Сказка на ночь

- Третий бомж за сегодняшний день! – Семён Олегович хмуро поглядел в окно, провожая взглядом отъезжающий милицейский «УАЗик». Позади машины была прицеплена оригинальная двухколёсная тележка, весьма похожая на бочку с квасом, только тёмно-зелёного цвета.
Услышав позади себя скрип, он обернулся. Толкая перед собой каталку, в препараторскую вошёл Константин, коллега Семёна. На каталке лицом вверх покоилось бренное тело бомжа.
- Глянь, Олегыч, какой подарок нам милиция подкинула! – жизнерадостно произнёс Костя, кивая на «клиента», – каков жмурик, а!?
Жмурик, действительно, был хоть куда: заросший грязью, небритый, в заляпанном какой-то гадостью тряпье, он источал благоухание, сравнимое лишь с ароматом общественного сортира. В гуще слипшихся волос и в складках видавшего виды пальто понуро копошились осиротевшие насекомые, тщетно мечтая об эмиграции на какое-нибудь более живое тело. Тёмно-коричневое, с внушительными отёками под глазами бомжовье личико наглядно демонстрировало весьма распространённый диагноз.  Из раскрытого рта, перебивая общий ароматический фон, устойчиво разило перегаром.
- Интересно, от чего он скончался? – подумал вслух Семён.
- Известно, от чего. Выпил какую-то дрянь, свалился в грязь и околел. Всё-таки холодно, как-никак, ноябрь на дворе!
- Что-то зачастили они к нам… - Семён неприязненно покосился на покойного. – Обычно одного за день привозят, максимум – двух, а сегодня уже третьего приволокли. Складывать скоро будет некуда. Эти бомжи словно сговорились в один день загнуться!
- Так ведь праздник на носу, - Кивнул Костя на стену, где висел календарь. – Четвёртое ноября, а за ним и седьмое… А там и до самого Нового года можно не просыхать.  И после него тоже.
Разговор внезапно был прерван телефонным звонком.
- Судебно-медицинский морг, - произнёс Семён, сняв трубку.
- Майор Макаров, - отозвался невидимый собеседник на том конце провода. – Сообщите, с кем я говорю!
- Патологоанатом Семён Погостин.
- Товарищ Погостин, вы исследовали ту ногу, найденную в мусорном контейнере?
- Исследовал, товарищ майор! Нога обычная, мужская. К сожалению, зацепиться не за что – никаких особых примет не обнаружено. Ни шрамов, ни наколок, ни даже варикоза или тромбов в сосудах. В тканях присутствует алкоголь… Возможно, какой-нибудь алкоголик зарезал своего собутыльника, а потом, протрезвев, расчленил тело и разбросал по мусорным контейнерам. Какие-нибудь другие части тела нашли?
- Пока нет, ищем.
- Тогда, к сожалению, идентифицировать ногу не могу.
В ответ раздались короткие гудки. Погостин положил трубку, постоял несколько секунд и решительно направился к каталке с телом бомжа.
- Скоро рабочий день закончится, а мы с тобой всё языками чешем, - сказал он Косте. – Даже причина смерти этого бомжа ещё не установлена.
Прикрыв лицо маской, он достал скальпель и принялся разрезать на покойнике одежду.
Спустя полчаса освобождённый от одежды и обмытый труп лежал на анатомическом столе. Семён, привычно орудуя скальпелем, ловко потрошил аборигена помойки, отмечая профессиональным взглядом такие характерные особенности организма, как изъеденный язвами желудок и увеличенная печень. Тонко похрустывала под острым лезвием прокопчённая, с вкраплениями угля лёгочная ткань, в альвеолах которой бурно кишели палочки Коха.
- Так что писать в графе «причина смерти»? – спросил Костя, заполнявший бланк протокола вскрытия.
- Пиши «окочурился», - буркнул Погостин, не отрываясь от своего занятия.
- А если без шуток?
- Гипотермия на фоне алкогольного опьянения… Короче, как обычно.
- А вот насчёт той неопознанной ноги, Семён Олегович… Я читал однажды прикольную статью в газете «Криминал», как два приятеля-алкаша зарезали третьего, сделали из него тушёнку и продали на вокзале. Экономные, гады, без отходов работали,… Может, и остальные, недостающие части тела сейчас кто-нибудь кушает? Потому-то и найти их не могут?
- Всё равно кости останутся. И почему, в таком случае, ценную и питательную ножку столь неэкономно выкинули на помойку? Между прочим, икроножные мышцы – самое лакомство для людоедов. А лучший деликатес, как утверждают людоеды – ягодичное филе...
Костя поморщился и сплюнул на пол.
- Вообще, по данным милиции, у нас в городе пять тысяч бомжей, - продолжил Погостин. – Откуда столько взялось? И ведь дохнут, как мухи, к нам их ежедневно ногами вперёд привозят, а меньше, вроде, не становится… Размножаются они, что ли, у себя на свалке?
- Бомжи не размножаются, Олегыч. Алкаши свои квартиры продают и переселяются на помойку. Это своего рода естественный отбор. Самая омерзительная часть населения отмирает, и в целом генофонд нации становится лучше. Горбачев был прав, когда ввёл в стране «сухой закон». Давно пора покончить с национальным позором России. А то ведь, сказать стыдно – каждый третий мужик у нас с синей мордой ползает.
Погостин усмехнулся, взял со стола большую кривую иглу, вдел в неё толстую нитку и крупными стежками принялся зашивать проспиртованное тело.
- Многие ещё удивляются, - сказал он, - почему Россию не желают признавать мировой державой. Никак Европа в толк взять не может, что же это за мировая держава такая, если от неё перегаром разит… - Семён с отвращением поглядел на небритую физиономию покойника. – Водку следовало бы продавать по десять рублей за бутылку, с надписью типа «Минздрав предупреждает». Все дегенераты давно бы уже спились и сдохли, очистив Россию.
Закончив последний стежок, он перерезал нитку и отступил на шаг, любуясь очередным шедевром похоронного искусства. Костя услужливо подкатил каталку, на которой стоял дешёвый дощатый гроб, слегка обожженный паяльной лампой. Вдвоём они переложили тело в гроб и установили крышку. Погостин взял со стола маркер и написал на крышке номер, под которым значилось тело в лабораторном журнале. Костя, вооружившись молотком, ловко загнал в крышку гроба четыре гвоздя. Потом, развернув потяжелевшую каталку, вытолкал её за дверь, в приёмное отделение. Завтра гроб с бомжовьим телом увезут на кладбище, и над могильным холмиком поставят табличку:
 «Неизвестный мужчина».
Борис стащил с рук толстые резиновые перчатки, скинул фартук. На сегодня неприятная работа была закончена. Костя уже успел переодеться и маялся у выхода.   
- Пора уже, Олегыч, половина шестого. Все нормальные люди давно уже дома сидят, одни мы с тобой жмуриков препарируем.
Погостин торопливо натянул куртку и, подхватив тяжёлую сумку, вышел вслед за Костей. Повозился несколько секунд, запирая железную дверь, и потопал к дому.
Семён не пользовался автобусом, поскольку работал в пятнадцати минутах ходьбы от дома. На улице стояла промозглая осенняя погода, уныло капал меланхоличный ноябрьский дождик, проезжающие по лужам машины разбрызгивали грязную воду.
По пути Семён заскочил с магазин – просто, чтобы согреться, покупать он ничего не планировал. Неторопливо двигаясь вдоль прилавков, он думал о своём, делая вид, будто разглядывает выставленный товар. Взгляд равнодушно скользил по банкам с тушёнкой: свинина, говядина, человечина…
Что?.. Погостин вздрогнул и испуганно вытаращился на банку. Тьфу, чёрт, яловичина! Почудится же такое! Эти жмурики по ночам скоро сниться станут!
Борис поправил ремень сумки и торопливо вышел из магазина.
Как хорошо дома! Прогостин скинул с плеча тяжёлую сумку, снял куртку и ботинки. Теперь скорее в душ – смыть покойницкий дух.
Полчаса спустя, освежённый, Семён вошёл в гостиную. Жена и дочка сидели перед телевизором, созерцая бессмысленный и тягучий, как варёная сгущёнка, бразильский сериал. На экране уныло зубоскалили две донны, перемывая косточки какому-то сеньору Гомесу.
- Вера, а что у нас на ужин? – отвлёк Погостин жену от мелькающих на экране бразильских физиономий.
- Поищи что-нибудь на кухне, - вяло ответила та, не поворачивая головы. Семён послушно поплёлся на кухню, отыскал в холодильнике остатки вчерашнего картофельного пюре  и вытряхнул содержимое кастрюли на сковородку. Равнодушие жены его не обижало, Погостин прекрасно понимал, насколько нервной и выматывающей была её работа. Вера торговала мясом на рынке и ежедневно вынуждена была терпеть придирки чванливых покупателей. Увы, для женщины с высшим экономическим образованием в условиях «развитого капитализма» не нашлось более подходящей работы, чем розничная торговля. Дома она расслаблялась после осточертевшего базара. Сменить место работы, к сожалению, не получалось – на должности экономистов людей брали лишь по большому блату, а совсем бросить работу тоже было нельзя, в семье росла дочь Света. Так и маялась Вера, утешаясь тем, что не одна она такая, поскольку именно так живёт большинство российских женщин…
Наконец, бразильская тягомотина сменилась программой «Время». Семён поменялся местами с женой, заняв её пост на диване и сосредоточился на быстро сменяющихся сюжетах. На экране гремели митинги и демонстрации, перекрывались автострады – подобным образом народ выражал своё  восхищение очередными реформами правительства.
Затем последовали вести из Ирака. На экране суетились откормленные морские пехотинцы, правдоподобно делая вид, будто «защищают демократию». На заднем плане пылал танк «Абрамс», подожжённый злыми и несознательными повстанцами, Похоже, некоторые тёмные иракцы до сих пор не понимали бескорыстных устремлений американских освободителей, борцов с международным терроризмом. Погостин усмехнулся, вспомнив кадры военной кинохроники шестидесятилетней давности. Подожжённые партизанами фашистские танки горели ничуть не хуже, чем этот «Абрамс». Немцы ведь тоже верили, что спасают варварский народ от диктатуры большевиков…
Промелькнули короткие новости культуры, затем проследовали рекламные кинозарисовки из жизни прокладок и подгузников. Наконец, постылая реклама сгинула в недрах эфира, и тотчас же кинокомпания «Уорнер Бразерс» представила на суд зрителей свой новый шедевр.
Минут пятнадцать, борясь с дремотой, Погостин наблюдал, как положительный американский супермен голыми руками выколачивает дух из омерзительного, вооружённого «до зубов» террориста. Потом не выдержал, выключил телевизор и пошёл в спальню. Трупов он и на работе видел предостаточно.
Жена, лёжа в кровати, читала детектив Марининой. Постояв секунду на пороге, Семён повернулся и, толкнув соседнюю дверь, вошёл в детскую.
Света не спала. Лёжа на боку, она задумчиво разглядывала светильник, за стеклом которого медленно дрейфовали тягучие синие капли. Погостин присел на край кровати.
- Ну что, Света, не спится?
- Папа, расскажи мне сказку! – неожиданно попросила девочка.
- Сказку… гм…
Погостин не помнил сказок. Старательно пошевелив извилинами, он наконец выдал:
«Слушай… Ну так вот… Было некоторое царство-государство, и называлось оно Организм. И жили в нём граждане-клетки, и жили они в мире и согласии друг с другом. И всё бы у них было хорошо, кабы не их злой царь. А правил тем Органзмом мерзкий диктатор Туберкулёзус Пучеглазый, сидел он в лёгких и всему организму жизнь отравлял. Терпели клетки, терпели, но тут царь совсем обнаглел… - Семён на секунду замолчал, придумывая сюжет, и неожиданно вспомнил последнюю сводку новостей. – Царь отменил своим гражданам льготы на бесплатный кислород, и стали клетки медленно умирать. И взмолился тогда весь Организм о помощи и пришёл на зов храбрый рыцарь Пенициллин. Вызвал рыцарь злого диктатора на бой. Вынул рыцарь свой серебряный меч и взмахнул им в воздухе. Туберкулёзус выпучил глаза, выхватил свой чёрный меч и рассёк рыцаря пополам. Потом захохотал и ещё злее стал граждан своих тиранить.
И опять взмолись клетки о помощи, и явился на зов отважный рыцарь Тетрациклин. Но и его зарубил злой Туберкулёзус. И вот сидит себе этот царь в лёгких, глаза по-рачьи пучит и думает, что он бессмертен.
И в третий раз взмолились клетки о помощи, и прилетел к ним Змей-горыныч трёхглавый. Первую голову звали Цефпирон, вторую – Цефметазол, а третью – Цефазафлур. И вот вышел Змей-горыныч на бой. А царь пучеглазый вертит мечом над головой и ждёт.
Первым напал Цефпирон. Дохнул он жёлтым пламенем, но отпрыгнул в сторону злой Туберкулёзус, подбежал к змею, взмахнул мечом и отрубил ему голову.
Тут в бой вступил Цефметазол. Дунул он красным пламенем, но лишь опалил слегка Пучеглазого. И покатилась по земле вторая голова…
Видя это, в отчаянии собрались клетки с духом и породили Иммунитет. И этим иммунитетом как хрястнут царя по затылку! Не ожидал пучеглазик этого удара, не верил, что его покорный и забитый народ способен на восстание. Зашатался Туберкулёзус и выронил меч, и подскочил Цефазафлур и выдохнул струю оранжевого пламени. И сгинул в огне Туберкулёзус Пучеглазый, и очистился организм от заразы».
Семён поглядел на дочку, но та уже крепко спала. Тихонько поднявшись с кровати, он на цыпочках вышел из комнаты. На пороге спальни остановился, вспомнив внезапно об одном незаконченном деле. Торопливо пройдя в прихожую, он подхватил оставленную сумку и отнёс на кухню. Открыв дверцу холодильника, Семён начал по одному доставать из сумки полиэтиленовые пакетики с мясом и перекладывать их в морозилку. Жене завтра с утра на работу и никто не заметит, если она продаст на несколько килограммов говяжьей вырезки больше, чем значится в накладных. Каждый сейчас зарабатывает, как  может, все тащат с работы, что плохо лежит. А с паршивой овцы, как известно, хоть шерсти клок. Покойничек не обидится, если изъять у него совершенно излишние для загробной жизни части тела…
Приятного аппетита, дорогие россияне!