По щечина. Фрагмент

По щечина.

Я ехал на 64-м троллейбусе от метро Ждановская в Ивановское,и когда мы почти свернули направо на Саянскую улицу и у Терлецких прудов,когда я встал со своего места,просто чтобы размять ноги,и подошел к пустой неоткрытой еще до остановки двери,чтобы по висеть на верхних поручнях,я,повисев так минуты три,начал всматриваться вдаль-от нечего делать,одновременно фоном отдыхая на привычных домах.

В это время сидящий напротив двери и пристально смотрящий на меня человек лет сорока в очках довольно легко и быстро встал,подошел ко мне и дал мне пощечину,правой рукой,довольно сильно,небольшой сухой ладошкой.

Моя голова мотнулась,на секунду я зажмурился-он был ниже меня,худощав,и довольно интеллигентен.

Дал непримиримо,а потом троллейбус подъехал к остановке и он сошел.

Я не стал потирать щеку,а продолжал смотреть на его лицо.
Когда он вышел по ступенькам на тротуар,оно не выражало ничего,вполне удовлетворенный,он думал о чем-то другом,весь в своих мыслях.
Потом троллейбус поехал дальше и я больше не мог его видеть.Шека горела-рука у него была не тяжелая,а какая-то хлесткая,попал он мне по кончику скулы,больно,а перед глазами справа от меня,впереди,вдруг появилось пятно синего цвета,через мгновение,впрочем, исчезнувшее.
Наверное,он прочел мой последний роман про «русский вопрос»,или,по крайней мере,выдержки из него,а еще-газеты,где было написано про так внезапно свалившееся на меня состояние,мой этот теперь уже известный в Москве лотерейный выигрыш.
Тогда я понял две вещи-больше мне ездить в общественном транспорте нельзя,и что как писатель я уже состоялся.
Я это знал.

Такое было со мной до того несколько раз.Первый-меня не ударили,а поцеловали.

Тогда по всей Москве падал тополиный пух,попадал в нос,в рот,в глаза,особенно густой на Плющихе,а я торопился улететь в Минводы.Было мне шестнадцать,старый Аэровокзал еще вполне функционировал,и я сдал багаж,а сам поехал на «Икарусе» во внуковский аэропорт.

Я ни о чем не беспокоился и откинулся на спинку кресла,качественно расслабив прокачанны перед предстоящим отдыхом в самолете мышцы. Справа от меня,все время неотрывно смотря в окно,сидела девушка-тогда я размышлял о природе самоубийства,и вспоминал цитату из Луначарского о том,что история играет на клавиатуре биологических типов пьесу, определяемую ее последовательным и закономерным развитием.Далее там жел пассаж о том,что биологически человечество всегда более или менее было одинаково, как клавиатура рояля, но как при одинаковой клавиатуре звучала то одна,то другая клавиша, так и история выдвигала на первый план или, наоборот, ломала те или иные типы, более или менее подходящие или неподходящие к созданному ею объективному общественному моменту.Наше бурное время тогда еще не началось,и,думаю,самоубийств,да и убийств тогда было сравнительно немного.
«Груз-200» господин Балабанов тогда еще не снял.

Так или иначе,цитата мне понравилась и запомнилась-то есть,какую бы клавишу любая фаза истории,личная или общественная,не пыталась на нас нажать,нам надо будет ходить с этими вмятинами и ждать-некоторые постепенно могут выпрямиться,некоторые нет,или же не совсем,а в петлю нельзя,или в пруд,так как логически жизнь не развивается,и если этого ждать,то,по меткому китайскому выражению,легко «съесть ущерб»,потому что наше сознание меняется все время,и ноосфера вместе с ним тоже,кармически.Почти все в Азии,кто совершил самоубийство,пытались жить по логике,кроме японцев,которые любят себя убивать,это я перед предсамолетной тренировкой в «Идущему по шкуре тигра» прочитал,переведенной товарищем,сыном Альберта Филозова,там еще два самурая были на обложке нарисованы им от руки.А те,кто жили переживанием,например,увидев восход с солнцем,с собой не кончали.

Стартовавший по пустой вечерней летней Москве «Икарус» ехал по пустому сухому летнему вечернему шоссе-шелест шин-сидело в нем только несколько человек,и мы-то есть я и худенькая девушка справа.
Что было характерно-она была в очень простеньком ситцевом платьице и с марлей на узкой загорелой щиколотке.
И вот что произошло-всю дорогу она спала,а потом,когда я мысленно увеличивал объем своих мышц,как культурист-визионер,автобус уже подъехал к так же пустому Внуково и почти остановился.Девушка закончила визирование местности и вдруг перегнулась через подлокотник,обхватила меня обеими руками и чмокнула маленькими губками в щеку.Ее соломенные волосы рассыпались мне на грудь.
Я,в смятении,вскочил,загородив дорогу торопившемуся к выходу какому-то толстому господину с двумя чемоданами в панаме и едва сходящихся в талии неновых черных брюках-какой-то спешивший на Черное море хозяйственник-а она бытро,как ласка,юркнула в образовавшуюся щель и выпрыгнула из салона.Больше я ее не видел.

И еще что характерно-она была совсем без багажа.Тогда я впервые задумался о гармонии темного и светлого,о соединении,и о том,что,может,это совсем и не человек был,а что-то другое,принявшее доступную мне для восприятия форму и таким образом благословившее меня на что-то.Удивительно,что с того момента,то есть после ее поцелуя,я начал автоматически запоминать любой прочтенный мной текст,с первого раза,то есть так не помнил,а как посмотрю хотя бы один абзац,сразу же всплывало все.Так что та история сыграла такой мощный аккорд на мне тогда,если не в две руки,то в полторы точно.Тогда же я научился себя сдерживать.Девушка была русой и ее россыпью волосы на красном ситце я помню до сих пор.А тогда я просто потряс головой и спокойно пошел в здание аэропорта.
…
Потом мне показали язык.
Произошло это так.
Я как-то в начале апреля,когда везде распускаются почки и сам просыпаешься рано утром,в одной компании познакомился с похожей на индианку Хешки из фильма «Золото Маккено» стройной девушкой с блестящими прямыми черными волосами,мне было двадцать три,ей-двадцать один,веселая.
В тот день,сразу же,после шашлыка в маленьком кооперативном кафе на Кропоткинской,недалеко от знаменитого проходящего во всех сводках криминального ресторана «Адриатика»,поймали машину и поехали ко мне,по дороге практически ни слова.
Поднявшись,тотчас же занялись любовью,с прихожей, во всех мыслимых способах и очень контактно.Я знал только ее имя и фамилию,которую,кстати,и не запомнил,училась где-то в Текстильном.Когда мы закончили наш первый бурнейший раз,она предложила взять такси и поехать в гости к ее живущей с одним американцем подруге.Позвонила,и мы снова вернулись в центр,теперь уже на Маяковку,этот фирмач снимал квартиру бывшего друга Берии с огромной комнатой прямо при входе, сорок два метра,которую он любовно,по-русски называл «вокзал для двоих».Там еще стоял огромный медный танк,подаренный деду владельца на День Победы и стол с такой же медной зеленой лампой.
Лампа была зажжена.шторы задвинуты.Воздух был густым от страсти.
Когда мы приехали,лежащий на огромной кровати голый американец приподнялся и совершенно.впрочем,искренне меня поприветствовал.Был он лет пятидесяти с чем-то.загорелый и похожий на Бельмондо.Чака Норрриса и Хэмингуэя.
Тогда,едва обменявшись со мной именами,сорокалетняя подруга американца,а,может,даже старше,только представившись-Тамара-золото-рыжая,широкая,огненно-лихая-взяла меня за руку,отвела в ванную,а из нее-прямо в другую комнату,белая дверь.высокие потолки,наверно,ее,и сразу же начала любить,тоже по-всячески,сильно и белым днем,рядом аргентинское посольство,у ресторана «София»-пробка.
Я верю в любовь и был увлечен нашим утренним романом,и машинально отвечал на этот калейдоскоп,а потом,когда все закончилось,и у них тоже,я встал,дверь в «вокзале» открылась,и я обиженным взглядом посмотрел на свою утреннюю знакомую,с немым вопросом. А она показала мне язык.
С той квартиры я тот час же ушел,тоже молча-вышел из сталинского подъезда,повернул налево и спустился в метро,и никого из них больше не никогда не видел,только помню-Джэк,и его «Ролекс» с камнями,искрившийся в том зале ожиданий,но тогда,уставший,в дреме троллейбуса,понял,что я-с тонкой душой.И мне надо понять Чань.
И еще интересным было то,что после нашей с Томой любви,когда я недоуменно смотрел на  студентку,Тамара,очень довольная ее со мной знакомством,тут же набрала номер телефона какой-то подруги,и стала ей о чем-то весело рассказывать,и еще запомнились ее руки-все пальцы одинаковой толщины и почти одинаковой длинны,и на левой руке золотой перстень в форме монеты-солнца.И это как-то косвенно подтвердило мою догадку о том,что мы все находимся в программе сбоя компьютера,и надо из нее выйти.Вернувшись домой,я тут же сделал упражнения на растяжку,полежал у стены с поднятыми ногами для оттока крови и принял контрастный душ.Потом съел мороженой строганины.предварительно залив ее сырым яйцом,посолив и поперчив.
Потом меня назвали извращенцем и фельдмаршалом,и было это на Кутузовском проспекте.