Чем дышим?

         Каждое лето ко мне приезжает на каникулы племянник Сережа. Он охотно берется за любое дело. Починить ли мостики на лесных дорогах, истопить баньку, помахать ли косой на росистом лугу – все ему в удовольствие. На таком легком воздухе, говорит, всякая работа спорится.

         Воздух в нашем вологодском захолустье действительно чист и пахуч. Выйдешь из дому – земляничным духом веет, в лесу дают о себе знать смолистые сосны, мхи, цветущие растения. А какой аромат от свежескошенной травы!

        Да и откуда здесь взяться дыму и копоти? До шоссейной или железной дороги сто верст шагать по болотам и нехоженой тайге. Город еще дальше, а крохотные деревушки, жиденько разбросанные по сухим островкам, вообще не в счет. Тихо на кордоне, покойно. А весной и осенью, когда все пути отрезаны, месяцами не видишь человеческого лица, и вовсе кажется, будто весь мир ужался до размеров твоего личного лесного обхода и ничего, кроме него, не осталось на свете.

       Все было бы так, да не все так.

       В сентябре, когда я проводил в город Сережу, заряженного на год здешним привольем, пришлось мне на лодке пробираться через небольшое проточное озерцо, сплошь покрытое листьями кувшинок, ряской и разными другими водолюбивыми растениями. И вот в разрыве зеленого покрывала я заметил молодую щучку. Длиной не более сорока сантиметров. Она стояла вертикально недалеко от поверхности, слегка пошевеливала плавниками и медленно вращалась вокруг своей оси. Что за диво? Я шлепнул по воде ладонью, но она не обратила на это никакого внимания. Мне пришел на память Емеля, который   вычерпнул ведром из проруби волшебную щуку. Я погрузил руку в озерко, спокойно щуку взял, вынул из воды. Она не сопротивлялась. Лежа в руках, лениво похлопывала себя плавниками и жабрами, раскрывала и закрывала рот. Будто и впрямь хотела мне что-то сказать. Я осмотрел ее со всех сторон и не нашел в ней никаких болезненных изъянов. Щука как щука. Пожав недоуменно плечами, опустил ее обратно. Она никуда не прыснула от своего страшного врага, взяла, как ни в чем не бывало, прежнюю позу, то есть встала около лодки вертикально головой вверх и продолжила таинственные круговращения.

        Конечно, я не принял подозрительную добычу, оставил щуку в покое. А вечером покрутил ручку моего доисторического телефонного аппарата, связался с научным отделом и рассказал о невероятном случае. И получил в ответ задание не далее как завтра с блокнотом пройти по берегу открытого водохранилища и тщательно записать все, что там увижу.

        Утром открылась мне жуткая картина. Песчаный пляж водохранилища был усеян дохлой рыбой. Оплывали гнилью огромные полутораметровые судаки со вспученным брюхом. Среди них вперемешку валялись щуки, окуни, лещи, синцы, сороги, снетки и всякая другая водная братия. У берега волны покачивали белое месиво опрокинутой кверху пузом рыбы. В воздухе, перенасыщенном тухлятиной, висел птичий гвалт. Казалось, чайки, вороны, сороки и сойки слетелись на обильное угощение со всего света.

        Отчего приключился мор? Как настойчиво ни добивался, я не получил ответа на этот вопрос от научных работников. Видно, какая-то большая государственная тайна  то ли не дошла до них, то ли замкнула им уста. Одно было ясно. Отрава не могла придти по воде. Я уже сказал, что озерцо, в котором страдала больная щучка, было проточным. Водный поток шел от него к водохранилищу, а не наоборот. А в само озерцо впадал ручеек, по берегам которого никаким жильем и не пахло.

        Остается принять, что нечто смертоносное выпало сверху, из атмосферы. Вот и попробуй  теперь сказать, что стоит поглубже забраться в лес, и горькие плоды цивилизации вас не настигнут.

        Нет, Сереже я не поведал о своем тревожном открытии. Пусть он думает, что здесь самый чистый, самый животворный воздух. Все равно ведь лучшего ему не найти. Да и сам  я стараюсь выбросить из головы увиденное. Хорошо жить в неведении, не правда ли?