Рене и Анри

    Это было в мае.
    Рене возвращался домой. Позади остались два года жизни в Екатеринбурге... Он верил, что наконец обретет там счастье, покой, но нашел лишь сеть противоречий, от которой в итоге просто сбежал. Не зная, куда ехать, Рене оседлал свой харлей, и тот сам понес байкера в родную Рязань.
    Рене был красив. Такая грубая мужская красота присуща лишь немногим. Во всех его чертах не было и намека на женственность и мягкость, на чисто выбритом лице всегда читалось лишь спокойное мужество. Оно куда больше подошло бы отважному летчику или капитану, но никак не бесприютному бродяге, не байкеру. Длинные вьющиеся волосы, волнами ниспадающие на плечи и спину, лишь немного смягчали его облик. Рене всегда был мрачен, редко улыбался, а услышать его смех не доводилось никому. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не постоянные неприязнь и угроза, застывшие на нем, словно маска.
    Существование Рене с юности состояло из сплошных проблем, из каждодневной борьбы за кусок хлеба. Он бился с этой жизнью, как мог, порой пропуская удары. Но всякий раз, когда такое случалось, он не сдавался и, снова вставая на ноги, продолжал бороться. Рене никогда не знал жизни без боли. Трудности закалили его, но они же сделали молчаливым, угрюмым, замкнутым и холодным человеком. Окружающие порой считали его жестоким. Нет, Рене вовсе не был таким, просто ему приходилось прятать внутри себя все самое лучшее, чтобы выжить. Кто бы поверил, что за его холодностью скрывается живая душа, которая неустанно рвется ввысь, тянется к чему-то прекрасному? Кто понял бы, что под покровом черной косухи прячется сердце, которое бьется и болит?
    Почему он один? Этот вопрос всегда мучил Рене. Сначала он связывал это со своим вечным безденежьем, но со временем финансовые проблемы разрешились, а любви как не было, так и нет. А ведь Рене хотел так малого! Разве любовь, простая, самая обыкновенная - это много? Даже если так, за нее он готов был отдать все, что имел. Пусть его состояние и сводилось к видавшему виды харлею да маленькой квартирке в Рязани.
    И он отдал. Точнее, бросил. Два года назад Рене поехал в Екатеринбург вслед за девушкой, с которой встречался. Тогда, в те дни, это походило на волшебство. Рене не понимал, что происходит, но впервые за всю свою жизнь он был счастлив. Ему казалось, что его любят, что он нужен. Что осталось от этого два года спустя? Только гнев и боль... Любовь оказалась обманом.
    Позади – Екатеринбург, где остались дурные воспоминания, впереди – Рязань, от встречи с которой Рене не ждал ничего хорошего. Отбросив осторожность, байкер все прибавлял скорость. Пусть он разобьется прямо сейчас, пусть! Это лучшее, что могло с ним произойти…
Рене еще не знал, что ждет его впереди.
   Рязань. Как же он ненавидел этот город! Здесь прошло его детство, при мысли о котором ему вспоминались лишь голод и страх. Он не хотел возвращаться, но куда еще ехать? Здесь, в стареньком домике на одной из окраин, остался единственный родной угол - его маленькая квартира... Ключи от которой еще надо было забрать у Алексея.         
    Алексей был единственным другом Рене в Рязани. Несколько лет назад они вместе открыли свою автомастерскую, и доля в ней по-прежнему принадлежала Рене. Уезжая два года назад, он оставил Алексею ключи от своей квартиры. Сейчас там, скорее всего, беспорядок - наверняка приятель использовал свободную жилплощадь в качестве места для попоек и гулянок…
    За воспоминаниями о былом Рене не заметил, что уже довольно давно кружит по городу. Рязань ни капли не изменилась. Рене остановился у обочины, достал мобильник и набрал номер друга.
- Алексей? – произнес он в трубку.
- Рене? Ты уже в городе? Не ждал тебя раньше вечера.
Голос Алексея казался слегка пьяным. Приятель, похоже, где-то веселился, несмотря на то, что было утро.
- Слушай, Рене, а подгребай сюда! Тут у нас слет, за городом, народу много. Приезжай, пивка выпьем за встречу. Я тебе заодно и ключи отдам от хаты. Там, правда, не прибрано, ты уж извини.
- Хорошо, - без энтузиазма согласился Рене, - куда ехать?
    Первый большой весенний слет байкеров - в честь майских праздников - проходил на просторном поле, довольно далеко от Рязани. Рене не жаловал подобные мероприятия. Он вообще не любил больших сборищ. Обычно байкер старался отстраниться ото всех, уединялся в стороне со своим пивом и просто ждал, когда встреча закончится. Алексей, наоборот, любил всевозможные слеты и фесты. Здесь он искал молоденьких девушек, которых щедро спаивал и катал на своем байке, уверенно склоняя к интимной близости. Рене втайне завидовал другу, потому что сам совершенно не знал, как подойти к этим наивным девицам. По правде сказать, они тоже старались держаться в стороне, страшась одного его вида.
    Рене поставил байк среди прочих и осмотрелся вокруг. Казалось, и не уезжал, настолько не изменились его старые знакомые. Рене достаточно часто приходилось встречаться с теми, кто сейчас бесцельно шатался вокруг. Почему его так раздражало это общество? Все эти разговоры о байках, бабах и пиве, почему он их так ненавидел?
    Вспомнив о пиве, Рене решил выпить с дороги, прежде чем искать Алексея. Однако, стоило ему отойти немного от байка, как взгляд зацепился за еще одно знакомое лицо.
    Снежно-белые длинные волосы - уже за них Рене ненавидел этого человека. И ладно бы только волосы…
    Будучи всего на год старше Рене, он казался молодым Аполлоном. Его звали Анри. Он был любимцем женщин, этот высокий, стройный блондин с нежными чертами лица, всегда одетый в обтягивающую кожу. Рене разглядывал мужчину и понимал, что закипает от ярости. Все в его облике нервировало байкера. Но что же? Что именно в нем не так? Да, его кожаные штаны слишком плотно облегают мускулистые бедра, но они и не должны висеть. Косуха с бахромой, которая могла бы показаться женской? Но такие носят многие. И все-таки при виде Анри у Рене чесались кулаки. Возможно, потому, что тот был талантливым художником и никогда не знал трудностей, через которые приходилось проходить Рене. А может, это просто зависть? Уж в чем, а в женском внимании Анри недостатка не испытывал. Еще бы, ведь его кисть любую женщину превращала в богиню…
    Рядом с Анри постоянно были девушки, притом всегда разные. Всякий раз, увидев
художника, Рене недоумевал - неужели все эти дурочки не видят холодности и отрешенности в его голубых глазах? Неужели они думают, что он полюбит кого-то, кроме себя?
Да, это была она - зависть. Рене завидовал.

    И все-таки, почему всякий раз, увидев Анри, Рене не отводил от него глаз? Он мечтал быть таким же. Хотел иметь мускулистое, ухоженное тело, хотел эти длинные волосы, эти глаза. Хотел идти по жизни с легкой отрешенностью художника на лице, не замечая восхищенных женских взглядов. Но куда ему до него, до Анри?
    Остановившись в стороне, Рене исподлобья смотрел, как Анри, подобно тигру, гордо вышагивал по своей территории. О да, это его место, его мир. Все взгляды обращены к нему, все улыбки только для него, и каждый рад выпить с ним, пусть даже Анри не пьет ничего, кроме вина. Он – действительно тигр, хищник в своем лесу.
    Рене все больше чувствовал собственную ущербность. Там, где есть Анри, нет места для него. Однако теперь его мысли еще долго будут возвращаться к молодому красавцу, а воображение рисовать неожиданные картины. Если бы прикоснуться к нему... Подойти и дружески похлопать по плечу, предложить вместе выпить, поговорить. Провести пальцами по гладкой коже его куртки, ощутить, как нагрелась она на солнце. Просто побыть рядом с ним…
Зачем все это Рене? Откуда эти мысли? Нет, похоже, для общества Анри он недостаточно развит умом.

    Рене вернулся к мотоциклам, намереваясь позвонить Алексею, забрать ключи и уехать. А ведь байк Анри стоял совсем рядом. Как же Рене раньше не заметил эту холеную игрушку? Да, это была игрушка. Все детали блестят, начищенные, отполированные. Кожаное седло сверкает новизной. Рядом с этим красавцем бывалый харлей Рене смотрелся откровенно убого. И разве только он? Нет, все мотоциклы, стоявшие рядом, походили на сборище отребья вокруг аристократа.
    Рене замер, не решаясь подойти ближе. Да, вот этот самый байк Анри лично надраивает до блеска. Надраивает? О нет, как можно! Каждое движение Анри аккуратно, почти нежно. Сколько женщин отдали бы душу только за то, что бы Анри был с ними так же нежен?.. Рене почти видел, как Анри - нет, не полирует, а ласкает свой байк, вкладывая в каждое движение лишь немного силы, что бы добиться идеального блеска. Он осторожен, чтобы случайно не причинить боль, он знает каждый изгиб, каждый сантиметр этого стального тела.
    Рене аккуратно прикоснулся к блестящему хрому руля. Он словно почувствовал самого Анри под своими пальцами. Анри, беззаботный и романтичный художник, мчится в ночь к очередной красавице, дабы к утру продемонстрировать ей ее портрет, на холсте которого пойманы все детали, все нюансы ее красоты… Чтобы показать ей, что она – богиня. Хотя, возможно, она едет с ним? Сидит сзади, обхватив его руками, прижавшись щекой к его спине... Почему на ее месте не может быть он? Отбросив сомнения, Рене оседлал байк Анри. Да, художник здесь, сидит впереди, гордо взявшись за руль, а Рене крепко обнимает его своими сильными руками, сжимает коленями его бедра, так плотно обтянутые черной кожей блестящих штанов. Они вдвоем мчатся в ночь, навстречу вольному ветру. Рене чувствует, как сердце Анри бьется все чаще, когда руки скользят по его телу, опускаясь все ниже, к пряжке ремня…
- Что за черт?! – воскликнул Рене, вскакивая с байка. Он сам не понял, почему возбудился и откуда эти мысли пришли в его голову. Воображение часто играло с ним злые шутки, но сегодня оно превзошло само себя.
- Чертов пидор, - прошипел Рене, что есть силы пнув байк Анри. Этот мелкий акт вандализма лишь раззадорил воображение, которое услужливо рисовало перед ним более откровенные картины, нежели совместная езда по ночным улицам.
- Эй, ты что делаешь?
О, этот голос Рене помнил всегда. Не так уж часто он встречался с Анри, но голос помнил. Нет, в нем не было ничего особенного, но, едва услышав, Рене сразу понял, что за спиной стоит Анри. И, похоже, Аполлон кипит от бешенства.
    Анри ударил первым. Кулак художника неожиданно впечатался в челюсть Рене, заставив того пошатнуться.
«О, красавец умеет драться? Посмотрим…»
Рене ударил в ответ, но в последний миг Анри отстранился, и кулак байкера столкнулся с литыми мышцами пресса художника. Рене почувствовал, что снова возбуждается от ощущения плоти, которая еще миг назад была лишь упругой, но теперь затвердела, словно сталь.
     Вокруг образовался круг зевак. Слышались крики, кто-то делал ставки. Краем уха Рене услышал, что кто-то выкрикнул его имя, узнал его. Отвлекшись, байкер пропустил еще один удар, кулак Анри разбил ему нос, потекла кровь. Вместе с возбуждением в Рене проснулась ярость.
    Они сцепились как собаки. Били друг друга, боролись, пытались повалить на землю. Пальцы художника - они ласкали женщин, они сжимали кисти, а сейчас они сжаты в кулаки, что разят без пощады. Его тело, обычно упругое, но податливое, сейчас напряжено, мышцы похожи на камни. Лицо Анри, обычно задумчивое и отрешенное, или веселое и улыбчивое, сейчас перекошено яростью. Перекошено? О нет, в гневе он еще прекрасней!
   Они покатились по земле. Рене понял, что не столько пытается бить Анри, сколько обнимает его извивающееся в ярости тело, пытаясь неумело ласкать его напряженные мышцы. Но нет, при этом в ответ на удары он бил, не щадя, в полную силу. Лишь только лицо Анри Рене объявил для себя неприкосновенным, но все его тело он покрывал ударами, словно любовницу – поцелуями. Он чувствовал, как под его кулаками оно прогибается, пружинит лишь самую малость, насколько позволяют упругие мышцы. Ответные удары были жестокими. Анри бил по лицу, не жалея собственных кулаков, но его ярость лишь усиливала наслаждение Рене. Под градом ударов байкер безмолвно молил художника продолжать, не останавливаться. Пусть он умрет сейчас, в этой пыли, но какой сладкой будет смерть в объятиях Анри!
    Дерущихся растащили. Рене почувствовал, что выдохся, что от усталости готов упасть. Все тело болело, по лицу текла кровь из разбитого носа и бровей. Мутным взглядом Рене смотрел на Анри. Художник, не спеша, поднялся и принялся отряхивать одежду. Куда пропал его гнев? Почему он так спокоен? Его дыхание лишь слегка участилось, он совсем не устал. Значит, одного Рене ему мало? Ему нужно больше?
    Злость придала Рене сил, он снова рванулся к Анри, но чужие руки держали его, словно стальные тиски. Художник спокойно смотрел на рвущегося к нему байкера. В его глазах мелькало что-то, словно он только что нашел решение какой-то давней, неразрешимой загадки.
- Анри! – крикнул Рене, пытаясь вырваться, - Иди ко мне, Анри!
 Художник не ответил. Анри поставил на колеса свой байк, сел на него и уехал. Рене смотрел ему вслед и кричал, звал его, просил вернуться. Только когда Анри скрылся за поворотом, Рене пришел в себя.
- Ты чего это, Рене? – послышался удивленный голос.
Алексей. Худощавый, низкорослый, он производил отталкивающее впечатление. Несмотря на это, люди его любили, прощая некоторую самовлюбленность.
    Что это было? Что случилось? Рене вспоминал только что пережитое, сожалея лишь об одном - что все это кончилось. Почему он не хотел отпускать Анри? Почему он хотел снова почувствовать его тело в своих объятиях?
    Его больше не держали. Выхватив из рук Алексея ключи от квартиры, Рене бросился к своему байку. Через минуту стальной конь вновь нес его в сторону Рязани. Нет, он вовсе не собирался догонять Анри. Не сейчас! Он должен обдумать, должен понять, что с ним произошло.
 ***
    Шли дни. Жизнь в родном городе медленно входила в обыденное русло. Между тем, мысли Рене никак не могла оставить встреча с Анри. Он сторонился людей, был, по обыкновению, замкнут, но если бы только кто-нибудь знал, какие бури кипят в нем под маской равнодушия! Не проходило и дня, чтобы Рене не желал повторить того акта ярости, что произошел между ним и Анри. Даже дружеское рукопожатие Алексея вызывало в его памяти ощущение тела художника под ударяющей ладонью. Рене не находил себе места, не решаясь признать свои чувства. При этом его воображение все больше распалялось, и вскоре он понял, что испытывает не просто желание - нет, это была жажда. Словно путник, мечтающий о воде в пустыне, Рене жаждал встретиться с Анри. Хотя бы просто увидеть его, пусть даже издалека. Просто увидеть и снова вспомнить, каким жестким было его тело, словно железным… Каким яростным и страстным был Анри, валяясь в пыли, заключенный в тиски объятий Рене.
    Рев мотора рвался в ночное небо, раздаваясь над пустынными улицами. Не зная, куда бежать от самого себя, Рене решил раз и навсегда порвать с бредовыми желаниями. Да, так больше нельзя, иначе кто знает, куда заведет его эта страсть?..
    Рене понимал, откуда взялись эти странные чувства. Возвращаясь из Екатеринбурга, он был брошен, подавлен и разбит. Одинокий, никому не нужный, в той грязной драке он впервые получил освобождение от своей мрачной депрессии. Рене ощутил, как все негативное, накопившееся за последние годы, выплескивается, покидает его. Это произошло только благодаря Анри. Этим Рене и пытался объяснить непонятную тягу к художнику, он снова хотел ощутить такую незнакомую, но желанную свободу.
    Байкер мчался по ночному городу. Нет, не к Анри. Рене оглядывал обочины. Он искал.
    Девушка, в откровенной мини-юбке и легкой куртке, медленно шла вдоль дороги. Образ, слишком знакомый одинокому Рене, чтобы спутать ее с приличной студенткой, припозднившейся с дружеской гулянки. Рене обогнал девушку, остановил байк немного впереди и оглянулся на проститутку. Ему приходилось встречаться с ними не раз, когда одиночество слишком сильно сдавливало грудь. За два года расценки изменились, но этой ночью Рене был готов заплатить любые деньги. Почувствовав, как она обхватила его руками, прижавшись к нему, Рене помчал байк к своему дому.
    Она лежала на кровати посреди маленькой, неуютной комнатушки. Рене смотрел на ее обнаженное тело, но не видел. Перед его взором был Анри. Это он, здесь, в этой комнате, готов отдаться Рене. Его широкая спина, на которой бугрятся мышцы, узкая талия, упругие ягодицы и стройные ноги - все это прямо тут, на грязной простыне. Белоснежные волосы волнами разметались по подушке. Полуобернувшись, он смотрит на Рене, скрывая во взгляде страх за пеленой ожидания и интереса. Анри здесь, рядом.
    Байкер прикоснулся к спине девушки, провел пальцами вдоль позвоночника. Да, это мышцы Анри слегка содрогнулись от неожиданного холода шершавых и грубых пальцев. Это его дыхание замерло, но потом участилось в нарастающем возбуждении. Все его тело напряглось, ожидая Рене. И он не заставит долго себя ждать! Рене схватит его за белоснежные волосы, соберет в кулак шелковистые пряди, другой рукой он вопьется в плоть его аккуратной попки…
Рене услышал смех. Тихий, но презрительный смешок пронесся по комнате, разбивая иллюзию.
- Фантазируешь? – с иронией спросила она.
Только сейчас Рене понял, что стоит рядом с постелью, глядя на обнаженную проститутку. Анри здесь нет. Анри где-то далеко.
- Ну что ты стоишь? Иди сюда, не бойся.
Ее голос резал слух. Это был не тот голос, который так хотел услышать Рене. Ярость, обжигая, начала подниматься из глубин сознания. Кулаки непроизвольно сжались. На лице девушки проступил испуг.
- Уходи. Одевайся и уходи, - процедил Рене сквозь зубы.
- Но…
- Убирайся!
Рене швырнул проститутке деньги и вышел из комнаты. Закрывшись на кухне, он слышал, как в спальне девушка собирает с постели деньги. Вскоре послышался шорох одежды, торопливые шаги и громкий хлопок входной двери. Рене остался один.
***
    Перевалило за полночь, когда покой тихой майской ночи нарушили раскаты далекого грома. С юга на город шла гроза.
Но нет, это вовсе не шум за окном отвлекает Анри от портрета…
    Она лежала на атласных подушках, обнаженная. Взгляд Анри ласкал каждый изгиб ее тела, подмечая мельчайшие детали. Вначале она краснела, но вскоре вошла во вкус и уже только томно вздыхала, когда его глаза обращались к самым интимным местам. За последний час взгляд Анри полностью изучил ее, в мельчайших деталях рассмотрел, как ложатся на тело тени, как нежная кожа отражает свет. Холст был девственно чист, художник не сделал ни единого мазка.
  Все было не так, это не было актом любви и искусства, как раньше. Анри не слишком интересовали женщины. Он, безусловно, любил их, но любовь эта была исключительно созерцательной. Он писал их портреты, получая от этого процесса не меньшее удовольствие, нежели от секса. Немногие понимали Анри, но, увидев его работу, невольно восхищались. Не важно, красивой или нет считала себя очередная избранница - творения Анри даже дурнушку превращали в богиню. Но почему сегодня кисть неподвижна? Анри бросил взгляд на женщину, которая с интересом и ожиданием смотрела на него, и окончательно сдался.
- Продолжим завтра? – предложил он.
- Хорошо, - согласилась она, накрываясь одеялом.
Она ждет, что сейчас он придет к ней.
Но он не пришел.

- Прости, я могу тебя попросить оставить меня сегодня одного? Я вызову такси…
- Ладно, - подпустив льда в голос, согласилась она.
    Все последние дни Анри не мог не думать о Рене. Художник давно знал его, но отдаленно, мельком. Рене казался Анри грубым солдафоном, неспособным и двух слов произнести связно. Возможно, так оно и было, но в тот день Анри почувствовал что-то… Что-то…
    Раз за разом Анри вспоминал, как сильные грубые руки Рене скользили по его телу. Эти неуклюжие и неумелые ласки казались дороже утонченных прикосновений той, что сейчас, затаив обиду, тихо собиралась уходить. Анри никогда не испытывал ничего подобного. Во время драки с Рене он словно оказался в объятиях дикого, неистового зверя. И не столько этот зверь бился с Анри, сколько его страсть и ярость сражались между собой. Анри чувствовал, как ладони соперника то наливаются теплом, лаская его, словно любовницу, то сожмутся в кулак, нанося беспощадный удар. Еще тогда, на той поляне, в пыли, Анри ощутил желание не бить Рене, а прикоснуться к его коже своими губами. Он хотел почувствовать в полной мере, как неистовая ярость пульсирует в его теле, как злоба пронзает насквозь… Почему? Почему ему не дали этого сделать? Анри хотел успокоить ярость Рене и принести мир в тело, скованное ею. Он хотел погасить этот пожар собою. Нет, конечно, в тот момент он не осознавал своих желаний… Тогда его кулаки разили без пощады, не жалея ни Рене, ни себя. Как приятно было чувствовать кровь, когда та сочилась из-под разбитой кожи суставов!
   Такси приехало быстро. Анри вышел проводить девушку. Ночь все еще тиха и спокойна, гроза громыхала где-то далеко. Уже скоро потоки воды обрушатся на город, гром разорвет тишину, молнии расчертят небеса…
- Я позвоню тебе, - сказал Анри, провожая ее. Она не ответила.
   Такси умчалось прочь, а Анри остался стоять перед собственным домом. Почему он просил ее уехать? Чему она мешала? Почему после встречи с Рене он не может больше писать картин? Стоило лишь прикоснуться к кистям, как мысли путались, идеи терялись. Едва Анри пытался сделать хоть мазок, как вновь просыпались отголоски тех ощущений, что он уловил в тот день.
    Анри хотел обнять зверя, почувствовать его ярость, энергию, успокоить. Мысли тянулись к Рене. Какой он? Откуда в нем столько злобы? Чего хотел он в тот день? Анри манил этот неистовый и такой незнакомый Рене. Узнать его, понять, стать его другом… Другом? Разве дружба допускает те ласки, о которых вновь и вновь думал Анри?
    Художник вернулся в квартиру. Здесь было тихо и пусто. Неожиданно Анри  почувствовал, что одинок. Никого нет рядом с ним… Рене где-то далеко, быть может, он уже снова покинул Рязань.
    Анри подошел к мольберту, взял кисть. Он смотрел на холст, вспоминая, как валялся в пыли под тяжелым телом Рене, снова чувствуя его руки. Нет, не кистью и вовсе не на холсте должен быть написан портрет Рене. Простой лист А4 и карандаш - то, что должным образом передаст образ этого человека. Простота, вот что отличало Рене, простота и непостижимая сложность.
    Анри взял карандаш и принялся точить, добиваясь от грифеля идеальной остроты. Карандаш - жесткий, грубый, как кулак Рене, но линии плавны и мягки, как его ладони.
   Грифель оставил лишь точку на чистом листе. Едва собравшись, мысли снова хаотично разлетелись. Какие чувства Анри испытывает к Рене? Откуда они взялись? Что делать с ними?
   Анри вспомнил, как Рене звал его, вырываясь из рук байкеров. В тот момент художник запаниковал, он не знал, что делать, не понимал, почему хочет подойти к Рене, хочет хотя бы провести рукой по его волнистым волосам, пропустить сквозь пальцы сбившиеся пряди. Как же клял себя Анри за то, что просто сбежал! Как он мечтал увидеть Рене снова…
    Карандаш лежал посреди чистого листа. Грифель оставался идеально острым. Над городом грянул гром, гроза наконец-то ворвалась в Рязань. Вместе с нею во дворе послышался рев мотоцикла. Не веря собственной догадке, Анри бросился к окну. Да, это он! Конечно же, это он!         
   Рене остановил свой байк прямо под окнами Анри. Он не помнил, откуда знал адрес художника, и не понимал, зачем едет к нему. Рене остановился напротив, казалось бы, самого обычного дома, и поднял взгляд к окнам, светившимся на втором этаже. Силуэт Анри ясно виднелся в одном из них.
    Ступени незамеченными проносились под ногами. Рене оставил все сомнения. Он не думал больше ни о чем, отдавшись на волю своих желаний и чувств. Этой ночью над Рязанью беснуется гроза. Этой ночью можно все.
    Дверь была открыта, Анри стоял на пороге, смотря на гостя. Рене сжимал в руке бутылку вина.
    Они не понимали, как это произошло. Долго, очень долго Рене и Анри разглядывали друг друга в полном молчании. Они должны были что-то говорить, но никто не находил слов, никто не решался выразить мыслей.
    Рене предложил Анри вина. Художник взял бутылку, отпив немного прямо из горлышка. А потом шагнул вперед, схватил Рене за подбородок и впился губами в его губы. Вино потекло прямо в рот Рене. Когда же этот поток иссяк, Анри снова отпил из бутылки и стал утолять их общую жажду. Художник вновь чувствовал эту неукротимую, звериную страсть под своими ладонями…
    Рене отвечал на поцелуи Анри. Вино струилось по подбородку, по шее, стекало на грудь. Он рвал на Анри одежду, стремясь поскорее ощутить жар его плоти под своими пальцами. Кожа, такая мягкая и нежная, и эти стальные мышцы под нею сводили байкера с ума. Рене распалялся все больше, вцепившись пальцами в ремень Анри. Байкер не пытался понять, что делает, не думал о том, что может случиться после этой ночи. Он хотел Анри, все остальное не важно.
    Художник увлек Рене в спальню. Они упали на подушки, на которых еще час назад возлежала богиня. По белоснежным простыням кровью потекло вино. Они страстно целовались, не в силах разнять губ, не в силах оторваться друг от друга, даже чтобы избавиться от одежды. Рубашка Анри уже превратилась в лохмотья, изорванная Рене. Ладони байкера ласкали спину художника, опускаясь к упругим ягодицам. Косуха Рене сползла на пол под тяжестью заклепок и цепей, пальцы Анри проникли под футболку... Ярость Рене исчезла, он больше не боролся с собой - байкер знал, чего хочет и прямо шел к этому. Анри мечтал почувствовать его страсть внутри себя, хотел заполучить хотя бы часть ее.
    Наконец они разорвали объятия. С каким пылом Анри хотел вновь обнять Рене! Даже секунда без тепла казалась ему вечностью. Но байкер замер, не спеша удовлетворить художника. Рене смаковал момент, опустив руки к пряжке ремня Анри. Он чувствовал, как натянулась кожа его штанов, чувствовал, как сильно возбудился сам. Нет, сейчас нельзя продолжать, иначе все закончится слишком быстро. Надо слегка успокоить свое пламя... Но Анри не понимал этого. Его глаза блеснули влагой, художник боялся, что сейчас Рене уйдет, оставит его.
    Анри попытался снова обнять Рене и припасть к его губам, но байкер отстранил его и сильным уверенным движением повалил на постель. Возвышаясь над ним, Рене медленно расстегнул ремень художника, стягивая с него узкие кожаные брюки.
    Красавец Анри, талантливый художник и свободолюбивый байкер, лежал на постели обнаженный, покорный, ожидая Рене. Тот снова отстранился от него, избавляясь от своей одежды. В сладкой истоме Анри смотрел на него, предвкушая первые прикосновения, первые ласки. Наконец, полностью обнажившись, Рене вернулся к нему. Его пальцы легко коснулись груди. Рене ласкал Анри, медленно исследуя все тело. Нежная кожа, а под ней – стальные мышцы... Он чувствовал, что таков весь художник. Внешне – нежный и ранимый, но внутри – непробиваемая сталь.
    Не в силах больше сдерживать себя, Рене рывком перевернул Анри на спину. Неуклюже и неумело он прикоснулся кончиком своего горячего члена к ягодицам Анри. Нет, так нельзя, он причинит художнику боль! Анри смотрел на Рене, повернувшись. В его взгляде байкер читал мольбу не останавливаться, продолжать. Рене будет осторожен. Медленно, стараясь не причинять лишней боли, Рене вошел в Анри. Жар его тела словно плавил сталь мышц, Рене чувствовал, как плоть художника медленно раздвигается, поддаваясь напору. Погрузившись на всю длину, Рене начал двигаться, медленно, сдерживая себя. Анри вцепился пальцами в простыню, тихо постанывая при каждом движении.
    Как долго длилась эта ночь? Сколько раз они погружались друг в друга? Страсть полностью поглотила их. Они ласкали один другого, целовали, остужали свою пылающую плоть в тесных глубинах тел до самого рассвета. Гроза, бушевавшая над Рязанью, едва заглушала их крики и стоны. Когда пришло утро и гром затих, они лежали на растерзанной постели, обнявшись, и спали так крепко, как не бывало еще никогда. Они были вместе.
    Проснувшись, Рене и Анри поняли, насколько изменилась их жизнь прошлой ночью. Прежде каждый из них был один.. Рене никогда раньше не был любим. Анри вел одинокое существование, несмотря на внимание женщин. Они проснулись, и, улыбнувшись, посмотрели друг другу в глаза. Счастье оказалось таким близким, таким простым!
    Дабы избавиться от внимания поклонниц Анри, они переехали к Рене. Никогда раньше байкер не думал, что его маленькая квартирка может быть такой уютной! Никогда раньше он так не жаждал возвращения домой. Да, дни, когда каждый из них был занят своими делами, казались бесконечными. Но какими жаркими были те ночи, что наступали вслед за ними! Обычно Рене приходил домой позже Анри. Художник встречал его скромным ужином. Они редко говорили о делах, стараясь не терять времени зря. Едва перекусив, они уходили в спальню.
    Май сменился теплым июнем. Рене и Анри редко выходили в свет, сторонясь всех старых знакомых. Все свое время они посвящали друг другу. Если случались дни, когда оба были свободны, они седлали свои байки и мчались прочь из Рязани. Уехав как можно дальше, свернув с больших дорог, забравшись в глушь, они отдавались друг другу посреди лугов и полей, на узких лесных полянах. Да, они рисковали, но ощущение опасности лишь разжигало их страсть.
    Ночами они любили покататься вдвоем. Анри вел свой харлей по ночным улицам, а Рене сидел сзади, крепко обхватив коленями бедра художника, обняв его руками и прижавшись к его широкой спине. В такие моменты Рене едва не плакал от счастья. Он не один! Он нашел человека, который принял его чувства, который не посмеялся над ними. Как же не хватало ему этого раньше! Плевать на то, что, узнав об их отношениях, другие байкеры придут в ярость. Плевать, что еще несколько месяцев назад он с ненавистью относился к подобного рода отношениям. Плевать на все! Пусть он “грязный гей”, зато Анри принял его любовь и подарил свою.
    Вспоминая, как одинок он был раньше, Рене крепче обнимал Анри, отгоняя дурные мысли. Он не знал, как будет жить, если вдруг потеряет свое счастье. Нет, без Анри он жить уже не будет.
    Между тем, когда рядом не было Рене, Анри часто грустил. Нет, он не сомневался в своих чувствах - стоило ему только увидеть Рене, как страсть и желание закипали в нем, отстраняя в сторону тихое тепло любви. Но, оставаясь один, Анри задумывался о другом. Да, он любил Рене, и это грело душу… Но оно же приносило и горечь. Разве об этом мечтал он всю жизнь? Разве этого искал? Он никогда не испытывал тяги к мужчинам. Даже сейчас, несмотря на любовь к Рене, Анри не находил покоя в его объятиях. Он продолжал искать свою женщину, ту единственную, с которой проведет остаток жизни. Он и раньше не мог понять, какой она должна быть, а теперь его мысли и желания словно сошли с ума. Рядом с женщинами Анри вспоминал Рене, угрызения совести заставляли художника бежать от их общества. Несмотря на то, что байкер согрел его сердце, Анри все так же был одинок. Но случилась беда и похуже.
    Анри снова взялся за живопись спустя неделю после первой ночи с Рене. Но художник не смог сделать хотя бы один мазок. Талант словно оставил Анри. Он не мог писать. Даже простой рисунок выходил уродливым, таким, словно его нарисовал мальчишка, впервые взявший в руки кисть. Анри не мог понять, почему это происходит. Раньше он не знал большего счастья, чем творить, теперь же любимое занятие превратилось в пытку. Любовь Рене была самым светлым и радостным из всего, что бывало в его жизни… Однако за нее Анри пришлось отдать все, что было у него прежде. Художник не знал, готов ли платить столь высокую цену.
    Приближалась осень. Рене продолжал купаться в счастье, не замечая, как Анри все больше уходит в себя. Только любовь к Рене помогала ему не думать об утраченном таланте. Каждую ночь он отдавался Рене или брал его сам со страстью и яростью, всеми силами стараясь раствориться в нем и оставить позади ненужные мысли. Такими были ночи, но дни начали меняться. Анри старался остаться один, наедине с собой. Даже когда рядом был Рене, он чаще молчал, замкнувшись. Рене не знал, как помочь любимому, не понимал, что с ним происходит. Больше всего он боялся, что Анри уйдет. Страх этот порождал ревность. Но к кому Рене ревновать Анри? Каждую ночь художник был с ним, никогда не отказываясь от близости. И все-таки легкая горечь ревности начала подтачивать чувства Рене.
    В конце августа Анри позвонила незнакомая женщина. Она просила написать ее портрет, говоря, что Анри ей горячо рекомендовали, как непревзойденного мастера. Женщина не скупилась на комплименты и всеми силами добивалась встречи. Анри говорил, что больше не пишет портретов. И все-таки, в один из дней, когда по стеклу стучал унылый дождь, а Рене, как всегда, пропадал в мастерской, где работал, Анри согласился встретиться с незнакомкой.
    Как давно он не был в своей старой квартире? Казалось, сами стены соскучились по хозяину. Все вокруг было родным, но в то же время чуждым. Тот, прежний Анри, талантливый художник, вернулся домой. Но Анри новый, возлюбленный Рене, всеми силами противился этому возвращению.
    Был вечер, за окном накрапывал дождь. Она лежала на постели, обнаженная, скромно прикрывшись атласными подушками. Внешне она мало отличалась от тех женщин, которые были здесь до нее. Анри привычным взглядом окинул ее тело и взялся за кисть. Первые мазки легли легко. Не задумываясь, он написал очертания ее тела, плавные изгибы линий. Он работал, молча, привычно.
    Он пишет портрет! Впервые за долгие месяцы в руках Анри кисть, и из-под нее появляется безупречный портрет. Осознав, что происходит, Анри остановился. Да, он вернулся, он снова может писать!
- В чем дело? – спросила она, заметив его растерянность.
- Ничего. Просто с мая не мог нормально писать. Не получалось... Не знаю, почему.
     Анри снова принялся за работу. В восторге от собственных действий, он чувствовал, как талант снова возвращается к нему. По правде говоря, он и не исчезал. Да, он всегда был с Анри.
    Они разговаривали. Женщина оказалась интересным собеседником. За работой Анри не заметил, как от общих тем они перешли к личным. Он начал говорить о том, о чем давно хотел рассказать хотя бы кому-нибудь. Отношения с Рене, все это странное лето и то, что он все еще одинок, несмотря на любовь. Это была исповедь. Она не побоялась предстать перед ним обнаженной, и в ответ на это Анри обнажил себя, свою душу. Они беседовали долго. Анри чувствовал понимание, верил, что ей не все равно. От женщины исходило какое-то странное тепло, которого Анри никогда не ощущал ни от других своих натурщиц, ни от Рене. Она была иной. Казалась ближе к Анри, чем все остальные.
    Неожиданно художник понял, что давно уже опустил кисть и просто смотрит на нее. Анри почувствовал желание подняться к ней, на ее ложе, и остаться с ней хотя бы на эту ночь. Но ведь это будет измена! А как же Рене?
Почему-то Рене больше не привлекал. Хуже того, мысль о близости с ним сейчас вызывала отвращение… Зачем ему Рене? Вот она, богиня, которую Анри всю жизнь искал!
 
- Пожалуй, на сегодня хватит, - заключил Анри.
- Можно посмотреть? – спросила она.
- Нет, еще не готово. Нам надо будет встретиться еще несколько раз. Может быть, завтра?
- Не знаю, я буду занята… Как насчет следующей недели? Я тебе позвоню.
    Она ушла. Анри еще долго смотрел на холст, оценивая работу. Он снова может писать! Его кисть свободна и может творить!
    За окном – глубокая ночь, но Анри продолжал работать. Он писал по памяти, закрывая глаза и снова представляя себе ее тело. Гений Анри был в том, что он мог перенести на холст не только плоть, но и душу женщины. Он умел увидеть красоту в каждом человеке, потому его картины были столь прекрасны. Но этот портрет, похоже, превзойдет все остальные.
    Анри не хотел возвращаться к Рене. Байкер уже ждет, ему придется объяснять. Но что он поймет? Что он может понять? И как сказать тому, кто так искренне любит, что Анри нашел наконец свою богиню, и им придется расстаться? Как Рене переживет это? Да плевать, как, Рене уже взрослый человек! Поймет ли он? Какая разница?..
    Полный решимости, Анри отправился к Рене. Улицы ночной Рязани промелькнули незамеченными. Мысли растворились в реве мотора. Анри не раздумывал, он точно знал, что скажет Рене. Да, он причинит боль, но лучше сделать это сейчас, чем всю жизнь метаться в сомнениях.
    Знакомый дом, знакомый подъезд, в знакомых окнах горит свет.
    На столе маленькой кухни его ждал остывший ужин. Рене сидел, встревоженный и такой жалкий, что сердце Анри защемило от боли. Быть может, не предпринимать ничего?
- Нам надо поговорить, - тихо сказал Анри.
 Рене поднял на художника обреченный взгляд.
- То, что мы делаем последние месяцы, это неправильно, - продолжал Анри, - мы должны расстаться.
- Я люблю тебя, Анри. Эта любовь – все, что у меня есть. Не отнимай ее у меня, прошу тебя.
- Рене, послушай самого себя. Ты, нормальный мужчина, говоришь такие вещи другому мужчине. Так не должно быть, пойми. Мужчина должен любить женщину.
- А я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, но…
- Ну так давай оставим этот разговор! – с мольбой воскликнул Рене, протягивая к Анри руки, - Идем в спальню, а завтра ты о нем и не вспомнишь!
- Нет, Рене, - ответил Анри, отстранившись от объятий, - мы не пойдем этой ночью в спальню. Мы больше не будем жить вместе. Я должен сказать. Этим вечером я писал портрет женщины. Впервые с момента нашей встречи я смог нормально работать. За все лето я не сделал ни единого мазка, понимаешь? Мой талант словно пропал. Но с нею он ко мне вернулся. Рене, кажется, я нашел ту женщину, которая мне нужна. Пойми меня. И поверь, ты тоже найдешь свою любовь. Просто время еще не пришло…
    Рене молчал. Теперь он смотрел на Анри враждебно, с горечью и злобой. Слова художника эхом отзывались в его голове. Он ненавидел Анри. Сжав кулаки от злости и обиды, он порывался ударить. Распахать это смазливое личико, размозжить его! Разбить эту глупую голову, которая так и не поняла, какую глубокую рану нанесла сердцу Рене…
- Уходи, - тихо произнес байкер.
    Рене не помнил, как Анри ушел. Он сидел на маленькой кухне над остывшим ужином и смотрел в пустоту. Ничего не осталось. Были надежды, планы… Они так многое собирались сделать вместе! Уехать из Рязани, отправиться путешествовать. Они могли исколесить весь мир! Могли. Рене так мечтал об этом… Мечты рухнули, не оставив ничего. Вся жизнь Рене – сплошные надежды, которые рушатся одна за другой, он уже привык к этому. Должен был привыкнуть. Но почему же тогда сейчас ему так больно? Боль и пустота, впереди нет жизни… Он говорил, все будет? Просто подождать? Ублюдок, да что он знает об этом? Рене ждал всю жизнь, и вот, когда, казалось, что-то началось, все снова разом пошло прахом. Нет больше рядом Анри. Он уже не разбудит Рене легким поцелуем, он больше не будет посмеиваться над попытками Рене расчесать свои вечно спутанные волосы... А ведь бывали дни, когда Рене садился перед зеркалом, а Анри вставал позади него и нежно, аккуратно водил гребнем по его голове. Все еще будет? Нет. Не будет больше этих дней.
    Приближался рассвет, а Рене все сидел на кухне, будто оцепенев, не в силах шевельнуться. Зачем теперь куда-то идти? Зачем вообще жить? Рене душили слезы, но он не плакал. Нет, он не заплачет. Он будет спокоен и холоден, как обычно. Всегда таким был, навсегда таким и останется. Навсегда останется один. Похоже, такова судьба.
    Судьба? Почему другим людям не выпала такая судьба? Почему они живут и любят, ни о чем не задумываясь? Почему именно он сидит один на этой тесной кухне и пытается по крупицам собрать себя заново? Почему? Почему? Почему?!   
    Рене в ярости вскочил, перевернув стол с едой. В стеклянной дверце шкафа мелькнуло отражение его озлобленного лица. Кулак разбил стекло, осколки впились в руку. При виде собственной крови Рене зарычал от усилившейся злости. Не понимая, что и зачем делает, он кинулся к маленькому шкафчику, распахнул дверцы и выбросил на пол все его содержимое. Среди прочего хлама его взгляд выхватил старую машинку для стрижки волос.
    Зажужжали лезвия. Рене так любил, когда Анри расчесывал его! Каждое движение гребенки было полно заботы и искреннего тепла. Анри осторожно распутывал каждый волосок, укладывая их в аккуратные пряди... Машинка грубо впилась в голову. Боль пробудила и другие воспоминания. Они лежали вместе на зеленом лугу, и Анри вплетал в волосы Рене маленькие цветы. Рене так и не узнал, как они назывались... Машинка больно цеплялась за кожу, выдергивая волосы с корнем. Кровь текла из порезанного кулака. Под жужжание лезвий и шум дождя за окном волосы Рене осыпались на пол. Безжизненный взгляд байкера был устремлен в пустоту.
    Дни сплелись в серую пелену. Как долго Рене не выходил из дома? Он почти не ел, перебиваясь пустым чаем, едва спал. Сердце нестерпимо болело под гнетом воспоминаний. Иногда он плакал по ночам, но наутро старался забыть об этом. Нет, Рене не будет лить слезы. Он не такой.
    На кухне все так же царил беспорядок - стол перевернут, остатки еды разбросаны по полу вместе с битой посудой и волосами Рене. Байкер не знал, когда сможет войти туда и прибраться.
    И все-таки надо было как-то жить дальше. Еда в доме закончилась, весь чай выпит. Вино, которое Рене берег для ужина с Анри, так и стояло в холодильнике. Притронуться к бутылке он не смог.
    В любом случае, надо было выйти из дома. Повязав черную бандану на лысую теперь голову, Рене отправился в мастерскую. Алексей там один, и, наверно, совсем забегался. Странно, почему от него не было звонков в последние дни? Наверняка компаньон просто забросил работу и опять загулял с какими-нибудь малолетками.
    Рене поставил байк рядом с мастерской и вошел внутрь, надеясь увидеть Алексея трезвым и на месте.
- А, явился, противный, - усмехнулся Алексей, встречая Рене, - что, правду пишут?
В руках Алексея была газета. На первой полосе красовалась фотография Рене и Анри на одном байке. Анри, как всегда, вел мотоцикл, а Рене обнимал его сзади.
Дыхание перехватило. Казалось, весь мир обрушился на голову Рене.
- Откуда эта статья? – едва слышно спросил он.
- Да вот, тут интервью Анри, как ты до него домогался.
В глазах потемнело. Нет, не мог Анри совершить такого предательства! Это какая-то ошибка! Этого просто не может быть!
- Ну, чего молчишь-то?
Слова Алексея не достигали ушей Рене. Он уже не слышал.
Рене бросился к байку. Вскочив на стального коня, он помчался к дому художника. Это невозможно! Анри не мог так поступить! В конце концов, он ведь и себя подставляет под удар!
    У дома Анри собралось несколько человек. Всех их Рене знал. Байкеры. Арматурными прутьями они расколачивали мотоцикл Анри. Тот самый байк, который художник чистил и полировал так нежно, так заботливо! Тот байк, который не единожды отвозил их к счастью! Они разбивали его!
    Не сбавляя скорости, Рене врезался прямо в толпу, но его приближение заметили и вовремя расступились. Кто-то ударил его по спине. Пошатнувшись, Рене упал с мотоцикла и покатился по асфальту. Не успел он подняться, как получил удар в живот.
    Его били долго. Пинали тяжелыми ботинками, а когда он пытался встать, колотили по спине прутьями. Пока были силы, он пытался отбиваться, но вскоре они иссякли. Рене провалился в темноту.
…Холодные стены больничной палаты. Пустота и одиночество, только бесстрастный голос врача. Ушибы, переломы, гематомы - Рене не слышал, не понимал ни слова. Он жалел только, что его не убили. Лучше бы он умер. Лучше бы байкеры сжалились над ним и размозжили его голову арматурой. Он так хотел этого!
Допросы, показания. Нет, он не знал нападавших. Да, он оказался у дома Анри случайно. Нет, он не запомнил лиц.
    Анри, где ты сейчас? Знаешь ли ты, как плохо Рене без тебя? Что ты чувствуешь? Быть может, тебя уже нет в Рязани? Быть может, ты уже уехал со своей избранницей покорять мир? Анри, помнишь ли ты о Рене? Помнишь, Анри?..
    Рене спал, когда дверь палаты отворилась. Шаги едва потревожили больного, не разбудив – сон был слишком крепок. Не проснулся он и тогда, когда Анри придвинул стул поближе к кровати и достал из широкого портфеля чистый лист бумаги с карандашом. Тихо заскрипел по бумаге грифель.
    Анри рисовал портрет Рене. Нет, на нем байкер не был холодным и безразличным, каким знали его все. Он не выглядел жестоким и злым. Не был он и мужественным и бесстрашным. На чистом листе из-под карандаша Анри выходил наивный, чувствительный и ранимый юноша, скрывающийся за образом того ненастоящего Рене, которого обычно видели окружающие. Мальчик, потерявшийся в большом и жестоком мире.
    Рене открыл глаза.
- Анри? – прошептал он.
- Тихо, не шевелись.
- Что ты здесь делаешь? Анри, как ты мог?..
- Я пишу твой портрет. А если ты про газету - помнишь, я говорил тебе о женщине?
- Нет, не надо, не вспоминай об этом...
- Она оказалась журналисткой. Ей нужна была интересная история. А я, дурак, поверил в ее искренность... Прости меня, Рене.
    Простить? Возможно ли прощение после того, с какой легкостью Анри отказался от любви Рене? Но ведь сейчас, здесь, Анри рядом, Анри не бросил его...
- Дай мне время, Анри. Я прощу тебя, но не сейчас.
- Нам в любом случае придется держаться вместе. Эта история имела широкий резонанс. Лучше бы нам уехать из Рязани.
- Но куда нам ехать?
- Решим, когда тебя выпишут. Не знаю, как продержусь до этого момента. Каждый день получаю угрозы.
- А твой байк?
- Ничего, только слегка помяли. Как, кстати, и твой. Они оба сейчас у меня в гараже.
- Анри, что с нами будет теперь? Что нам делать?
- Я не знаю, что с нами будет завтра, Рене. Но я знаю, что сейчас мы с тобой вместе, и мне этого достаточно.
    Рене умиротворенно закрыл глаза и провалился в спокойный сон.
    Карандаш Анри продолжал скрипеть по листу. Мальчик, выходящий на бумаге, робко улыбался этому недружелюбному миру.

Конец.
Под редакцией ~LeA~.