сегодня был беспокойный…- как будто, не слыша меня, произнес Джим.

- Что творится в Брейвиле, Джим ? Я слышал кое-что из рассказов местных, они…

Но он не дал мне договорить и выпалил,

- Не слушай ты этих кретинов…просто инфекция, ничего особенного. Ты что, замерз? Хочешь горячего кофе? У меня как раз завалялся коньяк. Пойдем, дружище – хлопнув меня по плечу, предложил он.

Согреться я был не прочь, да и выудить информацию из «разогретого» Джима было бы легче. И мы отправились к его дому.

to be continued...