Сон о японцах

     ...Всё ещё держа палец на кнопке слива, другой рукой Мусо уже открывал дверь в коридор... Свет в уборной автоматически выключился.

     ...Всё ещё держа палец на странной кнопке, Алексей попробовал сопротивляться, но края унитаза вдруг стали мягкими и эластичными, будто огромные белые губы, сильный поток воды выгнулся на манер высунутого языка и, причмокнув, в два приёма втянул трепещущую жертву в пахнущие хлоркой недра...

     Нет, не включать компьютер... Чтобы сэкономить время и состояние, - ручка, тетрадь по английскому, скорее, пока не ушло, но уже тяжело, уже забыл половину, уже не так отчётлив сюжет и тот сладковатый запах... Что это было? Имбирь? Как звали мёртвого старика? Какие вообще бывают имена у японцев?! Кюросао? Акутогава?

      Ещё там был прудик с кувшинками и странным – каким-то неяпонским – дровяным сараем на берегу. Умегаё взяла его за рукав и полча повела в сторону этого сарая. Мимо вполне японских вишен в цвету... Многовато «фотошопа», конечно, но красиво. На фоне вулкана с заснеженной вершиной. Фудзиямы, наверняка.
- Мусо, - сказала Умегаё, оборачиваясь к нему.
     Нет, это не вулкан так назывался; это его самого так звали – Мусо. И если поднапрячься, то в памяти всплывали – отцовский дом на краю бамбуковой рощи, и первый велосипед , на котором можно было сгонять в соседнюю деревню, и староста  Дайген... о котором говорила теперь Умегаё. Точнее, рассказы о славном старосте Дайгене. Потому что его убили задолго до рождения Умегаё и Мусо. Зверски убили. Но почему она столько говорит Дайгене, если они собирались заняться любовью?.. Умегаё... Тоненькая, лицо выкрашено белилами как у сувенирной куколки или не менее сувенирной гейши из голливудской мелодрамы...

     Было это сразу после Второй Мировой и ещё до того, как разобрали железную дорогу к их деревне. Плотник Дайген, выбранный старостой за своё трудолюбие и мудрость, жил как раз на улице Станционной (она и поныне существует, и даже название не изменилось, только никакой станции уже нет). Так вот, плотник Дайген жил с женой и тремя детьми на улице Станционной, в минка  с соломенной крышей, скаты которой тянулись к небу, словно сложенные в молитве руки. Слыл староста человеком уравновешенным и справедливым, и если разгорался спор, то шли односельчане к Дайгену, и тот всегда разрешал дело таким образом, что ни одна сторона не чувствовала себя обиженной. В пору послевоенной разрухи был Дайген для своих светильником во мраке, верной и неизменной масляной лампой, потому что с электричеством случались тогда частые перебои.
    Немало крестьян из Кайимачи всё бросали и отправлялись на заработки в большие города. Горожане меж тем полагали, что в деревне прокормиться легче. Вот и брели они по просёлочным дорогам навстречу друг другу: война лишила людей крова, озлобила, у многих отняла близких, а кое у кого и разум... Даже в мире призраков царил хаос в ту пору: немало обиталищ «ками»  и «юреи»  бесследно исчезли, и неуютно стало ками, а юреи множились, и не было предела их бесчинствам.
     Тогда-то и появились в Кайимачи трое, про которых все решили, что это сбежавшие от бомбёжек якудза . Поселились они в брошеном доме механика Мияты – по другую сторону железной дороги – а жили тем, что обменивали американские сигареты на еду и сакэ. Водили девиц.
     ... Когда Дайгена (вернее, то, что от него осталось) нашли мёртвым в собственной минка, в первую очередь подумали именно на них. Потом выяснилось, что накануне младший сын старосты, Хосокава, играя с другими мальчишками на пруду,  подстрелил плававшую там уточку осидори . Из «беретты», которую они нашли на рельсах.
     Убийство осидори приносит несчастье, это всем известно... Всё одно к одному.

- Ну, иди же ко мне. Или мы пришли сюда сказки рассказывать?
- Это не сказки, Мусо.
- Хорошо, не сказки... как ты хорошо пахнешь...
- ...Жена его в ту ночь дежурила в госпитале, старший сын тоже работал в ночную смену, а младшие остались у соседей... Труп Дайгена оказалось растерзанным в клочья.
- Какая нежная кожа у тебя тут...
- ... При этом некторые части отсутствовали вообще. Якудза так не убивают.
- Что нам за дело до бедного плотника Дайгена. Сейчас это совершенно не важно...
- Мусо, открой глаза и посмотри на меня.
- Умегаё..!
     Кукольное лицо девушки больше напоминало теперь обрамлённую волосами дыру в голове, в которой клубился густой дым цвета белил... Глаз не было, а из кривой щели рта сочилась кровь.
- Я дух убитого старосты Дейгена, Мусо. Мне нужна твоя помощь.
     Теряя сознание, Мусо вспомнил, что юреи людей, погибших насильственной смертью, принимают женское обличие независимо от того, какого пола были они в своём земном воплощении. 

     На ночь Алексей Курганов ничего такого не пил и даже не ел. То есть, он хотел себе картошку пожарить после хоккея, но лень стало. Подключился к интернету, проверил ящик. Писем не было, в «аське» тоже никого не было. Уже в постели, пробежал глазами конспекты по английской грамматике к завтрашней контрольной и быстро отрубился, представляя себя за рулём красной санькиной «тоёты»... они ехали куда-то за город...

     Очнулся Мусо оттого, что солома, на которой он лежал, колола шею и поясницу сквозь рубашку. Умегаё сидела к нему спиной около жаровни, вделанной прямо в пол посреди комнаты. Умегаё... Дайген..? Услышав сзади шевеление, призрак обернулся и Мусо машинально закрыл лицо руками, чтобы не видеть ужасной дыры с клубами дыма.
- Не бойся, Мусо, - голос юреи был голосом Умегаё, - Я не причиню тебе зла.
     Потом всё как-то смялось, перезагрузка, смена декораций... И вот они уже идут куда-то по сосновому лесу. Точнее, не «куда-то», а на поиски рокуро-куби, зверски убившего деревенского старосту. Потому что вовсе не якудза были виновны в его смерти, а демон-людоед в человечьем обличии, чья голова по ночам отправляется на кровавый промысел, оставив тело лежать где-нибудь в укромном месте...

     Похоронив останки любимого отца и мужа, безутешное семейство Дайгена перебралось к родственникам в Токио. Полиция расследовала дело о странном убийстве уже без них, а дом на Станционной улице – со всем тщанием построенный самим хозяином-плотником – был выставлен на продажу. Однако, люди старались обходить его стороной, а возможных покупателей как ветром сдувало при одном только упоминании событий, происшедших в стенах минка.
     Надо ли объяснять, что преступление полиция так и не раскрыла, а в обветшавший заброшенный дом (который Мусо принял поначалу за дровяной сарай) вселился дух убитого старосты. В облике очаровательной молодой девушки с лицом сувенирной куклы...
- Ты сильный, смелый юноша, - говорила Умегаё, казавшаяся прозрачной среди колеблющихся теней ночного леса, - Ты поможешь мне отомстить за себя... Когда  рокуро-куби будет уничтожен, дух мой снова примет мужское обличье и станет обычным ками... ибо именно этого я страстно желал прежде, чем душа моя покинула  искромсанную плоть. А Умегаё станет самостоятельной женской сущностью. Она будет твоей, Мусо. Не этого ли хотел ты недавно?

     Он хотел... хотел нормально написать контролькую по английскому, потому что тогда в сессию можно было бы рассчитывать на зачёт «автоматом», хотел купить у Сани Баранцева его старенькую «тойоту», сменить свои «халтурки» на постоянную работу и... да, теперь он хотел, чтобы эта фарфоровая куколка по имени Умегаё... этот жуткий призрак...
     ...Собственно, то немногое, что знал Алексей о Японии, ограничивалось как раз названиями, типа «Хитачи», «Тойота» и «Кавасаки», обрывками детских воспоминаний о «Сейлормун – луне в матроске» и японской кухней, которая ему - к слову сказать - совершенно не нравилась.
     А... фарфоровых куколок он видел пару месяцев назад в сувенирном киоске, пока дожидался  Баранцева у входа на метро «Китай-город». Может, они и не японские были вовсе, а китайские...

     В книге Сёсинки написано, что если оставшееся без головы тело рокуро-куби перенести на другое место, то голова уже никогда не сможет воссоединиться с ним. Прилетев на рассвете, и обнаружив, что тела нет, она трижды ударится оземь, взвоет от ужаса и тут же умрёт.
     ...В конечном счёте, соседи были правы. Якудза, поселившиеся в доме механика Мияты, всё же оказались причастны к убийству старосты. Просто потому, что изначально пропитанием демону должны были послужить именно они. Рокуро-куби, который слонялся по Кайимачи в те дни под видом инвалида-беженца, направлявшегося вглубь провинции, вполне логично рассудил, что исчезновение баламутов никого в деревне особенно не встревожит и не опечалит. Не учёл он только одного: жизнь якудза бывает полна непредвиденных обстоятельств. Именно в ту ночь всем троим непременно понадобилось отправляться в соседнюю деревню на предмет сведения счетов с конкурентами. Поэтому плюющаяся от досады голова бродяги сделала круг над местом несостоявшегося ужина и на всякий случай решила заглянуть в окна минка с соломенной крышей. Для этого надо было всего лишь перелететь железнодорожное полотно...

- ...Я выследил его, он совершенно... хм... не изменился. Полюбил удобства, да. Никаких пещер теперь, ни хождений с протянутой рукой. Удалённо работает программистом на кого-то из монстров типа «Мицубиси». Выстроил себе вон за тем холмом домик в традиционном стиле... Ностальгирует, видать. Повесил «тарелку», чтобы спутниковое телевидение ловилось. Промышляет очень аккруатно – не поблизости, а в соседних провинциях...
     Мусо слушал и ловил себя на мысли, что ему даже нравится, как идущая впереди Умегаё деловито разговаривает с ним вот в такой – мужской манере. Что поделаешь, если он - Мусо, сын ветеринара Нагао Генсуке – влюбился. Пока – в юреи. Но Дайген дал слово... А отец и дед всегда говорили, что убитый староста был человеком на редкость порядочным и правдивым.

     Снова стоп-кадр, смена декораций и перезагрузка... Теперь Мусо стаскивает по узкой лестнице вниз вполне человеческое тело в пляжных шортах и цветастой гавайке. Нынешний программист – бывший бродяга – мужиком оказался крупным, и одному призраку (тем более, в образе девушки) его бы и с места сдвинуть не удалось, не то, что – тащить ещё куда-то... Там, где у гавайки естественным образом находился ворот, виднелся срез шеи: аккуратный, гигиеничный, совсем как пластиковый муляж, который стоял у них в школе в кабинете биологии.
- Хитрый! – комментировала Умегаё (Дайген..?), медленно спускаясь вслед за Мусо и его ношей, - В постели тушу свою не бросает, на случай если кто-то появится... В чердачной комнате, за занавеской, около открытого окна, чтобы легче было незаметно туда влетать, а потом спускаться, как ни в чём ни бывало. Может, ключ от входной двери имеется ещё у кого-то?!
     Мусо в ответ только неопределённо пыхтел и мычал, потому что ему оставались ещё три ступеньки, а потом - несколько метров до этой самой двери. Дайген (Умегаё..?) услужливо опередил его и распахнул дверь настежь. Ночной лес снова дохнул на них своим бархатно-синим сосновым духом.
- Оставляй прямо здесь, - распорядился юреи, - Пойдём-ка вон туда, где овраг... Начинает светать, он может вернуться в любой момент. То, что произойдёт дальше – лучше наблюдать с некоторого расстояния.
     ... Голова рокуро-куби действительно не заставила себя ждать: едва они примостились за огромной поваленной сосной, как  на фоне сереющего неба мелькнуло размазанное пятно, и  Мусо даже принял его вначале за сову, бесшумно перелетевшую с кроны раскидистого дуба на крышу дома. То, что за этим последовало, действительно было феерично.
     Сначала раздался жуткий крик, который наводил на мысль... даже не о гуманной гильотине или мече самурая, а, скорее, - о пиле: затупившейся, среднего размера пиле с пятнами ржавчины, да ещё и в неумелых руках... Потом зазвенело разбитое стекло – видимо, рокуро-куби вылетел обратно не разбирая... хм... дороги. Мусо ещё успел подумать, что слова «дорога» и «разбирать» в данном случае не совсем уместны, но в следующий момент уже лежал, уткнувшись лицом во влажную хвою... Приложивший его по затылку Дайген шёпотом бранился где-то сбоку:
- ... Что ж ты голову-то высовываешь, бестолочь! Хочешь, чтобы рокуро-куби тебе её отгрыз поскорее?!.. Он в темноте видит не хуже, чем днём!  И уже понял, какую шутку с ним тут сыграли...
     Обречённый демон с воплями выписывал над лесом круги, один раз пролетел совсем близко от их укрытия, потом Мусо – всё ещё лежавший, зарывшись носом в сосновые иглы, услышал со стороны дома поток нецензурной брани и понял, что голова рокуро-куби в конце концов обнаружила брошенное под навесом тело.
- Вот теперь смотри, - прошелестел голос Умегаё у него над ухом.
     Мусо приподнялся на локтях.

     ... Нет, вспомнить решительно не удавалось. В голову лезли дурацкие лупоглазые картинки в стиле аниме и читанные на ночь конспекты по английской грамматике. С досады Алексей швырнул тетрадь в угол: там – вместе со старыми журналами по электронике и грязными джинсами - жили ещё другие тетради. Чёрт с ними, с безголовыми призраками... Чтобы не опаздать на первую пару, следовало поторопиться.

- ...Ты храбрый и добросердечный юноша! Как я рад, что не ошибся в тебе... как я рад!
     Перед Мусо стоял теперь крепкий седой мужчина лет пятидесяти, который с детским восторгом разглядывал свои руки, грудь, хлопал себя по ляжкам и удовлетворённо посмеивался.
- Эта тварь, - Дайген небрежным жестом указал в сторону валявшейся в кустах головы, - выжрала у меня внутренности, отъела ягодицы и высосала мозг... Зато теперь всё на месте... Всё на месте! – и он радостно схватил себя за гульфик.
- Дайген-сан... Вы говорили, что когда рокуро-куби умрёт, а вы станете обычным ками, Умегаё тоже... она...
- О, да! Я теперь обычный ками! – на лице бывшего старосты цвела улыбка, - Могу вселиться  в какое-нибудь симпатичное деревце или игральный автомат... Не бойся, Мусо. Я помню о своём обещании. Но сначала мы поедем в Токио.
- В Токио?!
- Я хочу повидаться с сыновьями и внуками. Такое событие заслуживает небольшого семейного празднества. Ты должен сопровождать меня, это часть плана.
- Плана?..
- Славный, славный Мусо! – Дайген похлопал его по плечу. – Ты ведь ещё никогда не был в столице? Вот и посмотришь заодно... А пока что нужно оповестить родню. У тебя с собой мобильный? Нет?

     С терминала Шингава они поехали на такси. На двух такси... Потому что в одну машину сели Мусо, Дайген и его супруга, а в другую – Аба и Хитоми, которых пришлось больше часа ждать в торговом центре. Боясь показаться столичной родне провинциалками, они собрались непременно разодеться по последней моде, а поскольку от Мусо в этом деле толку было мало, то едва сойдя с поезда девушки  призвали на помощь Юки – симпатичную ками из какого-то европейского бутика и в буквальном смысле растворились в толпе вместе с ней... Мусо пришлось в очередной раз звонить Санйо-сану (старшему сыну Дайгена, в доме которого, собственно, и планировались родственные посиделки) и предупреждать, что они задерживаются на час... нет, на полтора... нет, лучше на два. Если девчонки занялись тряпками – это надолго. И не имеет ни малейшего значения, живые это девчонки, или призраки.
     В общем, потом они ещё долго стояли в пробке в районе торговых складов между Шингавой и Шимбаши... Хорошо, что Мусо сказал - два часа, а не полтора.
    
     ... Он оказался чем-то вроде церемонимейстера... Дайгена – как самого старшего – следовало в первую очередь препроводить к старикам. Мусо кланяется Дайгену и жестом приглашает его следовать за собой. У дедушки Ёши мелко трясётся голова, но это не мешает ему приподняться с инвалидного кресла.
- Ну, здравствуй, - говорит он Дайгену, - Наконец-то.
- Наконец-то, - эхом вторит с подушек Кайивара-сан. Его морщинистая лапка тянется к вычищеному до блеска чайнику, потом вспоминает что-то, замирает в воздухе и – словно наткнувшись кончиками пальцев на некое препятствие - возвращается обратно, на полу халата.
     Жену Дайгена провожать не пришлось. Когда Мусо зашёл на кухню – она была уже там, рядом с окусан , которая резала зелень.
- ... Ну да, в тот году во всей провинции был неурожай, - вздыхала жена Сонйо, ловко манипулируя тесаком с костяной ручкой. Мусо вспомнился «гигиенический» срез на шее рокуро-куби, и стало ему немного не по себе...
     Аба и Хитоми сидели за компьютером с десятилетним внуком Хосокавы. Тот ощущал себя в центре внимания и, явно наслаждаясь ситуацией, объяснял усопшим родственницам свою точку зрения на разницу между «Вистой» и «ХР»... Похоже, можно было расслабиться. Мусо взял со стола сразу две банки пива – чтобы не вставать лишний раз – и устроился с ними в уголке, около музыкального центра.

     ... следовало поторопиться. Алексей открыл дверь уборной и остолбенел... Нет, уборная была всё та же – кафель с корабликами, дверь с облупившейся краской, пустая пивная банка, выполнявшая функции пепельницы... Всё было как всегда – за исключением основного предмета обстановки: унитаза. В смысле, унитаз был на месте. Но это был другой унитаз. Новенький, белоснежный, аэродинамический весь какой-то, а самое главное – с панелью на манер компьюретной, которая находилась с правой стороны. Панель была испещрена иероглифами и рисунками, призванными просветить дилетантов относительно функций каждой кнопки. Выходя из ступора, Алексей склонился над ней и нажал на первую попавшуюся кнопку. Фаянсовый друг ответил мощным потоком воды, окатившим дилетанта с ног до головы.

- ...Мусо!.. – раздался из прихожей голос Хосокавы, - того самого, что в далёком тысяча девятьсот сорок шестом случайно застрелил из «беретты» маленькую уточку-осидори, - Куда только запропостился этот парень... Мусо! К тебе пришли!
     Всё ещё держа палец на кнопке слива, другой рукой Мусо уже открывал дверь в коридор... Свет в уборной автоматически выключился.
- Я тут, Хосокава-сан! – бодро отозвался он и замер, чувствуя, как губы расплываются в радостной улыбке.
     Перед ним стояла Умегаё и тоже улыбалась.
     Вместо привычного кимоно на ней были джинсовая миниюбка и и свободная синяя майка на бретельках.

27/07.2008  Vi;a del Mar