Скорость мысли

Чему равна скорость мысли?
Настенька Куликова, сотрудница лаборатории, нашла следующее высказывание:
«Мышленiе и время идутъ всегда вместе одно съ другимъ. Где начинается мышленiе, тамъ начинается и время, где первое прекращается, тамъ останавливается и последнее. Мышленiе и время — одно и то же.
Теоретически разсуждая, можно вообще согласиться съ д–ромъ Вундтомъ, что должна быть известная скорость въ смене однихъ душевныхъ состоянiй другими. Даже при строгомъ дуалистическомъ возренiи на человека невозможно отрицать, что душа какъ существо, действующее въ мiре, тоже подлежитъ условiямъ и законамъ деятельности, обязательнымъ для всякаго существа въ мiре. Какъ скоро мы допускаемъ возможность душевныхъ переменъ, смену однихъ представленiй другими, мы должны допустить, что есть порядокъ въ переходе души изъ одного состоянiя въ другое, есть скорость следовательно, съ какого изчезаетъ въ ней одна деятельность и наступаетъ другая. Каждый знаетъ изъ опыта, какъ иногда въ возбужденныхъ состоянiяхъ одна мысль быстро следуетъ за другою, одно состоянiе чрезвычайно скоро сменяется другимъ, а иногда для самыхъ субъектовъ даже становится заметной какая–то душевная неподвижность. Читавшiе много знаютъ, что не всегда одинаково скоро читается, и что иногда одинаково знакомыя вещи въ разныя времена читаются съ различными скоростями. Пишущiе много также знаютъ изъ опыта, что въ разныя времена различна раздражительность мысли, и въ счастливыя минуты живость смены представленiй бываетъ въ трое больше, чемъ въ другiя менее счастливыя времена. Относительно чувства и воли факты различныхъ скоростей тоже не подлежатъ сомненiю. Разсуждая теоретически только, можно даже разширить эту измеряемость мысли. Нетъ сомненiя, что и въ разныхъ народахъ весьма не одинакова скорость психической жизни. Подъ тропиками скорей сменяются душевныя состоянiя, чемъ подъ полюсами. Французъ, Немецъ и Англичанинъ каждый имеетъ совершенно разную поворотливость мысли и чувствъ.
Следовательно, въ теоретическомъ отношенiи, нетъ и не можетъ быть разногласiя съ д–ромъ Вундтомъ. Но вопросъ въ томъ, какъ практически приступить къ какому нибудь, хотя и приблизительно точному, прiему для измеренiя скоростей въ сменахъ душевныхъ деятельностей. Д–ръ Вундтъ уверяетъ, что онъ уже нашелъ этотъ талисманъ и измерилъ самую скорую мысль. Точкой отправленiя къ этимъ измеренiямъ онъ избираетъ известные работы Гельмгольца по измеренiю скорости нервныхъ токовъ отъ разныхъ пунктовъ тела къ центрамъ. Работы эти весьма любопытны, и весьма важны для нервной физiологiи. По тому самому, что Гельмгольцъ нашелъ средство определить скорость, съ какою рефлексы следуютъ за впечатленiями, д–ръ Вундтъ считаетъ совершенно возможнымъ определить скорость самой скорой мысли. Такъ какъ большая часть нашихъ читателей вероятно еще не имела счастiя читать трудъ почтеннаго доктора, то мы коротко передадимъ сущность его эксперимента. Опытъ его весьма простъ и не требуетъ большихъ приготовленiй. Онъ взялъ большой маятникъ, къ концу котораго приделано острiе, какъ показатель, двигающiйся въ случае качанiя маятника по полу кругу, разделенному на градусы. Въ средине маятника находится точка привеса его, и въ этомъ же месте неакрестъ приделана продолговатая линейка. Немного ниже одного конца этой линейки утверждается маленькiй рычажокъ, свободно вращающiйся около точки своего привеса. Когда острiе маятника при его качанiи достигаетъ известной высоты на полукруге, положимъ 70°, конецъ линейки бьетъ въ медный рычажокъ, который поворачивается отъ удара кругомъ своей точки опоры и при этомъ издаетъ довольно внятный тонъ. Хотя не можетъ быть никакого сомненiя, что одновременно съ темъ, какъ мы видимъ острiе на 70°, делается ударъ и въ рычажокъ, мы не слышимъ однакожъ въ тотъ же самый моментъ звука, а замечаемъ его, когда острiе указываетъ уже на другой градусъ. Случается иногда, что мы ранее слышимъ звукъ, чемъ видимъ острiе на указанномъ градусе, — особенно если мы напряженно прислушиваетмся при этомъ, но никогда не слышимъ и не видимъ совершенно одновременно. Точно также иногда случается съ хирургами, что они замечаютъ кровь, прежде нежели впустили ланцетъ въ кожу, хотя безъ сомненiя появленiе крови следуетъ за порезомъ; и такъ какъ возможно вычислить скорость качанiя маятника, и следовательно найти ту скорость времени, съ какою въ этомъ случае слышанiе следуетъ за виденiемъ, то найдено изъ многихъ опытовъ, что 1/8 секунды можетъ быть разсматриваема, какъ средняя скорость самой скорой мысли. Таковъ результатъ, выводимый изъ описаннаго эксперимента д–ромъ Вундтом». Вот такую статью нашла Настя: М. Владиславлев. Реформаторские попытки психологии. //Эпоха № 6 1864, № 9. Ну и умён Вундт, да и Владиславлев, написавший о нём статью, не меньше.
Но Сапожникова нисколечко не задумалась над этим. И не задумывалась. Она вообще не думает, и вот почему: у неё столько дел, что ей некогда думать, — работать надо. Но мысль — искусительница ещё та. Оказывается, она может настолько быстро появиться и исчезнуть, что, как частица ядра, останется незамеченной. Но следы-то остаются, последствия то есть. Вот по этим-то следам и становится ясно, что думает Сапожникова, только очень быстро, настолько быстро, что сама этого заметить не успевает. Из-за такой быстроты полёта мысли у Сапожниковой в голове сквознячок. Отсюда и свежие идеи постоянно имеются в наличии. Отсюда и образы птиц, а также ангелов. В чём же секрет? Или как можно развить скорость мысли? Очень просто. — Не надо ломать голову. Зачем думать, задумываться то есть, закупоривать мысль в себе, или другими словами, зацикливаться на ней и превращать тем самым свою голову в некий синхрофазотрон? И так всё станет впоследствии ясно.
— Зачем, — скажешь ты, — тогда нужен мозг?
— А как же без базы данных? — Удивится Сапожникова. — Нужно же где-то хранить информацию. Мозг — это банк памяти, чтобы было что мысли, подобно ветерку, ворошить.
Возлесловие автора
Вообще-то, Сапожникова давно видела, что она неправильно думает. То есть она думает совсем не о том, о чём бы задумался нормальный человек, а о том, что нормальному человеку даже в кошмарном сне не приснится. Вот, к примеру, когда все вокруг говорят о человеке, что он сумасшедший, то этому человеку, о котором так говорят (нормальному, разумеется), первое, что приходит в голову, это то, что говорящие не правы. Дальше он будет искать причину несправедливости, а потом примется доказывать, что он — не сумасшедший, это они... В результате он сломает себе голову, потому что никому не нравится (ни одному нормальному человеку), когда его несправедливо обижают. Впрочем, Сапожникова до сих пор никак не может понять, как это можно обидеть справедливо. Но речь сейчас не о справедливости, а о том, что Сапожникова неправильно думает. И ей все говорят, что она или не умеет думать или не думает вообще. И это правда, потому что, когда Сапожниковой говорили, что она сумасшедшая, то Сапожникова видела в этом наименовании себя слияние приставки 'с' с корнем 'ум', что говорит скорее о том, что человек с умом, к тому же идущим, то есть подвижным.
Кто-то, может, и не понимает, а я филолог.
А еще есть генная память, которая включается тогда, когда разумная деятельность человека прекращается на какое-то время. Мозг отдыхает, но это лишь видимость, так как тут-то (при спокойствии, то есть глади понятийной поверхности, когда одно понятие ассоциативно и поцепочно тут же не возникает вследствие употребления предыдущего, а все они одновременно находятся в поле видимости) и всплывают картины прошлого. И чем больше расслабление, тем глубже проникновение. Всё равно, что затонувший и ставший легендой Китеж-град, или камушки со дна уральского озера Увильды, которые и доставать не нужно с километровой глубины: вот они все, как на ладошке, в ясную, безветренную погоду. А тот, кто думает, тот видит лишь то, что думает, а не то, что есть на самом деле.
 
Очень интересно рассмотреть взаимосвязь времени и пространства относительно скорости мысли. Чему равна эта скорость? Можно ли измерить её? Это только и делают математики и физики, и многие, ставящие перед собой и решающие подобные теоретические задачи.
Что можно переместить? Что можно измерить? — Только то, что имеет физическую величину. Таким образом, раз можно говорить о скорости решения той или иной задачи, то значит, мысль — имеет протяжение во времени.
Не о мысли ли говорит Марсель Пруст, когда описывает забредающий из другого времени день? — «Ведь часто в одно время года забредает день из другого времени, и он заставляет нас жить этим временем... и то раньше, то позже вклеивает свой вырванный листок в изобилующий вклейками календарь Счастья».
Не о способе ли сохранения мысли (закон сохранения энергии/материи) рассуждает он далее? — «...Память обычно развёртывает перед нами воспоминания не в хронологическом порядке, а виде опрокинутого отражения».
И не о скорости ли мысли идёт речь в его временных параметрах? — «Время, отпускаемое нам каждый день, эластично: чувства, которые мы сами испытываем, растягивают его, чувства, которые мы внушаем другим, сжимают его, привычка его наполняет».
А как точно его замечание: «...Забвение искажает понятие времени. Мы ошибаемся в нём так же, как ошибаемся в пространстве».
Ошибка — двигатель прогресса. И не ошибается только тот, кто ничего не делает.