Детский специальный интернат для больных

Есть хуже? Но это лучшее. Лучшее, что у нас есть. Есть воспитатели, есть медперсонал, есть столовая, в которой нечего есть. Выход из здания по одной лестнице, которая переходит в подвал, длинные темные низкие с трубами коридоры, затем по другой лестнице, на второй этаж, а потом спуститься на первый по третьему переходу и к выходу. Свобода, которую нужно заслужить.
Трудно вспомнить, что просто невозможно уложить в своей памяти. Как люди помнят про войну. Что они, были так спокойны и рассудительны, без проблем отдаваясь размышлениям, описаниям окружающего, для облегчения запоминания. Почему я не верю в любовь, выраженную в стихах. Когда есть любовь, разве тебе до стихов. Чувства вытесняют слова и мысли. Их просто нет. Есть определенное переживаемое состояние. Есть то, что потом не вспомнить, потому что изменения несут и другие состояния, и другую память.
Почему некоторые пьяные не помнят, что они делали? Для того чтобы вспомнить необходимо, вернуть опьянение. Как я могу из сегодняшней жизни вспомнить «это». Даже если хочется написать. Умение не помнить иногда также важно, как и умение помнить.
Ворованный зеленый лук, который потом плачешь, но ешь. Подушка это склад сухарей, специально созданные для ночного употребления. Но они там не копятся, каждый день пара новых, не доживающих до утра. Маленький откус во рту, вызывающий ломоту слюнных желез и одновременно, томительное блаженство. И тут же можно почитать приключения из библиотеки, при свете фонарика «жучка», сообщающего о своем присутствии характерным звуком и запахом машинного масла. В школе-интерната все-равно тебя считают за идиота, читай, не читай. Поэтому если что и делаешь то уж точно не по их желанию, а по своему собственному личному, для себя взять и выучить «Мцыри» под одеялом.
Больница есть больница, поэтому школьные занятия проходят прямо в палатах, у многих ортопедический режим, уроки по 30 минут всегда. Но как можно думать, если в голове 3 раза по 10-15 таблеток. Многие, из которых помогают даже забыть куда идти.
Это не просто спецзаведение, здесь производят и специальное лечение. Изо дня в день с утра до вечера, все расписано по медицинским процедурам. Уколы, таблетки, заливки, капельницы, надувание кислородом, разных мест по необходимости. Иногда кого-нибудь увозят, а привозят в состоянии наркоза, «так было надо».
В нашем подвале особенно интересно, там много странных комнат. В каких-то живут только тушканчики в клетках, в других собаки, кролики, лягушки. Но они нам не мешают, они молчат. И когда кого-то из нас берут помогать переносить крыс в лабораторию наверху, мы видим только печальные молчаливые глаза, смотрящие на нас исподлобья.
Бывают и смертельные случаи среди нас. Воспитатели назначают самых смелых, чтобы отнести труп, завернутый в простынь, в подвал. Я ходил много раз. Один раз комната, в которую мы носили, бывших своих друзей, была закрыта. Коридор там очень узкий не разойтись, а я шел первый. В результате чтобы вернуться, нужно было наступить и пройти по лежащему на полу трупу. Остренькие ощущения.
Кто прыгает с четвертого этажа, кто с трубы котельной, думают, что-то изменится, хотя бы в голове. Но не вставляет,  и ничего не происходит.
Нас круглый год закаляли и ложили спать с открытыми окнами и даже зимой нас переводили в летник, закрытый лишь тентами, где мы спали в мешках и чепчиках.
Рентген каждую неделю, а то и чаще. Проверяли, сколько мы еще проживем.
Еда диетическая. Остаточная, от их. Масло, чтоб не забрали свои, невзначай, когда идут мимо к своему столу, сразу бросаю в чай. Чем вызываю недовольство и непонимание. Хлеб самая вкусная и самая транспортируемая еда, плюс ко всему это разменная валюта. Третье в стаканах отдельно, поэтому можно поглотить много жидкости, упиться воды допьяна, а хорошо когда кумыс.
Нам мало ощущений, поэтому вечером после отбоя начинается своя особенная жизнь, вероятно, после этого я стал стремиться контролировать свой сон и свои сновидения. Не везет тем, кто рано ложится и крепко спит, да еще в статусе изгоев. Хотя достается всем, иногда и «хорошим» и якобы незаслуженно. Одно из «приличных» развлечений «велосипед» и «балалайка», т.е. поджечь что-нибудь между пальцами спящего. О неприличных лучше умолчать, опускание по полной программе. Сам не поймет, как это произошло. Все из-за утраты бдительности. Законы зоны. «Не верь, не бойся, не проси!»
Одежда всегда под надежным замком, который всегда был козлом отпущения, все на нем тренировались, отрабатывая путь к свободе. Разве потом можно не уметь открыть простой замок.
На наших глазах в ускоренном ритме становились либо гениями, либо моральными уродами, либо просто умирали, перед этим, длительно мучаясь и надеясь на сочувствие окружающих, чтобы они за них пожили, что ли и решили их проблемы?
Я выжил, израненный и не только физически, но и морально. Есть свои прострелы, к которым я научился относиться с юмором. Я выжил и знаю, что нет никакой надежды и нет нужды. Ничего мне не надо, кроме одного, страстного желания жить. Жить, не смотря ни на что, вопреки всему, понимая, что даже ужас страшен только сейчас, а во времени он ничто. Я могу посмотреть на него из своего завтра. Все что нас окружает, есть нескончаемая глупость, наполненная событиями якобы имеющими смысл. Но лишь через время понятно, что события ерунда, а главное то, на что вы и не обращали своего внимания.
Главное это - не обязательные действия, навязанные извне, а твое исходящее изнутри, желание жить и давать жить другому.
Я много раз попадал в процесс окончания существования, что происходит в это время? Что я в жизни успел? О чем я могу и не стыжусь вспомнить? Так ли важны мне были какие-то события и люди? Главное в этом всем я… боюсь, что дальше нет слов и возможно, вы неправильно поймете меня, но… я тот, кто становится всем, это совсем не тот я, которому все для него. Я поглощаюсь пространством, которое поглощает меня. И мне не стыдно и не страшно. Я сделал что смог…

пятница, 6 апреля 2007 г. Станислав Граховский