В коробке с карандашами

После каждых выборов на парламентский стол выкладывается свеженький набор новых карандашей.
Поначалу, пока с них не сняли первую стружку, все они очень остренькие и колючие. А потом вдруг начинают тупиться, довольно быстро превращаясь в маркие огрызки, которые так и хочется заменить.
Но пока… Пока они строчат, вырывая друг у друга микрофоны и норовя попасть в камеру.
Потом, разумеется, в камеры будут норовить их, а они, как раз, будут ломаться.
Но сейчас, полные решимости, они непреклонны:
«Не уступим!.. Не станем!.. Не будем!..».
- Уступите… – улыбаются им из-за океана.
- Станете… – помахивают чеками из банковских офисов.
- Будете… – подмигивают из судебных палат.
А карандаши, щетинясь частоколом заготовленных фраз, выкрикивают графитными ртами:
«Вот увидите! Мы ещё впишем новую главу в нашу историю!».
- А вы предыдущие-то хотя бы читали?! – вопрошают их пропахшие нафталином историки. – Присмотритесь, там же ошибка на ошибке…
- Мы всё исправим! – заверяют остренькие карандаши пропахших историков.
А у народа от тех многократных исправлений уже кровавые мушки в глазах.
- Это бы не исправлять, а вырвать… – с горьким сожалением вздыхает народ.
- Не волнуйтесь! – успокаивают его наточенные. - У нас каллиграфический почерк.
И начинается:
- Куда прёшь, недоструганный?! А ну, пшёл вон, не то грифель обломаю!..
- Но мне лишь буковку вписнуть…
- Я те писну, писун!.. Смотри вон, чего уж накарлякал…
- Тогда я - с новой строки…
- Не подталкивайте его, господа! Ну, не подталкивайте…
И снова помарка. За ней - клякса.
А народ сидит, обомлев от этих художеств, смотрит на всю эту возню, слушает придушенные хрипы, и диву даётся.
- Стойте, стойте же!.. - восклицает он после очередного прочерка. – А грамотные-то среди вас, вообще, имеются?!
- Я! – хором отвечают им карандаши-парламентарии. – Я тут самый грамотный!..
И начинают выводить, приборматывая: «Сейчас мы вам тут такое накатаем – залюбуетесь…».
И снова вразнобой, вкривь, вкось.
У того своё видение. У этого недержание. Тому - лишь запятую вписать. Этому – точку.
- Да что же вы делаете?! – хватаясь за голову, кричит перепуганный народец.
- Это кто тут такой? – не прекращая мараний, оборачиваются к нему взмыленные карандаши.
- Мы это. Электорат!..
- И что такое? Опять волеизвержения жаждете?.. Так обождите следующих выборов. Что ж вам неймётся-то?
- Но это ж ещё четыре года! - ахают перепуганные граждане. И слышат:
- Ха! Подумаешь – четыре. Нам тут каждому по пятнадцать светит, и ничего.
И снова пыхтение, локотки, подлокотники.
- Мне очень, очень надо… Я мамочке обещал. Клянусь, только имечко своё впишу...
- Нам тут всем - только имечко!..
- Ну хотя бы инициалы…
- Какие те инициалы? Я запятую всё никак не вмажу, а на меня, между прочим, кредиторы напирают!..
Галдит карандашная братия. Чиркает. Дерут из рук единственный чистый лист. Того и гляди в клочья порвут.
- Ты чего тут изобразил, грамотей недоделанный?..
- Козью морду. Пусть народ порадуется…
- А можно мне танчик, а?.. У меня танчики хорошо получаются...
- Ладно уж, валяй…
«Бух, бах, та-ра-рах!!!»
И всё начинается с красной строки.
А народ, наблюдая эту каллиграфию, с замиранием сердца, всё ждёт неминуемого абзаца.