Хроника одной счастливой семьи

Все события реальны и подсмотрены в непростых житейских ситуациях. Посвящается детям и их, порой, далеко не детским проблемам, которые мы, взрослые, можем решить, если захотим.

ХРОНИКА ОДНОЙ СЧАСТЛИВОЙ СЕМЬИ.

Во дворе подобралась замечательная компания.
Дом был новый, ухоженный, кооперативный-в него только весной въехали новоселы; все семейные, все с детьми.
Почти все дети были ровесниками и к лету успели перезнакомиться и образовали дружную банду, которая до упаду играла в вышибалы и салки и с удовольствием лазила на соседнюю стройку через дырку в заборе. Ребятня игнорировала родительские предостережения и запреты, играя на стройке в прятки.
В этом был особый кайф-не осознавая в полной мере опасности, которая может подстерегать ребенка на стройке, прятаться за штабелями бетонных блоков, между щелястым забором и кирпичными кладками; присев, замирать за бухтами тросов на громадных деревянных катушках.
Дом был выстроен на юго-востоке Москвы-близнец таких же белых панельных девятиэтажек. Самое необходимое расположили на скорую руку в подъездах свежеотстроенных домов-аптеку, химчистку, почту и продуктовые магазины.
Вплоть до наступления лета грязь, сопровождающая любое строительство, была непролазной: люди ходили по доскам, что были проложены по самым жизненноважным маршрутам.
Сразу за двором нового дома стояли заболоченные глубокие лужи. Дно их зацвело и было покрыто нежнозеленой слизью с пузырьками воздуха.
Дети развлекались тем, что высматривали в лужах-болотцах головастиков.
Словом, лето было невероятно счастливым: новый дом, новые друзья, новая жизнь - без конца и края.
Девятилетняя Кира жила с родителями в трехкомнатной квартире, в которой все было приспособлено к благополучному быту: добротная кухонная мебель, сколоченная умелыми руками отца, дорогое пианино для домашних уроков музыки, много игрушек - нарядных кукол, восседающих на серванте и глядящих вниз синими и зелеными глазами в длинных ресницах.
Была и собака породы фокстерьер, ласковая и преданная, обожавшая всю семью, но больше всего хозяина.
Хозяйка квартиры - мать семейства, обращалась с ней строго. Собаке доставалось от нее за каждую шалость, но верное собачье сердце прощало все.
Трепетно поводя чуткими ушами, собака прислушивалась к заветным звукам - момент, когда ее возьмут гулять, она угадывала, как любой пес, безошибочно. Лежа на своем половичке, посторонним она казалась крепко спящей, но кончики ее ушей жили отдельной жизнью. Чуть подрагивая , они, как локаторы, ловили каждое хозяйское движение. Мохнатые брови тоже шевелились - собака словно подглядывала через густую шерсть за всеми передвижениями, готовая в единый миг вскочить и встать у дверей в полной готовности.
Все четыре окна квартиры уже с утра были переполнены солнцем. Солнечные зайчики весело мельтешили по потолку кухни, отражаясь от воды аквариума, в котором на стенках и на дне были умело вмонтированы кусочки зеркала, отчего рыбок в нем казалось втрое больше настоящего.
На кухонном окне весело скакал по клетке рыжий кенар.
Длинноногая Кира в ковбойке и шортах, в сандалиях на босу ногу, брала собаку на поводок и они с отцом , обогнув стройку, удалялись в лес, за которым угадывалась кольцевая дорога.
В лесу еще водились разные звери-ежики, мыши, ужи. В камышовой гуще таилась опасная, сразу незаметная для глаза, вода.
Москва подступила сюда недавно, поэтому обитатели леса и болот были пока в добром здравии, но уже в серьезном недоумении от шума и появления непрошенных гостей, прогуливавших собак в ошейниках.
Отец брал собаку за передние и задние лапы, лихо раскачивал и кидал на середину маленького озерка с заросшими осокой берегами. Она плюхалась тяжелым ядром, уходила под воду, взметая фонтан брызг. Спустя миг, выныривала уже в другом месте и плыла к берегу. И , хотя воду любила сильно, второй раз в руки не давалась: тщательно отряхивалась и после долго бегала с лаем вокруг хозяев, до одурения наматывая круги.
Асфальт вокруг дома, конечно же, тоже был новенький и гладкий; по нему было приятно пошлепать босиком в жаркий день, невзирая на столичное житье.
Отец пообещал Кире велосипед и она с нетерпением ожидала подарка.
Очень любила она по гладкому теплому асфальту вдоль длиннющего дома топать к автобусной остановке, чтобы встретить отца с работы.
В один прекрасный день отец сошел с автобуса, ведя за руль новенький блестящий велосипед.
Дорога, что сокращалась между улыбающимся отцом и встречающей его Кирой, показалась ей самой чудесной на свете.
Вечером они обновили покупку. Сперва у Киры не получалось и отец придерживал велосипед сзади, выравнивая его. К концу первого урока езды Кира, выписывая немыслимые кренделя на новом асфальте, держалась в седле самостоятельно.
После трех дней отцовской страховки, она гоняла так, словно всю жизнь провела в седле велосипеда.
В день получения подарка, Кира громко сказала в присутствии своих домашних:”Господи! Я самая счастливая на свете!” Хотя в бога она не верила и не задумывалась о его существовании.
Жизнь вовсю улыбалась девочке.
Как-то раз, гуляя с отцом, они подошли на улице к бочке с квасом. Продавщица кваса, немолодая и грузная, в замусоленном белом халате, не понравилась Кире. Они взали у нее кружки и отошли в сторону.
“Пап, смотри,-тетка в мужских ботинках,”-засмеялась Кира, тихонько показывая пальцем на торговку квасом.
“Над этим смеяться нельзя, дочка. Ей несладко живется, этой женщине,”- ответил отец.
Кира не знала, что значит “живется не сладко”, но смеяться над продавщицей ей расхотелось, слова отца надолго запали ей в душу. Когда они подошли вернуть кружки, Кира уже не смеялась; ей стало жалко седую продавщицу в тяжелых мужских ботинках и,. уходя прочь, Кира долго оглядывалась на нее.
Отец у Киры был очень видный мужчина; единственную дочь он сильно любил и баловал и Кира гордилась своим отцом. Они прекрасно ладили и очень любили свои общие дела и совместные прогулки и поездки.
Мама Киры тоже была женщина яркая, заметная , с престижной профессией и очень деловая. У нее далеко не всегда было свободное время для дочери, но та и не обижалась на маму. Ведь у нее был отец, да еще поискать таких!
В детстве Киру, как и прочих детей, часто спрашивали, кого она больше любит-папу или маму? В ранние годы она не, смущаясь, отвечала-папу! Немного подрастя, она стала смущаться этого вопроса и отвечала-одинаково.
Ей было неловко признаваться чужим людям, что к отцу она привязана сильнее.
В конце лета Киру первый раз в жизни отправили в пионерский лагерь.
Ей там не понравилось и она категорически заявила, что хочет немедленно вернуться домой, когда буквально на третий день неугомонная кирина мама с супругом прибыла навестить дочку.
Родители растерялись, но обещали дочери забрать ее из лагеря пораньше.
И правда-сколько-то времени прошло и забрали. Раньше, чем смена кончилась.
Лето после этого вовсю продолжалось; продолжалась безмятежно-бесшабашная девичья жизнь на фоне малопонятных перетурбаций взрослых с их работой, делами и переездом в такой же новый дом, но в квартиру поменьше. В ней осенью оказались Кира с мамой. Кирин же папа стал жить отдельно, но девочка не беспокоилась сильно, так как ничего в ее отношениях с отцом не изменилось. Да и объяснили ей запросто, бестолковой, что в Москву, выйдя на пенсию. перебирается насовсем кирина бабушка, а отец пока поживет с ней-чтоб помочь обустроиться.
Словом, ничего не менялось; даже в школу ходить из нового дома оказалось удобней и ближе.
Учебный год тем временем подкатился с его проблемами-будильниками по утрам, корпеньем над уроками, классными дежурствами и уборками.
Собака обжила новый двор ничуть не хуже прежнего-у нее уже были свои собачьи знакомства: вполне солидная собачья компания. Ведь собак в новых домах тоже было предостаточно-люди с удовольствием обзаводились четвероногими членами семьи, выехав из тесных коммуналок с ограниченными возможностями в новые дома в зеленой зоне.
И Кира, и собака очень радовались каждому приезду отца-первая висла у него на шее, а после объятий получала обязательные долгожданные гостинцы; вторая же, хоть и не получала гостинцев, неистово прыгала на грудь хозяину. Он, нагнувшись, трепал ее по холке, имея взамен столько собачьих поцелуев и нежностей, что долго приходилось отмываться в ванной и отряхиваться от шерсти.
Но в один из ненастных осенних дней все стало иначе, чем всегда. Кира пришла из школы-родители были дома в неурочное время и оба сразу; и сидели в комнате чинно и серьезно, словно в гостях у незнакомых людей. Да и вид у них при этом был странно-отчужденный, словно они видят друг друга впервые.
Наскоро поздоровавшись, Кира побежала раздеваться-ей не терпелось усесться поближе к отцу: она успела соскучиться.
Войдя в комнату, она почувствовала тягостное молчание и беспечно поинтересовалась : “А в чем дело?”
Мама, переглянувшись с отцом и не глядя в сторону дочери, произнесла:”Ну, что ж..
Скажи ей об этом сам.”
Кира стояла между сидящими родителями и, ничего не понимая, переводила взгляд с одной на другого.
“Доченька,-начал отец, с натугой подбирая слова,-доченька,…”
“Не тяни,”-потребовала Кира.
“Кира,-голос отца немного окреп.-у меня есть женщина, на которой я хочу…должен жениться. Ты уже большая и знаешь, что мы с твоей мамой больше не муж и жена.”
В комнате снова повисло молчание.
“Что?”-переспросила Кира, ни слова не поняв из сказанного отцом.
“Ну, понимаешь, как бы тебе попроще объяснить? В общем, я должен, я обязан это сделать… Так уж вышло… Ну, ты же у меня умница, ты уже большая, должна понять,”-говорил отец, уперев локти в широко расставленные колени и с хрустом терзая пальцы на руках.
В голове у Киры все вдруг смешалось и пестро завертелось, как шары спортлото в вертящемся барабане. В какие-то секунды промелькнула перед ней вся ее прежняя, безмятежная, такая привычная жизнь: старый дом с окнами на Москва-реку и Киевский вокзал; Бородинский мост, под который ныряли юркие речные трамваи; Девичье поле и стадион “Лужники” с ухоженными газонами, теннисными кортами и футбольными матчами, на которые Кира ходила вместе с отцом; старый Арбат со сказочным кафе “Буратино” для детей; летняя дача в Переделкино; зимний парк культуры и отдыха с катками в каждой аллее и гирляндами цветных фонариков; поездки к морю; балет Большого театра; Кремлевские елки; гости по выходным-целый калейдоскоп моментально меняющих очертания цветных картинок из жизни.
“Уж тебя-то это ни в какой мере не коснется-я тебе обещаю. Ведь я от тебя не отказываюсь,”- звучал такой незнакомый голос самого любимого человека.
Мать не вмешивалась-всегда такая уверенная в себе, деловая, сильная, она сидела безучастно и смотрела не понять было куда.
Вот теперь Кире стали понятны странные действия взрослых в последние месяцы их еще совместной жизни-и отправка летом в лагерь, и переезд на другую квартиру и вышедшая на пенсию бабушка, непонятно зачем приехавшая в Москву.
“А я от тебя отказываюсь,-отчеканила Кира.-Уходи.”
Но тут же резко повернулась к отцу спиной и немедленно вышла сама. В другую комнату. Хлопнув дверью за собою так, словно ставила жирную точку на прежней жизни.
Что-то происходило с ней-какие-то непонятные превращения.
Стоя у окна и глядя на осеннюю улицу, она прислушивалась к себе. Только тревожно ли ей или откровенно страшно? Больно ли или просто до боли отвратительно?
Все эти вопросы сразу она решить не могла, но и упрямо не желала выкарабкиваться из этой тошной путаницы-для того, чтобы не слышать, что сейчас происходит за закрытой дверью.
К ней заглядывали, звали выйти, предлагали что-то еще решить-на все она резко отмахивалась, уткнувшись лбом в оконное стекло.
Постепенно она перестала слышать посторонние звуки, трудная работа , происходящая внутри нее, поулеглась; желтые листья с дворовых берез падали и падали-размеренно, как на сеансе гипноза, а меньше их на деревьях все не становилось.
Наверно, отец заглянул к ней проститься уходя; она не оглянулась, не очнулась от нескончаемого гипнотического полета березовых листьев за окном-все продолжала широко раскрытыми глазами наблюдать однообразную картину опустевшего осеннего двора, как интересный захватывающий кинофильм.
Когда входная дверь за отцом захлопнулась, кирина мама долго стояла, не отнимая рук от дверных замков. Затем рывками отперев замки и распахнув нараспашку дверь, крикнула собаке: “Где хозяин? Беги скорей, догоняй, ищи!”
Собака нервно сорвалась с места, пометалась возле лифта и, стуча когтями по бетонным ступеням, ринулась вниз - пролет за пролетом.
Она поняла свою задачу очень конкретно - немедленно догнать хозяина, а там будь что будет. Она не знала того, что хозяйка хотела вернуть его назад, растрогав безоговорочной собачьей преданностью.
С пыхтеньем добежав до первого этажа, собака ланью скакнула к двери, распахнула ее толчком передних лап, хотя раньше ей никогда не удавалось этого сделать самостоятельно.
В эту минуту Кира отвлеченно смотрела на удаляющийся от подъезда силуэт мужчины, не думая, что это ушел из дома отец. Ее отец. Самый любимый, самый близкий человек. Ушел навсегда.
Она напряглась лишь увидев бегущую от подъезда собаку.
Собака стремительно сокращала расстояние между собой и хозяином.
Всем телом прислонясь к оконному стеклу, Кира с дрожью наблюдала, как ее собака догнала мужчину на улице и стала высоко подпрыгивать. упираясь лапами в его грудь.
Мужчина в нерешительности остановился, сделал было пару шагов назад , в сторону подъезда. Наклонился к собаке, что-то говорил ей, пытался гладить, показывая рукой на подъезд. Собака исступленно виляла хвостом, выполняя задание.
Кира завороженно смотрела, чем окончится немая сцена за окном у мужчины с собакой.
В конце концов, он махнул рукой, поднял собаку с земли, взял под мышку и быстро пошел прочь.
Его силуэт становился все меньше, пока не исчез за углом дома.
Двор опустел. Только березовые листья все текли с ветвей и, медленно кружась, падали. Но на деревьях их почему-то не становилось меньше.
А может, это только казалось тому, кто в этот момент смотрел в окно.