Не было бы счастья, да...

       Дело было накануне Первомая. Весёлой шумной толпой, приблизившись к проходной, бригада рассыпалась на несколько ручейков, которые, пройдя через охранников, в одно мгновение влились в огромную реку таких же весёлых, чуть подвыпивших, людей, направлявшихся каждый к своему маршруту автобуса.

       Людмила неторопливо подошла к своей остановке. Народу было много, а автобусов не было. И не удивительно, до трёх часов оставалось ещё десять минут. Но, так уж повелось с давних времён, в предпраздничный день после обеда мало кто продолжает работу, в основном все уже празднуют, и с работы уходят не по часам, а по зову сердца. А сердце  не обманешь, оно заблаговременно подсказывает каждый шаг, и редко кто задерживается в такой день.

       Несмотря на прохладный ветер, солнце, висевшее высоко над горизонтом, припекало так, что хотелось отойти в тень.
       - Жарко, как летом, - подумала Людмила, - неплохо бы завтра выбраться на шашлычки. Впрочем, какие шашлычки?  Куда уж Белкиной на шашлыки, с её-то пузом?
       Очередь на остановке тем временем засуетилась. Это со стоянки тронулся 16 автобус, который все и ждали. Толпа подвыпивших мужиков тут же облепила раскрывшиеся двери подошедшего «Икаруса».

       - И, зачем только в очередь выстраиваются? – подумала Людмила. Странно, но почему-то каждый стремился уехать именно с первым рейсом, хотя все прекрасно знают, что через  две-три  минуты   подойдёт   следующий,   потом   ещё  один,  и   ещё один… Людмила тоже не стала дожидаться свободного автобуса, села во второй, просто волной занесло. А так как ехать предстояло почти до конца маршрута, она сразу прошла в середину салона. Ухватившись за поручень, огляделась по сторонам:
       - Фиг два, кто место уступит старой женщине, - с  иронией подумала про себя  Людмила, не обнаружив  ни одного знакомого лица среди сидящих мужиков. Женщиной она была, конечно, не старой, менее тридцати, к тому же заметной, и не только благодаря своему немаленькому росту и солидной крепкой фигуре, а какой-то общей яркости и ухоженности, выгодно отличающей её на фоне других.

       В салоне было жарко. Проехав один пролёт, Людмила открыла, было, фрамугу, прямо над своей головой, но, рядом стоявшая дама с бледным лицом и ввалившимися глазами, гнусавым голосом  и  с  хохлятским  гыканьем  возмутилась:
       - Шо, жарко стало? Закрой дорогая, не вишь, як говорю? Закрой!
       - Нечего заразу-то разносить! Дома сидеть надо с простудой, - резко ответила Людмила, но фрамугу закрыла.

       Спустя ещё остановку, она достала из сумочки носовой платок: жара делала своё дело. Обтерев шею, воткнула его за ремешок часов на левой руке и, ей же, вновь ухватилась за поручень. А буквально через мгновение автобус вдруг резко тормозит, и все, без исключения, пассажиры сначала дружно кланяются вперёд, по ходу движения, потом также дружно их отбрасывает назад. И тут опять завопила гнусавая хохлушка:
       - Шо случилось, шо там случилось? Ты ж, дорогая, меня задавишь, вишь яка большая. Держаться надо!
       - Что ж ты орёшь? Когда на меня навалилась, удобно было? – возмутилась уже Людмила, - и, когда ты только выйдешь?

       Она потянулась за платочком, но его за ремешком часов не оказалось. На всякий случай заглянула в сумочку, но неожиданно обнаружила его лежащим на брюках сидящего рядом мужчины. Причём, упал он на такое интимное место, возле ширинки, с которого неловко было бы поднять платочек самой. Мужчина сидел с закрытыми глазами, то ли спал, то ли делал вид, что спит.
       - Что ж, придётся ждать, когда этот тип проснётся и сам передаст мне платочек, - решила Людмила и начала пристально вглядываться в лицо спутника.

       Это был молодой человек с густыми хорошо уложенными волосами, пухлыми чувственными губами, чисто выбрит. Ворот белой рубашки расстегнут, поверх кожаный пиджак.
       - Не слесарь точно, больно уж лощеный, - заключила про себя Людмила.

       Парень, видимо, всё-таки не спал, так как сразу почувствовал на себе пристальный взгляд, выдавали глазные яблоки, беспокойно бегающие под закрытыми веками, чего не могла не заметить Людмила.
       - Ну, давай же, открывай глазки. Любопытно ведь, чувствую, - мысленно подгоняла она. И, действительно, как только автобус затормозил на остановке, молодой человек резко открыл глаза, для приличия выжав из себя зевок.  Посмотрев в окно, потом на соседа по сиденью и, наконец, по сторонам, поймал взгляд рядом стоящей женщины и оценивающе оглядел её:
       - Ничего, со вкусом... Крупновата,  конечно, но… - он, даже, облизнулся.

       Людмила в свою очередь, пытаясь привлечь его внимание к платочку, попеременно заглядывала то ему в глаза, то на свою потерю. Парень  заметил это и, видимо, расшифровав её взгляды, по-своему, попытался криво улыбнуться, чем почти рассмешил Людмилу, внутренне она хохотала, но внешне виду не подала:
       - Интересно! Решил, что я его соблазняю что ли? Ладно, не станем торопить события, посмотрим, что же будет дальше.

       А дальше, молодой повеса, судя по глазам, уже праздновавший победу, вдруг перехватил взгляд Людмилы, направленный на платочек. Она мысленно обрадовалась этому и только хотела обратиться к нему с просьбой:
       - Не могли бы вы передать мне мой упавший платочек, - как  мужчина, несколько сконфузившись, стал торопливо заталкивать её платок  в  ширинку.  Но расстояние между пуговицами на брюках было так мало, что быстро запрятать платочек не получалось. Тогда парень сообразил прикрыть место преступления полой пиджака, но оказалось, тот ещё более мешал его действиям. Снова, как бы невзначай, положив ладонь на ширинку, большим пальцем он продолжал заталкивать платочек внутрь брюк.

       - Он что, больной? Зачем ему мой платочек? – сквозь внутренний смех мысленно недоумевала Людмила. И тут до неё дошло:
       - Вот балбес, он решил, что это рубашка выглядывает из брюк! – Ей хотелось рассмеяться вслух, и крикнуть:
       - Отдай мой платок! – но она только улыбалась. Тем временем, парень, раскрасневшись от волнения и, наверное, от стыда, с трудом затолкал маленький белый платочек к себе в брюки. Когда автобус подъехал к очередной остановке, он вдруг резко поднялся,  растолкав  уже  немногих  стоящих пассажиров, и выскользнул в раскрытую дверь. Явно, это была не его остановка.

       - Вот фокусник! Забрал чужой платок и сбежал. Жаль, не увижу, как будешь штаны снимать… перед женой. Жаль, это будет вдвойне смешней. И платочек, жалко, -  уже не скрывая улыбку,  думала Людмила, - Белкиной расскажу, точно родит.


       Вечером, когда первомайское солнце повисло над самым горизонтом, праздничный стол заметно опустел, а под ним скопилось немало стеклянной тары, в очередной раз выйдя покурить на балкон, весёлая компания травила анекдоты. Анекдоты иногда повторялись, и все, чуть ли не хором:
       - Да знаем, знаем, - произносили последнюю фразу известного анекдота, и дружно хохотали. Тут Людмила,  вспомнив  вчерашний случай, сказала:
       - Сейчас расскажу такой анекдот, никто не знает! Держите животики, особенно ты, Белкина. А впрочем, тебе давно пора родить, а то,  как слон, десятый месяц ходишь.

       Рассказчиком Людмила была непревзойдённым. Даже не очень смешные вещи преподносила так, что все падали со смеху.               
       - В общем, возвращаюсь вчера с работы. Автобус битком. Ни одна зараза мне, конечно, место не уступила. Жара. Открываю фрамугу, а тут рядом гнусавая тётка вопит, что её сдувает. Пришлось закрыть. Дышать нечем, пот в платочек собираю. И вдруг обнаруживаю, что мой платок носовой лежит на ширинке у сидящего возле мужика. Как с такого интимного места самой поднимать потерю? Жду, когда тот откроет глаза, он, якобы спит, увидит и вернёт мне платочек. Пробуравливая его взглядом, добиваюсь своего, глаза открываются и... обнаруживают мою потерю. Только вместо того, чтобы передать её мне, мужик, решив, что я его соблазняю, начал пожирать меня своим сладострастным взором.

       А вот сейчас будет самое неожиданное, - её рот уже расплылся в широкой улыбке, из прищуренных глаз так и выпрыгивали весёлые бесенята, - он вдруг… он вдруг… вдруг стал.., - давясь от смеха, пыталась завершить фразу Людмила, но слова таяли,  ещё не вырвавшись из её уст. Все пятеро присутствовавших на балконе, ещё не зная, чем же закончится история, тоже покатывались со смеху. Ни у кого не хватало сил, чтобы спросить, что же всё-таки произошло дальше. Смех перешёл в беззвучный стон. Наконец, Людмила, глубоко вдохнув и выдохнув воздух, выпалила:

       - …стал запихивать мой платочек к себе в ширинку, - и опять беззвучно засмеялась. Тут уж все, перехватив дыхание, просто заржали в голос, держась за животы, зажимая ноги, чтобы, не дай Бог, не описаться. Ржание постепенно опять перешло на стон. Остановиться уже не было сил, кто-то облокотился на поручень балкона, кто-то присел на корточки, кто-то стоял в полусогнутом положении, будто кланяясь, но все одинаково держались за животы. Со стороны это походило на кадр немого кино: звук отсутствовал, одни гримасы и эмоции. Первой нарушила немую сцену беззвучного смеха Белкина:

       - Ну, Клинникова! Ну, Людка, предупреждать надо! – глубоко вдыхая после каждого слова,  с трудом выпалила она, -  хочешь, чтобы прямо здесь родила? – и вновь закатилась от смеха.
       Ответ последовал не сразу, Людмила смеялась уже не столько над своим рассказом, сколько над окружающими, трудно было равнодушно смотреть на скорчившиеся тела друзей. Потом, чуть успокоившись, она заметила:
       - А я предупреждала. Может скорую вызвать?
       Нет, всё нормально. Но живот болит, - сквозь смех откликнулась Белкина.

       До самого вечера,  ни с того, ни с сего, неожиданно вдруг кто-то из присутствовавших взрывался от смеха, вспоминая историю с платочком, и компания снова и снова начинала хохотать. А когда все соседи по площадке, дружно отметившие День солидарности трудящихся, разошлись по своим квартирам, у Белкиной начались схватки. Вызванная мужем скорая примчалась почти мгновенно. И в 00 часов 10 минут 2 мая 1977 года после продолжительного смеха на свет появился мальчик, весом 4 кг 200 граммов.   

       Не было бы счастья, да… Маленький белый платочек ускорил рождение крупного здорового малыша, который впоследствии вырос в высокого, почти двухметрового, дядю.

Декабрь, 2004 года