Марту нужно ****ь!

               
Рассказ очевидца

Стоял жаркий июльский полдень, и большинство комаровских дачников едва позавтракав, устремилось к пляжу. Коренному обитателю поселка и старожилу этих мест Сереге Фирсову в тот день было не до купания. Накануне он посетил теплую журналистскую тусовку, здорово там нафуршетился и теперь мучился жесточайшим похмельем.

В кармане его валявшихся под столом брюк отчаянно надрывался мобильный. Очевидно, заботливые друзья рискнули поинтересоваться самочувствием Сергея, но подняться с кровати и доползти до штанов он был не в силах. Безвольно распластавшись на измятой простыне, он грезил о пиве.   

– Нет, телефон, надо все же достать; может, кто из доброхотов опохмел притаранит! – мечтательно размышлял он, выпрастывая трясущуюся бледную руку из-под прокуренного одеяла. Необычайная слабость сковала его члены и, уныло отвернувшись к окну, он принялся обозревать двор, оставив мысли о мобильнике. Внизу (комната Сережи располагалась на втором этаже довольно большого деревянного дома, построенного еще в пятидесятые годы при его деде академике), издавая отрывистые гортанные выкрики и громко матерясь, суетились таджики. Они разбирали старую туалетную будку, покосившуюся и давно прогнившую, так что ходить туда стало небезопасно.

– Блин! Не могли другое время найти, рожи нерусские, как спозаранку туалет сносить! – досадливо хмуря лоб, подверг он жесткому остракизму делавших свое дело таджиков. 

Наконец шаткое строение рухнуло, открывая взору неприглядную картину обнаженного нужника. Не успели усердные азиаты доломать сортир, как переполненная фекалиями яма начала источать чудовищный, усиленный жарой аромат с коим вместе в настежь открытое окно комнаты стали залетать согнанные с облюбованного говна растревоженные жирные мухи. Надсадно жужжа, мерзкие создания тяжело кружили над макушкой Фирсова, норовя усесться ему то на лицо, то на руку, а потом, заползти и под одеяло. Напрягая последние силы, Фирсов с шумом захлопнул окно и, на чем свет стоит, кляня гастарбайтеров, в изнеможении упал на постель, натянув одеяло на голову. 
               
Тем временем в доме неподалеку известная всему поселку заводчица коз и любительница марихуаны Анка Любезникова, кстати, тоже “потомок”, только, увы, опустившийся, выгоняла своих тварей на выпас. Загнав стадо на изрядно ощипанную,  огороженную ветхой изгородью лужайку, Анка затянулась, любовно поглядывая на своих питомиц.

- Ептить! – хлопнула себя по синющим ляжкам Анка. - Надо же Марту вести к Дорофею! Ей уж пора, да и Дорофейка, поди, застоялся! – вспомнила о соседском козле Анка, и ее беспокойное усатое лицо расплылось в загадочной улыбке. Докурив сигарету, она решительно направилась к Марте, опрятной светло-серой козочке, занятой поеданием того, что еще оставалось на обширном, некогда утопавшем в цветах и зелени участке.

Сказано, сделано. Не прошло и минуты, как округа огласилась жалобным блеянием погоняемой хворостиной Марты и зычным голосом самой Анки.

- Марту нужно ****ь! Марту нужно ****ь! – как заведенная, то и дело повторяла она, размахивая прутом и пыля вьетнамками по дороге.

Проходя мимо дачи Фирсова, Анка остановилась. - Стрельну-ка я сигарет у Сереги! – здравая мысль неожиданно осенила ее, и она без колебаний распахнула калитку. Говоря по правде, Марта тоже хотела навестить Сергея. Пышная трава и обилие не обглоданных деревьев, густо растущих в его владениях, призывно манили ее, тогда как свидание с неотесанным мужланом Дорофеем можно было и отложить. Однако попастись на девственном участке Фирсова ей так и не довелось. Подгоняемая хозяйкой, она с большой неохотой зашла в дом и стала с опаской взбираться по лестнице на второй этаж дачи.

– Иди, иди, Марточка, не стесняйся, Сережка, должно быть наверху, раз его внизу нету! - ласково обращалась к животному женщина, поднимаясь вслед за козой по ступенькам. Вдруг в ее мозгу что-то щелкнуло, и она вновь взялась приговаривать - Марту нужно ****ь! Марту нужно е...ь! – Видать, волнующе покачивавшийся и специфически пахнувший круп Марты возвратил ее к цели затеянного предприятия. 

Зарывшись в одеяло с головой, Сергей не слышал ни топота копыт, ни скрипа половиц, ни безумного бормотания Анки. Свинцовый обруч не затухавшей ни на секунду боли сжимал его череп и тупил слух. Меж тем благополучно преодолев подъем, коза неторопливо зацокала к постели, на которой “умирал” Фирсов, и тотчас уткнулась своим горячими чувственными губами в самое ухо страдальца. Ощутив рядом с собою чье-то жаркое дыхание, Фирсов затрепетал - Неужели Наташка приехала!? - , и осторожно стянул с лица одеяло. Рогатая козлиная морда внимательно смотрела на него, трясла бородой и шевеля губами, смачно причмокивала.

В этот момент в дверном проеме показалась голова запыхавшейся Анки, продолжавшей с упорством параноика повторять сакраментальную фразу – Марту нужно ****ь! Марту нужно е...ь! Ошалело, глядя на козу и не видя Анки, Сергей заметался в постели как затравленный собаками заяц и, подскочив как ужаленный, ринулся к окну, с треском распахнул створки,  и опрометью сиганул во двор. Вскрытая выгребная яма нежно приняла его. Крики беспомощно барахтавшегося в зловонной жиже Фирсова разбудили прикорнувших в тени таджиков. Они то и вытащили бедолагу. Впрочем, это уже другая история, но пить он бросил надолго.