За окном моего жилища

За окном моего городского жилища только начался февраль; февраль, единственное достоинство которого заключается в том, что он короче всех остальных месяцев. Вот такие дела.
Я закрыл глаза. Да, февраль.
Но на улице моросит дождь. Иногда он усиливается, но не намного, иногда почти совсем перестает, но только почти. Дождь напоминает о себе всё время, и в этом его единственное достоинство.

Небо затянуто сплошными тучами, как и должно быть, тучи есть фундаментальная необходимость, как вон те редкие прохожие, медленно бредущие по дворовым дорожкам. Я бы сказал, что дорожки тоже есть фундаментальная необходимость, но кое-кто не согласится со мною.

И хорошо на душе, так хорошо, как не скажет об этом сам дождь, и тучи, и февраль. Только я могу сказать, что нет ничего лучше, чем сидеть в теплом жилище под занавесью блаженных мыслей о самом прекрасном бытии, КАКОЕ ТОЛЬКО ВОЗМОЖНО.

***

Но дождь уже позади. Как жаль, но это так. О Боже, почему твои сладостные - любые - мгновения нельзя проживать каждый раз, как только захочешь, вновь и вновь?

***

Я моргнул несколько раз, пытаясь стряхнуть с себя странное оцепенение, как саван, завернувшее меня в себя. Вот так, стоя у окна в узком коридоре своего поезда, я чуть было не заснул.

Мой поезд тащился по направлению к северной столице моей славной Родины уже второй день. Но я думал не о Родине. Мне сладостны были мои дорожные впечатления. Все проносившиеся перед моими жадными глазами пейзажи, всю пыль, залетавшую в окна, и все звуки, что доносились до меня – от убаюкивающего стука колёс до призрачных отрывков фраз людей,  только мельком взглядывавших на мой поезд, проносившийся перед ними, - я втягивал в себя, как чёрная дыра всасывает в себя материю космоса.

О мир, о космос!.. На своем поезде я пронзаю тебя своим телом, своей мыслью, своим чувством, как червь, выгрызающий лабиринты в упавшем с дерева яблоке. И мне нравится то, что я поедаю, то, что ты милостиво позволяешь поедать мне…

Второй день моего путешествия подходил к своему завершению, солнце закатывалось в бескрайние среднерусские поля; близилась ночь.
 Я вернулся в своё купе. Три весёлые подружки – три мои соседки – без умолку болтали о чём-то и не обратили внимания на моё возвращение.

Я не интересовал их, потому что, хоть мы и были ровесниками, не принадлежал к  их миру общения.  Я значил для них не больше – и даже меньше – какого-нибудь бесполезного предмета домашнего обихода, вроде оленьих рогов, собирающих только пыль и притворно заинтересованные взгляды гостей во многих российских домах. Я был вещью для моих милых соседок, - но вещью «в себе».

Отдыхая на верхней полке, я постепенно проваливался в сон, и не слышал, как подружки всем составом вышли из купе – наверное, пошли к кому-нибудь в гости. Вернулись они уже под утро в полувменяемом состоянии, пробудив меня от сна; началась пьяная говорильня, забавлявшая меня своей полной бессмысленностью. Две девушки довольно скоро отрубились, но третья… Я своим глазам не верил, как так чертовски долго можно было возиться с подушкой и матрацем. Я слез со своей полки и помогал то и дело огрызавшейся девице стряпать её постель.
- Запомни, рыжий: у меня ушки – как у кошки, а глазки – как у крыски, - пробормотала она и замертво упала на свою постель. Что бы значили её слова?..

Я вышел из купе и уставился в окно, рассеянно воспринимая первые проблески рассвета. Вся эта обыденная реальность, окружавшая меня, расцвечивалась красками моей субъективности. Грани моей личности переплетались с гранями внешнего мира; в этот предрассветный час  мне особенно трудно приходилось отличать свою капельку индивидуальности в окружавшем меня (и проникавшем насквозь) океане мысленных и чувственных образов.
Возможно ли, что я был всего лишь зеркалом, в которое смотрелся кто-то - из иного мира?
Когда я теряю контроль над собой, не уходит ли моя воля в того, кто смотрится в своё зеркало – в меня? 

***

Я потерял контроль над временем. Я даже забыл,  зачем ехал в Петербург. Шёл неизвестный день моей поездки, мимо проходили неизвестные мне люди, а за ними, как невидимый шлейф, проплывали неизвестные мне ароматы духов.
Как странно, подумал я, неужели все эти люди рассчитывают с помощью искусственно созданных благовоний привлечь внимание других к своей личности, подчеркнуть свою неповторимость, свою индивидуальность?
Не лучше ли и не честнее ли привлекать внимание к себе ароматом своего духа? Я улыбнулся: многие люди духами из своих, порой, дорогих, стекляшек, просто маскируют свои нехорошие запахи. Но мой ментальный нос довольно трудно провести, как и носы других людей.  Я был уверен в этом.

Я заглянул в своё купе, точнее, заглянул мой нос, который тут же был атакован чуждыми мне ароматами. Я открыл глаза: да, вот они, мои соседки, говорят на очередную животрепещущую для их носов тему.

- Здравствуйте, а вот и я, - я весь просунулся в купе, чтобы ни у кого не оставалось сомнений на мой счёт, относительно моего бытия. Девушки даже не повернули в мою сторону носы и продолжали чесать свои язычки. Может быть, попробовать по-другому?
Я подошёл к одной из них, к той, которой помогал давеча с приготовлением постели, и, наклонившись к ней очень близко, заглянул в её глаза. Если не запахи моего тела, то аромат моего духа, возможно, привлечёт её внимание? Однако она смотрела сквозь меня, словно я и не стоял перед ней. Продолжая изучающе смотреть на девушку, я задавался вопросом: кто же из нас не имеет бытия: я или она? Или нас обоих нет? Или мы живём в очень похожих друг на друга, но параллельных, вселенных? 
Я забрался на свою полку и уже не вставал с неё до самого приезда в Петербург.   

***

Город встретил меня несметным числом звуков, бесцеремонно отдававшихся в моих ушах, и всевозможными ароматами и комбинациями запахов, которые так и норовили залезть поглубже мне в нос. Я так хотел завернуться в какую-нибудь толстую материю, хоть бы и в саван, но оградить себя от этого нашествия чувственных образов.

Я решил поскорее выйти в город. 
В городской суете легко оставаться незаметным, в то же время сохраняя свою индивидуальность.
Индивидуальность… В последнее время моя личность всё больше беспокоит меня. Я чувствую какой-то разлад в своей душе, некую призрачность всех внутренних переживаний. Есть ли я вообще? Странный вопрос – разумеется, есть!

Но есть ли, есть ли?..

***

Я держал путь в Алтайский край, в край сотен чистых, как твоя душа, о мой читатель, озёр и родников.

Там ждали меня ясность сознания, ясность бытия, жизнь новая и обновлённая, в которой я постараюсь решить все свои старые прежние задачи.

Но этот февраль, и этот февральский, то усиливающийся, то почти перестающий, дождь, милый, дружеский дождь, навсегда останутся в моей душе как неповторимое чудо.