Десять лет спустя

Десять лет спустя (продолжение "полевого сезона")

Как обычно, из дома я вышел за два часа до начала рабочего дня, поскольку позже в поезда на зелёной ветке метро втиснуться уже невозможно; ещё и обругают при входе-выходе, испортив настроение на весь день. Пнул на бегу крысу - они на Домодедовской людей не боятся, бегают под ногами; крыса взвизгнула, отбежала, присела на задние лапы, оскалила зубы и посмотрела мне вслед тяжёлым многообещающим взглядом.
Завидев меня при подходе к зданию государственной нефтяной компании Госойл, вращающиеся входные двери самостоятельно повернулись, услужливо пропустив меня в огромный устланный ковром вестибюль. На нависающем над вестибюлем балконе несколько автоматчиков в пятнистых комбинезонах цвета «серый волк» взяли меня на прицел. Под их мрачными взглядами я подошёл к турникетам и приложил к датчику пропуск. Датчик зафиксировал время моего входа в офис, считал мой портрет с вмонтированного в пропуск чипа и послал его на экран охране; турникет щёлкнул и пропустил меня к лифтам.
В кабине лифта я нажал кнопку с цифрой 12А, скоростной лифт мягко вздохнул, дрогнул; и почти сразу же вспыхнула цифра 13. Двери распахнулись, и я двинулся по сияющему полу коридора нашего этажа. По мере моего продвижения по коридору сбоку в стенах начинали мигать красные лампочки датчиков движения, на потолке в двух метрах впереди вспыхивали лампы, в двух метрах позади лампы гасли. Спереди и сзади на меня внимательно смотрели объективы телекамер. На стенах тускло светились указатели этажа: 12А. С цифрой 13 упорно боролись уже несколько месяцев, она сдавала позиции медленно и неохотно; и сохранилась, кажется, только в металлических антивандальных кабинах шести лифтов, перемещавших сотрудников по тридцати этажам здания компании. С непривычки наличие двух двенадцатых этажей - а интерьер всех этажей абсолютно идентичен - сбивало с толку. Как-то раз я, задумавшись, вышел на просто двенадцатом этаже, на автопилоте ввалился в кабинет директора департамента и долго удивлённо смотрел на незнакомого мужика за столом своего начальника. Впрочем, точное число этажей здания, как в НИИЧАВО, рядовым сотрудникам было неизвестно. Кроме тридцати пронумерованных кнопок, в кабинах лифтов были ещё какие-то безымянные, но они срабатывали только от ключей охраны и неразговорчивого обслуживающего здание персонала. Однажды с разгону я ткнул пальцем куда-то не туда и, выйдя из лифта, ошалело уставился на табличку с надписью «этаж 1;». Вероятно, кто-то из персонала забыл блокировать дополнительные кнопки. Перспектива очутиться в каком-нибудь Хогварде мне пришлась не по душе, и я поспешно юркнул обратно в кабину. Больше эта табличка мне не попадалась; при передвижении по лестницам обнаружить её не удавалось.
Ещё на стенах коридора висели табло с надписью «газ - уходи», которые должны включаться в случае пожарной тревоги. При пожаре внутренность здания должна заполняться инертным газом, вытесняющим кислород и тем самым останавливающим горение, а также в качестве побочного эффекта - и жизнедеятельность персонала, не успевшего покинуть здание. На моей памяти пожарный аларм включался трижды для тренировки и один раз в результате сбоя системы. Лифты в этом случае блокировались автоматически, а пешая эвакуация сотрудников с тридцати этажей занимала немало времени. После спонтанного пуска газа проверявшая помещения комиссия очень удивилась, обнаружив на этажах живых людей. Недостаточная эффективность системы пожаротушения вызвала у руководства вопросы; в результате воспоследовали грозные приказы и оргмеры.
После засаленных поручней метро захотелось вымыть руки, и я свернул к туалету. Прямо в дверь туалета пялилась телекамера. Несомненно, впрочем, что замаскированные телекамеры были и внутри кабинок, хотя это не афишировалось. Я поспешно согнал с лица утреннюю сонливость и заискивающе-бодро улыбнулся в объектив: в компании не приветствовалось недостаточно жизнерадостное выражение лица; в ходу был бессмертный завет Петра Великого: «младшие чины в разговоре с начальствующим должны вид иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим его в смущение не вводить». В темноте туалетной комнаты замигал датчик движения, через секунду вспыхнул свет. Ещё через полминуты щёлкнул и тихо загудел анализатор дыма: здание проверяло - не закурил ли я в туалете. Надолго задерживаться здесь не следовало: здание спустя некоторое время вырубало свет и посылало сигнал на мониторы охраны - дабы сотрудники тайком не спали в туалетах.
Выйдя из туалета, я двинулся дальше, вспоминая, как в первые дни работы в здании долго мыкался по коридорам, бормоча знаменитую фразу Фарады: «ну кто так строит…». При прибытии в здание командированных охрана вызывала сотрудников для их сопровождения: руководство раздражали толпы измождённых визитёров с воспалёнными глазами, блуждающих по этажам в поисках буфета, выхода или нужных им людей.
За поворотами испуганно мелькали неясные тени и раздавались шорохи - ночная нечисть пряталась по углам. Чистота вокруг была идеальная, но кто её наводил - неизвестно. Иногда приходилось задерживаться на работе до позднего вечера, а приходить рано утром; но уборщиков в рабочих помещениях я не встречал никогда. Как-то при случае я поинтересовался этим вопросом у обслуживающего аппаратуру персонала - на меня посмотрели так внимательно, что больше спрашивать не захотелось. Вероятно, уборка происходила глубокой ночью, а кто её производил в здании - не нашего ума дело.
По привычке я шёл по коридору быстро - передвигаться по офису полагалось почти бегом, с озабоченным лицом, демонстрируя всем видом острейшую нехватку времени. Приходить на работу следовало пораньше из-за большой разницы поясного времени - чтобы застать на телефонах коллег на Чукотке; уходить же из офиса в восемнадцать часов считалось дурным тоном.
Ещё раз пришлось приложить пропуск к считывателю на входе в наш «оупен спейс»: огромный зал, где мы - безропотный офисный планктон - исправно несли службу. Стеклянные стены зала выходят на север и на юг; с одной стороны можно увидеть офисное здание нашего, как его называли в нефтяной компании, «голубого брата» - газового концерна Госгаз; с другой стороны - башни Кремля. Какой у вас замечательный вид на Кремль! - восхищались впервые попавшие к нам посетители. Ещё чего, - надувались мы спесью - это из Кремля вид на Госойл. Правда, для того, чтобы всё это углядеть, нужно под недоумёнными взглядами сотрудников пересечь зал и раздвинуть постоянно закрытые жалюзи: в любую погоду в зале кондиционированная прохлада и включён свет.
 В западной части этажа располагались несколько отсеков для руководителей среднего звена, отделённых стеклянными перегородками от общего аквариума. При проведении конфиденциальных переговоров стекло с помощью дистанционного пульта можно сделать непрозрачным. Толку, впрочем, от этого было мало - звукоизоляция между отсеками практически отсутствовала, сидящие в отсеках переговаривались между собой, почти не повышая голоса. В восточной части здания находилась вип-зона для руководителей более высокого уровня.
Добравшись до своего рабочего места, я рефлекторно придал лицу рекомендуемое вышеупомянутым негласным корпоративным этикетом придурковатое выражение, поправил галстук, демонстрируя телекамерам лояльность установленному дресс-коду, включил комп; привычно вычистил спам: рекламу поддельных швейцарских часов и дженериков виагры, а также несколько сотен предложений по удлинению пениса, для вящей убедительности проиллюстрированных фотографиями оного до и после применения предлагаемого средства. В последнее время спамеры наловчились писать рекламу по-русски, в лоб переводя перфектные обороты: «я имею всегда имел проблемы, когда мы делали любовь…». Прочитал сводки из полевых сейсмопартий, обобщил данные и отправил рапорт по инстанции. Помимо сухих данных о состоянии дел на исследуемых сейсмикой участках, ребята из северной партии, из района Мангазеи, прислали фото градусника на окне полевого балка: ртуть упала до минус пятьдесят, а ниже делений на шкале не было. Из южной партии пришло сообщение - работы в зоне лиманов останавливались из-за ветровых помех - шумел камыш. А деревья у вас не гнулись, блин… С Сахалина докладывают - ждут запчасти из Сингапура. На шельфовом участке Магадан-три работы остановили экологи - серые киты у них котятся, видите ли. Везде свои проблемы.
Пока не прибыло начальство, заглянул на сайт выпускников альма матер, разбросанных после гибели нашего родного города по всей планете. Сбежавшие на запад снисходительно-насмешливо учили уму-разуму оставшихся на родине и пеняли бывшим соотечественникам-нефтяникам: жируют, мол, на халяве; нефть сама из-под земли прёт. Я взглянул на фото градусника. Тебя бы туда из субтропиков, умник, беззлобно подумал я; поискал бы ты эту халяву на пятикилометровой глубине в такую погодку. Вступать в виртуальную полемику с отравленными демократией смысла не было, я и не стал.
Понемногу аквариум наполнялся планктоном. Зазвучали вкрадчиво-уверенные голоса блатных мальчиков - будущих «топов» и «вицеков» компании. Зашелестели кондиционеры. Призывно шелестя нейлоновыми бёдрами, проплыла Тася Зверькова - классический типаж секретарши: сонная, постоянно всем недовольная и абсолютно безмозглая - наклонилась и стала заправлять бумагу в принтер, ненавязчиво демонстрируя впадинку между короткой маечкой и приспущенными на бёдра брючками, где спина начинает таинственно раздваиваться. Этот вдохновляющий пейзаж несколько сбил мой трудовой энтузиазм и привёл в раздумья о ценностях бытия, истинных и мнимых.
-Ой, он у меня не сканирует, - пролепетала Тася. Пришлось двинуться на выручку. Пока я тыкал пальцем в активный экран, переводя устройство в режим сканирования, Тася равнодушно наблюдала за процессом, временами невзначай прикасаясь ко мне бюстом.
С запада донёсся характерный чпок - открывали бутылку, готовясь к лёгкому фуршету по случаю чьего-то дня рожденья. Любые возлияния в здании по каким бы то ни было поводам были, разумеется, строжайше запрещены; но этот запрет, как, впрочем, и вся система «оупен спейс», был настолько несовместим с российским менталитетом, что вызывал только улыбку. Старались, впрочем, не нарываться. Зашли в один из стеклянных отсеков, произнесли приличествующие случаю слова, выпили немного. У окна привычно-лениво пикировались москвичи и питерцы:
-Вашу Москву каждый нечётный век в двенадцатом году дотла сжигают. В 812-м Наполеон сжёг, в 612-м - поляки, в 412-м - хан Тохтамыш, в 212-м... не помню кто, но кто-то сжёг. Вот грядёт 2012-й, ужо будет вам!
-А… а… а у нас хотя бы есть эти шестьсот, четыреста и так далее. А у вас восемьсот двенадцатый - и… и всё! Дальше и нету ничего!
После пяти часов сидения за компьютером затекли ноги, и я вышел на лестничную площадку размяться и увидеть небо - это было возможно только здесь. Здание издевательски-предупредительно включило на площадке свет и подмигнуло индикатором телекамеры: вижу, мол, что ты не работаешь. Зона, - подумалось мне. Подавив поднявшуюся в душе злость, вернулся на рабочее место.
Вернувшись, обнаружил в рассылке распоряжение явиться на расширенное заседание Корпоративного Управления Контрактных Услуг (КУКУ) в качестве «приглашённого специалиста». Распоряжение было на бланке корпоративного цвета, который официально именовался «золотистым», а среди нас, планктона - в деликатной формулировке «цветом детской неожиданности». Наверху располагалась загадочная эмблема компании - никто не знал, что на ней изображено, кого я ни спрашивал.
Заседание КУКУ началось точно в назначенный срок в зале с трапецеидальным столом, украшенным икебаной из морепродуктов: кораллов, раковин, губок и ещё чего-то занимательного. Несколько телекамер смотрели в зал с разных сторон. Члены  правления в числе восьми замов генерального директора компании приветливо поздоровались между собой, небрежно скользнули взглядами по приглашённым на заседание специалистам и расселись за столом в строгом соответствии с табелью о рангах. Включился разделённый на секции большой экран с торцевой стороны стола - заседание должно было проходить в режиме телеконференции; на экранах было видно, как рассаживаются за столами студий сотрудники дочерних обществ компании, разбросанных по двенадцати часовым поясам необъятной страны.
-Первый вопрос, - молвил председательствующий - докладывайте. На стенах зала включились четыре дополнительных экрана для демонстрации презентации. Докладчик бодро затараторил:
-Рассматривается вопрос согласования заключения дополнительного соглашения между Яганскойлом и акционерным обществом «Буртрубопроводстрой» на работы по строительству магистрального нефтепровода. В связи с изменением технологии работ по строительству перехода через реку Яку-Яха предлагается согласовать заключение дополнительного соглашения…
-В связи с чем возник вопрос? - перебил его председатель - проект нефтепровода давно согласован.
Докладчик замялся.
-Э-э-э… Как бы… В общем, местные жители поставили на пути магистрального нефтепровода чум. Теперь нефтепровод придётся прокладывать под чумом. Или поднимать на опорах.
-И во что нам обойдётся этот… подкоп под чум? - несколько погрустнев, вопросил председатель.
-Немного, - оживился докладчик. В глазах его светилась явная заинтересованность в положительном решении проблемы - цена вопроса всего сто восемь миллионов шестьсот тысяч рублей, без эндээс.
-Йопп… - явственно прозвучало с большого экрана.
Председатель строго взглянул в объектив веб-камеры, затем на своё изображение на одном из экранов и приосанился в кресле.
-Следует с пониманием относиться к проблемам малочисленных народов Крайнего Севера, - изрёк он - а эти… в чуме… чего они, собственно, хотят?
-Говорят, что там у них какие-то священные места, что ли… Рыба там в речке… В общем, если мы купим ихнему стойбищу двадцать шесть снегоходов «Буран», они чум уберут... Но конструкцию нефтепровода всё равно придётся изменить, - поспешно добавил докладчик.
-Ну и что решили с «Буранами»?
-Купим, куда деваться. И ещё к ним двадцать шесть тонн гэсээм.
-Йопт… - снова послышалось с экрана телекоференции. Было видно, как зажав рот, из конференц-зала в далёком Яганске выскочил главный геолог Яганскойла.
Вольно американцам весь мир поучать, взгрустнулось мне. Истребили своих могикан подчистую и разводят теперь демократию на пустом месте. Вас бы туда, на Яку-Яху. Впрочем, подумалось тут же, америкосы с этим чумом-фигвамом на пути магистрального нефтепровода наверняка разобрались бы быстро и тихо, ни один правозащитник тявкнуть бы не успел.
Покупку «Буранов» порешили провести по статье «выполнение условий экономических соглашений с владельцами территорий традиционного природопользования». Этот элегантный эвфемизм в бизнес-плане компании заменял грубое слово «взятка». Размер «экономических соглашений» превышал расходы на научно-исследовательские работы.
-Следующий вопрос, - выпрямился в кресле председатель. На экране включили следующую презентацию.
-Рассматривается вопрос выбора подрядчика для проведения сейсморазведочных работ на лицензионных участках компании…
-Э-э-э… - подал голос один из замов, про которого злые языки шептали, что он внук профессора Выбегалло. В отличие от своего легендарного деда зам был вылизан до немыслимых кондиций, от причёски до штиблет; однако говорил с до ностальгии знакомыми интонациями - э-э-э… ваша… сейсмо… эта… разведка… что эта вааще такое?
-Да, да, да, - засверкала глазками маленькая энергичная замша  - эта как бы сейсморазведка, в смысле как бы да, а? Зачем она нам, вы нам как бы расскажите, да? Как она как бы делается, какие факторы как бы влияют на ценообразование…
Она тарахтела ещё долго про необходимость детального анализа сформировавшегося в регионе уровня цен на нефтепромысловые услуги, вставляя редкие осмысленные слова в промежутки между «как бы да». Я затосковал. Ну почему у нас всегда полномочные некомпетентны, а компетентные неполномочны? Почему сапоги обязательно должен тачать пирожник, а иначе и не мыслится?
Ладно, так или иначе, подрядчиков выбрали. Можно начинать подготовку к следующему полевому сезону.