Цикл "уВЕЧНОЕ ПЕРО"
"Ведь он, служа кассиром в тихой бане -
Гораздо больше пользы бы принес".
Саша Чёрный
Виноват, виноват. Незамолимо виноват. Ведь сколько республик, краёв, областей, организаций и сановных людей за свою до сих пор не прерванную жизнь взбесил я, изнедоволил да так восстановил против себя, что доходило до попыток надолго упрятать фельетониста в узилище или вплоть до огнестрельности.
Конечно. держава наша по уровню жизни всё ещё пыжится догнать Португалию, но по коррупции, убиениям, детской бедственности и сотням тысяч пропавших без вести граждан (вот она, пагуба безразмерности страны. Ведь пропади столько народа на территории Лихтенштейна? Невозможно!) - числясь на первых местах. Хотя во всём прочем, что должно быть присуще цивилизованности - бултыхается в лучшем случае на местах 60-ых, а то и на 137-ых.
Но испытаем гордость: как мразеобразующая, ворообразующая, подонкообразующая территория Земли - мы, конечно, не имеем равных себе. И нынешняя мразь, подонки и воры куда более вылощены, благоуханны , образованны и витиеваты, чем уходящая Русь хомо советикуса.
Тем не менее - мне скучно без вас, ушедшие в мир иной коммунистические вурдалаки, гноители, душители и приструнители. И теперь бы мне, в помыслах о благостной. естественной и ненасильственной кончине, из самосохранительности варганить бы что-нибудь гламурненькое, лямермурненькое - но гадостность и неисправимость натуры опять пересиливают, берут своё. И этим забубённым эссэ вновь разукрупняю я список своих неприятелей. И будут тут первей всего люди писчебумажной профессии А.Проханов и В.Маканин. "Признанный мастер", как отзывается о Маканине издающее его "ЭКСМО". (Опять "ЭКСМО"!) А каким-то нервным литературоведческим меццо-сопрано даже было вскрикнуто:"Классик!"
Был, водился такой грешок за отдельными зарвавшимися учёными от биологии, а имел он название - антропоморфизм. Это когда осмеливаются отдельные черты человека, вплоть даже до члена КПСС или "Единой России" с большим стажем - считать присущими некоторым животным. За такие выкрутасы можно было загреметь в ссылку, а то и вовсе - "без права переписки". Теперь резкости подобные не в чести, разве что - взгляды такого сорта не поощряются.
А вот с зооморфизмом спокойней и безопасней. И разве уж пожурят зооморфиста, когда с пеной у рта будет доказывать он, что В.Путин - вылитая росомаха. Чур-чур, не в том, конечно, отношении, что росомаха, выследив чужое, обязательно обдрищет находку своими зловонными выделениями, дабы сделать обдристанное неприкасаемым даже для хозяев и сохранить всю обдристанность за собой. Нет, только неутомимостью В ПРЕСЛЕДОВАНИИ схож с росомахой Путин. Чему всего один примерчик - судьба "ЮКОСа" и всех сопричастных ему людей.
И даже такая глыбища интеллекта как В.Черномырдин, публично сливший воедино премьер-министров разных веков и режимов (Столыпина и Косыгина) - даже Черномырдин не возразит, что по множеству примет предтечей вице-спикера Слиски была инфузория-туфелька, а президент Медведев берет начало от вымершего живого существа, именуемого трубкозуб.
Да вот хоть И.Хакамада, нынче тоже из кожи вон писательница, почти вровень с Маканиным - сумела пронести через все партии, в которых удосужилась посостоять, складчато-верткую шею и голову черепахи Тортилы.
А отчаянное мышеглазие нынешнего возглавителя "Газпрома" Миллера? Мой сосед, завбюро дератизации, едва увидев Миллера на экране, всякий раз в служебном рвении вскакивает, непроизвольно учиняя руками комплекс мышеискоренительных движений.
Зооморфизм, дамы и господа. В чистом виде зооморфизм. Да и я сам-то…
…Что уж там, и не будем наводить тень на плетень: всегда был почти полный крах и провал со словесниками в журнале "Крокодил", ныне бесславно окочурившемся четвертый раз. Но в любые десятилетия нужны ли были "Крокодилу" новые вливания в отряд карикатуристов? Наотрез не нужны, потому как был это разностилевой, сдруженный и очевидно лучший в мире отряд карикатуристов. (Да если бы ещё не рогатки ЦК, не цензура!)
Но тут из какой-то казанской подворотни пригрянул в "Крокодил" юный щупляк Гера Огродников. Ах, сколько бы незатасканных и проникновенных слов хотелось написать об этом феерическом, умопомрачительном мастере графики - да тема нынче не та.
А из недр Белоруссии, тоже вовсе молоденький, образовался в "Крокодиле" Володя Шкарбан. И сразу эти двое вломились в ряд мэтров карикатуры. Вроде хоккеистов Мальцева и Харламова, вроде боксера Роя Джонса: смолоду - и сразу. Вот какие Шкарбан с Огородниковым были, вдобавок ко всему, мастера анималистики: все пади, равных нет.
Ну, а уж это так: только к фельетонам автора данного эссэ делались в "Крокодиле" обложки ("На троих" с Вициным, Никулиным и Моргуновым, и еще какие-то, покуда эту практику не пресекли.)
Тут возьми и разродись А.Моралевич фельетоном "Животные в городе". Не мог он просквозить мимо этой темы. Поскольку животных любил ощутимо больше, чем даже членов Политбюро Микояна и Суслова. И, допустим, жизнь ластоногих знал лучше, чем жизнь председателя КГБ Ю.Андропова (не повторяйте таких ошибок, дамы и господа!). И даже в отрочестве, за кражи редких животных, посидел накоротке в тюрьме.
Здесь произошла распря между Шкарбаном и Огородниковым: кому делать обложку для "Животных в городе"? Бросанием монетки решилось дело в пользу Шкарбана.
(Далее не жури меня, читатель. Сообщаемое далее к ткани данного сварливого сочинения прямого касательства не имеет Однако, надлежит мне написать, что даже не аура двенадцатого этажа редакции оказывала влияние на коллектив "Крокодила", а одноэтажное здание, расположенное визави, через площадь. И был это, само собой, дружелюбный, толпокипящий шалман - ресторация самого занюханного в Мосееве Савеловского вокзала.
Да, искре Божией трудно не затеряться в таких кубометрах тела - но даже писательницы Арбатова или Толстая взяли бы на заметку, сколь странен и однороден был багаж трудящихся, отбывающих из столицы в Савеловском направлении. Ясно, в соответствии с формулой "за колбасой по ленинским местам" - большие объемы требуховой колбасы вывозили трудящиеся семидесятых годов из города-героя и порта пяти морей. Но параллельно с колбасой их авоськи, торбы и "сидоры" были наполнены стиральным порошком "Диксан". Словно вся жизнь строителей коммунизма, проживающих в Савеловском направлении, была наполнена поеданием требуховой колбасы, непременным после этого профузным поносом с последующим застирыванием белья порошком "Диксан". И сообщества этих пассажиров, ожидающих в ресторане свои электрички, сильно дивились на разношерстную и сугубо мужскую компанию, которая, при шести сдвинутых столах, предавалась под водку очевидному горю Лет от тридцати до семидесяти были эти люди, одномоментно вставали они и, не чокаясь, интенсивно выпивали.
Козе и ежу понятно, что большая человеческая скорбь сплотила людей за шестью столами. Да, очевидно это были поминки по неимоверно близкому человеку, так что слезы стояли в глазах большинства тостующих.
И верно: то были поминки. Коллектив карикатуристов "Крокодила" поминал свежеусопшего стервятника реваншизма - канцлера Западной Германии Конрада Адэнауэра. Который своей коварной кончиной лишил заработка большой отряд мастеров сатиры. И разве, окарикатуривая блеклую и худосочную личность Вилли Брандта - доступно заработать сравнимые деньги?
Так и в другой памятный раз за сдвинутыми столами задушевно бражничали: главный художник "Крокодила" Женя Шукаев, Толя Цветков, в войну командир самоходки-гаубицы калибра 152 мм (на фронтах этих командиров уцелело меньше, чем любых других), Гарри Иорш, Юра Федоров, Женя Мигунов… Плюс затесавшийся меж художников А.Моралевич. И трехчеловечной депутацией зашли мы сперва к директору родного шалмана. Честно предупредить вот о чем. чтобы не возникло скандализации: бражничать мы намерены у Сонечки, постоянной нашей официантки. А расплачиваться будем четвертаками, но предупреждаем: два из них фальшивые. Нарисованные. Сонечка девка тертая, оттого у нас и спор: не распознает она, примет к оплате рукодельные четвертаки или же нет? Потом-то мы их погасим на натуральные, но вот проверяем на спор: великий мастерище наш художник, который нарисовал купюры или так себе?
И умудренная, тертая босяцкими пассажиропотоками Сонечка четвертаки приняла! Хотя и Ленин, как какой-нибудь Лужков, был изображен на купюрах в кепке!
Художником - то ли на рисовой, то ли на веленевой бумаге изобразившим четвертаки, был Володя Шкарбан.)
А из Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС весьма взвинченным вернулся главред "Крокодила", журнала с самым большим в мире декадным тиражом, М.Г.Семенов. И поведал, что обложка В.Шкарбана к фельетону "Животные в городе" Агитпропом (откуда проистек и нынешний Зюганов) - категорически зарублена. Но не рассекретил Семенов, кто был докладчиком по вопросу. (Комолова? Биккенин? Жидков? Чхиквишвили? Лисин? Севрук? А может, сам Дэн Сяо-пин грядущей перестройки А.Н.Яковлев?) Рассказал Семенов лишь о зооморфных причинах ареста обложки. Ибо: на обложке как бы довлеет над всем громадный пёс, с грубым костяком и расставивший лапы. Поза пса выражает агрессию. А вы не замечали, что именно так стоит всегда автор фельетона "Животные в городе", ваш специальный корреспондент с более чем сомнительной биографией? Но главное - глаза пса! В них - точное и почти уголовное выражение беспочвенного превосходства, которое мы не раз обнаруживали в глазах вашего знаменосца жанра. Как видно, не вынесшего уроков и после двухгодичного отстранения его от работы в советской печати с формулировкой "за неуправляемость". А оглупление образа советских трудящихся, которые, будто мошкара, мельтешат между лап и под брюхом собаки-Моралевича? Журналом, Мануил Григорьевич, допущен крупный идеологический с просчет.
Стало быть, и я насквозь зооморфен. Но это нисколь не обижает меня и не принижает. И где-то писал я в свойственной мне возмутительной и глумливой манере, что лицо писчебумажника Проханова напоминает мне противень со студнем в пристанционном буфете, который (студень) начинает трястись, когда мимо станции проносятся товарняки. Беру свои слова назад! Нет, зооморфен и Проханов, лицом и поведенческими виляниями напоминающий лишь его - чешуйчатого варана с острова Коммодо.
А что же наш литератор Маканин, представленный портретами и в "Новой газете" (по случаю увенчания его главной трехмиллионной премией "Большая книга" ("Большая лажа"!) за роман "Асан"? Плюс - портретом на заднике романа? Всяк мало-мальский физиономист, штудировавший Брэма, Акимушкина и Джой Адамс, воскликнет: вот чистый зооморфизм! Вот облик собакоголового павиана, причем - утратившего верхнюю ступень в иерархии стаи.
Так что, господа - все мы зооморфны, ввиду чего и понизим градус обид. Да, я пёсообразен, а кто-то варановиден, а кто-то павианоподобен. Но отвлечемся от этого. Посудачив о предмете российской околохудожественной словесности, поскольку художественной (исключая отдельные всплески в поэзии) - почти нет нынче в помине.
И тут мне куда приязненней, чем бутафорский Маканин - бушующий сталинист и мракобес Проханов. У которого, я уверен, указательный палец на левой руке имеет длину нормальную. Тогда как у Маканина, так мне думается, указательный палец на левой руке много короче. Ввиду высасывания из него ходульных сюжетов, персонажных мертворожденностей и стилевых безликостей.
Можно превозносить, можно оплевывать Проханова, но человек этот, что нынче в литературе небывало - неимоверно страстен. И какого бы качества ни текла в его жилах кровь - она бешенствует, вскипает и ярится. И человек этот видел на планете столько, сколько не держали во рту и за щекой непищевых предметов все российские теле-, кино-, шоу-бизнесные визготуньи вместе взятые. А из виденного (нередко и участия в событиях) - вырастает ЗНАНИЕ.
А что же наш классик, орфоэп и маяк? На последней обложечной странице романа читаем: "Асан" - роман о войне в Чечне.Но он совсем не о той, о какой нам рассказывают газеты и телевидение. С действительности, какой она предстает на страницах романа, осыпается шелуха официозных шаблонов и бытовая мелочность репортажей".
И в самом деле: не найти читателю в романе такой статейно-конкретной мелюзговости, когда просто так, от веселухи, в честь Рождества Христова - православный полковник Буданов приказывает лейтенанту Багрееву жахнуть из гаубиц по мирному мусульманскому селу Танги-Чу. А когда истинный офицер Багреев отказывается выполнять варварский и людоедский приказ (что оговорено даже в наших уставах!) - Буданов со своим начальником штаба, подполковником, приказывает связать лейтенанта, увечит его ногами, бросает в яму, затем офицера засыпают хлоркой и мочатся на него. А потом полковник изуверски убивает девушку Эльзу Кунгаеву. И ведь принято водружать флаг на вершине поверженного рейхстага? На вершине какой-нибудь взятой высоты? Поэтому - как не забить рукояткой вперед во влагалище убитой саперную лопатку? Высота взята!
В КАКОЙ САМОЙ РАЗЛОЖИВШЕЙСЯ, ОДИЧАЛОЙ И КАННИБАЛЬСКОЙ АРМИИ, КРОМЕ РОССИЙСКОЙ, ТАКОЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?
Но отшелушивает писчебумажник Маканин всякую подобную "бытовую мелочность репортажей". И как доложено в предисловии к роману - "После "Асана" остается только правда".
А своеобразная эта правда читателя, еще и не заглубившегося в текст романа - озадачивает уже с обложки.
Нынче разлитие напыщенности стало кругом. Ввиду чего самая захолустная какая-нибудь мусоросжигательная шарашка имеет в штате пресс-секретаря или же мидл-, а то и вовсе топ-менеджера по связям с общественностью. И как же без этого в романе "Асан"? Потому здесь средь персонажей, пусть затрапезный, пусть старпер - присутствует аж генерал Базанов, специалист по связям ограниченного российского воинства с чеченскими аборигенами. (У нас давно и в большом ходу слово "ограниченный". Помнится, и в Афганистане был у нас "ограниченный контингент", и в Югославии, и на Кавказе то же, и уйма еще ограниченностей, кроме умалчивания об ограниченной умственной деятельности на всех государственных уровнях.)
И вот старый перечник генерал Базанов (впоследствии, ясно, подставленный под чеченские пули, поскольку всем надоел, да пусть и чеченцы погордятся, что уханькали аж русского генерала) путем неусыпных бдений и чтения краеведческой литературы устанавливает: у чеченцев в древности - ныне забытое - было божество по имени Асан. Что есть производное от имени Александр. Так вот чеченцы, в противовес Александру Македонскому, намозговали Асана. На обложке он во всей красе и отображен.
…В записных книжках И.А.Ильфа есть фраза:"Глупость хлынула водопадом". Ну, глупость и дурновкусие еще хлынут на нас с пятисот страниц романа , а пока что с обложки хлыщет враньё.
Да простят меня любимые и глубинно знаемые мною чеченцы и ингуши - но во времена Македонского не отметились они в искусствах даже сколько-нибудь внятными наскальными изображениями.
Да что уж там - и скифы, предтечи самого Маканина, российского представителя в НАТО Рогозина и атлантиста-талассиста Дугина, и скифы во времена сиятельного Александра были известны в искусствах не более чем дикарским и низменным "звериным стилем".
А что же видим мы на обложке "Асана"? Здесь в золотом шлеме изысканнейших классических форм, с гравированным золотым надглазничьем, что недостижимо было по тем временам ни Византии, ни Риму, ни Египту, при золотой же лицевой маске, несущей черты то ли Цезаря, то ли Калигулы, а никак не "лица кавказской национальности" - Маканиным представлен сакральный чеченский Асан. И глядя на эту обложку, немедля хочется обратиться к Маканину с цитатой из действительно классического романа:"ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС, ГРАЖДАНИН СОВРАМШИ!"
…В предреволюционные годы, уже имея тягу к сочинительству, по городу Одессе шествовал молодой человек, звавшийся так: Исаак Бабель. Шел он рядом со взрослым и очень умным мужчиной. Который сказал юному Бабелю:
-Ися, вот на бульваре мы видим куст. Скажите, он вечнозеленый или же нет? А если он не вечнозеленый, то, Ися, как он сбрасывает листву по осени, начиная с вершинки или от комля? Вы ничего не знаете про флору, Ися. Но вот на дереве сидит пернатое. Как оно называется, даже не по-латыни, даже не по Линнею, а биндюжниками с Привоза и Молдаванки? И если эту птичку вспугнуть - каким полетом она удалится, стреловидным или синусоидальным? Вы опять ни в зуб ногой, Ися. Впитывайте, жадно познавайте даже малые малости окружающего мира, Ися. Иначе вам не быть настоящим писателем.
Есть замечательная осетинская пословица:"Вглядись в лицо человека и отдай ему его долю мяса". Вот так потом Максим Горький вгляделся в Бабеля - и на несколько лет отправил его "в люди". Для постижения
волшебства малых малостей, из которых потом соткется читательское доверие и приязнь к писателю. Бабель постиг и всё соткалось.
…Когда-то мне выпало счастье двадцать три минуты слушать академика Панченко, рассуждавшего всего лишь об одном меленьком стихотворении Лермонтова - "Выхожу один я на дорогу".
Исаак Бабель в ораторской изустности не преуспел. Он и характеризовал себя так:"Я скандалю на бумаге и заикаюсь на людях".
Автор этого эссэ, хоть и не заикается на публике, тоже брезгливо относится к президиумам и трибунам. Но, приведись случай,я, как Панченко, мог бы час запальчиво и обоснованно препарировать всего одну фразу из "Конармии" Бабеля, фразу, которая - одна! - вместила в себя всю неохватность и ужас Гражданской войны:"Тогда Кондря из пулеметной команды взял голову старика меж колен и зарезал его не забрызгавшись".
У нетленных Ильфа и Петрова есть очерк о военных учениях. Там присутствует фраза:"Пахло порохом. Сделаем уступку забияке Вишневскому: пахло бездымным порохом". Ага, тем самым бездымным, секрет которого слямзил для России во Франции недавний номинант на звание "Имя Россия" дедушка Менделеев.
Что ж, и знавал мир великих писателей-баталистов, и русские обретаются в этом ряду отнюдь не на последнем месте. Пушкин тут, и Лев Николаевич, и Бабель, и Богомолов с "Августом 44-го", и проклинаемый Россией и приговоренный заочно к смертной казни перебежчик из ГРУ Виктор Суворов с "Аквариумом" и "Освободителем", и еще сто достойных персон (извините за неперечисление, слишком длинен ряд).
А Ремарк? А Хемингуэй с десятилетиями запрещенной в СССР "По ком звонит колокол"? Да взять оттуда одну только главу, начинающуюся словами:"Эль Сордо принимал бой на вершине высокого холма" - и впору преклонить колени перед писателем и знатоком предмета. Вот где громы, вся неистовая партитура и трагизм боя с запахом крови и его, его - запахом бездымного пороха, а не маканинского запаха размокшей селитры на складе китайских петард.
Наша страна отдельна и штучна. В ней веками могло чего-нибудь да не быть. Даже пародии на гражданские права, например. Осознания ценности даже единичной человеческой личности, когда у нас даже с точностью до миллиона безвестно, сколько людей погибло в голоды и Гражданскую войну. А уж голоды в нашей стране - это пальчики оближешь, а не голоды. Случались любые - и никогда никаких эпидемий, как при голодах в прочих странах. Потому что при советских голодах на трупах вспучиваться и вздуваться нечему, плоть на скелетах отсутствует.
Здесь на крик хочется голосить, что во всех белых армиях с первых дней Гражданской войны БЫЛИ ОТМЕНЕНЫ ВСЕ НАГРАДЫ. Ибо какие могут быть награды за братоубийство? А что же противоборствующая Красная армия? О, здесь за братоубийство возвышали до небес, осыпая с головы до пят орденскими блеснами и медальными мормышками.
А обе чеченские войны? Ведь если не лгать о каком-то наведении конституционного порядка - обе войны эти были войнами гражданскими, братоубийственными, своих со своими.
С шестидесятых годов знаток Чечни с самого донышка, изнутри - сообщу я сочинителю Маканину, что никогда не плавились чеченцы от сердечия к русским. И в самом-то центре города Грозного стоял тут помпезный бюст генерала Ермолова. И когда-то на постаменте, впоследствии зачеканенные, были тут слова генерала, что не обретет покоя его душа, покуда останется вживе хоть один чеченец.
Сообщаю автору "Асана", хотя сам он это наблюдал, но скорее всего, как и во многих еще случаях - не вдумывался в истоки явления: видывал Маканин плюющихся русских женщин? Да сколько угодно, причем в основном не через плечо. А нанайки, табасаранки, бурятки, татарки - плюются? Сплошь и рядом. А вот плюющуюся чеченку или ингушку, будь она хоть в необходимости ангинозно-гриппозного отхаркивания или раздосадована, даже взбешена - плюющейся не увидеть. И только в одном месте раскрепощали себя горянки от слюноотделительного неприличия - возле бюста генерала Ермолова. И такое интенсивное и обоеполо (даже при выставленном при бюсте милиционере) происходило здесь плевание, что не высыхали плевки даже при суховеях и в сорокаградусную жару.
А не чеченцев ли и ингушей, всех до единого, кто уцелел, 23 февраля 1944 года войска НКВД и Красная армия - известно что? Их, их, чеченцев и ингушей.
А какой республике, единственной в СССР, что унижало её народы, НИКОГДА не позволялось иметь первым секретарем человека коренной национальности? Конечно: Чечено-Ингушетии. А будь первым секретарем в республике Докку Гапурович Завгаев - он и в 1969 году вряд ли заказал моё убийство, а его заказали русский первый секретарь обкома С.С.Апряткин и русский четвертый секретарь М.А.Дорохов (общереспубликанская кличка - Кальтенбруннер).
А что же до наград в первой и второй чеченских войнах? Да. незамолимое лютовство происходило как с той, так и с другой стороны. Но увенчивали ли наградами своих моджахедов и нукеров Дудаев или Масхадов? Не увенчивали, как и белые армии в войну Гражданскую. Потому что - пусть обостренное, пусть межрелигиозное, но всё же происходит братоубийство. Ну, а Москва, Кремль? О, обвалы, осыпи Звезд Героев и орденов происходили с этой стороны. Да тот же палач и недочеловек Буданов - он тоже орденоносец. Тогда как в романе "Асан" одичалыми варварами представлены как раз чеченцы.
Здесь напишу, что встречал я в Чечне людей самого высокого интеллекта. При том - не пылающих любовью к русскому Большому Брату. И уж они как в мирные годы, а в годы войны тем паче - могли бы придумать для неприятеля обиднейшие именования. Пошибче, скажем, слов "Ванек" или "кацап". А не унизились до этого, общенародно называя противников только так: "федералы".
Два министра внутренних дел СССР, Щелоков и Федорчук, писали на меня гадостные представления на Старую площадь, что писатель этот сделал основной своей профессией планомерную травлю рабоче-крестьянской милиции. По этой бы причине и мне звать милицейских работников, как было принято - "красноперые", "лягавые" , "цветные". "барбосы"… Или как теперь несется отовсюду, из уст даже стражей порядка о самих себе: "Мент, мент, мент". Но из меня, кроме слова "милиционер" - иного не вытянуть.
А вот мартышку в "Докторе Айболите" звали Чичи. И вприпрыжку, даже с любованием на страницах романа "Асан" рассыпаны именования целого многострадального народа: чичи, чичи, чичи.
Нет, не чичи. В перенаселенной и навидавшейся любого горя республике до восьми человек стояли в очередях на дойку колхозной коровы, чтобы считаться колхозником и не иметь утеснения от властей. По таковой причине в вынужденное отходничество по стране пускались чеченские бригады, и встречались они мне аж на Чукотке.
Пусть люди из лагеря патриотов побегут в Москве на Красную Пресню к скульптуре Шадра "Булыжник - орудие пролетариата", вырвут из рук пролетария булыжник и бросят его в меня за одну мыслишку, изложенную мною в романе "Проконтра". Такова эта вольтерьянская мыслишка: истинно, глубинно русских изобретений на свете существует три. Это: ГРАНЕНЫЙ СТАКАН, ТЕРРОРИЗМ и ХАЛТУРА.
И ныне при гастарбайтерстве и отечественных шабашниках каких только проклятий не изрыгает россиянин в адрес беспросветно халтурных и криворуких шабашных бригад из Молдавии, из Коломны, с Украины, из Таджикистана…
Тогда как чеченец или ингуш, строит он или воюет - НЕ УМЕЕТ ХАЛТУРИТЬ. Одинаково артистично владея по мирному времени кельмой, затиркой, рубанком и плотницким топором, а по вынужденности - гранатометом.
И поскольку пепел Самашек и Грозного стучит в моё сердце, напишу я, преследовавшийся за то, что всегда публично называл кровную столицу ингушей - Базоркино, а не насажденным взамен этого осетинским именованием Чермен, напишу я вот что:
Мне-то оно известно во всех ипостасях, но в потаенных сводках отдельных ведомств оно также отражено. От покалеченности судеб, разочарований в жизни - много ли в веках на Руси существовало бродяжничества, нынешним языком говоря - бомжевания? Много, ой, много. И малюсенькая Чечено-Ингушетия, не в пример больше любой республики СССР - давала приют тысячам тысяч РУССКИХ мужчин и женщин с исковерканной судьбой. Отверженным любого возраста. Почему они стекались сюда? Да, тут большую часть года тепло. Хотя отнюдь не это было главным. Здесь (может быть, потому, что сами навидались любого горя?) давали незамысловатый приют и никогда не обижали неприкаянных русских бродяг. В романе "Асан" с его "правдой о Чечне" - ухитрился автор ушмыгнуть от любых примет бытописательства очень ярких в своей этнографии народов. Даже нигде тут нет упоминаний о национальной кухне. Когда, допустим, вайнах вкушает восхитительный чапельгиш или употребляет из плошки жижиг-галнаш.
А при домах моих знакомых Магомеда Идигова, Кюри Батаева, Салмана Тангиева, Султана Татаева и др., др. - всегда могли рассчитывать на дармовую тарелку жижиг-галнаша и рулончик чапельгиша от двух до шести постоянно проживающих при доме русских немощных, сирых и отверженных Которых никто не попрекал куском, вынуждая батрачить и отрабатывать этот кусок.
И глядь ( по военному времени) - появилось множество душераздирающих замет и телесюжетов, что вот там чеченцы нашего плененного солдата обратили в рабство средь горных захолустий, и еще в нескольких отшибных местах Чечни произошло подобное.
А мне идут на ум американские президенты. До чего же это беспросветная голытьба! Ибо имеют они всего одну госрезиденцию - бревенчатый Кэмп-Дэвид. И даже, представьте, не в оцилиндрованном бревне, а диковидном. Тогда как в России даже средней руки расхититель не возведет себе хором менее чем в оцилиндрованном шведском бревне!
И как не счесть алмазов в каменных пещерах - так не счесть у нас тайных и явных президентских резиденций, дворцов, и в беспортошной стране воздвигаются всё новые.
А ныне почивший патриарх Алексий №2, он же немец Ридигер, выдававший себя за эстонца, он же агент КГБ по кличке Дроздов, он же обладатель почетной грамотки от КГБ? О, бездну резиденций как в России,. так и за рубежом имел этот пастырь и окормитель. Одна из них - в подмосковном Софрино. Отсюда выезжал окормитель и исповедник окроплять и освящать любые объекты. Как знать, может, окропил бы он и невданный даже по нашим временам замок, воздвигнутый рядом с ним, по соседству. - не возьми замок штурмом спецназ.
Наперечет имевшие место случаи рабства в Чечне? Ну-ну. А здесь, под боком у Москвы, смахивали слезу от увиденного уж никак не сентиментальные бойцы спецназа. Ибо всего-то микрскопическому нашенскому административному прыщу возвели за бессчетные миллионы долларов замок ДЕСЯТКИ МЕСЯЦАМИ СОДЕРЖАЩИХСЯ В РАБСТВЕ ТАДЖИКОВ И УЗБЕКОВ. В НОЖНЫХ И РУЧНЫХ КАНДАЛАХ, С КОЛОДКАМИ НА ШЕЕ. А сколько таких объектов остались неразглашенными и в самой Москве, и в Подмосковьи?
И ныне восплакивают назначенные к тому СМИ о зверствах иудеев в Газе. Но там, в Палестине, счет ведется на каждую загинувшую душу. А нам опять даже с точностью до десяти тысяч неизвестно, сколько мирных жителей истреблено в Чечне: 170 тысяч или все-таки 190?
Давно, на линии Маннергейма, девятилетним, в 1945 году я испытал единственный в своей жизни СМЕРТЕЛЬНЫЙ страх . Да возьмись в тех обстоятельствах хоть Илья Муромец, Гастелло или Талалихин - такой же страх испытали бы и они.
А вот смертельных стыдов за свою последующую жизнь испытал я более тридцати. И когда академик Владимир Петрович Харченко, удачно распилив меня в области грудной клетки почти пополам - выпустил меня из реанимации в палату, возле палаты ко мне обратились два красивых, не отведешь глаз, мальчугана:
-Дядя, а больной Эльмурзаев в какой палате?
-В восьмой, ребятки. Только он сейчас на облучении. Приходите вечерком.
Почему сказал я мальчикам - приходите вечерком? Потому что думал: это - НАШИ, с третьего этажа , из детской онкологии. Ведь недаром у мальчиков какой-то дефект в походке, тяготение при ходьбе держаться за стенки. Но они были не с третьего этажа. Они были племяшами, которых привезли из Грозного проведать родственника. А ходили, держась за стенки, потому, что русский дяденька со штурмовика обронил бомбу на их дом. И Тугану раздробило обе ноги выше ступней, а Вахе левую. Ниже колена.
Таков был мой очередной смертельный стыд. За то, что я тоже русский дяденька.
А за кремлевскими стенами и на Арбатской площади тем временем размышляли в торопливом запале: нет-нет, нельзя никого оставить чистенькими! Надо все рода войск, пусть даже и самых сторонних, замарать о кровопролитие в Чечне!
Так была брошена на Чечню и матушка моя, укрывшая меня, вражонка н народа в 1938 году - морская пехота.
А надо ли объяснять, пусть даже и Маканину, какой любовью у фронтовиков в черной форме, что рядовых, что офицеров действующей армии может пользоваться единственный тут мальчишка? У фронтовиков, чьи живые дети где-то далеко, а многие знают, что их дети погибли. Так что пойдем, Шуруп, поучаствуешь во взрыве дотов на линии Маннергейма.
И что там нынешние экстремалы! Вот пойдем-ка, Шуруп, учалим ялик к учебной немецкой торпеде да ка-ак дунем, что ялик встает чуть ли не на транец. А как сжатый воздух срасходуется в торпеде - финкой хвать по линю: отдыхай на дне, матушка.
Славный лекцион хотя бы о ножах и сталях прочел я, выросший внутри войны, приблудившемуся к теме войны Маканину. О палашах, кортиках, ножах гуркхских, навахах, стилетах, ножах меркаторских, ножах американских рейнджерских для выживания в тяжелых условиях (хотя ножи такого назначения первей всего полагалось бы производить и распространять в СССР и России). И про кубачинской работы кинжалы, оружие скорее бутафорское, нежели функциональное. И про нож, гармоничней, продуманней и многоцелевей которого нет и быть не может - про, естественно, финский нож.
С таким вот ножом на поясе, с мелкашной винтовкой 5,6 мм, но при снайперском прицеле, позволял я себе далеконько и без призора удаляться от расположения бригады, а сухим пайком брал в нагрудный карман энцефалитки пару плиток американского ленд-лизовского пористого шоколада, который Америка предназначала советским подводникам. (Теперь по России наплодилось множество ненавистников Америки. Так вовсе о малой малости хотелось бы мне сказать этим людям, одичавшим и вскипающим от немотивированной злобы: ведомо ли вам, что в войну американские школьники, не ориентированные на это американским комсомолом и пионерией - общенационально отказывались от школьных завтраков и обедов, чтобы Америка могла послать больше провианта воюющему СССР? Среди прочего - было и это.)
Было и такое: во взрослости встречал я замшелых человеческих шерстистых носорогов и птеродактилей, на которых со священным трепетом показывали пальцами:
-Он видел Ленина!
Встречался мне и один из носителей бревна на известном и множественно воспетом субботнике. И если суммировать воспоминания всех соносителей бревна с Ленным на субботнике, то бревно это должно бы иметь длину от Ярославля до Архангельска. Да что там: рассказывали мне вдумчивые люди, что было в стране и потаенное ателье по тиражироваиию пальто Ильича, простреленного на заводе Михельсона Фаиной Каплан. (Чтобы не замусоливать оригинала, таская пальто для экспонирования из музея в музей, а всякому периферийному музею - по собственному простреленному пальто Ильича.)
Ну, пусть кто-то обмирал от счастья, что видел Ленина, - а я по сию пору горжусь тем, что видел Лунина. Личного врага Гитлера, который так торпедировал грозу морей, германский линкор "Тирпиц", что всю-то войну простоял "Тирпиц" на ремонте в доках.
И другая была у меня мальчишеская мечта - поручкаться с другим личным врагом Гитлера - командиром подлодки Маринеску. Которого коммунисты распорядились именовать по радио и в печати только под фамилией Маринеско. Дабы стал он украинцем и не навевала его фамилия мыслей о румынскости. (Интересно. при нынешнем раздрыге отношений с Украиной - современные военные историки переделали фамилию Маринеско на Маринесков или еще только намереваются?)
В одной из знаменитейших своих песен Владимир Высоцкий - всё для фронта, всё для победы! - поет, как подавал кувшином на крыши воду - тушить зажигательные бомбы.
Они уже были редкими в небе, самолеты люфтваффе, но я, приладив мелкашку на морену - всё для фронта всё для победы! - выцеливал по блистеру высокий в небе "хейнкель - 111" - и в это время кто-то тронул меня за плечо со спины.
Очень высокий, оборванный, в светлой бороде и при немецком автомате на груди - это был финн. Пальцем он тронул мой нагрудный карман, где топорщились две обертки американского шоколада. Я вынул и отдал одну плитку. После чего в отношениях наших наступила долгая, МХАТовская, качаловская пауза, понятна нам обоим: как быть дальше, как исчерпать ситуацию?
Командовать, ясно, было тут финну. И проще бы всего - взять у меня из рук малопульку, из неё же без избыточного шума укокать меня, зашвырнуть винтовку в залив, а меня - под любую намытую прибоем карчу - и взятки гладки. А если не делать этого, повернуться и уйти в чащобник? Где гарантия, что мальчишка не выстрелит в спину? Уходи первым ты, показал рукой финн и подтолкнул в затылок.
И я пошел без всякого страха, точно зная, что вдогон мне он не полоснёт из автомата.
-Лесмассив в оцепление! - приказал мой отчим, начштаба.
-Ат-ста-вить! - приказал комбриг полковнк Дворовой. - Миша, он же не тронул Шурупа, так что пускай финн живёт.
После чего мне обрезали выходы из расположения, винтовку забрали, и был я отдан под попечительство старшины музвзвода Пилипенко. Обучавшего меня уже не разборке и сборке автомата ППШ и снаряжению дисков, а нотной грамоте, игре на кларнете и освоении любимой полковником Дворовым музыки - "Марша Кексгольмского полка".
При таких ужасных притеснениях у кого не возникло бы мысли через залив бежать в Финляндию? Так из двух прогонистых и сухих бревен, чтобы пловучесть была получше, я построил скоростной плот и по рассветному туману отплыл.
Они искали меня челночным ходом, зигзагами - торпедный катер и "БЗ", бензозаправщик, переоборудованный из торпедного катера Они нашли меня в начинающийся шторм, когда я лежал уже на бревнах пластом, держась за скрепляющие бревна скобы, и волны отнюдь не курортной температуры хлестали через меня. И ввиду отвращения к моему поступку даже не за шиворот - багром подняли меня на борт торпедного катера, а плоту, чтобы кто-нибудь не напоролся на него в заливе - сделали "вира" на борт "БЗ".
Они ждали катера на пирсе, мой приемный отец Миша и военврач-майор мама Женя. Увидев, что я на борту - они ушли с пирса, отказавшись со мной разговаривать. А полковник Дворовой сказал в штабном блиндаже:
-Шуруп! Ты что же делаешь с родителями? Не будь в жизни говном!
И я покинул штабной блиндаж полковника Дворового - чтобы никогда больше в жизни не быть говном. В последующем сожалея только о том, сколь многим десяткам миллионов россиян не повезло пройти через блиндаж полковника Дворового, выслушав его напутствие.
Думаю, большим человеческим горем было отдавать меня моим золотым приемным родителям родной маме, дочери врага народа, вышедшей из тюрьмы. Но они отдали. Хотя - и тут не прервалась моя связь с войной и военно-морской стихией. Считалось, что я, юный пролетарий и наладчик токарных автоматов на московском заводе "Металлист" - вырабатываю тысячами штук ролики для шнека и хедера комбайнов "Сталинец-6" и "Сталинец-8" Но на самом-то деле, как вскоре спознал я, были то ролики для рольгангов, которые из трюмных крюйт-камер подают отдельно снаряды и отдельно заряды в палубные башни пушек главного калибра наших крейсеров и линкоров.
А потом - что ни делается, всё к лучшему! - за какие-то прегрешения был я разжалован в грузчики на том же заводе. И преизряднейший плечевой пояс наработал, нося на пупе за шестьдесят восемь шагов, через множество порожков и ступеней - двадцатилитровые стеклянные фляги в досчатой обечайке. Плавиковая, концентрированная серная и соляная кислоты были в тех флягах. Споткнись, урони - и отожжет по пояс. Но когда страна взята в кольцо врагов - профсоюз не ограждает от такого шестнадцатилетних. А уж какие бицепсы можно наработать, нося в локтевых сгибах сотни тонн пруткового металла - любо-дорого. О чем и писали про меня впоследствии какие-то двое, соавторы:"…ревнитель изящной словесности с руками молотобойца и простодушием ребенка"..
А отчего бы человеку ломовых физических статей не сформироваться простодушным? Таким вот и был наша гордость - штангист Юрий Власов. Таким вот и был великий боксер, только что почивший, моего же второго среднего веса и мой погодок Геннадий Шатков. Таким вот и был погибший безвременно и загадочной смертью гений ринга, второй средний вес, олимпийский чемпион и обладатель Кубка Баркера Валерий Попенченко.
Штучное физическое развитие - оно очень наруку тем, кто должен призываться в отечественные вооруженные силы. Чтобы уцелеть в этих силах, а там уж встать на защиту завоеваний социализма и священных рубежей нашей родины. И, к тому времени водитель газогенераторного грузовика "ЗиС" в московской автобазе "Мосводоканалснаб" - был А.Моралевич призван в ряды, подновить в памяти усвоенное с детства.
"Но призадумалась" - как писано в басне о вороне у дедушки Крылова.
В том славном 1955 году еще не было у нас сусального и благостного подрессоривания понятий. И тюрьма называлась тюрьмой, а не как теперь - "помещением камерного типа". И "лагерь" еще не звался "исправительно-трудовым учреждением", равно и болезнь рак - "заболеванием общего типа", а "воинская повинность" - "обязанностью".
Так на кой же ляд вляпываться в не сулящую ничего доброго повинность, когда есть замечательное средство от неё ушмыгнуть? Именно же: коли представишь ты справку, заверенную соседями и урологом из районки, что подвержен недержаниям мочи - ты враз становишься белобилетником.
Ах, хорошо на тот момент Хрущев придушил министра обороны и большого солдатолюбца маршала Жукова. Оказалось, что половина призыва 1955 года не то что мочится, а, дерзко говоря - уссывается. И уж маршал бы Жуков просто приказал расстреливать ссыкунов. Но поставил Хрущев на пост министра маршала Малиновского, и человеколюбивый этот маршал повелел: всех ссыкунов брать под гребенку, а по прибытии в части энергично лечить.
Но хочется ли энергично излечиваться под боевыми знаменами? Нет, лучше призваться с надежным мочевым пузырем. Так, обритый наголо, высадился новобранец из "столыпинского " вагона на станции Ковель.
Недоотражены писателем Маканиным волшебные сцены первого построения призывников. А начальствующий состав так обращается к разношерстной шеренге: ну, кто из вас, ублюдки, на гражданке спортсменил? Два шага вперед! У кого почерк красивый, чтобы в штабные писаря? Кто повара? Кто мастак в рисовании, да ещё и шрифтовик, чтобы плакатами украсивить плац, а лозунгами ленкомнаты? Кто играет на каких-нибудь капельдудках или хотя бы на балалайке? Два шага вперед, в музвзвод!
А кому охота строевым шагом тянуть носок на плацу? Кому охота на карачках с песком и кирпичной крошкой драить гектары полов в казармах, и ротный, кованым каблуком толчковой ноги проехав по полу и выдавив непрозрачную влагу, заорет благим матом:
-Ты как моешь, урод? Мой еще в два прохода!
И кому охота с шестом на ремнях бесконечно банить и шустовать стволы утильных гаубиц? Кому охота до той поры красить бронетехнику, что канониры НАТО, может быть, исхитрятся прострелить на ней броню, но пятнадцать слоев краски - шалишь. (Хотя на самом деле - не пятнадцать, а одиннадцать слоев, потому что краска на четыре слоя украдена и продана прапорщиками.) Кому охота - и попробуй сачкануть! - всю ратную выучку сводить к выглаживанию одеяла на койке полированной досочкой?
Так вот я, сыгравший два матча вратарем в каком-то заштатном составе общества "Буревестник" - назвался футболистом.
На кривой объехал писатель Маканин, знаток армии и войны, вопросы армейского спорта. А, насколько чуден Днепр при тихой погоде - настолько страшен армейский спорт. И оно ещё не беда, когда некого выставить дивизии в первом среднем боксерском весе: так велеть бедолаге из второго полусреднего перед взвешиванием напить пять литров воды и погнать на ринг. Ну, врежет ему апперкотом более сильный воин, хлынет из опившегося вода, словно из утопленника - но ничего, оклемается.
Зато военный футбол, полковой, дивизионный, корпусной. армейский, окружной… Причем - чем более низкого ранга, тем страшнее и костоломней. Даже в опереточных маканинских войнах славянских воинов с "чичами" удается большинству воинов уцелеть. Но поди уцелей в матче с соседней дивизией, когда в больших звездах комдив, лиловея от ража, повелевает своим солдатикам:
-Бей их, ломай!
И рвутся они ломать и крушить не столько потому, что надлежит выполнить приказ отца-командира, сколько опасаясь: вот-ка не покруши - и турнут из спортроты. И прощай некоторая вольница, сытная жрачка, теплая казарма, и не надо заголять зад под некие спецуколы, о которых у нас еще будет речь.
Так разве оно не ужас, когда мчит на тебя шайка в раздолбанных бутсах, на которых шипы обустроены из взятых в набор кружочков воловьей кожи, прошитой кривыми проржавленными гвоздями?
Помнит старшее поколение приснопамятные динамовские годы, когда, любимец страны, семижильный - и в футболе, и в хоккее с мячом завораживал всех гиператлет Маслов. На конических ногах и сердцем, наверное, по размерам сходным с самым большим - жирафьим. На конических же ногах, с медвежьим костяком оберегал меня мой ангел-хранитель, центральный защитник Генаша Сысоев. И еще на дальних подступах к вратарской площадке летели по сторонам коленные чашечки наших противостоянцев и разные их голеностопы. А кто все-таки прорвался - не обессудьте: коленом вперед я высажу ребра, а еще любезней того - кулаком левой руки отбить мяч, а тыльной стороной правой руки приветить нападающего под нижнюю челюстную дугу. Тут уж веером полетят зубы, при удаче - проглочен будет шмат языка, и шейные позвонки претерпят большой урон.
Но хватало у вратаря соображения, что долго эта лафа продолжаться не будет. И еще одно подтверждение получат слова из знаменитой песни, именно вот эти слова:"Напрасно старушка ждет сына домой,// Ей скажут - она зарыдает".
А разве это не научительная академия для юного советского пролетария - знаменитый завод? Когда, допустим, надоело юному пролетарию гнать план и вал, а захотелось на бюллетень? Тут кладет пролетарий распяленную левую ладонь на твердое, в правую руку берет галошу и колошматит по левой. Знатная неопознанная опухоль возникает при этом, а поколошматишь снова - и еще продлен бюллетень. Что случилось? А спустя рукава работают дворники-татары в Москве. Не обскребли ото льда, не опесочили тротуар. Вот шел, поскользнулся, не сгруппировался при падении - и нате вам. От этих татар ещё со времен ига происходит на Руси чёрт-те что!
Так из спортроты был списан вратарь в транспортную роту, где получил грузовик ГАЗ-63. И любимая Америка - чего только мы у тебя не покрали! И при виде 63-го газика - как не прихлынуть детским воспоминаниям о конце войны и линии Маннергейма, о ленд-лизе и красавце "додж 3/4". Оно, конечно, ГАЗ-63 не "додж", и дома, как говорится, пониже, и асфальт пожиже, но всё равно загляденье. Нет для него бездорожья. И по проходимости превыше он даже песни:
Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет -
Туда наш взвод ходил мочиться!
Опять же "ГАЗ" - для кого-то оно пустой звук, да только не для меня. Поскольку за строительство именно этого автозавода дед мой получил один из первых орденов Ленина. А коллектив завода увенчал деда подарочным автомобилем М-! ("эмка") №1. Здесь поймем и товарища Сталина, привыкшего лично получать в подарок все изделия №1. Ведь хватило ума у златоустовцев, начавших выпуск топоров для мясников, топор №1 из хромо-никеля, с надписью по полукружью лезвия славянской вязью "Руби по левому уклону!" подарить вождю. А тут…Разве не досадно, что вдруг не ты, а всего-то соратник и сподвижник увенчивается первоизделием? Нет, такого надо без промедления расстрелять!
Ну, да ладно. Что было - то быльем поросло. А дальше, чем, может быть, утомлю я читателей - мне хочется сказать об институции "грельщиков" и психологии смертного рукопашного боя.
Знают о "грельщиках" сидельцы лагерей и тюрем, знают люди из МВД и КГБ. Худо бывает затворникам, и доброхотные "грельщики" с воли переправляют им для облегчения участи всякие запретные металлоизделия, чай для чифира, наркоту, денежки, а теперь и мобильные телефоны. Администрация, конечно, бдит, отбирает что может И у армейских бедолаг-новобранцев тоже есть "грельщики". Но не администрация - старослужащие (по-теперешнему - "деды") отбирают у молодняка посылки, что присылают недоедающим солдатам в подкорм, равно и денежки. И в мои армейские годы отнимали у салаг нищенские трехрублевки солдатского жалованья "деды", а уж теперь…Даже располагаю я фактами, что и в матушке моей, морской пехоте, господа офицеры нынче топят матросов в чанах с водой, чтобы под пытками завладеть зарплатой контрактников.
У Сергея Александровича Есенина есть стих, посвященный его родителям и тому, как бы его родители поступили с гонителями поэта:
"Они мне дороги как поле и как плоть,
Как вешний дождь, что рыхлит зеленя,
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня!"
Какие уж вилы…Отрадно подумать, сколь страшна была бы кара нынешним господам офицерам со стороны моих морпехов, приемного отца и полковника Дворового.
В романе "Асан" заглавный герой - гнилой майор Жилин, сбагривающий "чичам" бензин и солярку.
Что ж, и я продавал гуцулам бензин и шабашил на них в пользу старших по званию. Однако, эти приработки были потом, а по переходе из футбола в транспортную роту был я гол как сокол. А поскольку в те годы не имелось средь моих знакомцев ни упакованных деньгами цеховиков, ни действительных членов Академии художеств или композиторов Френкеля и Коваля - "грельщиками" у меня были более чем сомнительные люди. В том числе Толик (Анатолий Михайлович) Карандаш, которого добрым словом помяну я в конце эссэ.
Ясно. расходились слухи о незначительных денежных переводах на моё имя в в/ч 40282. Но популярные конфетки "Ну-ка, отними!" могли бы назвать и в мою честь, поскольку у меня - ну-ка отними! А денежки были мне потребны для того, чтобы , как теперь говорят, по случаю перевода в транспортную роту "накрыть поляну" старшине карантина Марухно, старшим сержантам Гудзю, Шепенку и Тебелеву. Каковую "поляну" я хлебосольно и накрыл. Но всё увенчалось сечей. "И бысть сеча зла и ужасна!"
…За тридцать лет работы в "Крокодиле" множество добросовестных информаторов - не стукачей! - возникло у меня по СССР. Так позвонил мне верный человек из Иркутска, сообщивший:
-С Олегом-то Никифоренковым - беда!
А кто он такой, Никифоренков? А лучший охотовед областного управления охотничье-промыслового хозяйства. Много побродили мы с ним по восточно-сибирской тайге, по границе с Монголией. И, было дело, стояли под дулами четверых понаторевших в стрельбе людей, - а всё же их разоружили и препроводили.
И вот сидел этот беззаветный смельчак и страж природы в скверике, лузгал кедровые орехи, а мимо дефилировал милицейский патруль. Как надлежит вести себя советскому, ныне и российскому подданному, когда мимом шествует милицейский патруль? Надлежит испытать почтительный трепет, подобрать под себя ноги и, ясней ясного, орехи не грызть Что же Никифоренков? Трепета и пришибленности не выразил, ноги не подобрал и всей позой обозначил предосудительную независимость.
За такое, естественно, доставляют в милицию, приглашают в подвал за стальную дверь, а там, как водится, дают в морду.
-Небывалое дело. - ещё отлеживаясь дома, рассказывал мне Никифоренков. - Пятеро их, все ядрёные. И в какое-то такое впал я состояние, что они со знанием меня увечат, а я не падаю. Даже не больно мне! А вот я их гвозжу - ложатся пластом, у меня на полу будто палас выстелился из милиционеров. Завалил их всех. А дверь на засов. Тут стали ломиться, уже личность установили: откройте, Никифоренков, слово полковника - не тронем. А я им гугукаю через сталь: нет. голуби. Вы меня тут и убьете, знаю. А давайте под дверь жену мою с тестем, горпрокурора, комиссара Дербенёва - тогда и отворю. (Дербенёв же, комиссар облачстного МВД - это по нынешним временам генерал-лейтенант. Близко я его знавал, весьма достойный милиционер. А.М.)
И явились все названные, спустилось дело на тормозах, без последствий - и лишь на вторые сутки после побоища охотовед рухнул. Слег.
А теперь кругом Интернет. И вот только что. эту навозну кучу разгребая, окликнула меня жена:
-Глянь, глянь: это же про твоих Махмадовых из Джамбула!
И как растут люди! Сорок лет назад чеченцы братья Махмадовы привели в испепеляющую ярость всего-то секретаря горкома казахстанского города Джамбула, - а теперь взбесили президента всея Казахстана Назарбаева.
Вот что натворили сорок лет назад эти чеченцы против марксизма-ленинизма: купили два утильных грузовика. Довели их до ума и поставили на колеса. И начали, как мэр Москвы Лужков и миллиардер-фармацевт Брынцалов - с пасеки. Но пошли даже дальше Лужкова: выберут пчелы пыльцу на одной территории - так братья грузят ульи в автофургоны, вывозят в новые медоносные угодья, и только успевай сепарировать мед из рамок. Отчаянные, возмутительные срубили деньжищи! Но что напозволяли себе потом! Построили ангар, наняли пятерых механиков на зарплату - вдвое большую, чем официальная у секретарей горкома, стали принимать в гарантийный ремонт грузовики от колхозов и госорганизаций. И при коллективе у них освобожденный шеф-повар,и, страшно сказать, тренажерный зал. Но уж вовсе разврат - бассейн с нырятельной вышкой. И надо ли говорить, что в партийных верхах возникло желание срубить братьям рога. Так был завлечен старший брат. Султан Махмадов, в райотдел милиции, где вознамерились бить его смертным боем.
И мне, прилетевшему тогда в Джамбул, рассказывал уже начавший ходить Махмадов, этот росток капитализма посреди разлития социализма, потомок сосланных в Казахстан чеченцев, сирота, но выживший да так и осевший здесь, спасенный от голодной смерти в слободке немцев Поволжья, тоже сосланных в Казахстан:
-Я уж не знаю. сколько их было, сбился со счета. Я их пластаю вусмерть, а всё новые вбегают, вбегают. У меня уже кровь из ушей, кулаки до костей разбиты, а мне не больно нисколечки. А у них уже страх в глазах, замешательство - чего это я не падаю? Мне и самому удивительно, да тут бюстом Дзержинского долбанули меня сзади по голове. А Дзержинским долбануть - это не бюстом Пушкина, это сразу слетишь с катушек. Вот тогда уж прошлись ногами по мне. А я уже в сознании - и опять мне не больно. Лишь через сутки слег.
Да, дорогой читатель, нет в мире стран, где могло бы происходить такое, как в СССР и России. Заявляю это как знаток, как фельетонист, которому на минерской своей работе приходилось расковыривать случаи небывалейшие.
И с праведной пеной у рта, даже почему-то на "ты" - вскинулся на меня секретарь горкома гор. Джамбула:
-Мы попросим Москву разобраться, что ты за птица, защитник чеченской сволочи!
Но как приятно иногда в ответ быть заматерело грубым! Как приятно вспомнить, что отрочество твоё и юность прошли в наибандитском районе!
-Сучий потрох! - сказал я секретарю горкома. - Видишь мой фотоаппарат? Это "Хассельблад", лучший в мире. Видишь экспонометр? Это "Лунасикс-6", лучший в мире. Я тут сделал кое-какие снимочки. Пленка уже в Москве, вам её у меня не отнять и не выкрасть. Глянь-ка в окно своего кабинета - видишь крышу центрального мясного магазина? Вон она. А что там антисоветски лежит в витрине? Отбросим даже, что это в Джамбуле, мусульманском городе. Но что вы здесь натворили с марксистско-ленинской этикой и эстетикой, да не с твоей ли подачи это осуществилось? Из чего, скажи мне, выложен в витрине бессмертный профиль вождя мирового пролетариата В.И. Ульянова-Ленина? ИЗ СВИНЫХ ПЯТАЧКОВ, ХВОСТОВ, УШЕЙ И КОПЫТЕЦ! Так что я на полном серьезе: если продолжите ущемлять чеченцев - Москва спустит с вас шкуру за Ильича из свиных субпродуктов!
И сорок лет чеченцев в Джамбуле не ущемляли. А я, гадостно упорный в преследовании, как человек-росомаха Путин, перед отлетом из Джамбула всё же пошел к мясному магазину: искоренили ли там глумливое безобразие над вождем? Оперативно искоренили. Вот что значит базис мусульманства с надстройкой на мусульманстве марксизма: профиль Ленина опять был в витрине, но! - затейливо выложенный из бараньей кишковины , курдючных фрагментов и со вмороженным точно по месту бараньим глазом с характерным ленинским прищуром.
А нынче, конечно, произошла смена ориентиров, не те в почете вождюющие. И, думаю, в мясном магазине Джамбула снова не пустует витрина. Украшенная теперь не Лениным, а профилем Назарбаева. Но содеянным уже не из грубой кишковины бараньего валуха, а из нежнейших потрошков новорожденных ягнят каракулевых барашков "сур".
Но было это уже много после того, как остатки бравого солдата Моралевича возвратились в Москву, по месту жительства. А писал когда-то Есенин:"И я сказал себе: коль этот зуд проснулся- // Всю душу выплесну в слова". Этот вот зуд и привел вчерашнего воина сперва в журналистику. Однако - не в отдел агитации и пропаганды "Комсомольской правды", где шаманили хмурые комсомолисты Панкин (нынче тоже какой-то небожитель) и Чикин, ныне главный редактор беспощадной "Савраски" ("Советская Россия") Нет. не жалея ни живота своя, ни подпупия - внештатно ишачил вчерашний защитник отечества в отделе науки у М.В.Хвастунова. Да, справки о гонорарах позволяли отбиться от участкового, доказать, что не тунеядец и высылке из столицы за 101-ый километр не подлежу. Но ведь мечталось о полной легализации и зачислении в штат!
А на что состоит в газете завкадрами чекистка Марьгри (Мария Григорьевна) Удалова? На то и состоит, чтобы глубинно вскрыть личину всякого, кто претендует на штатное место. И эвон какой шлейф тянется за соискателем: из целиком врагнародовской, каторжной и вредительской семьи. И в армии не удостоен значка отличника боевой и политической подготовки. Не состоял даже в ленинской пионерии, и мало ли что, что в бригадах морской пехоты отсутствуют пионерские ячейки. И мало ли что. что теперь за вражонка ходатайствуют академики Лаврентьев, Сифоров. Жебрак плюс какие-то безродные космополиты Керкис и Эйгенсон. Ведь у вас, дружок, и образование-то - пять классов.
И зря рассыпался я в доказательствах: Марьгри, вы взгляните на Шолохова - тоже ведь не кончал Сорбонну. А Максим Горький? А Маяковский? А Бабель? А Илья Эренбург? У него, недоучки, вообще четыре класса, а я на целый класс его превзошел!
Нет, не пронял. Не убедил. И другое втоптание в грязь, даже внештатнику, припас для меня рыжий вершитель судеб, зять Никиты Хрущева и редактор "Комсомольской правды" А.И.Аджубей
-Я, конечно, не антисемит, - сказал богдыхан журналистики, - на безродных космополитов облав не делаю, но фамилия у вас подгуляла. И если намерены у меня сотрудничать, так только под русской фамилией Кленов.
И мать же честная, до чего наше отечество - не Соединенные штаты Америки. Прослужи там в армии малую малость, даже кровинки в защиту звездно-полосатости не пролей - и всё равно ты сразу в звании ветерана, с уймой действенных льгот, уважений и преференций. А что же на родине? На родине так: человек - это звучит: в морду!
И от большой обиды повлекся я после солдатчины за Урал и до Курил, сотрудничал во всяческой печати и путешествовал. Было дело, хаживал я и с тигроловами Трофимовыми, Богачёвыми. Ясно, как в известной опере, когда многоголосо гремит хор в отношении Грязнова:"Вязать его, вязать!" - не подпускался я к вязанию зверя и фиксации его рогатинами, шестерил в арьергарде. Но многое при этом познал. Что, например, во втором снизу ряду и третий, считая от носа, тигровый ус - безразмерные деньжищи стоит, случись продавать его китайцам. Потому как, обращенный в амулет и свернутый кольцом - этот ус дает неохватную власть над женщинами. Сразу любая недотрога - бряк на спину и ноги циркулем. А также: до четырех лет мамка водит за собой тигренка. Он уже по третьему году - хозяин тайги и сокрушительной силы зверь, но еще не осознает себя таковым.
Точно так полковой и дивизионный футболы ошкурили с меня щенячьесть, напутствовав: ты теперь зверь. Зверь одинокий и матерый. И заступы ниоткуда не жди, защити и прокорми себя сам.
Вот так, рядовой-необученный, переведенный в транспортную роту, я выставил на стол угощение старшине Марухно, старшим с сержантам Гудзю, Шепенку и Тебелеву. И после пиршества и возлияний сказал барски сержант Шепенок:
-Теперь, салага, на ать-два, по-быстрому наведи на столе марафет.
-Братка, - сказал я сержанту, - это чего же: пили вместе, а прибираться мне одному?
И, видно, синхронистам-сержантам было это так привычно, так отработано на солдатах, что, не успев даже защититься приемом сайд-стэп, получил я в ухо и в глаз.
А как же мне наплевательски относиться к глазу, который впоследствии хвалили великие наши ювелиры Устьянцев и Ямалетдинов? А как же мне не дорожить ухом, в котором спустя пять лет отмечали абсолютный слух композиторы Никита Богословский, Мариан Коваль и Ян Френкель?
В Третьяковской галерее, ныне-то бесценное национальное достояние и творение гения (а еще по неостывшим оценкам соцреалистов - мерзость и живописное паскудство) сберегается картина Марка Шагала "Над городом". В многофигурной этой композиции один персонаж какает под забором, а два других парят над захолустным еврейским местечком.
К сожалению, в финале попойки у меня не укакался ни старшина Марухно, ни прочие. Но они летали, они парили над неубранной столешницей! То в одну сторону - старшие сержанты Гудзь и Шепенок, то навстречу им - сержант Тебелев и старшина Марухно.
На свете существует пять рас: белые черные, краснокожие и голубые (копты египетские). Сержантский состав советской армии - тоже были ребята не промах. Так что недели две я ходил образчиком шестой расы - лиловых. Но, поскольку вступал я в схватку за достоинство и правое дело - недомогаться мне стало сутки на третьи. Как в войну после боя с "пантерами" становилось больно лишь с наступившей тишиной наводчику тявкалки-сорокапятки, который - мац, мац! - обнаруживал, что кусок его брюшины уже полчаса висит в полутора метрах сзади на кусте орешника. Или как командиру торпедного катера Джону Фицджеральду Кеннеди, впоследствии президенту, который, после неравного боя с камикадзе, протяженнее суток, без спасжилета, на кокосовом ореха и с разбитым позвоночником удерживался на волнах океана - и больно ему стало на всю жизнь только после извлечения на борт эскадренного миноносца.
Ныне восплакивают руководительницы "Комитета солдатских матерей" о том, что возросло достоинство в призывниках, особенно верующих и воцерковленных, возросла непереносимость к унижениям, ограблениям со стороны офицеров и "дедов". От этого мальчики дезертируют, вешаются и стреляются на постах в карауле. И ни единого нету мальчика, который, чем вешаться ему самому, взял автомат и раскассировал в пух и прах обидчиков, благо в стране отменена смертная казнь, заменена на пожизненку.
В романе "Асан" есть такой мальчик, слезливый дубарь, полудурок и доходяга Алик. Удивительно, что знаток "правды войны" Маканин не придал Алику черты карающей десницы Божией. Потому как, едва взвидит Алик прогнившего российского офицера, получающего из рук "чича" пачку денег - палец доходяги непроизвольно ложится на спусковой крючок и он - пиф-паф! - истребляет ущербного офицера и взяткодателя "чича". Но не осмысленно, чтобы защитить свое достоинство и осветлить страну, а в некоей чумовой прострации совершает очистительную акцию Алик. НЕЧТО накатывает на него, и сперва оранжевый диск возникает перед глазами доходяги, затем диск разваливается на полыхающие клинья, а уж затем… Так что будто бы тени Зигмунда Фройда и Карла-Густава Юнга загогулинами о бессознательном осеняют Алика.
Таким вот образом Алик расстреливает сперва гадостного штабного майора Гусарцева, вошедшего в преступный сговор с полевым командиром Горным Ахметом.
Отругиваясь и отбрехиваясь от прошедших горнило множества войн ветеранов, глубинный знаток баталий Маканин говорит о себе, что он есть "фирма, работающая ответственно". И - какая свадьба без баяна, какой театр военных действий без пердения? В разрезе "правды войны" пердят у Маканина как "чичи", так и российские воины, одержимые заднепроходным кашлем, даже "здоровяки сибиряки". Живые люди - многих наших воинов пробивает еще и "дрисня" (с утраченной Маканиным из этого слова буквой "т").
И, конечно, есть правда войны во фразе о солдате:"Его сапоги в гору не шли. Кирза скользила по траве". Исходя из этого, следует заключить: или нынешнее российское воинство передвигается - держа ноги колесом, на голенищах, или сапоги подбиты не извечной резиной, а кирзой.
Однако, это всё бантики, а чем приторговывает майор Гусарцев, что продает жуткому "чичу" Горному Ахмету? А он продает ему большую партию изношенных солдатских кирзачей, сапог б/у.
Дальше следует дичайшее, кричи караул, тягомотинное расписывание сделки. По назойливости это равно разве что телевизионным рекламам изделий фирмы "Бош". Хотя общеизвестно, что изделия этой некогда знаменитой фирмы вовсе не германские, а китайские, а все металлические детали проходили термическую обработку - помещенные за щеку или в задний проход температурящего от гриппа китайца.
Но что знает строчкоизвергатель Маканин о мусульманине, даже прежде лица поддерживающем в чистоте - ноги? Нет. не доводилось Маканину присутствовать хоть и при тысяче правоверных, без обуви совершающих намаз, а запаха - НИКАКОГО! А доводилось присутствовать при разувании всего-то российского взвода, даже отделения - нашей единственной в мире армии, носящей портянки?
И тут уж одно из двух: или Горный Ахмет есть записной идиот, покупающий для своих нукеров солдатские раздолбанные кирзачи б/у, или что-то не в порядке с Маканиным. Ибо чеченец никогда не будет наворачивать портянки, да ещё и влезать в чужой вонючий сапог третьего срока годности. Опять же - сам себя забыл Маканин, разродившись до этого фразой:"Кирза скользила по траве". Чеченец в горах не хочет скользить по траве. Он наденет только ичиги или чарыхи, мягкой подошвой охватывающие неровности лесной подстилки, скал и осыпей. Или обуется чеченец во что-то с рифленой и цеплястой подметкой: усиленные кроссовки, берцы, того лучше в спецназовские десантные "БП", ботинки прыжковые. А в них и подкрадется к опившемуся самогоном подразделению военачальника Борзого-Бабкина.
Но позвольте, романист - оттуда же в виноградарской республике самогон? НИКОГДА не гнали его в Чечено-Ингушетии. И разве уж бытовал тут коньячный спирт, тысячами декалитров похищаемый в системе "Грозвино", или виноградная чача. И, бывало, в заполуночный час на улице Советской, ныне разбомбленной, постучишь в известное окошко - и пожалуйста вам чача по самой гуманной цене, да ещё и спросит вдогон участливый вайнах:
-А чеснока? За без деньги!
Но полноте приставать к знатоку войны: самогон - и баста. Так что, подкравшись к спящим, хмельным и обдриставшимся воинам Борзого-Бабкина - истребляют не могущих проснуться и в бою солдат озверелые "чичи". Да, совершенно обратную, вразрез и всемирной экстремальной и военной психологии вывел Маканин породу военнослужащих.
И вот - какая же советская редакция без гэбиста? В соседнем с моим кабинете шесть пятилеток подряд сиживал патентованный гэбист.
В "Бравом солдате Швейке" укоризненно говорили сослуживцы поручику Дубу:"Пить вы не умеете, а пьете!" Точно так же в крокодильских знаменитейших пьянках (самое полноразмерное кладбище мог бы заполнить "Крокодил" сотрудниками, умершими от алкоголя!) участвовал в пьянках и этот гэбист. Ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, тут и почерпнуть материал для отчетов на Лубянку. Но, хоть и на карачках подлезший к своему экспортному автомобилю "Волга" -становился как стеклышко трезвым чекист и машину вел филигранно. Даже без употребления пресловутых отрезвляющих гэбистских таблеток.
Точно так зять наркома Луначарского изящнейше доруливал до своего дома, - а уж там просто выпадал на руки дочери сподвижника Ленина.
Многие основательные труды написаны на этот счет людьми из ГАИ, милиции, чекистами, оборонцами. О немедленном протрезвлении, вхождении в разум, пробуждении и активности даже при тяжких недомоганиях - когда подступает большая беда, тем паче - смертельный бой. Но не просыпаются для боя обдриставшиеся сонные тетери Борзого-Бабкина. Разве уж кто-то вяло отплюнется из АСГ-17 (автоматический гранатомет станковый. Должно быть, это есть гарнировочное сведение об оружии, почерпнутое Маканиным из статей независимого военного обозревателя Фельгенгауэра.)
Здесь хорошо еще, что архистратиг Маканин не определяет, что оно есть, подразделение Борзого-Бабкина: отделение, взвод, рота, батальон? Потому как с отрядом свирепого полковника Дубравкина, затеявшего разоблачить вора-майора Жилина, у Маканина выходит дежурная смехотворность:"Дубравкин разделил своих на два отряда, менее батальона каждый. По полсотни солдат, совсем ничего". Хорошо, что "полсотня" - это менее "батальона", а не дивизии.
И он бы доканал майора Жилина, огнедышащий Дубравкин, да только солдаты пригнали к нему на следствие ватагу боевиков, НЕ СНИМАЯ С НИХ ПРИ ЭТОМ ОРУЖИЯ. (Конечно, в России есть любые отраслевые идиоты. Но чтобы такие?) И один "чич", естественно, исполосовывает Дубравкина автоматными очередями.
Однако, каюк ли пришел майору Гусарцеву, торгующему опорками? Нет, должно быть, не чужд рыбалки сочинитель Маканин и лавливал он рыбу угря. И ведь какая угорь изощренная рыба! Брось его в траву хоть за сто метров от берега - черт-те каким чувством определяет угорь, в какой стороне водоем, и угрем же скользит туда. Так и майор Гусарцев, сперва-то вместе с Горным Ахметом расстрелянный доходягой Аликом . Волшебным образом оклемывается он, и "по долинам и по взгорьям", "голова повязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве" - пластуном ползет в сторону спасительной Ханкалы. И в любом бы другом романе не дополз, а у Маканина до главного госпиталя в Ханкале - доползает!!!
Но чего ждать от изворотливых и всепроникающих "чичей"? МНОЖЕСТВОМ ПЕРСОН ОНИ ПРОНИКАЮТ И В ХАНКАЛУ! Злонамеренные, желая отомстить за Горного Ахмета, они исхитряются аж до прослушивания мобильных телефонов в гарнизоне. И майор Жилин, тревожась за судьбу своего воровского подельника, замечает, что и ВОКРУГ ЗДАНИЯ ЦЕНТРАЛЬНОГО ГОСПИТАЛЯ В ХАНКАЛЕ ОТИРАЮТСЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ГОРБОНОСИКИ. Разве не умора? Здесь омерзение охватывает автора данного эссэ, госпитального старожила смолоду. Еще мальчишечкой, с руками по локотки в крови, ассистировал я на линии Маннергейма своей второй маме Жене возле раненных морпехов.
А в 1955 году старлей Савельев мне приказал:
-Дуй к Никеше. От него к Марии Дымченко.
Нет, не на неупорядоченную половую связь или что-то героизменное нацеливал меня офицер войск тяги. А надлежало мне у Никеши, старшины со склада ПФС (пищевое и фуражное снабжение) бросить в кузов четыре мешка перловки - и тогда уж к Марии Дымченко. Которая не есть гуцульская хуторская давалка, а Герой социалистического труда и знатная свекловодиха. Ввиду чего по её имени и назван знаменитый самогон. Флягу которого и надлежало обменять на перловку.
Позвольте, да как же за ворота КПП был выпущен грузовик? Причем - только с рядовым солдатом за рулем? Без положенного по уставу сопровождающего, обязательно старшего по званию?
Да чего там, Сашка, спецпорученец в грузовике за рулем, и всего он удалится на полчаса, накоротке, на междуделках. Опять же известно: старлей Савельев - не жмот, отцедит надлежащее из той фляги и караулу с КПП, и прочим.
Однако, два хутора еще не наработали нужный литраж самогона, пришлось гнать на третий.
А войска НКВД по тем временам уже изрядно обескровили бандеровцев. Так что были у них недостачи как в стрелковом оружии, так и во взрывчатке. Потому на скорости километров под сорок загремел ГАЗ-63 в "волчью яму", любовно вырытую на дороге и прикрытую фашинами. В результате чего ноги солдата оказались чуточку отдельными от туловища, а во рту полностью устранилось то, что стоматологи называют жевательной мощностью. Плюс тяжелое сотрясение мозга. (Граждан, у которых данное эссэ вызывает неприязнь и отторжение, оснащаю убийственной репликой против автора: вот, вот, последствия этого сотрясения, судя по тексту эссэ, остались у Моралевича как есть незалеченными. Плюс простреленная за его словесные выкрутасы голова в канун его, автора, шестидесятилетия. Троих покушавшихся с традиционным удовольствием не нашли.)
Да, такая произошла потеря советской армии в живой силе и технике. Техника годна только на списание, а живую силу нельзя назвать и полуживой. И ничего не стоило бандеровцам добить солдата, за что была бы благодарна бандеровцам Советская власть, учитывая, во что потом превратится солдат и какие насочиняет мерзости. Однако, не добили, всего то забрав мешки с перловкой. Что избавило солдата от необходимости выдавать следствию старшину Никешу и старлея Савельева. Просто негодяй на вверенной ему колесной технике усвистел в самоволку. И теперь валяется полумертвый и, придя в сумеречное сознание, слушает волшебные ксилофонные звоны обмерзших веток пирамидальных тополей, касающихся под ветром друг друга.
И на много, много месяцев солдат угнездился потом в громадном окружном госпитале, город Львов. Может, по фантазмам писателя Маканина, и ловчились "чичи" добрать майора Гусарцева в главном ханкалинском госпитале, а вот во львовском не добрал бы солдата даже сам Степан Бандера.
А каждый город на Руси славен каким -либо уроженцем. И славен наш город Рыбинск выросшим в нём комсомольским вожаком Юриком Андроповым. Чью мемориальную доску из сыновних чекистских чувств недавно приляпал к главному чекистскому зданию В.Путин.
Да, славен тем Андропов, что стал впоследствии председателем КГБ, энергично лечил диссидентов психушками, стал и генсеком, главой государства. Славен он и тем, что, воцарившись, в отличие от санкт-ленинградского Путина, не перетащил на должности в Москву тьмы рыбинцев, что привело бы к исчезновению с российских карт малонаселенного Рыбинска. Славен Андропов и облавами на трудящихся по пляжам и кинотеатрам. А всё это нервная, надо сказать, работа. И, разнервничавшись, всегда повелевал Андропов везти себя к какой-либо водной артерии с проточной водой. Где сядет на камушке вроде известной Аленушки на васнецовской картине, посмотрит на струистость вод - тем нервы и успокоятся. Оно ведь издревле известно, что отмякают нервы у человека, глядящего на огонь и текущую воду.
И ведь как годна для укрепления нервов хоть и вялотекущая, но река Дунай, разделяющая некий город на Буду и Пешт. А что до огня - так именно большой огонь поручила КПСС возжечь в Будапеште и Венгрии лично Андропову, дабы в 1956 году подправить там пошатнувшиеся устои социализма.
И солдат Моралевич, отложив костыли, на клочке бумаги написал считалочку для дошколят, играющих в обознатушки-перепрятушки:
Аты-баты, шли солдаты,
Шли солдаты в Будапешт.
Аты-баты, что случилось?
Аты - баты - там мятеж!
Я люблю вас, бандеровцы, а равно и пристрастие советских воинов к самогону. Ведь, не помчись я по хуторам - я, Прикарпатского военного округа, рядовой Тысяча сто шестьдесят четвертого, корпусного, гвардейского, артиллерийского, пушечно-гаубичного, механизированного, кадрированного, трижды Краснознаменного, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого полка - я загремел бы в Венгрию на усмирения, где угро-финны и братья по Варшавскому договору наверняка мне свернули бы шею. А так, госпитальный старожил, уже соскочивший с костылей - я всего-то помогал медперсоналу в приемке и обслуге увечных, поступивших с театра военных действий.
Россия - уникальна. Здесь взламывают и обворовывают всё - кроме публичных библиотек. Но случись каким-либо отщепенцам покуситься на библиотеку - запросто отбились бы от них любой преклоннолетний сторож или юная библиотекарша. Отбились - чем? А пудовым романом всё того же В.Маканина "Андеграунд или Герой нашего времени".Здесь приванивающий от немытости бомж (он же и Герой нашего времени) раз за разом посещает в дурдоме своего братца, очевидного гения в живописи. Однако, как и в пятисотстраничном "Асане", наворачивая горы выцветших тысячесловий, Маканин всё никак не поведает взыскующему читателю:братец - гений от живописи? Он что, кубист, пуантилист, сюрреалист, абстракционист, беспредметник, пейзажист, маринист? Нет ответа. Гений - и всё тут.
Точно так нет госпитальных картин в "Асане". Чтобы мы могли сопереживать хоть штабному вору, но нашенскому же вору и любвеобильнику майору Гусарцеву. Хотя - сколь же впечатляют госпитальные картины всё того же 1956 года! Ведь разве не пикантно, что поленница из трех ампутированных ног наших усмирителей венгров, которую тебе поручают удалить из операционной - всегда тяжелее поленницы из восьми ампутированных рук.
И оно весьма научительно, когда назначают тебя медбратом по уходу за подполковником Павлом Васильевичем, и прогуливаешь ты его в каталке по каштановым аллеям госпиталя. Ибо ног у Павла Васильевича теперь нет, а горло с нижней челюстью вырваны. Влажной салфеточкой надо накрывать остатки лица подполковника, чтобы не пересыхали дыхательные пути, и влажность у салфеточки периодически подновлять. И хоть очень хочется, но рука не поднимается обделить офицера. Поскольку, для украсивления жизни, положено ему спиртное, нечто вроде "наркомовских ста граммов". И, приподняв салфеточку, спринцовкой вводишь в пищевод подполковника алкоголь.
Нетути, отсутствуют госпитальные картины в романе "классика современной русской литературы", зодчего "нашего культурного слоя", хотя о каком уж слое говорить, когда не набирается и на пленку. Чтобы слоить и пластовать - потребно знание, а это так хлопотно и обременительно.
А в окружном львовском госпитале (поди, и в ханкалинском было подобное) стоял четырехэтажный на отшибе дом. Из которого, как из замка царицы Тамары, "страстныя, дикия крики всю ночь раздавалися там". Ты помнишь, читатель, ссыкунов-симулянтов, не желающих призываться в армию ввиду недержания мочи? Ах, до чего энергично лечил их мой комполка полковник Коротаев! Каждые два часа, сдавая смену, тыкал сдающий штык-кинжалом в задницу спящего и говорил заступающему дневальному, чтобы не схлопотать пять суток "губы":
-Щупай под ним - сдаю сухого. Прими под роспись.
И принявший, невзирая на стенания новобранца, гонит его в надворный сортир: хочешь-не хочешь, а шкандыбай. Мне тебя сухого сдать надо.
А всё равно находились стоики (или взаправду больные?), которые и в таких условиях умудрялись… Тогда, мертвецки засыпающим - вставляли им между пальцев ног промасленные бумажные жгутики и разом их поджигали. Не излечился? Так всем ротам, где новобранцы выздоровели, столы накрывают сразу по прибытии в столовку под открытым небом. В противоположность - будут наказаны роты, где не излечены ссыкуны. Им загодя накроют столы и разольют по мискам баланду или же шмякнут каши. К остывшей еде сотни воробьев прилетят на столы, общипывая ломти черняшки, расклевывая кашу, одновременно испражняясь на хлеб и в миски. Да ещё добропорядочные роты, учтя направление ветра, строевым шагом погоняют взад-вперед мимо накрытых столов. Чтобы пыль как следует осела на еду провинившихся подразделений.
Что после этого? А естественно: смертным боем бьют ссыкунов солдаты. Ах, и после этого осмелился кто-то не выздороветь? Это при соломенных - то матрацах и отнюдь не двенадцати кубометрах воздуха в казарме, что положены на каждую обитающую в казарме душу?
Для такой забубенной роты в три часа ночи объявляется боевая тревога. И музвзвод уже на плацу. И шанцевый инструмент стоит в пирамидке. И извольте марш-броском за два километра, взяв за углы подопревшие матрацы, бежать в темень до команды:"Стой!" А там. выкопав полутораметровые в глубину ямы, под траурную музыку произвести захоронение матрацев и строевым шагом вернуться в казарму. Досыпать. Если кому-то это удастся. Хотя - лучше всего скрасить бессонное время до подъема избиением ссыкунов. Ну. а если не излечит и это - отправлять недержанцев в окружной госпиталь.
Автор этих строк - винюсь - я смолоду и по сию пору имею глубочайшие расхождения во взглядах с В.И.Ульяновым-Лениным. Так, выдвинул я ужасающий тезис, что КОММУНИЗМ - ЭТО ЗАСУХА, ПОСТРАДАВШАЯ ОТ НАВОДНЕНИЯ.
Тогда как Ульянов-Ленин провозгласил:"Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны".
Надо ли говорить. что город Львов, как частица страны, также был электрифицирован? Ввиду чего сотни коек в четырехэтажном корпусе застелены спецклеенками, ко всякой подведен электрический шнур, и оголенные проводки ветвятся внутри клеенки. И каждый, кто еще только начал постигать азы электротехники, знает: чем солонее жидкость - тем она электропроводнее. Стало быть, едва допустил излечивающийся подтекание из себя - шарахает его током по моче-половому признаку. Отчего признак мочеиспускающим остается, но половым - не весьма. Как раз по этой причине "страстныя, дикия крики" всю ночь и раздавались из здания.
Да, сладостной, продуманной системой издевательства, членовредительства и унижений человеческого достоинства были пронизаны и пропитаны наши доблестные вооруженные силы. И что уж та насекомая солдатня - даже жена старлея не моги развесить просушивать белье на веревке, где вешает белье капитанша. Потому как веревка капитанши более выигрышно ориентирована к солнечному свету.
Но, как писал автор в зловредном и ненужном народу романе "Проконтра" - все кончается, даже зубной порошок в коробочке у соседей. Состоялся акт комиссации не на поле брани повредившегося шофера:"В мирное время негоден, в военное время ограниченно годен к несению нестроевой службы в тылу".
Только - улита едет, когда то будет. Дожидаться документов на дембель нужно в своем полку. Хотя - никакой радости не проявил комсостав, что нашего полку прибыло. А хорошо бы, учитывая разлагающее влияние этой бандитской морды на солдат - чтобы нашего полку опять убыло.
Ах, на страницах романа "Асан" не отражено ни единого всплеска солдатского счастия. Тогда как оно бывает, бывает. Прямо-таки в разрезе песни неувядаемой Пугачевой - "Три счастливых дня было у меня". Так вызрело решение отправить комиссованного во Львов - сопроводить оттуда в полк вагон продовольствия. А если, учитывая всеобщую голодуху окрест, на каком-нибудь полустанке, добывая провиант,. сопроводителя зарежут бандеровцы - так туда ему и дорога.
Для острастки учебный карабин с рассверленным патронником выдан был мне - и трое суток влачился состав. Множество украинских молодаек, охочих до макаронных изделий "ушки", доезжало в вагоне от полустанка до полустанка. Благо, отозванному в армейский футбол - не ширяли вратарю, как прочим новобранцам, принудительные антиэректильные уколы. Да, в беспамятстве как снопы валились солдатики от этих уколов, зато надолго переставали им сниться девочки без трусов, а только переход Суворова через Альпы и штурм рейхстага.
В значительной степени измельченными по верхнему ряду мешков доставил я "ушки" в полк - и здесь другую, лишь бы с глаз долой, определили мне ссылку: в Паурск, на бомбовый полигон. Где всего-то заботы при учебных ночных бомбежках и стрельбах - влезать на столб и зажигать там ведро с пропитанной керосином паклей да расстилать брезенты, закрашивая следы старых пулевых пробоин, дабы инспекторы от ВВС могли определять новые у сдающих на классность летчиков. (Тут хоть криком кричи, но люди из нынешних писательских орд сплошь и рядом называют гражданских пилотов - летчиками, а военных - пилотами. Тут хоть волком вой, а люди от писчебумажности не научатся всякое несчастье, где погиб хоть один человек, называть катастрофой, а всё прочее - авариями.)
А хочется летчику сдать на первый класс, чтобы повысили в звании, дали большее жалованье. Подобным образом увлекся один, войдя в пике для расстрела брезентов - и не вышел он из пике на своей сверхзвуковушке, лишь огненная трубка вылетела из земли - фу-ук! - и всё. Была на этот счет комиссия, и жег я ночью костер поминающим погибшего большим чинам, в куртках-кожанках, сродни тем. что получали в войну летуны по ленд-лизу вместе с "аэрокобрами". Тогда, судя по синим лампасам генерал, сказал мне:
-Подь сюда, сынок. Стакан примешь?
-Так точно, товарищ генерал
-Вон как лихо опростал. Впитой, что ли?
-Так точно, товарищ генерал
-Ну, рвани и второй за майора. Жми отдыхать.
Это особь статья, начсостав ВВС и вообще летчики. У писателя Василия Аксенова сочно, тропическими красками обрисован бывший военный летун, тяжкими жизненными обстоятельствами выброшенный в бомжи, на обочину жизни. И кореш его по бомжеванию говорит товарищу: как это такое в тебе сохранилось,что во всём-то ты человек, не угнездилось в тебе ожесточения.. На что отвечает бывший ас: да эка невидаль. У нас, у воздухоплавателей, у всех такое. "ЭТО У НАС ОТ ВИБРАЦИИ ГОРЯЧЕГО МЕТАЛЛА"
Так допротекали мои армейские дни в Паурске. Здесь в руки мне попал столь вожделенный по первым месяцам шагистики и унижений автомат. Нет, не "калаш", а военных лет ППШ, и ларь патронов к нему, военных лет, покрытых патиной, но еще хоть куда. С этим ППШ по болотам я тропил кабанов для пропитания нашего малого гарнизончика. Но уже без радости глядел я на этот автомат, потому что поздно он попал ко мне в руки. Без бахвальства сказать - ко многому в жизни я был резистентным. Я переносил 60-иградусный мороз в Чегдомыне. 55-иградусную жару в Чили-Чор Чашме. Я перенес отказ нескольких водномоторников на Икше, не давших мне казнить через повешение двух выродков, изнасиловавших студентку. В Уэлене я перенес даже отказ секретаря райкома Вали Ивакина на покупку третьего ящика одеколона "Гвоздика" для продолжения радостной встречи с моими чукчанскими друзьями. НО СОВЕТСКУЮ И РОССИЙСКУЮ АРМИИ Я ПЕРЕНОСИТЬ НЕ МОГУ. Что - карабин СКС? Да, самозарядный он и скорострельный. Но в обойме всего десять патронов. И во время полкового смотра, когда все они на трибунке - разве их всех раскассировать мне из карабина - полковника Коротаева,подполковника Мохорова и иже с ними? На четвертом выстреле, да второпях сумей произвести их прицельно - меня пристрелят. А с автоматом, да при двух рожках, да в каждом тридцать патронов - милое дело. И, как у дурковатого маканинского Алика, бессознательного истребителя отцов-командиров, не возникло бы у меня перед глазами оранжевых дисков и мистических клиньев.
Хотя - прощающемуся с солдатчиной - зачем мне теперь автомат?
И состоялось прощание. А поскольку задушевно относилась ко мне танспортная шоферня - позаботились ребятки, чтобы в парадном виде воин вернулся к маме. Новые яловые сапоги из группы войск в Германии подарены были мне, ненадеванные портки и гимнастерка оттуда же. Кожаный ремень из тех же пределов. А погоны для форса, хоть оно и не по уставу, окантованы красным телефонным кабелем. Даже принесена была пригоршня значков, чтобы украсить грудь: спортсмена-разрядника, прыжкиста с парашютом, гвардейца и др.
Беда, но по причине двухдневного братания и прощания было пропито всё это роскошество. Так что на перрон Белорусского вокзала - только бы не встретить патруль! - выпростался жуткий тип в затрапезнейшем облачении, идущий на пуантах, потому что вместо новых пропитых сапог сорок четвертого размера получил воин на сменку сапоги размера тридцать девятого. И по мере движения такси в район ВДНХ - всё выкидывал бывший воин в окошко: сапоги, гимнастерку, портянки…
-Ты чего, ты чего! - всполошился таксист.
-Заткнись, мастер, - сказал в мирное время негодный. - Топчи железку, плачу двойной счетчик.
…Из алтайских пределов в кинематографию, хитрован из хитрованов, Василий Шукшин эпатажно пришел в лаптях: вона я какой, я глубинный, исконно-посконный, а не из тутошних ваших стиляг
В 1956 году я вылез под сень художественной литературы - голый по пояс, но в кальсонах. Хотя и без пуговиц на мотне и без тесемок у щиколоток. Чтобы в 2009 году прочитать в романе Маканина "Асан" об угрюмом криминальном азербайджанце, "провонявшем пистолетом". Конечно, во всем мире оружие после стрельбы чистят щелочным маслом, не имеющим запаха, а потом обихаживают оружие нейтральным маслом, тем паче без запаха. Но, должно быть, маканинский азербайджанец чистил пистолет хромпиковой кислотой, а затем трансмиссионным маслом ТАД-17. Не иначе. Недаром я всегда предполагал, что азербайджанцы - несколько особый народ. И классик Маканин доубедил меня в этом.
…Безусловный гений поэт Вл. Маяковский, погубленный своим темпераментом погромщика, написал среди прочего:
"Я себя под Лениным чищу,
Чтобы плыть в революцию дальше"…
Неясно, как чистил себя поэт, начиная с головы или же с хвоста. Известно лишь, до чего он дочистился. А вслед за приведенными строчками идут весьма и весьма основательные:
"Я боюсь этих строчек тыщи -
Как мальчишкой боишься фальши".
Такое случается даже с нынешними проблемными мальчишками А некоторое неприятие фальши, а прямее сказать - фальшака - удается сохранить и во взрослости. И обмирая от очевидной фальши, прочитают в "Асане" наши ветераны, хлебнувшие военного лиха:"Да, да, когда контуженные оба вместе, они лучше защищены. Такова правда войны".
С правдой войны тут более чем сомнительно, а с правдой нынешнего книгоиздания и увенчаний - точно. Когда Маканин вместе с Акуниным - они больше писатели, чем казались бы порознь. Тогда как правда войны может тяготить прошедшего эти университеты и в последующей жизни на гражданке.
Здесь сообщу я глубиннознатцу войны Маканину о вовсе вроде бы стороннем - о птицах-дуплогнездниках и этологии, которая есть наука о поведении живых существ. До сих пор своим поведением ставят дуплогнездники в тупик ученых людей. Ну, зачем птица создает себе сложности? Зачем, придав телесам веретенообразность, протискивается к гнезду, претерпевая неудобства? А если убрать все лазы и щели, чтобы птица комфортно и без хлопот достигала гнезда?
Что ж, многократно убирали препятствия. Но не хотели пользоваться дуплогнездники этим благом, на открытом пространстве перед гнездом совершая двигательные выкрутасы, будто протискиваясь и преодолевая.
Шестьдесят четыре года прошло с моей первой войны и пятьдесят лет со второй. Но до сих пор тетеньки на улицах и не носившие военной формы лица мужского пола глядят на меня - как на блаженного. Очевидно, у этого строеросового старика не все дома. Вы только гляньте. как он обходит углы домов - потеха!
Тогда как оно есть чистая дуплогнездность, которую после войн не изжить в себе: не доходя метров пять до угла - не сворачиваешь сразу за угол, а, сгруппировавшись и отмобилизовавшись, выписываешь ногами вокруг угла некий клеверный лист: а вдруг неведомый и вооруженный ОН, притаившись и подстерегая тебя, как раз прячется за углом? И только иногда - во взглядах мужчин от тридцати и старше - ловишь на себе сочувственный и понимающий взгляд: э-э, отец, когда-то какая-то война вышколила, обкатала тебя! Война, на которой господа и товарищи офицеры, отходя в мир иной, в отличие от маканинского Жилина, не журят ласкательно и всепрощающе изрешетившего их солдатика:"Ты же убил меня, дурачок стриженый!"
Ах, прикоммунистический Союз писателей со всего-то скудным отрядом в девять тысяч штыков! Ныне трудно углядеть нам штукатура, обрубщика литья или овощевода - но несметные орды граждан и гражданок, никогда не ходивших "в люди", споро вовлеклись в писательство. И возлетольяттинский аферист Дубов, ушмыгнувший в Лондон под сень Березовского - романист. И адвокаты Барщевский, Астахов - писатели. О.Робски, М.Арбатова, И.Хакамада - невероятно писательницы. Что там Гоголь:"Курьеры, курьеры, десять тысяч одних курьеров". У нас теперь писатели, писатели, десятки тысяч сплошных писателей. Так что самое время нынешний Союз писателей переименовать в Союз изготовителей.
И О.Славникова (преподает в Литературном институте. Единственное в мире учебное заведение, где УЧАТ НА ПИСАТЕЛЯ) - отгрохивает роман "2017". В котором - а чего там! - самолет оставляет за собою в небе "КОНВЕРСИОННЫЙ СЛЕД". При этом никто не надоумил даму, что конверсионность - это когда оборонный завод по выпуску авиапокрышек для перехватчиков переходит на выпуск презервативов из того же самого сырья, а все самолеты в мире оставляют за собою в небе не конверсионный, а ИНВЕРСИОННЫЙ след.
И у опять же писателя Липскерова пилот на парашюте покидает падающий пассажирский "Боинг", тогда как известно: ни один в мире пилот пассажирского самолета не укомплектован парашютом.
И у писательницы Л.Малюковой некто "вылезает из кабины танка". Так что вскоре нам следует ждать, что кто-то выйдет в вестибюль самолета, а аистятя в гнезде будут бурно сосать вымя аистихи, а на ферме найдут бездыханного зоотехника, забоданного взбесившейся свиноматкой.
И писатель Ю.Рост фотографирует аппаратом Цейс Икон", тогда как было оно извечно "Цайсс и Кон".
Вперед, господа и дамы, не отличающие просеку от пасеки и полевой стан от девичьего! Да отнерестятся у нас коровы и отелятся судаки. Восславим российское:"Слышал звон, да не знает где он". И невероятной писчебумажной и радиоволновой энергетики дама Ю.Латынина (её, её портреты надо бы размещать на упаковках батареек "Энерджайзер", которые "работают до десяти раз дольше") отгрохивает роман "Охота на изюбря". Тут главное - чтобы заманность и броскость были в названии. И отстаньте, жужжа, что у промысловиков и охотоведов принято называть зверя "изюбр", а не "изюбрь". В конце концов, не написано же, что "Охота на сентября" или "Охота на декабря". И зачем авторессе знать про какие-то стации, гольцы, мари, ерники, солонцы и скальные отстои от волков? Зачем знать, почему бы в Мензе и Красном Чикое унтята из камуса с ног изюбра стоят много дешевле унтят из какой-то барловой кожи, снятой с того же изюбра. Вперед, шампанское невежество, долой книгу - источник знания, да здравствует книга - источник благосостояния, пусть даже в ней вместо "юнкерсов" летают "памперсы".
Хотя - позвольте, ведь в конце каждого романа обозначено:"Редактор - Такой-то". Иногда даже:"Ответственный редактор - Такая-то". Почему же они не выставили рогатки авторскому невежеству и не пропалывали его?
Потому, что Такой-то - сам невежествен, но шурин, зять, племяш, сын или деверь издателя. А Такая-то - она, конечно. не семи пядей во лбу, но до чего у неё обольстительные бюст и задик!
А уж это, из нашего золотого запаса пословиц и поговорок:"Для красного словца не пожалеет ни мать, ни отца"? Сотканные из красных словец - видимо. неуважительно относились к матерям и отцам Ильф и Петров, Олеша, Шварц, Булгаков, Бродский и еще десятки отошедших. Теперь же красным словцам положен конец.
Однако, писал ведь сиятельный Александр Борисович Раскин о каком-то ныне безвестном поэте:
"Поэму выткал ты. И пряжи
Вполне хватило для холста:
Поэма так длинна, что даже
В ней есть удачные места".
Ныне такие тоннажи романов безнаказанно обрушиваются на страну, что просверки удачных фраз и красных словец всё же встречаются. И среди гектаров писчебумажной шелухи, нагроможденной той же Латыниной, вдруг лучезарно вспыхивает:"Петр Первый прорубил окно в Европу, но никак не предполагал, что на подоконнике будут сидеть китайцы".
И разве не величав Е.Попов, написавший:"Народ наш - говно, но вот люди - замечательные!"
И кто он, безвестный умница -диссидент, античную максиму "Я мыслю, следовательно существую" - переиначивший так:"Я мыслю, следователь, но - существую!"
России всегда было свойственно персонифицировать и визжать. Победу в мировой войне для страны выковал эффективный менеджер Сталин. А что-то для блага москвичей из-за пазухи вытащил лично Лужков. А от тягот всякой выборности страну рассвободил Путин.
Думается, скоро слова "А всё-таки она вертится!" и "Жребий брошен, Рубикон перейден!" - будут записаны на Жванецкого, телевизионного "дежурного по стране". Хотя, если ответственно подходить к вопросу, этому человеку позволительно было бы дежурить не по стране, а разве что по Покровско-Стрешнево или Фили-Мазилово. Но и этот ртутный человек иногда позволяет себе разродиться красным словцом. Ведь разве пустяково оно:"Свет-то в конце туннеля виден, да только туннель не кончается". Разве не первостатейно?
Тем не менее - катастрофически мало этих просверков. Можно как угодно относиться к Сергею Михалкову, но, бедуя на курганах отечественных современных романов - как не вспомнить слова, которыми кончается одна из михалковских басен:
"И вмиг в зеленый мир леска
Вошла зеленая тоска!"
Бессчетно было визгов, ахов и охов по случаю выхода в свет романа Л.Улицкой "Даниэль Штайн, переводчик". Но в пухлой этой книге НЕТ НИ ЕДИНОЙ беллетристической красотинки, НИ ЕДИНОЙ вспышечной фразы. Ввиду чего автор данного текста вынужден был сочинить стишок:
Бумага - трут. Перо - кресало.
Пятьсот страниц тревог ума…
Она всё это написала -
Но прочитала ли сама?
Точно так, но уже вовсе неистовой любовью пылая к матерям и отцам, дабы не обидеть их красным словцом, сочинены маканинские "Асан" и "Андеграунд".
Отображал в этом эссэ автор, как он в 1944 году палил из смехотворной малопульки по люфтваффовскому бомбардировщику "хейнкель-111". Солидный летательный аппарат. Но не столько бомбовая нагрузка и точность бомбометания вызывали смятение у людей на земле, сколько звук двигателей "хейнкелей". Зудящий, нестерпимый, изматывающий, деморализующий. Будто барражирует над тобой нацеленная на тебя неотвратимая и садистская бор-машина.
Такой вот эффект деморализации и измота производит на мозг опрометчивого чтеца современная проза. И - дубаки были они, выходя в простецких обложках, всего-то с оповещением: "М.Шолохов". "В.Некрасов". "А.Куприн". "А.Чехов". "М.Горький" и пр. корифеи. Без всяких реклам, раскруток и заманушек на титуле и задниках
А книгоизготовительница Д.Донцова обещает в подарок преданным читателям:
1. Плюшевых мопсов.
2. Семейные поездки в Египет.
3. Даже золотой кулон с собственной шеи!
А романоизготовитель Б.Акунин грозится увенчать самого прикипевшего к нему читателя бриллиантовым перстнем.
А милиционерша А.Маринина, выпустив уже десятки заплесневелых романов о буднях нашей рабоче-крестьянскитй милиции, так понаторела в рекламах, что оторопь взяла бы и Анри де Тулуз-Лотрека, предтечу всех рекламистов. Хотя - тут нам повезло. Ведь страшно представить, кабы Маринина была не милиционершей, а служащей из треста очистки и канализации. Представляете, чем был бы тогда затоплен наш книжный рынок?
Да, нетленный Михаил Афанасьевич Булгаков, та сцена, где кот Бегемот проверяет киевский паспорт у экономиста Поплавского и говорит про отделение милиции, выдавшее паспорт:
-Я знаю это отделение. Там кому попало выдают паспорта.
Так и я с содроганием от книжек, выходящих в издательстве "ЭКСМО". Там кого попало…
"Мысль изреченная есть ложь", - так написано у классика. Но даже не мысль, а всего-то предмыслие в "ЭКСМО" оборачиваются завиральностью. Скажем, недавно вышла там антология о журнале "Крокодил", которому я отдал тридцать головоломных лет жизни. Нечто более неуклюжее, провальное и выхолощенное, чем эта антология - трудно представить.
А вскоре "ЭКСМО" дообрушит на читателей последний, третий том трилогии "Проект Россия. Выбор пути". Т-ссс, секрет! Авторы трилогии, опасаясь мести демшизы и всяких прочих, побирающихся возле иностранных посольств - предпочитают глубоко засекретиться и сохранять инкогнито. Тем не менее мы, "ЭКСМО", доводим до сведения россиян-патриотов, истерзавшихся по поводу несчастной судьбы страны - следите, когда выйдет третий том и поспешайте купить!
Ну, и приспел "Асан", и пора вчитаться в последние страницы романа.
Краса и гордость нашей литературы - у нас, хотя давно и не радующий свежесочиненным, есть писатель Фазиль Искандер. И феерически у него выписан образ человечишки, который весьма будничный эпизод обвешивает выдуманными трагическими подробностями. Для чего он делает это? "ДЛЯ КРАСОТЫ НЕСЧАСТЬЯ".
Сногсшибательная "красота несчастья" увенчивает последние три страницы "Асана". Романа как бы о эвклидово-пифагорейской войне, где картонные треугольники и параллелепипеды воюют с фанерными квадратами и эллипсоидами. Тут "чич" в обмен на бензин вручает майору Жилину пачку денег. И, конечно, у доходяги-солдата Алика перед глазами сразу вспыхивает оранжевый диск, Алик жмет на курок, расстреливая "чича" и Жилина, а затем, никем не задержанный, подсаживается на танк. А пачка денег, чуть расстеленная ветром, лежит у обочины на самом виду. Здесь кавычу последние строки романа и верьте, верьте Маканину и в "красоту несчастья":"Говорили, что это был какой-то особенный, единственный случай за всю чеченскую войну, когда валявшиеся деньги три дня кряду не брали". - Смейся, паяц!
При всем этом, расцвеченное гирляндами неряшливостей и опечаток, издание романа в "ЭКСМО" курировали пять редакторов:
1. Ответственный.
2. Выпускающий.
3. Литературный.
4. Художественный.
5. Технический.
Страшно подумать, что может издаться в "ЭКСМО", если редакторов при книге будет девять. И, ясно, на заднике романа торжественно обозначено, что В.Маканин - он не лыком шит, он автор шести романов, пятнадцати повестей плюс вагон и маленькая тележка рассказов.
…Здесь, дорогой читатель, хочу поведать тебе, что, полностью израсходовавшись на явления народу Путина и Медведева - телевидение прошляпило один печально-исторический факт: в Москве, при большом стечении скорбящих со всех концов России, умер Толик (Анатолий Михайлович) Карандаш (фамилия известка лишь в Московском уголовном розыске, Петровка, 38).
Кто он, значительный этот человек? Он среди прочих карманников-щипачей всея Руси - как подполковник Путин среди прочих подполковников всея Руси. Непререкаемый авторитет! Четырнадцать "ходок к хозяину" имел за плечами Толик. А в тюрьмах и лагерях провел столько лет, сколько, наверное, мужчины в России не будут жить к окончанию президентского срока (сроков?) Д.Медведева - тридцать восемь лет!
Может быть, помнит читатель, что в лихую армейскую годину "грели" меня с гражданки скромными денежными переводами приятели отрочества и юности. "Грел" меня в армии и Карандаш. И уже почтенного возраста людьми, я - со стаканом, Толик - с анашой (ибо тут совместительства не бывает: либо человек пьет, либо "шабит") говорил мне Толик, заглядывая в гости:
-Слышь, у тебя всё чистенькие люди толкутся. Накой им знать, что у меня четырнадцать "ходок"? Будут шарахаться. Давай так: будто я в Амдерме был аэропортовским учетчиком топлива, а как старость подошла - с северов вернулся в Москву.
Славный Карандаш! Если бы наши словесники горделиво не выпячивали того. что тщательно надо скрывать! И Донцова либо Маринина отшатывались бы в компаниях и на тусовках:
-Что? У меня? Тридцать восемь романов и поветей? Мерзость какая! Вы меня с кем-то путаете. Я сроду была заворготделом в мэрии Тулы, а в Москве живу всего ничего.
Но нету такого. И всяк выпячивает плодовитость, скорее крысиную нежели хотя бы овечью
Тут бы и поставить точку в данном сочинении - да грянули интервью автора "Асана" солидным изданиям. И обнаружилось по тем интервью, что не только изрядного баталиста, отнюдь не Анику-воина, имеет страна в лице Маканина, но и человека, глубинно вглядывающегося в общество. И делится Маканин сокровенным в "Новой газете":"Но прийти во власть и планомерно сколачивать группу, чтобы планомерно воровать, в такой механизм я не верю".
Хотя - есть, есть в стране выродки, обнаруживающие и клеймящие такой механизм. Когда за Путиным обрушились на Москву полчища живых существ из Ленинграда, осели здесь на высших командных постах, сплелись, спелись и структурировались. Гэбисты, члены дачного кооператива "Озера", организованного под Санкт-Ленинградом лично Путиным, однокурсники, однокашники по комсомолу, пионерии, детсаду и яслям, можеет быть. даже внутриутробники ленинградских мамаш, донашивающие плод по соседству с мамашей путинской. Да что там: за годы властвования в Москве ленинградеров даже на мордах бродячих собак и кошек Москвы образовался налет ленинградскости, и вороны на помойках сменились, так что не слышно старопрежнего "каа-ааррр!" с напором на московское аканье, а раздается такое: "питерррр!"
Таким зловредам отповедь дает Маканин, заявляя как бы с амвона:"Воровать на заметном верху - это значит подставить своё имя, семью, на это не всякий решится. Ну, не решаются воровать университетские люди с доцентской психологией. И еще учтите - находясь на заметном верху, надо воровства ради ещё уметь сколотить мафиозную структуру. А легко ли?"
Ясно. что неимоверно трудно и нравственно пакостно. И просто шарахаются от сколачивания мафиозных структур люди в Кремле, думе, сенате и в сообществах силовиков. И знаю я, что множественные иконописцы страны просто мечтают, изображая пророков и апостолов, за ясность взоров и честность взоров приглашать в натурщики всё кремлевское окружение. Взгляд сенатора Починка - разве не украсил бы он лик Иоанна Крестителя? (А взгляд Березовского - чистый взгляд Иуды Искариота!)
Но самым-то главным в интервью Маканина утверждается вот что:"В ПРЕДЧУВСТВИИ Я СИЛЬНЕЕ ДРУГИХ".
Исходя из этого - самый резон Маканину расплеваться с романистикой и покинуть её. Поскольку стране невероятно нужны предчувствователи. А что до Союза изготовителей (бывш. Союз писателей) - то свято место пусто не бывает. При нынешней безработице и массовых увольнениях - прихлынут в изготовительство толпы журналистских креветок, осьминожиков и кальмарчиков. Прихлынут высвободившиеся ди-джеи, бармены и крупье, попсовые шалашовки, лишившиеся ангажемента на урезанных корпоративах.
А высвободившийся от изнурительной романистики Маканин неимоверной силой своих предчувствий, в которых он сильнее других - обскажет нам, когда, наконец, в уничижение задравших нос доллара и евро Людмила Путина сделает себе стельки в туфли из долларов, а известные прокладки - из евро. И когда. наконец. в Алмазном фонде рядом с Шапкой Мономаха водрузится Кепка Лужкова.
К сему А.Моралевич, солдат с малых лет.
Зооморфист с глазами крупной неодомашненной
собаки. С чертами характера белого медведя.
Единственного млекопитающего на Земле, не
поддающегося НИКАКОЙ дрессировке.
Пиф-паф, о-ё-ёй!
© Copyright: Александр Моралевич, 2009
Свидетельство о публикации №209020900652
Свидетельство о публикации №209020900652
Рецензии
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.