Неожиданный рейс

                Кто в море не бывал , тот досыта Богу не маливался .               
                ( Народная мудрость )


Часть первая

Охотоморская сельдевая путина официально закончилась 31 декабря в 24 часа, но на траулере «Гайдук», где Алексей Кокорский занимал штатную должность третьего помощника капитана, трал выбрали только в три часа ночи. Вахта третьего штурмана закончилась в ноль часов, но Алексей ходового мостика не покинул – рыбацкий азарт взял верх над желанием упасть в койку, да и второй штурман Егор Сорокин, заступивший на вахту, который был младше Кокорского на семь лет, чувствовал себя гораздо увереннее, когда на тралении рядом с ним находился еще один штурман или капитан. Когда кутец трала (объемистый мешок из сетного материала, куда собирается рыба при тралении) вытащили на палубу – улов разочаровал Алексея. Итог траления был средним -  около тридцати тонн крупной жировой сельди, а ведь он ставил трал на крупные скопления рыбы, да и анализируя изображения косяков сельди на экране гидролокатора, можно было ожидать улова в пределах пятидесяти тонн. «Выходит, что большая часть рыбы была мелкой и ушла из трала, проскочив сквозь ячею» - с огорчением подумал он и, попрощавшись с Сорокиным, ушел с мостика.

*
На берегу в эту ночь царило всеобщее веселье – весь цивилизованный мир отмечал приход Нового года и трезвыми были, наверное, только малые дети да язвенники. На траулере тоже пытались как-то отметить смену одного года другим, но праздника никто не чувствовал. Кокорскому на всю жизнь запали в душу слова капитана учебного судна Царькова, когда Алексей проходил свою первую плавательскую практику, что у моряка, в отличии от прочих, существует всего два праздника – когда он уходит в море и когда приходит в порт. Точность и справедливость слов Царькова Алексей понял лишь много лет, спустя.
 Кокорский зашел в кают-компанию, где промысловая смена, распивала чаи после выборки трала и смотрела по видику американский боевик. На каждом столе стояло блюдо с остатками торта, которые отменно пек кок (бывший мичман и шеф-повар атомной подлодки) Саня Куделя, на тарелках лежали россыпью шоколадные конфеты и печенье. Несмотря на празднично накрытые столы, обстановка в кают-компании была обыденной.
Алексей налил в кружку горячего и ароматного, крепко заваренного чая, и сел за  стол командного состава. Минут через двадцать вестерн закончился и моряки  начали по-одному расходиться по своим каютам, не дожидаясь начала нового фильма.
 – Мужики, что будем делать эти две недели, пока откроют минтаевую путину? – обратился молодой траловый мастер Эдик Титов к оставшимся рыбакам, озвучив вопрос, который крутился в голове каждого.
- Ну тебе-то Эдик работы хватит. За это время успеете оба трала перебрать и починить, а механцы главный и вспомогательные двигатели подшаманят. Ну, а мы будем собирать информацию по минтаю, да и отдохнет народ за это время – успокоил его радист – Руслан Халилов (попросту Антоныч), который половине экипажа в отцы годился.                Кокорский глянул на часы, висящие на переборке кают-компании – было почти           1
четыре часа утра, а значит и время его подвахты закончилось. Он вышел в коридор, прошел в сауну и, убедившись, что она свободна, решил крепко попариться и смыть «прошлогоднюю» грязь.
*

На утреннюю вахту его поднял с постели в половине восьмого вахтенный матрос, но окончательно сонливость покинула Алексея лишь , когда после завтрака , он вышел на промысловую палубу и подставил лицо свежему, обжигающему холодком, ветру.
Восток уже начинал светлеть и на горизонте угадывались очертания острова Завьялова, возле которого скучились во льдах плавучие базы, поджидая своих «добытчиков» с рыбой.
Плавбаза «Рыбак», на которую «Гайдук» должен был «сбросить» свой улов, лежала в дрейфе (без движения) в разряженном ледяном поле. За пять миль до подхода к ней Кокорский начал сбавлять обороты главного двигателя, а в двух милях от нее «сыграл аврал» колоколами громкого боя, вызывая палубную команду на швартовку, потом предупредил о швартовке вахтенного механика и вызвал по телефону на мостик капитана и второго штурмана.
Капитан траулера – Анатолий Свердлов был однокашником Алексея и отработал на промысловом флоте почти двадцать лет, а вот швартовку (причаливание)  своего судна к другому почему-то освоить  так и не смог. Поэтому руководить швартовой операцией приходилось Кокорскому, а Свердлов, стоя на крыле мостика, ограничивался лишь ролью стороннего наблюдателя. Швартовку одного суда к другому днем и в хорошую погоду нельзя сравнивать с посадкой самолета – та несомненно сложнее и ответственнее, но во время крепкого ветра и сильного волнения, да еще ночью – швартовка была сопоставима с посадкой воздушного судна.
Если в свежую погоду не попасть на кранцы (специальные, накачанные воздухом, резиновые баллоны цилиндрической формы), то в  лучшем случае можно сломать мачты, грузовые стрелы и оборвать антенны радиостанций, а в худшем случае – разбить маленький траулер о громадину плавбазы. Опыт такой швартовки у Свердлова уже имелся, когда он попробовал пару раз самостоятельно подойти к базе. В первый раз их так настучало о корпус плавбазы, что вышел из строя гирокомпас, чуть было не остановился главный двигатель, а на камбузе почти вся посуда покинула свои  места и оказалась на палубе. Во второй раз они попали под корму плавбазы и чуть было не свернули свою ходовую рубку.
На швартовке Кокорский, как обычно, стоял на штурвале, внимательно следя за положением плавучей базы через иллюминаторы рубки, а Сорокин был на дистанционном управлении главным двигателем, выполняя все команды Алексея.
Завели еще не все швартовые концы, а с «Рыбака» уже подали каплер (плетенный из тонкого металлического троса мешок с крючьями, которыми он цеплялся за борт траулера и в него смывалась напором воды из пожарного шланга рыба с палубы добытчика). Весь улов был в трале и время на подъем рыбы из трюма не тратили, поэтому сдали улов быстро. Потом взяли почти полный бункер дизельного топлива, десяток бочек дизельного масла и пресную воду. После чего отскочили от базы, уступая место следующему траулеру, и завалились в дрейф.
 Капитан ушел в радиорубку, расположенную палубой ниже – на переговоры с руководством рыбопромысловой компании.

*
Сорокин, меняя Кокорского на дневной вахте, сиял как «медный пятак»
 - Алексеич, на берегу запрашивают информацию о техническом состоянии нашего судна. Планируют отправить нас в Штаты с грузом краба, который мы должны забрать с двух польских краболовов.                2
- только – это пока секрет и ты никому не говори – Егор приложил указательный палец правой руки к своим губам.
Это известие встряхнуло и обрадовало Алексея. «Было бы здорово сбегать  в Америку. Это и путину разнообразит и страну – в недалеком прошлом потенциального «супостата» - интересно будет посмотреть. Но очень уже было это фантастично: непременно возникнет целый блок вопросов и проблем и этот рейс сорвется» - Думал он, заполняя вахтенный журнал. На мостик поднялся помощник тралового мастера Володя Святко и они с Егором вышли на крыло мостика. Алексей невольно слышал, как второй штурман излагает ему новость о предстоящем вояже в США. «Да, верно подмечено – что знает сорока, то знает весь лес».
Кокорский сдал вахту и, боясь до конца поверить в вероятность счастливо свалившегося на них рейса, отправился обедать.
Оказалось, что предстоящий рейс секретом для экипажа уже не был и кают-компания гудела как растревоженный улей – рыбаки эмоционально обсуждали это известие. По радостным и возбужденным лицам Алексей понял, что ожидаемый рейс обрадовал всех.

*
В час дня капитан вызвал в свою каюту всех начальников судовых служб и о чем-то секретничал с ними около часа. Потом по судовой трансляции объявили сбор всего экипажа в кают-компании.
- Я выслушал начальников служб и решил согласиться на предложение с берега – начал Свердлов, обводя взглядом лица собравшихся.
- За этот рейс нам обещают по штуке баксов на пай. Загрузим в грузовой трюм около восьмидесяти тонн мороженного краба с краболовов , которые будут ждать нас возле Камчатки,в районе мыса Лопатка.
- Грузить будем своими силами. Рефрижераторная установка в трюме у нас корейская и  нужную температуру должна выдержать. На приведение в порядок системы охлаждения трюма нам дают два дня, а рефмеханика возьмем с «Рыбака».
- Идем в Датч-Харбор , что  на Алеутский островах – Капитан замолчал и раскрыл папку, лежащую передним на столе.
- А теперь подведем итоги сельдевой путины – продолжил Свердлов.
- Радисту, электромеханику, механикам и коку я ставлю оценку «отлично». Промысловой команде, старпому и второму штурману – «хорошо», а вот третьему штурману только «три с минусом» - Капитан с усмешкой посмотрел на Алексея и спрятал листок, который держал в руках, в папку. До моряков вначале не дошла нелепость выставления оценок (ведь это не школа), а когда они наконец сообразили, что все это смахивает на фарс – иронично заулыбались.
 «А что же ты себе оценки не выставил . Особенно за швартовки и пустые траления по одному и тому же месту – по несколько раз». Обиженно подумал Кокорский и, не дожидаясь окончания собрания, встал и демонстративно покинул кают-компанию.

*
Уже начинало темнеть, когда вновь пришвартовались к своей плавбазе. Загрузили несколько десятков баллонов с фреоном, пучок труб и сварочную аппаратуру, взяли на борт  рефмеханика  и сварщика. На той же корзине (клетка для пересадки людей с крупных судов, которая крепится к шкентелю грузовой стрелы), что доставила людей с «Рыбака», Свердлов пересел на плавбазу, чтобы закрыть все документы по сельдевой путине.
Под бортом «Рыбака» простояли всю ночь и все это время механики, рефмеханик и боцман со сварщиком возились в трюме с системой охлаждения.               
                3
 Уже на утренней вахте Кокорского вернулся с плавбазы капитан в отличном настроении и крепком подпитии. Немного потолкавшись на крыле мостика и полюбезничав с обработчицами рыбы , вышедшими покурить на палубу базы, он ушел спать.



*
Перед обедом на мостик поднялся старший механик и доложил об окончании ремонта рефустановки и системы охлаждения трюма. Пересадив на плавбазу сварщика и попрощавшись с ее капитаном по рации, отошли от борта «Рыбака» и двинулись на юго-восток к мысу Лопатка.
До Первого Курильского пролива шли двое с половиной суток, покрывая в сутки почти двести двадцать миль морского пространства.

*
В точку рандеву (место встречи кораблей в море), которую на берегу назначили в тридцати милях на юго-восток от мыса Лопатка, вышли под утро, когда было еще совсем темно. Связавшись с первым краболовом «Гдыня» по УКВ радиостанции, начали его искать, однако видимость резко упала из-за начавшегося снега и нашли его через час только по ярко-оранжевому галогеновому палубному освещению.
Перегруз тридцати пяти тонн краба производили почти сутки – благо погода стояла хорошая. Командный состав траулера, истосковавшись по физическому труду, с удовольствием ходил на перегруз продукции. Грузовые операции с «Гдыней» закончили на следующее утро, загрузив сверх положенного количества ящиков с крабом еще тридцать (половина которых тут же перекочевала  в провизионку траулера и в дальнейшем разнообразила питание команды), оформили документы и взяли с краболова пару флагов США. Перед обедом подошел второй краболов и, забрав Свердлова с «Гдыни», «Гайдук» отошел от его борта и направился к «Щецину», лежащему в дрейфе, в паре миль к югу. Общение с поляками упрощало то, что на каждом из них находился российский наблюдатель. Да и отличное знание английского языка Свердловым (который в свое время, кроме освоения программы языка школы и училища -  окончил еще и курсы английского при управлении крупного рыбодобывающего объединения) способствовало пониманию между русскими и польскими моряками.
С «Щецина» грузили более сорока тонн краба немного дольше, а Свердлов все это время находился в гостях у капитана краболова, активно уменьшая его запасы «Виски».
 К вечеру, наконец, перегруз продукции был закончен. Забрали с «Щецина» чуть живого Свердлова с четырьмя ящиками виски, ящиком сигарет «Винстон» и отошли от краболова. Завалились в дрейф, ожидая пока капитан проспится и будет в состоянии принять решение о пути перехода к Датч-Харбору.
На берегу в этот день праздновали Рождество Христово. На судне тоже отметили этот праздник, устроив праздничный ужин и уставив столы бутылками виски. Постепенно кают-компания наполнилась громкими голосами подвыпивших моряков. К полуночи пьяный галдеж переместился в каюты, а часа в три ночи сошел на нет. Сон сморил и самых стойких , бодрствовала лишь вахта на мостике и в машинном отделении.

*
Утром Кокорский проснулся сам около семи часов и по легкой вибрации корпуса и мерному раскачиванию судна с носа на корму понял, что траулер уже на переходе к Алеутам.                4
Шли полным ходом строго на восток. Не прошло и получаса вахты Алексея, как на мостик поднялся капитан с мрачным и помятым, но чисто выбритым лицом. Стараясь не смотреть на Кокорского, он закурил и начал говорить, с трудом выдавливая из себя слова.
- Не забыл как ортодромию (дугу большого круга, которая существенно уменьшает время пути при длительных переходах на запад или восток) на картах Меркатора строить?
- Посчитай, как быстрее дойдем – по ортодромии или локсодромии? И приготовь секстан (прибор для измерения угла Солнца, Луны, планет и звезд над горизонтом моря), а заодно подбери и все пособия по мореходной астрономии.
- Уже все подобрано – Алексей показал рукой на стопку сводных таблиц поверх которых лежал «Морской астрономический ежегодник», потом раскрыл Мореходные таблицы, взял калькулятор , лист бумаги с ручкой и начал считать дугу большого круга, а уже через двадцать минут подал листок с расчетами Свердлову. Получалось, что если они пойдут по ортодромии, то за пять суток перехода сэкономят всего восемь часов.
Капитан просмотрел расчеты Кокорского, прошелся в раздумье несколько раз по мостику – потом решительно произнес.
- Пойдем прямо на Уналашку (остров, на котором расположен порт Датч-Харбор).
- Проложи на него путь и ложись на этот курс. Пусть матросы промоют тралы, просушат их и уберут в сетевой трюм, а мастер добычи сам  проконтролирует этот процесс.
- На радиосвязь ни с кем не выходи и передай об этом по вахте, а если будут вынуждать, то говорить всем, что идем в Канаду – в Ванкувер.
- Пойду отдохну. По пустякам меня не тревожить.
Обе промысловые смены целый день возились с тралами и убрали их в трюм только перед полуночью.

*
На вторые сутки перехода сняли траловые доски и дуги, чтобы придать траулеру вид транспорта. На вечерней вахте Кокорского радист принес свежую японскую карту погоды и она не обрадовала Алексея: по проходу между Командорскими и Алеутскими  островами двигался на юг центр мощного циклона и если он ночью не уйдет западнее, то завтрашний день для них будет малоприятный.

*

Скатывающийся с северо-запада циклон дал о себе знать сразу же после обеда, когда Алексей, сменившись с вахты, обедал в кают-компании. Значительно увеличилась килевая качка (переваливание судна с носа на корму), не прошло и нескольких минут, как траулер врубился носом в крутую волну, и в иллюминаторы было видно, как потоки морской воды водопадом скатывались с палубы бака назад в океан. Траулер минут пятнадцать принимал на свою носовую часть яростный напор морских волн, пока второй штурман не сообразил изменить курс вправо, чтобы не лезть прямо на волну, а идти под углом к ней. И тут же резко возросла бортовая качка – пришлось коку стелить на столы  мокрые скатерти, чтобы посуда не елозила по ним, норовя слететь на палубу.
После обеда Кокорский вышел на палубу покурить, но долго там не задержался: начался снег и заметно похолодало, а когда его накрыло градом брызг от разбившейся о борт волны – поспешил укрыться в надстройке. Перекурив, Алексей лег на диван и попытался заснуть, но когда его пару раз чуть было не сбросило при сильном крене – перебрался в койку и, поняв, что поспать не удастся, достал с надкоечной полки роман Валентина Пикуля «Моонзунд» и углубился в чтение, перенесясь мыслями на Балтику семнадцатого года, полностью погрузившись в захватывающий сюжет творения гениального писателя.                5 
Часа через два хлопнула дверь соседней каюты, где жили старпом с радистом, и в их каюте раздался громкий говор нескольких человек, особенно выделялся возбужденный и встревоженный голос Сорокина. По обрывкам разговора, долетающим через тонкую переборку, он понял, что из строя вышли сразу оба локатора и траулер шел через снеговую круговерть вслепую. Это извести встревожило Алексея. Он отложил книгу, встал с койки, сел на диван, уперевшись ногами в стол, и закурил. А через несколько минут поднялся в ходовую рубку.
На мостике, кроме вахтенного штурмана и двух матросов, уже находились: старший помощник капитана - Одинец Виктор Андреевич , радист и электромеханик. Антоныч пытался вначале запустить японский локатор «Furuno», а когда это ему не удалось – занялся отечественным «Миусом», но и тот отказывался работать – даже антенна не вращалась.
- Нужно, наверное, о поломке радаров доложить капитану? – Кокорский подошел к радисту и,  раскачиваясь в такт качки, остановился за его спиной.
- А что толку с твоего корешка. Он укачался – третью бутылку виски за день уговаривает, - резко ответил стармом, и было непонятно – то ли он злится, что в такой серьезный момент от капитана нет толку, то ли радуется, что тот «сел на стакан» и вся власть теперь сосредоточилась в руках Одинца, который диплом капитана дальнего плавания получил еще пятнадцать лет назад и, несомненно, был опытнее Свердлова.
Халилов с озабоченным  лицом вновь подошел к «Furuno» и, ухватившись за поручень, прикурил сигарету, торчавшую изо рта уже минут десять и, сделав глубокую затяжку, двинулся к двери, ведущей на левое крыло мостика.
- Нужно антенны смотреть. По-видимому, дело  в них?
Выйдя на крыло, он закрыл дверь на задрайки (специальные приспособления, плотно прижимающие дверь к дверному проему) и не возвращался минут десять.
- Обе антенны локаторов заклинило штыревыми антеннами ультракоротковолновых радиостанций, - сообщил он, возвратившись в рубку и стряхивая с себя брызги воды.
- Нужно кому-то лезть на мачту и отвести штыревые в сторону. Ну, кто смелый? – Старпом обвел взглядом находящихся на мостике. Все примолкли и лишь отводили глаза. Алексей закурил, потом приоткрыл дверь на крыло и оценивающе посмотрел на море. Порывы ветра доходили метров до двадцати пяти в секунду, срывая и расстилая белой пылью гребни шестиметровых волн. Ветер с восточного помалу заходил на северо-восточный, траулер вновь шел курсом на восток, сбавив ход до среднего, принимая удары волн своей левой скулой и кланяясь обледенелым носом каждой из них.
Лезть в такую погоду на мачту, которая чуть было не касалась верхушек волн при крене судна, достигающем иногда тридцати  градусов, желающих, скорее всего, не будет, и третий штурман, выбросив окурок за борт, закрыл дверь.
- Ладно,  я попробую, - наконец решился Алексей .
- Антоныч , подстрахуешь.
 Кокорский сбросил куртку, оставшись в одном свитере и, сняв с головы стоящего рядом матроса вязаную шапочку, натянул ее по самые глаза себе на голову.
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать, -  бодреньким голосом, стараясь скрыть напряжение, охватившее его, сказал он  и  взялся за ручку двери.
- Андреич, подверни на волну и сбавь ход до малого, - Кокорский обернулся к старпому, потом выждав момент, когда очередная волна, обрушившись на бак, покатилась к корме, выскочил и, не теряя времени, влетел по трапу на верхний мостик. Спрятавшись за утолщенным основанием мачты, он переждал следующую волну и полез по скоб-трапу на площадку мачты, где находились антенны радаров.  Взобравшись на площадку и, крепко ухватившись обеими руками за леер (ограждение площадки, сделанное из тонких
 труб), Алексей внимательно осмотрел антенну                               
                6
локатора «Миус». «Ну, хорошо, вытащу я ее, а она под действием ветра вновь попадет сюда же». – Подумал он невесело и глянул на антенну «Furuno», расположенную метра на полтора выше на специальном уголковом кронштейне – там было то же самое. Он осмотрелся и на ближайшей стойке леера увидел для чего-то намотанную там алюминиевую проволоку. Кокорский начал отматывать ее правой рукой, а левой в это время намертво вцепился в леер. Траулер вдруг вздыбился, а потом начал стремительно падать  носом вниз – у Алексея даже дух захватило и он вновь вцепился обеими руками в спасительный леер. Судно упало носом на набегающую волну и, протаранив ее основание, начало медленно взбираться вверх, но тут же завалилось на левый борт, да так резко завалилось, что даже мачта задрожала. «А вдруг площадка оторвется и улетит вместе со мной в море?» – Екнуло у Алексея внутри и от этой мысли , как будто волосы на голове у него зашевелились.
Траулер дошел до своей конечной точки крена, а потом нехотя стал возвращаться в нормальное положение. Вдруг над головой Кокорского что-то заскрежетало и он, подняв голову вверх, увидел, что выворачивает и клонит набок антенну слухового радиопеленгатора, установленную на самом кончике мачты, потом ее окончательно оторвало от мачты и она, не касаясь корпуса судна, улетела, подхваченная ветром, в море. «Нужно побыстрее заканчивать тут, а то еще что-нибудь на голову рухнет» - И  Алексей, теперь уже не обращая никакого внимания на падения и взлеты судна и его заваливания на борт, ускорил работу. Вытащив штыревые из-под антенн радаров, принайтовал (прикрепил) их накрепко к леерам и начал осторожно спускаться с мачты. Руки успели замерзнуть и спускался он, не спеша, чтобы скрюченные пальцы не сорвались со скоб трапа. Наконец он в рубке. Промерзший, мокрый, но довольный.
- Пробуй запускать, Антоныч. Привязал я их, теперь не помешают.
Первым, как ни странно, заработал наш «Миус», а японец никак не хотел запускаться, пока радист не вскрыл под экраном небольшой лючок и не включил тумблер -оказывается, у него сработала защита, чтобы в такой ситуации не согрел мотор, вращающий антенну.
Теперь оба  локатора были в работе и все с облегчением вздохнули.
- Антоныч, спустись с Алексеичем в нашу каюту, достань из ящика в рундуке бутылку виски и налей ему. Продрог поди, там насквозь.
Такой щедрости от старпома никто не ожидал, и все находящиеся в рубке удивленно заулыбались.
Выпив почти полный стакан виски, Алексей, переодевшись, лег на кровать и, не обращая никакого внимания на качку, моментально заснул. А когда проснулся, то был приятно удивлен – траулер шел ровно.
Шторм ушел также неожиданно, как и появился. Стало значительно теплее, выходило, что шли они уже в теплых струях Аляскинского течения, а чуть позднее выглянуло и солнышко.

*
Через сутки подошли к линии перемены дат (1800 восточной и западной долготы) и дважды отпраздновали приход Старого Нового года, потому, что при следовании на восток на этой линии сутки остаются прежними еще один раз, так, что 13 января экипаж прожил дважды. Чтобы украсить столы выпивкой они использовали еще пару ящиков из капитанских запасов, но последнего ящика Свердлов не отдал, вцепившись в него чуть ли не зубами.
Днем , пару раз американский четырехмоторный патрульный «Орион» пролетал над траулером , чуть было не цепляясь крыльями за его мачты.
Проснувшись утром, после второго праздника, сменили курс на северо-восточный и пошли уже прямо к Уналашке. На бак траулера села стайка маленьких и незнакомых ,
                7
 но явно береговых птичек, а это значило, что до Алеутских островов было не более двухсот миль. А еще через сутки на дистанции 45 миль (83 километра) наконец-то зацепились за острова и пошли  вдоль них, не приближаясь к ним ближе чем на 20 миль (37 км).
Пошел неожиданный дождь, который вскоре сменился мокрым снегом.

*
Перед самым окончанием перехода Кокорский невольно стал свидетелем интересного разговора, произошедшего в кают-компании, между радистом и вторым механиком Димой Красновым, в который постепенно втянулись все, кто там находился.
- Вот дура Екатерина, отдала такие острова за какие-то копейки. Сколько здесь зверя и рыбы. А сама Аляска? Говорят там, как и в Сибири, вся таблица Менделеева.
- Ты неправ, Антоныч. Аляску и Алеуты американцам сдал в аренду на 99 лет Александр II всего за 7 миллионов золотых рублей, а Ленин отказался от царских договоров, вот она и стала одним из штатов США .
Удивление, граничащее с недоверием, появилось на лицах всех моряков. И Дима прочитал им целую лекцию об Аляске. Оказывается, что климат на юге полуострова еще теплее, чем на нашей Камчатке, что южные заливы на Аляске и зимой не замерзают. Здесь много оленей, зверя и рыбы, поэтому очень сильно развито рыболовство и рыбообработка. На полуострове добывают  много нефти и даже есть нефтепровод, но больше всего добывают  угля и других руд. Только в Южную Корею отсюда вывозят около миллиона тонн угля в год.
Север Аляски такой же как наша Магаданская область и Чукотка, там климат жестче, поэтому живут на севере Аляски преимущественно алеуты и эскимосы. Американцы едут сюда с юга, чтобы поохотиться и порыбачить, а также, чтобы получить экстремальные удовольствия. Аборигены не оставляют надежды добиться самоопределения Аляски, но пока у них ничего не выходит.
Моряки, раньше мало интересовавшиеся Аляской, слушали второго механика, разинув рты. Слова Краснова были не пустым звуком и он все это не придумал, так как ему приходилось перегонять рыбодобывающие суда из Владивостока в Датч-Харбор, когда американцы стали скупать их в Управлении «Владивостокской базы тралового и рефрижераторного флота».

*
К вечеру следующего дня вдали, слева стали вырисовываться небольшие горы острова Уналашка и тут же на горизонте появилась маленькая точка, которая через полчаса превратилась в белоснежный корабль  береговой охраны, шедший полным ходом и несущий у своего носа высокий бурун.
На мостик поднялся опухший и небритый Свердлов, здесь  к тому времени находились: старпом, вахтенные матросы, радист, электромеханик и еще несколько любопытствующих, среди которых был и Алексей. Когда капитан понял, что корабль идет им наперерез, он тут же вспомнил, что в трюме у них 80 тонн краба, неизвестно кому  предназначенного и ему стало дурно.
- Ой, мамочка! – Тихо взвыл он, нисколько не стесняясь присутствующих и тяжело плюхнулся в капитанское кресло.
От его вопля у всех невольно сжалось сердце – здесь «Гайдука» должен быть ждать транспорт, а встретил  почему-то  корабль береговой охраны.
Первым опомнился старпом.
- Не дрейф, Олегович. Мы в нейтральных водах, а куда и зачем идем – это сугубо наше дело. Да и грузовые документы у нас в норме. Пускай останавливают – нам боятся нечего.                8
Свердлов трясущимися руками с трудом закурил, благодарно глянул на Одинца и, поднявшись с кресла, неверными шагами подошел к носовым иллюминаторам, взял спикер (микрофон) и дал команду в машинное отделение механику – сбавить ход до «малого».


*
Американский корабль лег в дрейф в полутора милях по носу траулера, пришлось и «Гайдуку» стопорить ход, пройдя по инерции около километра, он тоже завалился в дрейф.
С мостика было хорошо видно, как на корабле готовят к спуску резиновую лодку, а вскоре она уже мчалась к русскому судну.
С правого борта траулера спустили шторм-трап и боцман помог трем улыбающимся американцам подняться на борт «Гайдука». В лодке, расcчитаной примерно на восемь человек, остался совсем молоденьких американец, наверное, матрос.
Огромный интерес и зависть у русских моряков вызвал мотор «Джонсон», который глыбой висел на транце лодки – он был, наверное, лошадок на сто, а то и на все сто пятьдесят.
Старпом проводил непрошенных гостей до каюты капитана, а через несколько минут Свердлов пригласил его и стармеха к себе.
Минут через десять объявили сбор всего  экипажа в кают-компании. К собравшимся , спустился старший помощник.
- Транспорт будет только через пять дней. Из-за штормовой погоды он не может выйти из Сиэтла. На корабле береговой охраны прибыл представитель американской фирмы, который и примет наш груз, а пока он будет находиться у нас на борту и ждать прихода перегрузчика.
- Фирма, которую он представляет, готова принять в Датч-Харборе пятерых членов экипажа «Гайдука», чтобы в качестве бонуса устроить им небольшой отдых в городе. – Озвучив эту новость, Одинец оценивающе осмотрел рыбаков.
- Ну, а как же с оформлением судна? Нам же нельзя заходить в иностранные порты. – Озабоченно спросил радист.
- Да нам нельзя заходить в чужие порты, но существует такое понятие, как форс-мажорные обстоятельства, если что – сошлемся на них. А на берег я отпущу только тех, у кого есть паспорт моряка и чье отсутствие на судне не скажется на жизнедеятельности траулера. Их поселят в гостинице, принадлежащей фирме, а оформлять приход и отход судна не будем – нас здесь не было и никто из наших на берег не съезжал. Все ясно!                -Одинец вновь внимательно всех оглядел, потом присел к столу, нацепил на нос щегольские очки в золотой оправе и достал из папки судовую роль. Несколько минут он делал пометки карандашом, а в кают-компании в это время стояла такая тишина, что даже было слышно тикание часов, висящих на переборке.
- И так, на берег поедут: третий штурман, второй механик, старший  мастер добычи, моторист и кок. А тем кто остается на борту, фирма обещала подкинуть пять ящиков виски, восемь ящиков пива, свежие овощи и фрукты, а также минералки и разных соков. Так что скучать нам здесь не придется. Отъезжающим на берег мыться, бриться, переодеваться и через полчаса быть готовыми к посадке на шлюпку. – Старпом убрал судовую роль в папку и встал, давая понять, что собрание экипажа окончено.
Минут через сорок шлюпка с американцами и русскими моряками отошла от борта траулера и направилась к кораблю береговой охраны.
Высадив пассажиров на патрульный корабль, моторный катер еще два раза ходил к траулеру, доставляя туда виски, пиво, овощи и фрукты. Увольняемых  на  берег  провели в

                9
кают-компанию американского корабля, рассадили в кресла и включили огромный
телевизор. Шустрый официант похожий на китайцы быстро накрывал на стол, он выставил на столы несколько бутылок виски, десяток бутылок пива «Аляска», тарелки с холодными закусками, крупно нарезанными огурцами и помидорами. К выпивке и закускам никто не притрагивался, а лишь вопросительно поглядывали друг на друга. Наконец корабль двинулся с места и, увеличивая скорость,  помчался к берегу. В кают-компанию вошли двое: один в форме морского офицера (это был старший офицер корабля) и второй – высокий и крепкий мужчина лет пятидесяти в форме, похожей на форму полисменов, но несколько светлее (он был начальником таможни Датч-Харбора).               
Скованность и напряжение покинули русских моряков только после того, когда они выпили по полстакана виски и закусили. Алексею на мгновение даже показалось, что это застолье он уже где-то видел – «дежа вю» длилось несколько секунд и Кокорский трехнул головой, отгоняя от себя это наваждение. После третьего стакана они уже пытались объясняться с американцами, коверкая русские слова, мучительно подбирая английские слова и размахивая руками (о русско-английском разговорнике, лежащем во внутреннем кармане тужурки, Кокорский совсем забыл).

                Часть    вторая
Пришвартовался американский корабль к причалу в самом конце небольшой бухточки.  Совсем рядом, кормой к причалу стояли три эсминца типа «Спрюенс», два фрегата и подводная лодка – бортом к пирсу  (с 1940 года Датч-Харбор являлся военно-морской базой Тихоокеанского флота США).
На берегу моряков уже ждали два джипа, которые за несколько минут доставили их в двухэтажный офис фирмы, правое крыло которого занимала чистенькая и уютная гостиница.
Майкл,  так звали начальника таможни порта, быстро расселил моряков по двухместным номерам, а Алексея почему-то поселил в одноместном. После расселения, русских моряков пригласили в небольшой ресторанчик, расположенный на первом этаже, где горел слабый синеватый свет, а из угла, возле бара, раздавались из динамика мягкие звуки блюза. Вновь на столах появились квадратные бутылки виски, чуть позже блюда с гамбургерами и хот-догами, а потом полненькая и приятная официантка средних лет поставила на столы вазы с апельсинами и виноградом. Амерканцы, а их было четверо, занимали отдельный столик. Майкл встал и что-то долго говорил, держа в руках стакан наполовину наполненный виски. Кокорский сумел понять только то, что тот хочет выпить за дружбу между американскими и русскими моряками. Ответный тост и тоже за дружбу произнес на плохом английском языке Краснов, а потом пили уже без тостов, нажимая на апельсины и виноград. Через час все крепко захмелели, сдвинули столы и русские запели, а американцы забавно пытались им подпевать, но страшно коверкали слова и  не  попадали в такт мелодии. А еще через полчаса наши моряки начали один за одним отключаться, чуть позже это же стало происходить и с американцами – пришлось Майклу и Алексею растаскивать всех по номерам. А потом они снова пили с Майклом, теперь уже в номере у Кокорского. Начальник таможни предложил Алексею съездить к нему в гости, тот отказываться не стал.               
                *
Они сели в джип и американец погнал его по узким улицам городка. Наконец они остановились перед металлическим забором и Майкл исчез. Появился он минут через двадцать и не один, а с каким-то военным, а еще через несколько минут они подходили к небольшому пассажирскому самолету, стоящему на краю летного поля.  Алексей вначале подумал, что американец решил прокатить его на самолете и показать сверху остров, бухту и порт и лишь в воздухе по обрывкам разговора между пилотом и Майклом он понял, что  летят они в Анкоридж (крупный город и порт на Аляске с 350 тысячным
                10
населением).
Известие это нисколько не встревожило Кокорского, верно говорят – пьяному море по колено. Солнце на земле уже спряталось за морем и наступили сумерки, а в воздухе солнечные лучи еще долго поблескивали на крыльях самолета. Через  три часа полета над освещенным луной морем они пересекли береговую черту и началась темная земля со слабыми огоньками селений. Это была уже сама Аляска и Алексей с огромным интересом вглядывался в землю, которую открыли Беринг и Чириков, осваивали русские люди под руководством Шелехова и Баранова, где бывали Крузенштерн и Лисянский, Лаперуз и Кук   и  про которую было написано множество книг и сложена знаменитая рок-опера «Юнона и Авось».

*
Незаметно для себя Кокорский задремал и, когда его будили уже на земле –  вначале не понял, где он и, что от него хотят. Выбравшись из самолета, он сделал несколько глубоких вздохов, впустив в легкие добрую порцию свежего и морозного воздуха и лишь тогда окончательно  пришел в себя и огляделся кругом. Они были в аэропорту Анкориджа, вдали стояли пассажирские лайнеры, среди которых выделялся наш ТУ-154 с надписью на фюзеляже «Аэрофлот».
- Что это за самолет? – Спросил он у пилота.
- Камчатка аэролайнс – Ответил тот и у Алексея на душе потеплело – «Значит отсюда можно выбраться на Камчатку».
Попрощавшись с пилотом,  они с Майклом пошли с летного поля и вскоре вышли к дороге, ведущей в город. Майкл остановил мощный и грациозный трейлер, что-то сказал водителю (Кокорский смог уловить только два слова – рашен фрэнд). Словоохотливый шофер доставил их прямо к дому Майкла, стоящему особняком на окраине города, у самых гор. У Алексея от всего, что произошло в этот день, голова шла кругом и хотелось только одного – поскорее добраться до подушки и заснуть.
Но Майкл вновь достал виски и они снова пили за дружбу и здоровье друг друга, а потом он водил Кокорского по своему двухэтажному особняку и, как понял Алексей, хвалился закрытым бассейном, небольшой оранжереей и мини-спортзалом. Кокорский уже засыпал на ходу, когда хозяин привел его в комнату на втором этаже и показал на широкую кровать. Алексей поставил стакан с недопитым виски прямо на пол и, не дожидаясь приглашения, повалился на кровать и моментально заснул.

*
Проснулся Алексей утром , когда за окнами только начало светать . Настенные часы показывали начало девятого. Чувствовал себя Кокорский отдохнувшим, но когда попытался встать, то понял, что лучше этого не делать, чтобы не расплескать по подушке мозги, переполненные вчерашним виски. Дотянувшись до столика, он вытащил из пачки сигарету, потом таким же манером достал зажигалку и закурил. «Наши в Датч-Харборе, наверное, уже спохватились меня и не могут понять, куда я делся. Плохо, что никого не предупредил, но я и сам не ожидал оказаться на Аляске. Ничего страшного – Майкл отвечает за наше пребывание на берегу, а  я  у  него в гостях »  – Алексей докурил сигарету, с трудом встал с кровати и, не найдя пепельницы, подошел к окну, поднял раму вверх и выбросил окурок в кусты, растущие у дома. Спать больше не хотелось, но и бродить по незнакомому дому было не с руки. Кокорский вновь закурил  и подошел к окну, было уже так светло, что можно было разглядеть горы с заснеженными вершинами.
Раздался стук в дверь и вошел улыбающийся Майкл, кутаясь в теплый халат и поблескивая мокрыми волосами. Пожелав Алексею доброго утра, он пригласил его завтракать.  То ли он нахождения на американской земле, то ли ото сна на их подушках, но Кокорский поймал себя на том, что прекрасно понимает то, что говорит хозяин и сам
                11
ему отвечает, но, наверное, страшно коверкает английские слова. За все время пребывания у Майкла, Алексей так не разу и не достал русско-английский  разговорник, прекрасно понимая американцев и без  этой  шпаргалки.

*
Завтрак подавала очень полная и молчаливая негритянка лет сорока, которая, как оказалось жила на первом этаже и Алексей, сидя за столом ломал голову – видел он ее ночью или нет, но так и не вспомнил этого. Негритянку, так близко от себя, Кокорский видел  впервые,  и  ему  казалось, что ее лицо и оголенные руки намазаны ваксой и, что если провести по ее коже рукой, то вакса сотрется и появится нормальная белая кожа.
От виски Алексей отказался, но с удовольствием осушил две бутылки холодного пива, с интересом наблюдая за хозяином, который налил полстакана виски, разбил туда же два сырых яйца и, тщательно перемешав все это, одним духом выпил, зажмурив глаза, и крякнув, навалился на омлет.
Потом они спустились в гараж, расположенный в торцевой части дома и Майкл заставил Алексея переодеться в джинсовый костюм, затем поставил в багажник машины ящик виски и ящик пива  и бросил на них два разобранных ружья в чехлах. Прогрев своего «Ягуара», он выгнал его из гаража, опустил дверь гаража и просигналил. Через несколько минут из дома вышла служанка и села на заднее сиденье. Майкл завез ее в магазин, расположенный на соседней улице и погнал машину к горам, объяснив Алексею, что они едут к его другу – смотрителю леса, чтобы поохотиться. Снега в городе не было, но по мере того, как они все выше и выше взбирались в горы, стали все чаще попадаться заснеженные места. Ехали они больше часа и, наконец, остановились у большого дома, сложенного из толстых и, почерневших от времени бревен. Чуть покосившийся на один бок дом стоял в стороне от горной дороги, но к нему вела хорошая грунтовая дорога.

*
Встречать их вышел, как показалось вначале Алексею, старик лет семидесяти, обутый в оленьи торбаса, на плечи которого была накинута меховая душегрейка. Было видно, что хозяин  очень рад приезду Майкла. Прихватив виски и пиво, гости вошли в дом, в котором было тепло, чисто и уютно. По стенам, вместо ковров, были развешаны шкуры разных животных, пахло какими-то травами и кожей. В левом углу горел ни то очаг, ни то камин; в правом углу на столе стояли рядом старомодный телевизор и приемник. Только теперь, присмотревшись к Тому (так звали владельца лесного дома), Кокорский понял, что тому нет и шестидесяти лет, а  старят его длинные седые волосы и морщины, избороздившие его лицо. Том заставил гостей раздеться, переобуться в меховые тапочки и усадил их в самодельные кресла у камину, а сам засуетился, готовя угощения. Кокорский с удивлением смотрел, как он нанизал на шампуры оленьи сердца, посыпал их солью и какими-то приправами, потом обернул каждое фольгой и сунул шампуры в камин. Вкусно запахло жареным мясом. Около получаса Том колдовал над шампурами, затем вытащил их из камина и положил на старенький металлический разнос. Включив приемник на малую громкость, он стал накрывать на стол. На столе появилась нарезанная  крупными ломтями соленая рыба, очень похожая на нашего гольца, какие-то соленые коренья, виски, настоенное на травах, а вместо хлеба большие лепешки, напоминающие лаваш. Оглядев стол, он поставил три стакана и пригласил гостей подсаживаться ближе. Виски на вкус было не очень и отдавало корицей, а вот закуска была изумительной, и Алексей с огромным удовольствием навалился на рыбу и обжаренное сердце. Узнав от Майкла, что Кокорский русский моряк, Том начал усиленно подливать ему виски и Алексей вскоре почувствовал сильный приступ сонливости, глаза сами собой начали слипаться и он начал изредка поглядывать на диван, застеленный шкурами. Американцы поняли состояние Алексея и Том, бросив на диван подушку, помог
                12
ему улечься и накрыл шерстяным пледом. Кокорский заснул не сразу, а некоторое время лежал, наслаждаясь покоем, тихим говором американцев и потрескиванием дров в камине, а потом провалился, как будто, в темную пропасть.      
Проснулся Алексей часа через два с какой-то непонятной тихой радостью в душе. Майкл с Томом по-прежнему сидели за столом и перед ними стояли уже две пустые бутылки из под виски. Они громко разговаривали и отчаянно жестикулировали руками. «Ну точ - в точ , как наши подвыпившие мужики. А говорят, что русские всех больше пьют» - Подумалось ему, и он , сбросив с себя плед, сел на диване. Алексея тут же затащили за стол и заставили выпить почти полный стакан виски, а затем Том достал из ниши старинный карабин, насыпал в карманы душегрейки патроны и, прихватив три пустые бутылки, повел гостей на улицу. Расставив бутылки метрах в ста от дома, Том зарядил карабин и подал его Алексею, тот приложился щекой к прикладу ружья, место которого было в каком-нибудь краеведческом музее, прицелился, нажал на спусковой крючок и… промахнулся. Том показал, как перезарядить карабин, Кокорский выстрелил еще два раза и … почти попал в одну из бутылок. Потом стрелял Майкл и хлопнул одну бутылку, а затем Том добил двумя выстрелами, оставшиеся бутылки, и поставил метрах в семидесяти пустые гильзы. Стреляли они до самой темноты, а потом снова сидели за столом – пили виски  и  закусывали трезвящей  ум  строганиной  из  оленины.
 Когда Майкл с Алексеем собрались уезжать, Том забросил в багажник их машины олений окорок и большой целлофановый пакет с мороженой рыбой.  Импровизированная охота, на которую американец привез Алексея, была завершена.
Расставались совсем по-русски – долго и с объятиями. По дороге домой Майкл рассказал Кокорскому, что Том, как и он, воевал во Вьетнаме, только Майкл в морской пехоте,  а Том в пехоте.               
                *
Дома их ждал шикарный ужин с жареной индейкой, обложенной зеленью.
 Спал в эту ночь Алексей уже по нормальному -  раздетым.
 На следующее утро с постели его поднял Майкл и перед завтраком повел в бассейн.
За завтраком Кокорский уже не отказывался от виски, однако, подражая хозяину, запивал каждую порцию сырым яйцом.
После завтрака Майкл поехал в бильярдный клуб и прихватил с собой Алексея, где они провели целый день. Это был, пожалуй, самый пустой и скучный день, что провел Кокорский в гостях у американца. Майкл предложил Алексею сыграть и тот попробовал, но глаза видели одно, а руки делали совсем другое – шары шли совсем не туда, куда направлял их Кокорский, а то и совсем вылетали за бортик. Алексей бросил кий и, усевшись в баре за кружкой пива, уставился в телевизор, прикрепленный к стене.
После нескольких партий на интерес, игроки перешли к игре на деньги. Майкл играл хорошо и с азартом. Обедать они поехали в небольшой ресторанчик, расположенный рядом с портом, а после обеда вновь вернулись в клуб. И снова Алексей сидел в баре, подогревая себя небольшими порциями виски, и скучал, а Майкл то проигрывал партии, а то и выигрывал. Выиграв у своего противника 300 долларов под самый вечер, он оставил это занятие и присоединился к Кокорскому. Уже стемнело, когда они поехали домой. Майкл поворачивал на свою улицу, когда их остановили двое полицейских, он вылез из машины и что-то долго объяснял полицейским. Алексей опустил стекло и попытался вникнуть в суть разговора, но снова смог уловить только два понятных слова – «рашен фрэнд». Наконец,  один из полисменов, по-видимому старший, смачно сплюнул и, махнув рукой, пошел к своей машине, а они продолжили свой путь домой. За ужином Кокорский попросил хозяина отвезти его на завтра в Датч-Харбор и Майкл не стал отговаривать Алексея, а с готовностью закивал головой. Кокорский, обнадеженный обещанием Майкла, спал в ту ночь, как убитый.               
                13
                *
Утром стуком в дверь его разбудила служанка и сказала, что завтрак накрыт. На вопрос – Где хозяин? – Она ответила, что он уехал и Алексею пришлось завтракать в одиночестве. После завтрака он лег на диван и, поглазев немного на экран телевизора, где показывали музыкальные клипы, задремал.
Разбудил его веселый девичий смех. Алексей сел на диване и потряс головой, в доме стояла тишина. «Допил едрена вошь, уже всякая чертовщина мерещится. Загостился я здесь, пора на судно,  нужно Майклу напомнить». – Алексей потер лицо ладонями, встал и направился к бару, но до него не дошел. В гостиную быстро вошла высокая и  грациозная девушка, лет двадцати с огромной копной рыжих волос. Черты ее лица были не совсем правильными, но мордашка очень милой. Ее большие карие глаза смотрели на Алексея изучающее и с таким огромным удивлением – будто она увидела пещерного человека.
- Алекс, познакомься – это моя дочь Мэри, она приехала на несколько дней из Олимпии. – С гордостью за свою дочь сказал появившийся следом Майкл.
Негритянка быстро организовала ланч (второй завтрак), а Майкл к ланчу добавил бутылку виски и они с Алексеем быстро ее опустошили.
Мэри оказалась веселой, говорливой и любознательной особой. Еще за столом она начала донимать Кокорского вопросами, а после ланча, попросту, засыпала ими Алексея. Откуда он? На каком судне плавает и кем? Сколько ему лет? Женат ли он? Есть ли у него дети? Живы ли его родители? Где он учился? Какие фильмы смотрит? Как одеваются женщины в России? Алексей не успевал еще толком ответить, как она задавала новый вопрос. Потом она повела его в оранжерею и, останавливаясь у каждого растения, подолгу и с увлечением рассказывала о нем. Хотя английский язык, в отличие от французского, был совсем не поэтичным языком, однако слова, слетающие с губ девушки, были мелодичны и приятны для слуха. После оранжереи Мэри повела Кокорского в бассейн. Алексей с восхищением смотрел на ее стройное  тело, покрытое легким загаром и ей это, по-видимому, очень нравилось. Здесь она рассказала Алексею, что ее отец с матерью разошлись несколько лет назад и она живет с матерью в Олимпии (штат Вашингтон) , а учится в университете на юриста.
На обед их пригласила служанка. Майкл вновь выставил на стол бутылку виски, однако Мэри так на него посмотрела, что он тут же убрал ее в бар. После обеда Мэри включила музыкальный центр и поставила диск с записями Моцарта и Чайковского. Лицо Майкла поскучнело, судя по выражению его лица, классика ему не нравилась и он повел Алексея в гараж, где они подняли капот и багажник «Ягуара», делая вид, что возятся с машиной, а Майкл тем временем открыл бутылку виски и они по-русски, прикладываясь к горлышку, осушили ее, закусывая чипсами. Уговорив таким образом почти две бутылки, они, слегка покачиваясь,  вернулись в гостиную. Потом  смотрели какой-то американский фильм о Второй Мировой войне и до хрипоты спорили, кто же внес основной вклад в победу над немцами – русские или американцы. После военного фильма смотрели хоккей, а после хоккея Мэри вновь включила классику – теперь уже Шопена и Кокорский незаметно для себя задремал.
*
Проснулся он ночью  на застеленном диване,  рядом раздавалось легкое похрапывание.    Алексей, повернув голову, увидел, что напротив, на диване, спит Майкл. «Значит Майкл раздел меня.   Молодец ».- С благодарностью подумал  Кокорский и вылез из-под  одеяла; одел трико, тельник, сунул ноги в тапочки и, закурив, пошел искать туалет. Где находится туалет на втором этаже – Алексей знал, а вот первый этаж был для  него незнаком. Не обнаружив туалета, он решил выйти на улицу. Подойдя к входной двери, Алексей нерешительно остановился. От прикосновения к своему локтю его как будто током пронзило и он, чуть было не выронив дымящуюся сигарету,  резко обернулся.                               
                14            
За спиной у него стояла заспанная Мэри в короткой ночной рубашке. «Как спросить у нее, где туалет? А может она поймет, что такое гальюн? Да, нет вряд ли. Вот идиот, ведь по-английски – это клозет» - Неожиданно вспомнил он, и слегка запинаясь произнес это слово.  Мэри сразу же поняла о чем идет речь и, взяв Алексея за руку, повела в сторону гаража. Мягкий свет бра, висящих в коридоре, насквозь просвечивал ее рубашку и Алексей только сейчас понял, что кроме ночнушки на ней ничего нет. Ошалело любуясь ее прекрасной фигурой, он, разинув рот, следовал за ней. Как оказалось – дверь в туалет была  совсем  рядом с дверью, ведущей в гараж.

*
Утром, после завтрака, Мэри сама села за руль машины и повезла их с отцом в город.
Алексей, сидя рядом с  Майклом на заднем сиденье, тихонечко поблагодарил его за то, что он раздел его вечером, на что американец лишь округлил от удивления глаза - оказалось, что раздела  Кокорского  Мэри.  Алексей был просто оглушен этим известием  и от стыда , охватившего все его нутро  , он покраснел как  вареный  рак .
Сначала они заехали в какой-то парк, потом долго бродили по картинной галерее. Обедали в том же ресторанчике, что и два дня назад; после обеда любовались экзотическими рыбами в огромных аквариумах, а вечером Мэри привезла их в двухэтажное здание, где была выставка, посвященная землетрясению, разрушившему Анкоридж в 1964 году. Алексею уже не хотелось покидать своих гостеприимных хозяев, а в особенности расставаться с Мэри. Однако, прошел уже четвертый день его пребывания на берегу и пора было возвращаться на свое судно. За ужином Кокорский напомнил об этом Майклу и после ужина тот сел к телефону, а через полчаса сообщил Алексею, что завтра утром они вылетят в Датч-Харбор на военно-транспортном самолете. В тот вечер Майкл ушел спать раньше обычного, а Алексей с Мэри сидели почти до полуночи – слушали Листа и болтали обо всем на свете.
*
Спал Кокорский в своей комнате, на втором этаже, а проснувшись утром, не на шутку встревожился – за окном крупными хлопьями валил снег и начинался ветер. Алексей с трудом дождался завтрака и заставил Майкла звонить в аэропорт. Как и предполагал Кокорский – аэропорт Анкориджа был закрыт, и Майклу пришлось почти целый час сидеть у телефона, обзванивая друзей и знакомых. Наконец он бросил трубку и, обернувшись к Алексею, радостно сообщил :
– Через два часа идем на Уналашку на таможенном катере.
 Теперь Мэри уже не возмущалась, что отец с Алексеем вновь принялись за виски.


*
Дочь Майкла сама  привезла их в порт, на прощание черкнула в записной книжке Кокорского свой телефон в Олимпии и потом долго стояла на причале, наблюдая с грустью, как скоростной японский катер, увеличивая ход и уменьшаясь в размерах, идет по заливу Кука в открытое море. Катер шел со скоростью 35 узлов (67 км/час) и через шестнадцать часов уже подходил к Датч-Харбору. В порту Майкл сбегал в гостиницу и привел на катер остальных русских моряков, которые несказанно обрадовались появлению Алексея и засыпали его вопросами. Кокорскому пришлось соврать, что  гостил у  Майкла на окраине Датч-Харбора.
Было уже пять часов утра, когда русские рыбаки ступили на борт своего траулера. Краб с суда был выгружен, и задерживаться у Датч-Харбора было незачем – нужно было спешить к западной Камчатке, где полным ходом разворачивалась минтаевая путина .