Корабль дураков

 - Куда? - тощая рука Учителя цепко ухватила его за ворот рубахи, втянув обратно. Тело Иола послушно последовало этой руке, хотя душа рвалась прочь. Понуро усевшись на скамью, он молча наблюдал за тем, как Учитель и остальные продолжают свое обычное веселье. Это длилось так долго, что Иол сбился со счета, пытаясь сосчитать дни, месяцы, годы. Казалось, они находились на корабле целую вечность, и путь этот был без начала и без конца. Один унылый пейзаж сменялся другим, медленно проплывая за бортом корабля.  Угрюмые берега серой и мутной реки – изо дня в день, из года в год, из вечности в вечность.
Порой они останавливались, потому что Учитель говорил, что надо остановиться. Каким-то неопровержимым чутьем он всегда угадывал, что поблизости есть города, и никогда не ошибался. И каждый раз из городов к ним приходили люди.
Сначала Иол пытался узнать об этих людях что-то такое, что отличило бы их от него самого, но позже оставил эти попытки, поняв, что все они – те, кто приходит на корабль – всегда одинаковы. Странствующие монахи, шуты, почтенные мужи, а на деле - развратники, распутные женщины, скрывающиеся под маской показной и наносной добродетели – здесь они становились собой, открывая свое истинное нутро, и было оно так мерзко, так отвратительно, что однажды Иол отчаялся понять причины их настоящей и столь безобразной сущности.
Мутными струями вино стекало по щетинистым подбородкам и отвислым грудям, уподобляясь своим движеньем течению грязной реки, по которой они держали свой бесконечный путь. Опоенные зельем рассудки, лишенные способности мыслить, да и вовсе не нуждающиеся в этом, переплетенные с телесной похотью, а над всем этим -  торжествующий взгляд Учителя – изо дня в день, из года в год, из вечности в вечность.
«И все-таки я уйду», - упрямо прошептал Иол, надеясь, что никто его не услышит. Но Учитель уже возвышался над ним, и мутно-янтарная жидкость плескалась в чужих бокалах, отражаясь в глазах того, кому принадлежал Иол и от кого зависел  больше всего на свете.
 - Куда же ты уйдешь? – спросил Учитель, надвигая на лоб серый капюшон, - а главное – зачем ты уйдешь? Что ты надеешься обрести?
- Я уйду туда, где есть города и другие люди,  подальше от этого корабля и от этой реки.
- Города и люди? – Учитель усмехнулся, - какой по счету этот город, как думаешь? Десятый, сотый, тысячный – поверь, нет смысла считать, чтобы убедиться, что все люди в них одинаковы.
- Нет, не одинаковы. Одинаковы лишь те, что приходят сюда.
- Откуда ты это взял, глупый Иол? Поверь, все они одинаковы, и нет смысла сворачивать с предначертанного пути, чтобы в этом убедиться.
- Я знаю. Я точно знаю, что есть и другие люди, совсем не подобные тем, что приходят к нам на корабль. Мне снятся сны, в которых все по-другому. И ты ошибаешься, Учитель, – это не мой путь.
- Сны? – Учитель хрипло расхохотался.  - Он сказал - "сны"! Что есть твои сны – всего лишь иллюзия, ложь, притворство! Сам Дьявол искушает тебя этими снами, а ты веришь тому, чего нет! Откуда ты можешь знать, что они правдивы? У тебя нет возможности убедиться в этом, потому что  есть путь, который определен тебе, и с которого нельзя свернуть.
-  Кто решил за меня, что это мой путь? Почему я должен следовать ему, когда я хочу себе другой путь?
- Хочешь другой путь? – задумчиво произнес вдруг Учитель, - а ты помнишь себя до того, как оказался на этом корабле? Кем ты был до того, как попал сюда?
- Нет, я не помню, – ответил Иол. Он и сам частенько задумывался – почему вдруг он оказался на корабле, не помня того, что было и, в то же время, отлично зная, что будет – река, ее берега, от тоскливого вида которых  щемит в груди, и сонмы развратных, неприкаянных душ, заключенных в оболочку нечистых тел.
- То-то же. Ты не помнишь. А я скажу тебе, как ты здесь очутился. Нет, я не скажу - как, а скажу – почему, ведь это куда важнее! А оказался ты здесь потому, глупенький мой Иол, что до того, как ты осознал себя здесь, ты осознавал себя где-то еще, и именно там ты заслужил то, что сейчас имеешь. Теперь понимаешь, что все, что сейчас с тобой происходит, тобою заслужено? И если ты спросишь – кем предначертано все это, то ответ напросится сам собой – тобой же и предначертано.
- В таком случае, я хочу знать, как это получилось. Учитель, давай вернемся, прошу тебя!
- А смысл? Река, по которой мы плывем, без начала и без конца – так какая разница, в какую сторону плыть?
На этом разговор их был завершен. Учитель уселся за стол,  с наслаждением наблюдая картину всеобщего растления и разврата. Сам он никогда не принимал в этом полноценного участия, всего лишь подыгрывая, но тень блаженства мелькала на его лице каждый раз, когда свершаемая на борту вакханалия особенно удавалась.
Иол с отвращением улегся на дно корабля. Распутные девки, шуты, развратники - все  они пили вино, поднося кувшины и кубки к омерзительным и жаждущим губам своим, а сплетенье голых тел колыхало грязные воды реки. Когда чьи-то руки коснулись его, а к лицу его приблизилось чужое - обрамленное лживым нарядом святой покорности -  у Иола не осталось сил противостоять и сопротивляться.
«Отвязывай!» - Кричал Учитель каждый раз, когда распутное пиршество, достигнув своего апогея, медленно затухало, - и Иол послушно разматывал тонкие канаты, переплетающие стволы всегда одинаковых и безликих деревьев, вместо мачты прираставших к днищу корабля. Колыхнувшись, взвивался к низкому серому небу линялый стяг, и корабль трогался дальше по бесконечному и узкому руслу реки – изо дня в день, из года в год, из вечности в вечность.