Калымщик

        После обеда Костя задержался у крана и хорошо смочил чуб, потом выгоревшую белесую майку, которая от воды опять посинела и, как новая радовала глаз. Не забыл прополоскать и суконную беретку и мокрую натянул на голову. Тяжёлое июньское солнце заклинило в зените, посылая на землю горячие потоки. От раскалённых бетонных стен и конструкций пыхало на людей сухим жаром, да так, что даже закалённые, привыкшие к жаре люди обливались потом.
        Отобедавшие монтажники расположились в тени столовки, и Костя побрёл к ним, волоча за петлицу брезентовую куртку. Сегодня и он был похож на монтажников, сидевших и лежавших в разных позах, как походил на всех монтажников планеты, когда им жарко. От своих коллег Костя отличался лишь тем, что мускулы у него были посуше, плечи поуже и улыбка поярче, чем у них – он был моложе всех в бригаде. Он улыбнулся друзьям своей белозубой улыбкой, которая была хороша, как снег в эту пору, бросил куртку на землю и опустился на неё рядом со своим корешем Сашкой Гвоздевым.
        Сашка лежал прикрытый кепкой, хорошо потёртой и рыжей от ржавчины. Он не подавал признаков жизни, хотя, конечно, знал, что к нему пристраивается «молодой». Размышляя о неувязке с командировочными, Сашка не расположен был говорить. Однако помнил о своём обещании и без лишних слов протянул Косте ключ.
        – Сейчас прокатнёшься или вечером, по холодку? – спросил он из-под кепки.
        – Какая разница, жара она и ночью жара. Разве, что утром…. – заметил Костя, беря ключ.
        – Ну, тогда езжай, об чём разговор! – сказал Сашка и чуть морщась добавил, – Смотри, под хвост ей не давай, а то угробишься. И на низких не пили – жарко.
        Костя с готовностью кивнул, поднялся пружинисто и, оставив на траве куртку, направился к стоявшей среди другой техники Сашкиной Яве. Сердце его ликовало: ключ вот он – в руке, а желание прокатнуться неодолимо.
        Алый Чехословацкий мотоцикл ЯВА был королём и вожделённой мечтой всех молодых людей России того времени. Галантный, удобный, мощный и красивый, он существенно отличался от отечественных и зарубежных моделей удобством, скоростью и надёжностью. Это был лучший мотоцикл. Даже прокатиться на нём было удачей.
        Он бережно выкатил Яву на дорогу. Он завёл её, нажимая на кик-стартер рукой. Он нежно стронул её с места…. Мотор замурлыкал и горячий, упругий ветер мягко обнял сырую грудь. До условленного портала, такого далёкого от столовки, оказалось не так уж далеко. Костя едва успел осознать, как прекрасно иметь такую технику, а уж пора поворачивать.  Он развернулся, а на обратном пути решил чуток прижать. Прижимал, и всё казалось мало – так было ловко и легко наезжать на пробегавший под ногами асфальт. Глянул на спидометр и тут же сбросил газ – стрелка колыхалась за сотней.
        Шальной он поставил Яву на место, шальной скользнул взглядом по своему мотороллеру, стоявшему рядом. И такой убогой ему показалась его старенькая Вятка рядом с Сашкиной Явой!
        – Ну, ты даёшь, гонщик! – сказал Сашка. Он, оказывается, следил за Костей, – Я думал, угробишься.
        – Хорошо, спасибо! – с чувством ответил Костя, протягивая ключ. Он вздохнул, присаживаясь рядом, – Здорово!
        – Теперь свой покупать будешь? – спросил с усмешкой пожилой Попович.
        – Куда ему? – возразил Сашка.
        Костя с сожалением кивнул:
        – Так, если бы на аргоне, то можно было бы попробовать, пожалуй, – задумчиво произнёс он. – На аргоне и с коляской получится.
        – На аргоне… – протянул Сашка, – Аргонщиков есть трое, а больше не нужно.
        – Василич  обещал, – заметил Костя.
        Гвоздев приподнялся на один локоть и насмешливо пропел, подражая «чукче»:
        – Самолёт хорошо, а олень лучше; аргон хорошо, а калым лучше, – он прилёг опять, натянув на глаза козырёк кепки, – Если, конечно, кто умеет. Я, например, за одну вёсну на Яву собрал.
        Костя знал, что Гвоздев по выходным, а иногда и после работы цепляет к старенькому Ижаку грязновато-ржавую тележку со сваркой и разъезжает по дачам, варит размороженные за зиму трубы. Дачники платили хорошо. Работы много, особенно весной. Кислород и карбид Сашка покупал на стройке.
        – Вот ты, скажем, придумай себе какой-нибудь калым, – привстал Сашка на локоть и задрал козырёк, – И будешь – сыт, пьян, и нос в табаке. Или, скажем, приёмники ребятам ремонтируешь, а деньги не берёшь – стесняешься. А ты бери! Ведь это твоя работа. Или, садись на свою вятку и дуй, куда подальше, в деревню, например. Я бы на твоём месте...! А то и жену не прокормишь.
        Сашка знал, что Костя недавно женился, и попал в самую точку. Деньги молодожёнам, в самом деле, были нужны. Костя задумался. Он вспомнил, как Сонечка зимой покупала яблоки. Она хотела яблок. Так могут хотеть только малые дети, если они голодны, и женщины в её положении. Она просто страдала без них. Пришла, села прямо на кровать и неожиданно расплакалась. Он снял с неё мохнатое пальто, нежно обнял её и сел рядом, приготовился слушать.
        – Ходила, ходила, – всхлипывала она, – Кругом шаром покати! Огурцы солёные да капуста.
        Он представил, как она, потешная от случившихся с ней изменений, в расстёгнутом пальто и в белой пушистой шапочке, заходит в магазин, а там огурцы и капуста. Хочет спросить у продавцов, когда будут яблоки, но почему-то молчит, и её оттесняют от прилавка более опытные домохозяйки. Она начинает нервничать, и выходит на улицу. Идёт квартал или два в другой овощной магазин, открывает тяжёлую витринную дверь, но и там яблок нет, а во рту сладковатый металлический привкус….
        – На базар пришла, сидит один. Свесил три яблока, я в сумочку положила. Достаю трояк, а он: «Пять рублей!» Как, спрашиваю пять рублей, ведь раньше три было? – Соня успокаивается от близости мужа и переводит дух. – Дорого пять рублей, у меня всего три! А он как закричит: «Положи назад, говорю! Денег нет, почему брала?» – Так и пришла ни с чем.
        Костя, как ни старался повысить своё мастерство и зарабатывать больше, ничего не получалось. Уравниловка делала своё дело, и ничего не помогало. Ведь, несмотря на  молодой возраст, Костя уже был сварным – виртуозом; клал швы лучше стариков. Никакой ультразвуковой контроль не мог придраться. Прошло больше двух месяцев, как его кинули на стыки пароперегревателя, а всё держали на 3-ем разряде и пока не обещали поднять планку и платить больше. Это было несправедливо. Всю работу выполнял он, а премиальные и надбавки получал, почти всегда трезвый бригадир с синим носом и придирчивым характером, за которым укрепилось мнение, как о самом ответственном сварщике.
        Аргонная сварка интересовала Костю своей технологией и некоторой прибавкой, но тут Сашка прав – калым выгоднее. И уж если рвануть по колхозам, то наверняка и на Яву соберёшь, и за яблоки расквитаешься.
Сказано – сделано. Костя человек дела и в первое же воскресенье оседлал свою старенькую, но надёжную в умелых руках Вятку. Двинул на разведку.
        Ночью прошёл сильный ливень. Поникшая от жары земля получила, наконец, долгожданную влагу и природа ожила. Выехал он в воскресенье утром. Бодрый, оттого, что молод, что выспался, с приятными мечтами о новом мотоцикле и о Соне, ждущей ребёнка. Через час он уже был в районном городке Рожинске, размётанном по степи по обе стороны асфальтированной дороги. Увидел человека, стоявшего у автофургона, подвернул к нему и заглушил двигатель.
        – Здоров были!
        – Здравствуйте, – сдержанно ответил человек и выпрямился. Луч солнца упал на солдатскую ременную бляху, и та сверкнула жёлтым огнём.
        Человеком оказался молодой рыжий парень с острым лицом, в заправленной под ремень, но расстёгнутой до пояса жёлтой рубахе. Парень с суровым любопытством разглядывал приезжего. Костя поставил Вятку и подошёл, улыбаясь. Бляха была, очевидно, первой самостоятельной работой этого молодца. Парень гневно зыркнул на Костину улыбку и отвёл взгляд. «Надо разведать, может он в курсе?» – подумал Костя о своём деле:
        – Здешний что ли? – спросил он.
        – Да, здесь живу, неохотно отозвался парень.
        – У вас, где телевизоры ремонтируют – в ателье?
        – Кто в ателье, кто сам, сказал парень с гордостью, явно намекая на свои способности.
        – А где это ателье?
        – Вот, – указал парень рукой, на дом из панелей, – С той стороны вывеска есть «Бытовое обслуживание». Зайдёте, приёмщицу Иришкой зовут, спросите; она вам комнату укажет, где Бессонов работает.
        Через минуту Костя, пройдя стеклянную дверь, стоял в фойе комбината бытового обслуживания. Это был первый этаж здания, застеклённый витринным стеклом. В фойе было несколько комнатных растений в светлых деревянных ящиках. Напротив входа тянулся длинный барьер, расшатанный и натёртый до блеска заказчиками. Он подошёл и увидел за ним приёмщицу – улыбчивую девицу лет двадцати.
        – Вы к кому будете? – спросила она, силой сдерживая улыбку, а потом и вовсе помрачнев от смущения.
        – Мне нужен телемеханик, – сказал Костя.
        – Эдуард Кондратич? Он здесь, но если заказ, то не берёт, а охватить – пожалуйста.
        – Как это, охватить? – не понял Костя.
        – Ну, расскажет вам, посоветует… консультация в общем, а вы сами сделаете. Да вы проходите!
        Костя прошёл и оказался в просторной мастерской, оборудованной кое-какими приборами. Мастерская была наполнена пронзительным запахом горелой изоляции. Где-то шумела вытяжка, но толку от неё было немного, дышать было нечем. За столом, склонив голову с большой пролысиной и редкими светлыми волосками, сидел пожилой мужчина в клетчатой рубахе. Он вынимал пластины из сгоревшего трансформатора, ловко поддевая их отвёрткой. Это был Бессонов. Он поднял голову и посмотрел на вошедшего светлыми, близорукими глазами в старушечьих очках.
        Посетитель показался ему интересным. Он не вертел головой, не озирался, а посматривал на приборы так, словно давно был знаком с ними. Бессонов ответил на приветствие кивком головы, плотнее прижал пальцем душку на переносице и стал ждать. Костя, встретив вопросительный взгляд мастера, вдруг спохватился, что ему нечего сказать. Он не был готов врать. Поэтому он лишь криво улыбнулся и растерянно посмотрел вокруг. Мастер решил, что перед ним обыкновенный заказчик и вздохнул облегчённо. Дело в том, что накануне ему сообщили, будто им интересуется ОБХСС. Поэтому он находился в постоянном напряжении, ожидая гостей с ревизией всех бумаг. Он каждый вечер мучительно считал и пересчитывал всю свою бухгалтерию доходов и расходов, но не находил никаких изъянов, хотя знал, что зря эти люди не ездят и обязательно найдут какую-нибудь заковырку. Бессонов боялся! Он боялся самого факта такой ревизии. Даже, если они ничего не найдут, всё равно за спиной поползут слухи о его непорядочности, и, в конце концов, это может привести к потери знакомого и привычного дела, которое помогает ему сводить концы с концами, поднимая своих мальчишек.
        – У вас ко мне дело? – спросил он, приветливо склонив голову.
        – Да, телевизор плохо показывает, – соврал Костя, лихорадочно обдумывая, какую правдоподобную неисправность назвать мастеру.
        – Вам ремонт или консультацию? – спросил мастер.
        – Наверное, консультацией обойдёмся, – поморщился Костя, – Но, сколько это будет стоить? У  меня денег – всего ничего с собой.
        – А телевизор?
        – И телевизора… я проездом.
         «Началось!» – мужаясь, подумал Бессонов, и как можно спокойнее ответил:
        – Ну, тогда денег не нужно. Рассказывайте, я слушаю. Да вы садитесь! У нас тут по-свойски.
        – Я попутно, – отозвался Костя, опасаясь быть понятым. Он всё ещё не придумал неисправность. «Предохранитель? Нет, это слишком просто. Пропал звук? Тут много всяких причин – долго рассказывать будет… Ага, вот!»
        – Понимаете? – начал он. – Показывает плохо, как в тумане; но если ручку ПТК повернуть немного и держать в натяг, то изображение сразу контрастным становится и таблица коррекции в норме.
«Зачем же я терминами?» – спохватился он.
        Левая бровь у мастера поднялась над очками, собрав на лбу морщины. Он внимательно посмотрел на собеседника. Ему опять показалось, что гость из ОБХСС и неплохо знаком с радио, да и с телетехникой. И наверняка знает, как устранить такой пустяк. Однако он приказал себе успокоиться, и думать иначе: «Едва ли Обэхээсник будет так темнить! Простой смертный. Так… нахватался где-нибудь», – решил он окончательно. Но всё же спросил насторожено:
        – И вы не знаете, что нужно сделать?
        – Нет, соврал Костя.
         «Наверное, он нервный» – решил мастер, видя его замешательство, и стал окончательно успокаиваться. Он принял непринуждённое выражение и, чуть привстав со стула, взял с полки переключатель каналов.
        – Обратите внимание! – сказал он, подвигаясь к Косте. – Фиксатор видите? Всё дело в нём. - Бессонов снял с ПТК защитный экран и, покрутив барабан, потрогал пальцем вставки. – Нужно, чтобы контакты контуров обязательно касались вон тех лепестков посеребренных. Видите? Значит, нужно что? Фиксатор распаять, чуть только передвинуть, закрепить на новом месте и запаять – вот так! И всей работы на десять минут. Впрочем, можно попробовать промыть контакты спиртом с помощью зубной щетки.
        – Я лучше щёткой! – поблагодарил его Костя, и потный выскочил на улицу.
        На душе было неприятно. Когда-то он скандально соврал в школе…. Странно, что сейчас – через столько лет им завладело то же тягучее, липкое чувство. Сегодня, как и тогда – много лет назад, разгорался хороший солнечный день. От разно-этажных Рожинских домов падали на просыхающую землю сырые утренние тени. Но, как и тогда его не радовало ни солнце, ни чистый, пахнущий дождём воздух. Он нахлобучил на голову шлём, кажущийся теперь дурацким колпаком; и, невесело размышляя о том, что калым, пожалуй, провалился и пора возвращаться домой, завёл мотороллер, сел…, однако – вырулив на дорогу, неожиданно поехал в прежнем направлении, движимый непонятными сомнениями:
         «Кто его знает! – думал он. – Надо хотя бы доказать себе, что смогу. Другие делают, а я что? Сашка вон пашет – ничего не боится!»
        Словно для оправдания, услужливая память подсунула ему полузабытый эпизод:
        Всё складывалось хорошо! Сонина подруга с мужем на три года уехала зарабатывать на север, а им оставила на сохранение уютную квартирку на втором этаже. Платили они обычную квартирную плату, за свет, за тепло и обязались сохранить «мебель и всё такое». Мебелью, посудой и всем прочим, кроме одежды и двух сервизов, можно было пользоваться. Конечно, они испытывали некоторые трудности, но у кого их не бывает? Важно, что сидеть спать и обедать было на чём. Вскоре, однако, потёк смеситель в ванной. Костя пробовал его исправить, но резьба на хромированной гайке оказалась сорванной, и закрутить её – ни как не удавалось. Маленький, тонкий фонтанчик грозил затопить соседей внизу и прочими осложнениями. Соня ходила грустная:
        – Вызывай слесаря, – сказала она. – Может у него найдётся чего?
        Слесарем оказался здоровенный детина в замасленной спецовке, одетой на голое тело. Рукава куртки он закатал по локоть, обнажив толстые, волосатые руки. Слесарь с важным видом осмотрел смеситель и ушёл.
Подождав дня два, Костя опять отправился в домоуправление:
        – Смесителей у нас нет, – сказали ему.
        – Мне нужна одна гайка.
        – Гаек тоже нет.
        Он постоял между конторскими столами и, почувствовав свою ненужность, вышел. В коридоре его встретил волосатый верзила-слесарь:
        – Ты всё ходишь? – спросил слесарь, – Идём со мной!
        Обрадованный Костя поспешил следом. Они опустились в подвал, одна из комнат которого, служила дежуркой. В ней стоял зелёный верстак с тисками, привинченными на правый угол. Под верстаком был тяжёлый металлический ящик, закрытый на амбарный замок. Верзила-слесарь присел возле верстака и стал греметь замком, который не открывался. Верзила выругался – замок открылся. Распахнув дверцу и засунув руку в ящик, он долго шурудил там, грохоча железками. Наконец встал и, подавая Косте хромированный смеситель со следами консервации, сказал:
        – На, свой отдаю! У одного хмыря купил за пятнадцать рубликов.
        – Так он в магазине восемь! – возразил Костя.
        – То в магазине, поди, купи!
        Костя медлил, разглядывал смеситель.
        – Что? Не хочешь брать? – спросил верзила, забирая из рук Кости смеситель. – Тогда проваливай! Мне работать надо… Вот, видишь? – спохватился он, подло куражась, – И гайка твоя целая, с резьбой.
        – Вот и продай мне её!
        Верзила поморщился:
        – Гони трояк!
        Костя торопливо «загнал трояк» и свинтил гайку.
Этот случай тогда, не привлёк к себе внимание ребят. Они были счастливы, и житейские неурядицы были, в общем-то, не для них. Немного посмеялись и забыли. Сейчас он вспоминал об этом со злостью и глухим, неосознанным удовольствием: «Дерут! Все дерут, как умеют».
        Степной ветер остудил лицо. Возбуждение, с которым он выезжал, немного улеглось. И теперь, исполняя ненужную ему работу, он рассуждал о деле. Разведка – есть разведка. В Рожинске он побывал, знает, что там есть хорошая мастерская с опытным телемехаником; знает, что с заявками тот в одиночку не справляется, и даже перевёл клиентов на «самообслуживание». Косте только оставалось завернуть в какую-нибудь деревеньку и рискнуть. Что он и сделал.
        Едва вдали показалась незнакомая степная деревушка, как он стал искать просёлок к ней. Ещё не опытный в таком поиске, съехал с асфальта раньше, чем следовало, и вскоре пожалел об этом. Дорога, на какую он попал, была не дорога, а неизвестно что. Прямо на колее появилась лужа; пришлось объезжать. Но тут ждала другая неприятность. Глина, покрытая редкими кустиками чахлой степной травы, была скользкой и забивалась под крылья. Костя, чертыхаясь юзил на первой передаче, стараясь не упасть и сохранить скорость. Кое-как он преодолел просёлок и остановился возле крайнего дома, стоявшего на песке. Сошёл с мотороллера и, придерживая его рукой, принялся выковыривать отвёрткой куски грязи из-под крыльев. Покончив с этим, огляделся. Дом стоял на каменном, штукатуреном фундаменте, на краю улицы, и был ухожен. К дому примыкал высокий забор из хорошо пригнанных светлых досок со встроенными воротами и калиткой с большим железным кольцом кузнечной работы. Как раз в тот момент лязгнула щеколда, кольцо шевельнулось, и в калитке появилась грузная женщина. Она была в длинном просторном платье из синего ситца в белый горошек, в косынке, закрывавшей лоб, и в мужских ботинках без шнурков. Женщина неторопливо вышла на улицу, затворила калитку, потом повернулась к Константину.
        Появление незнакомого, да ещё не там, где добрые люди ездят, насторожило. Насторожила и непонятная его остановка. А то, что он ошмёток накидал, где она чистоту поддерживает, даже расстроило:
«Кто тебя туда нёс!» – мысленно обругала она Костю, глядя, как он, опустив голову, принялся отковыривать грязь от каблуков. – «Нашёл место, где чиститься!»
        – А чего вы не там ехали? – не здороваясь, и не очень приветливо спросила она его, – И дороги-то там нет.
        – Да знаете? – развёл он руками, – В первый раз…. Свернул, а дорога не та и назад – без разницы. Пришлось буксовать, пока не выбрался.
        Она молча разглядывала его некоторое время, держа руки на переднике и размышляя, сказать или не говорить, чтобы убрал. Решила не говорить.
Женщину эту уже много лет не покидало чувство утраты; и много лет всякая встреча с подростком или молодым человеком была напоминанием о сыне. Глядя на них, как и сейчас на Костю, она обычно думала: «Вот и мой бы, наверное…» Вздохнув, она сказала примирительно – больше для того, чтобы не молчать:
        – Наши-то, с другой стороны ездят, – она показала рукой вдоль улицы. Потом подумала и заключила, – А тут вроде чёрного хода, кому быстрей.
Косте нечего было ответить. Молча собрался, кивнул ей и поехал по улице искать почту или правление, где собирался встретить клиентов. «Выходит, и я с чёрного хода», – невесело размышлял он.
        Дорогу в правление ему показал переходивший улицу мужчина в кепке с мятым козырьком. Мужчина оказался словоохотливым, но Костя насупился, а мужчина обижено подумал: «Инструктор! А может, девку потерял, теперь ищет».
        Двор правления был пуст, а на двери висел замок. Лишь в тёмной глубине деревянного амбара Костя заметил любопытное лицо, казавшееся светлым пятном. Некоторое время из амбара доносилось позвякивание металлических предметов, после чего на улицу шагнул крепкий сутулый старик в потрёпанной стёганке. На левой руке старика, по самый локоть была навешена сбруя. Один ремешок с металлическим кольцом на конце тащился следом. Старик прикрыл свободной рукой дощатую дверь, хмуро взглянул на Костю и направился к телегам с задранными оглоблями, стоявшими у забора. Подойдя к одной из них, он бросил сбрую и, выбрав уздечку, отправился за конём.
        – Здорово, дед! – нарочито весело сказал Костя, когда старик появился с конём.
        – Кому дед, кому нет! Чего надо? – ответил старик.
        Он косо, а его конь одним глазом посмотрели на приезжего, словно не доверяя ему.
        – Запрягай, да потолкуем, – сказал Костя, –  Дело есть.
        Старик презрительно хмыкнул:
        – Все дела у прокурора, а у тебя делишки! Это ещё посмотреть надо, какое дело?
        Костя помолчал, с интересом наблюдая за конём и стариком, стараясь привыкнуть к ним обоим. Конь был молодой, на тонких, крепких ногах с плотной, лоснящейся шеей и умной мордой. Старик был старый, бритый – с пухлыми морщинами и складками на подбородке. Руки у старика короткие, сильные, с громадными кистями и толстыми пальцами. Злые, маленькие глаза сидели глубоко, но не глядели прямо, а всё мимо.
        – Ты мне скажи, - начал Костя, – У кого здесь телевизор или приемник, какой не работает?
        – На что тебе?
        – Мастер я – телемеханик. Приехал заявки собирать.
        – У меня не работает, – сказал старик, впервые посмотрев на Костю в упор, – Кто прислал-то?
        – Из Рожинска, телеателье.
        – Кто? Я всех знаю там!
        – И Бессонова?
        – И его знаю.
        – Ну?
        – Что ну?
        – Вот он и прислал, – закончил Костя и замолчал, сожалея, что ни как не обходится без вранья.
        Старик продолжал заниматься своим делом. Надев на коня хомут и натянув подпруги, он вспомнил что-то, выругался и пошёл к амбару. Вернувшись с банкой солидола, он наклонился, но тут в правлении зазвонил телефон. Он извлёк за верёвочку из кармана телогрейки ключ, открыл замок и, войдя в помещение, снял трубку. Дверь оставалась открытой.
        – Да, я…. А у меня отгулы! Ну, тогда ладно…. Бессонова позовите...! Уехал? Куда уехал? Ну, пусть….
        Костя опять ощутил противное липкое чувство и включил зажигание.
Старик замкнул правление и вернулся к телеге. Он взял колесо за спицы, сдвинул его, приподняв телегу, и стал мазать ось.
        – Скрипит? – спросил Костя, выдернув ключ.
        – Верестит, падла! Аж уши глохнут, – ответил старик, не поворачивая головы.
        Пока он поочерёдно смазывал колёса, Костя вдруг стал думать о деньгах. Он не знал, сколько нужно брать за ремонт, расценок ему ни кто не показывал.  «Скажу заранее, - решил он, - А там, как хотят. Они торгуют, не спрашивают».
        Старик отставил банку, подобрал вожжи и сел на телегу, свесив ноги вбок.
        – Поехали!
        – Куда? – встрепенулся Костя.
        – Ко мне поедем, телевизор ладить.
        Он тронул коня вожжами и направил за ворота. Костя поехал следом. На улице старик дал коню волю, и тот понёс, погромыхивая телегой и брызжа сырым песком из-под копыт. Вскоре они оказались на знакомой Косте улице.
        Высокий белый дом старика стоял посредине, но был хорошо заметен издали. Когда подъехали, Костя вдруг увидел, как старик жил раньше, и как живёт теперь. Раньше он жил в саманном домике с рыжими, глиняными стенами, пузатыми и бугристыми, с крохотными оконцами возле самой земли и почти плоской крышей из трухлявых, покоробленных досок. Домик весь перекривился, с трудом удерживая эту крышу, под которую нормальный человек мог залезть только на четвереньках. Сейчас старик жил в просторном и высоком доме из белого кирпича, под крышей из шифера.
        На пороге их встретила тощая женщина – жена старика. У неё был вытянутый вперед подбородок и прямой, античный нос. "Наверное из поволжских немцев", – пришло в голову Косте. Она некоторое время со страхом разглядывала выпуклыми глазами незнакомого человека, силясь понять, не грозит ли его появление бедой. Но когда они зашли в дом, вдруг засуетилась, смахивая пыль со всего, что попадало под руку. Пока, наконец, не добралась до стула, который подвинула Косте. Тот небрежно сел, вытянув ноги в брезентовых брюках.
        Он играл. Ему казалось, чем независимей и свободней он будет вести себя, тем больше ему цены и веры.
        – Включай, дед! – повелевающе произнёс он. – Всё сам включай! Хочу посмотреть, может ты неправильно чего?
        – Не дед, а Фёдор Петрович! – тихо, но неожиданно твёрдо произнесла женщина.
        Старик хмыкнул на её замечание, взглянув на Костю. Костя подобрал ноги и стал красный, как рак: «Надо осторожнее», - подумал он. Ему опять стало мучительно неприятно от всего этого предприятия, но он преодолел себя. Старик тем временем повернул ручку включения и отошёл от телевизора.
        – Может, покурим после дороги, Фёдор Петрович? – спросил Костя как можно приветливей, – Пока греется.
        – Кури! Подвинул пепельницу старик.
        – Ох, а обед-то у меня… – всплеснула руками жена старика, – Не готов ещё! Но он сейчас дойдёт, правда дойдёт, пока вы тут….
        Костя, разминая сигарету в пальцах, сидел на стуле свободно, как ни в чём не бывало…, но ему казалось, что он играет какого-то идиота. Всё время хотелось бросить эту комедию, и уехать. Но, как говорится: «Назвался Груздем – полезай в кузовок», – и он сидел. Всё же, на уверения хозяйки запротестовал:
        – Что вы? За кого вы меня…? Н-нда…. В общем, я  дома буду обедать!
        – Ладно, – громким шёпотом возразил старик, – Молчи, раз пришёл!
        Костя понял, что его раскусили и поторапливают. Он встал, торопливо притушил ненужный окурок и подошёл к телевизору, стоявшему в углу комнаты. Экран у того вскоре посветлел, а из динамика раздавался тихий гул и едва слышимое посвистывание строчника. Старик, заметив это, неожиданно оживился:
        – Так-то он работает. Всё у его есть – и свет, и звук. Вот только не показывает, скотина, чего не делал!
        – Ничего, заставим! И показывать будет, – уверенно успокоил Костя старика.
        Он вынул антенный штекер и несколько раз прикоснулся им к гнезду на телевизоре. На экране появлялось и исчезало изображение, а из динамика кратковременно раздавался звук.
        – Ну вот, неисправность мы с тобой уже определили, – удовлетворённо потёр руки Костя. – Давай лестницу, на крышу полезем.
        – Чего там делать? – спросил старик. – Или антенна…?
        – Антенна! – кивнул Костя и направился к выходу.
        Старик посторонился, пропуская его, и вышел следом. Он беспокойно зыркал колючими глазками. Здесь всё было нажито им, всё принадлежало ему, всё было законно; и всё получилось здорово! И он не мог допустить, чтобы кто-то, пусть даже и мастер, поступал в его доме необдуманно. По его соображениям следовало ещё побыть в доме, посмотреть телевизор, эту более тонкую вещь – наверняка там что-то! А антенна что? Несколько прутьев, шест и провод – ломаться-то нечему!  А лазить зря – шифер давить?!
        Пока старый хозяин сомневался, Костя притулил к дому лестницу и полез на крышу. Там лежала ещё одна лесенка, по которой он забрался на конёк, не касаясь шифера. Старик, видя, как гость аккуратен, успокоился. Вскоре Костя закончил работу, слез с крыши и вошёл в дом, где увидел старикову жену, радостно глядевшую на оживший экран с прыгающими мульти зверушками. Она находилась в той самой неудобной позе, в которой смотрят телевизор занятые домохозяйки с полотенцем и мокрыми руками.
        – Сейчас накрываю, – обратилась она к вошедшим, и заглянула в глаза старику. – Ясно-то как!
        Всё выглядело так, будто это он исправил телевизор, а не мастер.
Костя понял, что в доме поддерживается культ старика; ведь это он где-то нашёл и привёл мастера!
        Сам старик на экран глянул мельком. Затем, не останавливаясь, прошёл в другую комнату, откуда появился, когда Костя сложил инструмент и собрался уже идти. Он подошёл и протянул пятёрку:
        – Хватит?
        Костя кивнул и, торопливо её скомкав, сунул в карманы брюк. «Как тот слесарь!» – вспомнил он, и его брезгливо передёрнуло. Ни старик, ни старикова жена, опять предлагавшая пообедать, ни словом, ни жестом не поблагодарили его, полагая, что не за спасибо человек работал. Это было непривычно Косте. Знакомые всегда горячо его благодарили, но зато бесплатно. Невесело он притянул инструмент ремнями к багажнику и твёрдо решил ехать домой. В это время увидел бегущего к нему подростка. Подросток махал ему руками, чтобы подождал. Костя притормозил и выставил ногу.
        – Вы радиомастер? – радостно спросил симпатичный паренёк, учащённо дыша, – Мы вас на крыше видели. А у нас… давно вас вызываем, вызываем...!
        Костя хотел отказаться, но не решился разочаровывать мальчишку. Спросил, куда ехать, посадил его на заднее сидение и был доволен, что тот ни о чём его не спрашивает. Когда ставил ногу на подножку, почувствовал скомканную пятёрку, давившую сквозь натянутый парусиновый карман. «Не идёт мне это дело, – подумал он, – Кончать нужно!»
        Они подъехали к тому самому дому, возле которого он недавно чистился. Грязь была уже убрана. Возле калитки стояла, знакомая ему пожилая женщина. Она, казалось, никуда не уходила, а всё ждала кого-то, опершись о ворота левой рукой. Правая ладонь была сложена козырьком, из-под которого женщина всё смотрела вдоль улицы.
        Хозяйка провела его в дом, в самую большую комнату, так плотно заставленную мебелью, что негде было повернуться. Мебель была простая, послевоенная. Огромная металлическая кровать с панцирной сеткой, грузный самодельный стол с большой столешней, на которой, вместо скатерти, лежал тоненький бархатный коврик с оленями. Был ещё диван, какие-то шкафы, старинный комод и современный шифоньер, покрытый лаком. Женщина подошла к телевизору, стоявшему в дальнем углу на тумбочке, сняла с него вазу с цветами из крашеных перьев и поставила её на стол. Затем сняла бардовую плюшевую салфетку и, неторопливо свернув её, положила рядом с вазой. Включила телевизор и отошла.
        – Садитесь, – тихо сказала она.
        Костя сел и стал смотреть на экран. Изображение хорошее, но неустойчивое, как и звук. Всё сильно засорено помехами. Хозяйка приблизилась и ударила рукой по корпусу. Изображение пропало, но после второго удара появилось и удерживалось некоторое время. Затем опять всё смешалось, и невозможно было понять, что смешалось – строка или кадр.
        – Тут и делать немного должно, почти работает, – сказала женщина.
        – Почти работает, повторил за ней Костя.
        Откуда ей знать, что такая неисправность лишь кажется простой. Костя подошёл к телевизору, и сам легко похлопал по футляру. Неисправность отзывалась даже на это. «Если возьмусь, послужит мне индикатором,» - размышлял он. Хозяйка поняла, что он колеблется:
        – Ну, и большой ремонт ему нужен? – спросила она.
        – Может и небольшой, но повозишься, – ответил Костя.
        Ему уже не хотелось ничего продолжать, и он собирался отказаться.
        – Трудно сказать, что у него болит, – в некотором раздумье произнёс он, – В мастерскую не хотите? Там ведь это проще – осциллограф нужен!
        – В мастерскую? – разочарованно протянула хозяйка, взмахнув полной рукой, – А у вас нет этого… осо...лографа? – она запнулась на незнакомом слове, – Отвезли бы уж давно.
        Женщина понуро задумалась. Она вспомнила объявление, что телевизоры из близлежащих посёлков приниматься в ремонт не будут. Ремонтировать их будут в передвижной мастерской. Заявку они с мужем давным-давно подали но, ни кто не приезжал.
        – Вы делайте, – попросила она, – Чего уж там! Или не получится?
Костя сообразил назвать такую цену, чтобы она отказалась:
        – Всё получится, да дорого стоить будет, – начал он.
        – Ну, ничего, – произнесла она тихо, – Делайте, а там… заплатим, конечно! Сколько?
        – Двадцать рублей!
        – Две красненькие? – удивилась она.
        Он почти не сомневался, что услышит отказ, но не услышал. Хозяйка поморщилась, обдумывая что-то, и с тоской посматривая на экран, исполосованный чёрными прыгающими штрихами, и вдруг согласилась:
        – Двадцать так двадцать, – кивнула она. – Дорого, конечно. Ну, что же, ничего, если работать будет.
        Отдавать такую большую цену она бы и не стала, но сейчас её тревожили частые отлучки мужа. Будь дома исправный телевизор, не ходил бы он смотреть кино к соседям, где так часто подают, что и запить можно. Кроме того, из харкающего динамика слышались детские голоса. Женщина тяжко вздохнула, вспоминая свою боль, и уже увереннее повторила:
        – Что ж, что двадцать, лишь бы показывал. Ведь вдвоём с мужем.  Детей-то нет.
        Костя ухватился за возможность сменить тему:
        – А это не ваш разве? – кивнул он на подростка, разместившегося на диване.
        – Коля-то? – нежно посмотрела она на мальчика, – сосед, Муж сильно его любит.
        Коля, смущённый неожиданным вниманием, порозовел и заёрзал.
        – Я думал ваш.
        – Нет, один был – помер, – покачала она головой, а больше нет.
        Костя, затеяв весь этот разговор, досадовал на себя, что не отказался сразу. Он сердито поглядывал на женщину: «Попробуй с ней на базаре потолкуй.  А здесь – смотри-ка…?»
        – Ладно, будем делать, – нехотя согласился он. – Вот только стол давайте освободим и… зановесочки на окнах, если можно, конечно.
        – Можно, можно! Располагайтесь, как удобнее! Я помогу. Говорите, если нужно чего.
        Хозяйка освободила стол. Костя поставил на него телевизор и приступил к работе.
        ...Прошло несколько часов. Костя устало откинулся на спинку стула и, закрыв веки, подавил глаза руками. Оглядевшись, он как бы заново увидел комнату. Большой цветок вместе с ящиком и табуретом был задвинут в угол; шторки на окнах распахнуты, стол без скатерти, стулья без чехлов. На кровати футляр и, закреплённое в скособоченных подушках зеркало, по которому Костя следил за отвороченным экраном, стоявшего на столе телевизора. Вокруг валялись детали и привезённый из дому инструмент. Всё это было окутано сизым табачным дымом, перемешанным с чадом канифоли, к которой Костя часто прикасался перегретым паяльником.
        Он не находил неисправность. Раза два менял комплект ламп, мерил режимы – всё без толку. Осмотр паек, который он делал с увеличительным стеклом и зеркальцем, тоже ничего не дал. Монтаж безупречен.
        Тяжело поднявшись, он взял со стола полупустую пачку сигарет, спички, потянулся и вышел за ворота. Вскоре, скрипнув калиткой, появилась и хозяйка. Она остановилась в прежней позе и глядела вдоль улицы.
        – Отдохнуть решили? – спросил он хозяйку, – На свежем воздухе?
        – Кой там воздух? – сердито ответила она. – Своего жду! Воскресенье, а он опять домой не является. Загулял совсем!
        – На базар-то не поехали? – как бы невзначай спросил Костя.
        – Какой базар? – не поняла женщина.
        – Ну, городской, или ещё какой.
        – А зачем он нам? – недоумённо пожала она плечами. – Слава Богу, всё есть, на земле живём.
       – Так вы разве не торгуете? – допытывался Костя.
        – Фу ты, Господи! Чего не хватало? – посмотрела на него хозяйка. – Торгует, кто может, или нужда. А нам и нужды особой нет. Да моему… так лучше пойти и напиться, чем куда-то ехать?
        – Но кто-то ведь торгует? – настаивал Костя.
        – Торгуют, – кивнула женщина. – Шарков…, как бригадиром стал…, это у которого вы давеча были. Дом построил себе. Ну, Максим… помидорами занимается. Так это совсем на другой улице.
        Костя замолчал, размышляя о чём-то.
        – Может, обедать пойдёте? – спросила женщина, – А то… время?
        – Спасибо! Но я ни у кого не обедаю.
        – Как хотите, тихо сказала она и, неторопливо повернувшись, пошла во двор. – А то – идёмте!
        – Нет, нет, спасибо! – покачал головой мастер.
         «Не получается у него с телевизором, – догадалась она. – Видно и, правда, сильно поломался. Стучать не надо было. Сколько говорила своему – не стучи! так он разве поймёт, когда выпьет?»
         «Что же делать?» – думал между тем Костя, потирая лоб: «Неужели бросить придётся? В армии, бывало, отремонтировал – хорошо! Нет – тоже ничего! Ни кому не обязан. Тут же совсем по-другому: сторговался, залез в чужую вещь… и вдруг не можешь. Зачем тогда брался, портил?»
        Он вспомнил свой успех в армии. Узнали, что радиолюбитель, но особого значения этому не придали: «Вот если бы телемеханик!» Оказывается в полку, в ротных каптёрках пылилось немало телевизоров, ждущих каждое новое пополнение; вдруг в нём окажется мастер! Будучи ещё в карантине, Костя между делом отремонтировал всю ротную технику. Работал он легко, без натуги; и ему всё казалось, что неисправности пустяковые. Так оно, очевидно, и было, но слава о нём разнеслась. Старшины стояли в очередь и выпрашивали его у командира роты «Хоть на часок!». От них не было отбоя. Пришлось Косте в свободные от армейской службы минуты своего отдыха, в то самое время, когда он ремонтировал очередной аппарат, читать разные книги – пособия  по ремонту, так как раньше он специально ремонтом телетехники не занимался. Так, между делом, и научился. Однажды, правда, крепко помучился…. «А ведь там было что-то похожее! - насторожился вдруг Костя. – Может, и здесь тоже?»
        Он поспешно встал, бросил окурок в бочку с водой и пошёл в комнату. Не присаживаясь, снял со строчника кожух, вынул маленькую стеклянную лампу, нащупал отвёрткой невидимый винт – там, куда вставляется колпачок этой лампы, и аккуратно затянул его. По тому, как тот легко подался, Костя понял, что нашёл! Он облегчённо вздохнул и поругал себя, что не догадался сразу. Спустя некоторое время он уже «испытывал» нормально работающий аппарат ударами по корпусу.
        – Ну, вот! – улыбнулся Костя хозяйке. Всё. Работает.
        Та молча кивнула. Выражение её полного лица оставалось непроницаемым. Женщина ни как не реагировала на то, что он нашёл-таки неисправность и устранил. Мастер! Она с самого начала была уверена, что если удалось зазвать, то, стало быть, отремонтирует, хотя и обдерёт! За тем ехал. Костю обескуражило её равнодушие. Однако, вспомнив, чьё место занял, решил, что так и надо встречать калымщиков. Он чувствовал себя каким-то недостойным, как будто занимался воровством...
        Установил телевизор на место и быстро собрал инструмент. Хотелось скорее бежать отсюда, чтобы не знали и не помнили его здесь. Ведь не случайно же это дело называют «Калым». Очень многим после такой работы приходится отбывать срок на Колыме.
        Когда на экране опять появилось чёткое, устойчивое изображение, хозяйка привстала и положила на стол две десятки. Он хоть и ждал этого момента, все-таки вздрогнул, увидев красные бумажки, и сразу же понял, что их нельзя брать. Ему показалось, что женщина пристально смотрит на него, будто старается запомнить, как он будет это делать. Не глядя ни на деньги, ни на хозяйку, Костя закончил сборы и снял со стола чемодан.
        – Всё, будьте здоровы, я поехал! – сказал он.
        – А деньги? – встрепенулась женщина.
        – Они вам и самим пригодятся, уберите!
        Женщина молчала. Он увидел на её лице недоумение и страх.
        – Что же так? – спросила она растерянно.
        – Не возьму, потому что не мастер. Да и мастер был бы – не взял, ответил Костя.
        Женщина смотрела на него некоторое время с презрением, а потом опять с недоумением.
        – Не поняли? – спросил он, осмелев и чувствуя, что принял спасительное решение. – Я не являюсь мастером! Просто у меня затруднение с деньгами, малыш скоро родится, а у нас ещё ни коляски, ни кроватки…. Хотел подработать, да вижу не по мне это дело – не подходит. Слишком уж я прост!
        – Как же не подходит? Телевизор-то работает!
        – Ну! Этого добра…. Что хотите, отремонтирую! Калымить мне не подходит.
        Она не знала, как отнестись к неожиданному признанию. Или, действительно, как к откровению, или как к хитрой и непонятной лжи. На всякий случай согласно кивнула ему.
         «И чего это он задумал? – гадала она. – Брал бы деньги, да и уезжал!» – Движимая, больше беспокойством, чем благородством, взяла со стола злополучные бумажки и протянула их Косте.
        – Вы бы лучше взяли, как договорились. Телевизор-то работает!
        Хозяйка стояла с протянутой рукой и не понимала, зачем это делает, если он сам отказывается. В голосе её слышалась растерянность, а в мозгу вертелась навязчивой скороговоркой фраза, слышанная ещё в детстве, «Уговор дороже денег, у-го-вор до-ро-же де-нег,» – и она сказала:
        – Уговор дороже денег.
        Нелепость сказанного совсем её расстроила. Костя, убедившись, что его не поняли, махнул рукой и направился к выходу. Однако в дверях неожиданно появился тот мужик, в помятой кепке, с которым он разговаривал на улице. Следом в комнату вошли мастер Бессонов и молодой парень-шофёр, которых Костя видел утром в Рожинске. Они вошли гурьбой, и ему пришлось отступить. От мужика разило спиртным, глаза его быстро бегали. Некоторое время все молча смотрели один на другого, наконец, полупьяный мужчина сказал:
        – Чудеса, да и только! Слышь, Наташ! Я Кондратича перехватил. Дай, думаю, телевизор нам сделает, а тут уже...?  То звали-звали – никого, а то сразу двое…. Чудеса, я говорю...!
        Он посмотрел на жену и глаза его удивлённо округлились:
        – А чего эт ты держишь? – обратил он внимание на деньги, которые хозяйка держала в руках, и вдруг резко повернулся к Косте. – Две красненькие! Двадцать рубликов! По два тридцать это сколько же бутылок…? - он пошевелил губами, глядя в потолок, – Восемь? Да ещё и с чекушкой? Ну, нахал! Вот гад! А я ещё давеча думал, что инструктор, какой. Нет, ты видишь, Кондратич, как нас грабят, а? Нет, ты понял? Пока ты там ковыряешься, нас тут подчистую...!
        – Ну, ну! Пошёл, пошёл! Чего привязался-то? – раздался резкий голос хозяйки. – Отойди от человека! Не лезь! Не стал он брать. Вот даю, а он не берёт. Хотел, говорит, а не могу, не по мне это. И телевизор тебе, дураку, наладил, чтобы ты опять хлопал!
        Мужчина посмотрел лихорадочно блестевшими от хмеля глазами в мерцающий угол:
        – Наладил, говоришь? А я вот сейчас проверю, как наладил.
        Он юркнул к телевизору; и не успела хозяйка раскрыть рот – со всей силой грохнул по деревянному корпусу ладонью. Изображение дёрнулось, но тут же стало на место.
        – А смотри! – сказал мужчина и ударил ещё раз. – Правда наладил! …и денег не берёт? Чудеса!
        – Вы посмотрите на него! – сердито повернулась хозяйка к Бессонову, – Прямо спасу нет!
        – Ну, молодец! Ну, мастер! – восклицал между тем её муж. – Вот уж уважил! Только, как же я тебя теперь отпущу? Наташ, сообрази нам чего-нибудь! – повернулся он к жене, не замечая её сердцов. – Сообрази, милая, я сейчас в погреб сбегаю!
        Когда он выскочил из комнаты, Бессонов поправил на переносице свои старушечьи очки и обратился к Косте:
        – Что ж это вы, молодой человек? Мы ведь в помошниках такого рода не нуждаемся.
        – Да чего с ним разговаривать? – зло начал его напарник-шофёр с бронзовой бляхой на поясе. – Записать номер и сдать куда следует!
        – Подожди, Володя, с номером… – спокойно сказал Бессонов. – Человек ведь кажется, отказался от денег? И в первый раз, по-моему. Так я говорю?
        Костя кивнул,
        – Вот видишь?! – воскликнул Кондратич.
        – Но как вы догадались, где я? – спросил Костя, начиная приходить в себя.
        – Не догадался. Виноват его величество случай. Да и вы сами, – сказал Бессонов, – Уехали утром, а меня сомнения гложут, кто это такой был? Может заказчик, может ОБХСС, а может и контролёр в нашей системе? Кто его знает, когда он опустится, этот дамоклов меч? Если жалобу написали – жди беды! Я ведь один, не успеваю всех обслуживать. Так вот и решил сегодня по вызовам ездить. Сели с Володей в летучку – нашу походную мастерскую, и поехали.
        Костя удивлённо покачал головой:
        – У вас такие возможности, а вы один работаете.
        – Видите ли, – поправил очки Бессонов, – Летучку нам подарили военные. Оставили после весенних полевых работ; а вот оборудование… обещали. Теперь ездим каждую неделю в часть. Они там переписываются со своим начальством. Получают новую станцию слежения, а старую списывают. Пока всё это проведут – приходится ждать. Да и кого попало, брать не хотим. Сельская местность всё-таки! Все друг друга знают. Так что дурная слава…. Вы меня понимаете? Своих готовим. Вот и Володя на шофёра выучился, теперь на телемеханика учится...
        •
        Соня встретила Костю с мокрыми от слёз глазами (опять видно ревела), и зло спросила:
        – Ты где пропадал?
        – Весь Союз объехал, Сонюшка! Чуть на Колыму не попал! – сказал Костя, целуя её, и подавая сетку, полную огурцов, редиски, зелёного лука и больших красных помидоров. На вот, тебе ранние овощи!
        – На базар заезжал? – спросила она, светлея от радости.
        – Нет, от денег отказался, хозяева заставили натурой взять. Да ты корми мужа! А то он в дороге чуть всю натуру не съел. И потом… меня на аргон переводят, поговорить с тобой нужно.
        •
        Когда родился Дениска, Соня запротестовала:
– Я больше так не могу!  Всё сама и сама, а ты всё по командировкам! Не пойму, кто я? Жена или мать-одиночка? Ко мне уже… подмазываются, – она не сказала кто, – Спрашивают: – «Тебе не скучно одной?» – Нет, говорю, не скучно! А сама по ночам вою….
        Костя побагровел и зло спросил:
        – Кто это? Опять Юрка, да?
        – Что Юрка? И так все знают, что я одна. Никакого твоего Аргона мне больше не надо, Костенька! – расплакалась Соня, – лучше давай вместе.
        – Давай…! – с придыханием сдержался Константин, – Вместе!
        Назавтра он пошёл на работу и потребовал у Василича  накопившиеся отгулы.
        – Что так? – угрюмо спросил тот, – К отпуску подкопишь, два месяца гулять будешь! Плохо что-ли?
        – Может и не плохо, но мне не подходит. Отгулы нужны сейчас! – так же угрюмо ответил Костя.
        Ему дали две недели. Они  с Соней решили поискать такую работу, где можно было бы заработать квартиру. Но куда бы он ни обращался – везде такие длинные очереди, что нечего было и думать, получить её хотя бы через пять лет. Подруга, у которой они остановились, написала уже, что на севере очень тяжело; морозы, пьянки, преступность! И неизвестно, выдержат ли они условия контракта, и не сорвутся ли назад раньше времени. А если и выдержат, то все равно через два с половиной года вернутся. Костя упорно искал хоть какую-нибудь надежду на квартиру. Его брали, но квартиру, ни кто не обещал. И вот однажды женщина-кадровик, проникнувшись участием к молодой семье, сказала им, когда они между делом зашли к ней втроём, вместе с Денисом, уже ни на что не надеясь:
        – Вы ходите по заводам, а тут только оклады. Вам лучше пойти на какую-нибудь работу в горисполком.
        – А какая там работа? – недоумевая, спросил Костя, – На машинке печатать? Или бумажки перекладывать?
        – Нет, – улыбнулась Светлана Афанасьевна, – Там есть работа в городском хозяйстве. Банно-прачечный комбинат, например. Кстати там такой приветливый человек директором, Пётр Лаврентьевич. Если его попросить, он поможет и с жильём. Но вообще-то мы: и наше предприятие, и другие, столько квартир в горисполком отчисляем, что, наверное, у них можно будет получить и квартиру. Кстати, Пётр Лаврентьевич говорил, что ему толковый наладчик нужен на автомат-прачечную.
        Когда они вышли, Соня спросила:
        – Ну что, Кость? Попробуем?
        – Да не зови же ты меня костью! – шутливо возмутился он, –  А то буду тебя звать Соня-засоня!
        – А что делать, если мы такие? – озорно рассмеялась Сонечка, – Я собачка, люблю поспать, а ты моя любимая косточка! Нет-нет, да и погрызу когда...!
        Константин улыбнулся и прижал к себе Сонечку:
        – Надо туда к ним срочно поехать, пока у нас есть, где жить, – озабоченно перевёл он беседу на деловой лад.
        Они нашли директора Банно-прачечного комбината в переоборудованной под кабинет вентиляционной комнате в торце двухэтажного здания центральной прачечной. Правда, в самом кабинете, который им показали на втором этаже, никого не было. Но они услышали, как кто-то обратился к нему: «Пётр Лаврентьевич!» и зашли в большую, светлую комнату напротив «вентиляционного» кабинета на одной лестничной площадке. По обилию плакатов и портретов сразу определили, что это "красный уголок", каких много было в те времена: на каждом предприятии и в каждом цеху. В тесный кабинетик с небольшим окном могли придти трое, а когда нужно было поговорить со всем коллективом, нарядный "красный уголок" был необходим.
        Петр Лаврентьевич готовился поздравлять с юбилеем, выходящую на пенсию прачку и показывал работникам, как и что нужно оформить. Он увидел незнакомую молодую пару с ребёнком, и решил, что это заказчики, у которых опять потеряли вещь, и сразу же пригласил молодых людей в свой кабинетик.
        – Что у вас было? – спросил он и уже приготовился записать их номерок, нашитый на бельё.
        Но Костя понял его и сказал: 
        – Нет у нас другое. Мы ищем работу, а Светлана Афанасьевна посоветовала обратиться к вам.
        – Какая Светлана Афанасьевна? – переспросил Петр Лаврентьевич.
Он работал с женским коллективом и мог назвать сразу три Светланы Афанасьевны.
        – Из отдела кадров Азотно-кислородного завода, – уточнил Костя.
        – Вы ищете работу для молодой мамы? – кивнул Петр Лаврентьевич на Соню.
        – Нет, работа нужна мне, - сказал Костя.
        – Вы сейчас работаете?
        – Да, работаю в монтажном управлении сварным, на аргоне.
        – Но нам не нужны сварщики, и мы никогда не заплатим вам зарплату аргонщика, – сказал Петр Лаврентьевич поднимаясь и давая тем самым знать, что разговор окончен.
        – Но у вас есть Автомат-прачечная в тридцать восьмом квартале! – вскочил Костя, – И у вас бывают квартиры! А нам негде жить!
Петр Лаврентьевич усмехнулся:
        – Я вижу, Светлана Афанасьевна неплохо вас информировала. В таком случае, почему она мне не позвонила?
        – Она звонила при нас, но вы были в красном уголке! – звонко вставила Соня, блеснув глазами, –  И вы, наверное, не знаете, что Костя опытный монтажник и электрик.
        – Да вы прямо детективы, – рассмеялся, посмотрев на неё, Петр Лаврентич и подумав добавил, – Хорошо. Завтра утром приходите сюда к восьми часам, и мы подробно поговорим.
        Назавтра, посовещавшись с женой, Костя оставил её с Денисом дома и пошёл в комбинат. Его уже препоручили электрику Валере, который рад был сдать ему все дела этой злополучной автомат-прачечной и, как прежде, заниматься только простыми стиральными машинами в основном корпусе.  Несмотря на то, что из четырнадцати машин в прачечной работали только две, Валера не смог растолковать Косте об устройстве этих созданий. Его выручила заведующая прачечной Анжелика – женщина средних лет, которая и показала на какой полке, и в каком шкафу что лежит, и как это всё работает.

(Продолжение возможно)

Психология семейных отношений 1. О нежности. http://www.proza.ru/2008/10/13/310