Пижама для рок-н-ролла

У нас так мало времени с тобой,
Мы связаны навечно поездами…
Маршрут «вокзал-гостинница-домой»
Смогу пройти с закрытыми глазами.
The Я.

Пыльная сцена и выцветший занавес. Запахи скуки и старости.

Король акустической гитары равнодушно следил за суетящимися техниками. Он был одет в рэпперские штаны и старенькую футболку. Он никогда не переодевался перед концертами. Он любил домашнюю обстановку, любил общаться со слушателями. Король был демократичен и снисходительно-ироничен ко всем и к себе в том числе.

Аппаратура местная, значит, концерт провален. Это уже привычная ситуация. Вчерашний зал ничем не отличается от сегодняшнего. Те же старые стены, та же старая техника. Каждый день День Сурка.

Король грустно усмехается своим мыслям. Никто не понимает: он вовсе не хотел быть певцом, он и петь-то не умеет. Он бы предпочёл просто тихо играть на гитаре, иногда что-нибудь сочинять для друзей и не высовываться. Ему вовсе не улыбалось мотаться по всей стране и пытаться соответствовать имиджу рок-героя. Но жизнь не учла его желаний. Не имеет смысла посыпать голову пеплом и убиваться над прошлым – оно не подлежит изменениям.

Вскоре Король смирился со своей участью и должностью. Он уже не бузил и не пытался сорвать корону. По природе своей он не был бунтарём. Был он человеком мягким и податливым. Со временем ему даже начал нравиться его образ жизни, поскольку он давал возможность знакомиться со многими интересными и талантливыми людьми.

Король любил своего слушателя. Но поколения сменялись, и сегодня на его концерты приходят совсем желторотые школьники. Они не понимают лирику и нежность его песен. Они просят старые, проверенные хиты, надоевшие самому Королю до судорог в желудке. Им не нужны новые песни, в которых он пытается впервые за долгие годы открыть душу. Его не слушают, не желают слушать.  Им нет дела до его души. Они пьют пиво, жрут чипсы и орут, требуя-требуя-требуя хит-протест. А в возрасте Короля несолидно протестовать.

Годы идут. Он не становится моложе и талантливее. С него сорвали корону, но его это не трогает. Ничуть. Эпоха детей цветов закончилась, великие музыканты умерли или опопсели.  Период расцвета рок-движения, флэтов, квартирников и портвейна давно прошёл. Вместе с ним ушли многие, кого он любил, уважал, чьё мнение было ему интересно.

У Короля не осталось никого, кроме сварливой жены, пары спившихся друзей и молодой любовницы, которая сама-то чуть старше тех, кто приходит на его концерты и вдвое моложе его самого.

Ему скучно и грустно. Про него пишут, что он спелся и спился, что после концертов он пополняет генофонд городов, в которых бывает. Его упрекают репертуаром, мол, давно не было новых альбомов.

Читать подобное Король старается только с любовницей. После прочтения он всегда спрашивает: «Милая, ты меня бросишь, когда я окончательно растолстею, поглупею и стану похож на Элвиса?». Любовница садится к нему на колени, обнимает за шею, теребит длинные пряди на его макушке, давно и прочно перевитые серебристыми нитями, и нежно отвечает: «Обязательно!».

Королю очень хочется показать всем, что он ещё молод. Но нынешнему слушателю всё равно, молод он или стар. Он Легенда, а, значит, у него нет права на будущее, его жизнь и слава должны уйти вместе с вчерашним днём и занять достойное место в музее рок-героев. Да и не дают ему что-то кому-то зачем-то доказывать: или концерт слишком мал, или зритель невежлив, или подводит техника. И ему никак не выбиться из этого силой навязанного образа пьянчужки с гитарой. Раньше ему было обидно. Сейчас ему безразлично.

***

За окном слышен лязг первых трамваев, разбредающихся по маршрутам. Дымные кольца твоей сигареты медленно плывут под потолок. Сидя рядом со мной на полу, ты обнимаешь меня за плечи.

-Сколько времени?

-Твой поезд через четыре часа.

Глядя в набирающий силу рассвет за окном, тихо спрашиваешь:

-Помнишь, ты хотела сделать мне подарок к следующей встрече?..

Молча киваю.

-Не смейся только…
               
-Не буду, обещаю.

Молчание. Даже не глядя на тебя, ощущаю твое смущение.

-Подари мне пижаму…

-Я думала ты хочешь винный набор. Ну, тот, что мы вчера с тобой видели. Зачем тебе пижама? Купи ее себе сам, а я тебе куплю что-нибудь поинтересней…

-Как бы тебе объяснить, чтобы ты поняла?..

-Объясняй, как есть.

-Пижама – это атрибут родной постели. Мне с моим гастрольным графиком было бы приятно, если бы у меня была пижама. Представляешь, постель в номере чужая, а пижама своя… Это как иллюзия дома. Пойми, счастье, оно ж у всех разное, свое. Да и возраст у меня уже такой, что комфорта начинает хотеться.

-Тебе ж всего 48!

-Солнце, это много, когда ты половину из них мотаешься по стране в полутрезвом состоянии.

Смотрю на тебя. Упрямая мальчишеская чёлка. Глаза, чёрные, как уголь. Маленькое серебряное колечко в ухе. Ты непредсказуем, горяч, ты живёшь на грани полубреда. Глядя на тебя, невозможно поверить, что ты устал. Но ты прав: по возрасту ты вполне мог бы быть моим отцом, если б постарался.

-Хорошо, будет тебе пижама.

***

До следующей встречи - полгода. До следующего звонка – больше недели. Заперевшись в маленькой ванной, заслоняясь стеной воды из ревущего крана, ты будешь шептать в трубку о том, что любишь, что скучаешь, что обязательно позвонишь… А на втором плане я услышу твою жену, и она станет стучать в дверь и кричать, что нельзя так сильно открывать кран, ведь соседи будут недовольны…

А я снова буду сторожить смски и каждые два часа проверять электронную почту. Меня будет лихорадить и трясти. Я буду молиться маленькому телефонному божку, чтобы он не пропускал ни одного твоего звонка.

Утром, проводив тебя на вокзал, я буду слоняться по городу, пинать банки из-под пива и собирать на новенькие, привезенные тобой, ботинки весеннюю пыль. Твой двойник будет задумчиво следить за мной с ободранных афиш почти недельной давности, прижимаясь щекой к гитарному грифу, а настоящий ты будешь удаляться от меня на грохочущем поезде…

А днем я поеду за город, где воздух еще не нагрелся от асфальта, где еще влажная земля, а небо пронзительно голубое, как на детских рисунках. Я буду смотреть на молодую листву сухими от ветра глазами. Обветренными от поцелуев губами я буду считать трубящие вдалеке электрички.

Свежий ветер выдует из меня глупые городские мысли и пустые сожаления. И я осознаю, что я очень счастливый человек. Моя боль от разлуки превратится в светлую и тихую грусть. Абсолютному счастью будут мешать лишь острый камешек в ботинке и отсутствие сигарет.

Вечером, возвращаясь домой, я вспомню твои глаза. И пойму, как велика твоя усталость. Мной овладеет пронзительная жалость к тебе, так много времени проводящему вне родного дома. И я решу, что пижама – это, наверное, действительно очень важно для человека, большую часть своей жизни прожившего в гостиницах.

В магазине возле дома я выберу самую уютную пижаму. Немного подумав, приобрету еще мягкие домашние тапочки. Ведь действительно, это очень приятно, когда постель в номере чужая, а пижама своя… А счастье, и правда, у каждого свое.

22-23 января 2009г.
07:30.