250

- Сейчас, я только немного посплю и приготовлю поесть, - тихо сказала мать, закрывая глаза.
 Саша и Маша сидели за столом, на промерзшей кухне. С головой укутавшись в старую шубу, Маша пыталась растирать свои ладони. Ее белые варежки, с зайчиками, теперь носил брат. Девочка сама их отдала, когда недавно, Саша начал громко плакать от холода. Потом доктор, который отрезал Саше отмороженный мизинец, жал ей руку и говорил, что остальные пальчики спасла она. Вот только, как же она сама-то теперь, без варежек? Они так ей нравились раньше! Маше было восемь лет, она сидела за столом, на промерзлой кухне, укутавшись в старую шубу.
 Саша играл. Вчера он нашел на улице красивый осколок железа и теперь рассматривал, как свет переливается на его поверхности. Странный блестящий металл, с острыми, оплавленными краями. На Саше тоже была шуба, только поновее. Меховая шапка и шарф почти полностью скрывали его лицо. Ему было пять лет, он сидел за столом, напротив своей сестры, и играл с красивым осколком железа. А еще, Саша вспоминал.
 Мальчик вспоминал прошлое лето. Он почти видел снова, как ему впервые позволили купаться в речке. Саша был так счастлив! А Маша ворчала, ей поручили следить за братиком. А вечерами они сидели на веранде, выходившей в сад, и пили чай, все вместе. Мама читала стихи, иногда даже на другом языке. Папа рассказывал что-то про театр. Часто приходили гости. Тогда начинались какие-то скучные разговоры, об искусстве, стихах. Саша всех перебивал и пытался рассказывать про речку. Его слушали, часто аплодировали новым подвигам. Он был так горд, когда научился плавать по-собачьи. А Маша любила петь для гостей. Говорили, у нее будет сопрано. Саша не знал, что это такое, но сестрой гордился. Это было в июне.
 В середине лета все как-то поменялось, стало слишком громким. Появилось много непонятных слов и странных, спешащих людей. А все знакомые, наоборот, куда-то пропали.
 А сейчас – январь. Недавний Новый Год не отметили, папа просто поменял календарь. Саша думал, что это из-за него. Теперь он часто ссорился с сестрой из-за хлеба. Он любил сухари, а сейчас, почему-то ему их почти не давали.
 А вчера мама не плакала, но в доме все было так, как будто случилось что-то плохое. Пришел папа и что-то протянул маме.
- Двести пятьдесят, - тихо сказал он. Мама взяла маленький сверток и потом, когда папа ушел, долго сидела с ним на коленях, но не плакала. А когда Саша, тайком от мамы, раскрыл этот сверток, он увидел, там был хлеб! Большой-большой ломоть хлеба! Саша его съел. Ну что поделаешь, он хотел есть. Саша знал, что поступает плохо, но ничего не мог с собой поделать.
 Его не ругали, только Маша смотрела очень строго. Папа, когда узнал обо всем, горько вздохнул и потрепал сына по редким волосам. Саша еще удивился, почему ладонь папы такая жесткая, но легкая и холодная? Потом папа ушел и Саша его больше не видел. Мама плакала. Это было вчера.
 На кухне было тихо. Часы не тикали.
- Я есть хочу, - сказал Саша.
 Маша смотрела в пустоту и пыталась растереть свои побелевшие ладони.
- Подожди, мама проснется, - голос сестры был слаб, но строг, как и всегда, в последнее время. Сегодня он дрожал, сестра едва сдерживала слезы.
- Маша, прости меня за то, что вчера я съел твой сухарик. Если хочешь, сегодня, я отдам тебе свой. Половинку.
 Маша разрыдалась.
- Маша, не плачь, давай разбудим маму.
 Но маша все плакала.
 Саша встал и пошел в комнату мамы. Здесь было холодно. Даже холоднее, чем во всей квартире. На голых стенах белел иней. Мама лежала, накрывшись шинелью и одеялом. Ее белое лицо, исхудавшее, с синими тенями под впавшими глазами, смотрело прямо на Сашу. Глаза были открыты, но пусты.
- Мама, - тихо позвал Саша, - мама, вставай…
 Ее тело было холодным и очень легким. Но все равно, два исхудавших ребенка с трудом смогли завернуть его в простыню и положить на саночки. Маша делала все, Саша только помогал. Они вывезли саночки в парадную, но спустить их по лестнице не получилось, тело мамы соскользнуло и покатилось вниз, по ступенькам. Дети замерли, только сейчас осознав, что остались одни, что больше никого нет. Они не плакали, они просто стояли.
 Сверху по ступеням спускался незнакомый мужчина.
- Что такое? – спросил он, но посмотрев вниз, сам все понял. Он помог им вынести тело мамы на улицу, привязал его к саночкам и рассказал, куда везти. Потом он ушел.
 Саночки скользили по снегу, тащить было не трудно, хоть руки Маши и болели от холода. Много таких саночек разные люди везли по снегу в этот день. Много их было на улицах, этой зимой. Саша и Маша не заблудились, просто шли за всеми. Там, где собирались все саночки, стоял человек, с застывшим, безразличным лицом.
- Мы привезли… Маму, - тихо сказал Саша и впервые заплакал от собственных слов.
 Обратно они шли медленно. Саша забыл дорогу, так что послушно брел вслед за Машей. Сестра просто шла, глядя в пустоту. Они шли по широкой улице, вокруг никого не было. Завыли сирены, звук словно сбил Машу с ног. Она упала и больше не шевелилась.
 В январе 1942-го года, над Ленинградом выли сирены воздушной тревоги. А Саша сидел рядом с мертвой сестрой, посреди широкой улицы. У нее могло быть сопрано. Саша не знал, что это, но гордился сестрой.