Земной путь глава 16

16
   В середине мая класс, в котором учился Глеб, отправлялся на военные стрельбища. Школьные дни подходили к концу и, поскольку все юноши выпускного класса были в призывном возрасте, согласно школьной программе было решено проверить их стрелковые способности, необходимые для прохождения армейской службы.
   Одноклассники Глеба были возбужденны, и радостно галдели, в предвкушении возможности пострелять из боевого оружия боевыми патронами. И, хотя большинство одноклассников Глеба в армию никогда не попадут, никто из них не собирался упускать такой возможности, как стрельба из автомата Калашникова. Всю поездку в автобусе только и велись разговоры о войне, об армии, и об оружии.
   Во всем классе был только один человек, который не радовался предстоящим стрельбищам. Это был Глеб.
   И он совершенно не понимал своих одноклассников, которых радовали и возбуждали подобные вещи. Он, с каким-то ужасом, и даже отвращением, наблюдал на уроках военной подготовки за тем, с каким восторгом его товарищи разбирали и собирали автоматы, перебирали патроны, внимательно разглядывали их и заряжали обоймы. Глеб не понимал этого восторга. Все, что касалось войны и убийств вызывало у Глеба полное неприятие. Когда ему приходилось брать в руки боевой автомат, он испытывал какой-то суеверный ужас перед ним. Оружие словно жгло ему руки, вызывая непреодолимое желание отбросить его от себя подальше, и бежать без оглядки.
   Как можно радоваться оружию, думал Глеб, если его единственное предназначение сеять смерть? Как можно с восторгом и гордостью рассказывать о войне, о военных подвигах, если все они сводились лишь к пролитию человеческой крови. Глеб закрывал глаза, и представлял перед собой поле боя, усеянное сотнями, тысячами мертвых тел, и ему становилось нехорошо. Он представлял себя самого в центре этого поля, с автоматом в руках, и что все эти солдаты были убиты им собственноручно. И при этой мысли Глеб чувствовал, что холодный ужас пронзает его сердце. Да неужели же можно продолжать оставаться нормальным человеком, если у тебя на руках кровь! Как можно себя успокаивать словами о том, что все убитые тобой являются врагами, и что твой поступок является ничем иным, как настоящим подвигом? Как может быть подвигом пролитие человеческой крови? Глеба нимало не убеждали слова о том, что все убитые тобой являются вражескими солдатами. Для него все они были, в первую очередь, людьми. У каждого были семьи, близкие, родственники. А он, одним нажатием спускового крючка, лишил кого-то отца, кого-то сына, кого-то брата, а кого-то просто родственника или друга. Он принес своим выстрелом горе чужой семье, горе, невосполнимое никакими средствами, никакими добрыми делами. Смерть нельзя компенсировать ничем. Тем более что убивать придется людей, совершенно не знакомых ему, никогда в жизни не причинявших ему ни малейшего вреда. Все они шли в бой, лишь подчиняясь приказам, все они были загнаны в бой силой, загнаны для того, чтобы убивать других, и быть самими убитыми.
   Сама мысль о том, что ему придется служить в армии и, возможно, стрелять в солдат, в живых людей, все преступление которых состоит в том, что они оказались на противоположной стороне, была для Глеба невыносима. И даже если допустить, что солдаты противника являются наемниками и откровенными головорезами, даже в этом случае Глеб не мог себе представить того, что он будет хладнокровно убивать их. Нет, нельзя заставлять человека убивать себе подобного. Поступать подобным образом – это преступление против человечества. В худшем случае, это должны делать добровольцы, а не пацаны с улицы, которым исполнилось восемнадцать лет.
   И как вообще может существовать такое понятие как «военный подвиг»? Ведь любые военные действия сводятся лишь к убийству человека. Как можно за это давать орден? Как можно этим гордиться и хвалиться перед подрастающим поколением, перед соседями и перед знакомыми? Глеб никогда не понимал тех, кто носит свои ордена напоказ. Неужели таких людей никогда не терзала совесть за то, что они лишили жизни чьего-то отца, сына, брата, мужа, жениха? Ведь это страшно, если вдуматься! И как человек, проливший чью-то кровь, может учить жизни кого-либо? Как он может призывать к чьей-то совести, как он вообще может говорить о совести!  Ведь это же верх бесстыдства. Человек, убивавший другого человека, не может и не должен называть себя героем, он должен понимать, что он совершил убийство, пускай даже вынужденное, пускай необходимое в данной ситуации, но все равно убийство. И каждый солдат должен это понимать, каждый! И когда это произойдет, может быть, именно тогда и прекратятся войны на земле. Когда каждый солдат поймет, что, убив, он сам становится убийцей, что не существует таких великих целей, ради которых можно убивать человека.
   А пока идет активная пропаганда войны, когда в сердцах людей, с самого их рождения, закладывают романтику войны, не будет мира на земле. Ведь в человеке закладывается ни больше, ни меньше, как стремление убивать ближнего, убивать человека.
   Да, конечно, и Глеб любит играть в компьютерные игры. Да, и Глеб любит убивать экранных монстров и злодеев. Но это лишь доказывает, что и в Глебе заложен этот инстинкт убивать себе подобного. А это страшно, страшно и опасно! А школа, родители и общество должно прикладывать все усилия к тому, чтобы погасить в человеке этот пагубный инстинкт. И, к тому же, одно дело убивать компьютерных злодеев, но совсем другое дело убивать живого человека. И Глеб надеялся, что в реальной жизни ему никогда не придется поднять руку на человека.
   И сейчас, сидя в школьном автобусе, он был единственным, кто не был восторжен предстоящими стрельбищами. Он был единственным, кто за всю дорогу не проронил ни слова. Если не считать военрука, который сидел отдельно от всех и, с равнодушным видом, смотрел в окно.
   Автобус прибыл к месту назначения, и юные стрелки стали выбираться наружу. В предвкушении удовольствия они крутили головами, в надежде увидеть щиты, с расположенными на них мишенями. Их желание скоро было исполнено.
   В широком поле они, наконец-то, увидели долгожданные мишени, которые находились на таком большом расстоянии от школьников, что казались совсем крохотными.
   Начался экзамен. Когда очередь дошла до Глеба, он, с явной неохотой, взял в руки автомат. Тот показался ему невероятно тяжелым.
   Его одноклассники, глядя на Глеба, переглядывались и перешептывались, явно не понимая, почему Глеб не радуется. Военрука тоже удивило, что на лице Глеба было выражение какого-то ужаса и даже отвращения.
   - Что с тобой, Глеб? – спросил он. – Тебе плохо?
   - Нет. Не знаю, - выдавил из себя Глеб.
   - Так в чем же дело?
   - Мне не хочется стрелять, - признался Глеб.
   - Как это не хочется? – не понял военрук. – Почему?
   - Я не люблю оружие.
   Среди одноклассников пронесся гул – как это парень может не любить оружие? Видимо то же самое подумал и военрук.
   - Ты что, Глеб? Все мужчины любят оружие. Настоящие мужчины, и особенно в твоем возрасте.
   Глеб дернул плечами.
   - Видимо, я – исключение.
   В глазах военрука отразилось недоумение, и даже неверие; такое он слышал первый раз. Военрук повернулся к одноклассникам Глеба, надеясь встретить среди них поддержку.
   - Да ты что, парень! Как же ты будешь родину защищать, если боишься оружия?
   - Не знаю, - честно ответил Глеб.
   Такой ответ не понравился военруку, и он решил прийти на помощь Глебу.
   - Бери автомат, и прижимай приклад к плечу, - строго сказал он.
   Глеб так и сделал. Он понял, что избежать неприятной процедуры стрельбы из боевого автомата ему не удастся.
   - Тверже его держи, - подбадривал военрук. – Руки чтобы не дрожали. Так, теперь прищурь левый глаз, а правым целься! Прямо в десятку целься! Прицелился? А теперь – огонь!
   Грохнул одиночный выстрел, и военрук припал глазом к оптическому прибору. У него вырвался вздох разочарования.
   - Ну что же это ты! Куда же ты стрелял? Ты же в молоко попал! Давай еще раз!
   Второй выстрел был немногим лучше первого. Военрук оторвался от окуляра, и посмотрел на Глеба.
   - Ну, ты что же, будь мужчиной! Теперь стреляй очередью.
   В рожок было вставлено три патрона.
   - Огонь!
   Прострочила короткая очередь.
   - М-да, - произнес военрук. Лишь одна пуля зацепила мишень.
   - Ну что с тобой делать? Ты же ведь наверняка любишь играть в компьютерные игры.
   - Ну, люблю.
   - Вот и представь себе, что перед тобой стоит твой враг. Представь, что перед тобой живой вражеский солдат!
   - А если я не могу выстрелить в живого человека?
   - То есть, как это не можешь? Какой же из тебя солдат получится, если ты не можешь человека убить?
   Военрук вдруг осекся, словно сам испугавшись своих слов. Глеб рывком повернул голову, и посмотрел на военрука, словно желая удостовериться, что все услышанное ему не показалось.
   Военрук как-то сник, опустил глаза, и замялся. Стараясь не встречаться с Глебом взглядом, он проговорил:
   - Ну ладно, сделай еще попытку.
   Но слова военрука, неосторожно вырвавшиеся наружу, жгли Глеба. А ведь действительно, к чему их готовят, для чего привезли сюда? Для того чтобы научить убивать. Значит, военрук и прочие рассчитывают на то, что Глеб когда-нибудь будет убивать вражеских солдат. Убивать человека; как выразился только что военрук.
   Стрельбища закончились, и Глеб, как и следовало ожидать, получил неуд. Возвращался домой он в подавленном состоянии.
   Нет, он не хотел быть солдатом.