Недоверчивая лиса

         С террасы, если посмотреть в сторону скотного двора, стоящего отдельно от дома, видна помойка. На нее частенько слетаются вороны, сойки и сороки. Вороны в своей самоуверенности и важности напоминают чиновниц высокого ранга, сороки – щеголих, наряженных в вечерние платья со шлейфом, сойки – домохозяек, перебирающих товар на рыночных прилавках. Это птичье общество  неуживчиво и суетливо, портит лесную гармонию скрипучими сварливыми криками.

         С некоторых пор я стал замечать, что помойку навещает лиса. Когда на землю падет мягкий сумрак летнего вечера, когда разлетятся по домам пернатые помоечники, она неспеша выходит из-за угла сарая, ненадолго останавливается. Убедившись в безопасности, легкой тенью скользит вдоль стены, пересекает небольшое открытое пространство – и вот уже роется в отбросах. Ее хвост, словно неживой, поворачивается  заодно с туловищем. Можно подумать, что лиса поворачивается не сама по себе, а по распоряжению большого и на взгляд тяжелого хвоста.

         У всякого дикого зверя нелегкая жизнь. У лисиц – не исключение. С приходом летнего тепла есть, чем поживиться: тут и глупые утки, сидящие на яйцах в зарослях кустарника, и глухариные выводки, и беззащитные зайчата, да вот беда: у самой прожорливое потомство, только успевай наполнять сосцы молоком, а потом, когда молодняк отрастит острые зубы, таскать в нору свежую дичь. В остальное же время года основная лисья пища – мыши. Но много ли их в наших вологодских болотах?

        Вот поэтому и живет в моем обширном лесном хозяйстве всего одна лисица. Лишь ей одной хватает здесь корма на круглый год.

        Каждое лето лесники осматривают звериные норы, чтобы узнать, сколько обитает в них барсуков, енотовидных собак и лисиц. Ну, тех зверьков, которые норы устраивают. Однажды, обнаружив свежую лисью нору, я упорно  пытался выманить  из подземного жилища лисят. Какие они? Сколько их? Шуршал травой, дразнил запахом  овечьей печенки, специально взятой из дома. Напрасно! Лишь  унылый комариный писк выходил из темной глубины лисьего подземелья, да веяло оттуда прохладой и сыростью.
 
        Я переусердствовал в своих стараниях. Спустя несколько дней, посетив ту же нору,  нашел ее заброшенной. Очевидно, лиса, заметив чересчур пристальное внимание человека, увела своих малышей подальше от опасного места. Площадку, которую лисята в своих играх  вытоптали до блеска, теперь захватили ростки лесных трав, а во входных отверстиях норы висела паутина.

        Несмотря на то, что в этих краях уже несколько десятилетий не устраивают охот на диких зверей, в них крепко засело недоверие к людям. Надолго мы испортили свою репутацию.
Чтобы как-то загладить вину, что ли – не знаю, почему – но я стал на дощечке рядом с помойкой выкладывать для рыжей трусихи небольшое угощение: то сладкую косточку, то кусочек жареной рыбки, то кубик сахара. Как только под вечер воронье покинет помойку, я тут же и готовлю гостинчик. Лисица охотно принимала мои подарки.

        Я так думаю, она сумела сама себя обмануть, уверить, что это вовсе не подарки, не какие-то там хитрости коварного двулапого существа, а самые что ни на есть обычные отбросы, невзначай упавшие на дощечку.

        Случилось так, что мой сосед внезапно заболел, и я отвез его в больницу. Накануне он наварил большую кастрюлю гречневой каши и в дороге строго-настрого наказал эту кашу непременно съесть, так как она приготовлена из вкусных продуктов и очень жаль, если пропадет. Когда я снял крышку кастрюли, на меня пахнул такой соблазнительный аромат, что мне стала очень понятной тревога кашевара за судьбу своего творения. Но как поступить? У меня самого было наготовлено достаточно всякой еды. С кашей получался излишек. Тут я вспомнил про лису. Почему бы не устроить ей обжорный праздник? Пусть порадуется зверек. Может быть, единственный раз в жизни выпадет ей такое пиршество.
И вот раскрытая кастрюля торжественно водружена на привычную дощечку. Пожалуйте, гостья дорогая!

        Темнеет, Поглядываю в террасное окно, с нетерпением ожидая увидеть переход лисьего удивления в лисью радость. Вот и сама она. Выскочила из-за угла, увидела кастрюлю и замерла, словно вкопанная. Я вижу, как вздрагивает черная мочка носа, улавливая запахи. Постояв минуту-другую, лиса припала к земле и чуть ли не ползком скрылась, откуда пришла. Неужели насовсем? Проходит четверть часа, прежде чем замечаю торчащие в траве уши. Теперь лиса подкралась к помойке с противоположной стороны. Долго, долго остается неподвижной. Чувствую, с каким напряжением изучает незнакомый предмет. Потом уши исчезли. Немного спустя, опять появились на том же расстоянии от помойки, но в новом месте. Поторчали, поторчали, – скрылись. Возникли в третьей точке. Затем – в четвертой. Так и крутилась лиса вокруг помойки, прячась в густой траве. Время шло, мне надоело следить за ее маневрами.

         «Ничего. Ночь длинная, освоится голубушка. К утру все подчистит. И пусть я не увижу, как она ест. Главное – ей в удовольствие», - подумал я и отправился на покой.
Первым делом, когда проснулся, пошел взглянуть, смогла ли Патрикеевна справиться с прорвой каши, и с удивлением обнаружил, что содержимое кастрюли даже не тронуто. Видно, догадалась кумушка: неспроста появилась на по-мойке железная штуковина. Человечьими руками поставлена. От человека же  добра не жди. Хитер он и зловреден.

         С досадой взглянул я еще раз на отвергнутую кашу и отправился по своим делам.
К вечеру воронье, слетевшееся со всей округи, опустошило посудину, Смешно было видеть, как сорока, уцепившись за ее краевой ободок, переворачивается вниз головой, чтобы достать последние крошки со дна. При этом  сорочий хвост ракетной установкой взмывает вверх.

         А лиса   на помойку ходить перестала. Вдруг  там еще какой подвох ее ждет.