НЕнаша эра. ч. 3 гл. 1

ЧАСТЬ 3
ПАЛОМНИК

Я задержал дыхание и проглотил таблетки. Потом посидел, зажмурившись, несколько секунд. Потом боль ушла, и возникло знакомое ощущение. Вначале - невообразимая легкость, будто вот-вот оторвешься от земли, поднимешься в небо, высоко, к облакам. Потом его резко сменяет чувство превосходства. Превосходства не над одним человеком, не над всем человечеством - над всей Вселенной. Я - больше чем Человек, больше, чем Патриарх, я - Бог. Мое желание - закон. Больше, чем закон. Все, о чем я подумаю, незамедлительно станет реальностью. Земля казалась мне маленькоя, а люди - ничтожными. Они были муравьями, копошащимися на поверхности муравейника, выстроенного ими почему-то, в форме шара. И если я пожелаю, муравейник сгорит до тла, и ничего не останется. Но я, конечно же, милосерден к этим несчастным существам, истребляющим друг друга и, разумеется, не трону их, а просто буду наблюдать, как они приведут свой мир к гибели, а это непременно случится, рано или поздно.
И тут ощущение исчезает, но не резко, что было бы, несомненно, лучше, а плавно. Когда осознаешь, что все это - иллюзия, игра воображения, не желаешь смириться с этим и до конца цепляешься за медленно исчезающий кусочек фантазии. Кричишь, плачешь, бьешься в истерике, пытаешься руками уцепиться за что-нибудь...
Я очнулся весь мокрый от пота. Бешено колотилось сердце. Кожа на пальцах и ногти были содраны в кровь, а на столе передо мной виднелись длинные красные следы. Страшно представить, что я здесь делал. Впрочем, и так понятно, что. Болела голова. Я мимоходом подумал, уж не бился ли я ею об стол? Нет, вряд ли.
Вначале я прошел на кухню и выпил коньяку - на рюмке остались кровавые отпечатки, и только после этого пошел в ванную и, морщась от боли, помыл руки.

Так называемая война шла девять недель и один день. И за этот последний день Мегаполис 14 был полностью взят под контроль. Не нами. Да, мы проиграли. И, хотя мы по-прежнему оставались Мегаполисом 14, мы - часть Мегаполиса 26. И остался ли шанс вернуть самостоятельность - неизвестно. И что будет с нами тоже неизвестно. Конечно, нам оставили жизни, даже позволили пройти Посвящение, но уверенности в завтрашнем дне все равно не было. Особенно у меня, потому что я не знал, что случилось с Патриархом. Я не знал, как по закону поступают с правителем побежденного города, но, по крайней мере, предполагал. Глеба я не видел с начала войны и даже не знал, жив ли он. Оставалось лишь отсиживаться в уголке и надеяться, что он сам найдет меня. Но уже месяц прошел, но никаких вестей ни от него, ни от Патриарха я не получал. Оставалось два варианта: либо сидеть, сложа руки и ждать неизвестно чего, либо самому предпринимать какие-то действия. первый вариант меня не устраивал, поскольку не было никакой уверенности, что что-нибудь вообще случится. Поэтому я решил во что бы то ни стало найти Глеба и вместе с этим попытаться получить допуск на Посвящение в Монаха. На всякий случай. Впрочем, исполняю ли я волю Патриарха или уже свою? Иногда я ловил себя на мысли, что мне хочется стать Монахом. Это было очень странное чувство. Во-первых, я понял, что Церковь - это совсем не то, что я представлял раньше. Она не делает жизнь однообразной, наоборот - она обогащает ее! Во-вторых, изучяя материалы, необходимые Паломнику, я узнал много интересного и даже отчасти проникся. Несомненно, работа Паломника была наиболее интересной из всех. Потому, наверно, многие и остаются ими, несмотря на опасности. Восемьдесят процентов убийств - это убийства Паломников. Почему? Трудно сказать...
- Заходите, Паломник, - сказал молодой, лет двадцати, Служитель, впуская меня в квартиру. - Вы пришли, чтобы просветить меня?
- Да, - кивнул я. - Вы, кажется, не очень довольны.
Служитель вздохнул и развел руками.
-  Ну да, есть такое.
- Хорошо, попытаюсь Вас переубедить. Разрешите присесть?
- Конечно, - спохватился Служитель. -  Пройдемте в комнату.
Мы прошли в крошечную комнатку - квартира явно была из дешевых, и сели на слишком твердые неудобные стулья.
- Меня зовут Виктор, - ответил Служитель на невысказанный вопрос.
- Благодарю, - кивнул я. - Вы не задумывались о том, чтобы пройти Посвящение?
- Нет.
- А почему, Виктор?
- Видите ли, - Служитель положил ногу на ногу. - Я, так сказать, далек от веры.
- Но неужели Вы хотите всю жизнь подвергаться риску?
- А какая разница? Сейчас никто не может чувствовать себя в безопасности. Забыли? Мы же теперь все под гнетом.
- А почему Вы так уверены, что я не агент Двадцать Шестого?
- А я и не уверен.
- Но почему же тогда?.. - начал я.
- Согласитесь, Служителя вряд ли кто-нибудь воспримет всерьез.
Мы замолчали. Я размышлял.
- Что ж, должен признать, Вы в чем-то правы. Но Вы ведь не поэтому не стремитесь наверх.
- Я уже сказал: я далек от веры.
- А много ли Вы знаете о ней? - спросил я.
- Я и не особо стремлюсь.
- А вот это напрасно, - сказал я. - Почитайте "Краткую историю религии", там много интересных страниц.
- Например? - спросил Виктор.
- Ну, скажем, летоисчесление. Были религии, где года отсчитывались от сотворения мира, что ближе всего к нашей системе. Но больше всего поразило, что кое-где отсчет велся от момента рождения одного конкретного человека. Люди верили, что он был сыном Бога.
- А как же быть с временем до его рождения? -  спросил Виктор. Я посмотрел на него. Кажется, он даже заинтересовался.
- Время после его рождения называли нашей эрой,...
- А время до рождения? НЕнашей эрой? - с иронией сказал Виктор.
Я открыл было рот, чтобы поправить его, но задумался. НЕнаша эра...
- Я угадал? - поинтересовался Служитель.
- Нет, - я покачал головой, стряхивая оцепенение. - До нашей эру.
- Как все банально, - протянул Виктор и откинулся на спинку стула.
Я смотрел на него исподолбья. Подумать только, а ведь в двадцать лет я, наверно, был таким же. Как-то даже трудно поверить...

Я так и не смог ни в чем убедить Виктора. Он был еще слишком молод, мир казался ему простым и понятным. Ничего, многие так - лишь к тридцати годам начинают движение в иерархии. Как я, например. Хотя я начал не по своей воле. Не по своей ли? Может быть, подсознательно, я хотел этого, и судьба лишь подкинула мне повод? В последнее время мне часто казалось, что все, что произошло со мной за эти три с половиной года, произошло на самом деле, только потому, что я этого хотел. Не понимая, не осознавая. Хотел и подсознательно стремился к этому.
Мне оставалось сегодня нанести визит еще одному человеку, но добираться к нему надо через весь город, а солнце уже садится.
Я успел пройти два квартала, когда меня  окликнули:
- Эй, Паломник!
Вот это вообще не лезло ни в какие рамки. Говорить Паломнику "Эй!" не имел права никто. Даже Священник.
Священник приближался, вращая в руках выключенное копье.
- Ну что? Что ты стоишь, как дерево? Забыл, как обращаться к Священнику?!
Я прищурился и напрягся, но голос остался ровным, как это ни странно.
- "Еретик имеет обращаться к Священнику только как "Господин", остальные Касты имеют право обращаться либо по имени, либо "Священник"", - процитировал я и после паузы пояснил, - статья 37 пункт д Высшего Закона Мегаполиса 14.
На последнем слове Священник перестал крутить копье, нажал кнопку, и оно засверкало синеватыми искрами. Через мгновение он ткнул меня в живот. Я согнулся пополам и упал на колени. Священник сказал медленно, интонацией выделяя каждое слово:
- Мегаполиса 14 больше нет. Хорошенько запомни это. Теперь ты подчиняешься нашим законам.
- Я буду жить по правилам, установленным в родном для меня городе.
Священник замахнулся, затем ударил меня по голове. Вернее он хотел ударить. В последний момент я увернулся, вскочил и со всей силы ударил Священника ногой по коленке. Раздался жуткий хруст, и Священник закричал, падая. Я схватил копье, но лишь пальцы мои коснулись его поверхности, как оно отключилось, а на рукоетке замигала красная лампочка. Поразмыслив, я с размаху ударил Священника по голове отключенным копьем, превратившимся теперь в самое примитивное оружие - металлическую палку. Бросив окровавленное копье, я огляделся. Улица опустела. Видимо, все попрятались по домам, когда Священник меня окликнул. Что ж, надеюсь, они не видели, чем все кончилось.
Мой враг оказался не столь силен, как я думал. Наверно, он был еще неопытным новичком. Но дело тут не столько в этом. Он был из той породы людей, что жила за счет угнетения слабых, причем не важно, выражалась ли эта слабость в количестве или в силе. Мегаполис 26 сделал большое одолжение таким людям, захватив нас. Он подарил им тысячи людей, побежденных и потому покорных. И победители поверили, что проигравшие не будут сопротивляться и потерпят любое с ними обращение. Но они ошиблись. И, возможно, я и положил начало сопротивлению, но вместе с этим я совершил преступление.
Это было мое первое убийство. Именно убийство. Не уничтожение врага на войне, которое не наказывается, а, наоборот, вознаграждается, а убийство человека в мирное время, считавшееся одним из самых страшных грехов. И тот факт, что нынешнее время назвать мирным было нельзя, ничего не менял. Совершив убийство, я пошел против закона, против Церкви и против самой морали. Теперь я был преступником, и сейчас все зависело лишь от того, насколько быстро меня найдут.