Недослышанное слово

Мини - новелла №3
С вечера хлестал ливень. Гром непрерывно грохотал в унисон с ослепительными вспышками. Редкая, в этих местах, гостья-гроза разбушевалась не на шутку.
Обычно, раскатисто бухало, где-то далеко, за хребтом. Небо, то и дело, озарялось белым. Высовываясь свинцово-синими лапами из-за покатых вершин, наплывали тучи. Приближаясь почти вплотную, цеплялись своими животами за ретрансляционную вышку на вершине дальней горы, и утыкались лбами в лесистые горбы. Ворча и изливаясь дождем на западный склон, медленно ползли стороной. Уже над водохранилищем, далеко в стороне, бушевал с досады маленький шторм. Потом и он уходил, недовольно рокоча в сторону города.
На этот же раз, ураган, набравшись сил, проскочил над горами и жестоко обрушился на не привыкший к природным катаклизмам дачный посёлок.
Сверкнуло. Звонко грохнуло неподалёку в лесу. С оглушительным треском ухнул наземь ствол сосны. И снова грохнуло, сверкнуло, и снова затрещало!
Ещё с полчаса стихия пугала дачников, но откатилась, повинуясь розе ветров, куда-то на юго-восток.
«Хоть какое-то разнообразие!» - подумал Костя, успокаиваясь, и зарылся в одеяло.
К середине июля у него уже прошло очарование милым и знакомым до последней травинки уголком, и он начал скучать. Светлая мягкая скука нарастала с каждым днём, и всё прибавляющиеся обязанности по ведению хозяйства уже не заглушали её.
Второй год тринадцатилетнему Косте без опаски доверялась почти вся мужская работа – вода и дрова, копка и полив, и многое, многое другое. Ещё прошлым летом он просто упивался обрушившимся на него доверием. Теперь же, исполняя ежедневную работу по отработанной схеме, потерял к ней интерес. А к середине каникул плотно затосковал.
Управившись с ежедневной «нагрузкой», он бесцельно бродил по окрестностям. Разговаривал с птицами, белками, деревьями, подумывая порой: «Сумасшествие какое-то! Кто б увидел – сам одурел! В дурдом отправят! Точно!»
Утром небо почти расчистилось, загалдели птицы. Разбуженный приглушенным бряканьем посуды Костя встал, не дождавшись начинающего раздражать: «Внучек, лапушка, вставай! За молочком пора…» Этим он не мало удивил бабушку. Чмокнул её в щёку. Молча перекусил оладьями с вареньем. Набросил когда-то бежевую линялую куртку. Попыхтел, заматывая портянки. Впрыгнув, наконец, в резиновые сапоги резво сбежал из калитки под гору по еле угадывающейся среди высокой травы тропинке.
На дорогу он вышел мокрый по пояс, поморщился, и не свернул на единственную улицу. Весь путь до станции, где, собственно, и жила молочница, пролегал между дач и давно уже был поделен им мысленно на участки. Это немного развлекало его. Ежедневный утренний поход уже не был так скушен. От калитки до поворота, от поворота до пня, от пня до спуска к магазину и так далее. Соревнуясь с самим собой, Костя всё быстрее и быстрее проскакивал определённые им же самим участки.
Он остановился у поворота. Посмотрел на осточертевшую улицу. Потом прищурился на железнодорожную насыпь. Вгляделся, и через минуту уже «взлетел» к путям по крутой тропке.
Ветер ударил ему в лицо, а шум набегающих волн в уши. Ещё оглушенный, он окинул взглядом водоём, загибающуюся вдоль берега тёмную бетонную насыпь, и понял, что заставило его сделать приличный крюк по берегу…
На полпути к станции, Костя разглядел на пустой насыпи Её силуэт! Солнце уже выглянуло из-за леса, и в его косых лучах девочка, казалось, плыла над тропинкой…
Внимание отвлекла мокрая, почти чёрная насыпь, неожиданно отчерченная вдоль линии прибоя белым. При ближайшем рассмотрении рваная сверху полоса оказалась… скоплением неуклюже копошащихся ночных бабочек! Несчастные насекомые, по какой-то неведомой причине выбрали для массовой миграции именно эту неспокойную ночь. Конечно, они попали в грозу и были нещадно сброшены ею в воду. Насколько хватало глаз, волны пестрели белыми точками. Уже обсохшие путешественницы упрямо ползли вверх по склону, а внизу вода «вскипала», поглощая отставших – раба почувствовала лёгкую добычу. Костя обалдел от нереальности картины, представшей перед ним! С минуту он неподвижно стоял, глядя на эту борьбу. А когда пришёл в себя, впереди увидел только пустую тропинку, освещённую слепящим солнцем…

…К полудню от утренней свежести не осталось и следа. Снова жара, снова духота. До вечернего полива делать не чего… да, и неохота. Бабушка прилегла отдохнуть. Так она и задремала, уронив на грудь пожелтевшую «Роман-газету».
«Пусть спит до обеда. Вскочит опять, побежит на грядки копаться! Потом – давление, сердце и прочее, прочее. Всё уж переделала – ни как не угомонится. А в пятницу мне перед дедом отчитываться за её здоровье» - ворчал про себя Костя, и тихонько прикрыв дверь, вышел на крыльцо.
В лощине у ручья стоял ребячий гомон. Разновозрастная компания пряталась от солнца под берёзами. Три сестры-погодки, вечно хихикающие «первые красавицы» и «звезды» города-спутника, стояли в сторонке. Они, разодетые по последней столичной моде, утопали в земле каблуками блестящих босоножек и… хихикали. Малышня возилась в привезённом чьим-то дедом песке. Старшеклассники из города Вадим и Виталька чинно восседали на бугорке, беседуя в полголоса. Вадим – постарше. Плотный, невнятно рыжий, кудрявый парень. Коричневые брюки в кирзовые сапоги (в такую-то жару!), ситцевая рубаха и, видимо, дедова кепка, похожая на картуз, как Костя себе его представлял. Для завершения создающегося образа не хватало только жилетки с цепочкой для часов. Виталька – чуть младше, чуть ниже, но такой же важный, не взирая на не менее смехотворное садовое одеяние. Ещё несколько ребят помладше носились между девочками и мальчиками с устными депешами.
Постепенно светская беседа перешла в обычную болтовню, и вскоре свелась к рассказыванию анекдотов. Посыльные повалились на траву. Кружок становился всё уже. На этом этапе Костя, до сих пор наблюдавший с крыльца решился подойти к компании.
Не то, что бы он боялся или стеснялся их! До поры интерес к сверстникам не был столь острым как сегодня. «Как-то некогда» - оправдывался он про себя, и чуть кивнув, проходил мимо ребят. «Дикарь!» - беззлобно думали они, продолжая своё незатейливое деревенское общение.
Последний анекдот вызвал взрыв хохота (хихиканья), и кивнув всем как обычно, Костя сходу рассказал свой, возымевший такой же успех. Контакт был налажен. Анекдоты сменялись невероятными школьными историями. Повествование о «подвигах» плавно перешло в обсуждение отсутствующих. Этого-то Костя и ждал! Из дачников в возрасте старше двух и младше восемнадцати отсутствовала только она – «Странная». Действительно странная девочка, таинственно исчезнувшая из виду сегодня утром. Выяснялось, что о ней, толком ни кому, ни чего не известно. Знали только, что каждый год она приезжает, (ни кто не видел с кем и когда), к своей «тётке наверно», с которой ни кто из взрослых дачников не общается. Точнее сказать: тётка эта ни с кем не общается. Нет, может, конечно, спросить у соседки обещали ли по радио дождь на завтра, или ответить, что хлеб в магазин привезут после двух. И только! Дом её, видимо когда-то последний на единственной улице железнодорожного посёлка, с дачным изменением планировки оказался у всех на пути. Откуда и куда не пойдёшь вдоль аккуратных заборчиков и живых изгородей, придётся огибать кривую, залатанную, чем ни попадя ограду, густо пронизанную крапивой…
…Над серыми досками изгороди мелькнул зелёный в «огурцах» платок, небрежно повязанный узлом назад. Странная приостановилась на мгновение, заметив кучку ребят, и направилась к ним.
- Бэлька! Чудо дикое лесное! – пренебрежительно процедила сквозь зубы старшая «звезда». Младшие захихикали. Костя угрожающе сверкнул глазами в её сторону, но «первая красавица» уже не увидела этого - Кровососы гадские! – взвизгнула она и хлопнула себя по острой коленке, из-под ладони в траву свалился огромный слепень.
- Вспомнишь… так и… - съехидничал Вадим, нарочно не договорив, чем опять развеселил нетребовательную публику. Он тоже не заметил грозного Костиного взгляда. Сморщился, хлопнул себя по шее, стряхнул с руки насекомое и мастерски вернул беседу к анекдотам.
Бэлла подошла уже близко, ловко заправила бледными пальцами единственную среди густых чёрных волос, почему-то, абсолютно белую прядку и тихо поздоровалась. «Звёзды» надменно пожали плечами, разглядывая чёрный ситцевый сарафан в мелкий белый цветочек, прямой, несколько мешковатый, но на удивление ладно сидящий поверх линялой слегка вытянутой футболки. «И не портит он её ни чуть» - промелькнуло у Кости. Она стала слушать, прищурившись и, еле заметно, улыбалась. При этом её светлые, периодически приобретающие ярко жёлтый оттенок глаза оставались серьёзными. Зрачки стремительно меняли размер. «Колючие-то какие!» - заметил про себя Костя.
«Взрослые» анекдоты кончились. Затем пошли «детские». Тоже закончились. Костя вспомнил какой-то забавный стишок с папиной пластинки. Без надежды на признание, рассказал его. Эффект был неожиданным – все залились смехом. Рассказал ещё один, и ещё. Потом сказку. Уже в лицах, по ролям, копируя голоса актёров. Потом… потом все пошли обедать. Кивнув на прощание, Бэля быстро пошла в сторону леса, куда, видимо и направлялась.
…Наскоро похлебав супа и обязавшись доставить «синявочек для пирожков», Костя вихрем выскочил из калитки с корзинкой в руках.
Интерес к загадочной девочке, дважды встреченной сегодня, не давал покоя. Полчаса он метался по склону, вглядываясь в заросли папоротника. Только подумал: «Наверное, за белыми на поляны пошла» - как тут же увидел её! Остановившись перед молодым березняком, укрывшим некогда выгоревшие вершины невысокого хребта, Бэля что-то разглядывала среди тонких стволов. Костя быстро двинулся вверх, не глядя под ноги, запнулся за корень, свалился и потерял её из виду. Несколько раз ему казалось: вот она - медленно поднимается по склону. Но через секунду Бэля опять исчезала, появляясь в следующий раз где-то далеко в стороне. Совсем отчаявшись, Костя вскарабкался на последнюю из вершин хребта. С треском протиснулся сквозь берёзовую поросль на мшистую полянку…
- Интересно, кому вздумалось строить это здесь? – не оборачиваясь, заговорила Бэлла, будто сама с собой, но указала на маленький, почти кукольный домик, небрежно сколоченный из дощечек от ящиков и прикрученный проволокой к концам обгорелых жердей, торчащих из двух каменных груд.
- Наверно, «горнисты» развлекались… - тяжело дыша и отряхивая паутину, пробормотал Костя.
Горнистами дачники называли группу подростков, живших в палатках не далеко от родника, со своим «камуфляжным» руководителем. Этот румяный бородач поднимал своих подопечных ни свет, ни заря, самозабвенно трубя в мятый пионерский горн. Тот же сигнал использовался им и для общего сбора по любому поводу. Поэтому, когда многодневный пикник юных туристов завершился, вся округа вздохнула с облегчением.
- Ведь и не на месте, и не правильно! Во-первых: не на головёшках, а на «курных ножках», – продолжала Бэля. Вдруг резко повернувшись к Косте, и досадливо пояснила  – «окуренных» значит, во-вторых: не на макушке, а на опушке!
- Зачем? – невпопад спросил он, и покраснел от смущения, глупо хлопая глазами.
Не обращая на это внимания, девочка встала на камень, и с трудом дотянувшись до кособокой дверцы, извлекла оттуда завёрнутое в тряпку полено.
- Тоже мне – задобрили лесного духа! Лес нашли. Х-ха! – ухмыльнулась она, и вернула полено на место – Ты, почему сказки рассказывал?
- Да просто… вспомнил. Я много сказок слушал, когда маленький был. А тут пластинки папкины нашёл на чердаке… - обескуражено промямлил Костя
- А ещё знаешь?
- Ну, несколько помню. Зимовье зверей… про жадных медвежат…
- Про медвежат? Каких это? – заинтересовалась Бэля…
Они медленно спускались с горы. Костя старательно воспроизводил интонации актрисы, когда-то начитавшей в микрофон венгерскую сказку. Поглядывал, украдкой, на реакцию, и удивлялся – какая внимательная у него слушательница.
- А про бабку лесную знаешь?
- Про бабу Ягу что ли?
- Ну, если хочешь – Ягу. Рассказать?
- Да слышал несколько…
...Но она уже говорила. Голос её журчал ручейком. Перед глазами у Кости вставал чужой хмурый лес. Поглощал, разрастаясь, деревню, брошенную ленивыми людьми. Огромный чёрный кот и толстая курица плясали перед дряхлой старухой. Волчком вертелась посреди двора ступа. Со скрипом поворачивалась серая изба…
- …а почему Ягой назвали – ни кто и не помнит. - завершила свой рассказ Бэлла.
- А почему Чебурашку Чебурашкой зовут?! – раздалось из-за крайнего забора, с которым, не заметив того, поравнялись ребята – А, колобка, расскажи! – продолжал ржать Виталька, завывая и улюлюкая.
- Л-ладно! – сквозь зубы протянула Бэлла, и зрачки почти закрыли хищно сверкнувшую сочную желтизну глаз. Она резко развернулась, бросила Косте короткое «Пока!», и стремительно пошла по тропинке к дому.
- Дур-р-рак! – только и смог сказать Костя, обращаясь к заливающемуся смехом забору…

- Прикинь! Виталя вчера в лесу заблудился! – крикнул Вадим согнувшемуся под тяжестью рюкзака Косте – Ты чё, в город гонял?
- Ну! За удобрениями какими-то. А где он заблудиться-то умудрился?! Тут плутать-то не где – кругом трассы, да высоковольтки!
- Вот чё и не понятно! Он с утра пошёл пошляться по хребту. Ещё меня звал.
- А ты?
- Я с отцом дрова пилил. Вот и говорю – забежал, зовёт. «Пойдём – говорит - над Странной поприкалываемся!» Больно надо – не пошёл.
- Как «поприкалываемся»? – почему-то забеспокоился Костя.
- Да попугать просто хотел! Она же целыми днями вокруг бродит с пустой корзиной. Чё бродит? Хоть бы чернику собирала. Он и пошёл – хотел притаиться в папоротниках, да выскочить, когда подойдёт. Она-то вчера рано вернулась – мы пилили ещё. А Витали - к обеду нет, к вечеру нет! Бабка его и к нам прибегала, и к этим дурам на берег гоняла, и твоего деда спрашивала, что б искать всем пойти…
- На работе он…
- Да сказали ей!.. Я и говорю: дотемна все соседи шарили по лесу. И до полян бегали, и к луже спускались, и до самого туннеля ходили. Орали – всех бурундуков распугали – нет его!
- Ну?!
- Ну, и припёрся - ночью уже! Весь изодранный, грязный. Где грязь нашёл? Ревёт! Твоя бабка побежала его валерьянкой отпаивать…
- А его бабка чего?..
- Её - корвалолом! «Внуча потерялся!» - чуть не померла… Сёдня в Город на второй электричке и умотали – я видел, пока спиннинг кидал.
- А где был-то – говорит?
- Говорит: вдоль хребта ходил – ни как не мог тропинку найти, что б спуститься! Ещё страхости всякие! Бред! Там тропок – как паутина! И откуда спускаться? Поезда грохочут каждые десять минут. Ну не к дачам – так к луже бы вышел – там по линии! Так он «тропинку искал»!.. Ладно, давай! Я в магазин.
Вадим, вприпрыжку сбежал по дороге к магазину, а Костя, в глубокой задумчивости, поплёлся дальше…

- Привет.
Костя чуть не свалился с крыльца от неожиданности – только что вокруг не было ни души, и вот она стоит, облокотившись на калитку, и смотрит на него своими колючими, бледно жёлтыми сегодня, глазами.
- Привет… За грибами? – пробурчал он.
- Не-а! Просто.
- Хорошо, наверное, лес знаешь? Каждый день ходишь.
- Разный он всегда… живой… звери там всякие… птицы…
- Горихвостки и зарянки. Да бурундуки с белками… Жуки ещё, бабочки бродячие…
- Ну да… мало. Вот дома!.. - и пошла, не договорив.
- Погоди - я сейчас! Пойду тоже...
Бэля, не останавливаясь, кивнула.
- Костик! Аккуратнее в лесу! Заблудишься, как этот оболтус – раздался из дома голос бабушки, видимо хорошо слышавшей весь разговор.
- Ба-буш-ка-а! – укоризненно процедил Костя
- Что «бабушка»! К нам вон Саныч - сосед из города приезжал – тоже заблудился. Мы и искали его, и кричали – без толку, он только к вечеру выбрался! – продолжила она, выходя на крыльцо.
- Так ведь это сто лет назад было! И лес гуще был, и поезда редко ходили – на шум не выйдешь! Да и Саныч второй раз в жизни тогда в лес попал - вот и ходил вокруг вершин!
- Вот именно: вокруг… Ладно, беги! Только всё равно – внимательнее!
- Ба, мы ж с Бэлькой тут рядом!
- Виталька, дурачок тоже… рядом! В трёх соснах заблудился! Ну, он то… - в лес выйдет – скачет, орёт как огалтелый, по сторонам не смотрит! С кем-то – ещё ладно, а один – дальше первой просеки и не ходил. Ни одной тропки не знает! А тут - ишь ты! Хотел словить… - из-за горы вынырнул товарняк, заскрежетал и заглушил конец зарифмованной фразы. Последний вагон прополз по насыпи в просвете между берёзами, и бабушка вдруг заволновалась, пошарила глазами по кустам. – Бэллочка, здравствуй! – крикнула в сторону леса, игнорируя вопросительный взгляд внука.
- Здра-асте! – послышалось сквозь шум удаляющегося поезда.
Бабушка тут же успокоилась, и прошептала Косте в самое ухо:
- Не ссорься с ней!
- Ладно! – отмахнулся он, и вышел из калитки.
- Костик!
Он обернулся. Бабушка назидательно погрозила ему пальцем, как бы в подтверждение своих последних слов.
- Да, ладно! – подтвердил он и, опасаясь опять упустить Бэлю, побежал в след.

- Отпускать не хотела? – спросила та, когда запыхавшийся Костя догнал её.
- Не! Сказала - чтоб не обижал тебя – честно ответил он – Ещё боится, что заблужусь как Виталька.
- Хм-м! А ты не боишься?! – резко повернулась она. Косте стало как-то не по себе.
- Д-да нет… я тут знаю… не один, ведь… и рядом…
Дальше они долго шли молча. То и дело подбирали из-под ног какие-то веточки, камушки, шишки. Разглядывали вместе. Взмахом руки, подзывали друг друга то к пню с восседающей в пушистой подушке мха улиткой, то к сосновому стволу с замаскировавшимся в коре жуком. Так и брели медленно вдоль склона. Первым нарушил молчание Костя:
- Ты ещё много сказок знаешь?.. – смущаясь, спросил он.
- Мно-ого – протянула Бэля – про двух медведей, например.
- Это - которую, я рассказывал?
- Нет. Дальше…
И её тихий голос зашуршал, сливаясь с шорохом листвы…
Костя снова как наяву увидел чужой лес, бредущих на задних лапах медведей, всклокоченного князя в меховой шапке с длиннющими свисающими вниз усами, воинственного короля, жестокого султана и старую добрую матушку медведицу, дающую напутствие своим повзрослевшим медвежатам…
- Прикольно! А, что за князь, король, султан? Эта сказка тоже венгерская, как про медвежат?
- Нет – коротко ответила Бэлла, и ускорила шаг.
- Не! Правда - что за сказка?..
Костя наткнулся на пристальный взгляд жёлтых глаз, и мозг пронзило: «Не сказка!»
- Да, не сердись. – почему-то сказал он робко.
- Я и не сержусь – как ни в чём не бывало, ответила Бэля, развернулась и зашагала ещё быстрее. Уже смеркалось, и Костя тоже прибавил ходу. Пошли низом. Приблизились к густым зарослям таволги, затянувшим всю лощину по обе стороны от ручья. Вдруг пенные шапки соцветий заколыхались, «вскипели» и взмыли в воздух, смешиваясь в одно большое облако. Белые цветки на Бэллином сарафане стремительно увеличились в размерах и затрепетали, словно от дуновения ветерка. Только шагнув, вслед за ней, на узенькую тропку, сплошь облепленный ночными бабочками, Костя понял - что происходит.
- Так вот вы все где! – радостно крикнула Бэля, по-видимому, обращаясь к крылатым скиталицам – Притаились! – звонко засмеялась, пустилась бегом и скрылась из виду...

- Костя-я-я! Расскажи чего-нибудь. Ну, это… по ролям.
- Некогда – ответил Костя подбежавшей малышне, но всё же положил вёсла и удочки на траву. Дети тут же уселись рядом и приготовились внимать рассказу старшего товарища. Что бы быстрее отвязаться от непрошенных слушателей он начал совсем уж детскую сказку про Жихарку. Расчёт не оправдался – его слушали с открытыми ртами, и пришлось излагать до конца. Когда злая лиса усаживала похищенного мальчика на лопату, что бы изжарить и съесть, Костя краем глаза заметил знакомый зелёный в огурцах паток, приближающийся к ним. Тут он начал так стараться, что заслушавшаяся ребятня жмурилась от страха. Когда вернувшийся с победой Жихарка объявил коту и петуху: «А лиса в печке сжарилась!» - детские голоса слились в едином торжествующем возгласе. Костя покосился на Бэллу, ожидая одобрения столь артистичного рассказа, но опять наткнулся в тот же пронзительный взгляд: «Гадкий мальчишка!» - еле слышно фыркнула она и пошла по направлению к лесу. Незадачливый рассказчик застыл в полном смятении. Потом бросился за ней, то и дело, роняя снасти. Догнал только у своей калитки, окликнул. Она остановилась не оборачиваясь.
- Почему я гадкий мальчишка?!
Бэля хмыкнула.
- Не ты… Жихарка!
Костя был ошарашен. Он ни как не ожидал такой реакцией на незатейливую «малышовскую» сказку. Наспех свалив свою поклажу на веранду, бросил садок с уловом под крыльцо в крапиву, и вновь выбежал из калитки. Бэля не шелохнулась. Вместе они молча двинулись в сторону леса. Минут через пять безмолвия, без всяких предварительных объявлений, вновь зашуршал её мягкий голос…
И снова перед Костей замелькали яркие картинки: смешной, но грустный старичок, немощная лиса, та же бабка лесная, прекращающая старинную вражду…
- А-а-а… - хотел спросить что-то Костя, когда сказка кончилась, но Бэля оборвала его:
- Мне пора сегодня! Прощай! Я всегда держу обещание. …а тут – даже рада… – протараторила она и почти побежала вверх по склону.
Не чего и говорить. Конечно, он не догнал её!..

…Хотелось ещё много сделать: подняться на вершину дальней горы, побродить ещё вдоль хребта, пройтись по насыпи у самой воды… попрощаться с Бэлей! Уже неделю они не виделись после её внезапного побега. Промеж забот мысли о последнем разговоре не очень донимали Костю, однако сегодня с самого утра он только и думал о своей загадочной знакомой. Несколько раз решительно направлялся к калитке, чтобы, пробежав каких-то полсотни метров, постучать в почерневшие ворота, и попросить хмурую тётку позвать племянницу. Всякий раз бабушка окликала его, и приходилось идти выполнять какое-нибудь неотложное и очень важное дело.
- Так и не сказал Бэльке «до свидания»! Сейчас, по дороге может…- ворчал Костя, натягивая джинсы, и недовольно покосился на объёмистые сумки с дарами природы, щедро собранными бабушкой.
- Да, и ладно! – успокаивающе проговорила та – Ну её, странную!..
- Почему «странную»? Что в ней такого уж странного?- возмутился, было, он.
- Не «странную», а «странную» - бродячую… – пояснила бабушка. И тут же засуетилась - начала активно снаряжать внука, торопить его на электричку, передавать устные сообщения для родителей… Её расчёт вполне оправдался – Костя тоже начал суетиться, хвататься за сумки, вспоминать о забытых в ящиках комода необходимых в дороге вещах, и в итоге чуть не опоздал, напрочь забыв о запланированном прощании!..

…Взгромоздившись с обеими сумками на высокие ступени, он отодвинул локтем дверь и бухнулся на крайнее сиденье. В тамбуре зашипело, хлопнули двери, и состав тронулся. За окном поплыли грозди первых жёлтых листьев на плакучих берёзах. Замелькали крыши садовых домиков с пестреющими между ними купами гладиолусов и астр. Полупустой вагон с каждой остановкой заполнялся садоводами, спешащими в город – собирать детей и внуков в школу.
- Мама, смотри - собачка бежит! – зазвенел мальчик в оранжевой бейсболке. Женщина, с трудом  оторвалась от брошюры, щедро разукрашенной кинжалами, пистолетами и бриллиантами:
- Да-да… Собачка… Сыночка, не трогай грязное стекло! – очнулась она и раздражённо стала шарить в сумке, в поисках салфеток.
- Мам, мам! Смотри, чёрненькая! – не унимался сын - Так быстро бежит!
Костя лениво повернулся к окну и увидел… мчащуюся вдоль путей угольно-чёрную лисицу с белоснежным кончиком хвоста. Перескакивая через лужи и полусгнившие груды тонких стволов ветлы, вырубленных вдоль железнодорожной линии, лиса неслась прямо напротив вагона, то и дело, поглядывая в их сторону. Ещё с сотню метров она пыталось не отставать от разгоняющегося поезда. Но перед очередным поворотом необычная бегунья резко свернула в лес. «Ни чего себе! Лиса! Странно!» - подумал Костя – «И здесь, у нас! Откуда?!» Вскоре электричка, неспешно огибая гору, сбросила скорость. В просветах между молодыми соснами замелькали серые валуны. Посреди выемки, у подножия не поддавшейся некогда ковшу скалы показалась ржавая груда металла. В конце прошлого века это, вероятно, и было экскаватором, погибшим в борьбе с монолитом.
- Смотри! Опять собачка! На горке! – дёрнул маму за рукав мальчик.
На гранитной площадке, венчающей непокорную скалу, неподвижно сидела та самая лиса и смотрела на проходящий состав, прямо в их окно!.. Костя встретился с ней взглядом, и ему показалось, что в её жёлтых глазах блестят слезинки. Заходящее солнце пробилось между старых стволов, скользнуло лучами по макушкам молодняка и ослепило Костю на мгновение. Силуэт лисицы расплылся в яркой вспышке, а когда стена сосен вновь заслонила закат, каменная площадка была пуста. «Слёзы… Не может быть… Далеко ведь…» - распадались на кусочки мысли в голове – «Странная лиса… И откуда?.. Странная?.. Ишь ты!.. Хотел… Как там бабушка складно сказала... про Бэльку?..» - глаза начали слипаться, и Костя, незаметно для себя, задремал…
…Он видел высокие горы, не знакомую реку, чужой дремучий лес, хрустально прозрачный ручей…

Когда он вновь открыл глаза – за окном мелькали бетонные заборы, трубы, мостовые краны, и вагоны, вагоны, вагоны. Потом пошли нескончаемые девятиэтажки. Электричка со скрежетом подкрадывалась к вокзалу. Впереди глухо шумел город. Впереди ждали, повзрослевшие за лето, друзья. Впереди был восьмой класс!
Костя не вспомнил недослышанное слово. Нырнув в ежедневную круговерть звонков – будильничных, трамвайных, школьных, телефонных, дверных, он не вспоминал и странную бледную девочку Бэллу…
Долго не вспоминал…