Бляха-муха

Словечко к Петру прилепилось неведомо откуда. Он то и дело повторял его вслух, вспоминая минувший день. Была суббота и Петр «оторвался с друзьями». Не фантой, естественно, хотя и она была – для трезвенников, к коим он себя не причислял никогда, поэтому коньяк и водку запивал исключительно пивом. Наутро голова была, как чугунок, в котором кипело варево из бесполезных сожалений и запоздалого раскаяния.

– Умные люди вовремя ушли, – подумал Петр, – или, по крайней мере, не смешивали и теперь не страдают.

Делать нечего: от чего заболел – тем и лечись. Найдя в заначке последнюю пятерку, Петя отправился пропустить хоть кружечку пива. Когда до пивной оставалось пару кварталов, увидел Жеку Снегиря. Тот сидел на лавочке у своих ворот и глубокомысленно таращился на проезжающие машины.

– Куда путь держишь? – спросил Жека.
– Да вот, хочу пивком подлечиться…
– А водочки вмажешь?
– Конечно, – не раздумывая, кивнул Петр, – ей Богу, хоть помирай.
– Надюха, не дадим Петьке помереть, – крикнул шебутной Жека жене, которая в летней кухне шинковала капусту на борщ.
– С голоду, – улыбнулась, здороваясь с Петром, Надя, – или от жажды?
– Ну, сама знаешь…

У Жеки стояла чуть початая бутылка «Русской» и тарелка с огурчиками. Он плеснул в рюмки.
– Не пойди во вред младенцу, рабу божьему Евгению…

За разговором, не спеша, они приговорили бутылку. Жека, который и до этого был хваченный, сказал, что идет спать и Петру того же советует.

Пете вроде полегчало, и он, раздумав пить пиво, отправился домой. Переходя пустынную в этот полуденный час улицу, Петр не очень-то смотрел по сторонам. А зря! Неизвестно откуда выскочивший «рафик» прижал его прямо к обочине. Из машины выпрыгнул здоровяк-милиционер и поманил Петра пальцем.
– На минутку.

– Знаем мы, ваши минутки, – подумал Петро и рванулся бежать.
Это была вторая подряд ошибка. В три прыжка сержант настиг его и, схватив за руку, спросил:
– Что, чемпион по кроссу? Ты знаешь, что за неподчинение представителю власти есть статья в Кодексе?!
Петр сослался на неожиданность и испуг.
– Поедешь с нами, – не принял объяснений сержант.
– На каком основании?
– Появление в общественном месте в нетрезвом виде. Ведь ты пил или отрицать будешь?
– Буквально сто грамм…
– Медсестра определит стадию. Если все нормально – отпустим.
– У вас такого не бывает.
– Бывает. Хватит препираться, – и, открыв дверцу, дюжий сержант впихнул Петра в салон. Тряский «рафик» долго колесил по городу, но больше никого «подсадить» не удалось. Клиенты, конечно, были, но опытный сержант, даже не останавливаясь, определял их неплатежеспособность.

Пожилая медсестра заставила Петра пять раз присесть с закрытыми глазами, а потом пройти по линии. Тот, подлеченный корешем, стойко выдержал испытание и не покачнулся. Тогда медичка велела ему, опять же с закрытыми глазами, поочередно попасть указательными пальцами в нос… Справился.
– Ну, все равно, – заключила «медицина», – средняя стадия опьянения. Вам необходимо «отлежаться».
–
Впрочем, Петр давно определил исход испытаний.
В зарешеченном помещении спал всего один клиент.
– Конечно, – сказал Петр с издевкой дежурному офицеру, – план надо выполнять…
– Раздевайся, – оборвал его сержант, – больно ты грамотный.
– А что, уже и за это сажают? В России умных и образованных не любят, я знаю. Не пойму только, чего ради такие конкурсы в вузах?
– Раздевайтесь, – оторвался от писанины старший лейтенант, – и присаживайтесь к столу.
Сидя в трусах на деревянной скамье, Петр назвал свои данные. Естественно, не врал, себе дороже, так как все было немедленно проверено через паспортный стол. Когда назвал место работы и должность, сержант присвистнул.
– Ого, птица! Ну, проходите, милости просим! Кстати, я тоже харьковский журфак заканчивал…

Петр сел на топчан у окна, подальше от туалета, из открытой двери которого несло мочой. Предварительно он брезгливо отодвинул землистого цвета простыни. Посидев неподвижно с полчаса, размышляя о своей досадной неудаче, Петр совершенно протрезвел. Ему было тоскливо и обидно. О том, что сообщат на работу, он переживал меньше всего. С шефом – на "ты", причем пил-то в субботу на шефовом же дне рождения.

Петр встал, подошел к решетке и спросил у сержанта:
– Долго мне тут коптить, храп этого мазурика слушать?
– А ты тоже поспи, – ответил мент, назвавшейся бывшим журналистом.
– Выспался я, «коллега». Кстати, а где вы работали?
– В газете, – нехотя процедил сержант.
– В какой?
– В районной, «Червонный прапор». Секретарем, этим, как его…
– Ответственным? – усмехнулся Петр.
– Во-во, – «коллега» сделал вид, что очень занят записями в журнале.
– Понятно, – протянул Петр и вернулся на топчан. Уже оттуда спросил: – Вы меня что, до утра собираетесь держать? Известно, как милиция любит прессу…
– Я же говорю, что сам журфак кончал…
– Ты лучше «свистеть» кончай. Назови хоть один кегль, «секретарь ответственный»?
Сержант обиделся:
– Будешь базарить, можешь схлопотать.
– Вы тоже можете схлопотать кучу неприятностей, – парировал Петр. – Работу, в частности, потерять, доходной кормушки лишиться…

«Мазурик», оказывается, уже проснулся и прислушивался к ленивой перепалке. После слов Петра он спросил:
– А ты что, большой начальник?
– Начальник, может, и не большой, но, хотя живу здесь, работаю в области, и местные тузы мне по барабану.
«Мазурик» встал, протопал к сортиру и, помочившись прямо с порога, подсел на топчан к Петру.
– Леха.

Петр тоже назвался, разглядывая наколки на его мощной груди и плечах. Заодно заметил несколько белесых шрамов от резаных и пулевых ран.
– Вот вы, начальнички, и довели Россию до ручки, – зло сказал Леха.
Петру стало как-то совсем неуютно, но Леха уже сменил тему и доверительно спросил вполголоса, чтобы дежурные не слышали:
– Ты город хорошо знаешь?
– Конечно, 30 лет здесь живу, с рождения…

А сержант, услышав, что «клиент» проснулся, крикнул, не подходя к решетке:
– Ты, спящая красавица, фамилия?
– Манда кобылья, – так же громко отпарировал Леха. – Вы, менты поганые, вы где меня взяли?

Петра удивило, что бугай-сержант проигнорировал оскорбления. Только ответ приперчил не очень обидным матючком.
– Ты, бляха-муха, спал на скамейке возле 35-го дома по Проспекту. Жильцы позвонили.

Леха обрушил на сержанта целый водопад брани. Самым «скромным» выражением было «козлы гребаные». Суть его требований сводилась к одному: везите, мол, меня туда, откуда взяли: у меня там вещи и денег больше трех «лимонов».

Сержант заинтересовался, было заметно по голосу. На всякий случай спросил:
– А ты не звездишь? Откуда столько денег? И вещи, какие?
– Видик, телевизор переносной, кассеты, еще одежды два чемодана: в них и деньги. Да много еще чего… Везите туда. Пропадет – вы со мной не расплатитесь…
– Не было ничего рядом с тобой!
– Везите, говорю. У меня там за всем бабулька приглядывает. Штраф я вам сразу на месте заплачу. Давно вы меня привезли?
– Три часа назад.
– Ну вот. Вдруг она ушла? Давай, едем.
– Сначала скажи фамилию, адрес, место работы, – перечислил сержант.

Но тут старлей с другим милиционером ввели новенького. Его принялись раздевать и регистрировать. Он, в отличие от Петра и проспавшегося Лехи, был хорошо пьян, но признавать этого никак не хотел.

Пока длился весь сыр-бор, Леха рассказал Петру, где у него остались вещи. Когда он описал приметы двора: сине-красный коммерческий павильон и детский сад рядом, Петр уверенно сказал, что знает этот двор, и уже хотел назвать номер дома, но заметил подслушивающего сержанта. Тот сразу что-то неразборчиво забубнил офицеру, а третий милиционер открыл решетчатую дверь и впустил новенького.

Новенький сел напротив Петра, протянул руку:
– Витек, – и с ходу принялся объяснять, как сюда попал. Но Леха, перебив на полуслове, послал его к сержанту просить сигареты.

– Ну! – насел на Петра Леха. Тот ему назвал дом, и мужик пошел к решетке.
– Старлей, пусть отвезут меня, я знаю – куда. А то вещи пропадут, и штраф платить будет нечем.

А Виктор тем временем канючил у сержанта сигареты. Тот объяснял, что не положено, но новенький не отставал. К нему подключились и Леха с Петром. Сержант сдался, достал из Лехиной пачки три «беломорины» и дал прикурить через решетку.

«Узники» опять уселись на топчане у окна и закурили. Папиросу некурящего Витька Леха заложил за ухо…

Старлей записал и проверил данные Лехи. Петро, докурив, тоже подошел к решетке и поинтересовался, когда его отпустят.
– Оплатите сейчас или надо будет на работу сообщать? Если сейчас, мы отвезем вас домой, – офицер выжидающе замолчал.
– Восемьдесят две тысячи пятьсот рублей за услуги, – продолжал он, пользуясь старым, не девальвированным масштабом цен, – и сорок пять тысяч штраф.
– Нет у меня дома денег, – ответил Петр.

Денег действительно не было, потому что жена с детьми поехала к теще и забрала почти всю наличность. А что оставила, Петр уже потратил. Но не это главное. Петр не считал себя виновным, поэтому принципиально не хотел платить. Но просидеть из-за принципиальности до девяти утра в этом «клозете»…

– Ну, тогда какой разговор? – потеряв интерес к Петру, старший лейтенант повернулся к Лехе, – Марьянов, выходите.
Тот, было пошел к выходу, но его дернул за руку Витек и спросил:
– Ты когда ко мне придешь?
– Куда? – обалдел Леха.
– На Вернадского, 37.
– Зачем?
– Чтобы я тебе все отдал.
– Что – все?!
– Все, что у меня есть…
Леха недоуменно оглянулся на Петра, тот пожал плечами, а Витек тем временем заскрипел зубами.
– Заткнись! – заорал Леха. – Перестань! – и бросился к новенькому.

Петр молниеносно втиснулся между ними, с трудом сдерживая разъярившегося Леху. У них явно были разные весовые категории. Но Леха все же, видимо, не хотел навредить новому знакомому, которому почему-то симпатизировал. Тогда Леха подбежал к двери.
– Сержант! Убери его или заставь замолчать. Иначе я его убью!

Сержант вошел в камеру, взял Витька за плечи и принялся трясти его как грушу: – Замолчи! – Но тот продолжал скрежетать зубами, как бульдозер по гравию. Тогда сержант высочил в дежурку и, прихватив кружку воды, вылил ее Витьку на голову. Тот ошарашено замолчал. Сержант замкнул решетку, а Витек продолжил…

Леха опять кинулся к решетке, заорав:
– Ты, мент поганый! Успокой сейчас же этого придурка!
Петр подскочил к Лехе.
– Леша, потерпи, ну черт с ним! Тебя сейчас все равно выпустят, а мне наплевать. Пусть скрипит, пока зубы сотрет…
– Не могу я, понимаешь! Я, когда лежал с ранением в госпитале в Чехословакии, сосед по койке вот так же скрипел зубами. Всю ночь скрипел, а утром стало тихо: он умер.

Тем временем сержант вылил на Витька еще кружку воды и тут же сунул ему в зубы свернутую простыню и приказал держать. Потом, закончив с Витьком, с минуту пристально смотрел на Леху и неожиданно спросил:
– Ты ведь в Сунженском районе родился?
– Я уже говорил.
– Ты когда в последний раз автомат в руках держал? Два года назад, в 96-м?
– Не твое собачье дело!
– Нет, ты скажи!
– Леша, – вмешался Петр, – да скажи ты ему за Чехословакию!
– А пошел он!
– Я твоих братьев-чеченцев знаешь, сколько в Сунже уложил! – не унимался сержант.
– Они мне не братья. Я – казак. Правда, был у меня в детстве кровный брат – Ваха, пацанами еще руки резали и смешанную кровь пили. Так он, идем как-то по лесу, говорит: «Лучше ты, Леха, иди сзади, а то мне так в спину нож тебе всадить хочется…» – Леха помолчал, а потом выдавил еле слышно. – Они мне не братья. У меня там отец с матерью сгинули, потому что дом родной покинуть не захотели.

Последнюю фразу Леха сказал не сержанту, а Петру. А Витек выплюнул простыню и опять заскрежетал зубами. Тут уж набежали все: оба милиционера и офицер, начали орать на Виктора, пытались снова «зануздать» его простыней. Он тряс головой и скрежетал зубами. А потом вдруг упал на пол и затрясся всем телом.

Петр сказал офицеру, что надо вызвать «скорую», у человека «белая горячка». Медсестра подтвердила предположение.
«Скорая» приехала на удивление быстро. Женщина-врач сделала Виктору укол и сказала, что пациента надо везти в больницу. Витю попытались вытащить на носилках – оказалось, не проходят. Выволокли так.

Когда медики уехали, все облегченно вздохнули. Леху вызвали одеваться. Петр опять затосковал. Хотя и дал ему сержант сигарету, но сказал: – Думай, где деньги взять, если не хочешь ночевать тут.
Вдруг Петр услышал, как Леха сказал дежурному, чтоб «выписывали» журналиста: – Я заплачу за него.

Двор, где Леха оставил вещи, нашли сразу. Первыми ушли сержант и Леха. Сержант через несколько минут вернулся и сказал Петру:
– Вы свободны, деньги за вас уплачены.

Петр вышел, почему-то не ощущая особой радости. С одной стороны – воля, но опять же – морока. Где взять деньги, чтобы вернуть Лехе? Хотя того рядом не было, но Петр не мог уйти просто так.

Леха сидел на скамейке возле подъезда. Петру обрадовался, как родному:
– Я сейчас, – и побежал в ларек.
Пока он отсутствовал, бабуля рассказала Петру, как милиционер побежал с деньгами к машине.
– Леша дал ему три сотенные, почти пятьдесят рублей передал лишнего.
– Ерунда, – сказал подошедший с шампанским и коробкой конфет Леха. – Я так рад, что все цело.

Конфеты бабуля все же взяла, а от шампанского наотрез отказалась. Тогда мужчины сами «вспрыснули» досрочное освобождение. На улице начало темнеть. Петр узнал Лехину историю: по дороге из командировки они все время пили, вот и перепутал дворы. А когда выгрузился, водитель сказал, что, мол, сам виноват, перетаскаешь, а ему еще всех развозить да машину в гараж ставить; с тем и уехал, а Леша взял в ларьке шампанское – слабость у него к этому напитку, – и попросил у бабули стакан и за вещами приглядеть… Дальше не помнит.

– Леш, – Петру стыдно было говорить, но что поделаешь, – ты с долгом потерпишь с недельку? Сейчас нету…
     -   Ты о чем, брат?
– Ну, штраф ты же за меня заплатил…
– А, ты об этом? Забудь. Лучше помоги мне перетащиться. Тут и не близко, да притом на пятый этаж. Представляешь?..
– Нет, я серьезно, через неделю отдам…
– Тьфу ты! Сказал – забудь. Я через три дня уезжаю. Ты что? Верунчику моему принесешь бабки да скажешь, вот, мол, мы с Лехой твоим на нарах парились? Смотри, не заикнись ей, где были! Ты у нас в бригаде работаешь, понял? Вместе приехали. Все. Давай таскать, а то стемнеет, бабулька стеречь побоится. А мы за одну ходку все не возьмем…
– Да и за две тоже.
– Не, должны.

Пятый этаж, конечно, не подарок, особенно с грузом. Перед третьим заходом уже темно стало. Леха вручил бабушке еще пару вяленых лещей, а сам опять сбегал в «лавку». Петр остывал на скамеечке, исходил потом. Леха опять взял конфеты и шампанское – Верунчику.
– А это нам, – он показал торчащее из кармана горлышко водочной бутылки…

У Веры уже стояла на столе окрошка, сыр, колбаса и хрустальные стопки. Петр начал было отнекиваться:
– Да пойду я. Вам не до меня… месяц не виделись.

Куда там. Усадили. За знакомство, за хозяйку… Петр мысленно прикидывал, как ему лучше пройти домой, чтобы по новой на «раколовку» не нарваться. Леха лыбился, как кот на солнышке, да все на жену поглядывал со значением. Выпил только стопочку – чтоб форму не потерять. Петру Вера Михайловна помогала. У них и беседа завязалась…

Леха лыбился, лыбился, приглаживая залысину на месте чуба казачьего, а потом выдал:
– Ну, Петя, допивай по быстрому и дергай!
– Леша, – возмутилась пышногрудая хозяйка, – ну разве так можно!
– Можно, можно, – за него ответил Петр, поднимаясь, – спасибо, хозяюшка, все было такое вкусное.

В коридоре Леха крепко пожал Петру руку.
– Слушай, утром о твоем существовании и не знал, а счас будто всю жизнь знакомы. Провожать не буду, не заблудишься?
Петр опять было за деньги начал, Леха его вытолкнул на площадку, а потом сам выглянул.
– Слушай, Петро, будешь выпивать в следующий раз, стакан подними и – или вслух, или про себя, – скажи: «За упокой души рабов Божьих Николая и Матрены». Это родители мои… - И дверь захлопнулась.
    Петр шел, спотыкаясь в темноте, и время от времени произносил:
– Вот, бляха-муха…