От автора
Мне давно хотелось рассказать обо всех собаках, которых я когда-либо знала. Ведь они такие разные, такие интересные, ничуть не хуже нас, людей. Но написать обо всех знакомых мне людях я даже не помышляю — на это не хватит отпущенного мне срока. А вот описать собак, с которыми мне довелось познакомиться — вполне по силам. Почему-то мне хочется запечатлеть память о них. Многих уже нет в живых, кого-то знала только я. Мне кажется, что если бы я не собрала все свои впечатления и не записала, то эти собаки просто пропали бы, как будто их и не было. А они этого никак не заслужили. Мне хочется, чтобы о них помнил кто-то еще, кроме меня, даже если знакомство состоялось не в живом мире, а на этих страницах.
Единственное, что связывает все эти собачьи истории - моя жизнь.
Динка
Первой собакой, отчетливо мне запомнившейся, была, конечно, Динка. Овчарка в миниатюре, почти чеховская Каштанка, но более гладкошерстная, и лапки длиннее, сама повыше. Она обожала моего отца, всегда знала, когда он приходит с работы и, словно суслик, вставала на задние лапки (высокая трава почти скрывала ее, не было видно дорогу) в ожидании его возвращения. Как-то она заболела, что-то с животиком, и мама ставила ей малюсенькую, просто игрушечную клизму. Выздоровев, Динка мстила клизме, накидывалась на нее и кусала от всей души. Кстати, именно Динка была первой в моей жизни собакой, которая укусила меня до крови. Просто разыгралась и цапнула за палец посильнее, чем надо. Разумеется, я не плакала и даже не пожаловалась родителям. Бабушка смазала мне палец зеленкой, на том дело и кончилось.
Однажды мне здорово влетело. Родители заметили, что в доме пропадают различные мелкие вещи. Когда пропали папины наручные часы, терпение у моих родителей кончилось и они вызвали меня для серьезного разговора. Убежденные, что я втихомолку таскаю вещи на улицу, а там, по примеру многих несмышленышей, обмениваю или дарю их другим детям, родители высказали немало грозных наставлений и довели меня до слез. Гораздо позже, при генеральной уборке, вытаскивая старый, свернутый в трубу, ковер из-под шкафа, мы обнаружили все пропажи. Чего там только не оказалось! Кроме моих игрушек, папиных часов, остатков костей, сухариков, там лежала куча разнокалиберных носков, носовых платочков, что-то из маминой бижутерии, катушки ниток, старый поводок и ошейник Динки. Это именно она оказалась «сорокой-воровкой», потихоньку, на протяжении нескольких месяцев, уволакивая и припрятывая понравившиеся ей вещи. А когда ее тайник обнаружился, очень расстроилась. Посмеявшись в тот раз, позднее мы не раз заглядывали в уже известный нам угол, когда что-то теряли. И обычно там и обнаруживали потерю. А в каждую уборку теперь выкидывали оттуда запасенные косточки, нервируя собаку.
Мне исполнилось шесть лет, и родители не хотели отдавать меня в учебное заведение, находившееся в трех километрах от дома. Пройти их требовалось по дороге, продуваемой в любую погоду и сезон ветрами. Наш переезд в другой военный городок, где школа была ближе, сыграл в судьбе Динки роковую роль. Привыкшая к отсутствию машин (впрочем, и здесь автомобилей было не слишком много), Динка их не боялась. Ее сбили на моих глазах. Утром я вышла прогулять свою собачку, стояла возле подъезда, а Динка чего-то нюхала у обочины. На дороге появился мотоцикл с коляской, который ехал по другой полосе. Его вел наш сосед, известный своей ненавистью к собакам. Поравнявшись с Динкой, мотоцикл вдруг вильнул, залез не на свою полосу и сбил ничего не подозревающую собаку.
Я подхватила еще живую Динку и ворвалась в дом с криком:
— Мама, сделай что-нибудь!!!
К сожалению, мама была бессильна. Динку похоронили в лесу. На момент встречи с мотоциклом она была беременной, и умерла, не разродившись.
Мы все остро чувствовали утрату Дины, поэтому мама поехала в Челябинск, искать щенка, способного хоть немного заменить мне утрату. И привезла Булю.
Буля
Это был белый щенок, девочка, кудлатый и до невозможности глупый. Болонка, что тут еще скажешь. Единственным стремлением в жизни у щенка была еда. В любых количествах, любого качества, в любое время. Играть она не очень любила, спала как положено щенку — довольно много и крепко, засыпая где попало. Еще она гадила. В не меньших объемах, чем ела. Точнее — жрала. Кормежку трудно было назвать эстетичным зрелищем — чавкающая собака над миской, давящаяся от жадности, хотя еду никто и не думал отнимать… Как далеко это было от нервной чуткой Динки, ощущающей каждый нюанс нашего настроения, капризной Динки, которую приходилось кормить, вызывая в ней жадность — медленно подводить руку к пище, делая вид, что сейчас украдешь и съешь сам. Динка иногда верила, и в таких случаях ее удавалось хоть немного накормить. Буля же, этот «поглотитель еды» и «производитель отходов», даже имя получила незатейливое, Буля и Буля, от болонки и примитивности. «Бульк» — съела. Булька — нечто гавкающее, жрущее и совершенно безмозглое. К тому же очень нахальное. Динка к нам тоже попала щенком, но у нее была другая конституция, а эта же оказалась не нашей собакой, поэтому мы вскоре ее отдали.
Белка, Розка
К тем же временам относятся и мое первое знакомство с ДОСовскими собаками. Как, наверное, в любом военном городке, здесь очень любили собак и кошек, и разводили их в невероятном количестве. Никогда больше, ни до ни после, я не видела на улицах столько живности, часто бездомной, но при этом не запуганной, сытой и вполне довольной жизнью. Изредка, по велению военного начальства, в городке проводили отстрелы. Это были трагические дни для всех нас, подрастающего поколения городка. Обычно мы узнавали загодя — у выполнявших эту работу прапорщиков тоже были дети. Те, кому поручался отстрел, готовились к нему с вечера и всегда одинаково — всю ночь пили. Нервы тоже ведь не железные — живое существо убить не просто. Услышав дома про отстрел, любой ребенок тут же сообщал об этом всем остальным. И мы начинали готовиться по-своему. Мы прятали собак. Если хватало времени — увозили в деревни, к бабушкам и прочим родственникам, прятали в сарайках, притулившихся на окраине городка, правдами и неправдами уговаривали родителей разрешить собакам переночевать в коридоре, дома.
У меня однажды ночевала Белка — очень светлая собачка с песочным отливом, немолодая, дружелюбная. У нее была отрезана задняя нога по колено. Пьяный хозяин отмахнул ножом, а потом, не в силах смотреть на изувеченное животное, выгнал на улицу. В ту ночь, когда я прятала ее у себя, Белка выжила. Застрелили ее позднее.
Самых диких собак мы вкусными кусочками заманивали хотя бы в подъезды, надеясь, что до утра их никто не откроет, и они не выскочат. В самый ранний час, когда солнце только собиралось просыпаться, в городке появлялся сумасшедший газик с пьяными пассажирами (и, возможно, водителем). Вояки беспорядочно палили в любое пробегающее животное, не раз случалось, что это была не бездомная собака, однажды убили даже чемпиона выставок — немецкую овчарку в ошейнике и наморднике, в присутствии хозяина. Такая вакханалия продолжалась около часа. Потом все стихало и мы, разбуженные выстрелами, и ожидающие конца этого кошмара с замирающими сердечками, шли на улицу. Считать потери. Оплакивать каждую любимую собаку и кошку. Они все у нас были любимые. Потом мы хоронили их. Ведь бравые убийцы даже не пытались прибрать следы своих преступлений.
Нельзя сказать, что все дети в городке были такими чуткими. Подростки-пацаны, которых мы ненавидели, устраивали немало еще более чудовищных вещей. Например, из простого любопытства вскрывали глазные пленки слепому, только что родившемуся котенку. Не одному — всему семейству, вытащенному из-под беседки, где решила окотиться наша дворовая кошка. И бросали котят с кровавыми глазами (даже тех, кто еще не умер) потом в помойную яму. Помню наше отчаяние, когда мы узнали об этом, прибежали и смотрели, как последний живой котенок медленно тонет, слабо шевеля лапками и беззвучно разевая ротик, в зловонной густой жиже. Там было глубоко, края поверхности слишком далеко от нас, а когда мы все же решили добыть что-то вроде лестницы, нас остановили взрослые — опасно, да и котенка уже не спасти.
А еще эти же или подобные им мальчишки ловили голубей, поджаривали их, намертво связывали им ноги нитками, так, что у вырвавшихся все-таки на свободу птиц вместо лапок болтались уродливые культи, иногда со страшными наростами. Изувеченные голуби не могли ходить, стоять; когда приземлялись, просто лежали.
Еще эти пацаны бросали в огонь пойманных ежей, выщипывали у них иголки, подкладывали их на рельсы железной дороги… Иногда нам удавалось отобрать несчастных животных, у меня, например, на балконе, однажды жили трое ежиков. Один был особенно больным, но и он настолько поправился к середине лета, что я без особых опасений за их судьбу унесла их подальше в лес и выпустила там. Пока жили у меня, я не делала попыток их приручить, возможно, они и меня считали своим врагом, как своих мучителей, пусть так. Надеюсь, они запомнили, что близко к человеческим поселеньям им лучше не подходить.
А Розка? Одно из самых тяжелых воспоминаний моей жизни. Это была коротконогая длинноухая, несколько растянутая, но очень крепкая собака, похожая на бассетхаунда. Она умела улыбаться. Далеко не у всех собак есть такая особенность, это не оскал зубов в полной мере, как при агрессии, но оттягивание губ в гримасе, настолько похожей на человеческую улыбку, что иначе и назвать нельзя. Тем более, что и чувства при этом собака испытывает те же самые: радость, приветствие, пожелание добра.
Розка вообще была на удивление добродушным существом. Малышня могла дергать ее хвост, пытаться кататься на ней, Розка все это приветствовала и с достоинством улыбалась. Все мы знали, что у Розки вскоре должны были появиться щенки. Она ходила толстая, важная, доброжелательная как всегда. И вот кто-то из мрази человеческой решил поинтересоваться, а как же выглядят еще нерожденные щенки? И вспорол Розке брюхо. Когда мы прибежали, Розка была в своем подъезде (она жила в соседском, никому не принадлежала в отдельности, была общей собакой). Она лежала, била хвостом при виде нас и …улыбалась. Ей было очень больно, но она улыбалась. Когда мы, сломленные и знающие, что не можем ей помочь, стали уходить, Розка из последних сил поползла за нами. Ее кишки волочились по пыли следом за ней, оставляя кровавые следы. Она ползла и улыбалась. Она продолжала верить людям. Мы остановились и сидели с ней, пока она не умерла. Гримаса улыбки так не прошла и после смерти.
Я понимаю, что если описывать честно всю собачью жизнь, то будут не только веселые, но и трагические моменты, но все равно, хочу сейчас перевести тему. И рассказать о Лапке, а заодно и об остальных бабушкиных собаках.
Лапка
Лапка родилась на свинарнике. Разумеется, она не была поросенком, просто ее мама охраняла свиней, потому и место для появления у Лапки получилось такое непривычное. Моя бабушка, как и все деревенские, ставила бражку. За нее солдатики, служившие в воинской части в том же городке, могли нарубить дров, бражка охотно менялась на пшеницу и овес с зернохранилища, на комбикорм, сворованный у свиней, за которыми ухаживали опять же солдатики. А по весне наступала золотая пора — каждый хотел приобрести поросенка, но официально это было сопряжено с огромными трудностями, поэтому опять же все обращались к солдатикам. Один из них, то ли вместо поросенка, перепутав, то ли страшно хотелось выпить, а нести на обмен было совершенно нечего, приволок бабушке лохматое веселое существо, которое назвали Лапкой. Щенок был похож на болонку, только черный, бесхвостый, лапки повыше и полностью белые. Белым было и брюшко, и пятнышко на грудке, маленькая звездочка на лбу. А если учесть манеру щенка приветствовать, вскакивая обеими лохматыми лапищами (обычно очень грязными) на чистую одежду, брюки или пальто, то имя Лапка подходило очень сильно. Лапку я привезла от бабушки в городок, но жила она у нас недолго, она все же привыкла к деревенской вольнице, поводок не воспринимала, а без поводка после трагедии с Динкой я гулять боялась. Вернули бабушке. Тем более бабушка обожала болонок и прочих похожих на них собак. Она считала их самыми умными только из-за их настырного взгляда в глаза, агрессивными защитниками дома и хозяина — из-за их привычки постоянно пустобрешить по любому поводу и без. Ну и конечно, бабушка моя умела прясть, вязать, так что такая пушистая и постоянно обрастающая собака представляла еще и практический интерес. Несмотря на это, у бабушки жили не только болонки.
Собаки-легенды
Первой собакой, о которой я слышала, был боксер. Бабушка вспоминала о нем с восхищением. Она тогда еще жила в городе, боксер как-то кинулся ее защищать и его зубы потом не могли разжать плоскозубцами. Из таких же собак-легенд, которых мне не довелось увидеть, был и доберман тети Лоры. Единственное, что запомнилось — когда его выводили прогуливать (а тетя Лора тоже жила в городе), он волок хозяйку по ступенькам в таком темпе, что на дороге стоять не рекомендовалось. У второй сестры мамы, бабушкиной дочери, тети Люды, тоже всегда были собаки. Она жила в своем доме, с большим хозяйством, садом, пасекой, прудом для уток. Сейчас бы их назвали фермерами. Дядя Яша работал в Охотхозяйстве, умел обрабатывать шкуры, и собак держал по этой же (ужасной для меня) причине. Точнее у них обычно была одна овчара, более или менее одворяненная, которая регулярно щенилась. Оставляли обычно одного, мех которого казался самым перспективным, выращивали его до нужного размера и забивали. А из шкуры шили шапки, унты и прочие меховые изделия. Когда я познакомилась с многострадальной производительницей Диной, я об этом еще не знала. Обычно, когда к тете Люде с дядей Яшей приходили гости, собака загонялась под крыльцо в конуру и закрывалась сверху мощной решеткой. В иное же время, когда Дина гуляла, грохочущая массивной цепью, длинной и устроенной так, чтобы свободно скользить по специально протянутой толстой проволоке, во двор выходить никому не рекомендовалось.
Однажды, когда мы с бабушкой приехали в гости к тете Люде, та, зная о моем пристрастии ко всякому живому существу, дала мне подгоревшие пирожки — скормить Дине. Собака была чуть пониже меня, ее голова — на уровне моих груди-живота. Эта махина приняла от меня подношение и стала есть. Я же, дурочка, от радости забыла все, что знала. И погладила собаку по голове. Разумеется, Дина решила, что я отбираю у нее еду, и отреагировала молниеносно — цапнула меня за бок. Хотя мне пришлось не один день проходить в зеленке, бинтах и пластыре, а локоть прижать нельзя было — больно, я совершенно не сердилась на собаку, да и в тот момент не испугалась. Наоборот, защищала Дину, боясь, что ее тоже пустят на шапку. Ведь это я забыла, что нельзя пытаться приласкать собаку, тем более чужую, во время того, как она ест.
Тобик тоже для меня был легендой. Сохранилась фотография, где мама, совсем девчонка, обнимает черную крупную дворнягу. Мне много рассказывали об уме и незаурядных поступках Тобика, поэтому я всегда жалела, что мне не довелось познакомиться с Тобиком лично. Зато всех последующих бабушкиных собак я знала очень хорошо.
Муха
Черная, с жирно маслянищимся мехом собака, невысокая, с близко посаженными глазами, какая-то вся льстивая — не могу ее вспомнить в иной позе, чем с прижатыми ушами и помахивающей хвостом. Деда Гриша по пьянке как-то умудрился попасть ей в глаз серпом. Смотреть на это было страшно. Стояла жара и стаи мух облепляли месиво в глазнице, собака то и дело от них отмахивалась. Нам, детишкам, было страшно и невозможно выдержать ее взгляд, тогда она подходила к виновнику своих мучений и садилась поодаль, глядя, как тот работает. Руки у деды Гриши были мастеровые, он и сам не понимал, как такое сотворил с собакой, мол, во время работы под руку попала. И сейчас он часто откладывал, например, валенки, которые подштопывал, звал Муху, и долго гладил собаку по голове. А та смотрела ему в лицо умильным взглядом, своим единственным глазом, и махала хвостом. Нам тогда внушили, что собаку теперь придется точно убить, что не выживет она так, что уже гной в мозг попал. Мы верили, хотя на самом деле просто взрослым было тяжело смотреть и на искалеченную собаку и на старика, который время от времени плачет. Мухи не стало. Она часто приносила щенят, маленьких, теплых, пахнувших щенячьим духом и незадолго до ее смерти у нас подрастал один, которого бабушка и оставила вместе Мухи. Его звали Мальчик.
Мальчик
Мальчик был тоже черный и шерсть у него была как дорогой мех, блестящая и словно жирная. Но на ногах были светлые чулочки, хвост отсутствовал, а сам Мальчик вырос заметно повыше и крепче матери. Он был очень злой. Еще подростком он покусал кого-то из моих подружек и его пришлось посадить на цепь. Его злость нравилась татарам, которые составляли большую часть наших соседей. Кстати, о татарах. У меня с тех пор появился термин «татарская собака» - порода этой собаки, ее лохматость, размер и пол не имели значения, но масть всегда была узнаваема. Черная (редко – бурая, темно-коричневая) собака с обязательными желтыми или белыми бровками, подпалинами на грудке, лапах, животе, уши могли висеть или стоять, без разницы, шерсть скорее гладкая (но не настолько короткошерстная, как у породистых типа боксеров), пушистые тоже попадались. Размер варьировался, хвост чаще всего имелся. Из известных пород своим окрасом они больше всего похожи на доберманов, ротвейлеров или той-терьеров. Хотя такую лысую собаку, как доберман, никто бы там держать не стал. Татары собак в дом не пускали, кормили только цепных, но держали обычно еще и более мелкую псинку, именно эту, «татарскую», которая добывала себе прокорм сама и лаяла на всех чужих. А часто — гавкала и просто так, со скуки. Особенно часто такие концерты бывали по ночам. Я по голосу узнавала всех соседских собак. Так вот, у Мальчика тоже были светлые бровки, так что папой наверняка был кто-то из этой породы. Скорее всего Кузя, пес бабы Фаи, бабушки моей подружки Наташи. Кузе было неизвестно сколько лет, он был кудлат, зол, пустобрешист. Главным его отличительным свойством была потрясающая выживаемость. Наташа рассказывала массу историй о попытках его умертвить (и каждая история меня страшно шокировала). То его запутывали в колючую проволоку, то сбрасывали в овраг, местную долину смерти. Пропав максимум на неделю, Кузя появлялся снова, как ни в чем не бывало, еще более злой и недоверчивый к людям. Я его так же побаивалась, как чужие люди остерегались нашего Мальчика. Мальчику еще не исполнилось года, как его у нас выпросили и взяли во двор соседи с другого края поселка. Но через пару недель бабушка, зайдя к ним по какому-то поводу, обнаружила, что мальчика кормят картофельными очистками. Они лежали у него в миске. А сам он, оголодавший и еще более злой, бегал на цепи по пустому двору. Бабушка не выдержала, она любила этого пса, и забрала его обратно. Мальчика там били и он вернулся с окончательно испортившимся характером. Он не стал трусливым, но озлобился до такой степени, что мог укусить даже бабушку. А я решалась кормить его только через сетку, когда бабушка выпускала его в сад-огород порезвиться. Когда он срывался с цепи, мы все забирались на заборы и лестницы и ждали, пока отец или бабушка его поймают. В итоге его кто-то убил.
Собака-автомат
В то короткое время, когда бабушка, потеряв Мальчика, оставалась без собаки, у нас побывала и чистопородная немецкая овчарка. Абсолютно черная, дрессированная, она даже не походила на живую собаку. Скорее безупречный автомат, способный часами без движения оставаться черным силуэтом по команде «сидеть» или гулко и страшно лающий по команде «голос». Приходилось держать эту ученую псину в доме, потому что шерсть ее не имела необходимого теплого подпушка и зимой на улице она мерзла. Бабушка с гордостью демонстрировала способности собаки, в том числе и выполнение команд без голоса, только по движению руки. Создавалось впечатление, что собака все эти команды знает гораздо лучше бабушки, потому что ей иногда приходилось ожидать, пока бабушка вспомнит, как нужно поставить руку, чтобы собака залаяла или легла. Собака эта прожила у нас совсем недолго, я видела ее буквально несколько раз, еще до зимних каникул, потом бабушка сочла, что держать такую умную собаку для охраны двора — слишком большая роскошь и отдала ее кому-то из городских.
Урал
Я уже говорила, что бабушка жила в поселке, населенном по большей части татарами. Русских было мало, и все мои подруги детства были татарками. Напротив нас жила большая семья, их дочка Зульфия была старше меня, остальные дети младше.
Как-то весной они завели собаку. Той породы, о которой я уже упоминала, называя ее «татарской» - они почему-то все держали таких, наверное, за злой вид.
Соседский щенок отличался особой коротколапостью (причем ноги были кривыми), растянутой в длину фигурой и звонким лаем. Соседи назвали его Уралом, видимо, в надежде вырастить здоровенного сторожевого пса.
Это громкое имя не помогло — через год Урал дорос до размеров кошки и родил шестерых щенков.
Пришлось срочно переименовывать его в Уралочку.
Меня тогда удивляло только одно – как они могли не определить, мальчик это или девочка? С котятами и крольчатами все гораздо сложнее, но тут-то речь о собаке… Да и по лапам щенка не так трудно понять, каким он будет, когда вырастет. Щенки с крупными лапами, даже если сейчас размером с котенка, вырастают в здоровых овчар, мелкая «котячья» лапка говорит о некрупной породе щенка.
Еще о приметах. Никто не возьмет к себе во двор собаку, не заглянув в ее пасть. Если нёбо черное, значит собака злая, хорошая охранница. Но если весь рот собаки нежно-розовый, она будет добродушной и даже ворам помашет хвостом.
Новую для меня примету я вычитала у классика. Его «Белолобый» имел выпуклую косточку на голове, что, по мнению автора, говорило о непроходимой глупости собаки. Или классик имел в виду другую косточку, или мне так везло, но без нее мне собаки вообще не попадались, поэтому я не принимала эту примету всерьез.
Жулька
В это же время у нас стала появляться соседская Жулька. Белая кудлатая болонка с широким задом и узкими плечиками. Смешная, но деликатная. При встрече она всегда показывала зубки в улыбке и радостно отфыркивалась. Она была настоящей актрисой комедийного жанра. Стоило дать ей кусочек хлеба, и Жулька начинала бесплатное представление. Она подкидывала хлеб, ловила на лету, отшвыривала в сторону и тут же мчалась вслед. Делала вид, что кусочек на нее напал, что он от нее убегает или наоборот, набрасывается так, что отбиться от него можно, только лежа на спине и махая лапами… Жулька могла смешить нас полчаса, а потом вежливо и до последней крошечки съедала хлеб. Надо сказать, что она не нарабатывала себе таким образом аппетит, она всегда была голодна. Соседи, хоть и русские, по примеру многих считали, что раз собака без привязи, то и пропитание она должна искать себе сама. Жулька устраивала нам спектакль из чистой благодарности. Если у нас не было времени на нее смотреть, она съедала хлеб без всяких предисловий, хотя и с прежней неспешностью и чувством собственного достоинства. В то время люди, державшие скотину, покупали много хлеба именно для ее прокорма, так как зерно и комбикорм было не всегда легко достать. Не знаю, как у остальных, но у бабушки в чулане всегда хранились полузабытые и засохшие буханки хлеба. Вообще запасы бабушка делала всегда и в таких количествах, что большая часть просто пропадала. Я навсегда запомнила запах варящегося порченого мяса, который преследовал меня каждое лето. Это бабушка, откопав в амбаре очередные залежи неизвестно какого года, старалась так выварить тухлое мясо, чтобы его съели хотя бы куры или свиньи. И оно варилось часами или даже днями, в какой-нибудь закопченной кастрюле, на электроплитке, на улице, потому что дома такие ароматы не мог не выдержать никто. Иногда я проводила инвентаризацию и выволакивала на свет божий заплесневелый хлеб, забродившее или засахарившееся варенье. В закрытом столе никогда не переводились мошки, потому что там всегда стояла масса кружечек, мисочек, бокальчиков и баночек с засунутой туда ложкой и остатками какого-либо варенья или даже давно скисшего молока. У бабушки было правило — ничего не выбрасывать, но о своих запасах она часто забывала и постоянно делала новые. Я как-то откопала немалые запасы маргарина и комбижира (нынешнее поколение наверняка уже не знает, что это, ну и слава Богу — гадость ужасная. На нем жарили картошку, если не ошибаюсь). Часть пачек уже начала цвести и я решила их использовать для кормления Жульки. Я брала чугунок, засовывала туда полбулки хлеба, пачку или половину пачки маргарина, заливала все кипятком и размешивала. Такой тюрей я кормила не только Жульку, но и ее щенков, появившихся впоследствии и оставшихся жить у нас. Впрочем, и Жулька к нам постепенно переехала насовсем, хотя иногда по старой привычке и работала на два двора. Соседи не возражали.
Филька
Первым из родившихся у нас щенков Жульки был Филька. Я первый раз видела не белую и не черную болонку. Цвет у него был роскошный, серо-коричнево-черный. То есть каждая шерстинка в основании была почти белой, а заканчивалась черным. У породистых терьеров такой окрас называется «перец с солью», если не ошибаюсь. Филька был покрупнее Жульки, я часто брала его с собой в городок, домой. Но родители не разрешали оставлять Филю насовсем, его деревенские манеры и неопрятность были помехой в городской квартире, поэтому пса приходилось постоянно возвращать бабушке.
Бабушка воспитывала животных своеобразно, она их и баловала и жестоко наказывала. Однажды я проснулась от дикого визга и увидела, как бабушка тащит Фильку на улицу, держа его при этом только за ухо. Уши у собак очень чувствительные, а Филька и весил немало, должно быть ему было очень больно. Я вскочила и стала отстаивать бедного пса. Бабушка его выпустила, но на улицу все равно выгнала, оказалось, он сделал лужу прямо на овечьей шкуре, которую бабушка стелила под ноги у кровати. Была зима и Филька, для которого доступ в дом был теперь перекрыт, отчаянно мерз в сенях. Я как могла устроила ему убежище из кучи старых тряпок, но пес, хотя тоже пуховый, как все болонки, все равно отчаянно дрожал. Спасала изобретенная мною горячая тюря из хлеба с маргарином. Жулька с Филькой с удовольствием ели ее, и полный желудок спасал их в морозы.
Варежка
В следующий раз у Жульки родилась Варежка. Я всегда удивлялась, почему у Жульки рождается только один щенок, пока однажды, вскоре после рождения Варежки, не обнаружила в луже, покрытой льдом и расположенной прямо посреди дороги на задах домов, нескольких мертвых щенков, один в один похожих на нашего. Спросив у бабушки и узнав, что остальные родились мертвыми, поэтому бабушка и не стала мне об этом говорить, я немного успокоилась. Хотя как они оказались на дороге, я так и не смогла выяснить. Бабушка невнятно объясняла что-то про плохих людей, которые зачем-то вырыли щенков из могилки. А мне еще долго снились их открытые рты, заполненные грязью. Сейчас я понимаю, что они были живые, когда попали в эту лужу и пищали, захлебываясь. Но тогда авторитет бабушки был для меня так высок, что я не поверила собственным наблюдениям и не дала ходу нехорошим мыслям.
Варежка выросла слегка пугливой собакой, бесхвостой как Лапка, но вместо черного окраса имела нежный песочный цвет. И тоже — белые лапки, грудка, пузико. И черная маска на морде. Щенком она была действительно похожа на варежку, маленькая, коротенькая и пуховая. Когда выросла, сторожа из нее не получилось, слишком она была труслива и истерична. Лаять лаяла, но голос подавала так часто, что на нее не обращали внимания, она могла визгливо залаять, когда приходили свои, могла залаять во время игры с другими собаками, просто потому что не выдерживали нервы, лаяла на кур, коз, коров. При этом отбегала от них очень далеко, чтобы исключить всякую опасность нападения. Она и к нам-то подходила после долгих упрашиваний, боясь и не доверяя до конца, визжа, подпрыгивала, мазала колени лапами, потом отскакивала снова, взбудораженная своим прикосновением к богам, каковыми мы ей, вероятно, казались. Иногда, когда бывала более спокойная, позволяла почесать брюшко, но после этого ее переполняла такая радость, что она могла час носиться кругами, изредка счастливо взлаивая.
Бедный Яшка
Последним из щенков Жульки был несчастный Яшка. Жулька была уже стара и пропустила несколько сезонов, тем более кавалером ее оставался старый соседский Кузька. Кузька в принципе уже не мог стать отцом щенков, но к своей даме сердца чужих кавалеров продолжал не подпускать. Мы в то время, по-деревенски простые, играя в резиночки, мячик или скакалку у калитки, не раз наблюдали Кузины бесплодные попытки стать отцом и смеялись над ним, сочувствуя Жульке. Слова «импотент» мы тогда не знали. И вот однажды в наш двор явился немного диковатый, но красивый молодой пес той же татарской породы. Жулька несказанно обрадовалась красавцу и тот приветствовал ее со всей молодой страстью. Кузька в этот момент отсутствовал, а я, чтобы влюбленной парочке не помешали, закрыла их в одном из сараев, бывшем гараже, теперь служившим для хранения дров и сена. Через некоторое время появился Кузька, он стал принюхиваться к гаражу и злобно лаять. Но было уже поздно и я совершенно спокойно открыла гараж. Последовала безобразная сцена. Кузька вцепился в молодого противника и искусал его как мог. Хотя пес он был древний и молодой казался явно более сильным, но видимо какие-то собачьи правила, а может и природная трусость молодого, заставили его ретироваться со всей возможной скоростью. Через некоторое время Жулька родила всего двух щенков, причем одного из них же и задавила случайно. Мы об этом узнали по запаху, пришлось рыть яму, чтобы достать оставшегося щенка, так как Жулька на этот раз избрала себе местом для родов еще одно сооружение в нашем дворе типа сарайчика. Щенка назвали Яшкой. Он был той же масти, что Варежка, только с хвостом. Но жизнь его была совсем недолгой. Он еще не успел открыть глазки, как Жулька придавила и его. Старенькая она уже была.
Динка вторая
Теперь я немного отвлекусь от бабушкиных собак и вернусь к своим попыткам завести собаку. После смерти Динки и неудачных попыток заменить ее Филькой или, тем более, Варежкой, родители поняли, что мне действительно очень не хватает собаки, и решили искать ее всерьез. Заводить большую собаку они отказались наотрез. А маленьких, типа той-терьеров или ныне модных чихуахуа раньше было очень мало. Поэтому хозяйка одной такой псинки совсем не удивилась, когда моя мама подошла к ней и обменялась адресами на случай будущих щенков. Такие собаки очень ценились и все предстоящие их выводки были расписаны на годы вперед.
В то же время мы узнали, что в другом городе неподалеку есть женщина, которая держит трех маленьких собачек, мать и двух ее взрослых щенков.
Помню, как мы туда приехали, как моя мама долго разговаривала о чем-то с хозяйкой. Я же смотрела только на выбранного нами щенка. Впрочем, выбирать было особо не из чего, да и щенком девятимесячную псинку назвать можно было только с натяжкой. Характер у нее был вполне сложившийся. Мастью она напоминала нашу погибшую Динку, только была покрепче. И звали ее тоже Дина, что и сыграло решающую роль. На второго щенка, мальчика, мы и не обратили особого внимания, во-первых, мы хотели девочку, во-вторых, мальчик походил на мать; короткие ножки, толстое тельце, белый со светло-рыжими пятнами окрас. И он был старше нашей новой Дины.
Дина-вторая разочаровывала нас своим несходством с нашей настоящей любимой Диной. Нет, она была неплохая собака, но воспитанная чужими людьми и потому чужая. Единственным ярким моментом, произошедшим за то короткое время, что Дина прожила у нас, была игра с Ванькой-встанькой, куклой неваляшкой. Первый раз узрев его на полке, Динка долго присматривалась, а потом разразилась бранью. Довольно спокойная во всех остальных отношениях собака поразила нас такой избирательностью. Мы стали исследовать этот феномен. Спустили неваляшку на пол и положили ему на руку (точнее на тот шарик сбоку, который должен был обозначать руку) кусочек шоколада. Дина обожала шоколад и поэтому, на предательски подгибающихся ногах стала приближаться к зловредной штуковине. Подойдя вплотную, она обнюхала его, немного осмелела и стала слизывать шоколад. В какой-то момент она слишком сильно толкнула игрушку и тот стал раскачиваться, издавая мелодичный звон. Динка отскочила и опять от всей души выругалась. Потом, приободренная нашим смехом, стала приближаться снова. Не помню, сколько времени и шоколада мы на это потратили, но Дина ни на миг не утрачивала бдительности, шоколад у своего врага воровала по-прежнему осторожно и даже когда он стоял на полке и никого не трогал, могла долго смотреть на него, нахмурив лобик, подозрительным взглядом, а потом еще и облаять на всякий случай. Хотя он в тот момент не звенел и не шевелился.
Кроме этого эпизода вспомнить мне и нечего. Динка у нас не прижилась и мы отдали ее обратно хозяйке.
Кешка
Как-то вначале лета (я только выписалась из больницы, в которой пролежала почти всю весну), мама меня осчастливила маленьким черным щенком с желтыми подпалинами и бровками. Оказалось, у той собачки, с хозяйкой которой мама обменялась адресами, появились очередные щенки. Кешка был чистопородным той-терьером и до невозможности злым. Играть с ним было сложно, он мог действительно цапнуть не на шутку. Бесхвостый, с гладкой шерсткой, спинка вечным горбиком, огромные уши и выпученные глазки, постоянно выискивающий кого бы облаять — он был и забавным и все же слишком агрессивным. Когда мы поняли, что это его изначальный характер и под нас ему не перестроиться, мы еще щенком отдали его обратно, а там его быстро взяли такие же очередники, как и мы, занимавшие очередь на щенков от этой собачки.
Всего одно воспоминание связано у меня с Кешкой. Мы идем на озеро, Кешка носится кругами, забегая иногда довольно далеко. Перед нами медленно шествует компания из молодых ребят и девушек.
Увидев, что Кешка приближается к опасной машинами дороге, мама громко окликает его:
— Кеша!
Один из парней впереди удивленно оглядывается, там раздается смех, компания потом всю дорогу оборачивается на нас. Маленькую черную собачку, которую мы звали, они сначала и не заметили. В то время по телевидению шел фильм «Каникулы Кроша» или что-то в этом духе, про японские нэцке. Почему-то эти воспоминания — о фильме и том походе на озеро, у меня связаны. Может быть, героя фильма звали Иннокентием?
Побирушка Кнопка и красавчик Дружок
Потерпев неудачу с очередной собакой, я стала искать себе друга на улице. Первой была Кнопка. Как ее звали на самом деле, не знал никто, она отзывалась на любое имя. Черненькая, маленькая, гладкошерстная, юркая и ласковая Кнопка была уже довольно взрослой и, по всей вероятности, всю жизнь провела на улице. Ее бродяжьи привычки доставили мне немало горьких минут. Дома она скучала, из коридора почти не выходила и при первой же возможности мчалась гулять. На улице она подбегала к первому попавшемуся человеку и начинала клянчить еду. Она танцевала на задних лапках, поскуливала, изо всех сил махала хвостиком, преданно заглядывала в сумки и глаза прохожих, в общем, не собака, моя собака, а обычная нищенка и попрошайка. Я краснела, звала Кнопку к себе, укоряла, старалась накормить так, чтобы и мыслей о еде у нее не возникало. Ничего не помогало. В этом был смысл и суть ее жизни, она выпрашивала, даже не будучи голодной, просто ей нравилось так жить, это было ей привычно и знакомо. Скрепя сердце, я отпустила эту подхалимку на улицу и часто встречала потом в разных уголках города, где она опять льстила прохожим, заискивающе виляла хвостом и плясала на задних ножках.
Следующим моим приобретением оказался красивый, словно с картинки или из кинофильма небольшой песик. Рыжий, с закрученным, как у лайки, пушистым хвостом, острыми ушками, нарядными лапками в белых носочках и белоснежной грудкой, он казался персонажем какого-то мультфильма, не собакой, а каким-то олицетворением собаки. Я и назвала его так, как звали собак в книжках и мультиках — Дружок. Мне тогда казалось, что пса с такой внешностью только так и должны звать. Начиналось лето, и я взяла его с собой на каникулы к бабушке. На некоторое время мне пришлось уехать и оставить Дружка в деревне. Вернувшись, я узнала, что мой пес умудрился попасть под грузовик, но с ним ничего страшного, только слегка прихрамывает. Как любой кобелек, он довольно далеко убегал от дома, а когда хромота его прошла совсем, он пропал окончательно. Говорили, что его вроде кто-то с собой в город забрал. Песик-картинка, симпатичный и без особо ярко выраженного характера приглянулся кому-то еще. Я переживала, но не сильно. У нас не возникло особой родственной привязанности, он был легким псом, не обременяющим себя сильными чувствами, в то же время достаточно приветливым со всеми.
А к зимним каникулам бабушка устроила мне лучший сюрприз в жизни, она привезла мне Тишку.
Тишка — лучший дворняжка в мире
Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила в углу коридора подстилку, а на ней чрезвычайно тихого щенка, он только поблескивал умными глазками и слегка махал хвостиком, но с места вставать не решался. Оказалось, его для меня привезла бабушка, найдя где-то на станции и решив, что этот щенок как раз для меня. Они с мамой как раз сидели на кухне и спорили. Если можно назвать спором бабушкину благодушную убежденность, что собака мне необходима, и мамины нервную нерешительность и сомнения в целесообразности такого подарка. В итоге бабушка убедила маму, оговорив, что если что не так, она его заберет себе. Мы сразу назвали щенка Тишкой за скромный нрав. Он был маленький, окрас как у чепрачной овчарки (если можно себе представить овчарку размером с кошку), только почти без черного цвета. Пушистый хвост, грудка, штанишки. Очень умные глаза и огромные рыжие уши. Одно из них в то время еще не полностью поднялось, придавая ему особенно щенячий вид. Но Тишка был уже подростком, скорее всего, ему исполнилось примерно полгода. Каким-то образом он сразу понял, кто его хозяин и признавал только меня. Мама сердилась, и потом рассказывала мне, что не раз пыталась накормить его в мое отсутствие, но Тишка стойко отказывался от еды, хотя никто его этому не учил. Еще мама рассказывала, что во время уборок Тишка забивался под мою кровать и тихо рычал оттуда, если мама пыталась выгнать его тряпкой. Такой маленький и такой бесстрашный. Действительно, у этого песика было просто львиное сердце.
На прогулках он готов был защищать меня от любой напасти, даже от огромных и злых овчарок с догами. Но я сама успевала схватить его на руки при такой встрече, особенно если здоровую псину прогуливали без поводка. Тишка никогда не кидался в бой первым, он не был агрессором, но если бы овчарка подошла ко мне, он счел бы своим долгом меня защищать, а это бы для него плохо кончилось. Поэтому я и подхватывала его на руки. Гуляли мы с Тишкой обычно без поводка, хотя и с надетой шлейкой он умел ходить — не путался под ногами, шел как по струночке (не знаю, мне так везло или это отличительная особенность кобелей — они словно от рождения умеют ходить на поводке. Девочки же вечно мельтешат, запутывают и себя и хозяев). Но чаще я отпускала его, научив одному строгому приказу. Например, если в момент приближения машины он оказывался за дорогой, я кричала «Сидеть». В нашем с Тишкой понимании это была другая, не стандартная команда. Он должен был просто замереть на месте и не двигаться, пока я не позову его или не подойду сама. Это спасало его от попадания под машину. Он всегда беспрекословно подчинялся.
Привычки и шутки
Была у Тишки очень нехорошая привычка — найдя какую-нибудь падаль на улице, он как мог вываливался в ней и являлся ко мне очень довольный и сильно «благоухающий». Мне постоянно приходилось его хорошенько отмывать, а запах, надо сказать, был довольно стойкий. Конечно, эта привычка не была Тишкиным изобретением, все псы так поступают, но мне как-то особо «везло» в то время. Я даже начинала запоминать места, где на прогулке Тишка мог найти падаль и брать его в это время на поводок. Но Тишка был памятливым и ему ничего не стоило, будучи спущенным с поводка, вернуться назад чуть ли не за километр и сделать свое «черное дело». Ученые выдвинули гипотезу, что таким образом собаки дают друг другу знать, где лежит падаль, чтобы если им встретится какая-то особо голодная собака, она знала куда идти и что искать. Но уверяю вас, я не встречала ни одной, даже самой распоследней собаки, которая бы стала это есть. И почему тогда собаки не валяются на свежей пище, если ее много и им не по силам съесть всю? В городке часто под окна выкидывали целые пакеты костей и хрящиков для бездомных собак, но я ни разу не видела, чтобы собаки на них валялись. Скорее запах падали им просто нравится, они относятся к нему как к некоему афродизиаку, просто мы, люди, придерживаемся других вкусов.
Тишка любил мед, и я иногда занимала его на час и больше, кладя ложку меда в маленькую баночку из-под какого-то лекарства. В горло баночки пролезал только язык. И Тишка, зажав лапами баночку, тщательно и долго вылизывал ее, пока та не становилась абсолютно чистой и прозрачной.
Тишка умел шутить. Я так часто разыгрывала подружек.
Говорила:
- Попробуй подуть ему на нос.
Тишка секунду терпел, а потом неожиданно «кусал» за нос своего «мучителя». Но кусал не взаправду, конечно. Просто делал резкий рывок, и перед глазами опешившего человека мелькала черная собачья пасть. Это походило на выпрыгивание чертика из коробочки. Люди пугались, но всегда потом смеялись. Потому что даже если человек не успевал отдернуться, максимум, что грозило его лицу, так это совершенно нежное прикосновение собачьего языка.
Тишкины друзья
Тишка был вполне дружелюбным псом, он хорошо уживался с кошками — моей Колобусей и бабушкиной Пушинкой. Колобусю в детстве считали котиком и звали Колобком за круглый животик, когда же она выросла и оказалась кошечкой, пришлось переименовывать ее в Колобусю. Тишка дружил даже с курицей! Она была выращена мною из инкубаторского цыпленка, была единственной белой среди бабушкиных пестрых кур, очень смелой и совершенно ручной. Тишка и Чика часто играли вместе. Начинала обычно Чика. Происходило это так.
Тишка спит на солнышке. Подходит Чика, находит в земле какую-то старую, никому не нужную корку и делает вид, что клюет. Если Тишка не реагирует, Чика начинает сильнее загребать ногами, чтобы пыль попала на собаку и еще агрессивнее долбать корку.
Если бы Тишка присмотрелся, он бы заметил, что от корки за все время Чикиной «еды» не отбавляется ни крошки. Но Тишка не смотрит. Он проснулся, но взгляд его демонстративно направлен в другую сторону.
Чику это не устраивает. Она отходит от корки и снова начинает подходить (так иногда кормят капризных собак, отводя руку от миски и приближая снова, чтобы у собаки проснулся инстинкт жадности). Тишка все еще не реагирует. Чика продолжает отступать и возвращаться, при этом с остервенением роясь в земле (даже если бы она случайно вырыла червяка в бесплодной дворовой почве, она бы этого не заметила, так была увлечена наблюдением за Тишкой). Время от времени она совершенно по петушиному чистит шпоры, всем своим видом показывая, что готова к драке. Корке продолжают доставаться удары клюва.
Наконец Тишкины нервы не выдерживают этого издевательства, он вскакивает и с рычанием бросается в атаку.
Когда это произошло в первый раз, я думала, что они друг друга покалечат, такой раздавался шум и такая шла борьба. Кудахтанье, рычанье, хлопанье крыльев. Но после моего крика сразу разошлись и оба подошли ко мне, Чика с абсолютно невинным видом, Тишка извиняющеся помахивая хвостиком. Оба были целы и невредимы. Ни перышка, ни шерстинки не выдрано, у обоих героев ни царапинки ни ссадинки.
Это стало повторяться довольно часто. Иногда начинал Тишка. В роли «красной тряпки» была эта же или подобная ей хлебная корка, которую Тишка дразняще подкидывал, набивая ей цену: «Ай да корка! Ни у кого такой нет!» причем делалось все это только в присутствии Чики. Разумеется, она не заставляла себя долго ждать и опять начиналась возня с рычанием и кудахтаньем.
Однажды Тишка спас Чике жизнь. У соседей сорвался с цепи здоровый пес и, забежав на наш двор, кинулся на кур. Тишка не мог этого вынести, но был слишком маленький, чтобы помешать. Он стоял возле дома и рычал, шерсть на его загривке вздыбилась. Когда же сосед бросился в сторону Чики, Тишка не выдержал.
Увидев перед своим носом какую-то рычащую мелочь, соседский амбал сильно удивился и даже опешил. Этого мгновения хватило Чике, чтобы убежать, а мне, чтобы позвать бабушку.
Чика отблагодарила Тишку, защитив его от нашей кошки. Правда, Колобуся не имела в виду ничего дурного, просто тоже хотела поиграть, но Чика-то этого не знала. Она просто увидела, что кошка налетела на спящего пса и бросилась его спасать. Тут Чика уже не шутила, от кошки только пух полетел. С тех пор во дворе кошка с Тишкой больше играть не пыталась. По-видимому, курица с собакой считали себя собственностью друг друга.
Среди собак у Тишки тоже были свои друзья. О них нужно рассказать отдельно.
Умка, Кукла и соседский Шарик
В конце того лета я сделала папе просто «потрясающий» подарок на день рождения — трех самых настоящих живых кроликов. До этого я выпросила их у бабушки. Мы с ней сходили к местному кролиководу дяде Саше, и там я выбрала себе длинноухое счастье. А выбирать было из чего. Подрастающих крольчат хозяин держал всех вместе, в большом не продуваемом сарае и когда мы зашли, более сотни зверьков метнулись из-под наших ног.
У меня и так был зоопарк дома, собака, кошка, аквариум с рыбками и лягушками. Одно время жили и усиленно размножались хомячки, была черепаха, попугайчики, я выкармливала птенца дикого голубя витютеня, очень красивого, рыжего. У бабушки летом мое хозяйство разрасталось еще больше, там были ежики, вороненок, однажды принесли совенка. Ну и плюс бабушкины козлята, поросята, цыплята, гусята, котята и щенки. Каждую зиму я подбирала обмороженных голубей, отогревала их дома.
Однажды в нашей ванной их жило с десяток (из моей комнаты пришлось их переселить, так как там трудно было отмывать отходы их жизнедеятельности). Как мои родители это терпели, до сих пор не понимаю. Когда я наконец выпустила уже здоровых голубей на волю, они продолжали прилетать, загаживая наше и соседское белье, вывешенное на просушку. Однако я отвлеклась.
Подарив отцу кроликов, я тем самым поставила перед ним серьезную задачу. Вопрос о том, чтобы их зарезать, даже не обсуждался, родители знали, как я отнесусь к этой идее. Держать постоянно кроликов на балконе — невозможно. Скоро зима, да и запах… И папа для меня сделал сарайку, договорившись поставить ее на участке своего знакомого. Этим он хотел убить двух зайцев (фигурально, конечно, выражаясь) — пристроить кроликов и увеличить мое пребывание на свежем воздухе. У меня было слабое здоровье, и родители уже не знали что придумать, чтобы укрепить его. Так я каждый день, а иногда и чаще, стала ходить на окраину городка, в свою сарайку, кормить кроликов. Тишка, разумеется, всегда был со мной. Через некоторое время с нами стал бегать и Умка — очаровательнейший пес из нашего двора.
В крови Умки было точно что-то овчарочье, окрас его был настоящим чепрачным, ярко-рыжим с черным, но короткие ноги и несколько меньший общий размер говорил о хорошей примеси «дворянской» крови. Умка имел хозяина, молодого офицера, который неоднократно пытался увезти Умку в деревню неподалеку, охранять дачу, для чего он и был когда-то приобретен. Но Умке было скучно в деревне, и он раз за разом сбегал оттуда. Жить в квартиру он тоже идти не хотел, и мы постоянно встречали его в нашем дворе. Кроме хозяина, Умку кто только не прикармливал. Удивительно красивый пес и такой послушный, такой хороший, добродушный, с умильной мордой, - Умку любили все. У него и вид был как у настоящего Умки — умный, хотя скорее немножко себе на уме, с хитринкой в глазах, но при этом неизменно доброжелательный. Он походил на собачьего денди — отпрыска из богатой семьи, представителя «золотой» молодежи, младшего сына и наследника состояния, при этом настолько простого, милого, симпатичного и доброго, что ему искренне прощали все грехи и смотрели на все проказы сквозь пальцы. Он и подношения принимал без излишней суетливости, подобострастия, как будто просто в знак особо хорошего к тебе расположения. Баловень судьбы.
Несмотря на то, что Умка был примерно вдвое больше и тяжелее Тишки, в их тандеме именно Тишка играл роль вожака, а Умка беспрепятственно ему подчинялся. Умка стал нашим постоянным попутчиком по дороге в сарайку и обратно. Они часто в шутку затевали рычание и возню в снегу, причем Умка в конце концов обязательно переворачивался на спину и сдавался, подставляя горло и брюхо, а гордый победитель Тишка шел дальше. Например, найдет Умка что-то интересное в снегу. Тут же подбегает Тишка с настороженно задранным хвостом. Ага, какая-то ненужная тряпка! И начиналось перетягивание, пока кому-нибудь одному из них не надоедало. Второй (обычно это был Умка) еще некоторое время нес с собой эту тряпку, словно развевающийся флаг, потом обнаруживал что-то более интересное, и тряпка безжалостно выплевывалась.
Кроме Умки в нашем дворе обитала прелестная грациозная собачка. Не знаю точно, как ее звали, я ее окрестила Куклой. Она была рыженькая, пушистая, с огромными темными глазами и ушами, похожими на крылья бабочки. Позднее я видела фотографии собачки породы папильон — собачки-бабочки, так вот, Кукла очень походила на эту редкую породу. На своих изящных ножках она иногда нерешительно следовала за нами, но ее отпугивали незнакомые дороги, люди и даже такие типично мужские игры, с рычанием и фырканьем, которые устраивали Умка с Тишкой по пути. Поэтому она редко доходила с нами до сарайки, а если и доходила, то еще реже оставалась там с нами, чаще сбегала. У нее тоже были хозяева и вообще-то большую часть времени она жила в квартире, на улицу ее выпускали просто погулять. Удивительно нежная и красивая собачка была. Грациозная, пугливая как лань. Наши песьи мужчины относились к ней вежливо, как к младшей сестренке, в свои грубые игры не втягивали, сами за ней не ухаживали, но готовы были защитить от любых покушений чужих взрослых кобелей. Однако этого обычно не требовалось. Питая некоторое доверие только к Тишке с Умкой, остальных собак Кукла панически боялась и при их виде моментально исчезала, спрятавшись под беседку во дворе или убежав в свой родной подъезд.
Был еще один пес, которого Тишка допускал в свое окружение — щенок подросток овчарки, не чистопородной конечно, весь непонятного бурого окраса. Точнее его будет назвать дворовой овчаркой, потому что тогда многие держали таких в своих домах для охраны. Этот должен был охранять сарай нашего соседа, который приютил на своем участке нашу сарайку. Когда щенок был маленьким, его, не задумываясь, прозвали Шариком за круглый живот. Щенок вырос, превратился в нескладного подростка, а потом и во взрослого пса, но оставался по-юношески почтителен с Тишкой, хотя к тому времени Тишка мог, не сгибаясь, проходить под вымахавшим псом, настолько у них была разница в размерах. Но авторитет Тишки, заслуженный с детства Шарика, был настолько незыблем, что Шарик и подумать не мог, что он способен одной лапой сшибить этого гордого мелкого песика. Шарик страшно скучал, прикованный цепью к своей сарайке, поэтому каждый наш приход был для него огромной радостью и развлечением. Умка с Тишкой снисходительно играли с малышом, даже когда малыш вымахал больше их вместе взятых.
Шарик, Бен и Бим
Были у Тишки и свои заклятые враги. В нашем городке таких водилось трое. Самый грозный — белый пушистый здоровый Шарик. Морда как у лайки, но уши полувисят, мех более пушистый, чем у овчарки или лайки, но все же мех, а не пух, не кудряшки, как у болонок или пуделей. Он верховодил всеми бездомными собаками в городке. Завидев незнакомую, мчался к ней, чтобы, если самочка — присоединить к своему гарему, если кобель — подчинить или разорвать его. За Шариком обычно таскалась шайка прихвостней, которые подчинялись ему и были готовы принять участие в любой драке, в которой изначально имели большой перевес. Любимое занятие — всей толпой нападать на одного. Тишка Шарика просто ненавидел. Он не мчался ему навстречу, едва завидев, но рычал до тех пор, пока тот не скрывался из вида. А Шарик все старался улучить момент, когда Тишка будет достаточно далеко от меня, чтобы безбоязненно на него напасть. Он был слегка трусоват, как и многие хулиганы, но в том-то и дело, что слегка. Людей он пока не кусал, хотя и в руки им не давался. Не раз мне приходилось держать рычащего Тишку на руках, в то время как эта белая псина, тоже рыча и чуть ли не по пояс мне, прохаживалась возле с угрожающим видом.
Был у Тишки и более мелкий враг, но довольно подлый. Пес моего одноклассника. Тоже маленький, похожий на сильно перекормленного той-терьера, хотя костяк покрепче, с острой крысиной мордочкой, издали он выглядел колбаской на тонких спичечных ножках. Бен был уродлив и физически и морально. Хозяин специально натравливал его на людей и других собак. И с Тишкой они неоднократно дрались. Зубы у Бена были острыми как иглы, я знаю это потому, что и мне как-то случайно досталось, когда я вытаскивала своего защитника из свары.
Но самым постоянным врагом Тишки был Бим из соседского подъезда, целые сутки проводивший на улице. Он был размером с Тишку, но гораздо более крепкий, «дворянская» кость в нем была несомненной, в то время как люди, глядя на моего песика, всегда спрашивали, что это за порода, потому что Тишка был явно утонченнее обычных дворняжек. Светло-песочный, с жесткой короткой шерстью, весь какой-то сухопарый и прямой, как бывший военный, Бим вдобавок был ярым мизантропом, если это слово применимо к собакам. Он напоминал старого холостяка, все время брюзжащего себе под нос и ненавидевшего любые проявления чужой жизни. С Тишкой они дрались жестоко и не раз. Начиналось всегда одинаково — оба подходят друг к другу на негнущихся ногах, хвосты неестественно и напряженно задраны вертикально, взаимный обход, холки уже взъерошены… Такие знакомства не редкость у кобелей, обычно после обнюхивания каждая из собак, нарочито не торопясь, метит ближайший кустик и медленно расходится по своим делам, по дороге сбрасывая напряженность. Если же собаки встретились дружелюбные или одна из них другого пола, тут может начаться и помахивание хвостиком и переход к дружбе, совместным играм. Это обычный собачий этикет. Но встречи с Бимом всегда кончались одинаково. В какой-то момент этот злодей вцеплялся в моего Тишку и начиналась яростная драка. Ни один пес не нанес Тишке столько ран, сколько этот ужасный Бим. Бим нападал и на больших собак, иной раз его здорово трепали, но его это ничему не учило, и он продолжал оставаться агрессором.
Тишка настолько хорошо знал своих врагов и друзей, что стоило сказать, глядя в окно:
— Вон Шарик идет! — как Тишка взлетал на стул, ставил лапки на подоконник и с глухим рычанием в груди начинал напряженно оглядывать окрестности.
На сообщение про идущего по своим делам Умку Тишка тоже реагировал. Не так быстро вскакивал на стул, а, усмотрев своего приятеля, мог даже пару раз снисходительно вильнуть хвостом. И уж конечно, не рычал.
Однажды, после очередной драки с Бимом, осматривая Тишку в поисках ранок, я обнаружила на его холке странный камушек. Довольно крупный — со смородинку, совершенно гладкий, блестящий, серый и твердый. Присмотревшись внимательней, я увидела, что с одного, слегка приплюснутого края этого камушка торчат едва заметные ножки, похожие на проволочки. Ими он цеплялся в Тишкину кожу. До меня дошло, что я вижу клеща. С трудом вытащив его, я столкнулась с новой проблемой — клещ казался бессмертным. Раздавить его было невозможно, даже удар молотка не действовал. После поджигания клещ некоторое время лежал как мертвый, но потом вновь зашевелил лапками. Я так боялась, что этот мерзкий клещ снова в кого-нибудь вцепится, что засунула его в баночку с керосином и закрыла ее крышкой. Надо сказать, клещ еще долгое время подавал признаки жизни, а баночку эту я больше никогда не открывала, боясь, что притворившийся клещ тут же оживет и пойдет пить чью-то кровь. После этого случая я всегда тщательно осматривала Тишку после прогулок.
Знакомый офицер
Мы с мамой ходили в лес за ягодами, пробыли там довольно много времени и Тишка, постоянный спутник в таких прогулках, успел слегка вымотаться. Жаркий летний день клонился к вечеру, когда мы брели по городку к своему дому. Тишка плелся слегка впереди и раньше нас пересек небольшой тротуарный перекресток. Мама, глядя на нашу едва передвигавшую ноги собаку, негромко прокомментировала:
— Дохлик.
Мы посмеялись, но вдруг у мамы сделалось испуганное лицо. Оказывается, в этот момент мимо нас прошел мамин знакомый офицер, кстати говоря, довольно худощавый. Услышав мамины слова, он с обидой посмотрел на нее, но ничего не ответил. И потом долго не здоровался, видимо, отнеся мамины слова на свой счет. Медленно бредущую маленькую собачку он, скорее всего, даже не заметил. Как все-таки тяжело живется таким нервным и мнительным людям.
Баба Наташа
Прежде чем рассказать о единственной в жизни Тишки влюбленности, надо упомянуть про нас, девчонок и бабу Наташу. Двойняшки Юля и Оля, мои одноклассницы, и еще несколько девчат со двора, включая меня, отличались особой любовью к животным и каждую собаку знали в лицо. Из взрослых заодно с нами всегда была пожилая одинокая женщина, работавшая сторожем в детском садике, баба Наташа. У нее был очень старый, толстый, медлительный и одышливый пес Тобик, смахивающий чем-то на сенбернара. Только черный цвет заменял рыжий, да и размером он оказался поменьше (это я поняла, когда впервые увидела настоящего сенбернара). Когда баба Наташа дежурила в ночь в садике, мы всегда у нее собирались. Как и бездомные собаки. Баба Наташа выносила им с кухни остатки пищи и кормила до отвала. Времена стояли советские, и в простых продуктах особо нужды не было. Помню, даже мусорка, ездившая вечером по городу, имела особое отделение для хлеба. Выкидывать просто так его считалось грехом; заплесневевший, зачерствевший, он укладывался в отдельный пакетик, а оттуда в особую бадью. Мусорщик или сам держал свиней или отдавал старый хлеб кому-то, уже и не вспомню, люди не возражали, наоборот. И то, что бадья эта всегда была наполнена, тоже говорило в какой-то степени о том, что люди не голодают. Бабу Наташу иногда ругали за то, что она по вечерам в детском садике собачатник разводит, но серьезных мер не принимали и мы были этому рады. Накормить бродячую собаку для нас было хорошим поступком. Иногда мы лазили по сарайкам, точнее, конечно, мы ничего не взламывали, а просто из-за заборов или в окошечки разглядывали, нет ли тут какой живности. Одно лето мы даже перебирались через забор и регулярно подкармливали чьих-то кроликов. Или кидали хлеб дворовым собакам.
Пойнтер
В одно из таких путешествий я обнаружила необычную собаку, запертую в тесном темном сарайчике. Собака была крупная, явно породистая и явно охотничья. Светлая, с рыжими пятнами на спине и голове, треугольными ушами и хвостом-палкой. Легко было представить этого пса в стойке на дичь. Дома я внимательно просмотрела свои книжки и выяснила, что узником является пойнтер, редкая и невиданная для наших мест порода. Пес был еще молод и очень скучал в своей темнице. Мы даже подкормить его не могли, так как окошко было застеклено, а дверь и порог обиты железом, не подкопаешься. Видимо кто-то из военных решил стать охотником, и приобрел это чудо, но держать дома по каким-то причинам не захотел. Мы очень жалели несчастное создание, но ничем не могли ответить на его жалобный визг. Примерно через пару месяцев он неожиданно пропал, сарайка опустела, но и в городке мы эту собаку не встречали. Или пес уехал вместе с хозяином, или его продали, как мы надеялись — в хорошие руки.
Белка, Наташка и Бам
С некоторых пор мы стали замечать в городке новую небольшую собачку. Ничего особенного, серенькая, мало пушистая, с белой грудкой и лапками. Как раз в те дни я (уже не помню к чему) демонстрировала обществу свои знания о белках. Мол, они не всегда рыжие, они линяют и становятся серыми — ну вот как эта новая собака. Я сейчас и не вспомню, когда белки рыжие, а когда серые, летом или зимой, но у собаки благодаря моему рассказу появилось имя. Взрослые удивлялись, почему мы серенькую собачку зовем Белкой, а мы тут же начинали объяснять. Почти сразу после появления Белки в городке объявилась еще одна собачка. Тоже небольшая, но очень пушистая и ярко-рыжая. Сейчас я бы назвала ее чем-то средним между чау-чау и шпицем. Почему-то я назвала ее Наташкой. Когда меня спрашивали, почему именно Наташка, я невразумительно отвечала, что похожа. Более ясного ответа я и сейчас дать не смогу. Но имя прижилось. Белка с Наташкой стали жить возле подъезда двойняшек и прожили там не один год. Они подружились и даже щенков рожали и воспитывали вместе. Позднее к этой паре присоединился угрюмый мощный пес, похожий на волка, который сначала бегал по городку с обрывком цепи на шее и дичился людей. Но мы и его приручили, и теперь у нас была своя надежная охрана. Юля и Оля назвали пса Бам и вообще были от него в полном восторге. А со щенками Белки и Наташки у нас было много историй. Как-то они ощенились под беседкой во дворе. Прослышав о том, что взрослые собрались делать подкоп и потопить щенят (а их было около двадцати), мы страшно перепугались. Нашелся кто-то мелкий, кто смог пролезть в собачье гнездо и вытащил нам всех щенков. А мы начали прятать их по сарайкам, посменно приходя их кормить. Помню, какое было счастье, когда мы впервые вынесли щенков на зеленую травку и они, едва научившиеся ходить, пытались там бегать, играть! Целая куча щенков и все наши! Кстати, весь выводок мы потом пристроили, нашли собачатам хороших хозяев. У каждого из нас был свой любимый щенок, иногда даже несколько. Я особенно полюбила Мильку — маленькое пушистое рыжее существо с черной маской на мордочке. Раз даже принесла домой, но мама не разрешила оставить. У меня и так был Тишка, гостивший в то время у бабушки.
И снова о Тишке
Вообще, за Тишку мне приходилось долго и упорно бороться. Мама была против его шерсти в доме, против того, чтобы он вообще заходил в комнаты, если живет в квартире. Мы ставили коробки в дверях, и бедный Тишка, отчаянно желая быть рядом с нами, все же решался их перепрыгивать, хотя и страшно боялся их шума, когда задевал и они падали. Мы сами тоже постоянно роняли коробки и, в конце концов, убрали их вовсе. А я тогда научилась чистить паласы влажными руками, от шерсти. И девчонки в школе, не веря, щупали мои руки, восхищались, какая у меня нежная и тонкая кожа. А дело было просто в линяющем Тишке и паласах. После каждых каникул мне приходилось выдерживать бой с мамой, чтобы вновь забрать Тишку от бабушки домой. Не всегда это удавалось сразу. Однажды я целую ночь думала и наутро объявила свое решение — я переезжаю жить к бабушке, потому что там Тишка. Мне было немного страшно на такое решиться, школа в Бишкиле была далеко, дорога опасная из-за пустынности и солдат-дисбатовцев, уровень обучения на несколько порядков ниже моей нынешней школы, да и учились там в основном татары. Я боялась их в общей массе, особенно мальчишек, хотя у меня было много подружек татарской или башкирской национальности. Услышав мое заявление, мама разрешила взять Тишку домой.
Тишкина любовь
Тишка был лучшим не только потому, что был верным и храбрым, готовым защищать меня до последней капли крови своего маленького, но такого пламенного сердечка. Тишка просто меня понимал. И был именно таким, как мне надо. Только раз в жизни он у меня потерялся. Я пошла утром в сарайку, а по дороге обратно заметила, что Тишки со мной нет. До самой ночи мы ходили с родителями по городку и звали Тишку. Я старалась отгонять самые страшные мысли. Был март, но еще везде лежал снег, я очень боялась, что Тишка замерзнет. По какому-то наитию, уже почти в полночь, я пошла к нашей сарайке и стала звать там. Как же я была счастлива, увидев маленький комок, появившийся на белой от снега дорожке, который стремительно приблизился ко мне и оказался Тишкой, очень уставшим и замерзшим, но счастливым от того, что нашелся. Утром в школе от двойняшек я узнала, что Белка снова «гуляет». Я поняла, где пропадал Тишка. Белка была его единственной любовью в жизни, при встрече с ней он вел себя как истинный джентльмен и, безусловно, выделял ее среди всех других собак. При том количестве бездомных здоровых кобелей в окрестностях, включая злейшего врага — белого Шарика, у моего бедного пса не было никаких шансов даже приблизиться к своей возлюбленной. И тогда мы с Юлькой сделали так. В один из вечеров поймали Белку, отпугнули остальных собак, а ее вместе с Тишкой заперли в подъезде на полчаса. После этого Тишка немного успокоился, но продолжал смотреть на Белку влюбленными глазами при встречах. А я в подобные дни прогуливала его строго на поводке. Мы так и не узнали, родился ли у Белки хоть один щенок, похожий на Тишку. Потому что она пропала. За ней исчезла и Наташка. Девчонки ревели, ездили с родителями в город, в то ужасное место, где содержат бездомных собак до убоя. Или опоздали, или им показали не всех, но собаки эти к нам так и не вернулись.
Куделя, Тимошка и Барбос
Ближе к лету, с нами в сарайку стал похаживать и Куделя — довольно крупная, скорее даже высокая, белая болонка-мальчик. Очень глупый и до невозможности заклочкованный. Приехав к нам в гости, и обнаружив такое счастье, бабушка очень обрадовалась. Сначала она помыла его, потом стала выстригать клочки. Бабушка плохо видела, клочки оказались очень серьезные, и бабушка несколько раз довольно сильно хватанула ножницами по живому. Но Куделя только взвизгнул, не пытаясь укусить, так он был рад людской заботе. Потом бабушка забрала его к себе, но там он куда-то убежал. Привыкший к бродяжьему образу жизни, он, видимо, просто не поверил, что больше не надо бегать в поисках еды.
А бабушка, погоревав немного, завела себе подобного же пса, тоже болонку и тоже белого, назвав его Тимошкой. Как охранник он никуда не годился, поэтому для защиты своего участка бабушка где-то откопала чудо, которое мы назвали Барбосом. Если Вы можете представить себе болонку размером с дога, то это примерно и будет Барбос. Еще он напоминал бобтейлов — заросших бело-черной шерстью крупных собак, но тогда я об этой породе не знала. Специально для Барбоса построили огромную будку, в которой я часто любила сидеть, представляя себя в домике; места там хватало и мне. Барбоса посадили на цепь, лаял он очень жутко и внушительно, но бестолково. Был совершенно не агрессивен и для охраны двора мало годился. Но бабушка еще долго уповала на то, что нужные данные в нем еще разовьются. Уж больно много хорошей шерсти для вязки носков с него можно было настричь. Но когда он начал охотиться на кур, бабушкино терпенье лопнуло, и она его кому-то отдала.
Дворовые собаки
В то лето в бабушкином дворе перебывало много собак, в основном благодаря мне. Для начала, еще зимой, я обнаружила, что соседская овчара Тайга ощенилась, а единственного оставленного щенка назвали Шариком. Я стала постепенно приручать Тайгу, подкармливая ее хлебом. Баба Фая, хозяйка собаки (а также старого пса Кузи) не вмешивалась в это, да и против меня ничего не имела, с ее внучкой мы были лучшими подружками. И вот благодаря Тайге я сделала удивительное открытие. Оказывается цепные собаки совсем не злые, лают они чаще всего просто потому, что им скучно. А на самом деле большинство будет радо, если к ним подойдешь и погладишь. Возможно, я тогда крупно ошибалась, или мне везло, но я не раз проверяла свое наблюдение на опыте, и меня ни разу не кусали. В том году я, оставшись без подружек (все куда-то разъехались на лето), вообразила себя освободительницей собак. С Тишкой, Жулькой, Варежкой, и Тимошкой я шлялась мимо чужих сараек, в которых днем никого из людей не было. Заслышав громыхающую цепь, или грозно бухающий лай, я останавливалась и начинала легонько поскуливать. Собака за забором замолкала и прислушивалась. Мое поскуливание начинало перемежаться с ее скулением, потом это перерастало в вой, совместный и слитный, после которого можно было перебираться через забор и освобождать собаку.
Концерты самодеятельности в деревне
Кстати о вое. Выть я научилась примерно в то же время, что и мяукать, мемекать, как козы, кукарекать и так далее. В искусстве воя мне очень помог Тишка. Никогда, ни с одной собакой, ни до, ни после, я не ощущала такого единства; мы не выли, мы пели. И пели о чем-то понятном нам обоим, о чем-то почти святом, что не выразишь словами. Вызвать Тишку на пение можно было в любой момент, но я редко демонстрировала наши концерты широкой публике, слишком это было наше таинство.
Хотя был период, когда я организовывала самодеятельные концерты для детворы, на которые приходили даже взрослые. Мы вдвоем с подружкой подготавливали программу; пели, показывали кукольные спектакли, пародировали животных (этим отличалась я; на мои вопли одинокой мартовской кошки сбегались все коты в округе), показывали фокусы. Перед концертом готовили «буфет», делая морс из какого-либо бабушкиного варенья с водой, а на закуску набирали дикого щавеля, лука, сыроежек, зеленых «калачиков», вкусных очищенных серединок из камыша; в общем, подножий корм. Мы рисовали программку и билеты, втаскивали во двор лавочки, приносили табуретки и закатывали бревна, на которых могло поместиться больше народу. Разумеется, в наших выступлениях большую роль играли дрессированные животные, например, танцующий козленок Цыганок. Он родился комолым, то есть без рожек, черненький, не пуховый, слабенький. Однажды он так сильно чем-то отравился, что мы не надеялись увидеть его живым. Он лежал на боку и уже не издавал никаких звуков. Но я отпоила его молоком, выходила. После того, как он встал на ножки, некоторое время у него было осложнение после болезни — слепота. И вновь я возилась с ним, следила, чтобы его не обижали другие козы, и чтобы он не остался голодным. За это время он так привязался ко мне, что, и когда выздоровел полностью, не отходил ни на шаг и дрессировался не хуже собачки. А осенью его зарезали, потому что оставлять на племя безрогого, слабого, да еще не пухового козла, не входило в бабушкины планы.
В концертах участвовали и кошки, и хомячки, и куры, и цыплята. Но гвоздем программы всегда был Тишка, наше с ним пение.
Собачий вой как искусство
Я начинала поскуливать, как собака, которой грустно, одиноко, не с кем поговорить и некому пожаловаться. Тишка садился передо мной, внимательно слушал и почти сразу в унисон подхватывал скуление. Я наращивала тон, моя песня становилась уже воем, отчаянным воплем, криком души. И Тишкин голос звучал уже в полную силу, он тоже переживал, тоже самозабвенно выводил разные ноты, и всё было в тему; я ниже, он ниже, я выше, он тоже. Иногда он перехватывал инициативу, но никогда не забывал, что поет не один, он уступал мне некоторые места нашей симфонии, потом вступал вновь. Это было настоящим искусством, без малейшей фальшивой ноты. Наконец мы сбавляли громкость, и финал завершался уже успокоенно. После этого Тишка со светлой слезкой на глазах бежал ко мне и лизал мне щеки, а во взгляде его было такое понимание и единение, какие редко встретишь у людей. И Тишкина слеза была не от горя, а от какой-то светлой печали, печали, которая может быть порождена только искусством, а не настоящей бедой и горем. И Тишкина радость после нашего концерта была очень чистой, светлой. Мы пережили вместе песню одиночества, но ведь у нас есть мы, мы счастливы, мы живы. Мне трудно словами изобразить наш дуэт, но после него и у меня часто бывали слезы на глазах, слезы очищающие, не больные.
Дворовые собаки. Продолжение
Когда я выла дворовым собакам, и те отвечали, Тишка в этом участия не принимал. И вообще смотрел хоть и с пониманием, но снисходительно. Я отцепляла очередную собаку, та каким-то образом понимала, что Тишка среди собак тут главный и бежала с нами дальше, радуясь свободе и не пытаясь ни на кого напасть. Иногда с такой сворой я приходила и домой к бабушке, перелезая через калитку и перетаскивая вслед за собой только наших собак. Большие чужие псины разбредались по своим делам, а вечером хозяева их ловили и сильно ругались. Мне каким-то чудом удалось сохранить инкогнито в этом вопросе, надеюсь, хозяева до сих пор думают, что ошейник у собаки расстегнулся сам. Таким же образом я прогуливала и соседскую Тайгу и ее подросшего сына Шарика, но только по очереди и потом обязательно сажала на место, чтобы соседи не ругались. Я бы и остальных собак по местам развела, да только так много отцепляла их каждый раз, что потом не могла запомнить, какая откуда. А путаница в таких делах быстро бы раскрыла мою тайную деятельность.
Мечты об овчарке
В том году я вообще грезила об овчарке. До нее много лет идеалом собаки для меня была колли, — благодаря фильму «Лесси», который я смотрела в кинотеатре. В городке вообще мода на собак шла волнами. То все начинали заводить немецких овчарок, то шотландских, то ирландских сеттеров, то доберманов, то пекинесов. И часто не по одной собаке держали, а по две или даже три. Почему вдруг я полюбила овчарок, уже и не вспомню, но я тогда о них целую книжку написала. К тому времени я прочитала всего Сетона-Томпсона, какого смогла найти, его влияние было несомненным.
Кстати, о литературе. Как-то я взяла в библиотеке очередной сборник прозы, посвященный собакам. На этот раз мне попались собаки в годы войны, как они помогали людям. Меня возмущало до глубины души приписывание собакам готовности к самопожертвованию. Сначала их приучали не бояться танков, потом посылали бросаться под них со взрывчаткой — и это выдавалось за собачье стремление, хотя собаки не знали, что идут на смерть. И до сих пор мороз по коже от кошмарного рассказа про блокаду. В семье жил рыженький спаниель, когда настал голод, а мальчик настолько ослаб, что мог умереть, мама убила собаку и приготовила бульон. Мальчик выздоровел, стал искать своего четвероногого друга, но нашел только его шкурку или лапку. И все это выдавалось за то, что собака добровольно пожертвовала жизнью, чтобы спасти хозяина. Я не утверждаю, что люди должны были помирать с голоду и кормить собаку, а не убивать. То, что тогда творилось в Ленинграде, никому не пожелаешь. Но зачем приписывать собаке фальшивые чувства? Реалистичный рассказ превратился в какую-то лживую ужасную сказочку.
Свою книжку я назвала «Астра», по имени героини — чепрачной немецкой овчарки. Эпопея состояла из трех толстых сшитых тетрадей, с картонной обложкой и рисунками. Речь там шла о некоем злодее, который пытался убить новорожденных щенков, закопав их в землю. Их откопала волчица, лишившаяся мужа-волка и детенышей (тоже благодаря этому злодею), только один щенок остался в живых и его-то она и воспитала как волка. Это и была моя главная героиня. У нее было множество приключений, рождались полущенята-полуволчата, потом их стала уже целая стая, Астру ранили, и добрый мальчик ее вылечил. В итоге всех собак одомашнили, и все зажили счастливо. Кстати, этот хэппи-энд занял всего пару последних страниц, что критиковал папа; мне было просто скучно описывать это, гораздо интереснее было писать о том, как собаки были дикими.
Астра, Ночка, Кнопка, Бим и другие
По какому-то совпадению в том году в бабушкином поселке у одних наших соседей родилось два щенка овчарки, которых они не знали куда девать и готовы были отдать кому угодно. Оба щенка были девочками, одна чисто черная и гладкая, вторая же, которую мы взяли (я сразу назвала Астрой), — чепрачная и более пушистая. Черная сестричка, которую мы прозвали коровьим именем Ночка, тоже стала постоянно забегать к нам. Если добавить Тишку, Жульку, Тимошку и Варежку, компания уже выходила не маленькая.
Но в это время бабушка на станции подобрала еще одну собачку, которую мы назвали Кнопкой. Она была размером с Тишку, такой же конституции, стоячие ушки, пушистый хвостик, но вела она свою родословную совсем от других предков. Если у Тишки был прекрасный мех с подпушком, то Кнопка имела только редкую жесткую шерсть, как у терьеров. И такие же выпуклые глазки. Масти она была белой с коричневыми пятнами. И еще она была старая. Поэтому в подруги, а уж тем более в невесты Тишке она никак не годилась. Она его, как и остальных собак, просто в упор не видела. Мы подозревали, что ее случайно или специально оставили на станции дачники, потому что собака была явно домашняя и городская. Но все лето она так и провела у нас, пока осенью кто-то не выпросил ее у бабушки.
Кроме Кнопки к нам приблудился молодой здоровый пес. Мы его назвали Бим, потому что он был чисто белый и с темно-коричневым, почти черным ухом. Я прочитала бабушке эту грустную историю, мы обе поплакали и оставили Бима у себя из любви к литературе.
Кнопка, Жулька, Варежка, Барбос, Белый Бим черное ухо, Тимошка, Тишка, Астра с Ночкой… да, в бабушкином дворе в то лето собралось много собак. Были попытки притащить еще двух, обе не увенчавшиеся успехом. Одного пса мне на поводке привела подруга. Он был явно породистый и охотничий, звали его Дик. Коренастый, приземистый, молодой и неукротимый, своим напором и очертаниями пес напоминал бассетхаунда, но имел ярко-рыжий окрас и чуть более приятную морду. Однако его характер отвратил от него и всех моих домашних, включая бабушку, и даже меня. Он был совершенно неуправляем и так силен, что мне не всегда удавалось удержать его на поводке. Жрал он все. И много. Ел даже зерно, предназначенное для кур. Пытался и кур ловить, и кошек. Несмотря на то, что собака была, несомненно, дорогая и редкой породы, мы от нее наотрез отказались.
Второй случай более печален. В поселке, где жила бабушка, было построено и несколько двухэтажных многоквартирных домов. И как-то мы, прослышав, что в одном из подвалов ощенилась собака, пересилили страх и залезли через тесное подвальное окошечко. В подвале действительно было страшно. Темно, какие-то трубы, мусор, где-то слышен звук падающих капель, что-то едва слышно шуршит в темноте… А еще там было жарко, как в бане. В одном из закоулков нам попался пьяный слесарь, мы в ужасе затаились за трубами и он, не заметив нас, прошел мимо. Наконец мы нашли щенков. Большинство разбежались, но нескольких мы успели поймать. Щенки в основном были самые обычные, пестрые, гладкошерстные, здоровенькие и шустрые. Но один привлек мое особое внимание. Во-первых, он был очень пушистый, красивого рыжеватого окраса с черной мордочкой. Во-вторых, он был самым слабеньким. Именно поэтому я решила его забрать. Дома он плохо ел, словно уставал даже от пережевывания пищи и часто ложился отдыхать. Бабушка попыталась отпоить его молоком — незаменимым лекарством для больных животных. Отпаивая свежим молоком, мы спасли много козлят, котят, поросят, телят и щенков даже при довольно серьезных болезнях. Но новичок отказывался и от молока. Он слабел прямо на глазах. Грустно сидя рядом с ним и поглаживая его, я вдруг заметила черную искорку в его шерсти. Раздвинула пух и ужаснулась. Блохи просто кишели на его коже, под шерстью у щенка была почти сплошная кровавая рана от укусов этих мерзких насекомых. Гладкошерстные собаки и щенки с легкостью вычесывали и выкусывали паразитов, а этот был слишком пушистым, в подвале было слишком жарко, и блохи плодились с неимоверной скоростью. В тот вечер мы с бабушкой только тем и занимались, что отлавливали и убивали блох. Сделать это было не просто, ведь блохи очень верткие и прыгучие насекомые. Но даже при самых наших титанических усилиях мы ничем не успели помочь щенку — к утру он умер. Это единственный в моей жизни реальный случай, когда живое существо, щенка, до смерти заели блохи.
Кстати, об этих паразитах. Блох в принципе вывести не очень трудно. Размножаются они не на живом существе, как вши, прикрепляющие гнид к корням волос, а сбрасывают свое потомство на пол. Если пол постоянно держать чистым, то блохи вскоре выведутся сам по себе. Ускорить этот процесс поможет и свежая сосновая стружка и полынь, которые можно положить на газетки в разных углах жилища — очень уж не любят блохи эти ароматы и стремятся побыстрее убраться из дома с такими запахами.
Собачьи судьбы
Я продолжала дрессировать Астру, представляя, как из нее вырастет красивая, умная и дрессированная настоящая овчарка. Но Астра продолжала оставаться глупым большим щенком с крупными лапами, лопушистыми ушами, тупоносой мощной мордой, мелкими голубоватыми и почти наивными глазками и очень сильными, острыми как иголочки зубками. Я воображала, что со временем мама даст добро на то, чтобы кроме Тишки привезти в квартиру и Астру. Но я жестоко ошибалась. Однажды я увидела бабушку и маму, сидящих возле закрытого окошка сарайки на лавочке и о чем-то беседующих. Мне пришла в голову не самая умная идея пробраться в сарайку, и неожиданно открыв окошко, напугать их. В сарайку я пробралась. Но, услышав, о чем идет разговор, остановилась как вкопанная.
— Скоро осень, Ленуха в школу уедет, куда собак-то девать, — спросила мама.
— За ноги, да об забор, — как-то полушутливо ответила бабушка.
— И овчарку эту? Она ведь мечтает ее к нам притащить.
Дальше я почти не слушала. Я только поняла, что бабушка всех лишних собак собирается убить. Я еще слышала, что мама просит сделать исключение для Тишки и бабушка убежденно отвечает, что Тишку не тронет ни в коем случае, сама понимает, а ноги уже несли меня к выходу из сарайки, в дом. От слез я ничего не видела. Может быть, я всхлипнула уже в сарайке и мама услышала это, но меня довольно быстро нашли и стали убеждать, что собак никто не тронет, что бабушка так пошутила и так далее и тому подобное. У меня же, казалось, обрушился мир. Я ни слова не говорила, когда бабушка разводила собак по прежним и новым хозяевам. Астра с Ночкой вернулись к себе домой, и потом были пристроены в чьи-то дворы для охраны. У меня остался Тишка, а у бабушки Тимошка.
Но Тимошку ожидала еще более злая судьба, чем можно себе вообразить. Зимой соседи наискосок от бабушки, старые дед с бабкой, по очереди слегли в больницу и попросили бабушку приглядеть за их овчаркой, оставили деньги на прокорм. Бабушка как могла управлялась с мощной псиной, но однажды та сорвалась и, прибежав в бабушкин двор, натворила страшных дел. Она загрызла одну из бабушкиных коз и съела Тимошку. Когда я узнала об этом и увидела окровавленную белую болоночью шерсть на снегу, у меня был шок. Бедный безобидный Тимошка. Он был рад, что нашел любящую душу в лице бабушки и мог часами сидеть рядом с ней, слушать ее разговоры и пристально («умно», как говорила бабушка) смотреть ей в глаза. А еще я очень испугалась за Тишку, представив, что было бы, если бы Тишка в это время по настоянию родителей остался у бабушки.
С тех пор Тишку от меня не отсылали. Но быть нам вместе оставалось уже недолго.
За мечты приходится платить
В тот год мы купили домик на берегу озера. Купили зимой и до весны мечтали, как мы все обустроим. При доме был огород, сад, полный сирени палисадник, и небольшой участок берега, своего личного берега с выходом к озеру. Весной зацвели яблони, груша, вишня, черемуха, смородина, тюльпаны, пионы… да чего там только не было! Мы с пылом и страстью занялись благоустройством. В сарайке тоже живность водилась: козочки, поросята, куры, кролики. Тишка целыми днями бегал на свежем воздухе и был совершенно счастлив, ему было немногим больше трех лет, самый расцвет собачьей жизни. Единственное, что меня беспокоило в Тишке, так это его неослабевающая страсть гоняться за машинами и мотоциклами. Сколько раз, услышав его звонкий лай, провожающий очередную машину, я замирала сердцем и пыталась снова заделать все щели, сквозь которые он мог пролезть со двора на улицу. Дорога, к сожалению, проходила прямо перед нашим домом.
Работы в доме и саду было очень много, мы целыми днями жили там, обустраивая, улучшая, украшая наш дом и сад. Пили чай за круглым столом под высокой облепихой. Посыпали дорожки гравием, а во дворе сделали тропинки из плит, вокруг которых росла трава. Папа принялся обделывать баньку изнутри красивыми деревянными рейками. В один из таких дней я вытащила маму на Птичий рынок, убедив ее, что для полного счастья нам не хватает попугайчика на веранде. Когда мы вернулись, нас встретила странная тишина. Не было слышно радостного лая Тишки, и я сразу заподозрила неладное. Кинулась в баньку, откуда слышалось постукивание папиного молотка.
— Где Тишка?
Папа старался не смотреть мне в глаза.
— Он попал под машину…
— Совсем!?
— Нет. Он там. С бабушкой. Под калиной.
Я побежала к кустам. Бабушка сидела на низенькой скамеечке и, кажется, читала молитвы. Тишка лежал рядом с ней на тряпочке. Увидев меня, он попытался махнуть хвостом.
Я забрала его в дом и для меня начался самый тяжелый в моей жизни день. Было воскресенье, в то время и в том городе ветеринары по выходным не работали. Да и нет уверенности, что даже современные врачи смогли бы его спасти. У него был цел позвоночник — это я поняла потому, что Тишка иногда пытался махать хвостом. Но у него был совершенно синий и ледяной живот. Тишка лизал мне руки, успокаивал меня, и в то же время ждал, ждал как всегда, ждал от своей всесильной хозяйки, от своего божества, от меня, глупой девчонки, ждал помощи. Он верил, что я спасу его, до последней минуты верил. В какой-то момент он захотел пить. Я дала ему водички, он несколько раз лакнул языком и очень тихо проскулил. Видимо ему было невыносимо больно, но этот мужественный песик терпел. Терпел и верил, что раз я пришла, то теперь все будет хорошо.
Он умер вечером. Папа похоронил его в углу сада, я поставила на могилке небольшой камешек, на котором вперемешку со слезами пыталась что-то написать… О том, что это был самый лучший в мире пес, что он прожил всего три года, о том, что я все равно его люблю…
Я до сих пор не могу не плакать, вспоминая это. А тогда, тогда мне хотелось просто не жить. Я перестала ходить в школу (там проходила летняя отработка, но это не имеет значения, даже если бы там шел самый важный в мире экзамен, я бы не пошла. Мне было все равно). Все свои дни я проводила или рыдая на диване лицом в подушку или на его могилке. Я не помню, ела ли я что-нибудь. Мне ничего не было нужно, а вернуть Тишку я не могла.
Мама притащила от соседей черного глупого щенка, назвав его Тошкой. Она надеялась вытеснить новой собакой воспоминания о Тишке. Но щенок словно еще сильнее заставлял вспоминать Тишку. Тем, что был такой непонятливый, нечувствительный, грубый. Просто чужой щенок. НЕ Тишка. В каждом моменте общения с Тошкой я все отчетливее видела разницу, и все сильнее плакала от невозможности ничего изменить. Мама унесла щенка обратно.
Мамина идея
Честное слово, я не знаю, выжила ли я бы тогда или нет, и что бы дальше со мной было, если было бы вообще, но меня спасла мама. С отчаяния она придумала такую идею, которая в любом другом случае ни за что не пришла бы ей в голову. Мама заявила:
— Нам нужна корова.
Если честно, то корова ни моей маме, ни моему папе и даром не сдалась, но меня надо было срочно вытаскивать, и для этого требовались серьезные средства.
Меня быстро убедили, что я самый большой специалист по коровам и без моей помощи родителям просто не обойтись. Я поверила. Поверила потому, что с детства запоминала все бабушкины приметы по выбору коровы, а еще внимательно читала (и даже заставила родителей выписать) журнал «Приусадебное хозяйство», где тоже почерпнула о коровах немало ценной информации. Не то чтобы я была особенной любительницей коров, нет, я любила всех животных. И обо всех старалась запоминать все, что услышу или прочитаю.
И так, сначала безо всякого на то желания, а потом со все большим интересом и азартом, я стала с мамой ходить по деревням, искать корову. Выбирать живое существо, будь то котенок или рыбка в аквариум — одна из самых для меня притягательных вещей на свете. А уж такое большое и серьезное, как корова, налагает вдобавок громадную ответственность. Корову мы тогда все-таки купили и были очень рады, но это уже отдельная история. Но я на всю жизнь запомнила, как из самой первой и самой страшной моей депрессии меня вытянула мама, предложив купить корову.
Люська
Примерно через год после смерти Тишки мы все-таки решили приобрести новую собаку. Для этого поехали в Челябинск, на Птичий рынок. Приехали мы довольно поздно, но нужного щенка нашли. Буквально перед нами купили брата нашей новой собачки, и мы сначала немного об этом пожалели. Оставшийся щенок, очень маленький, рыженький, с белыми лапками, грудкой и полоской на лбу, неуловимо напоминал поросенка. У него был абсолютно розовый нос и только в ноздрях виднелся черный пигмент — вылитый поросячий пятачок. Хотя нас уверяли, что это пройдет, но мы утешились тем, что у нашей собачки будет такая особая примета на случай пропажи. Еще больше нас убедило присутствие матери щенка. Эта живая ярко рыжая собачка удивительно соответствовала своей кличке Ласка. Небольшая, с красивой, волнистой, но не слишком длинной шерстью, большими стоячими ушами, чуткая, ласковая, она нам понравилась безоговорочно. И была близка к моему воображаемому идеалу собаки.
Люська, правда, выросла не совсем такой. Нос у нее действительно потемнел и стал обычным собачьим носом, но у нашей Люси так и не поднялись ушки, а продолжали свисать пушистыми треугольничками. Хотя изящество, нервность, чувствительность, голосок «звоночек» она унаследовала в полной мере. Эта излишняя восприимчивость здорово ее подвела впоследствии. Мои друзья одноклассники, деревенские мальчишки, стали специально пугать мою собаку, чтобы послушать, как она звонко и безостановочно лает. Как я их не пыталась удержать, но собаку они испортили. Люська при сильном испуге стала делать лужу под себя. Мальчишек это веселило еще больше, и как я не ругалась с ними, они только закрепили этот эффект у моей молодой собаки.
У Люськи кроме нас был единственный друг — молодой кот Шаолинь, которого мы так прозвали благодаря идущему в то время сериалу про монахов тибетского монастыря. Шаолинь, белый короткошерстный кот с серыми пятнами, показывал чудеса рукопашного боя, делая такие кульбиты и прыжки, что тибетские монахи могли только позавидовать. Люська с удовольствием принимала участие в играх, тем более, что они с Шаолинем были почти ровесниками и росли вместе.
Как-то в мышеловку, оставляющую свою жертву живой, попалась мышка. Решив показать Шаолиню его предназначение в нашем доме, я поднесла мышеловку прямо к его сонной морде. Шаолинь даже не шелохнулся. Он спал во дворе на солнышке после сытного обеда и никакие мыши ему были даром не нужны. Подумав, что кот просто не может разглядеть мышь сквозь частую сетку мышеловки, я решила пересадить мышь в бывшую клетку для птиц. Пересадила. Поставила рядом с котом. Мышь бегала по клетке, изредка подпрыгивая, и Люська, наблюдавшая за моими действиями с самого начала, просто сходила с ума. Шаолинь же даже не приоткрыл глаза. Вдруг мышь нашла в прутьях клетки выломанный прут и, подпрыгнув, выскочила во двор. Как оголтелая промчалась она мимо слегка опешившего кота, но далеко убежать ей не удалось. Ее поймала Люська. Слегка прижав лапками, Люська обернулась ко мне с вопросительным видом; мол, и что мне делать теперь? Воспользовавшись заминкой, мышь вырвалась из-под некрепко держащих ее лапок и скрылась в сарайке. Шаолинь же на протяжении всей этой сцены даже не шелохнулся, хотя в глазах его появилось легкое недоумение.
Когда пришла пора, у Люськи появился жених, соседский небольшой светло-песочный песик крепкой конституции и короткой жесткой шерстью. Люси у нас была тонкокостная и я боялась, что она не разродится. Так получилось, что роды пришлось принимать мне. Первый раз рожающая молодая собака и я, ни разу не то что не принимавшая, но и не видевшая роды, были, конечно, не лучшим сочетанием. К моему удивлению, Люська, рожая, продолжала бегать по дому, пока я наконец не устроила ее на подстилке. Она страшно визжала и даже пыталась укусить рождающихся (и слишком крупных, на мой взгляд) щенков в пленке. Боясь, что щенки задохнутся, я надорвала пленку в районе их носиков и очистила их от слизи. Потом оказалось, что я сделала все правильно. Щенков оказалось двое, оба в отца, мальчик и девочка. Успокоившись после родов, Люська приняла их. И, хотя не оказалась особо примерной матерью, все же ухаживала за ними до тех пор, пока они не подросли. Щенков взяли у меня мои же одноклассницы, одна для своей бабушки, другая себе.
Люська прожила у нас недолго, отравившись чем-то, она умерла тем же летом. Я долго горевала и не хотела заводить другую собаку.
1 апреля
К тому времени я успела выйти замуж и работала в страховой компании «Аско». Работала до тех пор, пока не поняла, что страховщики нагло обманывают своих клиентов. Произошел чистый страховой случай — в аварии, случившейся не по вине клиента, пострадал застрахованный автомобиль. Но «Аско» наотрез отказалась выплачивать страховку. Я не умела (да и по сей день не умею) работать, изначально обманывая тех, кто мне верит. Поэтому решила увольняться. Филиал в Чебаркуле в ту пору уже закрылся, и мне пришлось ехать в Миасс. Вроде близко, но я там до этого ни разу не была. Сначала на электричке, потом на автобусе до последней остановки. День был по-весеннему теплым, пели птички, я засмотрелась на небо и не сразу обратила внимания на свору собак, греющихся на солнышке возле помойных баков. Меня привлек их лай, который они подняли на проходившего мимо мужчину. Некоторые даже погнались за ним. Мужчина поднял камень и, бросив его в собак, отпугнул их.
Когда же к собакам приблизилась я, то сцена, к моему удивлению, повторилась. Собаки вскочили, залаяли и побежали за мной. Для меня это было так странно и непривычно (ведь с собаками я всегда общалась очень доброжелательно), что я не сразу остановилась. Сделала это только тогда, когда ощутила, что меня кто-то хватает за лодыжку. Очень удивленная, я остановилась. Внимательно посмотрела на собаку, которая меня цапнула. Не слишком большая, с низкой посадкой, но широкая, рыжая, лохматая, с крупной заросшей мордой. Слюна не течет, хвост не висит палкой — слава Богу, не бешеная. Остальные собаки окружили меня и злобно лаяли, вздыбив шерсть на загривках.
Не теряя хорошего настроения и умиротворенности, я стала с ними разговаривать, стыдить их:
— Вы чего, сдурели? Чего кусаетесь ни за что ни про что? Я вам что, что-то плохое сделала? Лежали бы себе на солнышке, чего вскочили-то?
Постепенно собаки начали утихать. Холки разгладились, круг вокруг меня стал не таким плотным, некоторые собаки еще продолжали лаять, но как бы нехотя и отворачивая голову. Мол, я не на тебя лаю, а просто так, погавкать захотелось. Может, я вон на того дядьку вдалеке полаять решила…
В итоге они разошлись. Надо сказать, вид у некоторых был довольно пристыженный. Я дошла до своей конторы, и только в офисе, рассказав о случившемся, обнаружила, что хлюпало в моем сапоге — набежавшая кровь. Укус продезинфицировали, ногу перебинтовали, сапог насколько смогли протерли изнутри, а брюки (к моему удивлению, почти не пострадавшие, на них отпечатались только мелкие дырочки от зубов) я зашила уже дома. И только вечером я вспомнила, что сегодня было первое апреля. Видимо поэтому я и не поверила собакам, не поверила, что они действительно злые и опасные.
Данка
Мы с мужем все-таки решили завести себе собаку. Следуя неписаному правилу «большая квартира — маленькая собака и наоборот», мы присматривали себе крупную породу, а сами в это время жили в однокомнатной квартире. Увидев объявление о продаже щенков колли, мы тут же отправились по адресу. Щенков было всего восемь, оказалось, что двух уже отдали и еще за тремя завтра приедут. Среди оставшихся обнаружились всего две девочки, мы взяли ту, что покрупнее. Щенки были совсем еще маленькие, едва успели открыть глазки, но хозяйка вынудила нас забрать свою избранницу сразу, пообещав в ином случае продать ее завтра приезжим. На щенков-девочек был большой спрос. Наша будущая колли пока никак не походила на эту изящную и красивую породу с шикарной шерстью. Дана была буровато-серенькой, мордочка совершенно тупенькая и толстая, никакой продолговатости, отличавшей взрослых собак. Только глаза, еще по щенячьи голубоватые, косили совсем как у колли. Ходить она еще не умела, ползала. Если честно, то и кушать она еще не умела, и я каждые четыре часа вскакивала, грела молоко и кормила Данку из бутылочки. Ночевать мне тогда приходилось на кухне, не выключая света и вскакивать не то что по будильнику; по малейшему писку.
Когда Данке исполнилось три месяца, я попыталась вывести ее на улицу. Трудности начались уже в подъезде. От ужаса у щенка разъезжались лапы и он совершенно забывал, как надо передвигаться, шлепался на брюхо и отчаянно скулил. И подниматься и спускаться было одинаково трудно. Приходилось брать (к тому времени довольно тяжеленькую) тушку на руки и тащить ее во двор. На снегу Дана тоже терялась, и скорее случайно, чем по моим настоятельным просьбам, сделав «свои дела», была счастлива снова попасть домой.
Пока Данка подрастала, она успела перепортить нам немало вещей, например, здорово погрызла один из пуфиков. А еще ее очень раздражала подаренная нам кем-то небольшая черная лохматая обезьянка, с резиновой мордочкой и поролоновыми лапками, висевшая у нас под люстрой. Дана часто лаяла на нее и множество раз подпрыгивала, пытаясь достать. Как-то, вернувшись из магазина, я застала очень счастливую собаку. А на полу валялись клочки желтого поролона и черного меха. Каким-то чудом от обезьяны уцелела только мордочка. Но Данка была на верху блаженства — она превзошла саму себя, допрыгнув наконец до ненавистной игрушки. Я слишком поздно осознала, что колли — это пастушья собака и ей надо очень много бегать. А еще я убедилась на собственном опыте и прочитала впоследствии в уважаемом мною издании, что колли — истерики, они не могут долго сидеть на месте и трудно дрессируются из-за своего подвижного характера. Каждая наша прогулка превращалась в забег по пересеченной местности. Вдобавок Дана просто обожествляла моего мужа и, завидев военную форму (муж был офицером), не задумываясь, оставляла меня и мчалась к своему ненаглядному. Обнаружив, что ошиблась, она усматривала на горизонте новый силуэт мужчины в форме и устремлялась к нему. Так как мы жили в военном городке, на отсутствие военных трудно было пожаловаться. И мне оставалось или водить Дану на коротком поводке или бегать за ней по всему городку.
Дрессировалась Данка и правда плохо. Она подавала лапу и могла удержать на носу конфету (правда всего несколько секунд, но и это было рекордом при том огромном аппетите и способностью отдать душу за еду, которыми она обладала). Но команду «сидеть» выучить так и не смогла, ей просто не сиделось на месте. Сколько ее помню, Данка была постоянно в движении, если, конечно, не спала.
Прожив с мужем два года и устав от его бесконечных пьянок, я ушла. Но собаку пришлось оставить мужу. Он отстаивал свое право на собаку тем, что именно из его зарплаты были выделены деньги на ее покупку. Да и любила его она больше, чем меня, надо признаться. А потом, пьяный, сидя на скамеечке во дворе с собакой на поводке, продал ее кому-то за рубль. Данка была молодой собакой и быстро привыкла к новым хозяевам.
Джерик
После развода с мужем образовался такой период, что у меня не было ни собаки, ни кошки. Чтобы исправить эту оплошность, я поехала на птичий рынок покупать щенка. Птичий рынок для меня — это просто рай на земле. С ним может сравниться только книжная ярмарка. Надо сказать, что в то время мне очень нравились большие серьезные собаки, например немецкие овчарки, и родители ждали моего возвращения с немалой тревогой в душе — я могла и кавказца притащить. Но мой выбор пал на маленького пепельного пуделя, мне просто стало его жалко. Так и жалела потом его всю жизнь; все у него было не как у людей, и глазки слезились и ушки чесались, короче не собака, а ходячая хроническая болезнь. Я всю жизнь его лечила, да еще пудели ведь не линяют, так что и стричь его приходилось ежемесячно. Все процедуры он выносил как истинный стоик, сказывалась генная память искусственно выведенной породы. Когда я его приобрела, он был стрижен подо льва, что смотрелось особенно нелепо при его размерах — меньше кошки. Карликовый, даже той-пудель, самый мелкий из пуделей. Потом я его стригла вольным стилем, оставляла чубчик и кисточку — гордость собачья, как-никак, а остальное в зависимости от погоды, когда летний вариант — коротко, когда зимний — оставляя шубку.
Пока везла его с рынка, он, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Запоминал, что ли? По крайней мере, когда раз на третий его вывела гулять мама, а не я, вернулась она очень взволнованная:
— Как ты его прогуливаешь без поводка? Я его еле поймала. Он все старался убежать.
Оказалось, Джерик на прогулке подбегал ко всем блондинкам и заглядывал им в глаза — меня искал. Вот какая память у собаки! А ведь совсем еще щенком был.
Джерик долго не лаял, мы даже думали, что у него вообще нет такой способности. Но однажды мама резко зашла в мою комнату (наверняка, чтобы заставить меня выключить свет, я слишком злоупотребляла чтением по ночам) и Джерик негромко, но солидно прогавкал.
Мама изумилась:
— Оказывается у нашего Джерика такой приятный мужской баритон!
Так получалось, что Джерик не оставался дома один, у мамы гибкий график, у папы два выходных в неделю, я часто дома была, так что он привык, что рядом с ним всегда есть люди. Если уезжали на участок, то и его с собой брали, а Джерик там просто с ума сходил от счастья — он зарывал обратно вырытую картошку и вырывал ту, которую посадили.
Но как-то раз нам пришлось уехать без него, втроем, в гости. Нас не было всего-то часа три. Но, вернувшись, мы застали кошмарную картину. Никогда не отличавшийся буйным нравом пес решил показать характер, мол, нечего оставлять собаку в одиночестве. Он по всему дому расшвырял все наши тапочки, на мелкие клочки порвал программку и самое важное — разодрал пакет кукурузных палочек и аккуратным слоем рассеял их по всей поверхности пола. Как ему это удалось, до сих пор не понимаю. Мы ходили как по минному полю, куда не встанешь — хрусть. И как столько палочек влезло в небольшой с виду пакет, что их хватило на такое пространство? В общем, отомстил.
Собачья фирма
В поисках работы я набрела на одну кинологическую фирму, занимавшуюся поиском новых хозяев для щенков и взрослых собак. Стала у них работать региональным агентом. Работа эта продлилась недолго, так как фирма развалилась, но за время моей деятельности произошло два случая, один из которых я вспоминаю с гордостью, а второй — со стыдом.
Я приехала в фирму, и мне дали адрес женщины, вынужденной отдать своего молодого добермана. Положение у той дамочки было и впрямь незавидное. Беременная, брошенная мужем, она снимала комнату в квартире, хозяйка которой терпеть не могла животных. Пока мы шли до остановки, доберман буквально тащил хозяйку по всем кустам. Она пояснила мне шепотом:
— Он ищет кошек. Муж с друзьями в шутку натравливали его, пока щенок был маленьким, а теперь его уже не переучить. При нем даже слово «кошка» произносить нельзя.
Оставшись с собакой вдвоем, я обнаружила, что его намордник не в порядке, доберман запросто стягивал его лапой. В общественном транспорте с ним ехать было опасно, собака взрослая, чужая, да и по правилам нельзя без намордника. Я позвонила своему местному другу, у которого была машина. Сначала мы заехали к нему, мой друг в этот день еще не обедал и заскочил домой перекусить. Тем более вторая половина дня у него была свободной, и он предложил мне не только довезти добермана до вокзала, но заехать по еще одному адресу. Ради этого заказа, я, собственно, в тот раз и приехала. Меня просили купить щенка, самочку боксера, непременно тигрового окраса. Про добермана я узнала в фирме, и, услышав, что отчаявшаяся хозяйка готова даже усыпить собаку, резко поменяла планы, решив сначала забрать добермана и попытаться кому-нибудь его пристроить, а уже в следующий раз ехать за боксеренком. Идея друга увезти обеих собак мне пришлась по душе, тем более машина была под рукой. Пока мой товарищ обедал, доберман сидел с нами, а в закрытую комнату усиленно ломился любимец моего друга, наглый и красивый кот. Если бы я знала, какой опасности подвергаю котофеича, я бы даже в подъезд к своему другу не зашла. Но об этом позднее. Мы благополучно съездили за щенком боксера, и я выбрала на удивление крепкую и симпатичную тигровую щенульку.
Полуторачасовая дорога в электричке прошла бы нормально, если бы не прицепившийся ко мне пьяный. Он даже угрожал выкинуть щенка боксера в открытое окно, если я не соглашусь познакомиться. Доберман же, к моему сожалению, никак не пытался меня защитить. А на пьяного присутствие большой собаки действовало как красная тряпка на быка. Наверное, только из-за добермана он и решил ко мне поприставать. Выручили мужики, ехавшие рядом. Отогнали пьяного и проследили, чтобы я спокойно доехала до своей станции.
Попав в городок, я сразу отнесла боксершу новому хозяину, молодому милиционеру. Радости в этой семье тогда было много.
А я с доберманам пошла домой, не зная, как меня там примут родители. Псу пришлось жить в моей комнате, потому что мама его боялась, а знакомство с папой кончилось конфузом. Отец пришел на обед, и я решила вывести к нему добермана, чтобы они познакомились. Но едва завидев папу, собака начала так оглушительно лаять, что испортила папе аппетит, а всем нам — настроение. Видимо, по какой-то причине пес не доверял мужчинам. Зато прогулки у нас были превосходные. Сначала я уходила в лес неподалеку и только там спускала добермана с поводка. Но быстро убедилась, что пес не делает попыток сбежать от меня, подходит по первому зову и спокойно дает прицепить поводок. Я даже гордилась тем, что это великолепное животное так сразу и безоговорочно признало меня хозяйкой. А еще он слушался меня, не волок по кустам, как бывшую хозяйку, а дисциплинированно шел рядом. При этом я не кричала и уж тем более не била его. Доберман признавал хозяином дома моего маленького Джерика и ни разу не проявил к нему никакой агрессии. Джерик тоже не приставал к новичку, стараясь его просто игнорировать.
Я не оставляла попыток найти доберману нового хозяина, развешивала объявления, говорила с собачниками, до тех пор, пока не произошел жуткий случай, крепко врезавшийся мне в память.
Намордник пса, несмотря на мои многочисленные попытки его подлатать, оставлял желать лучшего, да и поводок с ошейником внушал подозрения, хотя несколько успокаивала цепь, которую я держала вдобавок к поводку, когда мы шли по городку. Но испытать все это на прочность мне не доводилось, так как собака слушалась меня и никогда не натягивала поводок со всей силой.
До тех пор, пока доберман не увидел в кустах возле нашего дома кошку, точнее даже котенка-подростка. Намордник был немедленно сорван, а ошейник лопнул, не выдержав мощного рывка. Бедный котенок не успел даже сдвинуться с места, как был схвачен и удушен мощными челюстями. Пока доберман совершал «триумфальный круг» возле дома, держа свою уже мертвую жертву в зубах, я, в голос рыдая, шла за ним и проклинала убийцу. Я находилась в полном шоке. Наконец доберман остановился и недоуменно взглянул на меня. Я подошла к нему и стала бессильно лупить его по твердой красиво вылепленной морде, покрытой белым кошачьим пухом. Потом отвернулась и, продолжая реветь и проклинать собаку, пошла домой. Доберман выпустил мертвую тушку и поплелся следом.
А вокруг продолжался жаркий летний день и скакали дети, передавая друг другу горячее сообщение:
— Собака убила кошку! Хозяйка плачет! Доберман убил кошку!
С этого момента я не могла больше нормально общаться с доберманом. Мне было трудно на него даже смотреть. Я понимала, что он не виноват, что он просто орудие в руках глупых людей. Но очень мощное, убийственное орудие. Я отвезла добермана в фирму, надеясь, что его кому-нибудь пристроят там, а пока подержат в своем питомнике. Подвыпивший работник (фирма к тому времени уже начала разваливаться) пытался вызвать в собаке агрессию. Замахивался на нее, кричал. И был очень разочарован, когда доберман не стал отвечать рычанием и бросаться, а вместо этого убежал под мой стул в поисках спасения. Я оставила его там, а у самой была неспокойна совесть. Собака только начала привыкать ко мне, только поверила, что в этом вечно меняющемся мире у нее есть хозяин и покровитель, а я уже сдалась, уже бросила поверившую мне собаку. Позднее, когда я узнала, что эта фирма, кроме всего прочего, устраивала подпольные собачьи бои, мне стало совсем плохо. Вот для чего пытались разозлить добермана, проверяли, долго ли он простоит на ринге. Я уверена, что именно так он и погиб. И эта смерть целиком на моей совести. Я даже имя его забыла, так старалась вытеснить все воспоминания об этой неплохой, в общем-то, собаке, просто воспитанной неразумными людьми.
Но был в моей практике и не такой печальный случай. Шла я как-то по Челябинску и вдруг увидела следующую картину: огромный черный дог без поводка и намордника, кидается на людей, а те, конечно, разбегаются кто куда может. Хозяина поблизости не наблюдалось. Мне показалось, что дог просто потерялся и все его прыжки и лай просто от растерянности. На мое счастье, у дога оставался ошейник. Я подманила собаку, крепко взялась за ошейник и повела его в свою фирму. Дог шел удивительно послушно, не делая попыток вырваться или укусить меня, в ином случае я бы вряд ли смогла защититься от такой огромной собаки. Вести его было очень удобно, у собаки размером с теленка шея была высоко, и мне не приходилось даже слегка нагибаться (при моем-то высоком росте), чтобы придерживать дога за ошейник. На мое счастье кинологическая контора находилась всего в нескольких улицах от нас, и мы за полчаса дошли до нее. Там меня встретили с круглыми от удивления глазами. Оказалось, именно этот дог, с белым пятном на груди и немного скошенным левым ухом, утром сбежал на прогулке в совсем другом районе города. И хозяева обзванивали всех, кого могли, умоляя найти их собаку. Успели даже дать объявление в газеты. Мне причиталось и неплохое вознаграждение, но гораздо больше грела мысль о том, что собака нашла своих хозяев.
Любовь Джерика
Со своими хлопотами по устройству чужих собак, я чуть было не упустила важный момент в жизни моей собственной — Джерик влюбился. В то время пуделей разводили мало, встречались они редко и надо же было такому случиться, что в соседнем доме появилась красавица Сюзи, тоже пепельная и той-пудель, только поминиатюрнее, поизящнее и слегка посветлее. Джерик вел себя как истинный джентльмен, не наглел, готов был подарить даме сердца все самое дорогое, в том числе игрушки и косточки. Сюзи тоже в принципе неплохо к нему относилась, но была с документами, выдавать замуж ее хозяева собирались тоже только за дипломированного жениха, поэтому нашему несчастному влюбленному ничего не светило.
В те дни он спал на коврике возле входной двери, скулил, когда мы произносили имя дамы его сердца, а на улице бегал как сумасшедший в попытках ее отыскать. И команд почти не слушался.
Дэшка
Я решила купить нашему песику подругу, чтобы не скучал. Привезла чудо персикового цвета, (с документами, кстати, хотя мне и Джерику это было неважно), чудо помещалось в рюмочку, было ему месяц от роду, выглядело оно совершенно нелепо, короткие ножки, ушки, лапки, вечно пищало, было постоянно голодным и оставляло кучки и лужицы по всему дому. Назвали мы новую питомицу Дэшкой. (По паспорту она именовалась Зэдэми-Марчел-Крист, это было уж чересчур для нас). Джерик искренне недоумевал, что это за неразумное существо приобрели хозяева и кому такое счастье нужно. Относился с легким презрением, и смотрел свысока, глядя, как она пытается играть (кстати, сам играть перестал, мол, он взрослый, забавы с перетягиванием колечка не для него).
Он вроде бы смирился с ее пребыванием в нашей квартире, но все же не до конца и однажды пытался потерять ее в лесу. Мы тогда ездили на участок, взяли обеих собак (хотя Дэшку еще трудно было назвать собакой, так, нечто толстенькое на низких лапках). Участок у нас на краю, почти в лесу, неподалеку Ильменский заповедник. Так вот, Джерик, обычно не убегающий далеко, на этот раз ушел на довольно большое расстояние, прихватив с собой подругу, а когда Дэшка, по-видимому, чем-то увлеклась, бросил ее там и со всей скоростью прибежал к нам с радостным видом. Я сразу обнаружила исчезновение Дэшки. Стала звать ее, побежала по тропинке к перекрестку трех дорог и там со всего горла кричала минут десять. Уже отчаявшись, вдруг заметила далеко-далеко на дороге маленький рыженький комок, который постепенно приближался. Нашлась пропажа!
Потом собаки даже подружились. Впрочем, они и так не ссорились. Дэшка с детства отличалась прожорливостью, нет-нет да и слышим деловитое цок-цок-цок, — это Дэшка побежала на кухню в очередной раз, проверить, не появилось ли в миске чего-либо вкусненького. В отличие от интеллигентного Джерика, Дэшка отродясь была пакостью. Например, она обожала лазить по столам. Не кошка вроде, но… Причем она прекрасно знала, что это делать нехорошо, но продолжала. В итоге приучила нас ничего съедобного на столе не оставлять.
Однажды захожу на кухню, Дэшка, вероятно, лазила на стол, но, заслышав мое приближение, хотела спрыгнуть. Не успела, поэтому просто присела на стуле, мол, просто так тут сидит, отдыхает. На столе в тот раз не было ничего интересного, одна сахарница, а сладкое Дэшка не очень уважала. Зато сахар обожал Джерик. На столы он раньше не лазил, ему бы такое даже в ум не пришло, да и не знал он, что нельзя этого делать. И моим глазам в тот раз предстала следующая картина — на стуле две собаки. Дэшка присела и умильно смотрит на меня. Джерик стоит двумя лапами на столе, морда в сахарнице. Услышав, что я подошла, он высунулся из сахарницы, вся пасть в сахаре, облизывается, веселенький, и мне хвостиком махнул. Типа: привет, хозяйка, а я тут сахар нашел, ем!
Он и не подозревал, бедный, что этого делать нельзя. Дэшка, пакость, научила.
Еще как-то раз мы приехали с рынка. Накупили всего, положили на кухне, сели в комнате с мамой, разговариваем, ждем папу, который пошел машину ставить. Вдруг у нас с мамой одна и та же мысль в голову пришла — а где наши собаки? Блин, мы же сосиски не убрали!
Кинулись на кухню. Зрелище было неподражаемое — Дэшка словно в мультиках, почти не жуя (она понимала, что мы можем появиться в любой момент), глотала связку сосисок, стоя двумя лапами на столе и засунув голову в пакет. Но что самое оригинальное, она позаботилась и о товарище, сбросив ему на пол одну сосиску, по-братски поделилась, так сказать. В общем, устроили собаки себе в тот день пиршество.
Видимо, из-за плохого здоровья, Джерик был очень нервной собакой. Он часто без всякого повода мог взвизгнуть, пугая не только меня, но и окружающих. На улице на меня в такие моменты смотрели как на садистку, мол, мучаю собаку. Не объяснишь же всем, что Джерику опять что-то померещилось, например, что на него куст нападает, возле которого он лапку задрал. Или что он репей подцепил. В таком случае Джерик вообще падал как подкошенный и визжал со всей мочи, пока его не избавляли от страшного противника. Идти он не мог совершенно.
При всех своих болячках (кроме всего прочего у него было еще что-то с желудком) и несносном истеричном характере, Джерик выглядел удивительно мило. Для примера опишу еще одну сценку. Я зашла на почту, Джерика взяла на руки. Рядом стоявшая маленькая девочка, увидев собаку, сказала маме:
— Посмотри, какая хорошенькая собачка!
Собачка в ответ издала громкую отрыжку. Причем прямо в лицо своей юной поклоннице. Эффект был просто сногсшибательный… Думаю, теперь эта девочка с большим подозрением относится ко всем миленьким зверюшкам.
Таблетки
Как я уже говорила, пудель Джерик был не самым счастливым псом в мире. Различные болезни и несчастья к нему так и липли. Кроме проблем с желудком, у Джерика был ушной клещик — болезнь, знакомая, наверное, всем владельцам искусственно выведенных пород собак с большими висячими ушами. Я испробовала все возможные средства, но Джерик продолжал яростно и с визгом драть свои уши. Однажды мне посоветовали выщипывать пух из собачьих ушей пинцетом, а потом присыпать специальным порошком. В то время Дэшка еще была маленькой, но тоже начинала почесывать ушки, поэтому я решила провести операцию над обеими собаками. Чтобы все прошло как можно более спокойно, я накормила их анальгином в качестве обезболивающего и вдобавок дала по малюсенькому кусочку снотворно-успокоительной таблетки. Кстати, таблетки и собакам и кошкам при небольшой сноровке скармливать довольно легко. Нужно просто сразу поместить таблетку на корень языка, как можно глубже. Тогда животинка точно не выплюнет лекарство.
Процедура с ушами прошла на удивление мирно, никто не дергался и не пищал, но несколько позднее я обнаружила, что доза успокоительной таблетки оказалась все же слишком велика. Мои собаки не то чтобы впали в эйфорию, но стали вести себя несколько неадекватно. Например, всегда аккуратный Джерик, глядя мне в лицо и помахивая хвостиком, вдруг по-девчоночьи присел на ковре и сделал приличную лужу. А Дэшка полвечера «ловила чертиков». Она сидела на месте и пристально всматривалась перед собой. Не знаю, что она там видела, но время от времени она пыталась это игриво укусить, а еще часто поднимала лапку, словно приглашая кого-то невидимого к игре. Иногда, опять же без всякой причины, вдруг начинала вертеть хвостиком. Потом опять поднимала лапку и, слегка покачиваясь, опускала ее. Больше всего она походила на пьяного в стадии «ты меня уважаешь?». Больше я таких экспериментов с собаками не проводила.
Я готовилась переезжать в Челябинск, и мы отдали палас в чистку. Звук собачьих коготков, цокающих по полу, теперь не смягчался паласом и часто меня будил. Чтобы окончательно не просыпаться, я просто слегка приподнималась на постели, грозно шипела собакам:
— С-с-спать! — и засыпала снова.
В одно утро, проснувшись от яркого солнышка, светившего в мое окно, я смогла наблюдать удивительнейшую картину. Джерик, а за ним Дэшка, НА ЦЫПОЧКАХ шли к креслу, стараясь не разбудить меня неосторожным звуком. Они почти по-мультяшному высоко поднимали ноги и осторожно ставили их на пол. Вот я собак натренировала!
Переезд
Мой переезд в большой город, в Челябинск, негативно сказался на моих пудельках. Для начала пропала Дэшка. Я уезжала по делам, искала работу, а к моему другу в это время зашли гости. Он так широко распахнул дверь, что обе собаки выскочили в подъезд. Пока мой товарищ зашнуровывал кроссовки, собаки, благодаря открытой по случаю лета подъездной двери, выбежали на улицу. На прогулках Дэшка обычно держалась рядом и даже погавкивала на Джерика, отбегавшего слишком, на ее взгляд, далеко. Но в этот раз вышло совсем иначе.
Дэшку мы так и не нашли, а Джерик обнаружился сразу, он так и не ушел от подъезда. Я развешивала объявления о пропаже собаки на всех столбах и подъездных дверях в округе, надеясь, что сумею ее отыскать. Тем более, у Дэшки была особая примета. Не просто той-пудель персикового окраса, а пудель, не имеющий прибылых пальцев на передних лапках. Я хорошо знала об этом, так как Дэшку из-за этого было удобнее стричь, я не боялась задеть пальчик, которого не было. Не один раз я слышала ее лай во дворе, но пока успевала выскочить на улицу, Дэшку уже уводили с прогулки. Со временем я убедилась, что Дэшке хорошо у новых хозяев, жила она теперь в доме напротив, и я часто видела ее из окна, гуляющей с молодой женщиной. Примерно через полгода я перестала обращать внимание на лай и пытаться увидеть новых хозяев Дэшки. Она была очень молодой и наверняка быстро привыкла к своему новому дому, все внимание в котором доставалось только ей.
У меня оставался Джерик, кроме того, случались знакомства и с другими собаками.
Белый ужас на крыльях ночи
Мне нужно было позвонить подруге, а, так как телефон нам еще не поставили, пришлось идти на улицу к автомату. Было уже темно, и я чувствовала себя, честно говоря, не очень комфортно. Ближайший автомат, разумеется, не работал, и я, судорожно стиснув жетончик и покрываясь мурашками (октябрь все-таки), отправилась к парку, где стоял еще один телефон.
Не успела я перейти дорогу, как заметила нечто белое, неотвратимо приближающееся ко мне со стороны парка. Я остановилась.
Переваливаясь на могучих лапах, ко мне лениво и уверенно подбежал бультерьер. Ошейника на нем не было, намордника — тем более. Хозяина поблизости тоже не оказалось. Когда я поняла, что это — бультерьер, в моей голове закрутились разные мысли. Точнее — вся известная мне о бультерьерах информация.
Мощность сжатия челюстей — двадцать пять атмосфер (или что-то в этом духе), вроде кузнечного молота. Порода бойцовых собак, не чувствуют боли, не лают, не рычат, бросаются без предупреждения, выведены для боя с быками. Их зубы в состоянии перемалывать любые кости, на это из хищников способна только гиена, даже львам это не под силу.
Пока я об этом думала, бультерьер обнюхивал мои ноги. Но страшно мне почему-то не было. Собак я вообще люблю, хотя бультерьеров (из-за их поросячьей внешности и странного характера) я до сегодняшнего момента к собакам не причисляла. Странный характер у них потому, что часто на хозяев бросаются. Люди чего-то перемудрили, когда бойцовых собак выводили (не только бультерьеров) и недавно только узнали, что с генами (или хромосомами) у этих псинок что-то не того. Какие-то лишние появились. А на практике это значит, что у собачки в любой момент крыша может поехать, и она готова загрызть кого угодно, даже того, кто ее с детства с ложечки выкармливал. Кошмар какой-то, в общем.
Я наклонилась и погладила белое чудовище. Оно лениво замахало хвостом.
Почесывая собаку за ухом, вспомнила случай. Года три назад по телевизору показывали «ОМОНовцев», вышибающих дверь квартиры и стреляющих в бультерьера. Оказалось, что соседи услышали крики и вызвали милицию. Когда она приехала, выяснилось, что собака убила своих хозяев.
Да что далеко ходить — в нашем подъезде жила молодая пара с ребенком, держали щенка бультерьера. Щенок однажды довольно сильно покусал ребенка, чуть не изуродовал, все думали, что родители избавятся от собаки, но у них нашелся более оригинальный вариант. Ребенка отправили к бабушке с дедушкой, а себе оставили щенка. Неужели только из-за породы можно держать такой ужас?!..
А ужас в это время стоял у моих ног и пытался заглянуть мне в глаза
— Ну что мне с тобой делать? — спросила я его. — Бедный буля, потерялся, наверное. Ладно, пойдем со мной, если хочешь.
Буля (это оказалась девочка), не торопясь, последовала за мной. То есть она торопилась, но из-за своих габаритов быстро не могла.
Мы вошли в подъезд, затем в лифт. Буля дисциплинированно держалась рядом.
Дома, конечно, все были ошеломлены. Муж удивился меньше всех, он знал меня и вообще отличается невозмутимостью. Джерик вроде обрадовался, хотя и был слегка растерян. Ярче всего отреагировала Мяу, моя кошка.
Она полезла на штору, уронила цветок с подоконника, хотела влезть на потолок, но ей это не удалось. Затем она поцарапала моего мужа, который попытался снять Мяу со шторы, и стала скакать по стенам. В прямом смысле этого слова. Как угорелая, она на секунду вцеплялась в обои, затем отталкивалась и приземлялась на противоположной стороне коридора. И так всю дорогу, как обезьяна в джунглях, только в ускоренном варианте. Можно было подумать, что она играет в детскую игру, где нельзя ступать на землю, иначе зачурают.
После гонок по вертикали Мяу взлетела на холодильник и сидела там трое суток, распушенная, урчащая и с черными от ужаса глазами. В таком состоянии я Мяу еще не наблюдала. Можно было подумать, что она впервые видит живого пса. Хотя вообще-то так оно и было. Джерика Мяу давно собакой не считала, и относилась к нему с легким презрением.
В это время Буля, не обращая ни малейшего внимания на переполох по поводу появления ее персоны, прямой наводкой отправилась на кухню. Там она сунула нос в миски моих зажравшихся животных и зачавкала, еще более напоминая этим поросенка.
Подчистив все, что оставалось, Буля вспомнила вдруг о моем существовании и направилась ко мне.
Я похлопала ее по упитанному боку (где-то читала, что для того, чтобы приласкать носорога, нужно пошлепать толстокожего с такой силой, как будто вбиваешь гвоздь, так вот — у Були с этим носорогом было нечто общее).
Гостья наверняка не насытилась, и я заволновалась. Полезла в холодильник. Да уж, выбор не богатый.
— Лепешку будешь?
— «Буду», — (легкое оживление, кивок хвостом, чавканье).
— А хлеб?
— «Буду», — (оживление, чавканье).
— А картошку?
— «Давай», — (чавканье).
— Стой, она в мундире!..
— «Поздно, ее уже нет».
Наконец собака вроде наелась, выпила примерно полведра воды (я раз пять подливала в мисочку-маломерку, явно не рассчитанную на такие аппетиты) и успокоилась. (Хотя и до этого особо нервной не выглядела). Стала клевать носом. Я отвела ее в комнату, постелила старый плед в углу, похлопала по нему:
— Место.
Буля не сразу поняла (у нее вообще, кажется, была замедленная реакция), но потом беспрекословно подчинилась. Рухнула на подстилку и стала засыпать.
Я тоже стала укладываться.
Через полчаса меня разбудили. Мощная туша запрыгнула на диван и улеглась на моих ногах. Я вспомнила рассказ Сетона-Томпсона, как он всю ночь не мог уснуть из-за подобной собачки — едва он шевелил ногой, в нее вцеплялись мощные челюсти, от увечья спасало только одеяло. Поэтому я не сразу решилась подать признаки жизни. Но спать с придавленными ногами не привыкла, поэтому все же попыталась осторожно двинуться. Это оказалось не так-то просто. Собака лежала, как мешок с мукой, такая же неподъемная и неподвижная.
Убедившись, что ноги так просто не вытащить, я слегка разозлилась и, приподняв одеяло, стала спихивать Булю руками. Она долго не обращала на это никакого внимания. Видимо, отчаявшись, я толкнула ее слишком сильно, Буля взвизгнула и недоуменно, с легкой обидой в глазах, посмотрела на меня.
Мне стало стыдно.
Но все равно, постель и бультерьер — вещи несовместимые, поэтому я встала, согнала Булю с кровати, еще раз показала, где ее место и только после этого легла.
Я не могу себе представить человека, который приучил такую псину спать вместе с ним, но Буля всю ночь шлялась возле дивана, время от времени делая попытки запрыгнуть.
К счастью, Джерик просек, в чем дело, уяснил суть моих желаний и по мере сил отгонял бультерьериху, когда та слишком уж наглела. Он грозно рычал и, как ни странно, Буля подчинялась. Может, чувствовала, что в гостях, а может, просто такая миролюбивая. Будь она действительно бойцовой, Джерик бы ей на один укус — в нем только душонка и пух, больше ничего.
Джерик меня тоже удивил, — не побоялся рычать на такую грозную и здоровую собаку. Да еще девочку. Джерик вообще-то джентльмен, но, видимо, бультерьерша была чужда ему по духу и внешним данным.
Громко дыша, с высунутым языком, развалистой походкой Буля ходила по комнате. Дойдет до балкона, постоит, неуклюже развернется и обратно. Подойдет ко мне, обнюхает лицо или свесившуюся руку, ткнется в нее носом. Как рылом поднимет ладонь: — «Гладь».
Глажу сквозь сон, почесываю ухо, вижу замедленно качающийся хвост — Буля рада. Джерик молча ревнует, только огоньки в глазах вспыхивают.
Убираю руку, отталкиваю Бульку:
— Спать. Иди на место.
Не сразу, но нехотя отходит. Среди ночи приходит еще пару раз, благодарно и просяще (ей ведь надо на диван, а я запрещаю) лижет мне руку.
Трогательно.
Дремлю и думаю, — а ведь с тем же успехом могла бы не лизать, а откусить и ничего бы я не сделала. Или вообще в лицо вцепиться — диван не высокий. Но почему-то все равно не боюсь. Больно уж дружелюбная собака. Хотя глаза странные — невозможно понять, о чем она думает, что в следующий момент сделает. У нормальных собак все в глазах можно прочитать. А эта — загадка.
Наконец, под утро, Буля успокаивается и ложится на подстилку. Засыпаю и я.
Спит она сутки, вставая лишь подкрепиться, да по естественным надобностям (на улицу я ее не рискнула повести — чужая собака, покусает кого, а я виновата буду. Поэтому выпустила Булю на балкон).
Выспалась Буля ночью, когда я опять легла. Снова стала шастать по комнате, мешая уснуть. Я закрыла одеялом уши, но это почти не помогло.
Под утро Буле стало совсем скучно, тем более на диван ее так и не пустили. Начала поскуливать. Я зашевелюсь, радуется и умолкает, думает, что я встаю. Затихну, — снова скулит. А потом вообще залаяла. Я вскочила, — думаю, если не соседи, то муж точно меня из дома с этим зоопарком погонит. Вот тебе и бультерьеры, которые лаять не умеют.
Накормила я Булю напоследок поплотней и выпустила в подъезд. А что еще делать? Держать у себя все равно не смогу — тем более все члены моей семьи против. В подъезде хоть тепло, а утром люди пойдут, — может, кому и приглянется. Возьмут хотя бы в надежде вознаграждение получить.
Так я себя уговаривала, закрывая дверь. А сердце все равно щемило. И на душе было гаденько. Не по человечески поступаю, неправильно.
Через пару дней узнаю, что моя Буля успела побывать у всех соседей. И везде:
— Бедная собачка, наверное, голодная!
Буля согласно махает хвостом и топает в очередную квартиру.
Все-таки дружелюбие — хорошая черта, особенно для потерявшейся собаки, — не даст с голоду умереть.
Но душа моя окончательно успокоилась только тогда, когда муж рассказал, что видел Булю с хозяином. Старым или новым — неважно. Для меня, по крайней мере. Да и для Були, по всей вероятности, тоже. Главное — хозяин нашелся. Буля его заслужила.
А к бультерьерам я теперь питаю самую нежную симпатию. Тоже, оказывается, люди, хоть и собаки.
Линда
У каждой собаки есть свое волшебное слово. По нему можно судить и о ее характере. Например, мой самый лучший на свете дворняжка Тишка с ума сходил при слове «гулять». Даже на улице начинал прыгать. «Гулять» для него означало не просто сходить подышать свежим воздухом, «гулять» было праздником, радостью, главным событием и целью в жизни.
У колли Данки все обстояло гораздо прозаичнее. Больше всего она любила вопрос «Где твоя миска?». Даже странно — такая изящная собака и так неприлично много ела.
Пудель Джерик был энтузиастом. Он радостно реагировал на слово «пошли». «Пошли?» — и он весело вскакивает, всем своим видом выражая готовность. А куда «пошли» — это уже неважно, хоть в другую комнату, хоть на улицу, хоть на балкон — главное процесс.
Как-то я пришла в гости к одному своему знакомому. Он недавно завел здоровую псину — молодую боксериху и вначале сам ее слегка побаивался; собака взрослая, к нему не привыкшая.
Когда я уходила, хозяин слишком широко открыл дверь, и боксериха выскочила на улицу.
— Господи, как же я теперь ее поймаю? — испугался он, — ни поводка, ни ошейника, собака меня не знает…
С криком:
— Линда! Линда! Ко мне!.., — он бросился было за ней, но я его остановила.
— Что она больше всего любит?
— Масло, — он слегка опешил.
— Хватай масло и беги за мной, — а сама выскочила следом за собакой.
Линда носилась по двору, с каждым кругом удаляясь все дальше. Я была абсолютно незнакома с этим животным и могла только предполагать, что раз боксер — довольно крупная порода, то и на отсутствие аппетита наверняка не жалуется. Я крикнула:
— Линда! Кушать!
При слове «кушать» Линда затормозила и внимательно посмотрела на меня.
— Линдочка, маленькая, кушать, пошли кушать, пошли домой, — ласково уговаривала я.
Собака послушно подбежала ко мне и без всякого сопротивления проследовала за мной в подъезд.
Хозяина мы встретили на лестнице, с куском масла в руках. Увидев нас, он замер.
— Как ты это сделала? — поражался он, скармливая Линде масло, — она однажды сорвалась с поводка, так мы ее два часа всем двором ловили…
— Волшебное слово надо знать, — гордо улыбнулась я и погладила рыжий собачий бок.
Болезни Джерика
Джерик продолжал болеть. Кроме всего прочего у него постоянно текли глазки, оставляя некрасивые, словно ржавые полосы на щеках. Испробовав кучу народных средств и лекарств, прописанных ветеринаром, я решила прибегнуть к совету соседки, муж которой успешно вылечил не одну собаку на службе (он работал охранником в тюрьме). Купив порекомендованное лекарство, я стала аккуратно закапывать Джерику глаза. Лекарство действительно подсушивало глазницу, но проблема была в другом. У моего пса, видимо, была хроническая форма чумки (на рынке говорили, что все прививки ему уже поставлены, а я была слишком легковерной). Когда выход гною через глазницы был перекрыт, гной стал накапливаться в слезных пазухах (я не знаю точного термина, но происходило это возле глаз, прямо под ними). Была зима, я довольно давно не стригла Джерика, поэтому не сразу заметила необычную припухлость его щек. А когда заметила, дико запаниковала. Еще долго мне приходилось промывать ему глаза и выжимать гной, пока каналы не прочистились. Больше я таким самолечением не занималась.
А вскоре добавилась новая беда. Джерик попал под машину. Я ходила за молоком, которое привозили в наш двор прямо с молокозавода во флягах и продавали на разлив. Взяла с собой и Джерика. Проезжая часть была заполнена автомобилями, хозяева которых не нашли лучшей стоянки, поэтому въехавший в наш двор автомобиль поехал прямо по двору, а не по дороге. Скорость была небольшая, но водитель умудрился наехать на Джерика. Визг был такой, что пока я, бросив молоко, бежала к собаке, то уже почти успела проститься с ним. Он крутился на одном месте, не в силах встать и продолжая визжать. При этом он клацал зубами, пытаясь укусить то невидимое, что причиняло ему сейчас такую боль. Вокруг собрались зрители, вышел и бледный водитель машины. Наскоро осмотрев Джерика и получив от него несколько случайных укусов, я поняла, что моя животинка не пострадала, все кости целы, животик тоже, открытых ран тоже нет. Скорее всего его просто слегка помяло и он сильно испугался, а что касается визга, так на это он был всегда мастак. Поэтому я отвергла предложения помощи и унесла Джерика домой.
Дома он первые дни боялся передвигаться и лежал на одном месте, тем более, что еду ему приносили прямо в кресло. Но иногда забывал, что он болен и шевелился более активно, совершенно не стесненный в передвижении. Наконец я поняла, что Джерик превращается в окончательного симулянта и перестала кормить его с ложечки. В тот же день он, можно сказать, «выздоровел» и пришел на кухню за едой сам.
Следующая зима выдалась для нас необыкновенно тяжелой. В декабре умерла моя любимая бабушка, а через четыре дня после ее смерти погиб Джерик. В его смерти было что-то мистическое, и я до сих пор не знаю, стоит ли верить в примету, что умершие забирают с собой тех, кого любили. Бабушка любила Джерика за беззлобный нрав, любила она и меня — больше всех остальных своих родных. После ее смерти я сама чуть не умерла, лежала между тем и этим миром, бредила, мне снились странные сны. Может быть, Джерик пожертвовал собой, чтобы не ушла я? Не знаю, возможно, все это мистика, но сама смерть Джерика была настолько необычной, что заставляет даже самые атеистичные умы поверить в нечто сверхъестественное.
В тот день я приехала с похорон бабушки. Джерику дала косточки, из которых варили холодец на поминках. Кости крупные, говяжьи, ими невозможно было подавиться. Собакам нельзя давать куриные кости, потому что они трубчатые по своей природе, но говяжьи никогда не имели плохой славы. Однако Джерик неожиданно закашлялся, а потом упал на бок. Это произошло буквально за один момент. Не в силах выдержать еще одну потерю сразу после смерти бабушки, я кинулась к своей собаке, стала раскрывать ей рот, пытаясь разглядеть и вытащить кость, осторожно разминала горло. Потом потащила его в ванную, встряхивая там, надеясь хоть таким экстремальным способом заставить его шевелиться. Пыталась напоить его молоком. Джерик дышал. Дышал тяжело, но все же был еще жив.
Я подтащила его к балкону, положила на свою шерстяную кофту и приоткрыла дверь, надеясь, что от свежего воздуха ему будет легче. Сама сидела неподалеку, готовая в любой момент прийти к нему на помощь. Неожиданно Джерик встал и двинулся к балкону. Его движения были неестественны, он шел как робот, больше всего это напоминало фильм ужасов по Стивену Кингу, «Кладбище домашних животных». Там так двигался некий кот, воскрешенный, но не вернувший жизнь, кот-зомби. Мне стало страшно. Джерик перевалил через балконный порог и целеустремленно запрыгнул на табурет, стоявший на балконе. Когда Джерик был здоров, он часто стоял так, положив лапки на перила и разглядывая гуляющих внизу людей и собак. В этот раз он тоже положил лапки на перила. Я потихоньку передвигалась вслед за ним и стояла в этот момент у балконной двери, боясь поверить, что он выздоровел и еще больше страшась от того, что происходит что-то непонятное. Джерик не стал разглядывать темный двор (зимой рано темнеет, и уже был вечер), а просто прыгнул вперед. От ужаса я присела и закрыла лицо. Но я все равно услышала звук, не раз повторяющийся звук падающего и ударяющегося о встречающиеся балконы тела, сопровождаемый каждый раз легким взвизгом. Я вскочила и в чем была, в халате и тапочках, побежала на улицу. Джерик лежал под балконом и был еще жив. Закутав его потеплее, я кинулась ловить машину, умоляя первого же встречного водителя отвезти меня к любому работающему в это время ветеринару. Джерик никак не реагировал на происходящее, только изредка скулил. Ветеринар поставил ему несколько уколов и утешил только тем, что если собака доживет до утра, то шанс будет.
Всю ночь Джерик, не приходя в сознание, монотонно и утробно издавал страшные звуки. Не вой, не визг и не скуление, один и тот же повторяющийся безнадежный звук, как бесплодная молитва, как жалоба на такую короткую жизнь и такую страшную смерть. Утром его не стало. Приехавший папа забрал его окоченевшее тельце и похоронил недалеко от могилки бабушки. Думаю, она была бы этому рада.
Дуняша
Три года я не решалась завести новую собаку. Каждый, кто держал животных, знает, как тяжело и больно терять любимое существо.
Но у меня оставалась потребность в общении с собакой. Кошку можно погладить, с ней можно поиграть, но ее не потреплешь за загривок, не ощутишь шутливого покусывания, не поиграешь в «кто кого перетянет». Да мало ли чем еще собака отличается от кошки. Конечно, Мяу всегда выходила встречать меня в коридор, когда я возвращалась домой. Но я бы сильно удивилась, если бы она начала прыгать от радости, всем своим видом выражая счастье от моего прихода.
Наконец я решилась. Мысль о собаке давно сидела в моей голове, и в тот раз, проходя по Птичьему рынку, куда ходила покупать корм для рыбок, я невольно остановилась возле одного щенка. В первую очередь меня привлек цвет. Не знаю почему, но я питаю особую склонность к белым или пепельным кошкам и рыжим собакам. Щенок был не настолько рыжим, его цвет был немного светлее любимого мной, но маленькие лапки убеждали в том, что собачка из него вырастет действительно небольшая, комнатная. Другую я себе позволить не могла.
Заплатив требуемую цену, я понесла свое «счастье» домой. Дремавший муж только недовольно буркнул:
— Сама за ней убирать будешь.
Я и не надеялась на более ласковый прием. Но все же, пытаясь хоть немного смягчить отношение супруга, предоставила ему право выбора имени для собаки. Я написала целый список милых и забавных кличек, которые могли подойти небольшой собачке. Муж хмуро читал, пока не наткнулся на одно из имен.
— Дуняша, — улыбнулся он и продолжал читать дальше.
Таким образом, имя было выбрано. Немного предыстории. Я часто, напортачив что-нибудь за компьютером или при готовке, ругала себя:
— Ну я и дуняша, — подразумевая «дурочку».
Неудивительно, что мой спутник жизни одобрил это имя. Ему нравилось, когда я оказывалась в дурацком положении.
Я согласилась назвать так собаку, не подумав об одной важной вещи. «Как корабль назовете, так он дальше поплывет». Осознав свою ошибку, я пыталась импровизировать, называя щенка Данечкой, Даниссимо, Даниела, Данке щён и т. д. Но выросла все равно «дуняша», настоящая балда. Сначала она была такой крохотулькой, что влезала на ладонь, лапки только слегка свешивались, поэтому было очень смешно считать эту мелочь настоящей собакой. И мы часто друг друга спрашивали:
— А где наша Собака? Чем наша Собака занимается?
Перед днем своего рождения, ожидая большое количество гостей, я распечатала на компьютере лист бумаги с предупреждением и положила его на порог комнаты, в которой тогда обитал щенок.
Надпись на листе гласила:
«ОСТОРОЖНО! ЗЛАЯ СОБАКА — НЕ НАСТУПИТЕ!»
В итоге наша Дуняша так привыкла к тому, что ее называют собакой, что стала считать это слово своим настоящим именем. Жила она в то время в коробке из-под колонок для компьютера, на моем старом фланелевом халате. Жевала этот халат все свободное время, и вообще с самого раннего детства питала пристрастие к тряпкам, сразу было видно — девочка растет, тряпичница. Характер тоже определился довольно быстро — корыстный и себенаумный. Со временем выяснилась и проблема с шерстью. Кто-то из близких родственников нашей Дани явно был пуделем, потому что ее шерсть росла постоянно, была шелковистой, но скорее волнистой, чем кудрявой. Когда обрастет — настоящий медвежонок, подстрижешь — словно в два раза меньше становится. И с ушками у нее повторилась та же проблема, что у Джерика – ушной клещик. Но я регулярно их чистила, и в итоге чесать уши у нее стало скорее просто привычкой, чем болезнью. Иначе как объяснить, что она может о них не вспоминать сутками, но если чем-то взволнована, тут же начинает дергать лапкой, усиленно чесаться. Это уж скорее нервное. В отличие от беды Джерика, глазки у Дани остались здоровенькими, да и вообще собачка росла на удивление крепенькой.
Возможно, помогли витамины и прочие добавки к пище, которыми я пичкала ее все детство. Когда она была совсем маленькой, я заметила, что она рахитик — передние лапки выглядели намного мощнее и толще задних. Такое встречается даже у только родившихся щенков, если их мать во время беременности не достаточно хорошо и разнообразно кормили. Рахит возникает от недостатка кальция, поэтому я усиленно скармливала собачке косточки, а в кашу добавляла костную муку. В итоге у меня вырос зверь с почти железными зубами, она запросто разгрызает даже огромные говяжьи кости, хотя сама при этом размером с кошку.
Я постоянно покупала ей старые детские резиновые игрушки на рынке, но этого ей хватало максимум всего на пару часов. Особенное пристрастие она питала к пищащим, это была настоящая страсть. Их писк так ее будоражил, и она так хотела их поскорее получить, что даже вставала на задние лапки или требовательно лаяла. Но как только пищалка попадала к ней в лапы, то сразу разгрызалась на мелкие кусочки, большинство из которых без всяких последствий для здоровья проглатывалось. Кстати, желудок у нее оказался действительно луженым.
Даня ест все, что упало на пол: косметику, шурупы, серьги, пуговицы и т.д. И все без каких-либо неприятных результатов. Причем хватает она свою добычу моментально, пока не подобрали. Когда я слышу, что она что-то грызет, и кидаю на нее внимательный взгляд (вдруг упало что-то важное), Собака замирает и честно смотрит мне в глаза. В такие переглядки можно играть сколько угодно, она ничем не выдаст, что держит что-то во рту. Только отведешь глаза, снова хруст. Пытаешься отобрать, моментально сглатывает или сжимает зубы. Если все же отобрал и убедился, что этот предмет оказался не слишком важным и не слишком для нее опасным (например, пластиковая пробка), то после того, как Дуняша снова получит свою добычу, жует она ее совсем по иному. Уже не скрываясь, а даже наоборот, во всю пасть, словно специально широко ее раскрывая и демонстрируя. Типа, теперь это лицензионный продукт, его можно рекламировать.
Однажды, по совету продавца, я купила собачке специальную кость в зоомагазине. По твердости она не уступала камню и была сплавлена из хрящиков и прочих отходов мясного производства.
— Этого вашей собаке хватит надолго, — уверила продавщица, — такую кость и овчарке разгрызть нелегко.
«Специальная кость» до последней крошки была уничтожена в течение часа.
С возрастом это немного прошло, по крайней мере, у нее стали дольше сохраняться резиновые колечки, которые она обожала перетягивать. Вцепившуюся в колечко собаку можно было даже поднять, и она не разжимала зубы. Но с некоторых пор она не может увлеченно отдаваться игре в «перетяни колечко», потому что остерегается Мяу.
Отношения с кошкой
Появившееся в доме новое странное существо наша кошка сначала ненавидела, презирала, изучала, а потом решила усыновить, точнее удочерить.
Но Мяу, которая всегда была хорошей матерью, не повезло с детенышем. Это был совершенно не нормальный котенок. Вместо того, чтобы нормально стоять или лежать, пока его вылизывают, этот мутант начинал баловаться, кусаться, отмахиваться лапами и фыркать.
Со временем, когда собака окончательно выросла, Мяу начали раздражать ее бесцеремонные манеры и грубое для кошачьего слуха рычание. Однажды, когда мы с Дуняшей перетягивали колечко, собака оказалась задом к Мяу. Не замечая того, что ее помахивающий в знак дружелюбия хвост постоянно задевает кошачью морду, собака рычала, изображая из себя грозного и сердитого зверя, не выпуская при этом колечко из пасти. Я видела, как Мяу постепенно начинает психовать. Ее раздражал собачий голос, и уж ни в какие рамки не лезло то, что ей ни за что ни про что достается собачьим опахалом по физиономии. В какой-то момент кошка не выдержала, подскочила и нанесла точные шлепки лапами по обоим собачьим бокам. Как прокомпостировала. От неожиданности Дуняша пискнула и отскочила. С тех пор играет всегда в оглядку — нет ли за спиной кошки. И если замечает краем глаза что-то белое, обязательно сменит позицию.
Надо сказать, Мяу вообще блюстительница порядка. Как-то я, совершенно заслуженно, но совсем не сильно шлепнула собаку. Та обиженно взвизгнула. Тут же примчалась Мяу, взбудораженная, с черными огромными зрачками и, не разбираясь, кто прав, кто виноват, надавала нам обоим так, что мало не показалось. Главное — соблюдать порядок и тишину в доме, а кто был зачинщиком — уже неважно.
В один прекрасный день я решила научить свою псинку простейшим командам. Собаки и кошки обычно питают к сухому корму ненормальную страсть. Будь то «Чаппи» или «Китекэт», неважно (у которых, кстати, одинаковый состав, только в собачьем меньше калорий). Происходит это потому, что при производстве туда добавляют специальные, привлекающие животных химикаты. Объевшись «Китекэта», мои животные похожи на нанюхавшихся валерьянки котов — становятся такие же взбудораженные и сумасшедшие. Поэтому сухой корм я использую очень редко, предпочитая натуральные продукты. Но для дрессировки я решила использовать крайние средства.
Вооружившись сухим кормом, я начала учить Дуняшу команде «голос». Обычно лающая по поводу и без повода собачка на этот раз словно проглотила язык и только выразительно смотрела мне в глаза. Зато оживилась Мяу. Она с детства разговорчивая и хорошо знает эту команду. Когда-то в шутку я пыталась ее дрессировать, и, возможно, забыла бы об этом, но у меня умная кошка и запоминает то, что ей выгодно, сразу и на всю жизнь. Услышав знакомое слово, Мяу тут же прибежала и стала пищать. Не добившись ни одного звука от Дани, я дала награду кошке, но не обошла и собачку, покормив ее китекэтинкой в качестве утешительного приза. Вероятно, это было ошибкой. Потому что в последующем собака даже не делала попытки понять, чего от нее хотят, уверившись, что ее настырный взгляд и есть ключ к успеху.
Когда я, наверное в сотый раз, повторяла команду «лежать» и видела в ответ только преданные собачьи глазки, вдруг опять неожиданно вмешалась Мяу. Она высокомерно посмотрела на Дуняшу, словно привлекая ее внимание, потом уверенно взглянула на меня и, не теряя достоинства, с некоторой ленцой, улеглась на полу. Она словно давно это знала и теперь просто показала собаке, как это делается. Разумеется, моя Мяунька получила большое вознаграждение за свою сообразительность. Со временем собачка начала понимать некоторые команды, но все равно, тот кошачий триумф ей было уже не переплюнуть.
В то время я часто покупала специально для собаки ливерную колбасу. Но однажды умудрилась купить такую, что даже вечно голодный и жадный щенок-подросток есть ее отказался. Но оставить просто так тоже нельзя! Собачка решила колбасу спрятать. Она понесла ее в коридор и там долго пыталась закопать кусок в обувь. Время от времени она подозрительно, исподлобья, оглядывалась, не следит ли кто за ней. Сидевшая неподалеку и с интересом наблюдающая за процедурой Мяу в тот же момент принимала отсутствующий вид и даже отворачивалась. Даня слегка успокаивалась, и снова предпринимала свои бесплодные, но упорные попытки. Наконец ей показалось, что если судить по затраченным усилиям, то колбаса спрятана хорошо, и можно спокойно удалиться. Мяу брезговала ливером, но, как всякая любопытная кошка, тут же решила исследовать место захоронения колбасы. Совсем уж было успокоившаяся собачка в этот момент последний раз кинула взгляд на свой тайник. Обнаружив, что на него покушаются, она с рычанием бросилась в коридор и явилась оттуда с ливером в зубах. Вид у нее был довольно несчастный.
Около часа она подыскивала надежное место для этой совершенно ненужной ей гадости. То рыла линолеум в кухне, то пыталась залезть под диван. Вдруг ее осенила светлая мысль — унести колбасу на балкон! Кошка туда не ходит, значит опасаться с этой стороны совершенно нечего. Но именно в тот миг, когда Дуняша переваливала балконный порог, на балконе этажом выше зашумели крыльями гнездящиеся там голуби. Передние ноги собачки были уже на балконе, задние — еще на пороге. Так она простояла минуты две. Потом развернулась. В глазах ее читалось очевидное раздумье: птицы наверняка умыкнут ливер. Значит, балкон тоже отпадает.
Через полчаса, совершенно измученная и сломленная духом собака вернулась на кухню и несколько брезгливо положила замусоленный кусок колбасы прямо перед изумленной кошкой. Затем устало, но с ощущением выполненного долга удалилась, опустив хвост. «Добрая» у меня собачка, ничего не скажешь. Что самой не гоже, можно и подарить.
Прогулки
Когда Даня была совсем маленькой, я стелила ей газетки для туалета прямо в квартире. Весной перенесла газетки на балкон и в считанные дни приучила ее проситься туда в случае надобности. Но вот гулять на улице моя собака и по сей день не умеет.
Первым делом (если на дворе лето) она ест траву. Причем ест так много и так жадно, что может подавиться и долго потом кашлять. Сама прогулка похожа на цирковое представление, потому что Дуняша идет на задних лапах. Ее приходится выводить на поводке, но не для того, чтобы собака не сбежала, а чтобы она не пыталась запрыгнуть ко мне на колени каждую минуту. И на задних лапах собачка идет, потому что не оставляет попыток, а мне приходится далеко отводить руку с поводком, чтобы сохранить хоть какое-то расстояние между нами. Я не знаю, откуда у нее такой страх потеряться. Я понимаю, что Даня — просто маленькая нервная чувствительная собачка, которая все время боится оказаться не нужной, не любимой, боится, что ее бросят. Хотя для этого страха у нее точно нет никаких оснований. Но прогулки с Дуняшей — тяжелое испытание для моей психики. Даню не интересуют ни окружающий мир, ни другие собаки, ни люди. Она все время смотрит только на меня и стремится только ко мне. И она до такой степени привыкла, что ее туалет на балконе, что старается терпеть даже на улице, ей кажется неприличным ходить в траву или на землю.
Однажды мы уезжали на две недели в Москву, а наших животинок на это время отвезли родителям. Обратный поезд шел через их город и я договорилась с папой, что он подъедет и передаст нам сумку с кошкой и собачку, чтобы нам потом за ними специально не ездить. А проводника предупредила, что на этой станции мне нужно открыть дверь, чтобы принять от родителей сумку. Что я собираюсь взять живой груз, я благоразумно умолчала. Стоянка в Чебаркуле всего минута, и я не успела как следует поговорить с папой. Только потом я узнала, что мой отец специально пытался выгуливать собачку перед посадкой на поезд. К тому же рейс опаздывал, и папа с животными прождал дополнительно около часа. И все это время Даня терпела. Терпела она и полтора часа в поезде, где все пассажиры ужасно ей обрадовались и стремились приласкать. Даже проводник не стал ругаться. Терпела она и по дороге от вокзала до дома. И только попав в квартиру, мигом понеслась к балкону, приплясывая от нетерпения. Мне это напоминает городских американских детей, которые, оказавшись в лесу, спрашивают «А где тут туалет?»
Однажды меня ошарашил мой давний московский друг, неожиданно и без всякого предупреждения явившийся в Челябинск. Только на днях я с ним переписывалась по интернету, и вот звонок.
— Если стоишь, сядь. Я у твоего дома.
Я в это время ехала в троллейбусе, и у меня действительно чуть не подкосились ноги. Игорь всегда был рассудительным человеком и казался неспособным на такие импульсивные поступки. Пребывая в ступоре, я вернулась домой и вместе с другом зашла в квартиру. После первых расспросов и объяснений я вдруг вспомнила про свое неотложное дело, которое прервала из-за приезда Игоря, и тот любезно согласился пойти со мной, чтобы продолжить разговор по дороге. Вернулись мы примерно через час.
Возле нашего подъезда стояло трое соседок, дружелюбно меня спросивших:
— Это случайно не ваша собачка?
Это оказалась моя собачка, которая, не обращая никакого внимания на публику, внимательно нюхала какую-то травинку, не удаляясь при этом от подъезда ни на один метр. Оказывается, она умудрилась выскочить в подъезд, когда бурно приветствовала гостя, а я в том оцепенелом состоянии просто этого не заметила. Я очень обрадовалась, что моя Данечка такая осторожная и умная — не стала никуда убегать, чтобы не потеряться. Завидев меня, она оживилась, и радостно повизгивая, подпрыгивая, поспешила за мной в подъезд.
Однажды летом я поехала к родителям, чтобы сходить на озеро, и взяла с собой Даню. Дорога немного измотала ее, и по лесной тропинке, ведущей нас к озеру, она уже шла как нормальная собака, на всех четырех лапках, только изредка на меня взглядывая.
Но на озере ее ждала новая неожиданность — хозяйка зачем-то решила лезть в воду. Ни разу в жизни не плававшая, Дуняшка отважно отправилась со мной. Понимая, что так дело не пойдет, я решила пристегнуть ее на поводок и попросить мальчишек, загоравших рядом на берегу, подержать собаку, пока я искупаюсь. К сожалению, поблизости не оказалось ни деревца, ни кустика, к которому я бы смогла привязать поводок. Мальчишки с радостью согласились присмотреть за собачкой. Но едва я зашла в воду по грудь, моя Даня каким-то чудом вывернулась из шлейки и прыгнула в воду следом за мной. Когда она подплыла ближе, я увидела в ее глазах отчаянную решимость: тонуть, так вместе. Что она и чуть было и не сделала, пытаясь вскарабкаться мне на голову. Я поймала ее и прижала к себе, но так как мы были еще довольно глубоко, то собачка продолжала автоматически дергать лапами, как будто плывет. А когти у нее от домашнего образа жизни — как у орла, не гуляет, поэтому они и не стираются естественным путем. В итоге я вышла из воды вся исцарапанная, словно побывав в когтях у тигра, а моя Дуняша — обезумевшая от восторга, что снова видит меня живой и на суше. Так в тот день мне и не удалось выкупаться.
Чистопсовая борзая
Привычка моей собаки есть, что попало, сыграла с ней однажды злую шутку. В тот день я вдруг заметила, что с Дуняшей что-то не то. Она плохо держалась на ногах, а задняя часть тела при ходьбе просто виляла из стороны в сторону. Я всерьез испугалась. Неужели, неудачно прыгнув, собака умудрилась повредить позвоночник? Стала ее осматривать, ощупывать. Дуняша стояла очень неуверенно, лапки подкашивались. Я полезла в интернет, искать подобные симптомы, чтобы хоть приблизительно понять, с чем пришлось столкнуться и как нужно действовать. Собачка подошла ко мне, желая запрыгнуть на коленки, но у нее никак это не получалось. Я решила ей помочь и в очередном прыжке поддержала собаку. Вместо того, чтобы воспользоваться помощью и удобно устроиться на коленях, Дуняша неожиданно резко и больно цапнула меня за руку. До крови. Было ясно, что и с головой у моей псинки что-то явно не в порядке. Я осторожно пересадила собачку на ее подстилку, в надежде, что она успокоится и уснет. Но в нее словно включили моторчик, заставляющий бесцельно бродить по комнате, запинаясь лапками и сталкиваясь с различными предметами. Что-то мне это напомнило. Моя собака так шаталась и спотыкалась, словно приняла хорошую дозу алкоголя. Я присела на корточки и внимательно посмотрела на ее мордашку. Глазенки были мутные, ничего не выражавшие и еще Дуняше явно хотелось спать. Я посмотрела на журнальный столик. И обнаружила, что приготовленное мною для себя на ночь снотворное пропало. После небольших поисков я обнаружила разгрызенную упаковку на полу. Слава Богу, что в ней оставалась всего одна таблетка из возможных десяти. А лекарство было достаточно слабым, хотя на такую маленькую собачку подействовало, конечно, слишком сильно. На всякий случай я насильно напоила собаку молоком, чтобы по возможности нейтрализовать отравление. Дуняша вскоре уснула и проснулась такой же бодренькой и здоровенькой как всегда. А я с тех пор вообще никакие лекарства не оставляю без присмотра.
Серьезно и по-настоящему моя Даня болела всего раз в жизни. Произошло это совсем недавно, за месяц до того, как ей исполнилось восемь лет. Я привыкла к тому, что поев жирной пищи, собака моя потом устраивает себе разгрузочный день: ничего не есть или ест мало. Она заметно поправилась к семи годам, особенно в районе талии. И на руках ее теперь долго не поносишь — тяжеленькая стала. Но в тот раз, объевшись накануне вкусными хрящиками и прочими жирными продуктами, на следующий день она даже не вышла на кухню. И по комнате почти не передвигалась, и на диван не пыталась запрыгнуть. Так продолжалось несколько дней. Из еды она соглашалась только на сухой корм, но и того ела мало. И немного пила воды. Обе мисочки я подтаскивала прямо к ней на подстилку. На балкон собачка выходила только раз в день, продолжая двигаться скованно и не поднимая головы. Я сама болела в то время, поэтому к ветеринару Дуняшу отнес папа, приехавший в выходные. Там ее осмотрели, поставили уколы и дали рецепт на курс лечения. В клинике хотели, чтобы собаку приносили к ним три раза в день, но папа знал, что я умею делать уколы животным (научилась, когда серьезно болела Мяу) и отказался от таких услуг. В сутки получалось пять уколов, все подкожно, в три приема, одно лекарство требовалось смешивать. Подкожно, это значит оттянуть кожу на загривке. Но прежде ее нужно было протереть чем-то антисептическим. Спирта у меня не оказалось, поэтому я от души поливала Данькину холку йодом. Тем более его цвет хорошо сочетался с Дуняшиным рыжим окрасом. Судя по рассказу папы, да и по прописанным лекарствам, ветеринар так и не смог поставить моей собаке точный диагноз. Анальгин, но-шпа, кордиамин. Еще одно, специфическое собачье от воспалительных процессов. Врач подозревал неполадки с почками или сердцем. Я же до сих пор уверена, что и почки и сердце у Дани здоровые, да и с пищеварением все в порядке — в туалет она продолжала ходить регулярно. Скорее, при поедании вкусностей в тот день, когда заболела, она так активно защищала свою добычу от кошек и так резко крутила головой, огрызаясь, что потянула мышцу или что-то в этом духе. Потому что самым явным признаком ее болезни была опущенная мордашка и скованность движений. И головой она совершенно не трясла, уши чесать не пыталась, а это было не нормально при ее привычках. Но я продолжала ставить уколы, которые, кстати, Дуняша переносила абсолютно спокойно. Не знаю, что помогло — лекарство или время, но через две недели она уже носилась как обычно, и аппетит вернулся нормальный.
Несмотря на то, что больше она не болела, изображать из себя больную и несчастную моя собака умеет не хуже, чем все остальные представители песьего семейства. Как-то зимой (не знаю, у всех так, или в моей отдельно взятой квартире), но у меня сложилось впечатление, что мороз усиливается. Собачка (довольно упитанная и заросшая шерстью особа), выпущенная на балкон, через пять минут попыталась войти обратно на двух лапах. А потом дома скакала на трех, поджимая заднюю, типа «ну я и обморозилася!…»
Дуняша большая собственница, очень хозяйственная, любит и бережет свое имущество. А оно не малое: колечко, канатик (не знаю как еще назвать это приспособление для игры, дольше всего сохранившееся у моей всеядной псинки. Это множество очень толстых и очень крепких нитей, смотанных и связанных в мощный узел. Оно довольно тяжелое и, по всей видимости, трудно разгрызаемое, так как собака до сих пор его не прикончила. Обожает сунуть мне эту игрушку на колени или прямо в руку и потом с рычанием тянуть), шлейка, поводок и трусики. Трусики я ей купила для «критических» дней, на ее размер были только черные, с прорезью для хвоста. Мои опасения, что собака будет их стаскивать, оказались совершенно напрасными. Как только на Дуняшу напялили обновку, она очень оживилась, явно гордилась своими трусиками и всем показывала, демонстрировала. Да и потом, если доставали, всегда радовалась при их виде, прыгала.
Дуняша большая подлиза. Как выразился один мой товарищ: «стерилизует место перед укусом» — может долго и тщательно лизать руку, одновременно с благодарностью к человеку, как хозяину и заботливостью, как о собственном щенке. Трусливенькая, хотя и тяпнуть может в случае опасности, и очень громкогласная. За что получила еще одно прозвище – Моська. Но зовем обычно Мосей и Мосенькой. Чужих и облаивает и машет им на всякий случай хвостом. Но не доверяет, не сразу подходит близко. К некоторым не подходит совсем. И редко кому позволяет себя погладить. Особенно не любит громкогласных гостей. Таких не воспринимает совсем. И будет тявкать на них при любом подозрительном их движении, или тем более передвижении по квартире. А вот кого любит, как, например, моих родителей, к тем норовит вообще на колени забраться и лизнуть в щеку. И мои попытки пресечь такое нахальство ни к чему не приводят. Дуняша чувствует доброе к себе расположение и вовсю им пользуется.
Один раз к Дане жениха привели — небольшого песика, помесь пекинеса — так «невеста» забилась под кресло и облаивала его полтора часа, пока не увели. Приводили к ней и пуделя серебристого, но и этот ей не подошел. Да и странный он какой-то был, по виду еще больнее, чем мой Джерик. Хозяйка через пару месяцев звонила, сожалела, что не осталось от Чарли щенков — оказалось, он умер. Побывал в моем доме и черный большой сеттер Макс, которого хозяин пытался пристроить в хорошие руки, потому что у родившегося ребенка обнаружилась аллергия на шерсть. Но ни красавец Макс не посчитал Даню достойной своего внимания, ни моя собачка не была очарована этим охотником. Она его попросту игнорировала. И огромная добродушная мастино у меня жила некоторое время, ни с кем не конфликтуя, но и не подружившись.
У моей Дани есть родственники в нашем районе, точнее родственницы. По крайней мере, две. Обе — просто копии моей, только стригут их как специально по-разному. Точнее одну не стригут совсем, или так редко, что я этого не замечаю. А вторую выводят гулять на поводке и в попонке и с бантиком на челочке, потому что шерсть оставляют только на лапках, хвосте и мордочке. Поэтому первая походит на болонку, а вторая на йоркширского терьера. Мою псинку можно подстричь под пуделя и отличия будет трудно найти, разве что на лапках, груди и животе у нее шерсть посветлее общего фона, чего у пуделей быть не должно, по идее. Но я ее стригу так, как мне нравится и как практично. Зимой только выстригаю клочки, но ради гигиены обязательно подстригаю шерсть на лапках, под хвостом и на мордочке (иначе после каждой еды ее приходится мыть, а когда попьет, вслед за ней текут струи воды с мохнатой мордашки). Летом, чтобы было не так жарко, стригу всю собаку, оставляя только челочку для красоты и шелковистую кисточку на хвосте (без нее она совсем несерьезно смотрится).
Когда меня спрашивают, какой породы моя собака, я с гордостью говорю уральская борзая, чистопсовая. Уральская понятно почему; родилась и живет на Урале, а борзая потому, что наглая. Чистопсовыми называют настоящих охотничьих борзых собак. Ну, так и у моей псинки явный горбик в холке бывает, особенно когда трется, как коровка, об диван спиной, аж тот трясется. Такую спинку горбиком сделает, что ни одной чистопсовой и не снилось!
Вспомнился разговор по телефону с одной интеллигентной женщиной, матерью одного знакомого поэта. Сначала она долго жаловалась на сына, советовалась, как его к дисциплине и порядку приучить, потом разговор перешел на отвлеченные темы. Я уже знала, что моя собеседница держит двух хохлатых китайских собачек (это лысенькие такие. Кстати, если мою Даньку побрить, то будет выглядеть точь в точь также). В какой-то момент разговора моя собака вдруг залаяла, услышав поворачивающийся ключ в дверях.
— Ой, у вас тоже собака, — обрадовалась женщина, — А какой породы?
— Уральская борзая, — шутливо ответила я.
Но не успев объяснить шутку, услышала в ответ грустный вздох:
— А у меня маленькие…
Да, у меня тоже маленькая собачка, так называемая «декоративная», которую нужно защищать саму и не надеяться, что когда-нибудь она сможет ответить тем же. Даня не способна охранять дом, разве что обязательно залает в случае тревоги. Но и то хорошо, что не как в анекдоте:
«— Я слышал, вы купили сторожевую собаку. Ну и как она?
— Прекрасно! Стоит услышать что-то подозрительное и разбудить ее, она такой лай поднимет!..»
В общем, какой бы балдой, дурочкой или хитрюгой Дуняша не была, это моя собака.
Я ее люблю, и она будет со мной всю жизнь. Всю ее или мою — покажет только время.
Февраль 2009
Собачья жизнь
© Copyright: Елена Романенко, 2009
Свидетельство о публикации №209021400143
Свидетельство о публикации №209021400143
Рецензии
На это произведение написано 20 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.