Пат. Анатомия - путь судебного медика

    
Моя любовь к патологоанатомии раскрылась  в 4-х летнем возрасте, когда я открыл для себя красочный мир малой медицинской энциклопедии.  Мой любимый папуля, вместо того чтобы купить мне развивающую  игрушку, подложил мне её в кроватку, чтобы я рассматривал красочные картинки. Ни скажу, что папа был большим извращенцем или что, взглянув в мои глазки, он сразу же безошибочно определил мой жизненный путь. Просто  других книг в доме не было, и эта книга  в полном объёме заменила мне рассказы о плюшевом недоумке Вини-Пухе, деревянном болване Буратино и кучи других литературных героев, ущербных на всю голову. На мой взгляд, все они рождены на свет недоразвитой фантазией их авторов, чтобы вырастить из детей придурковатых романтиков оторванных от жизни. Я воспитывался в суровом мире сарком, язв, ампутированных конечностей и иных приятных венерических забав. К пяти годам я выучился читать и  лишь, для того чтобы узнать, что это за лиловая, вся в прожилках дрянь весит у дядьки на губе из тома лицевая онкология. Слова сарком – рак просто поразила моё воображена.  Как музыка звучало  для меня  сочетание слов – трофическая язва.
К шести годам я знал всё об устройстве соседских собак и кошек. Причём мне не приходилось их ловить и умерщвлять, мне достаточно было на них взглянуть и они испустив содержимое мочевого пузыря падали замертво, с тех пор я ношу черные очки как Кот – Боюн, пожалуй, это мой единственный любимый литературный герой из детских сказок который без какой либо анестезии лишь одним взглядом мог любого козла лишить жизни. Кот – Боюн ты мой кумир.   Жалобы соседей быстро вывели моего папа  на мой кровавый след,  и после непродолжительной порки, он решил, что пришла пора приобщать меня к прекрасному. Но ему ничего лучше в голову не пришло как записать меня в кружок юннатов. Хвала ему! А там, в так называемом живом уголке, сбились в кучу не  виданные мною до тех пор животные -  хомячки, крысы, морские свинки и даже одна старая обезьяна. Оглядев их пристальным взглядом,  я разложил их по кучкам и начал препарировать. К вечеру я готов был написать трактат об особенностях пищеварительного тракте хомячков и  внести неоценимый вклад  в освещении вопроса устройства лимфо. системы морских свинок. Но мой труд не был по достоинству оценен, а папе пришлось продать наши старенькие «Жигули» чтобы  возместить стоимость  дохлой обезьяны. Даже не помогла демонстрируемая мною,  её изъеденная церозом печень и научное обоснование, что она была всё равно не жилец.
Папа посмотрел на меня каким-то необычным взглядом  и решил, что пороть меня, смысла нет. Надо каким-то иным хитроумным способом, отвадить меня, от моей привязанности к изучению внутреннего устройства живого мира. Пороть смысла нет, однако, на всякий случай, он меня всё равно выпорол, и порка эта продолжалась, значительно дольше обычного. В конце экзекуции папа отвёл меня в секцию бокса, как он сказал: «Чтобы у меня всю дурь из башки выбили», и следующие десять лет мне пришлось молотить макевару и прикидываться ботаником выращивая на подоконнике кактусы и герань. При виде пробегающей под окном кошки руки мои начинались чесаться и тянутся к скальпелю, но тут же начинали ныть шрамы на задницы, напоминая о былых ошибках.
На радость родителям после окончания школы я поступил в мединститут, но в виду огромного конкурса я смог попасть только на педиатрический факультет, однако дети только от одного моего появления в близи детской поликлиники начинали выть не человеческими голосами, и мне пришлось искать иное место в медицине.  В хирургическом корпусе  мне было поуютнее, в особенности в залитой кровью операционной. А вот в реанимации  меня мутило и  терзало непреодолимое желание вырвать все эти трубки и провода что бы немедленно прекратить ненужные страдания несчастных пациентов предбанника смерти. И только в патолога - анатомическом театре я чувствовал себя как дома.  Запах разлагающейся плоти,  жужжании добрых зелёных мух, тихие уже никуда не спешащие пациенты, если они не проявляют радости при моём появлении, то и не брюзжат по поводу не вовремя вставленной клизмы, с мной всегда были приветливы вечно пьяные санитары. Короче, в этом театре смерти я преподал подолгу, проводил здесь всё своё свободное время, резал и препарировал, вскрывал и зашивал и может быть даже, ночевал бы здесь, если бы на ночь меня не выгоняли.
К окончанию института я стал большим виртуозом своего дела. Профессор, вручая мне диплом, сказал: «Парень ты не плохой, но среди живых тебе делать нечего». Таким образом, я оказался там, где и было моё место, в морге областного бюро судебно-медицинской экспертизы. 
Ты вскрывал когда-нибудь человеческий труп? Не довелось? Не случилось? Не посчастливилось?  Тогда слушай. Знающие люди говорят что вскрывать труп надо в полнолуние, но к сожалению времён средневековья канули в лету и сейчас  это практикуют всякие ушлые чёрные маги и любители экзотики. Профессионалы этим занимаются, согласно КЗоТ с 9,00 до 16,00 , пять дней в неделю.
Так вот, облачившись в заляпанный старой кровью весёленький  в белых  ромашках, клеенчатый фартук.  Щёлкнув на запястьях резинками своих хирургических перчаток, поигрывая  между пальцев  большущим, остро отточенным ножом подходишь к секции (это такой стол из нержавеющей стали со шлангом и сливом в канализацию всего, теперь уже  не нужного, находящегося внутри трупа).  На столе тебя уже ждет то, что ещё недавно коптило небо, гладило по голове внуков или беспробудно пило. Первым делом санитар, надрезав кожу за ушами натягивает скальп на лицо покойнику от чего у нег смешно оттопыриваются уши. Затем ножовкой, как   заправский папа Карло, по кругу опиливает череп чтобы затем стамеской и молотком, с хрустом отломать черепную коробку и добраться до мозга и дать возможность мне, маэстро, подрезав ствол головного мозга, зрительные нервы и другую жизненно - важную для живого дребедень вытащить это желеобразное вещество на холодное железо секции.
Надрез от гортани вниз к паху надо делать очень  осторожно, в особенности если труп был подвержен некоторому разложению, а то не ровен час можно окатить себя содержимым кишечника пациента, а это всегда неприятно, даже если тебе по жизни всё до лампочки.
А знаешь, какой высший попс был у нашего брата  до недавнего времени? Нет?  Просвещаю! Это положить на ладонь левой руки печень пациента и ножом разрезать её так чтобы она развалилась на две части при этом надо не повредить резиновую перчатку и тем более руку, а то в скорости сам займёшь лежачее место в морге. Русская рулетка по по патологоанатомически.
Не буду больше петь  лирических серенад о тонкостях любви к профессии, а спрошу ну как,  жить захотелось? Если нет то:
Приходи ко мне лечится
Айболит  и любви жрица,
Наркоман и постовой
Доктор смерть  всегда с тобой.