Когда вымрут женщины

Абсолютная свобода – это не демократия. Абсолютная свобода – это не анархия. Абсолютная свобода – это ваша смерть.

Только когда вас не стало, мы смогли понять, что все это время находились у вас в рабстве. О, как упоительна свобода! Оковы сброшены! Вы больше не повелеваете нашими умами! История сгладит острые углы. Чувство вины уже почти забылось. Мы все переписали. Мы выставили вас в наиболее некрасивом свете. Так нам самим легче упиваться своей безграничной свободой – миром, в котором нет вас. Мы слишком долго шли у вас на поводу. Вы слишком долго помыкали нами. Это была опасная игра, которая длилась тысячи лет. Вы играли с огнем. Вы думали, что подчинили себе самое безумное дикое животное – мужчин. Вы ошибались. Да, уничтожая вас, мы были безумны. Но как же мы счастливы теперь, когда вас больше нет!

2760 год. Единственной ошибкой, которую совершил Господь, была Ева. И семь веков назад мы исправили эту ошибку.

*Он подвел девушку к окну. За прозрачным толстым плексигласом шел дождь, надламывая в сотнях своих капель яркие всполохи неоновых реклам.
- Красиво? – спросил он и положил руки на ее плечи.
- Очень. – зачарованно ответила она.
- Тебе здесь нравится? – снова спросил он и легонько коснулся губами плавного изгиба ее шеи.
Девушка откинула голову и прикрыла глаза. Ее губы тронула мечтательная улыбка.
- Мне нравится везде, где ты… - нежно проворковала она и, распахнув вдруг глаза, выскользнула из его объятий. – Покажи мне весь дом. – попросила она, взяв его за руку.
- Хорошо. – согласился он и, приобняв ее за стройную талию, медленно вывел из комнаты.*

Еще в двадцатом веке все мы сошли с ума. И вы с любопытством наблюдали за нашим сумасшествием. Вы были слишком самоуверенны. Вы не думали, что наши тогда еще весьма жалкие покушения на законы, установленные ходом эволюции, могут увенчаться успехом. Мы пытались клонировать человека. Мы хотели продлить жизнь до бесконечности. Мы мечтали о мире без болезней. Вы благосклонно наблюдали за нашими играми, будто мы были неразумным детьми, строящими куличики из песка.

Интересно, как женщин не стало? Этот фарс с миллиардом долларов для первого живородящего мужчины стал вашим смертным приговором. Томас Беати и его дочь, для которой он являлся одновременно и отцом, и матерью, - не в счет. Потому что до того, как стать Томасом и родить ребенка, он был красавицей Трейси. Не смотря на то, что хирурги мастерски отъегорили (тогда еще ей) сиськи, матка и все прочие женские причиндалы остались при нем. Нет, самое веселое началось чуть позже: тогда, когда мы научились выращивать искусственные женские детородные органы и имплантировать их мужчинам. Вначале это было банальное стремление обскакать природу, доказать, что человек выше всех ее законов. Утереть нос Творцу. Повернуть реки вспять и заставить мужчину корчиться в родовых муках. Но вскоре дело приобрело денежный оборот. Как всегда. Гомосексуальные пары готовы были отваливать приличные суммы, чтобы иметь возможность стать настоящими родителями. Так было. И знаете, что произошло потом? Вы взбрыкнули! Ваши женские сущности были дико оскорблены тем, что у вас забрали единовластное право дарить жизнь. Что тут началось! К брачному контракту прибавился еще один документ, в котором оговаривалось, кто из родителей будет обязан вынашивать и рожать детей. Смех, да и только! Вы думали, это сойдет вам с рук? Некоторые, конечно, настолько любили вас, что готовы были принести себя в жертву и унизиться до чисто женской обязанности – материнства. Некоторые, но далеко не все. А те из нас, кому довелось родить ребенка, постепенно сходили с ума. В психиатрии даже появился диагноз «Мужской послеродовой психоз». Но, кажется, вас не волновало наше сумасшествие. Вы сбросили кабалу беременности и мучительных родов. Женщины все чаще стали на отрез оказываться выполнять свой природный долг, мотивируя это тем, что не обязаны делать то, что вполне могут – и мужчины. Мы тоже начали протестовать. Стенка на стенку. Никто не хотел уступать. Никто не хотел испытывать мук родовых схваток. Так началась самая страшная и самая масштабная война за всю историю человечества. Война, в которой мы истребили вас. Всех.

*Он налил в бокал темное густоватое французское вино и протянул ей. Девушка сидела на кресле, поджав под себя стройные длинные ноги. Он в очередной раз окинул ее взглядом. Прекрасна. Изящна. Длинные густые пшеничного цвета волосы. Правильные черты лица. Большие голубые глаза. Бездонные. Пухлые, почти детские губки. Грудь - на ум приходило банальное слово «шикарная». Девушка маленькими глотками попивала вино, и взгляд ее становился все теплее и вскоре должен быть вскипеть. Мужчина уже представлял себе те ласки, которые сулило ее великолепное тело. Он дал себе слово, что никогда не поднимет на нее руку и будет очень добрым хозяином. Даже когда она постареет. Он купил девушку только утром, но уже начал влюбляться в нее.*

Мы не хотели уничтожать вас. Просто в какой-то момент не смогли остановиться. Все начиналось с массовых митингов. Мы отстаивали свое право оставаться мужчинами. Вы – свои феминистические принципы, которые гласили, что вы можете быть равными нам. Когда митинги переросли в вооруженные конфликты, вы были обречены. Мы воевали всю жизнь. Всегда. Делали это по вашей воле. Если вдуматься, причиной любой войны были женщины. Территории? Экономически привлекательные зоны? Политика? Деньги? Глупости! Только женщины. Вы управляли нами, будто марионетками. Только вместо ниточек вы дергали за наше желание обладать вами. Елена Троянская – самый примитивный пример. Мы жаждали власти и денег, побед, славы – только чтобы бросить все это к вашим ногам. Изначально женщина отдавалась самому сильному и смелому самцу. Позже – самому властному, самому богатому. Любовь? Боже, не надо этих сантиментов! Никакой любви нет, не было и никогда не будет. Вы всегда были продажными тварями. Мы покупали вас если не за деньги, то за притворное внимание, фальшивую нежность, пускали вам пыль в глаза, слагая лицемерные серенады про любовь, только чтобы иметь возможность прикасаться к вашим телам. И не надо играть в наивность, делая вид, что вы никогда не знали об этом. Вам было удобно и выгодно подыгрывать нам. Так вы могли управлять нами. Ну, или поддерживать в себе иллюзию своей «мягкой власти». Впрочем, все же вы были узурпаторшами. Нам приходилось «переламывать» себя, прыгать выше собственной головы, изображая эту самую любовь, чтобы быть рядом с вами, чтобы быть внутри вас. Да, мы постоянно воевали. А вы смотрели на наши войны с меланхоличным безразличием, ожидая тех, кто вернется победителем. Конечно, вы страдали, видя наши нелепые смерти. Только страдали так же фальшиво, как и любили. Иначе прекратили бы все это. Вы могли бы. Если бы только захотели. Но вы продолжали обильно поливать свое самолюбие нашей кровью. Вы наблюдали за войной только со стороны. Конечно, не все. Но большинство. И когда мы ополчились против вас, вы были в растерянности. Какие из вас могли быть бойцы? Сейчас в наших учебниках по истории описываются грандиозные сражения между борцами за свободу (мужчинами) и узурпаторшами (женщинами). На самом же деле то была просто резня. Мы дали выход всем нашим затаенным обидам. Мы показали вам свое истинное лицо. Зрелые женщины, маленькие девочки, дряхлые старушки. Мы брали вас грубой силой, как и сколько хотелось. А потом убивали. И это было так упоительно. Никаких этих культурных заморочек, никаких алых роз и горького шоколада. Только багровые реки крови и ваш горестный плачь. Мы были пьяны от внезапной свободы и не смогли остановить эту безумную вакханалию, пока не была разорвана в клочья последняя из вас.

*Он опустился перед девушкой на колени и стал гладить ее тонкие лодыжки. Не переставая улыбаться, она отставила в сторону бокал с недопитым вином и положила руки ему на голову, запустила пальцы в его волосы. Еще не страстно, но уже не робко. Нежно. Заботливо. Как гладила бы мать по голове своего любимого сына. Он закрыл глаза и прижался щекой к ее обнаженной коленке. Все это время, с того момента, когда он впервые увидел ее, прижавшую руки к толстому витринному стеклу и провожавшую каждого прохожего грустным взглядом, и решил, что не сможет уснуть, если не купит ее, девушка была обнажена. Ему не хотелось одеть ее. Да и сама она, казалось, не ощущала себя без одежды сколько-нибудь неловко. Он закрыл глаза, позволив ее тонким пальчикам ласкать его затылок. Он мог хоть сейчас уложить ее в постель и овладеть ее идеальным телом. Но ему хотелось растянуть удовольствие. После первого раза дальше все уже будет не так. Он страстно желал ее. Но при этом хотел оставить ее чистой еще немного. Еще десять минут. Или пол часа. Или час. Чуть дольше. К тому же, он знал, что она девственница – купленная в дорогом заведении, не б/у. Он станет ее первым мужчиной. Конечно, он не собирался перепродавать ее, такую милую и ласковую. Просто, как бы не сложилась их дальнейшая жизнь, она запомнит его навсегда – ее первого мужчину, первого хозяина.*

Эйфория прошла прежде, чем погас последний погребальный костер. Мы в спешке сжигали ваши тела и вещи – все, что могло хоть чем-то напоминать о вас. Мы уничтожали улики своего срамного преступления – геноцида по половому признаку. На смену экстатического драйва почти сразу пришла апатия. Мы не ощущали вины. По крайней мере, мало кто выказывал хоть каплю сожаления о содеянном. Вместо раскаяния нас терзало другое мерзкое чувство. То, которое ощущают поверженные. Да, заливаясь слезами и моля о пощаде, приняв от нас мученическую смерть, вы все же победили. Мы выиграли битву, вы – всю войну. Исчезнув с лица Земли, вы отстояли свои право - не рожать. Мы еще не представляли, как это сделаем, но уже понимали, что нам самим придется продолжать свой род. И это было тотальное поражение.

За следующие пятьдесят лет население планеты (естественно, мужское) сократилось на три четверти. Мы вымирали вслед за вами. Но мы боролись. Сначала мы решили насильно имплантировать женские репродуктивные органы тюремным заключенным. Однако все уперлось в отсутствие женских яйцеклеток. Мы сколько угодно могли вживлять уголовникам «пустые» яичники, матки и влагалища, но произвести на свет хоть одного ребенка не представлялось возможным. И мы пошли по другому пути. Нависшая угроза вымирания заставила нас включить весь свой потенциал. Мы пошли по уже давно начатому пути. Самые видные наши ученые сделали ставку на клонирование. И на этот раз одержали победу. Может, это и нельзя назвать полноценным размножением. С другой стороны, многие организмы продолжают существование своего вида путем почкования. Конечно, клонирование – это не почкование. Но для нас оно стало единственно возможным путем дальнейшей эволюции.

Вначале мы действительно выращивали клонов в телах приговоренных к тюремному заключению. Но постепенно тюрьмы опустели. Тому была единственная причина – больше не было вас. Возможно, вас это удивило бы, но, избавившись от вашего эмоционального гнета, наше, теперь уже чисто мужское общество, обрело баланс. Уровень преступности постепенно опустился до нуля. Мы перестали воевать. Первое время, нам, конечно, просто было не до войн, агрессии, драк. Мы старались выжить, и к этому сводилась вся наша политика, все общественные силы.  А потом... Потом мы поняли, что воевать больше не для кого и не за что. Без женщин мы обрели покой. И это было прекрасно. И это длится уже много сотен лет. Только представьте себе, ни одного вооруженного конфликта, никаких преступлений. Нам больше нечего делить. Мы – абсолютные правители мира. Когда не перед кем распушать «павлиний хвост», не для кого «начищать доспехи» - мы все друг перед другом равны. Мы создали идеальное общество – утопию, которая была бы невозможной, если бы вы все еще были рядом. Это так. Вы были нашим яблоком раздора. Не власть и не богатства. Ваши ароматные тела, ваши жадные до драгоценностей пальцы, ваши алчные губы. Можете пытаться возразить. Но любые слова окажутся пустым звуком. Время уже показало, кто есть кто. Точнее, кто кем являлся на самом деле. Вас нет – и нет войн. Точка.

Подгоняемая глобальным вопросом жизни и смерти, наука неслась вперед семимильными шагами. Мы создали инкубаторы для выращивания клонов. Трехмерные ампулы на магнитных полях с имитаторами родовых путей. Наши сыновья рождались точно в срок и по строго заданному расписанию. Мы не стремились вернуться к начальному количеству, сделав ставку на качество. Любые патологии плода выявлялись на ранних стадиях и или корректировались, если была такая возможность, или бракованный плод уничтожался. Материнский инстинкт? Вы бы любили каждого своего ребенка, даже уродца, продолжая плодить многообразие мутаций. Но мы не такие, как вы. Мы все взяли в свои руки. Результат? Мы не болеем. Среди нас нет хилых или некрасивых. Мы живет по две сотни лет. Если бы вы попали к нам сейчас, в наш 2760 год, вы бы умерли от зависти. Или от похоти. Все мы стройны и прекрасны, все имеем волевые подбородки, широкие плечи и густые волосы. У каждого - свой большой дом, гиперскоростное авто, важная и приятная работа, направленная на оптимизацию благ общества. Всю грязную и примитивную работу выполняют машины. Мы живем в свое удовольствие. Мы спокойны, уравновешены. Мы идеальны. Только без вас мы смогли стать такими, о каких вы мечтали. Только без вас... Да, мы – уже не первое поколение клонов, воспитанное другими клонами. Хотите сказать, что мы не настоящие? Возможно. Только, что такое вообще настоящесть, по каким критериям она определяется? Или для вас настоящее только то, что вылезло из ****ы? Фрр, не смешите меня! Погодте, я понимаю, к чему этот лукавый огонек в глазах! Хотите спросить, куда мы спускаем сперму и свою сексуальную энергию, если вас больше нет? Нет, мы не онанируем и не сублимируем. Мы трахаем ваш чарующий образ. И воображение здесь вовсе не при чем...

*Девушка лежала на кровати, широко разведя ноги. Она улыбалась. Не зазывно. Слегка смущенно. Хотя, впрочем, все же зазывно. Ей хотелось не меньше, чем ему. Она покорно ждала. Мужчина осторожно лег сверху. Он знал, что ему нет нужды играть в ней в «телячьи нежности». Она все равно будет любить его. Как бы он себя не повел с ней. Но ему хотелось, чтобы все выглядело красиво. Не для нее. Для себя. Только чтобы получить некое эстетическое наслаждение от осознания своей цивилизованности и человечности. Девушка нежно обвила его шею руками и слегка выгнула спину, чтобы прижаться к нему животом и грудью.
- Ты не боишься? – просил он ее.
- Немного… - тихо ответила она.
- Тебе будет больно?
- Наверное. Но я знаю, что так надо. Боль будет означать, что я стала настоящей женщиной.
- Настоящей женщиной… - медленно повторил он и поцеловал ее в губы.
Мягкая. Податливая. И между ног тоже.
- Я постараюсь сделать все быстро. – сказал он.
- Хорошо. – прошептала она и откинула голову на подушки. – Хорошо.
Он помог себе рукой немного протолкнуть в нее орган и замер. Как спринтер перед забегом. Пальцы девушки сильнее сжались на его шее.
- Я люблю тебя… - прошептал он и резко вогнал в нее член, чувствуя, как прорывается сквозь что-то упругое. Девушка воскликнула. На мгновение оба замерли. Наконец девушка встрепенулась, прижалась к мужчине сильнее и, слегка вымученно улыбнувшись, тихо и сладостно попросила:
-Пожалуйста, не останавливайся… *

Даже на грани вымирания мы не могли не думать о сексе. Первые годы без вас были самыми тяжелыми. Но нас спасало стремление, во что бы то ни стало выжить. Резиновые куклы? Ну, вроде того. Только они были из силикона. Пока наши ученые искали способ размножения для однополой расы, заводы работали на полную катушку – мы клепали себе женозаменители – физиологически точные сексуальные игрушки. Вскоре их стало больше, чем нас. И это было здорово. Мы вымирали, но в постели каждого из нас лежало по две-три пышногрудых, безмолвных, силиконовых красавицы. И когда проблема размножения постепенно начала решаться, мы взялись за научные изыски в области другого – сексуального - аспекта нашего бытия. Мы углубились в кибернетику. По началу роботши были весьма неказисты – силикон, натянутый на механический каркас, отсутствие словарного запаса, зацикленность коротких серий движений. Но с годами мы модернизировали наши игрушки. Довели до совершенства моторику. Силикон заменили искусственно выращенной кожей, кое-какие внутренности тоже стали биологическими – например, столь любимые нами влагалища, с соответствующей секрецией и ароматом на заказ: роза, дыня или персик. Наши секс-андроиды умеют смеяться и плакать. Они не только спят с нами, но и скрашивают наш досуг. Сейчас они уже почти совершенны. Милые, послушные, безропотные, неприхотливые. Нежные андроиды на любой вкус: блондинки, брюнетки, рыженькие, худенькие и пышнотелые, но всегда очень красивые. Под стать нам – их хозяевам. Перед ними не нужно заискивать, их обожание не нужно заслуживать, их любовь не нужно зарабатывать, их не волнует статус, достаток и внешность хозяина – они идеальны в своей беспрекословности. Они готовы на секс всякий раз, когда нам этого хочется, и при этом не нудят, что им не хватает нежности и внимания, когда мы слишком заняты работой. Они не устраивают сцен ревности, когда мы приводим в дом нового грудастого андроида; не сходят с ума по цветастому тряпью и украшениям, не требуют дорогих подарков. Они милы и естественны. Не слишком робкие и не слишком застенчивые. Наши любимые игрушки. На вид их не отличишь от живой девушки. Их речь мягка и произносимые фразы звучат в нужный момент. Рядом с глупыми и беззащитными, ласковыми куклами мы чувствуем себя настоящим властителями мира. Они идеально имитируют человеческие эмоции. Только положительные эмоции. Согласно программному обеспечению. Даже когда они устаревают, и мы пускаем их на переработку, они продолжают мило, заботливо улыбаться. Сейчас наши ученые трудятся над созданием андроида-матери. Было бы здорово, если бы наши дети росли не в пробирках, а в теплых материнских утробах. Пусть и в утробах андроидов. В конце концов, если вдуматься, вся наша жизнь – совершенная искусственная имитация давнего неидеального мира. Мы любили вас. Мы ненавидели вас. Мы уничтожили вас. Мы продолжаем вас ненавидеть. Мы продолжаем вас любить.

*Мужчина гортанно застонал, вдавливая свой член в самое ее нутро, орошая беловатой слизью любви и похоти – спермой. Несколько раз конвульсивно дернувшись, он рухнул на девушку, уткнулся лицом ей в плечо, тяжело дыша, прикоснулся дрожащими губами к ее теплой влажной от пота коже. Какое-то время они неподвижно лежали, крепко обнявшись. Потому мужчина чуть привстал, посмотрел на счастливое улыбающееся лицо девушки, убрал с ее лба налипшую прядь волос.
- Процесс утилизации отходов займет немного времени. – все также улыбаясь, сказала она. – Процесс будет завершен через три… две… одну секунду. Утилизация завершена. Устройство готово к новому акту.*

6 февр. 2009 г.