Архив Туда-Сюда

Александр Титов

«Архив Туда-Сюда»




Пепел: Они поумнее тебя будут… хоть и пьяницы!
Бубнов: А кто пьян да умен, два угодья в нем.
   М.Горький
Пьеса «На дне»

Sill; ei meit; silloin kiellot haitaa
Kun my; tansimme laiasta laitaan 

Финская полька





1 "Опять под окнами твоими я который день подряд…"

Музыка: Jefferson Airplane. She has funny cars

 За окном уже стемнело, и я был этому сильно рад, потому что жуткая июньская жара успела порядком надоесть. А сейчас солнце скрылось, повеяло прохладой, дети во дворе наигрались и разошлись по домам, у буйных пьяниц, видимо, наконец-то наступил день отдыха от разгульной жизни… Составилась просто среда для медитации. Если б еще не назойливый липнущий к потному телу и норовящий попасть в дыхательные пути тополиный пух, которого в Пензе в это время года всегда чрезмерно много, в душе царили бы вообще полная гармония и взаимопонимание. Хотелось взглянуть на закат, но из-за арбековских девятиэтажных домов горизонта разглядеть не удавалось – для этого следовало куда-то выбраться, а я сейчас был тяжел на подъем. Спасибо, что хотя бы до Арбеково доехал. Умница я в некотором смысле. Редко я так себя могу похвалить.
В форточку залетела маленькая бабочка, сделала пару кругов возле абажура и снова скрылась в темноте. Что ж ты улетела, как и все предыдущие? Присела бы, что ли, на плечо, рассказала о чем-нибудь…наболевшем. Или ты считаешь себя вполне здоровой? Нет. Не может этого быть, дорогая. Ничего не болит только у покойника, а ты судя по энергичным взмахам крылышек еще жива и надеешься на лучшее. Надейся, дорогая, надейся. Мало ли, правда придет к тебе это лучшее. Во всяком случае, мне бы этого хотелось. Несмотря на то, что за всю свою жизнь я видел тебя всего лишь в течение минуты. Ведь, если знаешь кого-либо непродолжительное время, это не значит, что он не достоин лучшего.
- О чем задумался? Соль передай, пожалуйста, - Гриша протянул руку и вывел меня из состояния легкого транса.
- Ты что солить, интересно, собрался? – уточнил я, малость придя в себя, - майонез?
- Нет, у нас же хлебные корки еще остались. Ими закусить вполне можно.
- Кто ж у нас так быстро жрет?! Еда кончается быстрее выпивки! Держи, - я передал ему банку из-под кофе, в которой Гриша всегда держал крупную соль. Что до мелкой, то ее в нашем городе не водилось давно. Видимо, торговые организации решили, что Пензенская область в ней не нуждалась, а если и нуждалась, то смогла бы без нее обойтись.
 Приняв баночку, Гриша взял со стола огромный кухонный нож, срезал у пластиковой пробки язычок и с помощью коренных зубов открыл наши любимые ставропольские «Три семерки». Жидкость полилась по стаканам.
- Как говорится, мы успели выпить на коня, выпить на стремя, выпить на дорожку, выпили на посошок, - улыбаясь, сказал мой друг, после чего побросал соль на хлебные корки и добавил, - а теперь поехали!
- Поехали! – поддержал я и одним глотком опустошил половину своего стакана.
 В горле появилось терпкое ощущение.
Мы сидели на этой кухне уже третий день (вернее, ночь) подряд и выходили из дома исключительно до магазина со сказочным названием «Теремок», что находился в пятнадцати минутах ходьбы от места нашей дислокации. Это был наш источник снабжения продовольствием. Как и в первую мировую войну, в паек включались сигареты.
 Квартиру, в которой мы находились, Гриша снимал вместе со своей супругой Ларисой, и несмотря на то, что данная однокомнатка изначально не слишком располагала к жизни в ней, они сумели создать там такие уют и комфорт, какие равнодушным не оставляли ни одного гостя, попадавшего в это особое пространство. Правда, с тех пор, как под ними, на восьмом этаже, расположился сосед-боксер с очень чутким музыкальным слухом, гостей в их доме стало на порядок меньше, и даже, когда после одиннадцати вечера, я оказывался единственным гостем, мы были вынуждены общаться в полголоса и «летать» над полом в мягких тапочках. Не то, чтобы мы, смелые люди, боялись какого-то там соседа-боксеришку... Так... Просто, знаете ли, на всякий случай... Из уважения к человеку... И любви к себе, соответственно.
 Кухня была довольно небольшая. На стене у входа висел ряд шкафчиков с посудой, специями и прочим. О наличии этих шкафчиков я (и не только я) часто забывал и, резко запрокидывая голову назад, сильно о них ударялся. «Опять кто-то просветление словил!» - любил весело комментировать в момент удара Гриша.
 Сразу напротив входа, в уголке, стоял маленький холодильник, на котором сейчас находились картонные ящики, доверху забитые психологической литературой. Вернее, литературой по психологии. Психология являлась для Гриши не только работой, но и жизнью. Практически на каждой дружеской встрече он в определенный момент превращался из тамады в психолога и начинал всем по очереди помогать, даже в тех случаях, когда тому сопротивлялись. Над холодильником был повешен красивый фартук с множеством карманов, где лежали разные полезные мелочи, у окна стоял стол, за каким в данный момент сидели мы, а за моей спиной – газовая плита с единственной из трех выжившей регулировочной ручкой.
Периодически в эти дни с нами минут на пять оказывалась моя сестренка Оксана, приходившая проведать меня, чтобы убедиться, что жив, поскольку любви к моему образу жизни она разделить не могла, как, впрочем, не могла мне его и запретить. Оксанчик всегда сияла абсолютно искренней или, может быть, огненной добротой. Во всех несчастьях, передрягах, стрессовых ситуациях она считала нужным бороться за мое хорошее настроение, и иногда действительно побеждала. Вероятно, без нее я бы и не дожил до сегодняшнего вечера. За это я здорово благодарен сестренке. Жаль только, что она с определенных пор стала признавать лишь одностороннюю помощь. А собеседнику, между прочим, приятно, когда его тоже слушают.
 Когда-то она сильно прислушивалась к тому, что говорил я, но, достигнув некоторой минуты, это солнышко опередило мир лет на сто и перестало считать полезными чьи-либо советы. Как и многих других, по принципу «состарился», она отправила меня в Архив собирать пыль. Да… «Самый быстрый самолет не поспеет за тобой, но, когда ты прилетишь, я махну тебе с земли».
 Я услышал, как скрипнула входная дверь, после чего в кухне появилась уже упомянутая гришина жена Лариса:
- Все сидим? – улыбнулась она и присела за стол.
 "Как все-таки замечательно, - подумал я, - что мы все сидим, а она, видя это, не взяла длинную швабру и не применила ее по отношению к нашим головам, а просто улыбнулась".
 Лариса зарабатывала на жизнь актерской деятельностью, но играла в театре, в основном, то лисенка, то второго поросенка. А мне очень хотелось бы увидеть ее в роли какой-нибудь Брунгильды-валькирии или в главной женской роли чеховского "Дяди Вани". Однако, для этого, вероятно, мне самому пришлось бы стать режиссером, а это вряд ли бы оказалось достойной меня должностью. Такое потянуть очень трудно. Я не в состоянии срежиссировать даже ближайшие пятнадцать  минут собственного поведения, а тут – полтора-два часа и такая куча людей, что немудрено среди них затеряться подобно иголке в стоге сена.
- У тебя когда следующий экзамен? – поинтересовалась у меня Лариса.
- Восемнадцатого, - ответил я.
- Что, завтра уже?
- А завтра восемнадцатое? – удивился я и вздрогнул.
- Ну, да…
- Правда?
- Точно, - подтвердил Гриша.
- Значит, завтра, - смирился я и хлебнул портвейна.
- Ты последний-то как сдал?
- На "отлично", разумеется.
- Вот удивительно! – восхитился Григорий, - ты на него посмотри! Волосатый, а учится на «отлично». Как это называется?
- Это называется, хорошая репутация, продержавшаяся аж до четвертого курса. Я же поступал в университет с обычной стрижкой. Это уже в конце третьего курса я отпустил волосы, как у Джима Моррисона. Да и какая, собственно, разница, у кого какие волосы. Преподавателям нужно понимание предмета, а не офицерский внешний вид. Я ведь такой прической не нарушаю чью-либо политическую гармонию.
- Давно, кстати, хотела спросить, - вставила Лариса, - а ты как в политике себя чувствуешь?
- Никак. Я не политик.
- Но ты размышляешь на эту тему?
- Ты «Скачки» читала? – Обратился Гриша к жене, - и ты считаешь, что человек, написавший такой роман, может быть вне политики?
- Напрасно ты так, - ответил я ему, - «Скачки» - это, конечно, хорошо, но сейчас, благодаря вашему вопросу, я понял, что на тему политики не задумывался уже слишком давно. И даже не знаю, почему. Для меня как-то смешались и социализм, и фашизм, и демократия... Мне кажется, я бы все равно при любом строе жил в постоянном преддепрессивном состоянии.
- А в Бога веришь? – продолжила «скандальное интервью» Лариса.
- Вот это ни хрена себе вопросики… - озадачился я.
- Если да, то в какого? – не отступала она.
- И правда, Ларис, как-то не так, - ответил за меня Гриша, - что значит, "в какого"? Христа тоже можно по-разному воспринимать. Можно как бога, а можно – как волшебника. Но определенно: был человек, который был казнен за то, что отстаивал свою идею.
- А Воскресение? Оно было?
- Запросто. Разные восточные монахи протыкают себе живот, вынимают меч – и остаются живы. Между прочим, остались свидетельства пребывания Христа на Востоке. Ему чуть ли не памятники там стоят. Это было еще до того, как ему исполнилось тридцать, и он пошел проповедовать.
- Ну, а что есть Бог?
- Разные есть предположения. Мне больше всего нравится индуистское определение, по которому мы: ты, я, Сашка, кошка наша Дашка, Оксанка, приходившая днем, наша кухня засратая – все это материальное воплощение Бога.
- То есть, если я правильно поняла, это не мы засрали кухню, это Бог?
- Нет! – нервно воскликнул Гриша, - Это мы засрали!..
- Ладно, я не совсем поняла, - Лариса закурила легкую "Яву". –  А зачем днем Оксанка приходила?
- Его проведать, - Гриша показал на меня взглядом. –  Беспокоится.
- Только время она несколько неудачное выбрала, - пояснил я, - Я спал как раз. А она пообщаться пыталась. Наклонилась и говорит: "Мне кажется, ты безнадежно болен…"
- А он ей спросонья грамотно ответил, - продолжил начатое мной Григорий, - "Не ломай до конца мою надежду. Я же не валяюсь в луже, как те два синяка: "Васян, ты меня уважаишшш?" "Витееек, я тобой гАржус!" Моя, говорит, болезнь особая. Это интеллектуальный алкоголизм"...
- Саш, а ты не боишься подняться на одну ступень вверх и стать такими, как они? – аккуратно спросила Лариса. – Скорее всего, все нынешнее синячьё начинало именно с интеллектуального алкоголизма.
- Ну, не знаю, - отвел взгляд на окно я.
 По-честному говоря, меня самого не сильно радовал запой последних дней, но ничего оригинальнее я себе предложить не мог. Застряв на одном месте, я уже начал подумывать хоть о какой-нибудь смене обстановки и потому был очень рад, что пару дней назад мне из Самары позвонило одно милое моим глазам личико по имени Элен. В тот момент мы как раз отоваривались с Гришей в «Теремке», и вдруг весь интимный процесс закупки прервался ее звонком.
- Как сессия сдается, родной? – нежно спросил ее голос.
- Нормальненько, - ответил я, - Как всегда.
- Ты молодец, грустно вздохнула Элен.
- Ты грустишь о чем-то?
- Есть немного.
- Из-за чего же?
- Знаешь, из-за всего. У тебя когда последний экзамен?
- Восемнадцатого…
- Приезжай ко мне сразу после него, - оживилась она, - Погостишь недельку, по городу погуляем, я тебе бункер Сталина покажу, который ты так давно хотел видеть, у нас погода хорошая, солнце светит... Приедешь?
- Вообще-то, я не против, - ответил я.
- Это прекрасно. Приезжай, приезжай скорее, ради бога. Иначе я скоро схожу за ножом и устрою здесь курбан-байрам. В смысле, всех баранов зарежу! Все надоели! Это уже нельзя терпеть…
- Элен, успокойся. Я приеду, как договорились. Можешь не сомневаться.
- Хорошо…- вздохнула она.
 Закончив с ней разговор, я присоединился к Грише, и мы продолжили начатое с прежним ощущением некоего таинства совершаемого нами, будто ничего только что не происходило.

- Ладно, - обратился я к Грише с Ларисой. –  Хорошо с вами, но надо и спать иногда. Завтра, как оказалось, на экзамен утром шлепать придется.
- А что сдаешь? – спросила Лариса.
- Экономику. Мишану... Зря, наверное, не готовился...
- Это все интеллектуальный алкоголизм, - с укором отозвалась она.
 Гриша долго загадочно вглядывался в полупустую бутылку портвейна и категорично заявил:
- Так! Все! Интеллектуальное пьянство – это... хорошо...
 
2 Мы съехали…

Музыка: Воскресение. Мчится поезд.

 Утром я проснулся, выпил два стакана воды, набранной из крана, и из Арбеково, где жили Гриша с Ларисой, отправился прямо в родной университет. Экзамен не обошелся без кинокомедии. Наш экономист Михаил Владимирович, ласково за глаза прозванный мной вначале дядей Мишей, а после по-хулигански – Мишаном, ожидал нас к восьми утра; мы же появились только в девять, как было указано в расписании. Накладка получилась из-за того, что расписания у нас с ним, как это часто бывает, оказались разные, и составляли их не иначе, как разные люди, которые никогда друг с другом не общались.
 Экзамен прошел для меня хорошо – на вопросы я ответил верно, и только в задаче немного ошибся, но этот маленький недочет Мишан по-доброму простил и выставил "отл". Я не возражал. Моим некоторым однокурсникам повезло меньше, и они, как рассказывали мне далеко после свершившегося, были вынуждены ходить сдавать этот предмет до самого окончания сессии. Оставив зачетную книжку в деканате на проверку, я помчался домой, а по дороге мысленно набросал список того, что нужно взять в поездку. Оказалось, не так много. Возле автобусной остановки «Универсам» мне пришлось заскочить в ларек. Я аккуратно стукнул в окошко, а когда оно открылось, просунул внутрь двести рублей.
- Вам чего? – спросила девушка-продавец.
- Карточку оплаты Мегафон-150 и три классических «Контекса».
- Вот как? – заулыбалась девушка.
- Да. Именно так, - ответил я, - Вы поняли совершенно правильно. Хочу позвонить папе и надуть сыну воздушный шарик.
 Хотелось, конечно, крикнуть, как в том анекдоте: «Да ****ься я иду, ебаться!», но у меня в этой жизни сложилось амплуа культурного молодого человека. Тем более что цели, преследуемой в анекдоте, передо мной вовсе не стояло. Это была уже личная предосторожность. Все-таки мало знакомый город ждал меня... Кто знал, чем он одарит такого путешественника? А, может, это была и не предосторожность, а действие в духе стихотворения Вишневского: "И тот, кто на ночь глядя бреется, на что-то все-таки…"
 Можно сказать, что съездить куда-то мне уже было пора, и я даже немножко чувствовал, какое место стоит посетить, чтобы удовлетворить свою потребность в созерцании. Все великие переезды в нашей стране происходили исключительно из Сталинграда в Волгоград, из Ленинграда в Санкт - Петербург, из Свердловска в Екатеринбург и из Куйбышева в Самару. По Санкт - Петербургу я нагулялся во время работы над «Скачками» (хотя, гулял, как осознал впоследствии, маловато, в результате чего произведение засверкало множеством географических ляпсусов типа упоминания станций метро, которых во время, указанное в романе, еще и в проекте не было. Вся надежда ныне возлагалась на толкового редактора, желательно, на петербуржца с хорошей памятью, который оказался бы способным исправить всю эту корзину неточностей. После того, как я сам заметил несколько штук, я решил, что если еще когда-нибудь возьмусь за написание романов или рассказов, действие которых будет происходить в не слишком хорошо исхоженном мной городе, то стану уделять как можно меньше внимания географическим деталям. Вам, читателям,  до них все равно, как правило, дела нет).
 Короче, Петербург отпал в силу неактуальности там моего появления. Мне же хотелось сделать из впечатлений о поездке какой-нибудь рассказ, а в случае Питера, это был бы самоповтор. У других, как известно, воровать куда прибыльнее, чем у себя. Далее я задумался над Екатеринбургом и Волгоградом, но до них подобному мне лентяю добираться далековато, да и не люблю я чувствовать себя чужим среди людей. Ну, а единственный оставшийся вариант… Этот старинный русский город близкий и, что примечательно, он не целиком населен незнакомыми мне людьми. Есть там пара милых существ, у которых можно попросить ночлега… Все, что я хотел сказать – приглашение Элен погостить у нее в течение недели явилось мне, как по японской системе «Канбан », точно в срок.
 Я раскопал свою старенькую невеликую дорожную наплечную сумку, над которой постоянно смеялись мои друзья, поскольку помещалось в нее очень мало. Однако неужели я был виноват в том, что все мои ценности как раз идеально помещались в этот объем, и складывать их в бо;льшую емкость являлось бы надругательством? Расстегнув верхнюю молнию, я увидел внутри сумки несколько пакетов, в одном из них лежала смятая фольга. Откуда? Ах, да… В нее Светлана Юрьевна, излучавшая тепло и материнскую заботу, завернула несколько бутербродов, когда третьего января сего года провожала меня в Пензу из уже упомянутой Самары. Да…однажды мне уже доводилось там бывать (я, наверное, еще не говорил?) Правда, эта смятая комом фольга в сумке – единственное хорошее, что осталось от той поездки. «Господи, - подумал я, - если она там лежит, это что, значит, я с тех пор больше никуда не ездил? Надо же, как давно я здесь сижу…»
 Хватило с меня зимы январской. Если и смотреть какой-то город, то летом, и только летом. Зимой видна одна картина: все умерли, заболели и попрятались по домам и дубленкам.
 Дождавшись вечера, я кинул в сумку домашние тапочки; давно припасенные в кладовке две кварты вермута, который с некоторого времени оказался записан в самые любимые напитки нашей литературной команды; тетради, черновики и, не сказав знакомым и друзьям ни слова о поездке, сбежал на вокзал. За четыреста с лишним рублей я приобрел билеты Туда и Сюда, воспользовавшись для этого плодом научно-технического прогресса – электронной очередью, которую не так давно ввели в наших кассах дальнего следования. Во всех цивилизованных странах эта система была введена уже черт-те когда, а до нас всегда доходило с опозданием на несколько лет. А наши жители еще и ходили недовольные. «Неудобно», - говорили. Что тут сказать? Любая наипростейшая система, созданная во имя облегчения человеческих страданий, при попадании в руки к людям типа жителей Пензы всегда быстро превращается в наисложнейшую и начинает себя изживать. Одним словом, дикари-с…
 Посадку объявили за полчаса до отправления. Оказавшись в своем любимом сидячем вагоне, я предусмотрительно перевел свои "золотые" на час вперед, чтобы утром приехать в пункт назначения настоящим самарцем. Проводницы оказались дамами в возрасте, а я-то, дурень, надеялся...
 За окном темнело. Через несколько пролетов от меня сидели юноша и девушка примерно моего возраста, которые быстро начали друг с другом знакомиться и находить общий язык. Они долго оглядывались и рассматривали публику, собравшуюся в вагоне, после чего девушка встала, подошла ко мне и весело сказала:
- Вот он, третий!
 Тут я на нее и обратил все внимание. Она была кареглазой брюнеткой с волосами, заплетенными в две косички, и перевязанной кистью правой руки.
- Это конкретное предложение? – уточнил я.
- Пойдем к нам, если хочешь. Втроем веселее ехать будет.
- Ну, давайте сходим, - согласился я, и мы присоединились к тому юноше. У него были голубые стеклянные глаза, немного оттопыренные уши и двухдневная щетина на щеках.
- Меня зовут Люсей, - представилась девушка.
- Саша, - назвал себя юноша характерным гнусавым голосом.
- Аналогично, - улыбнулся я.
 Люся села рядом с Сашей, я – напротив них. В ознакомительной беседе выяснилось, что Люся – студентка-историк из Педагогического Университета, а Саша учился в моем ВУЗе на факультете радиоэлектроники и сейчас закончил первый год аспирантуры. Короче, я среди нас троих оказался самым гопником.
 Поезд тронулся.
- Все. Съехали, - прокомментировал Саша, - Может быть, мы внедрим немного?
- Вот она, культура, - отреагировала Люся, - Интеллигентный человек не говорит: «Давайте уже водку жрать!»,а что-нибудь наподобие «Не желаете ли внедрить?»
- И при этом еще краснеет, - добавил я.
 Тем  временем Александр достал баклажку «Толстяка», и выяснилось, что наливать-то и не во что.
- Брезгливые есть? – спросил Саша, открыв бутылку и отпив из горлышка.
- Где твоя интеллигентность? – сделала замечание Люся, - Сначала предлагают даме.
- Все верно, - оправдал я тезку, - Где-то на Кавказе принято наливать себе первому, потому что на поверхности после открывания могут плавать кусочки пробки.
- Какой пробки? – рассмеялась Люся и приняла бутылку.
- Нет в тебе воображения. Ты сейчас пьешь пиво неважного качества и думаешь, что пьешь пиво. А могла бы представить себя на Кавказе с дорогим вином среди горячих мужчин-южан.
- Зачем мне представлять? Я и с вами себя хорошо чувствую. Я вообще люблю хорошо посидеть в компании, когда в дороге. Можно узнать много интересного.
- Честно говоря, я напротив – люблю ехать в тишине и спокойствии. И знакомиться с попутчиками – это вообще для меня редкость. Помнится, хорошая дорожная посиделка у меня вышла, когда я добирался до Мурманска на вторых летних каникулах.
- А зачем тебе было ехать в Мурманск? – спросил Саша.
- А я родился там. К родителям ехал. Я тогда заехал на пару дней в Петербург, а в северный город-герой вынужден был уезжать с, построенного в виде наказания, Ладожского вокзала.
- Почему в виде наказания?
- А в месте его очень удачном построили. Хрен доберешься, называется. Привыкшим отправляться с Московского это событие радости не доставило. Близ живущим во время строительства тоже не было весело. Я помню на одном из домов транспарант с надписью "Вокзал скорее надо сдать, как людям рядом жить – плевать!" И, что интересно, вокзал длинный получился. Принцип посадки на поезд такой: вышел из метро, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, остановился. Посмотрел, на каком пути твой поезд тебя ждет, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, спустился на платформу. Идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь, идешь… … …А вот он уже и Мурманск!
 Но, надо сказать, что на вокзале этом туалетов много. Много. Очень много.
- Понятно, - поулыбалась Люся, - весь вокзал – один большой сортир.
- Ну, это ты напрасно так, - возразил я, - Вокзал красивый, вид у него чрезвычайно современный, но для использования он жутко неудобный.
 И вот, прибыл я на этот вокзал и вдруг заметил своего старого школьного друга в курсантской форме. Он тоже ехал в Мурманск на каникулы. Порадовались мы такой чудной встрече, он сразу перед посадкой сказал, чтоб я приходил к нему в 9-й плацкартный вагон, что я и сделал спустя час после отправления поезда. Сам я ехал в двадцать четвертом… Оказалось, что расстояние в пятнадцать вагонов запросто преодолевается за пятнадцать минут. Петр Андреевич сидел там со своим другом, тоже курсантом, Вовой, которого называл Алексом. Этот Вова был из Североморска, кажется. Для начала мы врезали по банке «Балтики-3» за встречу и знакомство, потом на станции Волховстрой Вова быстренько (стоянка длилась всего пять минут) сбегал за тремя баклажками «Степана Разина».
- Что это еще за «Степан Разин»? – заинтересовался Саша, открывая следующую бутыль «Толстяка».
- Человек, поднявший крестьянский бунт, - пошутила Люся.
- Для истории-то, конечно, да, - рассмеялся я, - но, в нашем случае, это было питерское пиво с ближним экспортом. В нашем Поволжье о нем и ухом не ведут. А зря. В общем, посидели мы немного, поделились разными впечатлениями. Все-таки не виделись довольно давно… Я рассказал ребятам, как перед выездом на родину бросил пить алкоголь, а особенно водку. Они этому долго удивлялись, а потом мы доехали до сменнолокомотивной станции Лодейное поле. Тут, понятно, стоянка 15 минут, если не 20. времени – вагон. Мы втроем выбежали на улицу. Погодка была пасмурная. К нам сразу бросились бабушки, предлагающие нехитрую снедь и…пиво. Петр Андреевич тут же, не отвлекаясь, спросил, где достать покрепче. Одна из продавщиц отозвалась и велела подождать чуток. Пока ждали, обзавелись четырьмя солеными огурцами по пять рублей штука. Тут и водочку подвезли. Расплатились мы, забрали все и вернулись в поезд. Так как вагон был плацкартным, водку пьянствовать оказалось невозможным. Милиция ходит, проводницы не слишком добрые, да и пассажиры спать хотят. Тоже люди.
- Ну, да, - улыбнулся Саша и открыл третьего «Толстяка».
- Перешли в тамбур, открыли, разлили, и – в путь! До сих пор не в состоянии вспомнить название той проклятой водки, но одно было ясно точно – поддельная. Все время просилась наружу. Спасибо огурцам и сырокопченой колбасе, которую предусмотрительно захватил Петя, за то, что они хоть ненамного смягчили этот ужаснейший вкус.
 Около двух часов ночи некоторые соседи выходили в тамбур курить, а мы все еще продолжали. Их удивление не было скрыто. Просто они не понимали всей мистики ситуации. Думали, мы всего лишь молодые алкаши. Вполне возможно, вид такой у нас и был. Мы же даже песни начали петь. Притом не всякие получались: ритмический рисунок-то был один – стук колес, но репертуар все равно вышел разнообразным. Где-то в три ночи захотелось спать, и я пошел к себе через 15 вагонов, боясь, что вагон-ресторан закрыт, и я могу просто не попасть в свой 21-й. Однако все закончилось успешно. Впрочем, даже если бы к себе я не попал, ничего страшного бы не случилось - Петр сказал, что я могу переночевать на одной полке вместе с ним. Он, кажется, на верхней ехал...

 (Я вдруг почувствовал, что «Толстяк» начал меня пьянить.)

- Наутро (то есть, около трех часов дня), - продолжил я свой рассказ уже медленнее, - я вернулся к ребятам со скромной закуской в виде помидоров, яиц и прочих дорожных деликатесов. Выяснилось, что из продовольствия у нас осталось только полбаклажки "Степана Разина", которые какой-то пьяный мудила забыл ночью закрыть, так что содержимое перестало быть пивом, и начатая пачка сигарет. Чтобы унять свое недовольство (прибытие в Мурманск в 22:30, а нам заняться нечем), мы стали неспеша надкусывать запасы еды и травить анекдоты. К 17:00 не помню кто, но кто-то не выдержал и взял-таки смелость попробовать жидкость из той бутылки. А не такая оказалась и гадость с голодухи-то…
 В течение часа мы пили ее по глоточку, а, когда насытились, и пива осталось только на донышке, Петя пренебрежительно взял эту бутылку за горлышко и сказал: "Ну, что, еще кто-нибудь хочет этой мочи?.."
- То есть, пока вы целый час это пили, оно ему мочой не казалось? – засмеялась Люся.
- Вот-вот. Я о том же.
Люся перевязанной рукой избавилась от контактных линз и надела очки, сказав при этом:
- Не надо на меня сейчас пристально смотреть. Я очки только дома ношу. Стесняюсь.
 Услышав это, я достал из кармана блокнот и записал сказанное.
- Что ты там пишешь? – спросил Саша.
- Интересные фразы. Могут пригодиться в художественных произведениях, - ответил я.
-Ясно, - сказала Люся, - потом издашь по своему блокноту книжку и разбогатеешь. Ты уж тогда нас там упомяни каким-нибудь образом.
- Это я могу, - похихикал я, - только не надейтесь, что вам это понравится, и написано оно будет точно, как в историческом романе. Я как раз недавно произведение одно задумал и сразу решил, как начать повествование. Напишу: "Это правдивая история. Все, о чем пойдет речь, действительно происходило. Порой даже в конкретно указанных местах, хотя многие лица и события, конечно же, были вымышлены, иначе хреновым бы я был писателем".
 Посмотрев за окно, я достал из сумки бутылку вермута и с хрустом повернул левой рукой пробку против часовой стрелки.
- Вот, что теперь пьют писатели, - задумчиво произнес Саша.
- Не все, - отреагировал я и передал открытую емкость Люсе, после чего снова взглянул в темноту за окном.
- Ты сейчас туда посмотрел, - сказал Александр, - я сразу Гришковца вспомнил. Про деревья, которые мелькают туда-сюда, туда-сюда, и ты, глядя на них, задумаешься и скажешь: «Какая красота!»
- Хочу побывать в Петербурге, - заключила, отведав вермута, Люся.
- Зачем? – спросил я и взял у нее бутылку.
- Не была никогда, а говорят, красивый город.
- Не врут. Так и есть. Главное, способен удивить, - я сделал большой глоток, - Правда, меня не особо удивляет, потому что я там с детства регулярно бываю и ничего особенного в нем сейчас не вижу. А вот те, кто никогда не был, испытывают чувство, близкое к оргазму. Все зависит от того, сколько человеку показывать в детстве. Мой друг Гриша говорил, что гусары раньше заводились при виде женской лодыжки. А что сейчас? Всем все рассказано и показано. Жить неинтересно.
 Скоро уже должен был начаться рассвет, как вдруг я почувствовал, что вермут меня догнал и больно стукнул по затылку. Перед глазами поплыли странные геометрические фигуры, в желудке стало несколько неуютно, и я крикнул:
- «Остановите самолет, я слезу!»
- Ну, все! – послышалось за спиной, и чьи-то руки, схватив меня за плечи, поволокли мое малоподвижное тело в тамбур.
- Что вы делаете?! – удивился Саша и побежал меня выручать.
 Проводница, что вытащила меня из салона, открыла дверь вагона, после чего принялась выталкивать вашего любимого пассажира наружу.
- Да вы что, с ума сошли?! – взмолился я, - Меня нельзя просто на рельсы толкать! Я должен доехать до конца!
- Давай, давай, пошел отсюда, сволочь. Никого уже не уважаете. Спиртное хлестать взялись. А проводникам предложить?! Еще, козел, и закричал на весь вагон, перебудил людей… - она увеличила силу давления, но я уперся обеими ногами в стенки тамбура. Проводницу сзади обхватил Саша и постарался вытянуть ее на себя, что никак не вышло. Внизу с огромной скоростью бежали шпалы.
- Солнышко, - постарался я быть ласковым, перекрикивая стук колес, - не стоит оно того. Честно… Да, выпил я сейчас хорошенько, но не просто же так, в самом деле! Повод был!
 Я сегодня, вернее уже вчера, экзамен последний сдал. Экономику и организацию производства. Мишану сдавал, между прочим. Думаете, ему легко сдавать? Ему двадцать девять, а он уже доцент. Недавно книжку написал про экономику в 20-е годы…
- Отлично. Через десять километров как раз Тольятти будет. Пешком дойдешь туда за два часа, сходишь на экскурсию на ВАЗ. Понаблюдаешь, как у них там производство организовано.
 Судя по напору, моя сдача экзаменов ее мало волновала. Я принял решение дернуть за последний живой нерв:
- Мадам, меня же на вокзал Элен придет встречать! С ней случится инфаркт, если не появлюсь из вагона. Коли вам не жаль меня, подумайте о ней!
- Она тебя там ждет? – внезапно перестала выталкивать меня проводница.
- Ждет! – обрадовался я результату.
- Красивая девушка-то? – уже по-дружески поинтересовалась проводница.
- Очень, - ответил я не задумываясь.
 Не возникло почему-то сейчас желания объяснять, что никакой любовной романтики в этой ситуации не присутствует. Главное, стало понятно – до пункта назначения с поезда мою пьяную голову теперь никто снимать не собирается, и ко мне вернулось относительное спокойствие.
- Как самочувствие? – спросил Александр, вставив мне в рот сигарету, и я мгновенно очнулся от сна. Прижавшись щекой к окну, напротив меня дремала Люся. Под ногами у нее валялись три пластиковые бутылки из-под "Толстяка" и одна стеклянная – из-под вермута.
- Лихорадит, - еле смог вымолвить я, - Пойду умоюсь и зубы почищу. Скоро прибытие…
 
3 Элен в джинсовом сарафане

Музыка: Paul McCartney & the Wings. Band on the Run

 Поезд прибыл без опоздания. С легким волнением я глянул в окно, но платформа, которую я надеялся увидеть, оказалась с другой стороны поезда.
- Вот и добрались, - подытожил Саша, - приятная выдалась поездка.
- Да уж, - кивнул я, - в духе приключенческого фильма. Долго буду помнить.
- Всего хорошего, мальчики, - пожелала нам Люся и побежала к выходу.
- Какие же мы мальчики? – сказал ей вслед Саша, - Мы мужчины!
 Я спустился на перрон и не успел толком почувствовать свежесть этого утра, как ко мне моментально со своими фирменными объятиями и поцелуями бросилась так долго ждавшая меня Элен:
- Сашка! Приехал! Как хорошо!
- Да…Хорошо…- скромно ответил я, - Я и сам думаю: то, что я приехал, это гораздо лучше, чем, если бы не приехал…
 В ответ раздался громкий смех, после чего Элен внимательно посмотрела в мои глаза и сказала:
- Родной… Ну, и несет от тебя! Ты что, целую санчасть на спирт нагрел и по дороге весь выпил?
- Леночка, - это запах слез…
- Несчастный ты мой, - она подпрыгнула и чмокнула меня в лоб.
 Мы прошли через тоннель и направились к остановке общественного транспорта. Я посмотрел на вытянутый к небу, блестящий стенами из итальянского стекла, напоминающий усеченную пирамиду с низким цилиндром вверху, увенчанным полусферическим куполом со шпилем, красавец-вокзал, который признан самым высоким в Европе, и обнаружил, что его круглые часы показывают московское время. «Это ж надо! – возмутился я про себя. – Я, значит, старался, готовился, еще в Пензе перевел собственные часы, чтобы соответствовать здешнему уставу, а они тут взялись московское время показывать!» Еще, когда я был здесь зимой, я заметил: на них что-то не так, но быстро решил для себя, что эти часы всего лишь стоят. Такое ведь бывает. А они, оказывается, не стояли, а просто нагло врали. Старались быть похожими на столичные.
- Как добрался? – спросила Элен, как только мы сели в маршрутное такси.
- Прекрасно. Только сразу культурной программой мы с тобой, боюсь, заняться не сможем.
- Это кто же нам помешает?
- Не спал я почти ночью.
- Что, опять?! Как зимой?..
- Нет, не как зимой…Соседи хорошие попались. Долго общался с ними.
- А я уж думала, опять какой-нибудь пенсионер всю поездку рассказывал, как он разводит пчел, кур, уточек и гусей, - улыбнулась Элен.
- Упаси боже. Ту ужасную ночь я вспоминать не решаюсь. Страшно. Когда утром заглянул в зеркало, подумал, что у меня рак. С тех пор ненавижу пчеловодство и готов отстреливать кур, уточек и гусей.
- Ух, какие мы жестокие! - она достала мобильный и начала набирать кому-то сообщение.
 
 С этой строки я позволю себе рассказать о том, как, собственно, я узнал Элен. Год назад одна пензенская писательница устроила презентацию своей новой книги, выпущенной не абы кем, а известным московским издательством, да еще и в твердой обложке. Программа этой презентации, проходившей в библиотеке имени детства и юношества, располагавшейся на улице Толстовской, состояла из двух частей. Первая – встреча с автором, вторая – выступление некоторых музыкантов Пензы и Бессоновки. Зрителей набрался целый актовый зал, началась встреча. Я сидел в третьем ряду, но вовсе не для того, чтобы задавать какие-то вопросы, потому что, кроме банальных глупостей, спросить мне было не о чем. Нет во мне журналистского таланта. В принципе то, что меня интересовало, госпожа писательница рассказала сама. Именно из ее повествования мне стало известно, что книга написана  в стиле прикольного фэнтези, создана давненько, а в издательство попала через электронную почту. Там творение оценили, издали в мягком переплете, автора щедро вознаградили. Через какое-то время автор написала продолжение этого произведения, учтя предварительно пожелания издательства (кого убить, кого соединить в брачном союзе и т.д.), и отправила по уже знакомому адресу. На сей раз вышла книжка в твердом переплете, включавшая оба этих романа. Как-то во время одного из своих рейдов по книжным магазинам, я наткнулся на это самое издание. Цена его составляла 189 рублей. Я повертел книгу в руках, добавил еще 11 рублей и купил «Доктора Живаго». Наверняка, мне этот поступок откликнется. Кто-нибудь также отыщет в магазине какой-нибудь мой роман, повертит в руках, добавит рубль и приобретет «Вальпургиеву ночь»…
 Еще госпожа писательница рассказала нынешний закон книжного рынка: стихи писать бесполезно. На них не заработаешь. Издавать поэзию совершенно не модно. Тем не менее, она представила некоторые свои стихотворения, во время чтения которых на свободное рядом со мной место подсела симпатичная мадмуазель с серыми глазами, светло-русыми длинными волосами, аккуратными губками, остреньким носом, одетая в джинсовый сарафан с приколотыми к нему большими и маленькими значками с изображениями Курта Кобейна, Чижа, БГ и Пола МакКартни. В правое ухо были вставлены серьга и гвоздик с шляпкой в виде зеркала Венеры. Левого уха я не видел, но, конечно же, стало интересно, а нет ли в нем значка Марса?.. Похоже, что свой интерес я скрыл слишком неумело, потому, что она начала разговор первой:
- Вы писательницу эту знаете?
- Нет. Не знаю. Друг мой знает. Он меня сюда позвал. Сказал, полезно будет поприсутствовать.
- А вы случайно не писатель сам? – она наклонилась поближе.
- Случайно писатель, - гордо заявил я. - У нас даже есть маленькое литературное содружество. Типа, как было содружество ЁПС (Ерофеев, Пригов, Сорокин). Нас тоже трое. Пока.
- Вы из Пензы все?
- Почти.
- Что значит «почти»?
- Родился я в Мурманске, а здесь на постоянном местожительстве с 2002-го года.
- Совсем недавно, значит. А я, представьте себе, из Самары.
- Эх-ты, как у нас все запущено…И в честь чего же вы здесь оказались?
- Друг в гости позвал. Он здесь играть будет.
- Кто именно?
 Она назвала фамилию.
- Так я его знаю! – радостно сказал я.
 Тем временем встреча с автором подошла к концу, и сцену начали по очереди занимать музыканты. Все они выступали по одному, но на десерт обещали подать одну из весьма интересных пензенских групп. Мы с моей новой знакомой разболтались не на шутку, так, что люди перед нами начали оборачиваться и являть свой недобрый взгляд. Сколько себя помню, всегда тяжело сходился с людьми, но временами встречал таких, которые сразу воспринимались «своими», и все они остались для меня хорошими друзьями по сей день. Вот и сейчас я точно так же почувствовал «своей» эту даму из города беспокойных женщин.
- Вас как зовут? – я вдруг понял, что мы до сих пор друг другу не представились.
- Елена, - ответила она и тихо хохотнула.
- Ой! – мое тело вздрогнуло, - А что, если я тебя буду звать Элен? Разрешишь?
- Элен? – она задумалась, улыбнулась и заключила: - Красиво звучит. Разрешаю. А твое имя?
- Александр. Можешь использовать разные производные, только не произноси Сашок. Убью на месте.
- Ладно, не буду.
 Музыканты-одиночки «отстрелялись», и место для выступления заняла та самая одна из весьма интересных групп. Перед тем, как начать, они пообещали спеть четыре песни, поскольку время, отведенное на презентацию, почти истекло, и дирекция библиотеки велела сворачивать мероприятие. Когда обещанные четыре были исполнены, бас-гитарист сказал: «Ну, вот и все…» «Да нет, ты что? У нас же еще пять минут осталось! Давай еще одну дожмем!» - задорно предложил гитарист.
- Ну, на фиг! – последовал ответ.
- Давай! Как раз успеем!
- Ладно. Давай, - пришли участники к единому мнению и заиграли.

- Весело, - поделилась со мной Елена, - Я люблю, когда на сцене происходит подобный экспромт.
- Думаешь, экспромт? – скептически сказал я. – Наверняка они этот диалог предварительно продумали и даже отрепетировали с нужными интонациями.
 После презентации Элен предложила мне пойти вместе с ней к нашему общему знакомому, и я согласился. Помимо нас туда направились ребята, выступавшие последними и, естественно, хозяин дома.
 По приходу он с остальными гостями сразу же начал пьянку. Нам же с Элен употреблять ничего не захотелось, поскольку мы были и так слишком рады нашему знакомству, чтобы еще затуманивать его какой-то химией. Мы уединились на лоджии, и теперь я смог взглянуть на мочку ее левого уха. Ожидаемого знака Марса в ней не оказалось. Кроме того, мне стало заметно, что Элен довольно высока. Может, на пару сантиметров она была пониже меня, но не более. Хотя, по нынешним меркам, рост вполне обычный – не 180 все-таки. По манере ведения разговора нельзя было сказать, что она постоянно нервничала, однако, при этом  курила часто.
- Знаешь, а я была в твоем родном городе, - сообщила моя новая знакомая.
- Серьезно?! – я по-настоящему удивился, - Как же это?
- Мои родственники там жили. Я еще маленькой была, поэтому, кроме их квартиры, ничего не запомнила.
- Здорово… А я вот в Самаре не был ни разу.
- Это упущение. Ты вообще это зря. Приезжай обязательно. Там хорошо. Она же больше Пензы.
- Величина – это не показатель.
- А зачем ты из Мурманска уехал?
- Тогда настал такой момент, что город перестал мне подкидывать какие-либо идеи, и надо было куда-то перебираться.
- Значит, ты и в Пензе не навсегда?
- Пока не знаю. Пока меня все устраивает. Но, как говорилось в пьесе Лопе де Веги «Собака на сене», кто мало видел, много плачет… Я много где хотел бы побывать. Одна беда – приехать не к кому.
- Заметь, это потихоньку исправляется. В Самаре у тебя уже кто-то есть, - она погладила мое плечо и подожгла сигарету.
 На город медленно опустилась ночь.
- Хорошо. Я подумаю над тем, чтобы посетить это знаменательное место. Самара – это неплохо, но жил бы у меня кто знакомый в Париже…- я мечтательно загляделся на звезды.
- Да уж, - вздохнула Элен, - Франция, наверное, очень интересна.
- Я думаю, что сейчас трудно представить, что Париж чуть было не разрушили по приказу Гитлера в августе 44-го, когда союзники приближались к столице. Если бы не генерал Леклерк, мир бы навсегда потерял эту красоту. Мне хочется своими глазами взглянуть на химер, на коих постоянно бросал взор Жан-Поль Сартр, пройтись по rue de la Ferronerie, на которой произошла знаменитая трагедия…
- Это которая?
- Генрих IV остановился из-за двух повозок, преградивших путь, а этой остановкой воспользовался Равайяк, католик-фанатик. Нанес королю два смертельных удара кинжалом. Анри доставили в Лувр, там он сразу же скончался. Равайяка четвертовали на Place de Greve спустя несколько дней.
- Ты с таким вкусом говоришь о Париже, - похвалила меня Элен, - будто ты с ним уже и так знаком, а вам осталось только лишь встретиться друг с другом…
- По словам Миллера, в отличие от Нью-Йорка, внушающего, что ты здесь никто, в Париже гордые даже нищие.
- Я бы тоже хотела побывать там… мне мельница Мулен-Ружа нравится. И еще есть желание посетить Mus;e de la mode et du textile .
- Ясно. А я хочу в Mus;e du vin  и Mus;e de l’erotisme . – похвастался я в ответ знанием французского. – И на площадь Бастилии. На ней установлена июльская колонна, увенчанная гением свободы. 52 метра вроде бы. Кажется, на ней написано «Здесь танцуют».
 Обсуждая Париж, Самару и Пензу, мы так и не заснули, не в пример остальным гостям, занявшим собой весь пол главной комнаты. Около полудня наш друг-музыкант проснулся, сварил для нас с Элен кофе и вежливо попросил меня посадить ее в два часа дня на самарскую электричку. Я возражать не стал.
- А ты, Ленка, - сказал он ей, - телефонный номер сашкин запиши.
- Зачем? – кокетливо спросила Элен.
- Пригодится. Такая информация не лишняя. Я ж не размер презерватива записать предлагаю.
 Как и договорились, в два я ее проводил домой. Придя к себе, вместо того, чтобы лечь спать, я открыл атлас автодорог СССР, дабы отыскать в нем Самару и жутко удивился, когда ни города, ни области с таким названием не оказалось. Спустя пятнадцать минут до меня наконец-то дошло, что в атласе 78-го года никакой Самары и Самарской области быть вообще не может, ибо именовался город Куйбышевом… Да, бессонные ночи порой сказываются на интеллектуальных способностях… Следующая наша с Элен встреча произошла только в ноябре, через четыре месяца после знакомства. Тогда она прибыла на наш литературный вечер и хотела показать Пензу своей подруге, приехавшей с ней. С этой-то точки история и пошла по такой траектории, что и описывать не возьмусь.

 Потратив от вокзала до Кировского проспекта, на котором жила Элен, около сорока минут, мы направились к ее дому.
- Сашек, тебе, между прочим, повезло, - подметила она, - местные власти сильно ждали твоего приезда, и так обрадовались, что с шести утра отключили во всем нашем доме горячую воду.
- Наконец-то, - ответил я,- А то уже надоела, зараза…
- В общем, мыться в ведре, бриться – в стакане.
- Я готов. Лишь бы потом поспать часика четыре хотя бы.
- Я, когда вижу эти объявления об отключении, вспоминаю анекдот: «Дорогие жильцы, завтра в вашем доме будут отключены горячее и холодное водоснабжение, свет, газ, выбиты стекла, выломаны двери, а вас самих босиком поведут на расстрел!..»
 
4 Самара – Куйбышев

Музыка: П. И. Чайковский. Увертюра 1812 год

Шли первые месяцы после октябрьской революции. Страны Запада решили использовать в своих целях ослабление нового режима. Их вмешательство обуславливалось национализацией имущества иностранцев и отказом от выплаты огромных долгов царского времени и временного правительства, взятых на ведение войны. В январе 1918-го Румыния отторгла у Советской России Бессарабию, весной в Мурманске, Архангельске, Владивостоке, Баку и некоторых районах Туркестана появились воинские формирования Англии, Франции, США и Японии. Германия оккупировала Прибалтику, часть Белоруссии, Турция – часть северного Кавказа и Закавказья.
На тот момент на территории России располагались части чехословацкого корпуса, который был сформирован еще до революции из добровольно сдавшихся в плен славян австро-венгерской армии. Нынешняя численность корпуса составляла 60 тысяч человек. Его планировалось использовать против Германии на стороне Антанты. По договоренности с Францией для этого легионерам было позволено эшелонами отправиться через всю Россию во Владивосток, откуда предполагалось перебросить их на французскую территорию. Эшелоны растянулись от Ртищева до Владивостока. После ряда инцидентов с местными Советами, когда по приказу Троцкого была сделана попытка разоружения некоторых подразделений корпуса, чехословаки поставили в мае 1918-го под свой контроль важнейшие пункты от Читы до Челябинска, а позже и до Самары. Одновременно вспыхнули мятежи в Москве, Ярославле и Поволжье.
18-го июня того же года будущий маршал советского союза Михаил Николаевич Тухачевский был вызван лично к Ленину, где получил задание организовать регулярную красную армию, для чего был отправлен на Восточный фронт, находившийся тогда под командованием бывшего полковника, левого эсера Муравьева.
 25-го июня Тухачевский добрался до Казани, где познакомился с Муравьевым. Реввоенсовет назначил Михаила Николаевича командующим Первой Армией, которая формально считалась организованной десять дней назад, однако, ни армии, ни штаба еще не было. В ней числилось шесть полков, семь отрядов, две батареи и один бронепоезд. Каждый из отрядов действовал самостоятельно, и привыкли они вести только эшелонную войну: наступали по железной дороге, чтобы при необходимости сесть в вагоны и удрать назад. На станции Инза перед Тухачевским предстала та же картина: кругом вагоны. В Симбирске Михаил Николаевич поделился с комиссаром, бывшим рижским рабочим, Оскаром Юрьевичем Калнинем мыслью о призыве бывших офицеров царской армии с целью обеспечения новому формированию грамотного командующего состава.
- Попробоват можно, - ответил комиссар.
 Однако, Клим Иванов, командующий Симбирской группой войск, оказался категорически против. Несмотря на предсказания эсеров о провале мобилизации офицеров, план удалось реализовать.
 В начале июля многочисленные разрозненные отряды удалось свести в три стрелковые дивизии – Симбирскую, Инзенскую и Пензенскую. План Муравьева насчет предстоящей Самарской операции представлял следущее: окружить Самару кольцом в 300 верст, Всю армию (8 тысяч штыков и сабель) поделить на семь малочисленных колонн. Шесть производят демонстрацию, седьмая – наносит главный удар в сторону Мелекесс – Мусорка – Ставрополь – Самара. Тухачевский расценил этот план как абсолютно неграмотный. Кроме этого, Муравьев собирался приехать в Симбирск  и командовать наступлением лично, что Тухачевскому также не пришлось по душе.
Десятого июля Муравьев вызвал Тухачевского к себе на яхту «Межень» и рассказал о своем плане заключения мира с чехословаками и совместном наступлении на Германию. Михаилу Николаевичу было предложено присоединиться. На отказ Тухачевский был схвачен и далее должен был быть расстрелян, но симбирские большевики покончили с муравьевским мятежом и с самим Муравьвым в одну ночь.
 После этих событий доверие красноармейской массы к офицерскому составу было подорвано. Каждый из военных специалистов представлялся предателем. Дисциплина резко упала, части начали митинговать. Войска стали легко поддаваться панике. Красные оставили Бугульму, а одиннадцатого июля Сызрань и Бугуруслан снова заняли чехословаки. Отношения в армии дошли до абсурда – Калнинь, осторожно размышляя над тем, почему Муравьев сразу не расстрелял командарма, а отложил это мероприятие, уже готов был арестовать Тухачевского. Исправить сложившуюся ситуацию могла только хорошая разъяснительная работа. Для этого 13 июля на должность комиссара армии реввоенсоветом был назначен руководитель самарских большевиков с хорошим дореволюционным стажем Валериан Владимирович Куйбышев.

Куйбышев родился в 1888 году в Омске в семье офицера. Детство провел в Кокчетаве, а в 1898-м поступил в Омский кадетский корпус, где с 6-го класса занялся революционной деятельностью. В  последние годы обучения, уже вступивший в РСДРП, зарекомендовал себя как неблагонадежный, и лишь старания отца спасли его от отчисления. По окончании корпуса 17-тилетний Валериан поступил в Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию, но больше на тот момент высокого сероглазого юношу волновала не военная медицина, а распространение нелегальной литературы и транспортировка оружия, поставляемого из Финляндии, из-за чего посещать занятия он не посчитал нужным. Несмотря на указанную деятельность, в Петербурге его ни разу не подвергли аресту, хотя однажды это чуть не произошло по вине его явно страдающей паранойей, как и было положено всем женщинам-революционеркам, сообщницы Агаты Яковлевой, уверившейся в том, что в комнате Куйбышева произведен обыск, а сам он задержан властями – от испуга она принялась его разыскивать по тюрьмам и чуть было не обратилась в жандармерию. Ясно, что после такого обращения, обыск непременно бы произвели. К своему счастью молодой революционер навестил Агату раньше, чем она осуществила намеченное.
В марте 1906-го Валериану аукнулось систематическое непосещение занятий, и его отчислили из академии. Как писали в его официальных биографиях, за революционную деятельность. Вслед за этим событием Валериан перебрался к себе на родину, в Омск, где в ноябре его арестовали за участие в подпольной конференции комитета РСДРП и предали военно-окружному суду. Обвиняемые собирались на суде устроить "демонстративное поведение" – зайти в зал, распевая Марсельезу и совершить прочие глупости, но руководитель комитета Попов и присяжный поверенный Шанцер уговорили их этого не делать. Благодаря грамотному выступлению Шанцера и Попова, а также факту, что власти, накрывая собрание, из-за неправильного доноса полагали, будто обезвреживают террористов, а не любителей поговорить, каковыми являлись обвиняемые, суд оправдал всех. Впрочем, административной ссылки они все равно удостоились. Валериан отправился в Каинск, где тогда служил его отец. Сбежав оттуда, он занялся революционной деятельностью в Томске, Петропавловске и Барабинске.
В 1908-м Куйбышев с паспортом Андрея Соколова оказался в Петербурге. Встретив случайно своего старого знакомого с таким же паспортом и поняв, что скоро полиция обнаружит сложившееся недоразумение, он похлопотал, чтобы получить заграничный паспорт с целью выехать из страны, но, едва получив, отдал его одному революционеру, которому грозила смертная казнь, и тем спас беднягу. Самого Валериана через 2 недели арестовали и вновь сослали в Каинск. Там жандармы по доносу вскрыли посылку с нелегальной литературой, отправленной на его имя, произвели в доме обыск и наткнулись на переписку Валериана с социал-демократами различных городов, что привело к следующему аресту и доставке Куйбышева в Томск, где его за неимением веских улик, через пять месяцев освободили.
В 1909-м Куйбышев поступил на юридический факультет  Томского университета, в котором долго не задержался. Отчисленного, его арестовали и, продержав 5 месяцев под следствием, стали судить по обвинению в принадлежности к партии эсеров. Хоть он и был оправдан, дело закончилось ссылкой в Нарым, где он совместно с Яковом Свердловым затем организовал большевистскую организацию. В Нарыме он снова был арестован, пробыл под следствием в Томской тюрьме три месяца; его отпустили, как и прежде, за недостатком улик, и в 1912 он вернулся в Омск.
Как ни смешно, сразу по возвращению, Куйбышев снова оказался арестован. Причем за дела нарымской давности – майскую демонстрацию, на которую раньше внимания не обратили. Четыре месяца в томской тюрьме он содержался как уголовник, а после был выпущен под залог суда с обязательным проживанием в Каинске. К приказу властей Валериан отнесся халатно и уехал в Тамбов, откуда направился в столицу, затем в Вологду, Харьков и Барабинск. После пребывания в названных городах в 1914 году он снова очутился в Петербурге, опять был арестован и сослан в село Тутуры Верхоленского уезда Иркутской губернии. В ссылке познакомился с Прасковьей Стяжкиной, ставшей впоследствии его женой, купил документы на имя Иосифа Адамчика и собирался бежать в 1916-м в Петербург, но проездом остановился в Самаре, где его убедительно просил остаться товарищ Бубнов. Позднее туда приехала и Стяжкина.
Куйбышев принял участие в организованной Бубновым и Шверником знаменитой Поволжской конференции большевиков, за что был арестован еще один раз и направлен по этапу в Туруханский край, однако в пути конвой застало известие о февральской революции и амнистии всем политическим заключенным.
Не доехав до места наказания, Валериан вернулся в Самару, где незадолго до этого его супруга Стяжкина родила в тюрьме, отбывая наказание за участие в той же Поволжской конференции, сына, нареченного Владимиром. Третьего марта ее собирались освободить согласно амнистии, объявленной Керенским, и, открыв дверь камеры, в которой она помещалась, обнаружили ее в родильной горячке, а в ногах ее лежал и задыхался появившийся на свет младенец. Таким образом, - вспоминал Куйбышев, - революция спасла жизнь моим жене и сыну.
В Самаре Куйбышев прошел несколько руководящих должностей, а в октябре провозгласил с трибуны цирка-театра Олимп установление в городе советской власти. Как видно по ныне доступным документам, он был лишь исполнителем сей процедуры. В начале июня 1918 Валериана настиг позор – еще до занятия города чехословаками (пятого числа), едва почуяв опасность, он, будучи членом военного совета армии, со своими товарищами бежал из Самары в Симбирск, откуда связался с Москвой и потребовал прислать подкрепление. Шестого, решив позвонить в Самару оставшимся там большевикам, которых даже не удосужился предупредить об отъезде, он услышал из телефонной трубки не слишком дружелюбное заявление товарища Теплова:
- Воля, ты идиот проклятый! Самара все еще наша! Вас заклеймят как дезертиров, если не вернетесь!
Из-за названной угрозы седьмого он вернулся назад с московским подкреплением, но, оценив ситуацию на месте, снова эвакуировался в Симбирск вместе с москвичами. Восьмого чехи заняли Самару всего за несколько часов, и город превратился в столицу свободной от Советов России. Троцкий объявил Куйбышева изменником и обещал расстрелять, в чем даже получил поддержку Ленина, но расправы не произошло, так как значимость Валериана тогда была велика – он был занят формированием контрразведки. Кроме того, на руку его судьбе сыграл муравьевский мятеж, упомянутый выше излагаемой биографии. Дело в том, что Тухачевский был выдвиженцем Куйбышева – именно Валериан использовал свое влияние, чтобы сокурсник его брата Николая получил высокий пост: поручился за него сам и нашел людей, сделавших так же. Кто еще, как не главный поручитель, мог теперь оказать поддержку бывшему поручику в условиях недоверия воинских частей? Так Валериан стал комиссаром 1й армии.

Ничего не знавшие о самарском инциденте красноармейцы, приняли комиссара довольно неплохо – Куйбышев одним видом своим располагал к себе людей. Лишь за короткое пальто, в которое он был одет, Валериан умудрился вызвать пренебрежительное отношение со стороны отдельных личностей:
- Почему это комиссар в пальте, а не в шинели? Прячешься?
- Важно, чтобы у красноармейца была шинель, - отвечал Куйбышев.
- Так! Значит, шинель отдашь мне, красноармейцу? Я в шинели пойду кровь проливать, а ты в пальте в своем полезешь к бабе на печь?
- А ты на комиссара-то не больно выебывайся, -  остудил пыл вояки Валериан, - В первой атаке увидим, кто из нас где будет.
- Тише! – шипели на своего товарища сослуживцы, - это ж…Куйбышев!

 Восемнадцатого чехословаки взяли Мелекесс, а через четыре дня войска подполковника Каппеля вошли в Симбирск. Симбиркий губком и советские учреждения эвакуировались в Алатырь. Реальную силу составляли Пензенская группа в районе Кузнецка и Инзенская в районе станции Базарная. Сорок добровольцев-железнодорожников из Инзенского депо задумали соорудить бронеплощадку. Для этого взяли три четырехосные пульмановские платформы с высокими железными бортами, обложили их шпалами и мешками с песком, сделав среди них амбразуры. В строительстве помогали даже Тухачевский и Куйбышев.
- Ты, Николаевич, не гляди, что мне тридцатник, - говорил Валериан, таская мешки (командир был младше комиссара на пять лет), - я крепок как юнец. Когда два года назад работал на самарском трубочном, бывало, так усердствовал, что при затяжке гаек резьба срывалась.

Неизвестно почему, но Куйбышев очень любил вспоминать о своей работе на Самарском трубочном заводе, который также называл цитаделью революционного движения в Самаре. В своих мемуарах он позже напишет, что к концу работы на заводе вырабатывал норму большую, чем любой старый фрезеровщик, и что его товарищи обращались к нему с просьбой вырабатывать меньше, чтобы не снижался общий заработок рабочих. Между тем проработал он там менее двух месяцев, причем, судя по сохранившимся документам, вел себя не очень активно: за халатное отношение к труду уже через неделю после начала деятельности был уволен, затем восстановлен, после чего дважды был оштрафован: один раз –  за прогул смены, другой – за сорокаминутное опоздание. В принципе, украшение своей биографии Валериану было свойственно всегда. "Мне едва удалось уйти из Самары, меня пулеметами обстреливали, меня хотели схватить, рядом со мной рвались снаряды чехов...", - скажет однажды председатель Госплана Куйбышев, когда речь зайдет о событиях июня 1918-го года.

24-го июля отряд Толстова выгрузился на станции Чуфарово. Это был первый случай, когда красные оставили вагоны. На следующий день Толстов сообщил Тухачевскому, что к станции Майна движется громадный отряд. В Инзе начали лихорадочно готовиться к встрече, стараясь притянуть силы откуда угодно.
Через три дня Тухачевского и Куйбышева позвали к прямому поводу.
- Кто вызывает? Что передают? – скороговоркой произнес Куйбышев, оказавшись на телеграфе.
- Я командующий Сенгилеевским и Ставропольским отрядами, частью Симбирской группы войск Пугачевского, – прочел на бумажной ленте телеграфист. –  Желаю знать положение дел и местонахождение Пугачевского, ибо пятый день совершенно изолирован. Продвинулся сюда с боем.
- Ёб твою мать, откуда?! – не сдержался комиссар, - Я думал, Гая уничтожили каппелевцы.
- Спроси, с какой станции он говорит, - дал указание телеграфисту Тухачевский.
- Из села Анненково, близ станции Майна, -  доложил телеграфист.
- У аппарата Куйбышев, назовите фамилию вашего политического комиссара с помощью шифра, присланного вам начальником штаба Пугачевского, - продиктовал Валериан.
- Какой шифр? Товарищ Куйбышев, это я, Гай. Говори, не бойся, - доложил телеграфист.
- Может, это провокация? – шепотом спросил Валериан у командарма.
- Возможно, - ответил Тухачевский, - пусть как-нибудь докажет, что это в самом деле он.
- Да. Точно, - согласился комиссар и обратился к телеграфисту. - Отстукай: «Помнит ли товарищ Гай, как он был водолазом?»
- Товарищ Гай смеется, - прочел телеграфист, - Отвечает на вопрос: «Помню, помню! Это, когда я нырял за рулем. Не беспокойся, Валериан Владимирович. Действительно, это я сам своей персоной.
- Говорит Тухачевский. О Пугачевском нам ничего не известно. Скажите, удерживают ли чехословаки Симбирск и сколько у вас штыков и орудий сейчас, - продиктовал Михаил Николаевич.
- С кем я говорю? С Куйбышевым или Тухачевским? – последовал вопрос.
- Сейчас говорит Тухачевский. Куйбышев находится тут же.
- Симбирск удерживается чехами, - продолжал читать телеграфист. – Наши силы: полторы тысячи штыков, двенадцать орудий, около ста пулеметов. С собой я везу раненых. Хотелось бы узнать ваше мнение.
- Двух мнений тут быть не может. Немедленно вышлите на станцию Вешкайма надежных людей для связи и ждите дополнительных приказаний. Обнимаю вас как героя. Привет всем вашим товарищам.

-Какие будут идеи? – спросил Куйбышев у Тухачевского после окончания сеанса связи.
- Едем в Майну, – спокойно кивнул тот, и они направились к бронепоезду.
- Вы, Михаил Николаевич, еще не знаете Гая? – поинтересовался Валериан уже в пути.
- Не приходилось встречать. Только слышал о нем, - ответил командарм.
- Интересный человек. Ему тоже тридцать. Уже 15 лет в партии. Разумеется, сидел. Его фамилия Бжишкян. Гая Дмитриевич. Но все зовут его Гай. Так удобнее. Гай сам не любит, когда его называют по фамилии. Русскому, смеется он, легче выговорить Бежешкян, а Бежешкян по-армянски – серый осел. За храбрость получил три «Георгия» и был произведен в офицеры.
- А что это за ерунда с водолазом?
- Ах, водолаз… - усмехнулся Куйбышев, - Сейчас расскажу. Когда чехи заняли Самару, Волга оказалась поделенной надвое. Ни мы, ни чехи не трогали пароходы, проходящие по реке, дабы с людьми не возиться, а то высадишь их и куда девать? Хоть, прошу прощения, в жопу засовывай. Но, тем не менее, каждый пароход проверяли – иначе можно было пропустить вооруженные суда противника. У Гая была единственная трехорудийная батарея, которая занимала высоту у Новодевичей. Недели три назад я привез из Симбирска Гаю немного денег и махорки. Сидим, значит, на холме, говорим. Тут докладывают, что из Ставрополя движутся буксир и две баржи. Я сразу говорю: «десант высаживать будут!» «Я им высажу!» - проговорил Гай, и мы помчались к нашему буксиру. Сели мы, тут буксир вихлять начал влево - вправо, будто пьяный, а потом и вообще в сторону берега пошел.
- Это что ж ты, отец, творишь? – заорал Гай на капитана.
- Помилуй, командир, – дрожащим голосом ответил старик. - Это не я, видать, руль неисправен…
 Гай распсиховался, за маузер схватился, уже там материться по-армянски начал… «Ну, сука, говорит, пошли к корме!» и потащил беднягу с собой. «Если руль в целости, убью!» - орет. Сунул Вилумсону в руки ремни, гимнастерку скинул, сапоги долой и – в Волгу! Матросы ему тут же конец, конечно, бросили. Выныривает через какое-то время и кричит: «Счастлив твой бог, дедушка! Точно руль свернуло!» С тех пор Гай сам себя прозвал водолазом.

Майна походила на шумную ярмарку. К бронепоезду устремились сотни людей. Впереди всех спешил красивый, восточного вида человек в заломленной папахе и защитном френче. «Гай», - догадался Тухачевский.
 Выход из вражеского окружения отрядов Гая оказал неоценимую помощь Первой армии.
 Чехи, взяв Симбирск, пошли на Казань. Седьмого августа Казань сдалась. Несмотря на это, Куйбышев и Тухачевский продолжали работать над организацией армии. Куйбышев быстро убеждал отрядные массы в необходимости слияния отрядов в полки:
- В вашем отряде «Волчья стая» восемьдесят штыков, сорок сабель, две трехдюймовки и десять пулеметов. Хорошая «Волчья стая». А у соседей в отряде «Беспощадный», шестьсот штыков и ни одного пулемета. Такой вот «Беспощадный». Да только беляки и драть его будут беспощадно, потому что у них одни винтовки. А соединитесь в один полк -  вам всего хватит. Назовем вас, скажем…
- Железный! – подсказал кто-то.
- Ты сперва покажи себя, может, будешь не железный, а стальной!
- А может, деревянный, - засмеялись остальные.
- Бывает, - улыбнулся Валериан. – Лучше назвать Рабоче - Крестьянский. Чем плохо?

 Главкомом Восточного фронта назначили Вацетиса, который приказал наступать на Симбирск, и в первый раз Восточный фронт прислал Первой армии подкрепление – Курскую пехотную бригаду в составе трех полков под командованием ветеринарного врача Азарха. Тухачевскому и Куйбышеву было велено встретить полки торжественно. После парада и митинга Тухачевский пригласил командиров «откушать хлеба – соли» и повел в барак.
- Разве нет отдельной командирской столовой? – спросил у начальника штаба Захарова один из командиров бригады.
- Зачем? – удивился Захаров.
- Охренели! – прокомментировал Валериан, когда Тухачевский рассказал ему об этом, - Торжественно встретить это одно, но кофе в постель я им носить не собираюсь. Или как, во время наступления он скажет: «Подождите, я еще десерт не доел…»?
 Вацетис приказал отправить один из полков Азарха в Казань. Первая армия начала наступление на Симбирск. Полки Азарха были на левом фланге. В первой же стычке куряне не выдержали огня белых и побежали. Азарх погиб в этом же бою. Наступление сорвалось. Кобозев и Калнинь винили во всем Тухачевского и начали слать телеграммы с просьбами о смене командира. Куйбышев же его поддерживал целиком. Он увидел: Тухачевский не в состоянии себя защитить. Валериан не мог не вмешаться. Дело дошло до Москвы, Ленин поддержал Михаила Николаевича и велел отложить наступление на Симбирск до окончательной организации армии. Чехословаки, занятые Казанью, не вели активных действий против Тухачевского, и к концу августа Первая армия набрала силы. Реввоенсовет прислал несколько полков в подкрепление.
 В ночь с 30-го на 31-е августа из Москвы пришла весть о том, что эсерка Каплан ранила Ленина. Восточный фронт разрешил начинать наступление на Симбирск. Тухачевский собственноручно написал план наступления. Когда он говорил в салоне – вагоне с командирами об операции и о том, что он ставит концентрическое наступление, один из командиров полка уточнил:
- Товарищ командарм, в уставе такого слова нет…
- Какого?
- Кацетрически. Это что значит? 
- Это что, - улыбался после совещания Валериан, - в Самаре у нас командир отряда говорил «дед Гапон». «Дед Гапон» да «дед Гапон». Я слушаю, что он за херню придумал, и не понимаю. Пока не дошло, что он имеет в виду тет-де-пон .
 По плану Тухачевского Симбирск должен был быть взят в три дня. Главный удар наносила железная дивизия Гая. Тухачевский и Калнинь отправились вместе с ним, Куйбышев же остался в Чуфарове. Девятого сентября начали наступление,  12-го Симбирск был взят. Раненый вождь пролетариата получил от Гая знаменитую телеграмму: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города – это ответ на Вашу одну рану, а за вторую – будет Самара!» В сентябре – октябре, как и было намечено, красными оказались заняты Симбирск, Казань, Сызрань и Самара.
10 октября 1918 г., после восстановления власти Советов в Самаре, Куйбышев стал членом губревкома. В апреле 1919 г. – членом реввоенсовета Южной группы Восточного фронта и соратником Фрунзе по борьбе с армиями Колчака. С августа вместе с Кировым руководил обороной Астрахани, являлся членом реввоенсовета 11-й армии и Туркестанского фронта. В октябре его назначили заместителем председателя комиссии ВЦИК, СНК РСФСР и ЦК РКП (б) по делам Туркестана. По окончании гражданской войны Валериан занял пост секретаря ЦК РКП(б).
А после смерти Ленина, как известно, в госаппарате начали происходить "странные" события. В 1924-м году взгляды Троцкого объявили мелкобуржуазным уклоном, в 26-м Фрунзе погиб на операционном столе. Куйбышев, решивший разобраться в истинных причинах гибели своего друга, получил повышение (его назначили председателем ВСНХ) и расследование остановил. В 1927-м Троцкого выслали в Алма-Ату, затем – за границу. В 1930-м Куйбышев был назначен председателем Госплана. В декабре 1934-го все больше завоевывавший симпатию людей Киров был убит террористом в коридоре Смольного. В январе 1935-го, уже председатель Комиссии Советского Контроля при Совете Народных Комиссаров СССР, Куйбышев собрался начать параллельное расследование убийства Кирова, и 25-го числа, внезапно почувствовав себя плохо, умер. Спустя два дня "по просьбам трудящихся" с карт СССР исчезло название Самара, и вместо него появилась надпись Куйбышев, которая продержалась все следующие пятьдесят шесть лет. Кроме того, Куйбышевом назвались еще Каинск и Спасск-татарский. В том же году оказались осуждены по сфабрикованному делу Каменев и Зиновьев, в 1936-м покончил жизнь самоубийством Орджоникидзе. В 1937-м вместе со своими соратниками был расстрелян маршал Тухачевский (арестовали его, кстати, не где-нибудь, а в городе Куйбышеве – бывшей Самаре), в 1938-м прямо на допросе по делу об убийстве Кирова лично Лаврентием Берией был застрелен брат Валериана Владимировича Николай. Следом на скамье подсудимых оказались Ягода и Бухарин, к антигосударственной деятельности которых добавили еще и убийство некоторых товарищей, в том числе Валериана Куйбышева.
Уже которая революция сожрала своих детей без остатка. "Партия Ленина, партия Сталина, мудрая партия большевиков"...
 
5 Кали- Юга каждый день

Музыка: The Doors. People are Strange

 Чистый и побритый проснулся в четыре часа дня на узкой кровати, принадлежавшей Элен. Сама она сидела в кресле рядом и с умным видом разгадывала кроссворд.
- Ты что, охраняла мой сон? – спросил я.
- Проснулся, солнышко! – обрадовалась Элен. –  Да, охраняла. «Пока ты дремлешь, я злые силы отгоню».
- Неужели все шесть часов сидела рядом?
- Ага…- она опустила глаза в газету и быстро спросила, - Что такое галстучная прищепка? Пять букв.
- Зажим, - выдал я, немного поразмыслив.
- Точно! И как же это я сама не догадалась?.. – Элен вписала ответ в клетки, - Спать будешь еще?
- Нет, наверное, - я поднялся и сел, - не за тем же я приехал, чтобы всю неделю проспать.
- Тогда пошли гулять, а то скоро вечер уже,- она отложила газету на письменный стол и вышла из комнаты, - Ты здесь пока подожди. Я приоденусь немножко.
 От нечего делать я стал изучать ее книжный шкаф, в котором смог рассмотреть знакомую литературу: «Волхва» Джона Фаулза, его же «Любовницу французского лейтенанта», орловского «Альтиста Данилова», «Доктора Живаго» Пастернака, рассказы Бунина и два тома Лермонтова с избранными произведениями.
- Я готова. – Элен предстала передо мной в том самом джинсовом сарафане с тем же набором значков, что я видел ранее.
- Ты опять в этом наряде?
- А тебе не нравится? – забеспокоилась она. – Я наоборот тебе приятное хотела сделать…
- Все нормально. Не волнуйся. Я восхищен.
 Мы вышли из дома и направились к остановке трамвая. Элен взглянула на наплечную сумку, болтавшуюся у меня за спиной:
- Ты ее зачем взял? Боишься, дома сопрут?
- Нет. Просто в ней я ношу самое необходимое. Трудно расстаться.
- Куда поедем?
- Что? – не понял я.
- Куда поедем, спрашиваю, - повторила она.
- К цыганам! – я призывно махнул рукой. – «Я, знаешь ли, полюбил последнее время цыган и русскую песню».
- В смысле? – остановилась Элен.
- В смысле, я, если  помнишь, здесь не живу в отличие от тебя. Вот окажемся в Пензе или Мурманске – командовать парадом буду я. А сейчас назначаю главной тебя.
- Думаешь, я хоть немного представляю, куда двигаться?
- В любом случае у тебя познаний о городе, в котором ты живешь, больше, чем у меня.
- Не знаю… Едем в центр?
- Давай, - я взмахнул волосами и заметил в доме, около которого мы остановились, одно светящееся окно на втором этаже. Приглядевшись, я увидел в нем красивую девушку, рассматривавшую под настольной лампой альбом с фотографиями. Лицо ее было полно печали.
- На что ты засмотрелся? – одернула меня Элен, - Идем дальше!
 В трамвае, в который мы сели, было жарко и душно. Видимо, он успел хорошо прогреться за весь день работы. Меня привлекла надпись под потолком, велевшая пассажирам предъявлять к оплате только купюры достоинством десять рублей.
 К половине шестого мы добрались до выполненного в стиле неоклассицизма, украшенного по бокам двумя скульптурами, Самарского академического театра оперы и балета. Театр был построен в 1936-1938-м годах по проекту Ноя Троцкого, архитектора, создавшего Ленинградский Дом Советов, и по началу планировалось, что в здании будет располагаться дворец культуры, но в итоге было решено поместить там театр. До революции здесь, на площади, именуемой с 1935-го года площадью Куйбышева, высился Воскресенский собор, копия московского Храма Христа-Спасителя, который, как и «оригинал», был разрушен большевиками. Вместо него главными объектами этого места стали театр и поставленный перед ним трехтонный чугунный памятник товарищу Куйбышеву архитектора Матвея Манизера.
- Вот, он какой, Валериан Владимирович! – громко сказал я, осмотрев памятник, и снял солнцезащитные очки.
- А ты питаешь к нему какой-то интерес? – удивилась Элен.
- А как же?! – ответил я. - Ведь именем этого человека город назывался, и, самое примечательное, почти никто из обывателей не знает, кто он такой. История начинает забываться. Я ради интереса зашел в один из пензенских книжных магазинов, нашел на самой верхней полке энциклопедический словарь. Новый. С картинками. Открыл букву "К", отыскал Куйбышев. Что, ты думаешь, там было написано?
- Понятия не имею.
- «См. Самара». Вот так. Город. А человека с такой фамилией никогда не существовало, оказывается. Ты помнишь, как происходило переименование обратно в Самару?
- Конечно! – саркастически ответила Элен, - Как сейчас помню…Что я могла помнить? Знаешь, сколько мне лет было?
- Заметь, ты здесь живешь, и тебе дела нет до названия родного города. А я, между прочим, задумывался над тем, какое название краше.
- И что же ты придумал?
- Ничего конкретного. Я лишь попытался представить то, что возникает у людей в воображении при произнесении их обоих. Самара, к примеру, ассоциируется у меня с ряжеными девушками, с чем-то очень русским, обладающим широкой душой.
  Куйбышев, если забыть, чья это фамилия, а лишь оставить набор звуков, рождает у меня мысли о европейском. Неплохое сочетание звонких, глухих и глухих-шипящих согласных. Есть в этом какая-то твердость…
- Интересно, откуда могла образоваться такая фамилия.
- Не могу сказать. Мне, вообще, одна знакомая вдалбливала, что Куйбышев был евреем, и это была не настоящая фамилия, а псевдоним. Но, по-моему, она ****анула немножко. Не знаю уж, кто он там был по национальности, но фамилия эта настоящая. Я полистал разные источники, у него судя по ним с такой фамилией вся семья жила. Не стали б, наверное, все его родственники брать один и тот же псевдоним.
- Может, в магазин сходим? – предложила Элен.
- Зачем? – я достал из сумочки литровую бутылку вермута, привезенную из Пензы. – У меня все с собой.
- Так вот, что драгоценного было в этой сумке…
- Ну, да. Именно. ВерМуть для меня очень дорога.
- Отчего у тебя к нему такая любовь? Есть же куча других вкусных напитков.
- Все из-за того, что он компромиссный, - ответил я и открыл бутылку, передав ее подруге, - с другими вкусными напитками сложно – дорогие. Не до мажорства как-то. Не под силу мне лично носить домой в авоське шампанское Dom Peregnon или хлестать пражский абсент. Хотя хочется какой-то аристократической капельки на общем сером фоне. Вариант – вермут, разбавленный яблочным соком в пропорции один к одному. Это если белый. А красный мне нравится разбавлять колой. Только не надо делать из этого майковский коктейль «чпок». Здесь другой случай.
Когда с бутылкой было покончено, мы двинулись в ближайший продовольственный магазин за добавкой, но нас ожидало разочарование – вермута здесь не было. Пришлось обойтись дешевым портвейном. Расплатившись, мы вышли на улицу и сели на милый травяной газон возле широкого живописного фонтана на улице Осипенко. Неподалеку стоял памятник, изображающий смотрящих друг на друга мальчика и девочку. На прикрепленной к нему табличке значилось: «Детям-труженикам тыла.1941-1945. Благодарная Самара» «А ведь когда памятник ставили, да и дети в тылу трудились, город звался Куйбышев, - поразмыслил я. – Хотя "благодарная Самара" действительно лучше звучит, чем "благодарный Куйбышев". Так и запутаться вышло бы недолго – кто же благодарит детей: город или человек?»
Под шум вздымавшейся ввысь воды фонтана я открыл портвейн.
- Как мама твоя поживает? – обратился я к Элен.
- По-разному, - вздохнула она, - Сейчас уехала из города на недельку, я хоть передохну чуть-чуть. Она все со здоровьем мучается. Пошли недавно к врачу с ней… Врач…Натуральный «браток» из фильма. Пузатый, лысый, харя небритая, прием ведет без халата и по три минуты. Она со слезами на глазах говорит: «Доктор, вы моя последняя надежда…» (мы до этого стольких врачей обошли – никто не мог помочь). Доктор отвечает: «А я что, Бог?» Положили ее в больницу. Так мамочка стала мне рассказывать, что у ее соседки по палате сын лучше любой дочки – стирал, убирал, готовил…Блин, всю из себя вывела. Будто я ей не делаю того же! Человек никогда не видит, что у него хорошо. Что с нее взять? Зато то же у кого-то другого воспринимается шедевром!
- Ты сама-то на этой почве не заболела? – я хлебнул портвейна.
- Было…Весной даже на операции лежала.
- А на что тебе делали операцию?
- Кусок сиськи отрезали.
-Что?!
- Шучу, глупый!.. – Элен экспрессивно рассмеялась и прислонила свою голову к моей, - Неважно, на что. Я о болезнях, как и ты, говорить не люблю. Мне мамы хватает вполне. Она-то уже могла бы диссертацию защищать в области медицины.
- Не надо злиться на маму. Нехорошо это.
- Я же не всегда злюсь. Иногда горжусь ей. Буквально на днях мамочка отбила какому-то мужику фару на перекрестке. Подумала, проще все уладить тут же будет. Предложила 500 долларов, а он кобениться начал…Ну, она, недолго думая, позвонила к себе на работу во вневедомственную охрану, приехало человек десять милиционеров, мужика окружили и настоятельно попросили деньги взять, в противном случае пообещали у него случайно найти наркотики и оружие. Забрал он пять сотен и жутко рад был, что ноги унес.
- Элен…- сильно зажмурился я, - как все же в ваших лондо;нах, типа Питера или Самары, любят делать проблемы из-за каких-то автомобилей…
- Взгляните, - усмехнулась она, - к нам приехал мальчонка из деревни! Саш, пойми, если ты столь беден, что живешь без собственной машины, это не значит, что остальные жители Пензы совершенно не ругаются из-за своих транспортных средств. Вероятно, это у вас дешевле обходится, но все же…
- Вообще-то, если б я даже был рок-звездой, жил в двухэтажном доме в пригороде и деньги не считал, а взвешивал на весах, машины бы у меня не было. Просто не люблю. Не тянет меня к ним. Надо мной все ржут, что я совершенно путаюсь в марках. И не надо тут тыкать пальцем в мою бедность. То, что ты обеспечена, тоже не твоя заслуга, а мамочки, которую ты так резво ругаешь. А потом, скорее всего, она подыщет тебе богатенького жениха, который наверняка будет влюблен в нее (она ж у тебя аппетитная незамужняя дама. Я помню). И твоя обеспеченность так и останется на уровне. За тебя вкалывают всю жизнь, а ты изображаешь из себя хиппи в джинсах, отвязно тусуешься, валяешь дурака и проводишь время с волосатыми пензюками.
- Сашка, ты перестань ругаться, - в ее голосе появились виноватые нотки, - я же о другом сказать хотела…Не в бедности упрекнуть…От машины, кстати, ты зря зарекся. В Америке, например, чтобы устроиться на работу, тебе обязательно нужно транспортное средство. Приходится покупать в кредит, а потом уже расплачиваться. И документ у них главный не паспорт, а водительские права. Без автомобиля ты там никому не нужен.
- Элен, я приблизился к ее уху, - Какая к черту Америка? Ты что бормочешь? Я живу в Пензе. В Пен-Зе!
- Да живи на здоровье, - ответила она, повернув голову и посмотрев мне прямо в глаза, - что ты нападаешь-то на меня? Личная жизнь поскучнела? Совсем не с кем ругаться стало?
- Да, да… Издевайся надо мной…Оно мне очень нравится…- я положил руки на траву и обиженно посмотрел в небо.
- Саш, - Элен отпила нашего напитка, - ну-ка, придумай имя для живого существа женского рода!
- Что?
- Кошечку мне надо назвать. Подружка решила подарить одного из появившихся у ее Майки котят.
- Ах, кошечку…Ты экстремалка, родная. У тебя дома огромный пес живет, а ты кошечку малюсенькую заводить собираешься…
- Они подружатся. Я знаю.
- Знать ты не можешь. Тебе остается только верить. Назови в честь себя. Элен ей вполне подойдет.
- Не надо выеживаться. Я вообще терпеть не могу, когда домашних животных называют людскими именами той страны, в которой живут.
- Какие мы впечатлительные…Элен вообще-то французское имя. Тогда назови ее Брунгильдой в честь покойного Вагнера. Сокращенно будешь звать ее Бруней.
- Дивлюсь твоей эрудиции. Ты бы еще предложил назвать ее Галлюцинаей. А сокращенно было бы Галя…
- Пошли за пивом! – я встал и подал Элен руку.
 Взяли три литра и побрели в сторону набережной. Как ни крути, самая красивая набережная, какую я пока видел в жизни – самарская. По красоте она умудрилась обогнать даже строгую каменную санкт-петербургскую. Именно тем, что здесь воду камнем не ограничивали – каменное ограждение с чугунным решетчатым забором было поставлено на значительном расстоянии от воды, таким образом через весь город между водохранилищем и ограждением протянулся чудесный песчаный пляж, какой и в этот вечер был занят очаровательными самарскими девушками в откровенных и не очень купальниках. Синь воды манила к себе. Мы с Еленой спустились по лестнице к чистому пляжу и, сбросив обувь и взяв ее в руки, побежали босиком по горячему, но не обжигающему песку к Волге. Волны ласково встретили наши босые ноги.
- Смотри, я "бегущая по волнам"! – смеясь прокричала Элен и понеслась вдоль берега, часто перебирая ногами, создавая сотни брызг.
Мимо нас медленно проходила длинная баржа, близился закат.
Я достал из дорожной сумки маленькую, тоже наплечную, сумочку для денег и документов, чтобы проверить, не потерял ли я самое дорогое.
- Какая красота! – восхищенно воскликнула Элен, вернувшись ко мне, - очаровательная сумочка!
- Да, мне тоже очень нравится, жаль только, бутылки в нее не влезают…
Выйдя на берег, мы вновь обулись и поднялись за чугунный забор. Вдруг я почувствовал: началось! Разум постепенно стал прятаться в глубины души.
- Пойдем во двор, - схватил я подругу за руку и повел через дорогу.
- Зачем? – не могла понять она.
- Зачем, зачем? Ничего необычного, моя принцесса, - я прибавил ходу, - просто ссать, знаешь ли, захотелось!
 Оставив Элен у входа, я вбежал в подъезд, справил малую нужду и заметил, что лампочка, висящая надо мной, явно напрашивается на неприятности.
- Сдохни, ****ь! – заорал я и левой рукой разбил ее на мелкие осколки. Правда, перед смертью эта скотина успела меня здорово обжечь и оставить множество маленьких ранок на ладони. Я вышел наружу.
- Ты что там кричал? – нервно спросила Элен, распечатывая новую пачку своего любимого легкого Уинстона.
- Правду… загадочно произнес я, - Теперь мое назначение – проект «Разгром».
- Не с ума ли ты сходишь?
- С какого ума? – я разорвал красно-белую ограничительную ленту, протянутую во дворе, - Я, наконец-то, стал всезрячим!
- Всезрячим? – она закурила.
- Да. А твое место – там! – я указал ей на мусорный контейнер.
- Только после тебя, мой уважаемый Александр.
- Значит, если я прыгну в него, ты тоже залезешь?
- Запросто, - Элен сделала большой глоток.
- Залезай! – крикнул я и запрыгнул в контейнер.
- Иди ты в задницу! – пренебрежительно ответила она.
- Вот и доверяй вам, женщинам, - сердито сказал я и вылез из мусора.
 Кажется, после мы опять вышли на набережную. Элен поставила бутылку с пивом на землю, подбежала к белому сферическому фонарю, каких на  самарской набережной стоит совсем мало, и принялась вытанцовывать медленный стриптиз. Хотя, может, и не медленный вовсе. Потому, что уже через две минуты она расстегнула верхние лямки сарафана и продемонстрировала немногочисленным жителям Самары, гулявшим в этот понедельник в такое позднее время, свою прекрасную грудь. Несмотря на всю красоту, я точно понял, что это обозрение шедевров русской классики посторонними людьми мне не нравится и, дабы не позволить ей продолжить свой великолепный танец, поднял с земли камень и метко бросил его в фонарь. Он, как и подъездная лампочка, разлетелся вдребезги. Это немного отрезвило Элен и, прекратив танец, она привела себя в исходный вид.
- Не пугай людей на улице, - высказала мне моя подруга.
- Пошли они! – ответил я, - Убить их всех.
- Ты что, родной?
- А что, собственно, такого? Как известно, «нам, русским, за границей иностранцы ни к чему»…
 Наше пиво закончилось, но душа требовала большего, и я уговорил Елену добраться до ближайшего круглосуточного магазина.
- По-моему, мы много пьем, - сказала она по дороге.
- Как догадалась? – спросил я.
- Почувствовала, - она стала опираться на меня обеими руками.
- Как измеритель, могу поделиться с тобой секретом.
- Обожаю секреты.
- Только никому. Ясно? Дело в том, что говорить о количестве потребляемого алкоголя просто так некорректно. Он ведь не только входит в организм, но и выходит. Кроме того, у него может быть разная крепость. Но я решил эту проблему, создав особую единицу измерения, которая должна очень сильно помочь медицине. Моя внесистемная единица учитывает и крепость напитка, и объем потребления, и время, за которое он был выпит. То есть размерность ее будет выглядеть примерно так: градус алкоголя, умноженный на литр, деленный на секунду. Хочу ее запатентовать. Только после этого можно будет судить, кто пьет много, а кто пока еще не достиг должного уровня.
- Сашка, ты гениален. Как мне повезло, что я тобой знакома! – с восторгом произнесла Элен.
 Навстречу нам шел человек пенсионного возраста.
- Простите, пожалуйста! – окликнул я его, - Вы не могли бы сказать, какое название этому городу подходит больше? Самара или Куйбышев?
- Знаете, когда я родился, он, - ответил господин, - еще Самарой был, потом стал Куйбышевым, затем опять Самарой…На название мне плевать. Мне за страну обидно. Я родился и работал, и даже воевал за Советский Союз, а Горбачев, придурок, все развалил.
- Развалил не он, - возразил я, - он лишь явился предпосылкой. А развалили уже главы государств, желавшие быть самыми главными каждый в своей стране. Глупо валить на одного. Если б Союз не хотел развалиться, он бы и сейчас был жив. А когда народ начал жаловаться насчет закрытия украинской границы (у многих родственники там остались), Кравчук сказал что-то типа: «А если дедушка и внучка живут во Франции и Италии соответственно, что, тоже границу отменять?»
- Сашуль, вот магазин, - дернула меня за рукав Элен.
 
6 Hurly-Burly

Музыка: Калинов Мост. Без Страха

 Раз, два, три!.. Оба глаза открыл одновременно. Перед моим взором предстал симпатичный подвесной потолок и люстра с горным хрусталем. Тяжелая дура, наверное…А если не выдержит и упадет? Я же такой молодой. Конечно, «безногий писатель» звучит привлекательно (видна некоторая параллель с одним из персонажей "Заводного апельсина"), но о чем же тогда я буду писать, если не смогу гулять по улицам и наблюдать за людьми? Из окна что ли смотреть на них? Нет. Определенно, я не согласен с такой постановкой задачи. Будем считать, что проектировщики подобное учли и все сделали на совесть, чтобы не произошло никакого членовредительства. Я надеюсь…
 Зажмурился. Возникли те же мысли, что у русского царя Бориса Первого во время его пребывания в Китае, как он сам признавался в интервью: « Проснулся я ночью…Думаю: где это я?! Потом вспомнил: А! У друзей! И опять уснул…» Снова открыл глаза. Точно! В Самаре я…У кого, интересно? Это немаловажно, к слову сказать. Выдохнул. Наверное, все-таки у Элен. К кому-то еще в этом городе я бы сунуться не рискнул. И все всегда отмечали, что я совсем-совсем не похож на рискового. Говорили: видно, что привык к безопасности. Так и быть, не стану оспаривать это утверждение. Огляделся вокруг. Ух-ты! Я один в целой гостиной на огромном сексодроме! Как-то это неправильно. На таких спальных местах надо как минимум двух людей размещать. Предпочтительно разнополых, так привычнее.
 Глядите: у Элен на пододеяльнике китайские иероглифы нарисованы. Кто-нибудь думал, когда его покупал, что они означают? Может, там ругательства какие написаны, а мы с радостью берем, спим. Не живем мы каждым мгновением жизни. Вместо этого постоянно стремимся избавиться от «ненужного» времени. А от него не избавляться надо, а превращать в полезное. Пускай, полезное для чего-то другого, но тоже важного.
 Попытался встать, но голова не пустила. Разболелась, зараза. Это невыносимо. Надо срочно ее вылечить. В маленькой сумочке я обычно ношу полный «аварийный» набор. Где ты, моя прелесть? Тумбочка рядом с кроватью. Сумочка на ней. Одной рукой я вскрыл хранилище и выудил нужную таблетку, после чего сразу поискал взглядом по комнате хоть какую-нибудь емкость с водой. На той же тумбочке находился мятый пластиковый стакан, но он был пуст. Нет…На кухню я идти точно не в состоянии. Господи, лишь бы под кроватью осталась какая угодно жидкость после вчерашнего…Я сунул руку под кровать и что-то нащупал… Да! Есть! Чувствую бутылку! Твою мать… Это оказалась водка. Ладно, черт с тобой. Глубокий вдох, поехали! Я моментально влил в рот граммов 70 этой проклятой гадости и проглотил их вместе с таблеткой. Ох… Ну, теперь будем ждать результатов… Готовьтесь к лучшему, господа.

- Посмотрите, кто у нас наконец-то глазоньки открыл! – сказала Элен, открыв дверь и войдя в гостиную, - Доброе утро, Семен Семеныч…
- Нет. Просто – утро. Без доброго. Не до злой иронии как-то сейчас.
- Вставать будешь?
- Полежу пока. Привыкну к ощущениям, а уж тогда…
- Попривыкай. Намучилась я вчера с тобой. Задолбалась ставить тебе заплатки и делать перевязки…- она вышла курить на балкон.
  Какие заплатки? О чем она? Я схватился за лицо и почувствовал кусок пластыря над правой бровью. Тут же заныла левая ступня. Откинув одеяло, я заметил, что она перебинтована и испачкана кровью. Возник неразрешимый вопрос. Похмелье. Очень верно французы у себя назвали этот синдром guelle de bois, что в переводе на русский означает деревянное рыло. Удивительно, что мое похмелье еще не стало абстинентным. Отвращение к алкоголю после пьянки пока сохраняется; значит, я не совсем потерян для Доброго. А не кажется ли вам, что состояние похмелья часто несправедливо ругают? В нем же содержится множество функций! Его уважать следует за это. Одна из функций – воспитательная: нажрался – получи. Можно выделить также образовательную и развивающую, но главная функция – очистительная. Это человеку действительно необходимо. Похмелье вызывает поистине христианское чувство в душе – чувство страдания, или страсть в древнем значении этого слова. Именно через страдание, в основном, идет познание. Страдание рождает мысль. Помните, даже у Будды: все проникнуто страданием. Хотя, признаться, раньше люди больше думали. Раньше, допустим, в Советское Великое Время, существовала одна страшная надпись, заставлявшая страдать миллионы честных граждан. Эта надпись называлась "Пива нет!" Видишь ты эту надпись – сердце щемит, голову сдавливает. Страдание! А сколько философских мыслей родила эта надпись! Вот так СССР воспитывал мыслителей, а потом старался от них избавиться, обеспокоенный своим сокрушительным изобретением. Капиталисты бы иначе извещали об отсутствии чего-либо. Их задача – не упустить клиента, а для этого надо обнадежить его любым возможным способом. Их вариант выглядел бы примерно так: "Пиво будет!" Таким образом, человек ловится на крючок, а мыслей уже и не рождается, потому что энергию, которая их питает, наш герой начинает тратить на ожидание. Горд я за наше прошлое. Умели люди размышлять. А сейчас? Проснулся ты утром в самый обычный похмедельник, вышел из дома, забежал в любой ларек, выпил там любого пива кроме вкусного и вперед – на работу без особой мысли. Скучно.
 Элен вернулась с перекура:
- Как твое самочувствие?
- А разве этого не видно, - я посмотрел на нее безумными глазами.
- То-то и оно, что да...- жалобно отозвалась она.
- Ленчик, который сейчас час?
- Второй. Дня, разумеется.
- А число-то какое?
- Ну, ты даешь... Двадцатое июня, вторник. – она посмотрела на тумбочку, - Что это у тебя тут таблетки раскиданы?
- Чинил я себя сейчас немножко...А что это за мятый пластиковый стаканчик стоит? Откуда взялся?
- Откуда взялся? – переспросила Элен, - Купил ты его. Последние деньги отдал.
- А зачем, прости, я вообще потратил на него нашу последнюю копейку?
- Забыл? Как только ты объяснил тому ярому противнику Горбачева, в чем он не прав, мы зашли в магазин, взяли бутылку водки с каким-то смешным названием, и ты, собрав в кулак оставшуюся желтую мелочь, кинул ее продавщице и сказал: "Стаканчик на все! Со мной дама!"
- Охренеть, как благородно. Слушай...А дальше-то что было?!. – я вдруг осознал, что совершенно этого не запомнил. Провал...
- Ты что, вообще ничего не помнишь?
- Похоже на то...
- Мы стали пить эту водку и прогуливаться по набережной вдоль Волги. Вышли на площадь Славы, к крылатому монументу, которому ты долго кричал: "Выведи меня отсюда, человек с крыльями!.." Потом добрели до «Ладьи», добавили; ты красным маркером написал на парусе "Да здравствует Эдуард Вениаминович!", после чего залез на нос и аккуратно вывел там же нецензурное выражение.
- Вранье. Я даже в детстве на стенах ничего не писал.
- Убеждать тебя я не собираюсь, - огрызнулась Элен и продолжила. – Затем тебе захотелось искупаться в Волге, ты даже разделся и побежал в реку, но здорово разрезал левую ногу о битое бутылочное стекло, валявшееся под водой, так, что кровь потекла. На этом, собственно, купание и закончилось. Я дала тебе водку, чтобы ты промыл рану, однако ты ее взял и утопил...
- Что сделал?!! – вскричал я от удивления.
- Утопил, – спокойно повторила Елена. – Бросил в воду. Я, конечно, нагнулась, вытащила и снова тебе ее дала, но ты опять ее выбросил. Только на сей раз уже слишком далеко от берега – плыть за ней мне не хотелось.
- Ерунда какая-то, - недоверчиво высказал я, - топить бутылки со спиртным – совсем на меня непохоже...
- Извини, больше с нами никого не было, а я этого точно не делала.
- И как же мы домой попали?
- После "ободряющего" купания ты оделся, обулся, побежал вверх по лестнице и врезался в отдыхающую милицейскую машину. Это не преувеличение: ты именно врезался в нее. Как раз в этот момент и рассек бровь. Причем после отошел на пару метров, уверенно двинулся вперед и врезался в машину во второй раз. Ну, тут уже водитель вышел поинтересоваться , чего тебе понадобилось от их команды. Тогда я смирилась с тем, что утро мы встретим в вытрезвителе. А у тебя еще и прописка пензенская... Но, считай, над тобой ангел пролетел – милиция оказалась чрезмерно доброй и предложила отвезти нас до дома.
- Наверное, этим ангелом был человек с крыльями...
- Оставь нашего "Паниковского" в покое! Я это была, а не человек с крыльями – у меня вид был трезвый. Особенно на твоем фоне.
- Твое устройство я понять не могу, - показал я недоумение. – Всю дорогу мы потребляли один и тот же объем и вид напитков. Почему я насытился до потери памяти, а тебе хоть бы хны?
- Так у тебя, вероятно, акклиматизация, смена часовых поясов... – отшутилась Элен.
- А разделся я сам?
- Ну, да, конечно! – усмехнулась она, - ты "мама" сказать не мог, не то, что раздеться и лечь спать. Пришлось еще тебя всего залечивать, как в травмпункте – вынуждена была сбегать в круглосуточный за водкой, чтобы продезинфицировать раны.
- Так вот, откуда эта бутыль под кроватью... – осознал я.
- А ты ее уже и отыскать успел?
- Да. Унюхал, – я наконец перевел спину в вертикальное положение. – Одежда где моя?
- Где... Сушится. Постирала я ее. После твоего прыжка в мусорный ящик ни в чем другом она так сильно не нуждалась, как в стирке.
- И что же мы, никуда сегодня не пойдем?
- Можем, в принципе, если хочешь прогуляться по одному из крупных городов родной страны в одном нижнем белье.
- Нет, - подумал я. – не хочу. Дома посидим лучше.
- Пойдем на кухню, я хоть покормлю тебя,  предложила Элен.
- Пойдем, - я встал с кровати и похромал вместе с ней.
Кухня была шикарно отремонтирована. Все сверкало и дразнило. Элен усадила меня за стол и подала тарелку щей.
- Ленка, - похвалил я ее, - ты прямо как мама родная обо мне заботишься!
- Ничего. Ты же в гостях. Я еще приеду к тебе, чтоб у тебя был шанс расплатиться за эту заботу.
- Как бы тебя не разочаровать, - улыбнулся я и отведал поданных щей.
- Я этого не допущу, не волнуйся. Суп нравится?
- Балдеж.
- Старалась.
- Ты его сама сварила? Когда успела?
- Когда ты спал, - Элен намотала локон на палец. – у меня ведь еще и сало есть. Предложить?
- Есть? Что ж ты молчишь, дурочка?! – воскликнул я, - Давай скорее! Мне же все время не дают покоя мои украинские корни.
- Да уж, - Елена поставила передо мной блюдечко с тонко нарезанными ломтиками, - русский суп с украинским салом. Пролетарии усих краин, еднайтеся.
- Голодранцы усих мистив гоп до кучи!.. Печально мне немного, что память так отшибло. Кажется, не было такого раньше.
- Ты невозможный пьяница, - критично сказала Элен.
- Да и ты, если честно, на борца с алкоголизмом не сильно тянешь, - среагировал я.
- Зато в отличие от тебя я вчера не пропустила много интересного.
- Интересного... Ты интересных не видела. Я же тихий. Даже когда пьяный. А некоторые люди от небольшой дозы приходят в такое горячее состояние, что держись. Приятель мой один, сестренкин ухажер, рассказывал, как он, насмотревшись в телевизоре шоу про силачей, в котором они переворачивали автомобили, и, выпив одну бутылочку пива, вспомнил, что у него во дворе стоит "Запорожец". Недолго размышляя, он отправился на улицу и решил попробовать свои силы – начал переворачивать бедную машинку. Полчаса провозился, но цели достиг (все-таки массивный дядя). Конечно, после этого большой скандал случился, однако дяди Леши он не коснулся. Никто не мог подумать, что одному человеку такое по силам. Происшествие списали на пьяных хулиганов.
- Не завидуй, - улыбнулась Элен. – ты вчера на такое тоже был способен.
- Куда уж мне? – грустно вздохнул я.
Возникла пауза.
- Ты о чем там раздумываешь? – нарушила тишину Елена.
- Подумал о том, что в отличие от многих других городов, объяснил я, - с этими бесконечными переименованиями Самаре и Твери умудрились дважды поменять не только название, но и пол.
- Ах, ты все об этом... Может, не надо слово пол к городу прикладывать? Род больше подойдет.
- Ты что, он же... живой... И он все чувствует, все перемены.
- Ладонь твоя как? – сменила тему Элен.
- Болит. Та лампочка всю ее исколола и обожгла.
- Чем она тебя обидела, что ты с ней так жестоко расправился?
- Видимо, чем-то смогла.
- Ладно, лампочка в подъезде, но зачем ты разбил такой красивый фонарь? Ты разве забыл, что в каждом фонаре живет фея?
- Я тебя сейчас кипятком оболью! – со злостью произнес я, и моя левая рука жутко затряслась.
- Прости. Я нечаянно. Забыла, что для тебя эта фраза стала ругательной, - опомнилась Элен, но посчитала нужным добавить, - Хотя тебе самому создавать какие-то лишние барьеры не стоит. Этак у тебя каждая красивая фраза постепенно со временем станет ругательной. И вообще будь повежливее. Я тебя тут, как ты сам сказал, будто мама выхаживаю, а ты меня решил кипятком облить. Спасибо, дружочек, польщена.
 
7 Wish you were there

Музыка: Аквариум. Voulez-vous coucher avec moi?

Как и планировали, мы с Элен провели весь день дома, ничем особым не занимаясь. Она звонила своим болтливым подругам, я работал с недавними черновиками, сидя за столом в ее комнате. Когда уже наступила ночь, Элен предложила попить чаю. Мы снова пробрались на кухню, и она включила электрический чайник. В маленьком цветном телевизоре, что стоял возле окна, по какому-то музыкальному каналу транслировали концерт, отснятый, судя по обстановке, в Каверн-клабе. Маккартни надрывал постаревшие голосовые связки под песню в ритме вальса, а слева стоял Дэвид Гилмор и как-то очень скромно и неохотно подыгрывал ему на гитаре. За ударной установкой я разглядел Йена Пэйса. Этот в отличие от своих приятелей стучал задорно. Интересная команда подобралась.
Элен наполнила чашки с заваркой кипятком и поставила одну передо мной. Легкий жар коснулся моего лица, я еще раз взглянул на экран телевизора.
Тяжко становится, когда начинаешь вспоминать о великих развалившихся тандемах. Те же Леннон-Маккартни, Уотерс-Гилмор, Гребенщиков-Гаккель, Леонидов-Фоменко... Вместе им было по силам Всё. А порвались – тоже по силам, но уже не всё. Гораздо меньше.
- Коварный Division Bell... –произнес я вслух.
- Что? – не поняла Элен.
- Division Bell, - повторил я. – "Колокол разделения". Так назывался последний альбом Пинк Флойда, записанный уже без Роджера Уотерса. Концепцию продумывал Гилмор. Обложка диска оформлена очень многозначитеьно: на земле стоят два железных истукана на одно лицо, которые являются половинками единого целого и могли бы его действительно составить, но смотрят друг на друга абсолютно мертвым, непонимающим взглядом.
Внезапно в квартире погас весь свет и отключился телевизор.
- Хорошо хоть чайник успел вскипеть, - раздался из темноты голос Елены.
Она куда-то сходила, вернулась, зажгла в стакане свечу и поставила ее на стол. Я поднес к губам чашку и тихо произнес:
- Не могу понять, почему, когда ссоришься, а особенно расстаешься с любимым человеком, начинается бесконечное рваньё фотографий и сжигание писем, связанных с ним. Просто не понимаю... Однако сам каждый раз так делаю. Почти...
Элен понимающе кивнула головой, не сводя взгляда с пламени свечи.
- Во всех моих горестях виновата Лилит, - вздохнул я. – Такое впечатление, что во мне живет капелька этой девы-демона, и женщины схожего с ней характера чуют ее во мне и притягиваются к родственному. Отчего, если не от этого, всякая моя любовь похожа на Лилит? Отчего всплывает все вплоть до страшных сновидений, которые она согласно легенде приносит с собой?
- Сколько тебя помню, у тебя никогда не было с противоположным полом все нормально, - ответила Елена.
- Ты меня можешь помнить только год.
- О твоем прошлом я по рассказам твоим сужу.
- Ну да, ну да, как говаривал герой Достоевского. Тех, кто не ушел сам, я бросил. В мире существует внегласное деление людей на мажоров и неформалов. А вот я получился ни то, ни сё. Я пробовал с женщинами и того, и другого вида: начиналось все всегда весело и ласково, но впоследствии у меня случалось дикое разочарование. Становилось трудно понять, как можно быть помешанной на нарядах и золотых украшениях или ходить по центру города в настолько негармоничном прикиде, что многие запросто после такого могли путать неформалов и гопников. Разумеется, в данном контексте одиночество воспринималось как невероятное облегчение.
- А Людмила в таком случае кем была?
- Ох... – тяжело выдавил я, - Здесь все совершенно по-другому... ты и сама это знаешь. Так что, лучше оставь данный вопрос незаданным. Он слишком больной.
- Но в этом контексте одиночество не облегчение?
- А как ты думаешь? Над анекдотом про мужика, который, извиняюсь, дрочит перед зеркалом, никак кончить не может, после чего говорит:"Никому не нужен. Сам себе не нужен..." я лично не смеялся. Я плакал!
- Знаешь, Сашка, все хотят быть нужными. Я, когда в школе училась, хотела сразу после ее окончания замуж выйти. Притом представляла, что у нас с мужем в доме будет роскошная библиотека, и я смогу проводить в ней много времени.
- Что ж, я тоже, когда в школе учился, много чего думал: например, думал, будет мне двадцать лет – буду я взрослым мужиком с большим чувством ответственности. А с тех пор толком ничего не изменилось. Только, что я к тебе приехал сам, а не держась за мамину ручку. Каждый год думаю: "Когда же я наконец повзрослею?"
- Грустно. Не сбываются наши большие надежды. Не стал ты взрослым, не вышла я замуж... Зато работаю в книжном магазине. Считай, та же библиотека.
- Нравится?
- Очень. Имею неограниченный доступ к литературе, что есть в наличии. Стану самой начитанной девушкой Самары. А может, и России. Правда, очень неудобна эта работа с другой стороны – приходится стоять на ногах по двенадцать часов в сутки.
- А почему не сесть?
- Стула нет. Я же продавец-консультант.
- Поставь себе стул, и не будет проблем.
- Мне это запрещено.
- Ни черта себе... Слушай, Элен, а ты мягкое кресло поставь, сядь в него и читай при этом книжку. Для магазина это классный рекламный ход – живое соблазнение что-нибудь почитать!
- Точно, - улыбнулась Елена. – И кофе пить при этом. Еще и с производителя кофе за рекламу денег потребовать.
- У меня идея, - я взглянул на нашу свечу и поднял указательный палец вверх, - я же пишу не только прозу, но и стихи. Почему бы не устроиться на работу в рекламное агенство? Буду сочинять им дурацкие слоганы типа "Приходи к нам поскорей, будем вместе нюхать клей!"
- Не надо, Санюш, я тебя уважать тогда перестану. Лучше иди в мужские глянцевые журналы. Там, кажется, платят по двадцать долларов за пикантный рассказик.
- А это мысль! И на этом тоже можно прославиться. Главное, придать оригинальности жанру. К примеру, предъявить такой сюжет: незабываемая ночь с двумя француженками, одна из которых под утро оказалась англичанином.
- Да ты просто творец.
- Каждый из нас потенциальный творец истории. Как тот охотник у Брэдбери. История ведь формируется каждую секунду. Это так забавно. Лишь бы еще научиться уважать сотворенную тобой историю... У питерцев, по-моему, больше уважения и любви к собственной истории. Постоянно нет-нет, да и назовет себя кто-нибудь ленинградцем или город поименует по-старому, а здесь – глухо. Под новое мироустройство прогнулись моментально. Еще ни одна сволочь из тех, которыми велел заселить сей город Борис Годунов, как упоминал в "Пяти реках" Виктор Ерофеев, не произнесла при мне слова Куйбышев или производного от него. Наверное, тут в девяносто первом сказали: Самара, так Самара. Только ложку не отбирайте.
- Ой... – нервно дернулась Элен, - Как жаль, что твой город ни разу не подвергся переименованию: тебе бы тогда никуда ездить не пришлось. Ты бы смог спокойно поныть и у себя дома.
- Зачем ты меня постоянно подкалываешь? – выразил я свое недовольство.
- Затем, что с тех пор, как ты приехал, я только и слышу: Самара-Куйбышев, Самара-Куйбышев, Самара-Куйбышев... Просто затрахал уже! Ты зануда!
- Леночка, зануда – это человек, которому проще дать, чем объяснить, что ты его не хочешь.
- Я это понимаю, потому что если б твоей целью было затащить меня на сеновал, я бы уже давно не выдержала и уступила!
- Блин, - с наигранной досадой сказал я. – Как жаль, что я приехал не за этим, а лишь за вдохновением.
- В писателя решил поиграться... Успокойся, на большое количество материала можешь не набирать – постранично, как Достоевскому, тебе платить не будут.
- Главное, чтобы ложку не отобрали.
- Опять ты про свою ложку... Между прочим, в восемьдесят девятом здесь ходили демонстрации с плакатами "Хотим жить как в Пензе!" – люди завидовали, если приезжал кто из Пензы и говорил, что работает на заводе, потому что здесь все производство стояло. Так что, твое представление об историческом богатстве региона неоправданно; во время так интересующего тебя переименования тут был голод.
- "Хотим жить как в Пензе"? Обалдеть... – удивился я. Как все резко поменялось в сторону: теперь Пенза дохнет, Самара цветет...
Я поднялся, взял пустую чашку со стола, чтобы положить ее в раковину для мытья посуды, и сам не обратил внимания, как она выскользнула из руки и, ударившись о пол, разбилась.
- Александр! – с укором отозвалась Элен, - Руки, твои, крюки!..
- Не ругайся на меня так громко, - ответил я с чувством маленького мальчика, которого за разбитую посуду отчитывает его мама. – Меня любимая бросила, я тоскую.
- Когда она тебя бросила?!
- ...Полгода назад... – в уме сосчитал я, - тебе это известно.
- Вот именно, дорогой! Полгода назад! Уже пора бы перестать бить чужую посуду!.. Мне тоже живется не так весело, как хотелось бы, но я не изображаю из себя неполноценную!
- Дело в том, что мы разные. Ты без любви вполне самодостаточна, представляешь из себя единое целое... А я – нет! Я себя не чувствую целиком. От меня осталась одна половина, притом не лучшая. Удивительно подумать, что всего каких-то семь месяцев назад мне было "небо по колено".
- И ты хочешь сказать, что с тех пор ты так и не снимаешь траур и ходишь с этим страдальческим выражением лица?
- Страдальческим? Знаешь, какое у меня сейчас выражение лица? В фильме "Бессмертная возлюбленная", рассказывающем о жизни Бетховена, был фрагмент, где он вбежал в гостиничный номер, в котором его должна была ждать та самая Immortal Beloved. Не застав ее там, Людвиг решил, что она его навсегда оставила. Это был удар, от шока он разбил стулом окно, после чего апатически сел на кровать. В тот момент взгляд у Гэри Олдмана, исполнявшего роль великого композитора, был точно такой, как у меня. Наверное, Олдману даже играть этот эпизод не пришлось – он просто мог взять образ из личного опыта. Я где-то читал, что его оставила уже третья жена из-за его проблем с алкоголем.
- Его пример, видно, тебя ничему не научил.
- Ехидничай, примитивное создание... – оскорбился я.
- Хочешь, чтобы Людмила была здесь? – задала прямой вопрос Элен.
- Хочу, чтобы она была там. Спокойнее.
- Я не понимаю. Ты что, вправду все полгода прошатался по улицам один? У человека же есть простые желания, которые нужно удовлетворять.
- Простые как раз я удовлетворить смог – со сложными ничего не вышло. Так уж мир устроен: кто знает вкус настоящей мадеры, того никогда не порадуешь настойкой боярышника. Сначала мне помогла скрасить пару вечеров одна мадмуазель, затем – вторая, и, наконец, совсем недавно я познакомился с одной темпераментной девушкой. Оказалось, ее тоже зовут Людмилой. Я, как она представилась, испытал, конечно, чувство, сравнимое с химическим ожогом внутренних органов. Вот мы с ней, значит, что-то начали, а где-то месяц спустя я понял, что мне она никуда не нужна, обманывать ее несколько нечестно, и стал активно избегать наших встреч. Терпения у нее хватило ненадолго: как-то захожу в пивбар тоску разбавить, а там она уже с мужиком сидит. Зашел в тот же день вечером – там она уже с другим сидит. Я же сказал: темпераментная. Когда мы только подружились, я, чтобы чисто для себя различить ее и твою прекрасную приятельницу, решил называть ее Люси;. На французский манер, как когда-то назвал тебя Эле;н...
- Погоди, засранец, - вскипела Елена, - ты что, меня тогда назвал Элен тоже, чтобы различить меня и какую-то дурочку, бросившую тебя?!
- Ты что?! Нет, разумеется! Упаси боже!..
Да уж... я попался. Я ведь ее действительно тогда по этой самой причине так назвал. Никак не думал, что ей это имя понравится настолько, что она с тех пор только так себя называть и будет. Многие ее знакомые думают, будто и в паспорте у нее написано Элен. Сейчас мне не захотелось ее расстраивать. Думаю, моей подруге тяжко было бы узнать, что имя, с которым она срослась, на самом деле результат моей меланхолии от дешевенькой и непродолжительной связи.
- И она к тебе так и не подошла, эта Люси? – поинтересовалась Елена.
- Нет. Возможно, ждала от меня реакции, но я же реагирую медленно. Да тут, собственно, и не на что было. Я только удивился, что мужиков двое оказалось. Мне бы хотелось, чтобы она нашла одного, но хорошего, а тут уже пошли какие-то ****ские замашки.
Есть одна лишь вещь, о которой я жалею в связи с нашим "разрывом". Она говорила, у нее есть знакомый, что согласился бы перевести в печатный вид мои три тетради с романом "Скачки" всего за две бутылки водки, плюс третью пришлось бы распить вместе с ним. А теперь я и не знаю, где найти человека с такими расценками. Так моя проза и лежит в рукописном варианте по сей день.
- И об этой вещи ты жалеешь?
- Да.
- Сука, тебе не кажется, что ты любишь использовать людей?
- Леночка, я их не использую. Люди меня ведь тоже воспринимают весьма своеобразно. Им часто нравится играть со мной, как с котенком, а потом бросать в форточку с пятого этажа и смотреть, смогу ли я приземлиться на четыре лапки или мои мозги расплескаются по асфальту... Вот и я к людям иногда так отношусь, мне же тоже нужно как-то развлекаться. Я тоже живой...
- Нет, - задумалась Элен. – Ты мертвый... Когда ты сказал про любимую, мне тебя действительно жалко стало, я хотела поддержать тебя, а сейчас никакой жалости по отношению к тебе у меня не осталось.
- Я и не просил меня жалеть.
- Ну, вот и давай, убирай тогда этот срач, который ты тут устроил! – она указала взглядом на разбитую мной чашку. – Веник и совок под раковиной.
Интонации ненависти меня совершенно не порадовали, и я попытался  показать, что жива еще во мне нежность:
- Элен, ж’э пэрдю мон амур …
- Перди, перди! – ободряюще ответила Элен и вышла с кухни, оставив меня наедине с битой чашкой и оплавившейся свечкой.
- Как говорил герой одного мной любимого произведения, Господи, если б у меня было то, разве нуждался бы я в этом? – бросил я вслед ушедшей.
 
8 Из дневника писателя
Музыка: СерьГа. Дорога в ночь.

30 августа, 2005 год
Прибыл в Пензу после шестинедельного отпуска, проведенного за ее пределами. Впечатление хорошее. Красивые фасады домов и прочее радуют. Квартира кажется чрезвычайно маленькой. Вспоминается каморка Раскольникова. Приходили Флюрыч, Димка и dimon. Приносили с собой прохладительные гостинцы, встреча удалась.

2 сентября
В одном книжном магазине нашел тексты Башлачева и пошлые стихи М.Ю.Лермонтова.

3 сентября
Явились на вторую годовщину знакомства Гриши и Ларисы. По оригинальному дизайнерскому решению я, Дима и dimon пришли в тельняшках. Ночью прибежал знакомый Гриши по имени Антон с двумя барышнями и несколькими фанфуриками перцовой настойки из аптеки. Юморист, однако. По телефону говорил, что несет немировскую перцовку. Можно сказать, злостно обманул народ с его ожиданиями.

8 сентября
Опять нихрена не сделали, но зато послушали много музыки.

11 сентября
"Я живу еще в деревне; дела мои до того гадки, что я собственно для того, чтобы не видать их, уезжаю в Пензу второго или третьего будущего месяца. А как туда ехать противно – не можете себе представить".
(М.Е. Салтыков-Щедрин. Письмо к Анненкову, декабрь 1864г.)

17 сентября
В нашем полку прибыло – приняли в литературное содружество Володеньку. Теперь нас четверо.

20 сентября
Володя молодец. Я благодарен, что он ко всему этому делу по-настоящему относится, а не по образу Тяпы и Ляпы.

9 октября
Сколько подарков в один день рождения! От dimona талисман в виде символа инь-ян, "Альтист Данилов" от Татьяны, от Димы и Натальи – картина с птицей Сирин (Наталья ее изобразила, а Дима подобрал подходящую рамку), от Гриши с Ларисой – серебряная книга для художественных произведений собственного сочинения. Напиши сам, называется.

12 октября
Весь день прошел в непонятном напряжении. К ночи родилась концепция одного из рассказов, составляющих задуманный мной сборник "Курительная комната" – "Музыка железных нитей".

13 октября
Представил черновую концепцию рассказа "Салат из блудницы".

14 октября
Гении – это те, кто сумел поделить мировую историю на "до своего произведения" и "после". Doors сделали это своим первым альбомом. Я долго думал над концепцией рассказа «Reserv. Dogs» и вдруг придумал сюжет "Пира во время стены". Конечно, чувствуется влияние Сорокина, но кроме как я сейчас, этот рассказ больше никак нельзя представить.

15 октября
С удовольствием послушал музыку к "Перу Гюнту" Грига. Песня Сольвейг всегда будет для меня чем-то особенным.
18 октября
Попил с Димой пива. Пообсуждали с ним нюансы литературного вечера, который обещает состояться в ноябре.

24 октября
Без десяти двенадцать позвонил Виталик из Мурманска. Минут двадцать обсуждали разные вопросы. Был рад его слышать. Он сейчас на мурманское телевидение пробивается. Приятно, когда тебя кто-то помнит.

25 октября
Читал права и свободы граждан, гарантированные конституцией РФ. Оказывается, несмотря ни на что нас не могут выслать из страны. Для этого нас нужно лишить гражданства. Снег пошел.

1 ноября
Пригласил Аню, свою обаятельную сотрудницу с кафедры, на наш литературный вечер, который теперь уже точно назначен на пятое число. Обещала позвонить четвертого и сказать, сможет ли присутствовать. Желание у нее есть, это видно и оно не может меня не радовать. Снег растаял.

3 ноября
День начался полным говном! С самого утра сплошные тормоза. Встретил Аню. Похоже, ее семья не в восторге от моего приглашения (сказали: "Хватит пить, дочка"). Скорее всего, в субботу ее не будет, рипс нимада!!! А я надеялся на продолжение вообще-то. Зато звонила из Самары моя весенняя знакомая Элен, обещала на вечере быть (откуда только узнала о нем?). Да еще и подругу привезти с собой пожелала. Элен, конечно, не менее обаятельна, чем Аня, но, знаете ли, километраж несколько не тот, чтобы <зачеркнуто>

5 ноября
Встретил самарскую электричку. Из назначенного вагона вышли Элен в джинсовом сарафане и Люся в оранжевом плаще... Ну, ты даешь вообще. Господи, я... проснулся... прозрел... Вот это вечер! Давно ничего подобного не случалось!

6 ноября
Проснулись мы. Ох... Тяжко же нам было... посмеялись. Проводили Людмилу и Элен в Самару. Как-то грустно сразу стало...

9 ноября
На мобильник мне прислала послание Люся из Самары. Пообщались в письменном виде. Она, похоже, у Элен мой номер узнала. Сказала, ее тронула моя поэзия. Резкий удар по моей скромности!

10 ноября
Вечером переписывался с Людмилой. У нее в сердечке была какая-то грусть, как она сказала, но после нашего общения, по ее же словам, у нее появился стимул жить. Мне хочется съездить в Самару. Так вот.

11 ноября
И зачем мы живем в разных городах?!

12 ноября
Весь день улыбался. Наступила ночь, а я все переписывался с Люсей. В плеере играл Аквариум. Внезапно я заснул, а позже на миг проснулся и услышал: "Кто любит, тот любим; кто светел, тот и свят..." Снял наушники, убрал телефон, в котором не было ответа на мое последнее сообщение, и снова уснул.

13 ноября
Проснулся в восемь утра несмотря на то, что заснул поздно. Через две минуты пришло послание: "Доброе утро:) Извини, что не ответила на последнюю SMS вчера: я бессовестным образом отрубилась..) При этом забыв выключить плеер..)" Прочитав, я просто обалдел... Одновременно!

14 ноября
Володенька слег с болезнью. Что печально, Люсе тоже нездоровится. Неспроста у меня с самого утра в груди щемило. Дима с dimonом решили напиться. А я... я почему-то не хочу...

15 ноября
Что-то странное... Наши с Люсей родственники умирают. Не самые близкие, но и не жутко дальние. Надеюсь, обойдется двумя жертвами... больше не надо. "В этом всем есть какая-то ненормальная логика... и я чувствую ее", - написала Людмила. Стоял на вокзале и смотрел на отъезжающих... Как ужасно, что несколько обстоятельств удерживают меня от того, чтобы вырваться из Пензы в... думаю, уже понятно, куда. Теперь сильно волнуюсь за Володеньку. Как бы с ним ничего не случилось... Вечером смог дозвониться до него. Больной, конечно, но перспективы есть, слава Богу.

16 ноября
В 16:00 пошел шляться по Московской и грустить. Вернулся, а тут Людмила снова пишет! Прочел и так быстро согрелся... о чем сразу же поделился с ней. "Конечно, - ответила на это Люся, - говорят, любовь греет....;)"
Господи, "То ли выжил, то ли нет"...

18 ноября
Приходил Дима, принес две бутылки вина. Я с радостью его поддержал, хотя и так хожу будто в легком опьянении.

19 ноября
Эта паскудина Наталья решила, видно, меня достать. Стала стебаться, да еще и публично, над моими чувствами к Людмиле. Скотина ты. Может, тебе эта ситуация кажется смешной, но я шутки, подобные твоим, над расстоянием в 420 километров ни фига забавными не нахожу! Я вообще жалею, что тогда в Ахунах тебя змея не ужалила. Мир бы точно не потерял ничего драгоценного.

20 ноября
«Мой ангел, мое я, моя бессмертная возлюбленная!..» Я верю, что будет свет и без огня. Она сказала, что в каждом фонаре живет фея...

24 ноября
Говорили с Оксанкой о высоком. Она сказала, что наше с Люсей положение не самое плохое. Ведь когда встречаешь свою половинку, абсолютно неважно, на Аляске она живет или в Антарктиде.

26 ноября
Володя начинает валять дурака. Надо срочно починить его голову. А то в задницу превратится.

28 ноября
Если сравнить наш настрой, что был месяц назад с нынешним, захочется застрелиться. Ой, нет. Зайчонок, ты волшебница, это точно. Снова дала мне смысл жизни, улыбку и надежду на самое хорошее...

30 ноября
У нас весь день шел снег, а в Самаре – нет. А Она этого очень хотела. Я обещал поделиться. Сам подумал, что если у нее он выпадет, значит, это все на самом деле – судьба... Она так уже давно говорит...

1 декабря
Слушал "Division bell". Очень сексуальный звук. А снег у Нее выпал! Всю ночь шел!!!

5 декабря
Месяц со дня нашего с Люсей знакомства, год с момента окончания романа "Скачки".

8 декабря
Володенька, хочу, чтобы ты услышал это от меня. Пидорас ты, Володенька. Последний притом. Таким, лукавый, отплатил за предобрейшее. Дули тебе в жопу, дули; приняли в союз, как родного, дарили тебе тельняшку, надевали на твою пустую башку бескозырку, привезенную, между прочим, из самого Мурманска!.. А ты, свинья, за такое короткое время умудрился обосрать все, что можно. Терпели твои проступки, как могли, но сейчас от тебя требовался пустяк: один звонок, который ты сам обещал сделать. Проебали такое событие... Что мне твое извинение? После такого ****ского поведения Дима желает совершить с тобой акт прелюбодеяния при помощи водосточной трубы, dimon, правда, сказал, что готов тебя простить. Ну, что же, я тебя тоже, наверное, прощу, предварительно предложив застрелиться самому, потому что я твой уход осуществлю гораздо болезненнее!
(Из не высказанных речей)

11 декабря
Зайчонок, мы с тобой просто "Два ангела, да на одно лицо".

12 декабря
Это для тебя, Солнышко:

От злых господ не жди награды –
Им смех взысканья по лицу.
Средневековые баллады
Нас увлекут сквозь дым к крыльцу.
Оставь их, пусть уходят с миром –
Нет лекарства от чумы,
И;х жизнь тяжела, как гиря –
Рыдают, черти, в диск луны.

Наше сознанье скрыто в трюме,
От вольнодумства не уснуть,
Когда светла ты, нежны струны,
Когда печальна – режут грудь.
Не все способны быть нам рады
И сдувать с цветов пыльцу…
Средневековые баллады
Нас приведут сквозь дым к венцу.

17 декабря
Вспомнился Володя. Пускай в конце он плохо себя вел, но если копнуть глубоко, то не приди он к нам, я бы окончательно задохнулся в сентябре и, возможно, Людмилу бы так и не узнал...

18 декабря
Наша будущая встреча под Новый год – очередное испытание. Этот момент способен решить нашу дальнейшую судьбу...

19 декабря
А правда, что будет дальше?

26 декабря
Взял сидячее место до Самары на тридцатое и обратно его же на второе. Обошлось в 409 рублей.

28 декабря
"У тебя не может быть что-то не так:) Просто я знаю это...;)" (Люся поддерживает меня перед экзаменом у Мишана)

30 декабря
Сдал экзамен дяде Мише на отлично!!! Запрягай, Кузьма! Возлюбленная ждет!

31 декабря
Здравствуй, Счастье!..

Записи 1,2,3-го января 2006-го года отсутствуют.

4 января
Ведь если их сбросить, каждый увидит: Пусто... Нет ничего... А ведь было, наверное... Что-то было...
Конец" (Венедикт Ерофеев. "Записки психопата")

Музыка: Nirvana. Even in his youth

5 января
Все... все зря! Ничего нет. Есть только фантазия двух людей, которая ничем высшим не подкреплена... музыка мертва, мой ненормальный друг, а мы с тобой и подавно... не питай иллюзий.
06:10
Каждая сказка обязана закончиться, каждая вторая – трагично. Быть здесь счастливым неприлично и больно.

6 января
Кто ты, милый человек? Этот вопрос задаю себе я, потому что все равно больше никому неинтересно, что я за человек и что, может быть, очень даже милый... Звонила Элен, пыталась поддержать, но у нее ничего не вышло.

Записи с 7-го по 17-е января отсутствуют

18 января
"Предметы не должны нас беспокоить: ведь они не живые существа. Ими пользуются, их кладут на место, среди них живут, они полезны – вот и все". (Жан-Поль Сартр. Тошнота)

19-е – 23-е января отсутствуют

24 января
Ну, скажите хоть кто-нибудь: "Is getting better all the time!"

25 января
- Семен Аркадьевич, у вас тройной одеколон есть?
- Кончился, кажется. Ты огуречный лосьон возьми. Тоже дезинфицирует.
- Ах, Семен Аркадьевич! Вы же знаете, что я терпеть не могу полукрепкие напитки. Зачем так издеваться над больным человеком?

26 января
Было!!! Было... а что толку? Вчера уже не вернется. Есть только сейчас. Лермонтов, Моррисон, Башлачев, Кобэйн. Впишут ли мою фамилию в этот ряд 27-милетних поэтов?

27-е – 1-е февраля отсутствуют

2 февраля
Мы постоянно переплавляющееся олово.

14 февраля
Ну, что мне делать с собой? Если бы они могли вскрыть мою грудную клетку и достать оттуда все чувства, возникшие по отношению к тебе... Всю боль и страсть. Мне не понять, почему же там так и не проросла ненависть. С ней было бы гораздо проще.

19 февраля
Второе гениальным быть не может

23 февраля
В литературе создано два незабвенных образа, олицетворяющих вечную женственность и любовь – Ассоль и Сольвейг. Что примечательно, и в том и в другом имени есть слово "соль". Похлопаем композитору, мы прощаемся с ним.

24-е февраля – 10 марта отсутствуют

11 марта
Разбили мне два сердца с интервалом в месяц. К одному я крепко привязался за двенадцать недель, к другой – в тысячи раз крепче за восемь. Год назад я сочинил стихотворение со строчкой: "Во мне два сердца, и ни одно из них не бьет", но тогда это была просто красивая фраза – на тот момент было плохо, но разбитых сердец было не два. Вероятно, это наказание. Поэт обязан пережить то, о чем пишет. И если ты не сделал этого до времени попадания слов на бумагу, тебя оно все равно настигнет после.

12-е – 29-е марта отсутствуют

30 марта
Что делать? Идти. Идти в никуда и ни за чем. Просто до самого скончания вспоминать те хрустальные два месяца моей жизни, нелепой скотины, в которые я был счастливее счастья.

3 апреля
К развитию стремясь неудержимо,
В одной занятной книжке я прочел,
О том, как джинн загнал в бутылку джинна
И плотно запечатал сургучом.

В порожнюю посуду заключенный,
Джинн мается, вздыхая тяжело,
И видится ему весь мир зеленым,
Так как смотрит он через стекло.
(Дунаевский – Дербенев. Песенка алкоголика из к/ф "Опасно для жизни")

4 апреля
Оксанка все пытается поднять меня на ноги. Спасибо, но результата нет.

5 апреля
Ура! Открыли с dimonом весенний сезон! Начали с пивбара возле нашего института.

6-е – 13-е апреля отсутствуют

17 апреля
«Свадьба, свадьба! А вот и невеста. Здравствуйте». (Виктор Ерофеев. Русская красавица)

18 апреля
Стихотворение:
Отдельные личности канули в вечность,
Я замыкаю кольцо-бесконечность.
Весь в ожиданьи послания с неба
Не принимаю ни водки, ни хлеба.

Пускай для невежды что Блок, что Есенин,
Мы движемся к морю, плескаясь в бассейне.
Хоть не играем в бридж или нарды
И не мудры, как с духовностью барды.

26 апреля
В пивбаре познакомился с мадмуазелью интересного вида. Назвалась Людмилой. "Мама, возьми меня обратно!" Стала со мной разговаривать об умных вещах.

5 мая
Видел Наталью. Сказала она, что наш преподаватель экономики Мишан нудный. Да иди ты в жопу! Я бы его с тобой рядом срать не пустил.

12 мая
Веревку, мыло, бумагу, карандаш. Срочно!

15 мая
Никто не звонил, никто не приходил, все пошли на хер.

16 мая
- Нарисуем карандашом.
- А потом ручкой обведем.
-Зачем?
- При ней обведем.
- Зачем обводить?
- Потому что мелки; синие, красные – очень красиво.

18 мая
Белая горячка и шизофрения. Можете сколь угодно кричать, что вам плохо, но однорукому трудно доказать, что вы живете хуже, чем он.

20 мая
"Для нас важнейшим из искусств является... Пивко!"(Сергей Сидоров)

21 мая
Звонил Виталик из Мурманска. С октября его не слышал. Говорил, что у них все без изменений.

30 мая
Мне тоже когда-то был загадочен рассвет, а не хмельной отвар.

2 июня
Недолго Люси выдерживала мой игнор. Быстро нашла себе две замены. Ну, и попутного хера вам в жопу.

5 июня
За этот весенний запой я перезнакомился со всем пивбаром. Со мной начали здороваться даже те, кого я, как мне кажется, ни разу не видел...

14 июня
После экзамена пошел к Грише с Ларисой. Давно не виделись. Людмила... Ущерб ты моего разума...
 
9 Два этажа под землю

Музыка: Led Zeppelin. Stairway to heaven

Весь следующий день сидели с Элен в ее дворе на лавочке, подставив лица солнцу. Только я глаза спрятал под непропускающими ультрафиолет очками, а Элен скрывать  от света свои очаровательные серые глаза не пожелала. Людей вокруг практически не наблюдалось, пустовала даже детская площадка, и минутами мы оказывались среди скучных кирпичных домов совершенно одни.
- А почему мы в центр не поедем? – спросил я. – Сидим тут, как бомжи, на окраине...
- На какой окраине? – не согласилась Елена, - Мы к центру относительно близко живем. Ты еще окраины не видел. Тебе надо какую-нибудь улицу Бобруйскую показать, чтоб ты понял свою ошибку.
- Прости. Привычка. У нас в Пензе любое место кроме центра города и района, где непосредственно ты сам живешь, любят называть ****ями. Кого ни послушаешь, Терновка – ебеня, Арбеково – ебеня, Западная поляна – ебеня, Барковка – ебеня, Веселовка – ебеня... Одна улица Московская не ебеня.
- Вы этим не выделяетесь. Так везде. Наш район тоже таким словом обзывают люди, в нем не живущие. Но я, так получилось, тут живу, и потому не могу подчиниться этому мнению... – Она закрыла лицо ладонями и вернулась к моему первоначальному вопросу, - Не хочу я как-то сегодня в город ехать.
- О! – радостно заметил я, - Ты уже сама согласилась, что место, где мы находимся, уже почти и не город.
- Сашка, не цепляйся к словам. Сам подумай, в какой тебе центр ехать? Ты после первой-то прогулки по нему весь израненный остался: ногу порезал, бровь рассек, руку исцарапал...
- Брось ты, - ухмыльнулся я, коснувшись ноющей кистью пластыря, залепившего рассеченную бровь. – Меня изранили задолго до той прогулки.
- Ах, Санечка, как это тонко... – Элен характерно дернула головой. – Ты не голоден?
- Куда там! – воскликнул я, - Ты бы знала, как я питался последние месяцы...
Я вынул из кармана блокнот и, объявив, что именно сейчас прозвучит, зачитал диалог, возникший между dimonoм и мной в один из весенних дней:
"- Как странно... – проговорил dimon, -  Два дня мы пили по два с половиной-три литра пива за шесть-семь часов по высокой цене (25-30 рублей за пол-литра), а сегодня – по полтора литра за два часа по низкой цене (33 рубля за полтора литра). В итоге эффект оказался гораздо круче от дорогого.
- Так ведь сегодня мы пили не всухую, а по утрамбованной почве. Макароны с котлетами – это плотно. Не в пример предыдущим дням, когда всей едой на сутки являлся плохо подогретый хот-дог.
- Не скажи. Вчера мы ели очень плотно: по хот-догу, по мороженому и по блину с грибами!
- А... Ну, тогда вчера у нас был просто праздник!
- Да! Праздник... живота!
- И не говори. Просто обожрались. Как только мы до дома-то дотащились? Я удивляюсь.
- Ты еще не забудь ту чашку сухариков со вкусом свинины..."

- Хорошо живешь... – оценила Элен. – И dimon как всегда в своем репертуаре. Единственный, кстати, из твоих близких друзей, кто мне понравился. Я, наверное, тоже скоро в Пензу перееду. Рассказы твои вынуждают.
- Странное желание, - заключил я. – Родись я в Самаре, ни за что не переехал бы в Пензу, город, где, как у нас говорят, для отдыха есть всего четыре места: Парк Белинского, Московская и набережная.
К вечеру солнце стало постепенно уходить за облака, детская площадка, стоявшая перед нами заполнилась детьми и в наших ушах все пространство заняли юные смешные голоса, сливающиеся в один, похожий на щебетанье птенцов.
- Вот ты все пишешь, пишешь... – сказала Елена, а я твой роман не прочитала до сих пор, между прочим. Когда я, наконец, удостоюсь этого?
- Что вы все носитесь с этим моим романом? Все! Он уже написан, я лично про него забыл. В печатный вид его перевел бы кто...
- Ты, помнится, говорил год назад, что у тебя есть идея нового...
- "Курительная комната". Про нее я тоже забыл. То есть, не забыл, а отложил в ящик, когда понял, что до конца не прочувствовал пойманную свыше идею. Ведь если ее не прочувствовать, ее запросто можно обосрать. Все мои мысли вытеснила новая волна. Я сейчас делаю наброски к одному рассказу-прогулке. Не знаю, что из того получится, но желание написать его у меня весьма конкретное.
- Прогулка? – не поняла Элен, - в смысле?
- В смысле прогулки по отдельно взятому городу, - пояснил я. – Хочу поднять тему простого созерцания.
- Не для того ли ты приехал сюда?
- Может быть. Ты позвала вовремя.
- Я-то думала, ради меня... Скажи, зачем тебе писать "прогулку"? Это же неоригинально.
- Знаешь, я думаю, Шекспир писал свои знаменитые пьесы вовсе не затем, чтобы они были оригинальные, а по причине острого желания их написать.
- А как называться будет эта книжка?
- Пока точно не определился, но, вероятно, "Архив Туда-Сюда".
- По-моему, у Толкиена уже было похожее название. Что-то вроде "Хоббит. Туда-обратно".
- У Толкиена, может, и было, а у меня – нет. К тому же, полагаю, мы с Толкиеном пишем о несколько разных вещах. Хватит упрекать меня в плагиате. Мне и так заранее обидно, что до желаемого уровня мое произведение не дотянет – наверное, мне не дано описывать события с острым чувством. Мои нервы не оголены – я же не бродяжничаю, как Генри Миллер или Джордж Оруэлл. Рядом с ними я просто мажор и буржуй.
Раздался звонок телефона.
- Твой? – спросила Элен.
- И кто же, скажи, меня тут может беспокоить?
- Может, из Пензы кто?
- Ну, да! Там уже забыли, что я вообще есть. Думают, пропал Александр Александрович, и хрен с ним!
- Неужели мой звонок такой странный? – Элен с недоуменным выражением лица полезла в карман своего джинсового сарафана и, вынув оттуда телефон, изрекла, - Точно...
На маленьком дисплее виднелась надпись "Сергей".
- Да, Сережа, - приняла вызов моя подруга. – Нормально, а как ты? ... Не знаю. А вы где сейчас? ... Может, навещу. Только со мной еще мальчик-ассистент. ... Ясно. Ладно, до встречи.
Попрощавшись, она спрятала аппарат обратно и обратилась ко мне:
- Ну, что, израненный ты мой, готов куда-нибудь ехать? Один добрый человек нас к себе в гости позвал.
- Наконец-то! – обрадовался я. – Хоть кто-то в нас нуждается. Поехали.
Добравшись до нужного места, мы оказались в очень просторной квартире, в которой упомянутый только что широкий простор совсем не чувствовался, поскольку практически целиком его заполнили пришедшие люди. "Мама, - пронеслось у меня в голове, - Куда мы попали?! Все пьют и пьют, почти никто друг друга не знает! Я приехал от этого отдохнуть, а тут все то же самое. Элен в какой-то из комнат стала общаться со своим знакомым, который, собственно, желал ее больше всех здесь видеть, по причине чего и звонил; я же решил побродить по дому с целью если уж не найти себе собеседника, то хотя бы осмотреть местные достопримечательности. Явно в этой квартире жили господа небедные – внезапно я для себя открыл, что она двухэтажная. Народу все прибавлялось. Разыскать хозяина в этой толпе, тем более, познакомиться с ним, было нереально. Переходя из комнаты в комнату, с этажа на этаж, я успевал выпить по рюмке с каждой из свежеобразовавшихся компаний. В одном помещении я заметил настоящее пианино и не смог отказать себе в удовольствии понажимать на его клавиши. Получилось нечто похожее на мелодию. "Чем не Ван Клиберн? – похвалил я самого себя. – Или Ричард Райт... Нет. Рубинштейн!" Закончив сравнивать свой талант с талантами великих музыкантов, я зашел в маленькую комнатушку и присел за стоявший в ней столик, за которым находились несколько человек, в том числе Элен. Справа от меня сидела симпатичная девушка с черными прямыми волосами и карими глазами.
- Скажите, милая красавица, вы кого-нибудь здесь знаете? – начал я разговор с ней.
- Кроме собственного брата, который меня сюда привел, нет, - ответила девушка.
- В таком случае, разрешите представиться, - я широко улыбнулся, - Чингачгук Арон Моисеевич.
- Ты что, Саш, в остроумии решил поупражняться? – встряла в наше начавшееся общение Элен.
- Мария, - представилась девушка, не обратив на Елену никакого внимания.
- Александр, как вы уже поняли, - назвал я свое истинное имя.
- Чем занимаетесь?
- Да так... Белим, красим.
- Он писатель, - ответила Елена.
- Элен, - сделал я подруге замечание, - разреши мне самому про себя рассказывать! Не прерывай взрослых!
- Серьезно писатель? – переспросила меня Мария.
- Серьезно. Пейсатель, как говорит один мой друг.
- Как самокритично, - прокомментировала Элен.
- Маша, - обратился я к девушке, - может, поищем место, где потише? А то тут все разговаривают, я не то, что вас – я свой голос слышать перестаю.
Она с радостью согласилась, и, прихватив с собой две баклажки с пивом и сигареты, мы вышли в подъезд.
- Это квартира твоих друзей? – поинтересовалась Мария.
- Ничего подобного, - ответил я. – Я вообще не из Самары. Нахожусь здесь второй раз в жизни. Девиз моего пребывания: "People are strange, when you're a stranger".
- А откуда ты?
- Отовсюду. Из Мурманска, Питера и Пензы. Путешественник. Пер Гюнт, можно сказать.
- А здесь как оказался?
- На поезде, Маша; на поезде приехал.
- Это понятно, - улыбнулась она, - наверное, ты к кому-то приехал?
- Да. К Элен.
- Ты ее ухажер?
- С чего ты взяла? Она мне просто подруга.
- Нравится тебе в городе?
- Здесь неплохо. Довольно забавно подмечать некоторые отличия от других мест, где мне довелось побывать. К примеру, я заметил, что Самара из серии не широких городов (как Пенза), а длинных. Только если Мурманск или Питер, подпадающие под эту категорию, протянуты с севера на юг, то Самара – с запада на восток. При этом само название как раз наоборот  широкое. Вспомни песню "Беспокойная я". Там слова "Эх, Самара-городок!" Вот это "Эх" действительно широко. К Куйбышеву бы такое междометье не подошло. Он вертикальный. Даже увековеченный в памятнике на площади перед театром он не сидит, как Лермонтов в Тарханах или Достоевский в Петербурге ,а стоит. Причем не размахивает руками и кепками, не стоит в растопырку, как Ленин во многих исполнениях, а стоит ровно, спокойно, уверенно. Положив руку на пояс длинного плаща. Рядом со словом Куйбышев смотрелось бы междометье "Ох", но никак не "Эх".
- Да ты философ, я смотрю. Не знаю почему, но тебе прямо хочется доверять.
- Доверять? – оживился я. – Сейчас ритуал покажу. У психологов для групповых занятий есть специальное упражнение: группа делится на пары, и делают они следующее. Один человек из пары падает на спину, а другой стоит позади и ловит его. Так снимается барьер недоверия. Я упражнение упростил, сделал из него ритуал: берем бутылку и стараемся напоить из нее своего друга. Он при этом не должен касаться руками нашей емкости. Это гораздо глубже и содержательнее, чем падение. Тут не только доверие, но еще и уважение. И тот, кто держит тару, должен почувствовать, когда остановиться, чтобы партнер не захлебнулся.
- Давай попробуем! – воскликнула Маша.
Вначале поить принялся я, затем настала ее очередь. Все прошло удачно. Ритуал вызвал много веселья, которое было прервано появлением Элен. Она вышла из квартиры и, сурово взглянув на меня сверху вниз (мы с Марией стояли внизу лестницы), сказала:
- Вот ты где! Я тебя по всему дому разыскиваю!
- Успокойся, - небрежно отозвался я. – Я жив, здоров и счастлив.
- Я спать ложиться собираюсь!
- Ты вышла, чтобы рассказать об этом? Странная твоя привычка быть открытой. Не все нужно выставлять на всеобщее обозрение. Вот, например, если ты сходила посрать, не обязательно вставать перед лицами знакомых и говорить: "Ребята, я сходила посрать". Дескать, будьте за меня спокойны.
Элен метнулась обратно в квартиру и со злостью захлопнула за собой входную дверь. Я обернулся и заметил, что Маша поставила опустошенную полторашку на подоконник.
- Пустую бутылку со стола выкинь! – непроизвольно вырвалось из моих уст.
- А зачем? – Маша изобразила на лице недоумение.
- Традиция такая.
- Она же не сложилась бы сама собой. Ей должно быть какое-то глубокое объяснение.
- Иди сюда, - я поставил Марию перед окном и обнял ее левой рукой. – Смотри. Сейчас темно, но видно, что в небе облака есть. Видишь?
- Вижу.
- Хорошо. Умничка. Вон то облако тебе что напоминает? – я указал свободной рукой на одно из висевших в ночном небе серых облаков.
- Зайца.
- Здорово. А то? – я указал на соседнее с прежним.
- Тюльпан.
- Замечательно. А теперь представь себе облако, которое ничего не напоминает. Вот пустая бутылка на столе представляет примерно то же самое. Форму без содержания. Или еще можно сравнить с действием без разумной цели. Легенду о вавилонском столпотворении вспомни: люди взялись строить башню, но не для того, чтобы она кому-то чем-то помогла, была полезной, а просто ради самоутверждения. В результате поплатились разделением языков и установлением полного непонимания друг друга. Получается, строили башню гордыни, а создали подземелье собственной глупости, из которого выбраться оказались уже не в состоянии.
Маша повернулась ко мне и взглянула в мои темно-карие с невидимыми не на свету зрачками глаза.
- Что у тебя с бровью? – поинтересовалась она.
- Бандитская пуля из гранатомета. – с каменным лицом, будто говорил серьезно, ответил я. - Стреляли из проезжающей машины и задели случайно.
- А это что такое? – Мария взяла в руки мой талисман в виде символа инь-ян, подаренный dimonoм.
- Медаль за взятие без очереди, - не менее серьезно, чем предыдущее объяснил я и, подняв высоко бутылку, произнес тост. – За лошадь Пржевальского!
- Ты чистокровный русский?
- Судя по богатству внутреннего мира, китаец.
- Ну, да. Ты же писатель.
- А ты, Маш, какие книги любишь?
- Мне в последнее время почти некогда читать. Я разрываюсь между двумя работами. Тружусь через день в кофейне и баре. Устаю, конечно. Если хочешь, зайди как-нибудь ко мне в кофейню, – она дала мне визитную карточку с адресом. – А ты о чем пишешь? О чем-то светлом?
- Я, честно говоря, стараюсь принести своими произведениями не свет, но просветление. Хотя света тоже иногда хочется, но откуда же его взять? Ведь я люблю реалистично творить. Изображать то, что вижу. А главное, то, как вижу. Я уже понял, что начертать на минимуме бумаги максимум чернухи я могу без особых усилий для себя. Теперь есть желание создавать что-то позитивное. Наподобие дзенских притч. Помню, как вдохновленная красотой, моя душа действительно посветлела, и на свет родилось несколько стихов-красавцев. Они – это все, что осталось со мной с того времени.
- Не обязательно убиваться. Еще в ведах была отмечена мудрость, которую часто любит повторять сатирик Задорнов: Проблема живет именно там, где над ней плачут. Если же смеются, она не выдерживает и уходит.
- Ты права, - я уставился в пол и обнаружил два валяющихся окурка, из-за чего был вынужден нагнуться и бросить их в банку-пепельницу.
- Зачем ты это сделал? – спросила Маша, - Они же не наши.
- Так ведь кто-то же должен их выбросить!
- Ты молодец. Я тебя целиком поддерживаю. Я бы тоже так сделала,если б первой заметила.
- Да? – я вытряхнул все содержимое банки на пол, - Делай.
Она послушно собрала мусор в ладонь и вернула его на место.
- Хорошо, - похвалил я. – А то я думал, побрезгуешь. А я не люблю пустых слов.
- Ты сейчас чемпионат мира по футболу не смотришь?
- Нет.
- А вот меня братишка с ним достал. Днями и ночами ругается, что русские в нем не участвуют.
- Не волнуйся. Каждого клинит на чем-то своем. Я предлагаю отходить ко сну – уже четыре утра.
На втором этаже квартиры мы отыскали свободную кровать, под которую я предусмотрительно сунул пол-литровую бутылку с пивом, легли и моментально заснули.
- Вставай! – громко крикнула Элен.
Я посмотрел на часы, и узнал, что времени шесть утра. Засунул руку под кровать, открыл припасенную бутылку и хотел сделать глоток, но Элен остановила меня словами:
 - Брось ее! За ночь, что ли, не напился?
- И правда... – усмехнулся я и бросил емкость в распахнутое окно.
Спустя пару-тройку секунд на улице послышался сочный звон разбивающегося стекла и серия выражений и слов, производных от русского глагола, начинающегося на "Е" и заканчивающегося на "бать". Я поднялся с кровати, из большого зеркала на меня взглянула отекшая физиономия. Попрощавшись с неспавшим народом, мы с Элен покинули эти два этажа. То ли башни, то ли подземелья.
;
10 I think, I'm dumb or maybe just happy

Музыка: the Beatles. Come together

Через какое-то время мы оказались дома. "Забавно начинается четверг", - подумалось мне. В прихожей пес встретил нас радостным лаем.
- Приветик, мой сладкий, - ответила ему Элен и повернулась ко мне. – Пойдем, я его погулять свожу.
Мы втроем вышли во двор; пес, недолго размышляя, кинулся к колесу одной из стоявших возле дома машин и, подняв заднюю лапу, сделал свое мокрое дело.
- Что это он такое творит? – обратился я к Элен. – Колесо-то чужое!
- Да, он у меня такой привереда, - согласилась она. – Мочится только на дорогие иномарки.
- Ясно. Возвращаясь к нашему разговору об автомобилях, отмечу, что ты сейчас отбила у меня последнюю охоту быть владельцем личного транспорта... Ты просто террористка. Вот, кто у нас проект "Разгром" осуществляет.
- Чем сейчас заняться желаешь? –  посмеявшись, спросила Элен.
- Поспать. Что ни говори, а два часа сна за ночь для меня маловато.
- А надо раньше ложиться, - упрекнула она и посмотрела на меня так, будто я был в чем-то виноват лично перед ней.
Следующее мое открытие глаз состоялось в двенадцать. В этот же момент в комнате появилась Элен, взяла пульт дистанционного управления и, включив телевизор, стала переключать каналы. В герое телепередачи, транслируемой по MTV, я узнал Курта Кобейна.
- Оставь! – сказал я Елене, боясь, что она перейдет на следующий канал.
- Он тебе нравится? – спросила она, указав рукой, в которой держала пульт, на лицо музыканта.
- Жалко его. Такой талантливый человек...
- Талантливый? Симпатичный – да. Согласна, но не более. А главное, образ жизни весьма дурацкий.
- От тебя ли я это слышу? У тебя же значок с его изображением на сарафане. Что, для красоты прицепила?
- Конечно.
- А между тем, это очень ранимый и непонятый человек, если ты не знала.
- Сторчался на джанке и все дела. Вся непонятость. В результате зрелищно по хемингуэйевски застрелился из ружья. Вот тебе и "Adieux aux armes" .
- Циничная. Неужели ты не слышала в его песнях этот всераздирающий крик души?
- Знаешь, Сашка, гранж всегда был музыкой слабых неудачников, которым такие какофонические гитарные запилы позволяли забыться и выбросить всю свою злобу на мир, так как им было боязно выплескивать ее в явном виде.
Я отвернулся. "Зачем она так?" – с обидой спросил себя я. И это была уже не обида за Кобейна, Новозелика и Грола. Это была обида за себя. Может быть, их творчество – музыка не слабых неудачников, а всего лишь тех, на кого в этой жизни не хватило любви, задающей изнутри нужный темп существования? И вот она – альтернатива в виде гранжа. Любой другой музыкальный стиль слащаво пропитан любовью в том или ином виде, а, следовательно, обнадеживает своего слушателя не в пример музыки Нирваны. Здесь все по-честному. Никто тебе ничего не обещает. "О, гитара и струны, эффектный пассаж... Когда уходит любовь, начинается гранж". Кроме того, Кобейн – один из тех немногих, кого не скопировала отечественная волна неформализма. Боба Дилана и Боба Марли здорово скопировал Боб Гребенщиков, Битлз здорово скопировали Секретовцы. Криденс перешли к нам в виде Воскресения, Роллинг Стоунз можно узнать в ранних ДДТ. Дорз  могли быть воплощены в уже затронутом Аквариуме, но воплотились только в трех песнях – "Мы никогда не станем старше", "Сыновьях молчаливых дней" и "Сентябре". Из прошлого Кинчева вышел неплохой русский Джонни Ротен. А вот "Экспирианс", "Пинк Флойд", "Кинг Кримсон" и "Нирвану" наши качественно скопировать не смогли. Не по силам, видно. А если и смогли, то, вероятно, не прославились.
- Печально, Элен, - сказал я, немного придя в себя,  подруге,  - что сейчас мало настоящей музыки рождается. – Не понимаю, куда делось людское вдохновение.
- Почему же? – возразила она, - появляются периодически хорошие песни. Я вот с удовольствием слушала про "Большой теннис" и "Гагарина".
- Уж не знаю, что ты нашла в песне про Гагарина или "Большом теннисе"... Мне они не пошли. Видимо, в силу ограниченности моего ума.
- По городу прогуляться не желаешь? – предложила Элен, не дожидаясь, когда я продолжу издеваться над ее вкусом.
Я согласился. Перед отходом мы хорошо пообедали и захватили с собой бутылку коньяка, чтобы побаловать себя в дороге. Выбрались мы в этот раз на улицу Ленинградскую. Самая красивая улица города приняла нас радушно. Что привлекало в ней больше всего, так это миниатюрность и яркая прелесть располагавшегося на ней. В ней было заключено нечто такое, что вышло бы, если взять самое интересное от различных бульваров в Петербурге, объединить, и несколько уменьшить все это в размерах. Похоже, неслучайно она получила свое название. Предназначенная только для пешего движения улица была засажена милыми деревцами высотой в два человеческих роста, между которыми располагались скамейки для отдыхающих. Украшавший пейзаж фонтан в форме квадрата был оккупирован любителями прохлады, некоторые из каких посвящали время чтению, и резвящимися детьми. Возле небольшого круглого каменного вертикального фонтана, по среднему ярусу которого хозяйской походкой прогуливался серый голубь, на акустической гитаре, тамбурине и рекордере играли трое музыкантов.
 При виде красивых фасадов и голых кирпичных боковых стен домов, что стояли вдоль улицы, а также фонарей в стиле "граненые стаканы", из моей памяти начали извлекаться фрагменты одной из моих питерских прогулок, когда вечером мы с моим другом Петром Андреевичем и несколькими бутылочками различных напитков прошли пешком путь от Балтийского вокзала до станции метро "Петроградская". Тогда мы очень долго иронизировали над разными вывесками, попадавшимися на нашем пути. Слегка почувствовали себя Задорновыми. Я до той прогулки очень сильно смеялся над пензенским винно-водочным магазином с потешным названием "Пузырек"... теперь не смеюсь. Все-таки салон оптики "Смотри. Модная одежда для глаз" звучит сочнее. На то и столичный город, чтобы выделяться на общем фоне. Или вывеска "Заправка. Вена".
- Что они имели в виду? Спросил у меня тогда Петя.
- Это не наши, - пояснил я. – Нам нужно искать вывеску с надписью "Заправка. Горло".
В Мурманске я тоже отыскал хорошую вещь: вывеску "Кофейня", разбитую по двум стенам-граням некоторого здания. На одной стене расположилась надпись "Кофе", на другой – "Йня". Здесь, в Самаре, надо сказать, меня тоже не оставила равнодушным одна надпись. На крыше маршрутного такси был прикреплен список остановок с подсветкой. Среди прочих в нем значилась остановка "МаГдональдс". Ох, уж это неграмотное русское население...
- Ленка, может, зайдем в кофейню? – предложил я подруге, вернувшись на шаг цепочки своих последних мыслей. – Здесь недалеко.
- Это зачем нам туда идти? – возмутилась она.
- Маша там работает...
- Слушай, дорогой, ты приехал ко мне? Ко мне! Вот и будь добр уделять внимание мне. В кофейню пойдешь в другой раз, когда приедешь к Маше.
- Откуда в тебе эта ревность? – удивился я. Я ж не муж тебе.
- Сашуль, это неважно. Ей свойственно возникать не из-за чего. Просто я хочу внимания лишь к себе!
Я недовольно провел рукой по волосам, так, что Элен смогла взглянуть на рукав моей рубашки и обнаружить на нем засохшие кусочки пережеванной пищи.
- Господи! Откуда это? – с укором сказала она.
- Не знаю. Это не я... – оправдался я перед ней.
- И нравится тебе носить рубашку с заблеванными кем-то манжетами? Ведь прохожие не догадываются, что тебя чужие осквернили. Они думают, это ты сам так "выговорился"!
- Что, самая умная? – сыронизировал я.
- Ты мне сейчас напомнил случай, произошедший со мной в десятом классе. Мне учительница эту же фразу сказала. Я, расценив ее как вопрос, ответила "да". Надо мной одна половина класса очень долго смеялась, а другая – серьезно обиделась. А что я могла поделать, если в самом деле так думала?..
Я подошел к памятному столбу с двуглавым орлом, взмахнувшим крыльями на его вершине. Внизу столба, на уровне человеческих глаз, была прикреплена табличка с указом: "Образовать на левом берегу Волги новую губернию под названием Самарской, в которой городу Самаре быть губернским городом... Меру сию привести в действие с 1 января 1851 года". "Наверное, этот столбик – брат пензенского "первопоселенца" с надписью у подножия "Лета 1663 (7171) на реке Пензе велено город строить" – подумал я и обратился к Элен:
- Знаешь, очень приятно, что город ваш умеет неплохо сочетать в себе и питерскую столичность и пензенскую провинциальность.
- Какую еще столичность, Александр? – возразила она, - Провинция она и есть провинция.
- Не скажи. Ты дама, экспрессивная, конечно, а в остальных случаях за редким исключением провинциальный олух признается в том, что он провинциальный олух...
-Как я понимаю, ты один из таких.
- Спасибо за комплимент, родная. А впрочем, наверное, так и есть. Хотя больше я тяну на ленинградского бездельника. А этот вид, честно говоря, всегда был очень сексуальным.
- Чем?
- Именно тем, о чем я вначале сказал – сочетанием столичности и провинциальности. Видно, что он человек интеллигентный, но ему надоело все, и он совсем перестал обращать на себя внимание.
- Сексуальный, говоришь? Ну, и где же скопище барышень вокруг тебя?
- А первый шаг должен исходить от бездельника. Этот вид как привлекает, так и отпугивает. Отпугивает своей ненадежностью. И еще один момент есть, который отпугивает всех этих девушек на букву "б".
- Каких-каких девушек?
- Барышень, как ты их назвала.
- Какой же это момент?
- Ты.
- Ах, вот как... То есть ты находишь мою красоту настолько особенной, что меня пугаются даже женщины?.. Спасибо тебе.
- Ой, дура... – вздохнул я, - Какая разница, какая у тебя красота? Их отпугивает не она, а факт, что рядом со мной женщина. А насчет провинции ты зря. Между прочим, Самара за свою историю раза четыре была столицей. Два первых – еще при князьях, два последних – после октябрьской революции: один – когда здесь правил КОМУЧ, другой – когда в 1941-м по случаю войны сюда эвакуировали советские правительственные органы во главе с Калининым и деятелей культуры. Так что, сочетание столицы и провинции тут не на пустом месте возникло. Вообще способность сочетать –  это великий дар. Ведь внешние силы не соединяют. Они напротив – всегда стремятся порвать единое целое пополам, и удержаться этому целому возможно лишь за счет внутренних связей. Дружок рассказывал трагикомичный случай. Называется, двое нашли друг друга. Он в дурке санитаром работал. Поступил вызов. Приехали за одним сумасшедшим, а он сидит и "клопиков" с дивана подбирает. Ему говорят: " Ты иди с нами, у нас в машине есть змея (там у них шланг какой-то был), мы тебе ее подергать дадим. А рука у него была сломана, его повезли на рентген. Там оставили, а сами по следующему вызову поехали за джентльменом, который всех "испепелял" взглядом. Позже с рентгена им звонит врач, говорит:"Забирайте своего полудурка, он нам рентген сломал. Начал за кабель дергать и кричать: Змея, змея!" короче, привезли этих двух интеллектуалов... картина маслом: один идет и всех взглядом "испепеляет", а второй – за ним и "клопиков" с него собирает.
- Порвать единое целое... Двое нашли друг друга... – повторила несколько моих фраз Элен, - Грустный ты какой-то.
- Я не грустный. Я всего лишь недопорадованный. Странное чувство: пустой! Будто сижу на героине и уже успел потерять интерес к миру.
Постояв, помолчав, мы покинули Ленинградскую и пошли далее.
- Демократия измеряется расстоянием, которое человек может пройти, не предъявив документа, удостоверяющего личность, - высказал я Элен.
- И к чему это ты?
- Да так... подумал, быть может, моя меланхолия связана с тем, что мне свободы не хватает?
- Куда тебе больше?
- Еще Хенрик Ибсен говорил: "Свобода для меня является главным и наивысшим условием жизни".
- А с чего ты взял, что тебя кто-то ограничивает?
- А ты на мое социальное положение посмотри. Чем не ограничение? А милиция, постоянно пристающая ко мне со своей проверкой документов? Чувство унижения при этом испытываешь.
- Глупости какие-то.
- Я, как Заратустра у Ницше, предпочитаю быть глупцом на свой риск, чем мудрецом на основе чужих мыслей. Частенько думаю, что напрасно вырос. Как хорошо живется маленькому глупому ребенку – никаких забот и хлопот. И почему люди не помнят этого золотого своего времени?
- Природа это не просто так устроила, - объяснила Элен. – Она женщина умная. Если бы мы помнили, как нам было хорошо, мы бы сошли с ума, когда б сравнили прежнюю и нынешнюю жизнь.
- И все-таки я хочу абсолютной свободы! – воскликнул я. – Временами начинаю разделять взгляды Нестора Махно.
- Давно ты в анархисты собрался? Это утопия. Такая же, как коммунизм. Закон в виде ограничителя прав и свобод создан абсолютно логично. Он тебя ограничивает, чтобы ты своей свободой на чужую не покусился. Понятие "гражданский договор" помнишь?
- Это смотря какой закон, - я хлебнул нашего коньяка из горлышка. – Например, я никак не могу понять, каким образом я залезу на чужую свободу, если буду на улице пить пиво. Тем более что невзирая на вышедший не так давно запрет все равно все продолжают его пить. А милиция даже внимания на это не обращает. Только в случае, если уж доебаться до кого-то хочется, а больше не до кого, они ловят каких-нибудь случайно подвернувшихся двух подростков. А коли один из них еще и волосатым окажется, так там вообще ****ец начнется.
- А по-моему, закон грамотный. Его основная цель – добиться, чтобы не мусорили. Уже нервировать стало постоянно попадающееся битое стекло под ногами – в подошвы врезается.
- Это идиотизм. Если мы хотим, чтобы не мусорили, надо писать в законе: "Мусорить запрещается", а не "Бросайте пить пиво". Глядишь, они так скоро и курить вне специальных заведений запретят. Тоже, чтоб не мусорили.
- Нет, до такого, наверное, не дойдет! – оживилась Элен, скорее всего, представив, как она пострадает от этого закона. Что-что, а курить на воздухе она любила куда больше, чем в помещении.
- Дойдет.
- Абсурд.
- Да нет, вполне логично, солнышко. Табачный дым смешивается с воздухом, его вдыхают простые граждане и, главное, дети. А беременные женщины? О них тоже стоит подумать.
- Значит, надо запретить все. И в первую очередь жить.
- Мне-то ты что высказываешь? – удивился я ее сарказму. – Это вообще-то ты сейчас являла себя защитницей дебильных законов. "Чтоб не мусорили!"
Мы подошли к проезжей части, и я собрался переходить на другую сторону дороги, но Элен меня одернула:
- Стой. Красный светится.
- Еще ограничения! – вспылил я, - Светофор. Для меня светофор –  не более чем цвета флага Боливии, в которой трагически погиб команданте Че. Ну, или перевернутый флаг Эфиопии, красующийся на господах-растаманах. Пошел на *** этот светофор!
Заболтавшись, я сделал уверенный шаг вперед, и меня тут же сбил легковой автомобиль. Одурманенный алкоголем и пережитым шоком, что случилось, я совершенно не понял, а осмыслил все это где-то пару часов спустя. Скорость водитель набрал приличную и важно, что он ничуть не думал останавливаться, поэтому я полетел не по ходу движения, а против – зрелищно перекатившись по крыше, и завершил полет падением на асфальт. Добрый мужчина, сидевший за рулем той машины, прибавил ходу и скрылся из вида. "Lada Samara" – успел я прочитать на багажнике. События в течение следующих двух часов (начиная с этого момента) в моей памяти абсолютно не отложились. Позже Элен рассказала, что сразу после столкновения бросилась ко мне и одним рывком перетащила на тротуар, принявшись ощупывать руки, ноги и ребра, дабы узнать, не сломал ли я себе что. Она пыталась со мной заговорить, однако все, что я ответил, было: "Урод паршивый! Мудак! Жаль, не остановился, я бы его штуки на три нагрел!"
Сам не поверил ей, что так сказал. Как, впрочем, не поверил и тому, что не просто ничего себе не повредил, но и, не получив ни единой царапины, всего лишь "обделался" легким испугом.
- Ты перед отъездом застраховался? – пошутила Элен, - А то с момента твоего появления в Самаре я только и вижу, как ты саморазрушением занимаешься.
 
11 Beer's getting better all the time

Музыка: Чайф. Пиво

Немного отошедшие от происшествия, мы с Элен сидели на траве и дышали воздухом, разглядывая проезжающие трамваи. Вывод проведенного мной анализа объектов выборки данного вида транспорта: все они на одно лицо. Только номера разные. Таким образом, я вполне ощутил себя в праве присоединиться к философам-реалистам, утверждавшим правомерность общих понятий. По идее, в Пензе с количеством населения свыше 500 тысяч жителей тоже давно должен был быть пущен трамвай, но данная мода нас обошла. Наверное, правильно сделали, что не провели линии. По числу автомобилей на душу населения город на Суре и так занимает третье место в России, из-за чего даже не приходится удивляться, когда ежедневно становишься свидетелем какого-нибудь дорожно-транспортного происшествия. А еще не так много недель назад мадмуазель Люси привила мне культуру перехода (вернее, перебегания дороги) на красный свет... Скорее всего, после последнего случая я постараюсь отучиться от этой привычки, свойственной в большинстве своем ленинградцам. Оказалось, она наравне с употреблением алкоголя и курением табака вредна для здоровья.
Я провел левой рукой по волосам и почувствовал, что они слиплись.
- Элен, - окликнул я подругу, - ты мне воды нагреешь вечером? Банный день хочу устроить своей голове.
- На твои длинные волосы мне никакого шампуня не хватит, чтобы их отмыть. В следующий раз со своим приезжай. Надо ж было таким волосатым родиться... – с укором сказала она.
- Ленчик, я таким не рождался. Честно. Просто ты меня уже таким узнала.
- Ладно, так и быть. Помою я тебя сегодня, раз ты этого сильно хочешь.
- Я не только этого хочу, - загадочно улыбнулся я.
- Чего же еще?.. – словно ожидая какого-то определенного ответа, спросила Элен, и левая ее бровь взметнулась вверх.
- Я еще пива хочу.
- Ой, алкаш... – Елена разочарованно вздохнула, затем задумчиво устремила взгляд в небо. – Тогда отправляемся "на дно".
- Это где портрет Горького? – оживился я.
- Где труба пивного завода, – с выражением лица прагматика ответила моя подруга.
Вот мы и добрались наконец-то до главной самарской достопримечательности – пивного бара под названием "На дне", стоящего вплотную к самарскому пивному заводу. "Ладья" (имеется в виду самарское изваяние, а не древний московский бар) рядом с ним бесспорно проигрывает. Из "Ладьи", извините, напитки не льются. А здесь помимо напитков – настоящее прикосновение к истории. Одна советская очередь чего стоит!
Данный завод, шедевр промышленного зодчества периода эклектики, когда-то, а конкретнее – в 1881-м году, построил  австрийский подданный, видный общественный деятель, Альфред Филиппович фон Вакано. На заводе даже была своя электростанция, хотя на тот момент подобного не наблюдалось в городе. Австрийское предприятие поставляло пиво в 60 городов России, более того, его экспортировали в Персию. Начав с 75-ти тысяч десятилитровых ведер в год, фон Вакано умудрился довести выпуск пива до двух с половиной миллионов ведер. Несмотря на все заслуги, с началом Первой мировой войны его по подозрению в шпионаже в пользу Австро-Венгрии выслали из Самары в Бузулук. После революции он с семьей эмигрировал в Австрию, большевики национализировали основанный им завод, а "Народное" пиво, варившееся там, нарекли "Жигулевским". Неоднократные просьбы Альфреда Филипповича вернуть хотя бы часть завода ни к чему не привели. Последний отказ был получен в июне 1919-го. 24 марта 1929-го года в городе Тюрнице Фон Вакано скончался.
Теперь завод выпускал большой ассортимент напитков, но главным из них было по-прежнему, пиво: "Жигулевское", а также – недавнего изобретения, названное в честь основателя завода – "Фон Вакано" нескольких сортов, при приготовлении которого использовался рис. В самом баре "На дне" подавали превосходнейшее нефильтрованное "Жигулевское" и "Фон Вакано" прямо с завода – свежесваренные. Для тех же, кто не желал платить барную наценку (романтиков вроде нас с Элен), руководство завода предусмотрело возможность продажи разливного пива прямо на улице.
 Согласно общему правилу мы взяли вяленой рыбы, косичку сыра, пятилитровую пластмассовую емкость и пристроились к толпе жаждущих.
- Всем здесь хорошо, - заметила Элен, но эта очередь – ужас какой-то. Терпеть не могу стоять в очередях. В такие моменты хочется, чтобы меня кто-нибудь застрелил.
- Суицидные мысли ни к чему хорошему тебя не приведут. Тут, видишь, дело в том, как очередь организована, - попытался объяснить я. – Обрати внимание, как люди стоят в очереди у нас в стране. Сейчас хотя бы, в нашей конкретной ситуации.
- Ужасно!
- "Ужасно" – отвечать неверно. Я тебя прошу закономерность отметить. Скажем, расстояние между людьми какое?
- Никакого. Люди стоят вплотную.
- Вот-вот. Я об этом. В России стоят вплотную, дабы кто лишний не втиснулся. Если ты вспомнишь иностранные фильмы, где герои стоят в очереди, то заметишь: их отделяет такое расстояние, что еще один между каждой парой человек поместиться может. Но они его не занимают. Им и в голову не придет, что кто-то захочет втиснуться. У них друг к другу доверия больше. И культура, скажем так, стояния, выше. Вокруг каждого – личное пространство, чтобы можно было чувстовать себя свободно. А наши как зажмут! Сразу чувствуешь себя не свободным, а жертвой группового изнасилования. В ранней советской очереди вообще было принято обхватывать обеими руками за пояс впереди стоящего. Так повышалась гарантия спокойствия. На Западе же всегда стремились сделать процесс ожидания как можно менее утомительным. Это называется искусство управления очередью. Основная задача – не дать клиенту уйти из нее.
- Куда же он уйдет?
- Как куда? К конкурентам. То есть в другой магазин, в другое бюро обслуживания...
- Ага, - посмеялась Элен, - в другую железнодорожную кассу, на другую почту, в другой паспортный стол...
- Это издержки монополизма, больше присущего нашей стране. У нас же нормальной конкуренции не было никогда. А там с такими вопросами серьезнее. Если не можешь сделать меньше, сделай ожидание удобнее. Поставь кресла, положи новые журналы, телевизор повесь.
- К нам это еще долго не придет. Куда, кстати, мы направимся, когда пива возьмем?
- На ступенях сесть можно.
- Задницу пачкать нет желания.
- Тогда давай экономить время: беги, купи газету.
- Какую? – спросила Элен.
- «Полярную правду», - с умным видом ответил я.
- Ты что? У нас такой не продают.
- А "Нашу Пензу" продают?
- Откуда она здесь? – Елена посмотрела на меня, как на дурака. – Ты в Самаре.
- Какое открытие для меня... Слушай, умная ты моя, тебе есть принципиальная разница, какое название будет у газеты, на которой ты будешь сидеть?! – ответил я взаимностью.
- А! Поняла! – радостно сообщила Элен, - Только не надо разговаривать со мной, как с идиоткой!
Я простоял полчаса, схватил наполненную разливающим пятилитровую канистру и помчался к ступенькам, на которых, уже положив какую-то местную газетенку и держа в руках два пластиковых пол-литровых стакана, меня ожидала Елена.
- Добился своего? – спросила она.
- Как видишь. Могу только догадываться, какое чувство испытывали люди, которые долго-долго стояли, а потом все-таки посещали мавзолей Ленина.
- Не знаю. Нам с бабушкой в деревне одна соседка рассказывала, как она, будучи проездом в Москве, посмотрела на этот "шедевр". Я тогда маленькой была, но рассказ на всю жизнь запомнила... "Народу полно, холодно, поссать негде... наконец, дождалась, захожу, смотрю... Аж крикнула на весь мавзолей: "Мать честна;я! Такой маленькАй, а всю страну перевернул!.."
- Смелая ваша соседка.
- Да. Умерла недавно. Жалко. Добрая очень была.
Я наполнил стаканы, прикинув в уме, сколько кружек у нас получится. Из пяти литров выходило десять кружек. "Нормально, - подумал я. – потом добавим еще. А то закон четности не будет соблюден". Этот важный закон вывел брат-dimon в один из дней нашего "весеннего сезона". Суть его состояла в следующем: пиво целесообразно пить четное количество кружек, поскольку нечетные нагоняют несколько сонливое состояние. Закон этот был предложен без доказательств, но для нас обоих несмотря на это обстоятельство оказался справедлив. Под конец того вечера, когда совершилось названное открытие, dimon попытался представить немного другую формулировку: "Пить надо либо литр, либо два, либо три. Не меньше!" Однако первоначальная формулировка более подходила закону, как по содержанию, так и по правилам построения фраз в русском языке.
- За хорошую погоду! – произнесла Элен, улыбнувшись жаркому солнцу и залпом опустошила стакан.
- Все-таки ты удивительная девушка, - сделал я ей комплимент. Так красиво пить не умею даже я.
Надо признаться, очень приятно было вкушать пиво "Жигулевское", которое в самом деле было связано с Жигулями. То самое, нефильтрованное, наиполезнейшее из всех существующих, которым можно наслаждаться, утолять жажду и при этом испытывать хмелевое, но не алкогольное воздействие. После трех кружек пива любого из ведомых мне сортов возникал неприятный привкус спирта. С "Жигулевским" все обстояло совсем иначе – после него создавалось ощущение, будто ты только что вкусил свежеиспеченного хлеба.
Смешно было смотреть в магазинах на бутылки с "Жигулевским" пивом, произведенным каким-нибудь заводом "Балтика" в Петербурге или даже "Балтийским" заводом в Самарской области. Это, знаете, все из серии брендов типа "Грузинский коньяк". Один мой друг любил развлекаться, загибая этикетку "Балтийского" Жигулевского гармошкой таким образом, что вместо слова "Жигулевское" читалось "***вое". Когда с этой маркой баловаться ему надоело, он, взявшись за саранского "Толстяка", сделал из названного слова слово "Голяк".
dimon как-то попытался прикинуть, выпили ли мы тонну пива за свою жизнь. По его представлениям получалось, что пока нет. Как хорошо, что мы так молоды, и все еще впереди. Однажды мне попалась на глаза таблица, показывающая зависимость поведения гражданина от содержания алкоголя в его крови. Конечно, она весьма ориентировочна, потому что составители не использовали мою единицу "градус алкоголя, умноженный на литр, деленный на секунду", но для приближенных "вычислений" пользоваться ей все равно можно. Две выпитые кружки через час дают через час 0,03 промилле и расслабленность (видимо, подсчитано для человека средней массы). Четыре – 0,08 ‰ и нарушение дикции (я хоть и худой, дикция у меня нарушается позже). Восемь – 0,18 ‰ и появление вокруг красивых женщин (здесь, признаюсь, верно. В одну из пивных посиделок я начал строить глазик симпатичным девушкам напротив. День спустя неожиданно выяснилось, что это были не девушки, а женщины забальзаковского возраста и отнюдь не симпатичные...) Двенадцать кружек приводят к 0,28 ‰ и гениальным мыслям. Правда, выразить их становится все труднее. Шестнадцать – 0,38‰. При такой дозе возможен летальный исход (до этого уровня не добирался. Дойду – сообщу телеграфом).
Когда с пятью литрами было покончено, во мне проснулся голод, и я предложил Элен перекусить.
- Шаурма тебя устроит? – спросила она.
- Что?! – поморщился я.
- Шаурма.
- Откуда вы только слово это идиотское взяли! Весь цивилизованный народ, тот, что в Петрограде обитает, говорит "шаверма".
- Тогда тебе не стесняясь никого можно говорить "шаурма", - сострила Элен и повела меня в ближайший гастрит-ларек.
К сожалению, прошли мы не слишком большое расстояние, поскольку дорогу нам перерезали защитники нашей свободы: откуда ни возьмись появились два господина, одетые в серое, с модными аксессуарами в виде раций и оружия.
- Добрый день, молодые люди! – сказал один из них и приложил руку к кепке с кокардой, - Документики ваши...
Элен подала первая, я –  за ней. Командир взглянул на фотографию меня с длиной волос чуть-чуть короче, чем в настоящий момент. Вероятно, его внимание привлекло то, что паспорт выдан в Пензе, а в графе "место рождения" указан Мурманск. Перелистнув на страницу "место регистрации" он быстро спросил:
- И что же мы делаем в Самаре?
- Я здесь с понедельника, - скорее объяснил я, чтобы у стража не сложилось впечатление, будто я находился в городе нелегально. – Там  проездной документ прилагается.
- Цель поездки?
- Де-деловая, - заикнулся я. – Откомандирован главнокомандующим для освобождения г-города Самары от спиртосодержащих жидкостей!
- Ты шутки-то эти брось, парень. А то я сейчас тоже пошучу. Так пошучу, что даже в Сызрани засмеются, – грозно заметил командир.
- На отдых я приехал.
- И зачем именно сюда?
- Просто подумал, что курорт в Румынии или Болгарии гораздо дешевле обходится, чем в Греции.
- Ох, какой остроумный... – командир полистал свою розыскную книжечку, - Ладно, до свидания. Главное, не буяньте.
"Пронесло, - подумал я. – Хорошо, что "Жигулевское" пили – они хоть запах учуять не смогли и понять, сколько нами было выпито на самом деле".
Шаверма, которую затем приобрели мы с Элен, оказалась довольно вкусной, чего я даже не ожидал. Но не бывает у нас так, чтоб абсолютно все хорошо получилось: то ли салфетка и лаваш мне такие качественные достались, то ли эти пять кружек и встреча с милицией нарушили координацию движений моих рук, а только в соусе я измазался весь. Досталось и джинсам, и лицу и ладоням. Ко всему прочему сзади дунул сильный ветер, и прическа целиком закрыла мою физиономию.
- Элен! – в панике крикнул я из-под собственных волос, - Будь другом, заложи мне пряди за уши!
- Слушай, не получается! – ответила она, попытавшись выполнить мою просьбу.
- ****ь, ну, тогда хотя бы за дужки темных очков заправь!
- Я дужек не вижу из-за волос.
- О, Господи! – я почувствовал себя окончательно беспомощным, как вдруг меня осенило, что нужно всего лишь встать лицом навстречу ветру, и волосы лягут в обратную сторону.
Когда шаверма была доедена, я понял, что дальше так жить нельзя и сказал Элен, что нам срочно теперь нужно идти в какой-нибудь пивбар ради мытья моих прекрасных рук. По дороге я позволил ей забраться ко мне в сумочку, достать из нее бумажник и купить сигарет, так как я по понятным причинам не мог этого сделать. Одному я был рад: я находился в Самаре, и поэтому никого из знакомых встретить бы не получилось, а значит, не пришлось бы пожимать кому-то руку. Не уверен, что ему бы это понравилось.
Пока я мыл руки и лицо в уборной бара, Элен заказала нам по чашке пива и по сосиске, запеченной в тесте. Выйдя из туалета, я обратил внимание на девушку стиля "охотница", ожидающую своей очереди в дамскую комнату, и, ощутив жгучую тягу к нахальству, решил спровоцировать ее агрессию:
- Девушка, буду краток. У меня есть три презерватива и два желания. Что можете сказать по этому поводу?
Она спокойно взглянула на меня и с милым выражением лица проговорила:
-Молодой человек, если более чем на два желания вы не способны, с какой целью вы мне сообщаете о наличии третьего презерватива?
Пять баллов. Повергла, сука. Замечательно дала понять, что не один я юморист в этом городе. Опечаленный проигрышем, я сел за столик к Элен и съел кусок сосиски в тесте.
- Ну, и мясо! – возмущенно сказал я, проглотив этот кусочек.
- А что такое? – не поняла Элен.
- От его вкуса я анекдот сразу вспомнил:
" - Слушай, почему у тебя сосиски вкуснее получаются? Поделись секретом, как ты их делаешь?
- Нет проблем. Я беру тонну говна и добавляю туда килограмм мяса.
- Ах, ты мясо туда кладешь?!"
Элен экспрессивно рассмеялась, после чего подметила:
- Еда, может, и хуже, зато пиво с каждым глотком сегодня все вкуснее и вкуснее становится.
- Точно, - согласился я. – Жаль только, калорийный это напиток. Поправляются с него.
- Тогда надо изобрести диетическое пиво.
- Нет уж! – возразил я, - Хватит с этих изобретателей безалкогольного. Я, кстати, недавно в газете прочитал о кремлевской президентской диете. Прочитал и подумал: "Трудно быть президентом! Приходится есть шесть раз в день! Делами совершенно некогда заняться. Какая уж тут может быть судьба страны?" Диету, между прочим, всем рекомендуют.
По телевизору, стоявшему в углу за барной стойкой, транслировали новости. Неслишком подходящую программу для бара с интимным освещением и непротивной музыкой. Я достал из сумочки блокнот и зачитал:
- Суббота.
Первый завтрак
1) Сварить полстакана гречки на воде, залить обезжиренным молоком.
2) Среднего размера яблоко
3) Кофе без кофеина
Второй завтрак: ; стакана нежирного кефира.
Обед
Жареная морская рыба с овощным гарниром и кусочком и кусочком зернового хлеба.
Полдник
Овощное рагу с баклажанами и кабачками на растительном масле.
Ужин
1) Нежирное мясо (100 г) с небольшой запеченной картофелиной (без хлеба!)
2) Салат из помидоров, огурцов, лука и зелени.
Поздний ужин
Небольшая груша с пятьюдесятью граммами "домашнего" творога (жирность 4%)...
Дороговато, не находишь?
- А некоторые женщины, - сказала Элен, - соблюдали диету с помощью "Тик-така". Там в одной драже две калории. Вот сколько калорий в день надо потребить, столько половинок пилюлек надо скушать.
- Оригинально. Надеюсь, сэкономленных денег им хватило на похороны.
Вдруг по телевизору сообщили, что прокуратура пожелала Георгия Лиманского, мэра Самары, привлечь к ответственности. "Если обвинения подтвердятся, ему грозит снятие с должности и десять лет тюремного заключения", - сказал ведущий.
- Политика – грязное дело, - прокомментировал я.
- Я устала, - сообщила Элен. – Поехали домой.
Она направилась в дамскую комнату, я, естественно, - в мужскую. Следом за мной зашел молодой человек, приблизился к унитазу, громко выругался и подошел к писсуару рядом со мной.
- Что, не понравилось? – улыбаясь, спросил я.
- Да, - так же улыбаясь, ответил он и приступил к делу. – Там крышка не держится ни фига. Глядишь, еще прищемит что ненароком...
Покончив с уборной, я вышел на улицу и стал дожидаться Елены. Рядом встала весьма сексуальная блондинка. Я молча продолжил ждать подругу. Блондинка взглянула на меня. Не подав вида, что заметил это, я так и не сказал ни слова. Она взглянула на часы и снова на меня. Я повернул голову к ней.
- Ты тут ждешь кого-то? – спросила бляндинка.
- Да, - ответил я.
- Девушку?
- Да.
- Жалко, - вздохнула она, - мы бы с тобой сейчас пообщались. А так не надо: девушка заревнует сразу.
Сказав эту фразу, она повернулась ко мне спиной, пошла вперед по улице и быстро свернула за угол. "Стой!" – хотелось крикнуть мне, но уже вышла из бара Элен, и я передумал. Ох, уж эти немногослойные человеческие мозги, которые неприспособлены понять, что слово "девушка" еще не означает, что я принадлежу ей. А все так хорошо начиналось...
- Ты что какой-то побледневший? – испугалась за меня Элен. – Лиманского пожалел?
- Да. Он мне дорог как память, - грустно пошутил я. – Он же меня с Новым годом зимой по телевизору поздравлял...
Когда мы оказались на проспекте Кирова, солнце уже скрылось. Проходя мимо знакомого дома, я снова заметил то самое светящееся окно. Та красивая девушка с по-прежнему печальным выражением лица снова внимательно разглядывала тот же альбом с фотографиями.
 
12 Неформат

Музыка: Creedence Clearwater Revival. Run through the jungle

Друг рассказывал. В 2005-м году в городе Кузнецке Пензенской области проходила арт-акция "Как Живые!?". Выступали пензенские, кузнецкие и саратовская группы, а также саратовский творческий союз Т&M и кузнецкий музыкант Митрий Юрич. Во время пресс-конференции на местной радиостанции у саратовской группы спросили, какую музыку ставить в эфире в момент пауз. "Давайте Хендрикса", - предложили музыканты. "Вы что?" – ответили им, - Хендрикс у нас неформат.
Рассказ как рассказ, однако последнее его слово смогло меня привлечь и заинтересовать. Красиво выглядит, но что же такое этот неформат? Что вообще из себя представляет? Слово, как мне кажется, не сильно старое. Уж больно по-современному звучит. Не уверен, что в Советском Союзе им пользовались. Хотя именно там оно должно было существовать! Посчитайте количество книг, написанных за те 68 лет, а изданных уже в перестройку. Это же целое Великое наследие от Булгакова и Пастернака до Сорокина и Ерофеева. До революции к неформату относились иначе. Культурнее. Конечно, дело еще и в том, что писали его иначе. Тонко. Большей частью намеками. И ведь книги издавались. Да, выкинул весь французский и русский мат Николай Первый из пушкинского "Бориса Годунова"; да, швырнул он в гневе на пол лермонтовского "Героя нашего времени", но тут в натуре императора дело. Напугали его в свое время друзья-декабристы выступлением в день восхождения на престол, свойственна ему была борьба со всяческими вольнодумцами. Было, и Полежаев поплатился принудительной военной службой за поэму "Сашка". Меньше повезло предшественнику названных поэтов А.Н. Радищеву, которому матушка-Екатерина не простила "Путешествия из Петербурга в Москву" и, назвав его бунтовщиком почище Пугачева, приговорила к смертной казни, но в честь заключения мира со Швецией, смягчила участь государственного преступника и просто отправила его в Сибирь. Достоевского тоже чуть не расстреляли. Но не за книжки, а за посиделки в кружках сомнительного характера.
 Однако, несмотря на вышеуказанное весь образованный люд мог читать эту литературу. На Радищева, поправлюсь, это не распространяется – "Путешествие" после екатерининской конфискации издали лишь в 1905-м году, но в списках оно существовать продолжало. Как говорится, что написано пером... А господа вроде Виссариона Григорьевича Белинского к тому же и критические статьи по произведениям многих творцов писали. Имели место ссылки... Но знаете, я бы сам сейчас не прочь сослаться куда-нибудь в Крым или на Кавказ, куда направляли наших авторов-классиков.
Потом пришли иные времена. Появился знаменитый Занавес, тут уже начались и лагеря, и расстрелы, и высылки из страны, снятия с должностей родственников... исключения отовсюду, откуда только можно было, да и нельзя тоже.
И вот известный 1985-й год. Все открылось, все стало можно, полная свобода печати, слова и масса другого дозволенного. И именно сейчас в обиходе появляется это волшебное слово неформат. Какой же, мне интересно, он неформат, если его издают?
Что, слова грубые содержатся? Сейчас этим уже никого не удивишь. В прекрасной кинокартине "Утомленные солнцем" комдив Котов запросто вворачивает фразы "Я тобой сейчас жопу вытру" и "Ведешь себя, как последняя ****ь". А фильм является истинным достоянием российского кинематографа. А Гребенщиков, спевший осенью 2005-го в прямом эфире телеканала Россия в дневное время строчку "Под копытами – пересеченная рас****яйством местность"? Наконец, реальная география – русская речка с названием *****!
Чем еще определить неформат? Сцены откровенные? Вспомните Пьера Амбруаза Шодерло де Лакло и Сада. Вот они действительно за них пострадали. Одного запретили, другого посадили. А нравы просто другие были. Делать то, о чем они писали, было можно, а упоминать в литературе – нельзя.
За границей неформат тоже был, но он не зажимался так, как у нас. Конечно, "Тропик рака" тоже 34 года ждал, пока его опубликуют, но он реально опередил свое время. Что поделать? Когда думаешь о литературе, за Россию появляется гордость. На западе весь неформат обычно ограничивается книжками с темами о переизбытке рациональной информации и наркотиках, утверждающими, что нынешнее общество превратилось в общество абсолютного потребления. Разница тем в том, что одни в своем противостоянии сложившейся ситуации обкладывают все вокруг мылом и взрывают, а другие обжираются различными подручными средствами и уходят от реальности, погружаясь в себя. А теперь взглянем на то, что неформатом называется у нас... Ну, простите. Мы такой ерундой не ограничиваемся. Не без нее, разумеется, но она не ставится во главу угла. Стоит отметить, что наша неформатная литература вообще представляет собой временной и идейный коктейль, причем дикий. Это и бердяевские размышления о России, и откровенность Альфонса де Сада, и бунинская любовь, и циничность Миллера, и трагичность Достоевского, и, конечно, бесконечная абсурдность Хармса.
Учитывая, что четкого определения неформата так и нет, следует одно – неформатом будет то, про которое так скажут. А кто такой тот, кто это скажет? Почему его надо слушать? Я, признаться, терпеть не могу книги с критикой и комментариями. Кто сказал критикам, что они поняли все правильно? Я почти никогда не читаю критических статей. Приучением к чужому мнению меня еще в школе учительница литературы задолбала. Я уже не первый, кто убеждается в том, что система преподавания литературы в школе нацелена на вызывание  у человека по отношению к этой самой литературе полного отвращения или сартровской тошноты. Просто, извините, нельзя человеку, не знающему жизни, насильно запихивать в душу Достоевского. Федор Михайлович, вообще-то, когда писал свои "Преступление и наказание" и "Идиот", был далеко не школьником. Так с чего все взяли, что школьник должен эти произведения понимать? А Гоголя? Давать бедным детям читать писателя-мистика – это верх идиотизма. Они же еще невинны, в смысле, ни разу не припадали ни к каким психотропным веществам... А как возможно прикоснуться к мистике без состояния транса или опьянения? Другое дело, кто чем вызывает это опьянение. Кто-то водкой, кто-то травами, кто-то гипнотизирующей музыкой... ну, а самые ненормальные просто влюбляются. Однако, в любом случае, у ребенка нет ничего выше перечисленного. Он может воспринимать гоголевский набор слов только как сказочку. Не более.
Вот Пушкина – можно преподавать. Он попроще будет. А Лермонтова... Лермонтова нет, тоже не надо. Слишком ядрено и издевательски. Живи он в начале ХХ века, Генри Миллер бы отдыхал.
Смысл в том, что Формат задается субъективно. Вспомнить хотя бы прекрасные произведения нашего содружества, за которые я горд, будто я сам их написал, и которые бессовестно отторгали в издательствах. К примеру, красавец-роман Володеньки "Зима на "Кон-Тики". Лучшее, что он создал. Мне приятно, что закончил он его именно тогда, когда он еще находился в Содружестве. Хотелось спросить, что именно он употребил перед тем, как сочинить такое. У меня бы естественной фантазии на этот сюжет не хватило. В основе произведения реальный факт путешествия Тура Хейердала и пяти его спутников от Кальяо до Туамоту на плоту "Кон-Тики" для доказательства возможности заселения Полинезии с Востока. На этом, собственно, истинная история заканчивается, и начинается сущая фантастика. Во время плавания полюса Земли успевают моментально поменяться, климат – перестроиться, и героев накрывает настоящая зима. Тут уже возникают и очеловеченные животные, и озверевшие люди, и масса других сочных деталей. Прекрасно изображаются их попытки выжить... В итоге оставшийся экипаж все-таки добирается до Полинезии, где Хейердал встречается с одним мудрецом и, пытаясь выяснить, что же стало причиной зимы, узнает, что на самом деле эта самая экспедиция и была всему виной, поскольку наш герой норвежец, а забрался в Южную Америку. Мораль: нечего делать северянину в Южном полушарии.
В издательстве Вовке отказали. Сказали, слишком глупая фантастика. Но, как мне кажется, дело в том, что редактор узнал в одном из персонажей себя. Не удивительно, потому что Вовка, в самом деле, нарочно изобразил его. Больно видеть себя в зеркале духовно нагим. Полгода, как Володенька нас покинул, а книжки этой я в магазинах так и не видел. Вероятно, остальные редакторы тоже узнаю;т себя в этом персонаже.
Или dimon, создавший настолько шокирующий роман, что я вспотел от зависти. Его "Возлюбленная красной армии", сделанная на том же движке, на каком планировался мой рассказ "Салат из блудницы" из цикла "Курительная комната", буквально переворачивает голову вверх дном каждому, кто знает буквы. Я помню, как взялся сочинять "Салат...", но, когда прочитал "Возлюбленную...", желание продолжать тут же улетучилось. Пока читал, пальцы невольно несколько раз разжимались, и рукопись падала на пол. Так переплести грязный взгляд на отношения между мужчиной и женщиной и антисоветчину... У dimon'а была мечта оформить обложку романа распахнутым влагалищем с маленькими, нарисованными в центре, серпом и молотом, но, надо сказать, это читателю не создало бы  даже тысячную часть того эффекта, какой произвело бы написанное внутри. Не стану объяснять, почему консервативный 76-тилетний редактор велел dimon'у сжечь эту рукопись, как только он выйдет на улицу. Обидно, хотя dimon может гордиться, что он, как многие Великие до него, опередил свое время. А возможно, оставить роман в самиздате действительно было лучше. А то стали бы над ним тоже издеваться всякие молодежные организации типа "идущих вместе на три веселых буквы". Опять бы в суд подавали, крича "Порнография!" соорудили бы писсуар или унитаз с портретом президента на бачке и утопили бы весь тираж... А оно тебе надо, милый друг? Хотя была бы польза. До того скандала с "Голубым салом" я лично о писателе Сорокине слышал очень мало. Так что, спасибо, дорогие "Идущие...", что Вы мне его открыли. Теперь у меня в библиотеке есть несколько его произведений.
Димкин роман-эссе "Эдики" меня, как человека, который пишет прозу, сильно тронул. Он посвящен развитию, а вернее, недоразвитию писательского искусства в нашей и других странах. Суть его в том, что однажды литература перестала изображать жизнь, а стала всего лишь копировать уже написанное в других книгах. Выражаясь простым языком, современный писатель мало гуляет по улицам, сидя вместо этого дома, чаще за компьютером, и жадно поглощая разного рода информацию. В итоге мы имеем кучу штампованных произведений одинакового лица, только с разными именами на обложке. "Эдиков" забраковали как скучный роман. "Нет интриги!" - сказали. "Ну, и идите Вы в жопу", - ответил Дима. Жаль, что издания не произошло. Многим нынешним авторам эта книга очень бы пригодилась. Как настоящее пособие.
Когда я носил свой сборник рассказов "Сказка 112 месяцев", мне сказали: "Неактуальна Ваша проза". Ладно бы был это роман, но неужели все до единого рассказы получились неактуальными? Я бы на этот счет поспорил! Короче, так мы все и оказались с навешанным ярлыком "неформат".
Что же получается? Оказывается, неформат капризен. Конкретных рамок его определения не существует. Все слишком субъективно. Фильмы Гайдая и спектакли Райкина тоже с боем доставались широкой публике. Когда dimon'а редактор отправлял на сожжение, он сказал: "Поверьте, молодой человек, это объективное мнение..." Какая, право, дурость! Мнение по определению может быть только субъективным. И со временем оно меняется. Всегда приходит время, и то, что вчера обзывали неформатом, становится для издательства очень выгодным. Тогда начинается другая история: крупные тиражи, приглашения за границу, на телевидение... и именно в этот момент истинное значение слова "неформат" перестает относиться к тебе. Исчезает, будто его и не было никогда. Какое тут, если ты здороваешься с политиками из государственной думы?
Так что, прежде чем закрутиться в этой спирали, хорошо подумай, что для тебя комфортнее: добиться известности и слышать от вчерашних друзей "продался, сволочь!" или продолжать тихо, но абсолютно по-честному и с должной гордостью говорить по отношению к себе это модное слово...
Неформат...
 
13 Мается (хоть с вином на люди, хоть один вдвоем)

Музыка: ДДТ. Пропавший без вести

Наступила питница (в смысле, пятница. Юмор, говорю, у меня тонкий). Элен захотелось общения в компании, и мы отправились в гости к одному ее хорошему, как она сказала, знакомому по имени Евгений. Квартира Жени мне показалась натуральной красавицей: три огромных комнаты и просторная кухня, отремонтированные по последней моде, не говоря уже о туалете и ванной. Сам Женя произвел впечатление веселого и одновременно скромного человека. Он был моего роста, но в отличие от меня весьма упитанным (весил, полагаю, не меньше, чем две Элен), носил очки с рассеивающими линзами, что говорило о наличии у него близорукости, а голубые глаза и редкие светлые волосы намекали на вероятное добродушие. В одной из комнат уже для фуршета был накрыт стол, за которым сидело человек десять. Мы с Элен присели на диван-уголок, к той части стола, где находилось больше выпивки.
- Ты бы, Элен, познакомила нас, что ли, со своим длинноволосым другом, - сделал замечание Евгений.
- Прошу прощения, - извинилась Елена, после чего встала и доложила, - Александр Александрович. Писатель. Делегат из города Пензы. Вы ему сами по ходу представляйтесь.
- Александр, обратился ко мне Женя, - пиво будешь?
- Нет, спасибо, - ответил я. – Я его уже вчера много был. Я лучше из крепкого чего-нибудь отведаю.
- Рекомендую настойку на клюкве. Хорошая вещь.
- Благодарю.
Мы приступили к "трапезе". Настойка на клюкве действительно оказалась очень хорошей. По-видимому, это был как раз тот напиток, который единственный мог меня сейчас порадовать; так что, Евгению я мог быть искренне благодарен за то, что он так великолепно угадал.
- Александр Александрович, а почему вы пишете? – спросил меня с наигранной официальностью один из гостей.
- Так ведь читать совсем нечего стало, - объяснил я с интонацией профана, - Мне больше ничего не остается, как писать самому то, что мне нравится.
- Думаете нечего? – возразил все тот же гость. – Я сейчас одного автора читаю. Мне очень нравится, как он измышляет.
- Измышляет хорошо? – улыбнулся я (меня здорово развеселили попытки этого человека выглядеть интеллигентным и осведомленным – оно ему явно не шло). – Измышлять-то и я могу неплохо. А что толку? От моих измышлений кроме винно-водочной промышленности пока что никто не выиграл.
Гости мило посмеялись, Евгений поднялся со своего стула, стоявшего во главе стола, и сказал собравшейся публике:
- Я бы хотел почитать вам свои творения. Я периодически сочиняю стихи, как вы знаете, а недавно взялся еще и за роман. Я очень прошу послушать.
Женя отошел в другую комнату, после чего вернулся с несколькими сорокавосьмилистовыми тетрадями, точно, в каких я делал наброски к своим произведениям. Раскрыв одну, он начал читать подряд сочиненные в ней стихотворения. Слог у Евгения был хороший, но лично по мне стихам недоставало философской и психологической глубины. Выпивающая публика аплодировала после каждого прочтенного стиха. Один раз собравшиеся даже умудрились похлопать, не дождавшись финала, поскольку в конце, перед последней строчкой Женей была нарочно выдержана смысловая пауза. Закончив со стихами, он раскрыл следующую тетрадь и принялся читать начало своего романа, из которого, он предупредил, готово пока только две главы. Речь на станицах упомянутой тетради шла о некоем Саньке, вернувшемся из армии, купившем цветы и направившемся к своей любимой девушке. Когда он позвонил в дверь, его встретил мужчина, судя по поведению, явно чувствующий себя здесь хозяином положения.
- Вам кого? – спросил мужчина.
- Ольга здесь живет? – уточнил Санька.
- Да, - ответил мужчина.
- Не могли бы вы тогда передать ей это? – Санька протянул букет цветов, предназначавшийся его любимой.
Мужчина принял букет. Санька поплелся на улицу.
- От кого это? – поинтересовалась Ольга, увидев цветы.
- Не знаю. Не представились, - ответил ее новый возлюбленный. – Наверное, что-то из прошлой жизни...
Далее последовало описание чувств нашего героя. Женя закончил читать несмотря на то, что это было еще не все, что он пока оформил для данного романа. И правильно, что остановился. Я бы так же на его месте поступил – из всех собравшихся за исключением меня и, может быть, Элен, его в этой комнате не слушала ни одна сволочь. И лишь потому, что явились сюда с конкретным желанием выпить спиртного. Литературный салон в их планы, похоже, не входил.
Поняв по продолжительной паузе, что чтения больше не будет, публика снова выразила свое почтение аплодисментами. Я тоже похлопал – уж больно хотелось, чтобы в этих многочисленных аплодисментах было немножко искренних. Мне же в правду понравилось то, что предложил на прослушивание Евгений. Стало даже удивительно, что меня смогла привлечь подобная незатейливая и толком не оформившаяся история. Вероятно, дело было в том, что имя персонажа совпало с моим, а имя его потерянной любимой – с именем потерянной однажды мной... А может быть, привлекла простота и гладкость стиля, в котором автор начал изображать эту историю (никакого неформата государственного масштаба. В крайнем случае, снова издательского). Однако я заметил одно фактическое несоответствие: герой прибыл из армии, а она – с другим, что его неприятно удивило. Но, простите, выходит, все два года, пока он не демобилизовался, они не переписывались? Ведь иначе она наверняка бы сообщила ему о переменах в личной жизни. Конечно, возможно, это и не ошибка – до конца дочитано не было. Даже дописано пока еще не было. Мало ли, какие на то были причины.
Мы выпили еще по одной (Элен, как и я, сохраняла верность клюквенной настойке, рекомендованной хозяином), я закусил кусочком сыра, встал из-за стола, пожал Жене руку, сказав "спасибо" и направился в уборную. После ее посещения желания возвращаться в банкетную комнату у меня не возникло, и я уединился на кухне, чтобы спокойно перекурить и поразмышлять. Настойка на клюкве немного к этому расположила своим расслабляющим действием.
 - Александр... – услышал я женский голос и обернулся.
Передо мной стояла одна из дам, сидевших ранее за столом.
- Я вас слушаю, - отреагировал я, затянувшись.
- Меня Дашей зовут.
- Очень приятно.
- Что у тебя с бровью? – поинтересовалась Дарья.
Не дает покоя самарским девушкам моя рассеченная в день приезда бровь, - подумал я и ответил:
- Молился упорно. Об пол расшиб.
- А ты на самом деле писатель?
- На самом.
- Офигенно! – воскликнула она и повисла у меня на шее, чем, признаться, малость ошарашила, - Никогда еще не видела писателя живым!
- Ты, вероятно, хотела сказать, живьем, - поправил я.
- А какая разница? – не поняла Дарья.
- Никакой. Не волнуйся, – я решил не забивать ее голову излишней информацией.
- А много пишешь?
- Охрененно много, - я выпустил дым в сторону, чтобы не попасть Дарье в лицо. – Аж целый один роман написал. Ну, и рассказы есть. Сборничек.
- А где роман купить можно?
- Щщас! – воскликнул я и посмеялся, - Купить! Кто ж его издавать будет?
- Что, он настолько андеграундный, что его не хотят издать?
- Нет. Вполне приличный. Дело в том, что я его не носил никуда. После того как меня отправили домой со сборником рассказов, в местные издательства больше не тянет. Хочу в крупное. Роман по всем правилам надо в печатном виде представить, а мне заняться тем, чтоб сесть и его напечатать, некогда.
- А чем ты так занят? – она смотрела на меня минимум, как на языческого бога, и вовсе не думала отпускать мою шею.
Я задумался над вопросом, чем я занят. Ведь правда... Ничем, собственно, я занят не был.
- Ладно, - ответил я. – Не стоит об этом. Готовлюсь написать новое произведение.
- Как круто! – глаза Дарьи серьезно загорелись, - Я знаю, тебя начнут повсюду издавать, а я выйду за тебя замуж и буду ходить по всем тусовкам с тобой вместе, будем ездить вместе на заграничные курорты, обжигаться песком на пляже... А еще я буду держать тебя под руку на презентациях твоих книг в твердом переплете!
- Э, погоди, - осадил я назад новую знакомую, - издаваться в твердом переплете – это еще заслужить надо. Для начала нужно выдержать собственную напечатанность на дерьмовой бумаге с мятой обложкой...
Что-что, а жениться здесь на сомнительной девушке, с которой познакомился минут пять назад, в мои планы точно не входило.
- А что это у тебя за фенька на правой руке? – внезапно спросила Дарья.
"Началось..." – пронеслось у меня в голове. Случилось так, что всех дам вокруг очень привлекала моя сине-серебряная фенечка, с которой я не расставался. Они сразу начинали спрашивать, откуда она взялась и зачем. Нервировало. Понятно, что у них неспроста возникали эти вопросы: нутро-то чувствовало, что женские руки ее плели, ведь сам я на плетущего не был похож. В общем, для них это было как неявное обручальное кольцо. Только в случае с кольцом все сразу ясно бы стало, а здесь показывалось что-то загадочное. Странно, что другим господам с подобными украшениями никаких схожих вопросов не задавали. Быть может, просто на лице моем что-нибудь особенное было нарисовано?..
Общение с Дарьей разонравилось мне окончательно, и сильно захотелось, чтобы сюда вошла Элен и забрала меня куда-нибудь подальше от этой госпожи, но именно сейчас, когда я так в ней нуждался, Элен находилась вместе со всеми в банкетном зале.
Вдруг в дверном проеме появилась массивная фигура Евгения.
- Саня, ты на лоджии со мной покурить не желаешь? – спросил он.
- Желаю! – с радостью ответил я и, разомкнув руки пытавшейся меня охомутать дамы, кинулся вон с кухни.
Лоджия у Жени в отличие от многих других не была завалена всяким мусором, который не поместился в квартире, а выглядела вполне нарядно.
- Элен говорила, ты писатель, - Евгений поджег мне сигарету.
- Когда меня кто-то представляет своим знакомым как писателя, - улыбнулся я, - я Хармса вспоминаю: "Я писатель. – А по-моему, ты говно". Но вообще Ленка не врала.
- Вот, собственно, ради тебя- то я и почитал сейчас свои наброски. Очень хотелось мнения профессионала. Я знаю, что остальным собравшимся мое творчество до фени, а тебя интересно послушать.
- А с чего ты взял, что меня выслушать стоит? Я ж не знаменитый писатель, которого в телевизоре показывают. Тем более, не профессионал. И ты даже не в курсе, что пишу я.
- Не допытывайся. Я просто почувствовал.
- Ну, ладно. Если хочешь моего мнения, я скажу все честно. Стихи у тебя местами по-настоящему удались, но есть много бесчувственного рифмоплетства, которое просто заполняет дырки, не неся больше никакой нагрузки.
- Почему ты считаешь, что они плохи?
- Ты же сам хотел мнения. Ты яичницу жарить умеешь?
- Умею, - усмехнулся Женя.
- В таком случае, могу ли я судить о том, вкусная она или нет?
- Можешь. Однако если я ее тоже буду есть, я, скорее всего, постараюсь ее приготовить таким образом, чтобы вкусно было мне.
- Так и здесь – в литературе. В принципе, ты для кого пишешь? Если для себя, то, считай, ты счастливый человек, потому что достиг своей цели. А если для меня, то ты, брат, не совсем состоялся.
- Ясно со стихами, - сказал Евгений. – А... роман?
- О романе еще рано беседовать. Я слишком многого не знаю. То, что ты прочел, меня тронуло, но будь готов к тому, что на него не налетят как на нечто дефицитное – не настолько оригинальное начало. Мне пока еще не удастся сказать, что из него выйдет, что хочешь сделать из этого ты лично. Будет дальше "Доктор Живаго" или  "Тропик рака", "Приглашение на казнь" или "Голубое сало". Единственное, что скажу, лучше не пытайся написать ничего из вышеперечисленного. Во-первых, уже было; во-вторых, стиль у тебя не для таких произведений и фантазия у;же, чем у великих классиков и современников, написавших все это. Но главное, что запомни – чтобы стать хорошим писателем, надо быть хорошим читателем и писать много. Это я у питерского журналиста Ильи Стогова вычитал. Верный совет. Емелюшкин пример с круглосуточным валянием на печке и получением в конце сказки царевны не подойдет.
- Спасибо, - поблагодарил меня Женя. – А вот мне один тоже неглупый человек говорил, что есть подтекст, а есть надтекст. Если создаешь надтекст, "все девки твои". Если нет – создавай. Поддекст он же зачастую многозначен, а в надтексте есть однозначность. Ты что думаешь об этом?
- Смотря опять же, чего мы добиваемся. Я лично пользуюсь тем, что роман все-таки не нормативный документ, про которые так любит говорить один наш профессор на кафедре. Я допускаю в собственных литературных произведениях неоднозначные вещи. В каком-нибудь стандарте данная неоднозначность будет связана, в конечном счете, с безопасностью, а здесь – не обязательно. Зачем ввинчивать в художественное творение болт определенного диаметра, если можно поставить роршаховскую кляксу с целью вызвать у потребителя собственный отклик?
- В принципе, да. А как ты, Александр, считаешь, алкоголь помогает писа;ть?
- Пи;сать точно помогает, - пошутил я. – Особенно пиво.
- Серьезно. Твое мнение мне важно. Хоть у тебя внешность и отталкивает от общения: черные волосы, черные глаза – все это указывает на замкнутость и поглощение энергии собеседника, мне с тобой общаться очень приятно!
- Правильно. Надо убивать в себе стереотипы. Что до алкоголя, то это отдельная тема. Не рекомендую писать, находясь в опьянении. Я со школы запомнил байку, которую рассказала преподаватель математики Марина Петровна: Один человек попробовал наркотик...
- Ого! – воскликнул Евгений, - современная, видать, у вас математичка была...
- Не математичка, - заметил я, - а именно преподаватель математики. Короче, попробовал он наркотик, и пришла ему в голову гениальная мысль. Он хотел ее записать, но пока искал ручку и бумагу, заснул, а когда проснулся, понял, что ничего не помнит. Он решил попробовать еще, но на этот раз заранее запастись пишущим инструментом. Попробовал – гениальная мысль пришла. Причем та же самая! Записал он ее, а утром проснулся и прочитал то, что было на листке: "Банан большой, круглый, с толстой кожурой". Вот тебе наглядный пример. А ты бы видел, как у нас Вовка после хорошего "перекура" сел за клавиатуру и около двух часов набирал сочиненный только что рассказ. А видел бы ты, как он матерился, когда понял, что компьютер был выключен... Вообще, напитки влияют на творчество. Их потребляешь и ловишь идеи, острее воспринимаешь действительность. Вернее, осмысляешь ее. Она таким образом тебе без купюр является. Главное, потом полученные идеи нужно перевести на трезвый язык. Я читал, что Венедикт Ерофеев, когда писал Москву-Петушки, все три недели не пил. Совсем.
- А от того, какой сорт напитков потребляешь, многое зависит? – Женя наполнил нам две стопки, стоявшие на табурете, и мы выпили все той же клюквенной настойки.
- Многое зависит, - ответил я, выдохнув. – Из моей юности приходят воспоминания об одном единственном напитке – водке. Сейчас уже трудно понять, как можно было потреблять ее без закуски (дольки лимона не в счет). Без закуски – истинно кабацкая привычка. А запивать противно... Хорошо, я все-таки смог выйти из того возраста, когда на это внимания не обращаешь. Многие живут в нем до сих пор. Сейчас часто можно услышать, что наше литературное содружество в Пензе особенное.
- У вас содружество?
- Да. Из трех человек. Так вот, Дима (один из участников) на такую хвалу обычно отвечает, что все дело в культуре потребления напитков. И правда: все содружества, какие еще живы, сидят на водке, поэтому такие грубые однообразные произведения и рождают. А мы? Какой спектр! Крепленая вишня, крепленое яблоко (о нем чуть позже отдельно скажу), херес, портвейн, вермут, пиво разных сортов, молдавские вина... И, кстати, водка. Но это из нас троих только для меня, только редко и только на пару с моим хорошим другом Гришей, так как с ним можно вкусить этот напиток интеллигентно. Как любит говорить он, водка – самый честный напиток.
- А что там такое с яблоком? – спросил Женя.
- Это я путем долгих-долгих размышлений и экспериментальных исследований обнаружил-таки вещь, которая для моих души и разума наиболее опасна – крепленое яблочное вино. Уверен, уже упомянутый Дима меня понимает: с ним оно тоже антигуманно поступало. Особенно в смеси с иными алкоголесодержащими жидкостями. Можно пить это вино весь вечер – и в это время будет стойкое ощущение, что тебя не берет. Поэтому, как всякий человек с нормальной логикой, ты пьешь еще и еще, чтобы в итоге не было досадно за  недостижение ожидаемого состояния. Вдруг – раз! И как будто кто утюжком по голове задел: моментально отрубается контроль за координацией, приходится сесть. Причем на пол. Еще минута – ты уже на этом самом полу лежишь, отдыхаешь, как хозяин в доме. Все, что работает в этот момент – язык. Говорить еще получается. Однако работает именно язык, а не мозги, поэтому радуйся, что окружающие не понимают этой речи из-за ее невнятности, ибо ее никто и ничто не контролирует. Еще минута – и все! Финиш. Крепкий здоровый сон.
- Очень нравится тебя слушать, - улыбнулся Женя.
- И еще, - сказал я напоследок, - очень важный критерий для писателя. Не надо придавать произведению большой объем, если при этом вкладываешь в него не слишком великую массу. "Мальчик у Христа на елке" Достоевского впечатляет гораздо сильнее фаулзовского "Волхва", потому что его плотность, а именно отношение массы к объему, выше. Гораздо выше, друг мой.
 
14 Наша цель - ?..

Музыка: Чиж & С°. Hoochie coochie man

К вечеру мы покинули квартиру Евгения. Я уходил с особой осторожностью, чтобы не попасть в поле зрения полусумасшедшей Дарьи. Страх снова встретить ее у меня был вполне истинный: даже если бы пришлось бежать от этой особы по крышам, как в знаменитой легенде Валериан Владимирович от противников советской власти, я бы на это пошел не задумываясь. Оказавшись на улице, я предложил Элен забежать в ближайший продовольственный магазин за вермутом, и мы с ней это сделали, но вермута на прилавках не оказалось.
- Что за скучный городишко! – оскорбился я таким стечением обстоятельств, - который день отсутствует вермуть! Как, объясните, при установившихся рыночных отношениях в постоянно развивающейся Самаре может чего-то не быть?! Чай, не в Куйбышеве живем! Не совдепия!
- Саш, пойдем отсюда, - начала меня уводить из магазина Элен. – Продавщица ни в чем не виновата.
- Ох, уж этот извечный русский вопрос "Кто виноват?" – ответил я на выходе. – Неужели Самарцы вообще не пьют вермута?
- Может, им не хочется сегодня, - сказала Элен. – Почему магазины должны закупать что-то, если это не потребляется?
- Допустим, сегодня жители не хотят, но надо же думать в этой жизни и о завтрашнем дне!
- Не знаю... – возразила она. – Я так, например, совершенно о нем ничего не думаю. По-моему, никакого завтра вообще настать не должно.
- Не понял тебя... – испугался я такой загадочной фразы.
- Завтра – страшная абстракция. Каждый раз, когда ты его достигаешь, оно уже оказывается просроченным и превратившимся в сегодня.
- Пессимистичный у тебя взгляд на это дело.
- Нормальный. У меня хотя бы только завтра отсутствует. А у тебя, если честно, и сегодня-то нет. Сколько слушаю и пытаюсь понять твои мысли, вижу, что у тебя на уме одно вчера. А это действительно ни к чему не приводит.
Я промолчал. Очень хотелось доказать, что она неправа, но то, что она сказала, не являлось заблуждением. Мой разум на самом деле остался в прошлом. Настоящего он не чувствовал, а в виде будущего рисовал сейчас картины из ушедших дней. Светлых ушедших дней... Я остановился. Внезапно на меня снизошла одна сумасбродная на первый взгляд, но многообещающая идея, и я тут же обратился к подруге:
- Элен! Отвези меня на окраину.
- Тебе зачем туда? – она взглянула на меня глазами, полными недоумения.
- Хочу посмотреть закат.
- А с тобой можно или ты его желаешь один видеть?
- Конечно можно. Только веди себя хорошо.
- Постараюсь. А зачем для этого отправляться на окраину?
- Хочу, чтобы рядом не было никаких городских сооружений. Лучше, если мы сядем на какой-нибудь дороге. Ведущей в Тольятти, например.
- Кто ж нас туда повезет!
- Что, думаешь, настолько нереально?

- Ребята! – окликнул нас сзади паренек, - Я слышал, вам надо куда-то по дороге в Тольятти попасть?
- Верно, - ответил я.
- Мы как раз туда едем. Можем выбросить вас по пути.
- Поехали! – рванулась Элен, обрадовавшись приятной неожиданности.
- Погоди! – удержал я ее и произнес шепотом: "Ты, подруга у меня больно рисковая... Откуда ты знаешь, кто такие эти господа? Ты лично хочешь быть найденной завтра на обочине изнасилованной, убитой и с обезображенным лицом?
- В тебе живет так мало доверия?
- Да.
- Много вас едет? – крикнула Элен тому парню.
- Две пары, - ответил он. – Мой друг с невестой и я со своей девушкой.
- Все нормально, - сказала Элен мне шепотом. – Два мужика, две девушки. Не думаю, что они команда маньяков.
- Знаешь, дело не в команде. Нам и одного хватит.
- Не волнуйся. У меня есть с собой шило и отвертка на этот случай. Ничего с нами не сделают.
- Ну, вы едете? – переспросил парень, которому, похоже, уже надоело ждать нашего решения.
- Едем! - крикнула Элен, и мы к нему подошли.
- Василий, - представился парень. Вид у него был очень культурный.
Мы назвали ему свои имена.
- Нам туда, - Василий указал взглядом на стоявшую через дорогу от нас белую "Газель", после чего повел нас к ней.
-Что ж вас заставило ехать в Тольятти? – поинтересовался я, забираясь в салон автомобиля.
- Выпить как следует захотелось, - ответил Василий.
- Вот видишь, шепнула мне на ухо Элен, - ребята такие же алкаши, как ты. А ты их за маньяков принял.
- Не такие, - обиделся я. – Таких как я – единицы...
Сидевший за рулем назвался Павлом и протянул мне руку.
- Александр, - ответил я и пожал ее. – Вы, как я понимаю, нас повезете?
- Я никого никогда не везу. Я только помогаю добраться, - улыбнулся Павел.
- Это вы хорошо сказали, - похвалил я. – Мне понравилось.
Девушки, находившиеся в салоне, назвались Яной и Алсу. Когда все перезнакомились, Василий тоже запрыгнул внутрь, и мы тронулись.
- Александр, а вы зачем такие длинные волосы отрастили? – спросила Алсу.
- Да ничего, собственно, я не отращивал, - объяснил я. Они сами выросли.
- Серьгу в ухо вставить не хотели?
- Нет, не хотел. У меня и без всяких проколов мочки ушей нарывают постоянно.
- Почему у тебя бровь рассечена? – решила войти в беседу Яна.
- С женой подрался, - безразлично сказал я и уже готовый к тому, какой вопрос мне зададут следующим, нервно добавил: "Только давайте не будем спрашивать, что это у меня за сине-серебряная фенечка на правой руке!"
- Хорошо... – удивлено ответили дамы.
Вася достал из рюкзака полуторалитровую бутылку с прозрачной жидкостью и пять пластиковых стаканов. Когда мы начали угощаться, по характерному сладенькому запаху я осознал, что в этой емкости был самогон. Отказываться не хотелось – ребята с лучшими намерениями согласились нас подвезти, но вообще то, самогон наряду с крепленым яблоком входил в мою зону опасности, так как Отказываться не хотелось – ребята с лучшими намерениями согласились нас подвезти, но вообще самогон наряду с крепленым яблоком входил в мою зону опасности, так как  в случае употребления и того, и другого напитка мне было слишком трудно определиться с мерой. Василий стал интересоваться, чем я занимаюсь. Я ответил ему, что большей частью бездельничаю, а в свободное от этого занятия время пытаюсь писать книжки и изображать в них жизнь.
- Это ты напрасно так смело заявляешь, - заметила Алсу нетрезвым голосом. – Не искусство изображает жизнь, а жизнь подражает искусству.
- Да? – испугался я, - тогда я категорически не хотел бы, чтобы кто-то подражал тому, что создаю я. Видно, из-за этого страна так плохо живет... Может, мне переориентироваться и стать вместо циника добрым фантастом ради претворения этого Доброго в жизнь?
- Слушайте, фантасты, - обратился к нам Павел, который вел машину, - вы там весь самогон не выжрите! И это, кстати, я вам скажу, последнее дело надираться в машине пьющего человека в тот момент, когда он ее ведет и присоединться к трапезе не может!
Сказав это, Паша включил радио. Видимо, для того, чтобы хоть чем-то себя развлечь. По радио пел Николай Басков.
- Паш, убери его, - попросил я водителя. – Этот человек поражает меня своей неумностью. С такими голосовыми данными кинуть оперную деятельность ради попсы...
- Главное, что ему это нравится. Остальное значения не имеет.
- Согласен. Возможно, в этом была его цель, но мне приятнее, когда люди занимают ступени по своей способности. Будь у меня талант Лермонтова, я бы не чиркал в тетрадках рассказики о философствующих несчастных пьяницах, которые любят в своих "трактатах" на семь граммов серьезности положить пару пошленьких фразочек или матерных словечек. У меня бы были тогда более интересные герои, сюжеты, темы и положения. Но главное, как сказывал Живаго у Пастернака, произведения говорили бы присутствием содержащегося в них искусства. А что я имею сейчас? Каждые два абзаца – наливай-пей, наливай-пей... Убожество. Дело в том, что нет во мне лермонтовского таланта. Потому и пишу это. Так же пусть и деградирующее большинство развлекают отечественным безголосьем, мяукающим попсу. Этому большинству все равно, кто им поет. А одаренные певцы должны быть в опере.
- Правильно! Воскликнула полуспящая Яна, и ее вырвало прямо на пол. Мне осталось только порадоваться, что она не попала по нам с Элен.
- Яна, ****ь! – вскричал Павел, - на *** ты столько пьешь, если оно в тебя не лезет?! Тем более, тачка казенная! Ее надо будет отдраивать в три раза сильнее, чем свою!
- Заткнись, чмо... – еле проговорила Яна и на ближайшей выбоине свалилась с кресла на пол лицом прямо в образовавшуюся лужу.
- Ну, вообще класс! – с досадой промолвил наш водитель.
- Ладно, Павлик, останови, пожалуйста! – потребовал я, - думаю, мы уже добрались до места назначения!
Павел резко затормозил, и мы быстро выскочили наружу. Выходя, я обронил на испачкавшуюся лежащую Яну собственные темные очки, которые решил не забирать с собой.
"Тольяттинцы" отъехали, мы же ушли с дороги подальше и присели на траву. Закат начинался.
- Сашуль, - повернулась ко мне Элен, - зачем ты начал толкать этим ребятам свои "великие" мысли? Девушке аж плохо от этого стало. Видно ведь, что они ни разу в жизни не видели вблизи волосатых, слушают Баскова и пьют самогон.
- Мне показалось, они не так и тупы. Павлик фразу хорошую в самом начале сказал, что он никого не везет, а лишь помогает добраться. Мне сразу вспомнилась методика постановки целей, которой меня учил Гриша. Один из пунктов ее в том состоит, что надо воспринимать происходящее как не "меня кто-то везет", а "я еду". Там всего шесть пунктов было, - я достал блокнот и зачитал:
"1 Позитивность
2 Конкретность
3 Возможность ощутить цель
4 Возможность достижения собственными силами (как раз то, о чем я говорил сейчас)
5 Соответствие цели твоему реальному желанию
6 Соблюдение экологии (то есть достижение цели не должно негативно сказываться на твоих близких)".
- Это NLP? – Элен бросила кратковременный взгляд на заходящее солнце.
- Оно.
- Очередное веяние моды. Сначала все подсели на линолеум, затем – на Фэн-шуй, а теперь – на NLP.
- Ты не поняла, родная. Эта методика не мистика, не волшебство, а просто способ активизации собственных мозгов для достижения цели. Не рыбка золотая, а ты сама к ней приходишь. Более того, по данной методике ты совершаешь любое действие, только делаешь это на уровне подсознания. Здесь появляется возможность совершить действие осознанно. К примеру, сюда мы добрались именно потому, что верно сформулировали свое желание. Относиться к этим шести пунктам легкомысленно опасно. Нужно хорошо разобраться в каждом, иначе можно получить печальный результат. Мой любимый анекдот на эту тему: "Сидит пожарный в дежурной части, от скуки мух линейкой бьет. Тут одна муха ему говорит: "Не бей меня. Я три желания могу твоих исполнить". Он подумал и ответил: " хочу, чтоб я не голодал, Чтоб мне никто не мешал, и чтоб я сидел, ничего не делал, а деньги получал." Сверкнуло все ярко-ярко, все желания исполнились. Сидит пожарный в дежурной части, от скуки мух линейкой бьет".
- Грустно, - прокомментировала Элен. – и в чем же его ошибки?
- Как? Ты разве не поняла?
- Как я могла понять, если я не запомнила того, что ты прочел перед этим. Ты сам их наизусть, эти шесть пунктов, не помнишь – в шпаргалку подглядываешь...
- Да на всем он облажался. На всем кроме экологии. Близкие не пострадали.
- А е... – Елена не успела договорить: я поднес палец к губам и взглядом указал ей на горизонт.
Кругом было пустынно, и могло показаться, что во всем мире остались только две живые души, и обе сейчас находились здесь: под догорающим днем. Розовый, огненный диск старательно придвигался к земле и обагрял немногочисленные облака, плывшие над ним. Синева неба становилась насыщеннее. Я не смел оторваться от этого зрелища, но интерес, как же в такой момент выглядит Элен, победил, и я мельком посмотрел на ее лицо: она наблюдала за происходящим самозабвенно, с чистыми, ангельскими глазами, какие бывают у ребенка, когда он видит что-то красивое в первый раз в своей еще недолгой жизни. Я почувствовал, как мои губы непроизвольно раздвинулись в улыбке. Темнота постепенно окутывала землю, и становилось слегка жалко уходящий день. Ведь он наверняка хотел подарить многое, а взяли мы из этого совсем чуть-чуть. От диска, почти скрывшегося за горизонтом, остался лишь неяркий гребень, и мне на ум пришел логичный вопрос: "Что же ждет нас за закатом?" А что, если поразмыслить и вспомнить личный опыт, может за ним ждать? Вначале, как водится, тьма – без нее никак не обойтись, а за ней – восход. Таков естественный ход вещей, и начертан он свыше. Повлиять на него нельзя, а потому следует просто достойно встретить.
Небо принялось высыпать звездами, постепенно начало становится прохладно. Элен выкурила сигарету, тяжело вздохнула и спросила:
- А если мне хочется любви, эта методика поможет?
- Она поможет всему. И этому в том числе. Только здесь надо учесть в особенности конкретику и возможность почувствовать. Другими словами, не ставь цель "любовь"! надо ставить только то, что представляешь себе. Что такое любовь, твои мозги не знают, и мои – тоже. Разумеется, когда-то они ее чувствовали, но все равно не знают. Что по сути любовь? Ощущение, будто тебе вкололи морфин промедол. Тебе в этот миг стало счастье от всего. Ветер в лицо дунул, а ты весь сразу заулыбался всеми чакрами, словно всю жизнь только и ждал этого самого дуновения.
- Что тогда желать, если не любовь?
- Человека, который тебе подходит. Но только не своего знакомого. Иначе это перекроет возможность достижения собственными силами. Здесь представляй просто образ своего принца.
- Скажи тогда, Санюш, - судя по интонации перешла в наступление Элен, - почему ты, много знающий об этой умной методике, вот уже полгода ходишь, как кирпичом подбитый?
- А я накосячил, как тот пожарный. И теперь выпутаться из сложившегося не могу. Я же сказал, что без полного осознания правил постановки применять их опасно.
- Ты так влюблено рассказываешь о Грише и повторяешь то, что проповедует он, что даже страшно становится, с чего бы это, - заметила Элен.
- Причина в том, что их с Ларисой Дом мне по-настоящему дорог. А что до постановки целей, то об этом я с людьми начал беседовать сравнительно недавно, хоть Гриша и вкладывает в меня данные идеи уже приличное время. Обсуждаю я, кстати, их лишь с людьми, у которых нет возможности пообщаться с ним лично. Потому что копия все равно, как правило, раза в два хуже оригинала. Но можно сказать, что в данный момент я выполняю чуть ли не функцию а****ола.
- Кого?!
- Апостола. Это я, чтоб смешнее было, по-другому чуть сказал.
- Апостола? А не остолопа ли?
- Ты дура, - ответил я. – Я позову тебя кататься на лодке и утоплю.
- Сам ты дурак! – она резко поднялась с земли, - На часы посмотри: как мы теперь уезжать отсюда будем?
Я попробовал взглянуть на часы, но это оказалось бесполезно – в такой темени рассмотреть на них что-либо было невозможно. Элен решила вызвать за нами такси или какого-нибудь своего знакомого с автомобилем и достала свой телефон.
- Черт! – донесся из темноты ее голос, - Аккумулятор разрядился...Звони ты.
- Сожалею разочаровывать, но я телефон в доме твоем оставил утром. Решил, что мне все равно никто звонить не станет.
- Мамочка.... - тихо произнесла Елена и добавила чуть не рыдая, - Нам конец!
- Молчать! Без паники! Еще не конец! – закричал в ответ я, после чего заговорил спокойным голосом, - Как раз сейчас будем ставить цели.
- Ну, и время ты нашел...
- Представь себе машину, на которой мы отсюда уедем.
- Ладно, - успокоилась Элен и полусерьезно-полуиграючи озвучила возникший в мыслях образ. – Вишневая «Газель» с ящиком пива в салоне.
- С двумя! – вырвалось у меня.
- Что?
- Ничего. Это я от себя случайно добавил, - опомнился я. – Это в учет принимать не будем.
Через пару минут нашего стояния на дороге вдалеке что-то засветилось.
- Сашка! А оно ведь правда работает! – удивленно воскликнула Элен и даже подпрыгнула от удовольствия. – Там что-то едет!
- А я и не сомневался, - гордо ответил я и вытянул руку вперед.
Транспортное средство, которое мы заметили, приблизилось. Им оказался вишневый мотоцикл без коляски с ящиком пива, привязанным прочной веревкой к заднему сидению.
- Проезжайте! – крикнул я водителю, заметив, что он притормаживает, и медленно опустил руку.
Мотоцикл поехал дальше. Понятно, что двоих бы ему забрать не удалось.
- Ну, и где же результат? – обиженно спросила моя подруга.
- Я-то здесь причем? Что-то как-то криво ты себе эту Газель представила... – я пошел подальше от дороги, - Ты тоже не лучше того пожарного.
- Ты куда собрался?
- Спать. Прохлаждаться всю ночь на трассе в ожидании манны небесной без спиртного я не согласен. Благо, погода не самая плохая, и вполне позволяет переночевать на открытом воздухе.
- Меня подожди! – Элен подбежала ко мне и мы стали на ощупь искать лучшее для сна место.
- Давай здесь, - предложила она, остановившись.
- Давай, -  согласился я и бросил на землю свою рубашку, на которую мы тут же легли.
Уж не знаю, какими критериями руководствовалась Элен, когда выбирала это место, и почему оно привлекло ее больше, чем вся остальная площадь, доставшаяся нам в распоряжение – по мне разницы, где лежать, не было никакой. Надеясь на быстрое засыпание я закрыл глаза, но смена обстановки забрала привычный покой, потому заснуть оказалось отнюдь не просто. Через какое-то время я почувствовал, что Элен знобит. Похоже, для нее воздух был слишком холодным. Чтобы не дать ей замерзнуть, я обнял ее сзади и тут же услышал:
- Александр, вы заигрываете?
- Не волнуйся, - успокоил я. – Это лишь ради того, чтобы мы с тобой могли завтра проснуться без воспаления легких. Для того, чтобы согреться, я готов обнять даже мужчину. Если, конечно, я в нем уверен.
- Мужчину обнять? Тебя друзья-то твои не боятся? – усмехнулась Элен.
- Нет вроде. Это что, ты меня еще плохо знаешь. Я однажды с мужиком поцеловаться был вынужден.
- Как?! – от неожиданности закричала она.
- Так. Настоящим гомосексуальным мужским французским поцелуем. А все из-за незнания меры в алкоголе. Сделали ночью партию в карты неудачную. Нас было трое: я, мужик один и девка. Денег уже не было ни у кого – на выпивку спустили. Решили назначить по мелкой пульке и договорились, кто первый спишет, удостоится наблюдения страстного поцелуя двух других участников. Я, как понимаешь, понадеялся, что женский ум послабее будет, и начал играть в своего рода поддавки: пытаться сделать так, чтоб мужик выиграл... Что ты думаешь? Девка нас сделала! Я на ее висте постоянно без одной оставался. На Руси всегда считалось, что карточный долг – святое. Что мне оставалось? Чувство, конечно, ужасное. Я и сейчас, как вспоминаю, тошнота подступает. Буквально изнасилованным себя ощутил.
- Да уж, - проговорила Елена. – Хорошо еще, что вы на поцелуй, а не на постель играли.
- Вот тогда бы я точно вместо расплаты из окна выбросился! В общем, с тех пор я заставил себя забыть, какие масти и достоинства бывают в картах, и в азартные игры не играю никак и никогда. Выяснилось, что жить по принципу "судьба – злодейка, жизнь – копейка" мне не подходит. Мне нужно что-то другое.
- Спокойной ночи, дорогой, – шепнула мне Элен. – как поймешь, что именно, разбудишь...
 
15 Saturday night fever

Музыка: Pink Floyd. Careful with that axe Eugene

На своем личном опыте убедился: один из законов Мэрфи работает. Это первый закон путешествия: "Добираться куда-то выходит гораздо быстрее, чем возвращаться оттуда". Утром, когда нас начало трясти от холода уже обоих, и сомкнуть глаз стало практически невозможно, на дороге показалась какая-то машина. Заметив ее, Элен быстро поднялась с земли и побежала останавливать. Водитель с легкостью согласился нас подвезти, даже не поинтересовавшись, что мы здесь делаем в такое раннее время. Напрасно – я бы на его месте с удовольствием позлорадствовал и, кроме того, поостерегся брать подобных нам пассажиров. В течение всей поездки Елена с высокой степенью занудства, какая даже мне не всегда была свойственна, упрекала меня за идиотскую идею просмотра заката за чертой города и говорила, что впредь меня слушать не будет. На это я только объяснил ей, что никого ехать с собой не заставлял – у каждого был собственный выбор.
- Я просто думала, тебе можно довериться, а ты оказался совсем неумным, - ответила она.
- Радуйся, что нам "пешкарусом" добираться не пришлось, - защитился я. – Ты меня исключительно критиковать можешь. Где-то было подмечено, что ругаться люди могут вообще виртуозно, а вот, например, похвалить вовремя друг друга – это нет. Руки сразу опускаются.
- Так ведь не за что тебя хвалить. Поэтому и критикую.
- Неправда. Достоин я и похвалы, между прочим. Мы посмотрели красивый закат. Если б я не дал делу хода, мы бы так и сидели в каменном городе.
- А ты помнишь, что это я обеспечила нам доставку на место? Ты боялся ехать с теми ребятами.
- Помню. Ты у меня умничка.
Так мы снова оказались в городе. К полудню стало жарко, спать нам абсолютно не хотелось. Похоже, сон на открытом воздухе в самом деле куда полезнее, чем дома. Что нужно индейцу? Чтобы вход вигвама располагался по направлению на восток. Взойдет солнце, в глаза посветит – он проснется.
Весь день Элен водила меня по контрастным самарским улицам и площадям, так что я смог чистым, ничем не замутненным на сей раз, взглядом посмотреть и на установленного на 40-метровом пьедестале 13-ти метрового Рабочего, держащего над головой пару авиационных крыльев, больше напоминающих уменьшенную модель дельтаплана, и на символ города – каменное изваяние в форме ладьи, которое впервые я созерцал еще зимой... К сожалению, надписи "Здравствует Эдуард Вениаминович!", сделанной мной в день приезда, я не разыскал. Зато разыскал другую. Тоже свою. Беда всех достопримечательностей белого цвета – всякие малокультурные личности так и тянутся оставить на них собственные автографы. Я, конечно же, не в счет: как известно, когда я делал эти надписи, сознание мое в результате опьянения уже выключилось. Так же, как и здешняя "Ладья", от рук вандалов-художников постоянно страдала мурманская "Трибуна" (памятник жертвам интервенции). Наверное, разумнее, их было покрасить в черный цвет: он вызывает меньше желания что-либо писать или рисовать на нем. С другой стороны, тогда бы эти монументы несли в себе некий трагизм, а не парадность. И если к памятнику жертвам интервенции этот трагизм еще как-то бы подошел, то к "Ладье" – вряд ли.
Побывали мы в тот день и возле построенного в 1888-м году по проекту Михаила Чичагова Самарского академического театра драмы имени Горького, архитектура которого отразила мои воспоминания о двух пензенских строениях: гостинице "Сура" и "Мясном пассаже". Рядом с театром, красным каменным теремом, стоял памятник с фигурой Чапаева, героически призывавшего в атаку фигуры других красноармейцев. Забавным показалось то, что один из красноармейцев в момент, когда командир скакал на коне, размахивая шашкой, умудрялся ползти по-пластунски. Вероятно, у них было несколько разное представление о поджидающей опасности. Этот, один из главных памятников Самары, на который было затрачено двенадцать тонн бронзы, когда-то предназначался отнюдь не для этого города, а для только переименованного в Чапаевск Троцка. Однако изготовленный в Ленинграде архитектором Лангбардом и скульптором Манизером монумент краевые самарские власти перехватили и установили на Театральной площади к пятнадцатилетию Октябрьской революции. Самарцы буквально сразу дали ему прозвище "На штурм обкома!", так как по счастливой случайности красноармейцы под руководством своего комдива мчались непосредственно к дверям областного комитета ВКП(б), где в наши дни располагается Академия культуры и искусств.
Как бы там ни было, я все равно считаю не слишком порядочным делом ставить памятники героям гражданской войны хотя бы потому, что на гражданской войне героев не бывает в принципе. Там могут быть только талантливые полководцы – не более того. Почему бы тогда не поставить памятники Колчаку, Деникину и Врангелю? В Иркутске, насколько мне известно, памятник Александру Васильевичу установлен, но этого я осуждать не могу – ведь он прославился в первую очередь как полярный исследователь и большой талант в области постановки минных заграждений на море. Под его командованием минировал воды Балтики и мой прадедушка, мичман царского флота. Антон Деникин, к слову говоря, тоже прославился еще до гражданки.
Наша попытка посетить скрытый под землей на глубине тридцать семь метров бункер Сталина, вход в который находился как раз во дворе указанной выше академии, провалилась, поскольку музей вел политику проведения экскурсий исключительно для групп, а два человека, даже такие милые, как мы с Элен, по мнению работников бункера, группой считаться права не имели.
Из самарских достопримечательностей мне запомнился также памятник, установленный по случаю 150-й годовщины изобретения отопительной батареи – кот, лежащий на подоконнике, "подогреваемом" расположенным под ним радиатором. За хвост этого кота dimon, по его словам, даже как-то подержался, а уже потом узнал, что там установлена сигнализация, которая почему-то не сработала при прикосновении. После этого я совершенно перестал сомневаться, что dimon – бестелесное существо, живущее не по законам физики. Кроме упомянутых достопримечательностей Элен показала мне место, где в мае расположили тортик длиной 151 метр, который испекли специально ко дню города. К сожалению, его съели в те же сутки, и моего приезда он не дождался.
- А сколько в этом году стукнуло Самаре? - поинтересовался я у своей подруги.
- Четыреста двадцать, - ответила она.
- Как интересно... – подметил я, - отсюда до Пензы как раз четыреста двадцать километров. А ты вообще не в курсе, откуда взялось название "Самара"?
- Как мне рассказывали, от греческого слова "самар", означавшего "купец" и "Ра" – древнего названия Волги. Еще говорили, что название городу положил приток Волги, именуемый Самарой – с одного из языков тюркских народов переводится как "степная река". Хотя я думаю, что голову ломать? Неужели само по себе это слово сразу применительно к городу возникнуть не могло?
- Кто его знает. Понятно, что некоторые слова возникают ниоткуда – иначе бы было не с чего начать создавать язык. Однако в человеке живет и всегда будет жить желание отыскать первопричину. Насчет происхождения названия "Пенза", мне известно, тоже существует несколько версий. Пензой изначально река называлась, на которой основали одноименный город, и которая, как и ваша Самара, являлась притоком, или, по-другому, рукавом, Волги. А имя реки той по одному из мнений возникло от мордовского слова, означавшего "рукав". Теперь понятно, откуда взялось выражение "Не пришей к Пензе; рукав"?

К восьми вечера мы явились в гости к каким-то малознакомым друзьям, у которых в холодильнике я не обнаружил ни одного спиртного напитка. "Язвенники, - подумал я, - К кому мы пришли! Не лучше ли вернуться домой и спокойно посидеть вдвоем?" однако когда я познакомился с хозяевами поближе, мне стало понятно, отчего на самом деле в квартире отсутствовал алкоголь... Тут он просто был ни к чему. Помимо нас с Элен здесь присутствовали еще пятеро мужчин и шестеро женщин. Сейчас мне уже трудно вспомнить, откуда же взялись промокашки. Помню только, что отказываться от них я не стал. Не знаю, как кому, а мне всегда нравилось пробовать новое. В разумных пределах, разумеется. Какой-то риск мог сразу показаться неоправданным. Я уже улыбался во всю ширь, когда кислота начала действовать, и мне было никак не понять, почему такой харизматичный человек в возрасте, как Хантер С. Томпсон в феврале этого года покончил с собой. Если бы ему было столько, сколько мне сейчас или фатальные двадцать семь, я бы не удивлялся. Но как понять его решение? Человек уже вышел на финишную прямую! Или он это сделал по принципу друга цезаря Тиберия Нервы, сказавшего с уже вскрытыми венами, что единственный поступок, которым человек доказывает собственную власть над судьбой, – это самоубийство?
- Александр, с вами все в порядке? – спросили у меня извне.
- О, да, - ответил я. – Только занавески я бы хотел зеленые видеть, а вы опять сине-серебряные повесили.
- У тебя улыбка неестественная, - сказала Элен.
- Есть потому что у меня печаль одна! Знаешь, какое сегодня число?
- Двадцать четвертое июня.
- Вот. Сегодня в Москве на Васильевском спуске Роджер Уотерс играет великую программу Пинк Флойда "Dark side of the moon". Уотерс появляется в Москве где-то раз в четыре года. И печаль моя в том, что душе моей не хватает порыва, чтобы сделать что-либо крупное. Я даже не смог сорваться из Пензы на его концерт.
- Но ты же в Самару вместо этого приехал – уважительная причина.
- Нет. Из-за Самары – это неуважительная. Какой-то городишко, в котором молодой Ленин сидел в кружках с коммунистами, того не стоит. Уотерс круче. Еще и мэру вашему сейчас десять лет грозит...
- А я?! – возмутилась Элен.
- Именно этого я и ждал, - довольно отметил я. – Просто ты это Ты, а не Самара, не Тольятти и не Алакуртти. Ты – да. Хоть и не играла в Пинк Флойде, ты стоишь полутора Уотерсов.
- Полутора? Маловато будет. Ну, ничего, буду работать над собой, - улыбнулась она.
- Саша, что у тебя с бровью? – спросила какая-то девушка.
- Заебааали... – протяжно вымолвил я, - Гадюка укусила! Я пытался ее передразнить, и, видимо, ей оно стало очень обидно.
Вдруг я почувствовал, что в моей голове болтается замечательное четверостишие. Чтобы не потерять его навсегда, как это уже происходило с некоторыми мыслями, рожденными мной на грани сна и бодрствования, я скорее достал блокнот и записал его карандашом.
- Ты что пишешь? – окликнули меня.
- Стихи.
- О-па! – высказался один мужчина. – Тут при мне стихи сочиняют, шедевры рождают, а я так латентно сижу...
- А вот не стоит так латентно сидеть! – предупредил я и развел руками.
- Почему же это нельзя сидеть латентно?
- Потому нельзя сидеть латентно. Вся жизнь может оказаться латентной, - я
снова развел руками.
- Вот это тебя плющит... Ты в натуре поэт?
- Он еще спрашивает! Вы же все совсем не знаете, с кем тут сидите латентно. Я Пинк Флойду тексты писал!
- Правда?
- А то! "Money", "Wish you were here", "Comfortably Numb" и много-много других красавцев – все мои! Я в семьдесят третьем году подменял их клавишника Райта. Помните, в Dark side of the moon есть композиция Great gig in the sky? Это я там на рояле играл, между прочим. А моя возлюбленная специально приезжала по моему вызову и изобразила к этой вещи вокализ. Так на этой пластинке и осталась наша вечная любовь. Только на ней и осталась. Сам, дурак, однажды сказал ей: "Мы с тобой не жизнь, а песня"... как в воду глядел...
Я почувствовал, что Элен положила голову мне на колени. Устала, наверное.
- Грустно, - сказала одна из девушек.
- Зато, - продолжил я, - через два года я предложил Флойдам интересную концепцию оформления альбома "Wish you were here". Это был семьдесят пятый... У меня тогда папа только-только школу окончил. А я альбом этот послушал и решил им с оформлением помочь. И так уже тексты все равно там мои красовались. А заглавная песня мне еще в детстве нравилась. Я думал, она на нашей с Людкой свадьбе звучать будет, и я подкинул ребятам идею с горящим мужиком. Прямо при мне у него усы и сгорели. Ну, а с мужиком, который ныряет в воду без брызг, мы намучились. Вызвали йога, чтобы он сделал стойку вверх ногами под водой и задержал дыхание на минуту. Очень жаль, что он захлебнулся. Мы решили никому об этом не рассказывать. Но согласитесь, красивое оформление получилось! Не зря постарались.
- Ты молодец.
Элен открыла глаза и спросила:
- Скажи, почему если говоришь по телефону, а в другое ухо воткнут наушник с музыкой, на том конце линии эту самую музыку прекрасно слышно?
- Это, родная, смотря чем голова наполнена, - ответил я.
- Ты намекаешь, что у меня она пустая, что через нее звук пролетает без помех?
- Почему же? Водой заполнена, стало быть. По воде звуковые волны распространяются лучше, чем по воздуху.
- Ну, да, - согласилась она. – Мозг большей частью состоит из воды.
- Как любая животная клетка, - подметил я.
- Отсюда вывод, - подытожила Элен, - Мозг – это одна большая клетка.
- Верно. Потому разум трудно повредить частично. Только все разом! На себе проверил.
- Главное, имени не потерять, - произнес хозяин дома. – Это самый большой ущерб. Представляешь, как бы было, если тебя никак не звали?
- Ничего страшного, - ответил я. – Кому надо, смог бы обратиться ко мне и так. И я бы понял. К тому же, имена тоже бывают разные. Помните, было имя Даздраперма? В переводе означало "Да здравствует первое мая"...
- Да, помним.
- А было еще имя в честь тридцать первого октября. Звучало оно как ТриПерОк.
- Да уж, - посочувствовали люди, – не повезло кому-то... Стоп! А что такого произошло тридцать первого октября?!
- У друга моего день рождения. Так его в честь этого дня и назвали.
- Бедняга, - проговорила Элен.
- Это Валерик Тихонов. Ты его знаешь, - заметил я, переложил Элен на диван, а сам побежал к окну, открыл его настежь и помочился с седьмого этажа на асфальт.
- А вы эстет! – крикнула одна девушка.
- Смотрите на меня, смотрите! – заорал я в ответ. – Это же натуральная есенинская мечта! "Из окошка луну обоссать!"
- Ты высоты не боишься? – спросил хозяин.
- Я?! – возмутилось мое самолюбие, - Да я во время оформления альбома "Animals" на той свинье летал сверху! Только я там такой маленький, что на конверте пластинки меня не видно. А на компакт-диске и подавно. Что на этой сраной фитюльке можно разглядеть?
- Я тобой восторгаюсь! – ответила хозяйка.
- Ущербный ты мой, разум, - шепотом произнес я и стал вылезать из окна.
- Элен, - спокойно сказал хозяин дома, - я бы на твоем месте помог твоему знаменитому другу.
Элен лениво открыла глаза, увидела меня в окне и бросилась спасать. Около минуты мы боролись, и она все-таки победила, втащив меня обратно.
- Ты ненормальный! – кричала она, - Я тебя убить готова. Что случилось? Что за бес из тебя показался?
- У луны нет темной стороны, - тихо ответил я и хлебнул воды из стеклянного кувшина. – Она вся темная!
- Ты много воды не пей, - попросила одна из девушек. – Кончиться может.
- А ты до чужого добра жадная? – засмеялся я, - Воду считаешь?
- Я не жадная! – обиделась она, - Я недавно подруге туфли дорогие подарила.
- Ты же сначала ими в говно вступила, - напомнил ее знакомый.
- И что?! Я же вымыла их, а потом подарила. Ей какая разница? Она же не знает, что эти туфли в говне побывали!
- А тебя как зовут? – спросила у этой девушки Элен.
- Иди на ***! – ответила та.
- Что?! – расплакалась Элен.
- Иди на ***! – повторила обидчица.
- Да ты себя кем возомнила?! – нервно закричала Элен, начав слезами разливать тушь по щекам. – Ты что тут вообще?! Ты в зеркале-то себя хоть иногда видела? Фигуру голышом после душа разглядывала?!
- Слышишь, манда, - разъярилась соперница, - Тебя что-нибудь в моей фигуре не устраивает? Я тебя жениться и не заставляю.
- Да ты же натуральная корова!
Должен признаться, Элен говорить такие вещи имела полное право. У самой у нее была не фигура, а мечта.
- Ты себя через десять лет представь! – продолжала Элен, разливая тушь, - Ты будешь совсем одна. Без мужа. Ребенок у тебя, конечно, будет, потому что найдется все-таки дурак, который тебя трахнет. Потому что все мужики хотят трахаться. Что я, не знаю что ли? Но ты будешь натуральной матерью-одноночкой.
- Так, отвяжись от нее! – встал на защиту той девушки какой-то мужчина.
- Мужик, сказал ему я, - сам отвяжись. Пускай бабы разберутся самостоятельно.
- Это ты отвяжись! – ответил он. – Понимаешь, пацан, она со мной. Мне нихуя неприятно, что ее оскорбляют.
- А она, - я указал безымянным пальцем на Элен, - моя подруга, но я же не вмешиваюсь!
- Хлебальник закрой. Мне по ***, куда ты вмешиваешься.
Я разглядел его накачанные бицепсы и понял, что внезапно "героями телепередачи" вместо Элен и ее обидчицы стали мы с этим господином. Стало ясно, мое продолжение выяснение отношений приведет к верному проигрышу, но отступать было уже не время.
- Слушай, а ты кроме слова *** еще какие-нибудь знаешь? Уж больно часто употребляешь. Тебе в детстве, наверное, мама с папой ругаться запрещали. Ты решил теперь отыграться?
- ****юк, съеби отсюда, - раздраженно сказал он.
- Козел, ты здесь не прописан, - ответил я, - уебывай отсюда сам и прихвати с собой свою корову!
Его тяжелый кулак тут же встретился с моим нежным лицом. Миллионы искорок вспыхнули в глазах. Из носа потекли две струйки крови. Падая, я услышал, как Элен крикнула мое имя, после чего почувствовал серию добивающих ударов...
*  *  *
Открыл глаза. Кругом было темно. Настенные часы с подсветкой показали полтретьего ночи. Все, что я понял – я лежал на диване в комнате совсем один. Очень болело лицо. Внезапно сзади слева подлетела красивая девушка пару дюймов ростом, с крылышками, как у стрекозы, одетая в длинное красное платье с глубоким вырезом на спине, какой был у Мирей Дарк в фильме "Высокий блондин в черном ботинке".
- Кто ты, золотая рыбка? – вкрадчиво спросил я.
- Как кто?! – удивилась девушка, - Ты разве не узнаешь? Я Сольвейг.
- Та самая?
- Ну, да. Даже как-то неловко внимать от тебя недоверие, - с чувством легкой обиды произнесла она и села на мое запястье. – Я ведь тебя так долго ждала, а ты, оказывается, здесь дурака валяешь. Сколько слез пролито мной из-за тебя!
- А там звездочка зажглась, - я указал пальцем в темное небо.
- Ты никогда не мог определиться, чего хочешь на самом деле.
- Мог! – возразил я.
- Может, и мог. Только знаешь что, Тимофеев? Ты не Тимофеев никакой. Ты убил Александра Второго и его внука Николая Второго.
- Твои обвинения ничего не значат. Если насчет Николая я и не могу пока точно доказать свою невиновность, то во время убийства Александра я как раз подменял Ричарда Райта в программе Eclipse, когда он лежал в милиции на операции по удалению ногтя на большом пальце правой ноги. И кстати я вспомнил: двое независимых свидетелей подтвердят, что в момент гибели Николая я навещал в Париже на кладбище Пер Лашез могилу с прахом Нестора Махно... Ты меня, Сольвейг, точно с кем-то путаешь. Я ведь даже не Тимофеев. Это фамилия Калигулы-цезаря.
- Ты хоть немного хотел ко мне вернуться?
- Вернуться? Я даже, право, не знаю.
- Чего не знаешь? – дрожащим голосом произнесла Сольвейг.
- Не знаю, надо ли снова что-то начинать, - ответил я. – Посмотри: ты такая маленькая... как мы сможем жить вместе?
- Мне уже двадцать один. Государство нам не сможет запретить!
- Я не про государство, милая, - я улыбнулся и провел кончиком мизинца по ее оголенной спинке. – Подумай: у меня рост под метр восемьдесят, у тебя – чуть меньше шести сантиметров... Мы же никогда не сможем рожать детей.
- Я так и знала, - она горько заплакала.
- Не плачь, пожалуйста... Все хорошо будет. Ты и без меня очень красивая. Ты обязательно встретишь кого-нибудь по своему росту и будешь счастлива.
- Я с тобой быть хочу!.. – сказала навзрыд Сольвейг.
- У нас ничего не выйдет, - утвердил решение я.
- Прощай, - ответила она, вспорхнула вверх и, ударив меня крылом по глазу, унеслась прочь.
 
16 Тот, который не ругался

Музыка: Jethro Tull. Fallen on hard times.

Страх, ложь, отвращение. Об убийстве ни слова даже в полголоса. Только шепотом. Эту главу, пожалуй, тоже следует читать шепотом. Речь пойдет о самом дорогом русскому человеку слове... Нет, не о слове "водка". Россия! Как печально, что ты такая большая... Я давно убедился: анекдот о двух червях и навозной куче рассказывает про русских и больше ни про какую другую нацию. Остальные расстаются с родиной легко и непринужденно. Наших же эмигрантов постоянно гнетет тоска. Несмотря на весь творящийся в родном месте бардак. Исторически Россия протянута, как и Самара, с Запада на Восток. Тем самым она получила уникальную возможность сочетать и Восток, и Запад, быть и тем и другим, но в итоге оказалась ни тем, ни другим. Не иначе, как помешала генетическая особенность – неумение отличать пирожное от отравы. Что интересно, на Востоке это сочетание уже умудрились построить, а нам, видно, оно не нужно – мы сами и так очень умные. Только наш человек может ходить голым, есть прямо с деревьев и при этом кричать, что живет в раю.
Следует обратить внимание, как ведет себя русский за границей. Дома он такого себе обычно не позволяет. При этом поведении он обязательно будет кричать, что он русский. С гордостью он будет это кричать. Не обижайтесь, дорогие сограждане, что иностранцы на вас косо смотрят. Благодарите за это соотечественников. Вспомните зарубежные фильмы, в которых показывают русских. "Красную жару" со Шварценеггером: "Eto ne ruka liteyschika. Esli ty rabotal na liteynom, to privyk k zhare!" "Самолет президента", где русский коммунист Гэри Олдман захватил в заложники всю президентскую администрацию США "ради матушки-России"...
А ведь они не издеваются. Они в самом деле нас такими видят. Сказать в Америке "Я русский" это классно. Первые ассоциации услышавших эту фразу – красный флаг с серпом и молотом, Ельцин, столичная водка. Ну, и наверняка в ходе беседы тебя спросят про медведей на улицах. Зато сказать "Я русский" в России постепенно становится немодно. Теряем русское, господа, теряем... И, возможно, кто-то будет говорить, что это космополитизм, но они ошибутся. Космополитизм подразумевает смешение всех земных культур, а нынешний процесс представляет собой уничтожение собственных национальных черт (рюмка водки, хвост селедки) и напяливание на себя американской белозубой маски. В лучшем случае, европейской. Радостно, что в городах близ Волги что-то русское еще барахтается. Может быть, еще в Архангельске. А вот в Петербурге, Москве и даже, смешно сказать, в Мурманске все давно уже иностранное. Возвращаясь к нашим любимым Пензе с Самарой, стоит отметить, что они сумели придержать не только русское и, конечно же, иностранное, но еще и советское.
Ни одна страна так не ругает остальные, как наша. Мы на первом месте. Хоть в чем-то. Мы терпеть не можем понятие American dream, которое в обыденном смысле выглядит как двухэтажный домик, жена, двое детишек, автомобиль у каждого из членов семьи и пушистый песик. "Не в этом счастье!" – говорим мы. А в чем оно, определиться до сих пор не можем. Я бы не стал говорить об American dream пренебрежительно (многие американцы сделали это сами). Эта dream не так и плоха. Фактически, это стремление к комфорту. Почему все едут к ним? У них есть Она. А вот русской мечты нет. Русский – персонаж без начала и конца. Был никем, ушел никем, никто не помнит. Бунин в 33-м году получил нобелевскую премию за верное изображение характера русского человека в своих произведениях. Если они имели в виду того героя "Кавказа", который из-за несчастной любви, лежа на диване, застрелился из двух револьверов сразу, то они были правы. Это истинный русский... Американская мечта, какой бы слащавой ни казалась, выглядит симпатичнее, чем русская безысходность.
Еще русский сильно любит называть представителей других наций роботами, имея в виду их механическое неосознанное выполнение данных свыше инструкций. Китайцы – роботы, Американцы – роботы, Немцы – роботы... Одни русские не роботы. Быть, может, еще украинцы. Возможно, именно поэтому у нас никогда ничего не получается. Слишком сильно в крови кипит ЖИЗНЬ! Ни одно дело не принято доводить до конца. 74 года мозго..бства чем не доказательство? И сейчас страна снова по уши вляпалась. Не надо думать, что у власти стоят дураки, какими они себя часто преподносят. Там умные... Только они своим умом себе лучше и делают. Другим они ничего не должны. И честно скажу, не выведет нас из этой лужи ни один пророк. Они периодически рождаются, но нормально донести свое учение оказываются не в состоянии. Если государство начинает душить пророка, это глупое государство. Умное его, во-первых, легализует, а во-вторых, сделает посмешищем. Это самое верное убийство истины.
Мешает любовь к культу личности. Как у нас все любят Главного! Мужик грамотный. Это видно. Но когда начинается полет мысли с его стороны, я ухохатываюсь. Всякие "сапоги всмятку", "обрезание, после которого ничего не вырастет" или "я, может, в университете и не очень хорошо учился, потому что пива много пил в свободное время..." не дают себя забыть. Одна жемчужина из последних, мной замеченных: "Если бы у бабушки были определенные половые признаки, она была бы дедушкой. Политика не терпит сослагательного наклонения".
Мешает любовь к пьянству. Русский может не есть, не одеваться, но не пить его не заставишь, как ни пытайся. "Руси есть веселие пити". Наш великий преподаватель экономики Мишан рассказывал, как кандидатскую защищал какой-то работник с ВАЗа. Его спросили: почему ваш автозавод выпускает такие некачественные автомобили? Через месяц после покупки одно выходит из строя, еще через месяц – другое..." Тот невозмутимо, на полном серьезе, ответил: "Машина, о какой вы говорите, скорее всего, собиралась после праздника". "Колеса" Артура Хейли все еще актуальны.
Исчезает понятие о чести. У Фаулза говорилось, что война существует лишь для того, чтобы всем хватило сахара. Раньше наш военнослужащий ассоциировался с благородством. Сейчас этого не осталось. Дело в том, что раньше, еще до революции, офицеры были не тупыми баранами, кричащим солдатикам от нечего делать "лечь-встать!", а умными и воспитанными людьми. После революции появилась "красная армия всех сильней", которой командовали, кстати, в основном, бывшие "ваши благородия" за исключением нескольких самовыделившихся стратегов типа Фрунзе. К слову сказать, и у Тухачевского, и у Куйбышева было военное образование. Однако это командующий состав был такой, а войска-то набились босяками, неграмотными, впоследствии ставшими "русскими офицерами". Потом, правда, офицерское благородство снова вернулось с Великой отечественной. Ведь это большая разница – военный в действии и военный на учениях.
То, как выглядит нынешняя российская армия – результат этой самой богатой истории и отсутствия большой воссоединяющей войны. Поэтому сейчас вооруженные силы – не более чем своеобразная структура, убивающая в год четыре процента первоначальной мозговой активности.
Стране нужна монархия. Именно эта мысль начинает приходить в голову многим людям. Не пугайтесь, при ней все будут чувствовать себя хорошо. Вы заметили, как у нас любят избирать на второй срок? Рабская Россия по-прежнему любит своего монарха. Не случись на Новый 2000-й год тех знаменитых смешных событий, она бы и за Ельцина еще раз проголосовала. Так же, как сейчас хочет Путина на третий и сразу заодно на четвертый срок избрать. Так не лучше ли в целях повышения ответственности правителя дать ему пожизненную власть с передачей по наследству? Какой умный оставит своему сыну страну полную навоза? Он будет ее беречь. А так – посидел два срока, обосрал все вокруг еще больше, чем предшественник, и со спокойной душой и полными карманами ушел в отставку. Все довольны.
Хотя соглашусь, выборы – веселое зрелище. Без них было бы довольно скучно. Например, рассмотрим выборы в Штатах. Встретились двое. Ругаются. Культурно. Ругаются-ругаются, ругаются-ругаются, делают пошленькие намеки друг на друга... Потом голосование, итог – 50% за одного, 50% - за другого. Один по-гусарски объявляет себя проигравшим, а другой, какой-нибудь выходец из библейского пояса, радуется, как здорово и мастерски он обыграл своего конкурента. А есть ведь еще выборы в нашей стране. Тут, естественно, насыщеннее! Собрались порядка десяти кандидатов, и как началось... Каждый из собравшихся пытается всеми возможными способами скомпрометировать и оскорбить остальных. Кроме одного, который с ними не собрался, ибо он и так знает, что победит. В своих речах все по очереди признаются ему в любви и снова начинают ругаться между собой, только не так культурно, как в Америке, но в этом-то мы и веселее! "Пока большинство России остается безграмотным, для нас важнейшими из искусств являются кино и цирк!" Кто кому в морду заехал, кто – соком плеснул... Если спросят, кто участвовал в выборах, можно ответить, как в том анекдоте про футбол: судя по возгласам с трибун "Волки позорные" и "Козлы вонючие". Успокоились на день, проголосовали, итог – единогласно избран тот, который не ругался. Ура, демократия победила!
 
17 Lonely hearts' flat band

Музыка: АукцЫон. Птица

Под утро проснулся от приятного поглаживания по голове. Так меня нежно пыталась разбудить Элен. Лучше бы, если честно, она этого не делала – во сне мне было гораздо уютнее. Теперь же неведомая сила сдавила виски, а что до лица, то было чувство, будто на него насыпали раскаленных углей. Элен положила на мой нос полиэтиленовый пакет с несколькими кубиками льда.
- Это для того, чтобы не так больно было, - сказала она. – Я уже прикладывала несколько раз. Благодаря этому отек не такой сильный получился.
- В зеркало стоит смотреть? – простонал я.
- Необязательно, - ответила она, отведя взгляд в сторону, и добавила, - А вообще-то, не очень страшно. Просто видно, что нос разбит, пара синяков... И кровоизлияния под обоими глазами. Должно скоро пройти.
- Где я, милая женщина?
- Все в той же квартире. Сейчас поедем домой.
- Давай поскорее, - я поднялся с дивана и случайно увидел свое отражение в зеркале, висевшем напротив. Элен не обманула. Вид был точно такой, как она описала.
В комнату вошли хозяева квартиры и осведомились о моем самочувствии.
- Как в анекдоте, - ответил я. – "Доктор, я буду жить? – Жить-то вы будете, но ***ёёёво..."
- Мы сейчас пойдем уже. Не волнуйтесь, - успокоила их Елена.
- Надеюсь, в дверь уйдете? – поинтересовалась хозяйка. - А то некоторые вчера в окно выходить собирались...
- Да... – многозначительно улыбнулся я, забрав пакет со льдом у подруги и приложив его к носу своей рукой. – Повеселил я вас вчера.
- Точно, - с упреком посмотрела в мои глаза Элен. – Здорово пошутил. Мы все оборжались. Так хохотали, чуть не лопнули.
- Ты тоже хороша, девочка, - ответил я ей.
Елена промолчала. По выражению ее лица могло показаться, что ей стыдно. Мы перебрались в прихожую, я начал открывать входную дверь, возле которой стоял завязанный мешок с мусором.
- Мне несколько неудобно вас просить... – произнесла хозяйка и указала взглядом на мусор.
- И не проси! – радостно ответил я, схватил Элен за руку, и мы быстро выбежали из дома, не взяв с собой ничего лишнего. Гришины уроки по защите от манипулирования извне не прошли даром.
Во время поездки в маршрутном такси я долго рассматривал сигнальные кнопки, позволяющие не орать на весь салон: "На остановке остановите!", а сообщать о намерении выйти более спокойным образом – милым гудочком водителю. "Как же нам повезло, - думал я. – Даже в Питере нет таких кнопок". Правда, и здесь не все успели привыкнуть к данному нововведению – не во всяком автомобиле установлена сея система. Да и если установлена, все равно иногда возникают разногласия: зимой, когда я ей воспользовался, и водитель начал притормаживать, какой-то пассажир сказал ему: "Не останавливайтесь! Здесь никто не выходит!" Видимо, человек слишком привык к зачитыванию древнего остановочного заклинания, отчего его уши просто отказались слышать звуковой сигнал.
Внезапно я вспомнил, как вчера записал в блокнот удачно сочинившийся стих. О чем он, собственно, был, я не помнил, потому решил это выяснить сейчас. На странице записной книжки красовалось:
Снег сжигают каждый вечер,
Раскаляют добела.
Веря в то, что жизнь не вечна,
Лепят пулю из говна...
Я резко захлопнул книжку и спрятал ее обратно в свою маленькую наплечную сумочку. Лед в моем пакете уже растаял, из-за чего держать его у носа больше не имело смысла, и я положил его на пол, рядом с собой. Внимание остальных пассажиров ощутилось в полной мере. Столько внимания к себе я не испытывал даже, когда отправлял естественную надобность малого характера у входа мурманской гостиницы Арктика, то есть, в самом центре города, в самом открытом его месте. Только сейчас внимание со стороны было особенным. Людям было жутко интересно взглянуть на разбитое лицо, но в то же время, посмотрев, они сразу отворачивались – не самое красивое, надо думать, зрелище.
Сегодня к Элен должны были прийти друзья. Не могли они не воспользоваться недельным отсутствием ее матери и ни разу  не заскочить на посиделку. Честно говоря, мне совершенно не хотелось ни с кем общаться – сильно утомленным я себя чувствовал, особенно после вчерашнего. Однако все равно решил принять участие в дружеской встрече и, кроме того, помог Елене в ее подготовке. Ведь завтра наступал понедельник и время "разворачивать лыжи" в обратную сторону.
- Александр из Пензы, - представляла меня Элен, когда кто-либо входил в дом.
- Так мы знакомы, - отвечали многие. – Новый год вместе встречали.
- Сашка, ну ты и зарос, - заметила Татьяна, которую я еще зимой запомнил по откровенному ****скому взгляду. – А что с лицом твоим случилось?
- Каникулы он так весело проводит, - ответила за меня Элен. – Неделю назад приехал чистый и здоровый. Теперь ходит хромающей походкой, левая ладонь исцарапана, лицо разбито...
- Так он здесь уже неделю? – удивилась Татьяна, - Что ж ты никому ничего не сказала?
- А... А что, собственно, я по радио должна была объявить о его приезде?..
- Могла бы и сообщить. Сама знаешь, как он мне нравится. Ничего страшного от того, что я бы узнала, не случилось.
Пили за обедом исключительно белую полусладкую "Монастырскую избу". Самым приятным из закуски, что мы с Элен доставили к столу, была слабосоленая сельдь. Человек по имени Николай сидел с потухшим взглядом, с особой жестокостью налегал на вино и не уделял никакого внимания чему-либо съестному.
- А что это у нас граф Суворов ничего не ест? – спросила Елена.
- Плохо мне, - сделал кислую мину Коля.
- И в чем же дело?
- Личное.
- А ты расскажи нам. Легче станет, - посоветовала Таня. Зачем еще нужны друзья?
- Вот и задумываюсь больше всего сейчас над тем, зачем же на самом деле нужны друзья... Легче мне от рассказа не станет – разве только вам станет веселее. Впрочем, почему нет? Ты, Танюх, заметила, что мы с Олегом не общаемся?
- Ну, да. А в чем дело?
- Насколько больно, настолько же и банально: у меня лучший друг увел жену! – громко сказал Коля и провел ладонями по лицу сверху вниз, словно умывался.
- Ничего себе! – изумилась Татьяна, - Валька от тебя к Олегу ушла? А нам даже не рассказала об этом...
- Коля, можно тебя на минутку? – обратился я к Николаю, и мы вышли в коридор.

- Как я понял, твой лучший друг увел у тебя жену, - уточнил я, - и ты из-за этого с ним не общаешься?
- Да. Я его ненавижу, - спокойно ответил Николай.
- Напрасно. Видишь ли, твоя жена не велосипед, который можно угнать. Если б она сама этого не захотела, она бы не жила с ним.
- А он? Он тогда почему так захотел?
- А он тоже живой. Многие желания приходят сверху, и так случилось, что их желания пересеклись. Потому они вместе.
- Отчего же тогда мне так ужасно? Почему мое желание ни с чьим не пересеклось?
- Как говорил ослик Иа, просто не могут же все быть счастливыми...
- Сашек, ты говоришь, как какой-то митрополит. Дай тебе достаточно времени, ты бы все на свете оправдал. С тем, что женщину не уводят, а она уходит сама, я, пожалуй, соглашусь. Ты прав. Но с тем, что мои злость и ненависть к Олегу напрасные, иди ты к черту! Какого еще отношения к себе достоин человек, который обманул друга? Такой способен на любую подлость. Мне только догадываться остается, сколько "хорошего" за время нашей дружбы он мне еще сделал.
- Не знаю... – дернул плечом я.
- Не переживай. Придет твое время – узнаешь. У тебя друзья есть?
- Есть.
- Значит, чтобы узнать, осталось лишь жену завести.
- Типун тебе на язык!
Несколько минут мы не произносили ни слова, потом я, набрав достаточно воздуха в легкие, изрек:
- Не бывает несчастной любви...
- Что? – недоверчиво посмотрел на меня Николай.
- Это из Бунина, - объяснил я.
- Какая еще "избунина"?
- Такая вот "избунина"... – задумался я. – Это как хреновина, но в ней еще жить можно. Ладно, не обращай внимания.
- Какой-то ненормальный я в последнее время, - сказал Николай. – Жизнь ни фига не получается. Буквально позавчера договорился с одной дамочкой о свидании, подготовился, стишок выучил, брюки погладил, слопал по дороге "Виагры", а свидание не состоялось...
- И что?
- И ничего, Саш. Так весь вечер и проходил с поднятым... настроением... – он закурил. – А с рожей-то твоей что случилось? Помню, в Новый год ты выглядел орлом-красавцем.
- Орлом я уже полгода не выгляжу, а красавцем – со вчерашнего дня. Элен притащила к каким-то знакомым меня, все кислоты обожрались, и она поссорилась с одной толстой дурой. Дуру взялся защищать ее мужик, а я поспорил с ним. Он, как видишь, в итоге выиграл.
- Большой мужик был?
- Такой "шкафчик" приличный.
- Что ж ты на него полез?
- Это не объяснить. Быть может, причина в характере моем кроется. Как-то мы с Оксанкой, сестрой моей, готовились гостей принимать, повздорили из-за скатерти. Она хотела желтую тканевую, а я – белую клеенчатую. Долго ругались. В итоге она постелила желтую, а я взял яйцо и прямо об стол его разбил. Скатерть оказалась испорченной, пришлось постелить ту, которую хотел я. "Саша, родители наврали, - сказала Оксанка, - ты по по знаку зодиака не "весы". Ты "баран". Потом посмотрела на меня и продолжила:" Ну, что ты обижаешься? Я ведь сама по гороскопу "баран"... "Ты не баран, - ответил я. – Ты овца!"
- Какая у вас взаимная любовь... – высказался Коля.
- Да я не про любовь. Я про характер свой.

- Вы вернетесь или нет? – послышался из гостиной голос Татьяны.
- Уже идем, - ответил Николай и вернулся ко всем. Я последовал за ним.
В комнате Элен держала в руках и гладила маленького котенка.
- Какая прелесть... – улыбалась она материнской улыбкой.
- Это та самая кошечка, которой ты велела придумать имя? – спросил я.
- Да, она. Маринка сейчас принесла, - ответила Элен и обратилась к гостям, - Саша рекомендовал назвать ее Брунгильдой.
Гости мило посмеялись.
- Я маленьких котят обожаю, - сказала Марина. – Они так нервы успокаивают. Я даже сейчас всех майкиных раздала, а одного себе оставила. У меня сейчас родители так ужасно живут... Напрягают друг друга и меня заодно. А мне же, одиночке, сбежать некуда. К Ленке разве что, но это тоже не всегда возможно. Так я последние дни у себя закроюсь, котенка возьму и все: счастлива, спокойна, не взирая на крики и вопли из соседней комнаты.
- Ничего, - проговорил Антон. – Все семьи несчастливы по-своему.

Есть такое понятие, как война с женой. Это забава не национальная, а мировая. Однако разные нации воюют с ней по-разному. Меркантильный американец воюет с ней из-за денег, и апогея эта война достигает во время судебных тяжб при разводе. США – страна юристов, что хотите? Англичанин воюет из-за друзей и стаканчика виски с содовой. Еврей – из-за любви к собственной маме. А если честно, ни одной женщине не по нраву, если ее любят меньше, чем маму. Ну, а наш любимец русский, да и украинец, конечно же, воюют с женами из-за всяких мелочей типа не повешенного на нужное место полотенца, нетщательно вымытой посуды и прочего. И, казалось бы, в чем дело? Мужик, неужели правда так трудно повесить что надо куда надо? И жена, почему же ты с такой манией высматриваешь каждую капельку жира на помытой мужем тарелке? Все равно ведь через четыре-пять часов из нее будет кто-то есть. Все просто. Войны хочется в любом случае, а если б не эти мелочи, воевать Вам было бы не из-за чего. Ведь у вас нет ни денег, ни друзей, ни даже мамы...
Где-то читал, что понятия универсальной семейной гармонии не существует. Например, у рыбок породы Наннокара Аномала после нереста самка разрывает самца на кусочки и пожирает его. Все в порядке, жизнь продолжается.
Вернувшись мыслями в квартиру Элен, я обратил внимание на девушку, ранее мне незнакомую, и, оценив ее внешний вид, с должным пафосом произнес:
- А вы, мадам, я вижу, француженка...
Элен ненадолго отвлеклась от котенка и посмотрела в мою сторону.
- Из каких же соображений вы это заключили? – удивилась девушка.
- Кто же еще догадается одевать под белую блузку черный бюстгальтер?
- Вы хотите упрекнуть меня в безвкусии? А на вид вы культурный человек. Даже если забыть про эти очаровательные два фингала под глазами.
- Да нет же, не упрекнуть, - улыбнулся я разбитой физиономией. – Безвкусица была бы, если б вы надели белый бюстгальтер под черную блузку. Такого даже француженка не сделает.
- Отстань от бедной женщины, - вмешалась Танька. – Лучше расскажи, как ты сам. Полгода не виделись.
- Знаешь, Тань, никак. Совсем никак. Думал, выгуляю больную израненную душу по Самаре, так прогулка теперь вся на лице написана. А завтра уже в путь-дорогу. За неделю, что я здесь, лучшее воспоминание – это позавчерашний сон. Мне приснилось, будто у меня родилась дочка.
- А от кого? – спросила Элен.
- Не знаю. Ее мамы я не видел... Я помню только это непередаваемое ощущение полета... И мои лучшие друзья подошли оба ко мне и сказали: "Не рановато ли ты рожать взялся? Тебе всего двадцать". "Ну, и что? – ответил я, - Зато, когда ей будет двадцать, мне будет только лишь сорок".
- Красивый сон, - покивала  Элен. – И ты даже им со мной не поделился.
- Не поделился... – вздохнул я. – Потому что проснулся и огляделся: ни дочки, ни dimonа, ни Димки... Только поле и дорога. И ты...
- А я, Сашка, недавно погуляла со свистом! – заявила Танька, - Познакомилась в клубе с одним приличным мужчиной, он меня решил пивом дорогим угостить, я выпила глоток... и вот тут меня всю и расклеило. Теперь я догнала, что он в это пиво всыпал что-то. Короче, в памяти не осталось ничего. Помню лишь: сижу в машине, и меня по руке кто-то гладит. Оказалось, не гладили, а кольца снимали. В общем, спасибо, что на этом успокоились. Повезло. Могли бы и трахнуть там в машине.
- Действительно, Танька, - покачал головой я, - Я сейчас сижу и думаю: какое счастье, что тебя не трахнули, а только кольца сняли. Легко отделалась!
- Закусь кончается, - заметил Антон.
- А я знаю, - ответил я, как навсегда обеспечить себя закуской. Берем, едим одновременно икру и молоки от сельди. После такого у нас в животе начинают рождаться маленькие селедочки. Каких-то усилием мысли используем в виде закуски сразу, а некоторых оставляем до следующего нереста. Блин... Это ж пожизненная экономия на рыбе получается...
- Не думаю, - возразила Элен. – У тебя не получится. По-моему, в водке эти "маленькие селедочки" не выживут.
- Все-таки скажите, почему русские семьи особенно несчастливы? – вернулся к старой теме Николай.
- Потому что мы всегда выходили замуж и женились без души, - ответила ему Марина. – Вслепую в глубоком смысле этого слова. У нас издавна принята такая традиция: родители юной девки посчитают финансы какого-нибудь купца и сватают ее ему, если расчет удовлетворил. Купец приходит в дом невесты, смотрит – О! Понравилось! И все. Свадьба, свадьба пела и плясала... И что мы после этого хотим? Мы так и остаемся одиноки. Даже если рядом кто и есть.
 
18 Облом

Музыка: Ludwig van Beethoven. Fur Elise

Для русской литературы и сердца чуткого тургеневское преподнесение любви стало особенным, не похожим ни на что. Великий образ. Чистота и невинность, готовность отдать, пожертвовать всем ради любимого человека. Вспоминая тургеневскую любовь, вспоминают массу произведений. Но мне хотелось бы обратить внимание на то, которое в этом случае на ум никому не приходит, хоть знают его все. "Му-му". Никто не задумывался о том, что оно тоже о любви, только о неразделенной, и поэтому неслучившейся. Подумайте, кого из героев вам по-настоящему жалко? Разумеется, все жалеют Герасима. Некоторые жалеют Му-му. Но я бы попросил ненадолго забыть о собачке, навеки опочившей в глубине, да простят меня господа из общества защиты животных. Самым впечатлительным и умеющим взглянуть на ситуацию сразу с нескольких сторон наверняка станет жалко еще и барыню, подаваемую обычно как символ зажратости и жестокости.
Да, немой Герасим трагичен. В нем видна настоящая сила, любовь... Любовь, которую в силу своей немоты он выразить не может, как не может ее и приложить к кому-либо. Вся величина его любви воплощена в заботе о собачке с таким странным именем. Но, в самом деле, не менее трагична барыня. Поймите, не стоит осуждать и забрасывать камнями человека, у которого единственная оставшаяся отдушина в жизни, вызванная неразделенной любовью, - заставить собственного крестьянина утопить собачку, кроме которой у него больше никого нет... Вот и иная сторона тургеневского чувства, какую при анализе романтических строк Ивана Сергеевича рассматривать не принято.

К вечеру гости стали расходиться. Нельзя сказать, что они покидали дом с радостным выражением лица. У всех в горле застряла какая-то горечь, и ничто не было в силах ее подсластить. Последней уходила Татьяна, и мы с Элен решили проводить ее до трамвайной остановки, а заодно прогуляться по району вдвоем после того, как она уедет. Танька долго умоляла меня не оставлять город на длительное время, а появляться у них как можно чаще, и я согласился, поскольку побоялся, что, если этого не сделаю, домой она так и не отправится.
- Куда пойдем? – спросила Элен, когда татьянин трамвай тронулся.
- Ленчик, - ответил я, - сколько можно повторять? Не живу я здесь. Веди меня ты куда-нибудь.
Мы стали гулять по кварталам, прошвырнулись по аллее Металлургов, и я восстановил свое самое яркое воспоминание от нашей зимней прогулки по этим же местам – надпись на одном из домиков: "Пивбар". Возможно, Вам она ничем необычным не кажется, однако с переходом на рыночные отношения данное слово из русского языка исчезло. Только некоторые гурманы продолжают по-привычке им пользоваться. Слово истинно советское, продукт моды сокращений типа "Универмаг", "Продмаг" и "Замком по мордел" (в последнем примере с расшифровкой могут быть трудности, поэтому поясню: заместитель командующего по морским делам). Как исчезли универмаги (заменились супермаркетами), так и потерялись пивбары. И вдруг здесь, в Самаре, я, с размахом крыльев больше, чем у аиста, вижу эту раритетную надпись. Бальзам на душу. О пропаже промтоваров я не горюю, а вот пивбар жалко. Слово энергетически очень богатое. Романтики в нем много.
- Что значит "энергетически богатое"? – заинтересовалась Элен, когда я поделился с ней последней упомянутой мыслью.
- Очень многое можно объяснить научно, - ответил я. – В том числе, какие бы то ни было духовные моменты нашей жизни. Слова никогда не могут быть просто словами. Не забывай, что звук – это тоже волна, переносящая энергию. И каждое слово несет не только лексический смысл, но еще и энергетический! И именно на нем чаще всего строится поэзия. Порой послушаешь стих или песню, задумаешься, о чем они и поймешь, что полная бессмыслица, а она тебе все равно почему-то нравится... Куча западных рок-н-роллов в переводе на русский звучит так, будто их сочинял интеллектуально бедный человек, причем один и тот же, а весь мир от них с ума сходит. Та же поэма "Лука Мудищев" – бессмыслица. А прочтешь – нравится. Потому что набор звуков подобран талантливо, а не потому что очень часто употребляются слова яйца, елдак, ****а и все прилегающие.
- Стой. А как же ты воспринимаешь энергию во время чтения, если эти слова вслух не произносятся? – спросила Элен.
- Все просто, - ответил я. – Ты знаешь, как они звучат, и создаешь в своем собственном мозге эту самую энергию искусственно. Разумеется, эффект от этого ниже гораздо, чем если бы тебе читали с выражением. Сравни эффект от чтения пьесы и от ее просмотра.
- Так это не удивительно. Больше информации воспринимается через глаза.
- Это неважно. Главное, что при чтении пьесы ты создаешь ту же картинку в голове, но делаешь это искусственно.
- С нецензурными словами так же – тоже энергия плещется.
- Не уверен... – поразмыслил я, - Здесь все иначе.
- Почему? Так же. Значимо, что эти слова являются спасением от разрушения. Ведь, именно произнося их, ты выбрасываешь отрицательную, злую энергию.
- Это так. Действительно, это защита, когда, стукнув себе молотком по пальцу, человек вместо того, чтобы дать по голове этим же молотком своему ближнему, начинает произносить заклинания типа "Еб твою мать", ну и так далее. Но это отнюдь не оттого, что слова содержат какую-то особенную энергию. Да, да! И это тоже, но оно не главное. Главное другое. Здесь идет банальное удовольствие от совершения запрещенного. Именно поэтому так важно считать эти слова нецензурными, хотя цензуры в стране уже и нет. Иначе это удовольствие пропадет. Недавно шел в Пензе по Южной поляне, навстречу мне – трое молодых ребят. Двое слушают, один говорит: "Все лето мозги ****. А тут дед ебанулся – На! На ***... и все, ****ь, ****ец..." Грустно, когда такими фразами не ругаются, а разговаривают. Когда запрета не станет, при определенном уровне эмоциональной перегрузки уже не станешь произносить упомянутые слова, а пойдешь по улице с топором. И Бог его знает, чем это закончится.
- Милицией.
- Это уже детали.
- Звук – волны, - произнесла Элен, выдержав паузу. – И ведь свет – тоже.
- Вникаешь потихоньку, - улыбнулся я. – Думаешь, китайские мастера Фэн-шуй просто от балды выдумали свое учение, где есть отдельная тема по поводу "боевой раскраски" своего дома? Каждый цвет несет свою энергию точно так же, как звук.
- Фантастика... – восхитилась Елена. – Но вот я думаю, не убивает ли такой научный взгляд на жизнь ее духовные стороны?
- Напротив, родная. Это лишний раз подчеркивает единство сущего, в том числе духовного и материального.
Мимо нас промчались маленькие мальчик с девочкой на скейтбордах, вдруг девочка затормозила и крикнула своему другу:
- Бежим! Там впереди менты идут, которые нас тогда штрафанули!
Дети быстро скрылись за углом.
- Это что? – взглянула на меня, слегка удивившись, Элен, - Уже к таким маленьким милиция привязываться стала?
- И не говори, - кивнул я. – Скоро к новорожденным приставать начнут. Будут брать деньги за крики в общественном месте.
Начало смеркаться, мы присели на скамейку автобусной остановки.
- Сашуль, - обратилась ко мне моя подруга, - ты сегодня про свой сон рассказывал...
- Было такое, - согласился я.
- Скажи, ты серьезно способен сейчас представить, что у тебя родится ребенок?
- Способен.
- А ведь многие этого боятся. Во-первых, ответственность большая, а во-вторых, страшно представить, как твои сын или дочь пьют водку, став подростками; курят наркотики... И это хорошо еще, если курят, а не колют...
- Надо стараться жить с детьми в доверительных отношениях. Сделать так, чтобы они поняли, где польза, а где вред. В принципе, беда всех родителей в том, что своего ребенка они воспринимают только как своего ребенка, а не как самостоятельную личность с правом выбора. Я кстати заметил: по тому, какая у твоего чада любимая игрушка, можно определить его будущий характер. У меня, например, любимой игрушкой был Чебурашка.
- Чебурашка?! – рассмеялась до слез Элен.
- Да, Чебурашка, - серьезно ответил я. – А что тут особенного? Я тоже был ребенком, между прочим.
- Ну, и что же я могу после этого сказать о тебе?
- Вообще-то, ничего. Надо видеть эту игрушку, чтобы что-то сказать. У него, я помню, были грустные большие глаза, маленький ротик, носик... И уши, конечно, большие.
- И какой из этого прогноз?
- Такой. Все правда: Я всегда печален, мало говорю, много слушаю... довольно скромен.
- Ты уверен, что ты такой?
- А разве нет?
- Может быть, конечно, ты и был когда-то тем, кого сейчас описал, но я его уже не застала. Я попала на сильно болтливого ****уна, которому маловажно чужое мнение. Так что, единственное совпадение в прогнозе – вечное страдание на лице.
- Нет в тебе понимания... – я достал сигарету и закурил.
Минут двадцать мы молчали, после чего Элен прервала тишину:
- Можно я одну вещь скажу?.. – она поднесла ладонь к губам.
- Попробуй, - дал добро я.
- Людмила на днях говорила, что скучает по тебе...
- Ты что, сообщала ей о моем приезде?
- Конечно, Саш. Она хотела встретиться со мной на этой неделе. Должна же я была как-то объяснить, что ничего не выйдет. Она сказала тогда, что хотела бы тебя видеть.
- Элен... – я закрыл глаза и поджег новую сигарету, - Я бы тоже хотел ее видеть... Но не могу.
- Что ты на нее злишься? Как только Людмила решила, что вы друг другу как мужчина и женщина не подходите, она не стала врать, тянуть время, она сразу же тебе сообщила. Когда ты в ночь с третьего на четвертое уехал, я навестила ее, только вернувшуюся с проводов. К разговору она не располагала, но можно было наблюдать, как постепенно к ней приходило это осознание, и как ей становилось самой от него дурно. Она же тоже верила. Потом, так и не сомкнув глаз, утром она вышла в другую комнату, и я поняла – чтобы позвонить тебе. После этого она впервые в жизни попросила меня уйти домой и ни в коем случае не беспокоить ее, пока она сама не отзовется. Она ни в чем не виновата.
- Не виновата. И я не виноват. Мир вообще так забавно устроен, что не виноват никто, а страдают все. У меня не злость и не ненависть по отношению к ней. Это иное. Самое больное, что может быть – это несбывшееся. А ее взгляд – упрек несмотря на то, что инициатива расставания принадлежала ей.
- Ты бы хоть прогулялся до нее на Тольяттинскую, раз оказался в городе. Завтра, если ты не забыл, день отъезда. Может, при нынешней встрече ты бы посмотрел на все по-другому.
- Зачем, родная? – я почувствовал, как мои глаза наполняются влагой, - Чтобы через полчаса после свидания начать резать запястья? Не хочу. Это рана, поверь. Если она не зажила за шесть месяцев, не заживет и за ближайший час. У меня все было слишком по-настоящему, а она оказалась духовно маленькой для этого. Суметь влюбиться – это просто. После этого еще надо суметь любить.
- Она и любила. Только не тебя, а придуманный на основе твоих писем образ. В него влюбилась бы каждая – я читала некоторые строчки посланий, адресованных тобой ей, и завидовала. Но в жизни ты другой. И твоя беда в том, что истинная Людмила оказалась близка той, какую выдумал ты, а у нее подобного в отношении тебя не случилось.
- Я счастливым хотел быть, а в итоге почувствовал себя персонажем фильма "Давай сделаем это по-быстрому" или рассказа Бунина "Солнечный удар". А в последнее время больше чувствую "Господином из Сан-Франциско", абсолютно заурядным, никому не нужным механическим существом. Помру в кресле после борьбы с запонкой, никто и не заметит.
- Я замечу, - тихо произнесла Элен.
- Заметишь. И придешь насрать на мою могилу.
- Не приду я этого делать.
- Ах, да, - вспомнил я. – Ты же не любишь стоять в очередях...
- Замолчи, кретин! – она влепила мне пощечину, такую, что я вскрикнул от боли.
- Сашка, прости! – Элен прижалась ко мне и обхватила мою голову обеими руками. – Я совсем забыла, что у тебя лицо больное...
- Это ты меня извини, - корчась от неприятных ощущений, проговорил я. – Я не думал тебя обижать.
- Хорошо, - она мимолетно улыбнулась. – Только почему все-таки господином из-Сан-Франциско?
- Чувствую так. Что еще сказать? Я уже сообщал, что по поводу этой самарской прогулки хочу рассказ или роман, если получится, написать. Так вот, подумывал назвать его как-нибудь с отголоском русской классики. Например, "Господин из Пензы".
В ответ Элен рассмеялась:
- Нет, как-то не особо звучит.
- Я так и решил, - продолжил я. – Поэтому на всякий случай еще предусмотрел названия типа "Дегенерат", "Дебил" и "Олигофрен".
- А это еще что такое?! – удивленно вопросила Елена. – И причем здесь отголоски русской классики?
- У Достоевского же был "Идиот", который не мог понять окружающий мир! Так почему у меня не может быть "Олигофрена" или на худой конец "Имбецила"?
- Знаешь, наверное, лучше, как ты тогда мне сказал: "Архив туда-обратно".
- Туда-сюда! – поправил я. – Туда-обратно, по твоим словам, было у Толкиена.
- Все равно это лучше, чем "Дебил". Даже "Господин из Пензы" лучше звучит.
Мы встали со скамейки и пошли по проспекту Кирова в сторону дома.
- Может, винца с собой прихватим? – предложил я, - Про вермут я уж не заикаюсь.
- Не надо вина, - ответила Элен. – У меня бутылка "Бэйлиса" есть.
- Вот это мы мажоры...
- Мамина знакомая нам по более низкой цене продает, чем он в розницу предлагается.
- Ясно, - сострил я. – "Он у меня на гуталиновой фабрике работает, у него этого гуталина просто завались"!
- Это тебе не гуталин. Это действительно прекрасный напиток.
- Алкоголь вообще прекрасен, если употреблять его верно. Проблема в том, что людей, делающих так, осталось слишком мало, и они не размножаются. Спиртное ужасно распространилось по стране, а в мозгах граждан засела мысль, что круче тот, кто больше пьет. Если на улице спросить, что изобрел Дмитрий Иванович Менделеев, получишь хоровой ответ: "Водку!" Спустя полминуты половина из опрошенных вспомнит еще о периодической системе химических элементов, и почти ни одна скотина не скажет о создании палаты мер и весов. Да. Дмитрий Иванович был папой русской метрологии и вообще человеком, сделавшим массу открытий, повлиявших на дальнейшее развитие науки. Почти как Исаак Ньютон.
- Ты алкоголю дифирамбы сейчас пел, - сказала Елена, - но я не могу согласиться с его абсолютной прелестью. С помощью алкоголя люди пытаются уйти от проблем...
- Они погружаются в себя, - уточнил я.
- Нет. Этот уход не имеет ничего общего с буддийским погружением в себя. У буддистов в результате – самосовершенствование, а здесь – просто возведение барьера.
Я повернул голову влево и взглядом попал точно на уже не раз виденное мной окно, в котором красивая девушка опять при свете настольной лампы печальными глазами рассматривала большой фотоальбом. "Определенно, ее уже давно никто не радовал, - подумал я, - она совершенно перестала видеть жизнь. Вся ее радость – в прошлом, которое она себе ежевечерне возвращает фотографиями. Ее точно надо подтолкнуть, иначе она так и умрет за своим столом".
Форточка ее окна была открыта, но кричать что-либо я побоялся – мало кого порадовал бы мой вид, какие бы красивые слова при этом мной не изрекались. Элен, видя, что она меня "потеряла", принялась дергать рукав моей ветровки.
- Успокойся, сказал я ей. – Сейчас пойдем домой, но сначала сделаем одно доброе дело.
- Какое? – не поняла моя подруга.
- Где здесь поблизости цветами торгуют?
- Тебе зачем?
- Я хочу той девушке приятное сделать, - ответил я и указал на окно.
- Тебе делать нечего?
- Давай не рассуждать! Просто отведи меня к цветам.
Элен ни слова не говоря пошла в сторону, где продавали цветы. Я отправился вслед за ней. Прямо на улице возле какого-то павильона стояла немолодая женщина с корзиной, полной цветов.
- Красные розы у вас в какую цену? – задал я ей вопрос.
- Семьдесят, сынок. Тебе целлофаном обернуть?
- Не надо, - усмехнулся я и протянул ей сотенную купюру. – Дарить розу в целлофане – это все равно, как играть в варежках на рояле.
Женщина протянула мне цветок и насыпала в ладонь сдачу мелочью. Мы с Еленой двинулись обратно.
- Ты бы хоть сдачу посчитал, - сказала она по дороге. – Кто знает, что эта продавщица тебе в темноте насыпала?
- Какая разница? – ответил я. – Ради Доброго никакой лишней копейки не жалко.
Я приблизился к заветному окну на втором этаже и, прицелившись в форточку, кинул туда розу вперед стеблем. Цветок, не попав в форточку и ударившись о стеклопакет, переломился пополам. Несмотря на получившийся стук в окно, девушка даже не шелохнулась, а спокойно продолжила рассматривать свой альбом. Готовый к истерике, я медленно подошел к месту падения обломков и, забрав их, поплелся дальше по проспекту. В голове моей проскакивали мысли в духе записей Венедикта Ерофеева: "Ангелы мои, и зачем же вы посмеялись надо мной? Я ведь сам не совсем ангел. Может и ангел, да не свят, к всеобщему прискорбию. Но достоин ли я такого смеха над собой? Считайте в таком случае, что я обиделся. Всё! Больше я вам ничего теперь не скажу".
Элен пыталась мне что-то объяснить, но я ее совсем не слышал. Я стал недоступен. Оказалось, когда кидаешь розочку кому-либо в окно, одной открытой форточки недостаточно. Нужно, чтобы на том конце тоже хотели, чтоб эта розочка туда попала, и открывали створки пошире...
Дабы отвлечься, я достал из кармана мелочь, сданную мне продавщицей, и пересчитал ее. Добрая женщина обвела наивного романтика с опухшим от ударов лицом на одиннадцать рублей семьдесят копеек.
- Обманула, кобыла выебанная! – вскричал я, упав посреди улицы на колени, и зарыдал так громко, что плач стал отзываться эхом от близ стоящих домов.
 
19 "Еще три дня, Париж, я не хочу домой"

Музыка: Эдвард Григ. Песня Сольвейг

За весь оставшийся вечер я не произнес ни слова. Около полуночи Элен отправилась спать к себе в комнату, я же остался сидеть в гостиной. Сон ко мне не шел. Час спустя я аккуратно перебрался в комнату Элен, чтобы взять что-нибудь почитать из ее скромной библиотеки. При свете зажигалки я отыскал второй том Лермонтова, включавший в себя стихотворения и поэмы, и вернулся обратно. Когда в мае я сказал Люси, что Михаил Юрьевич – один из моих самых любимых писателей, она ответила, что он все идеи украл у Пушкина. Неверный был ход: завоевывая меня, таких вещей говорить ни в коем случае нельзя. Однажды, уходя со свидания домой, я бросил ей едкую фразу: "Неинтересно с тобой. Куйбышев у тебя еврей, Лермонтов – плагиатор..." После этого я стоял на остановке троллейбуса совсем один и, брызгая в пустоту скупыми слезами, уносимыми с моего лица порывами ветра, напевал:
"Мы пришли к вам с ме;телью,
Вы и не заметили.
В душу влезли господа,
Оказалось, там – вода..."
* * *
 - Послушай, как хорошо Борисыч поет: "У меня за малиновой далью, равнозначная вечной весне, спит любимая в маленькой спальне и во сне говорит обо мне". Это же про меня! Стоит холодный ноябрь, а мне тепло, как весной.
- Фата-моргана! Наврал тебе старик. Нет городов, нет людей. Ничего нет!
* * *
"В твоих молитвах, нимфа, ты помяни мои грехи". Насколько вечна эта скука? Скука? Я бы не сказал, что жил совсем уж скучно. За плечами осталось много интересных знакомств вроде настоящего питерского бандита, девушки-сержанта милиции, оскорбленной курсантом, вылившим ей на голову банку пепси-колы. Можно еще вспомнить массу музыкантов, у одного из которых числилось шесть или семь приводов в милицию; один – за попытку угона, хотя в общем-то угона и не планировалось никакого. Просто набрался человек и спьяну сел в чужую машину. Кажется, даже завел. Только уехал бы он все равно недалеко, ибо водить не умел. Когда его взяли, он не смог объяснить, как оказался за рулем, так как даже сам этого не понял. Потом он занимал пост директора в тренажерном зале. Другой музыкант, вернее, певец, постоянно оказывался по уши в шоу-бизнесе. Так он в воскресенье на рок-концерте со сцены без купюр пел строчку из гребенщиковской песни "Немое кино": "все рокеры в жопе, а джазмены в ****е!", а во вторник сидел в дневное время в телевизоре, держа в руках игрушечную обезьянку, и общался с иным своим слушателем: "здравствуйте, дорогие детишечки", - всегда говорил он в начале передачи. Да. Он вел рубрику для детей. Родители этого певца хотели, чтобы он стал милиционером. Два моих бывших одноклассника после школы профессионально занялись продажей неразрешенных веществ. Один из них уже успел попасться на небольшой сделке, получив от покупателя меченые банкноты, но был отпущен, как только пообещал сдать своих знакомых. Впрочем, так он их и не сдал. Благородство в нем не умерло. Другой одноклассник однажды снялся в порнофильме. С голой писькой, как уместно добавил один наш с ним общий знакомый.
Из недавних выделявшихся из общей массы знакомых вспоминалась только подруга-неформалка, работавшая в одной дизайнерской конторе (название конторы и имя сотрудницы не разглашается не в интересах следствия). Что здесь выделяющегося из общей массы? А то, что в виде халтуры она производила различные фальшивые документы наподобие "Предъявителю сего оказать любое содействие". Как-то  она поделилась, что проколола себе соски. Я все ждал, когда же она остановится и перестанет дырявить свое тело, обладающее, как она сказала после того, как поприкладывала к себе портновский метр, точными параметрами Венеры.
Еще через одного старого друга я мог бы познакомиться с первым барабанщиком группы "Пилот", но озадачиваться этим не стал.

Дверь гостиной открылась, и в проеме показалась Элен. На ней не было надето ничего кроме длинной до пола ночной рубашки, сквозь которую виднелись очертания ее очаровательной фигуры.
- Я вышла и заметила, что у тебя свет горит, - вымолвила она, как бы извиняясь за вторжение.
- Я торшер включил, - ответил я. – Не спится. Захотелось почитать.
- А что ты читаешь?
- Лермонтова, - я указал взглядом на книгу, находившуюся в моих руках.
- Что именно?
- Стихотворения.
- Поэмы?
- Стихотворения.
- У него поэмы есть.
- Я знаю.
- Нет, не знаешь!
- Почему?
- Говоришь, стихотворения...
- Да. Говорю, стихотворения. Я знаю, что у него есть поэмы, знаю, что даже в этой книжке есть поэмы, но я читаю стихотворения. Нравятся мне стихотворения!
- Лермонтова любишь?
- Люблю. Все-таки умели раньше люди писать книги. Мало, у кого это получается сейчас.
- Разговоры про "раньше" носят старческий характер. Сейчас все ничуть не хуже.
Елена открыла бар и достала оттуда пузатую пол-литровую бутылку Бэйлиса и две коньячные рюмки, которые ловко зажала между пальцами одной руки.
- Наливай, - сказала она, аккуратно поставив набор на стеклянный журнальный столик, стоявший слева от меня.
Я послушался и, предварительно трепетно коснувшись рюмками, мы их опорожнили маленькими миллилитровыми глоточками.
- Как тебе? – спросила Элен мое мнение.
- Красиво, - ответил я. Нежный вкус сливок... Жаль, стоит эта дрянь до хрена!
- А гостить тебе у меня эту неделю понравилось? – она присела на пол по-турецки.
- Ничего, нормально. Только в душе такое чувство, что не все, что можно было здесь сделать, я осуществил.
- А что ты еще хотел сделать?
- Да, вроде, ничего особенного. Просто чувство такое осталось... – я сдвинул брови и посмотрел в никуда.
- Что ты хмуришься? – возмутилась Элен, - Улыбнись, давай! У тебя такая обаятельная улыбка, что в одну нее влюбиться можно. Мне нравится видеть тебя счастливым.
- Счастливым?! – я сфокусировал взгляд на подруге, - Какая ж ты глупая! Ужели непонятно? Теперь я никогда не буду счастлив. Не смогу. Я смогу быть рад, но никак не счастлив.
- Тебе так нравится меня оскорблять? Ты получаешь от этого удовольствие? – нервно заговорила она. – За время, что ты здесь, ты назвал меня и дурой, и глупой, и кипятком облить грозился...
- Ты меня тоже болтливым ****уном назвала. Я ж не обиделся.
- Сашка, мне ведь тебя просто жалко. Ты копаешься в своем прошлом, как какой-то Гумберт набоковский. Зачем оно тебе?
- Нигде я не копаюсь. Все у меня нормально. Я даже периодически улыбаюсь. Смеюсь над трагедией. Я кричу, что смешнее Гамлета, Отелло и Тита Андроника Шекспир не написал ничего в своей жизни. Я дико ржу над собственной судьбой, потому что она постоянно ржет надо мной. Чем я хуже нее? Мне плохо, но приходится веселиться, поскольку самопогребение приводит только на кладбище.
- Кого ты пытаешься обмануть? – у Элен на глазах блеснула пелена слез, - Ты до сих пор носишь на руке фенечку, сплетенную Людмилой, и хранишь в бумажнике фотографию, где вы вдвоем, обнявшись, стоите на Ладье второго января!
- Так, подруга, ты с каких пор роешься в моем бумажнике?! – разозлился я.
- Я не рылась! – она быстро встала с пола. – Ты сам разрешил мне в него залезть, когда весь шавермой обляпался и не мог сигареты купить! Разорался тут... Поезжай-ка домой быстрее. Одно расстройство от твоего присутствия.
- А я к тебе и не рвался. Если помнишь, ты сама меня сюда слезно звала.
- Вот как? Да если б я не позвала, ты бы допился и сдох на Гришиной кухне!
- Точно. Ты меня спасла! Я и смотрю: как приехал в Самару, пью с тобой только томатный сок и молоко. Сразу организм очистился, силы прибавились на глазах...
Сказав это, я поднялся с кресла, вышел на балкон и закурил. Звездная ночь смотрела на меня непонимающим взглядом. "Удивительно, - думал я, - что в субботу я чуть не выпал из окна. Однозначно, идея с промокашками была некорректной. Вышла пустая трата добра. Незачем трогать то, чего не знаешь. Если ты алкоголик, не пытайся стать похожим на наркомана. Будь собой до конца!"
От дневного тепла воздуха не осталось и следа, и даже стало немного зябко. Чуть подрагивая от прикосновений прохлады, я щурился, словно что-то ища вдалеке, и невольно отдавался беспорядочному потоку собственных мыслей.
Забавно было осознавать, что в этом самом городе, совсем недалеко отсюда, сейчас находилась она. Возможно, спала, возможно, нет – узнать этого я не мог. Все полгода маяты мне никак не удавалось понять, почему всякая моя новая попытка, считала обязательным назвать меня Сашуль, и я чувствовал, что это являлось искренним проявлением нежности с их стороны, но оно совершенно не трогало мое сердце. В отличие от времени, когда Людмила даже не произносила данного обращения вслух, а просто набирала его на своем мобильном телефоне латинскими бувами (Sashul') и отправляла на мой пензенский номер. Так всегда и бывает. Да... И это не плохо. В принципе, так лучше, чем у остальных, у кого желание сохранить счастье навечно превращает Высокое в абсолютно заурядное чувство. Взглянешь сейчас на стариков-пинкфлойдовцев, и печально делается. Не правильнее ли как Кобэйн? А Тутанхамон вообще в восемнадцать ушел из жизни. Зато остался в памяти современников и мировой истории молодым и мудрым. Уходить, как и приходить надо вовремя. Ни раньше, ни позже. Ни к чему задерживаться там, где тебя никто не ждал. А я, спешу заметить, остался жив; только превратился в другого. Подозреваю, что моим друзьям было несколько смешно смотреть на взрослого мужика, развесившего сопли по всей квартире. Наверное, поэтому я и стал с ними общаться очень мало. Если с dimonом нас хотя бы по-прежнему объединяла любовь к весеннему пивбарному запою, то того, что за последние полгода мы сказали друг другу с Димой, не хватит и на одну печатную страницу. Как, впрочем, и с Гришей и Ларисой. А ведь наши прежние диалоги в пять книжек не поместятся. Здесь надо издавать двенадцатитомник. Напрасно родные пытались заставить меня жить по-человечески. Я бы, конечно, попытался, однако, в том, чтобы быть ангелом, хоть и несвятым, есть какая-то тайна, а в человеческой жизни эта тайна может исчезнуть навсегда. Где ее потом разыскивать?
Теперь во мне поселилось поистине непонятное чувство. Почему-то не хотелось мириться с тем, что завтра город надо было покидать. Еще бы три дня, - казалось мне, - будто три дня действительно могли что-то изменить. Жестокая вьюга начинается в душе, когда на личную свободу накладывается то, что ты должен делать. А я был должен вернуться в Пензу. А что мне там было делать, я не представлял. Видимо, опять стоило купить много коробочек с успокоительным, дневной прием которого обходился в тридцать рублей, и целый месяц сидеть на нем, как я это уже делал в феврале с целью прекратить тик на обоих глазах и тяжелую одышку, появившуюся ниоткуда. Толк от лекарства был. Единственное, что из эффектов, производимых им, мне не нравилось – заторможенность мыслительного процесса. Для человека, постоянно пытающегося, а главное, любящего что-то создавать, это выглядело как наказание.
Я снова вставил в рот сигарету и поджег, после чего ощутил, как Элен, подкравшись сзади, осторожно взяла меня за предплечья и положила голову на мое левое плечо.
- Зачем ты куришь? – прошептала она.
- А ты зачем? – усмехнулся я.
- Я бы хотела бросить. У меня не получается.
- Что тут может не получится? Это же так просто!
- Если просто, почему этого не сделал ты?
- Я бросал уже. До того, как мы с тобой познакомились. Очень долго не курил. После Нового года начал – надо было как-то отвлечься. С тех пор больше не бросал, но если захочу, сделаю это легко.
- Знаешь, что мне больше всего нравится?
- Что?
- Международная организация по здравоохранению не знает, как решить проблему курения, а Санечка знает!
- Я бы на твоем месте не стал так удивляться, - улыбнулся я. – Тебе самой хорошо известно, что твой Санечка – обладатель не самого скудного ума. Он очень мудр.
- Да. А еще он самый скромный из всех, кого я знаю, - пошутила Элен. – Раз ты в курсе, как бросить курить, ты наверняка сможешь объяснить, как перестать пить.
- С этим мне сложнее: я познакомился с алкоголем способом Степы Лиходеева... Хотя все равно даже это реально. Нет ничего невозможного. Воле многое подвластно. Когда мы с Ларисой обсуждали писателей, мы выяснили, что из каждого из них люди любят делать творца одного произведения, выделяя какой-то определенный роман. У Булгакова – "Мастера", у Стивенсона – "Доктора Джекилла", у Горького – "Мать", у Набокова – "Лолиту". Я, кстати, из последнего больше ценю "Приглашение на казнь". Мне один человек сказал, что меня, как писателя, ждет та же участь, и я поделился этим с Ларисой, на что она сказала:"Никто никого никогда не ждет. Каждый находит то, что ищет".
- Красиво ты говоришь, - отметила Елена. – Прямо как человек, целиком довольный своей жизнью, ни в чем не нуждающийся.
- Тех, кого ты только что назвала, не существует. Жизни нет. Есть лишь весьма неполноценное представление о ней. Особенно Россия этим представлением страдает. В государственном гимне из первой строчки третьего куплета "Широкий простор для мечты и для жизни" слово "жизнь" надо исключить. Так будет честнее.
- Как ты можешь такое говорить? Мы все живем. И ты живешь, и я. Пускай, я пока не осознала, в чем именно смысл жизни, но я его ищу.
- Вероятно, для тебя это будет в чем-то шокирующим открытием, но... – сказал я очень медленно, и не успел закончить мысль, поскольку Елена меня перебила:
- Что, ты знаешь, в чем смысл жизни? И в чем же? Поделись.
- А нет его, Элен... – вздохнул я. – И не было никогда. Так же, как не было цены. Человеческая жизнь бесценна и бессмысленна... Мы своим появлением никак не меняем мир, потому что мир – всего лишь огромный набор таких, как мы. Конечно, некоторые становятся мировыми знаменитостями, и они могут влиять на умы. Но что сказать обо всех остальных, которые путешествуют по маршруту дом-работа-дом и дарят на праздники мужьям лосьон для бритья, женам – три гвоздички, а любимому человеку – мягкую игрушку? Как на мир воздействуют они? Что есть они, что нет их – все одно.
Я вернулся в гостиную и лег на большую кровать, повернувшись лицом в сторону балкона. Через несколько минут в комнате появилась Элен и, обойдя кровать, которую я занял, сама легла на нее же и прижалась ко мне сзади, обняв одной рукой. Я приблизил свою ладонь к ее, и наши пальцы переплелись...
 
20 Всем спасибо, все способны

Музыка: Крематорий. Эпитафия

В лицо попал солнечный свет, и я проснулся. На часах было двенадцать. Элен рядом со мной не оказалось. На тумбочке, стоявшей около кровати, лежала моя маленькая сумочка для документов, открытая и выпотрошенная. Помассировав затылок, я поднялся с постели и побрел в сторону кухни, где судя по звукам, напоминавшим скудные аплодисменты, жарилась яичница.
- Привет, - радостно обнажила ровные, в отличие от моих, зубы Элен, когда увидела, что я вошел.
- Здравствуй, - робко ответил я.
- А я тебя как раз кормить собралась.
- Как? Во сне? Ты же не знала, что я уже не сплю.
- Разбудила бы. Не беспокойся.
- А если бы я отказался вставать?
- Куда бы ты делся? – засмеялась она, - Есть-то, наверное, хочется.
Сказав это, Элен выключила газ и, взяв деревянную лопатку, переложила с ее помощью яичницу из сковороды в тарелку, которую поставила передо мной.
- Ох, спасибо, - поблагодарил я подругу и принялся за еду.
Пока я завтракал, Елена не сводила с меня своих светлых глаз, и было похоже, что ей сильно хотелось меня о чем-то спросить.
- Давай уж, говори!.. – не выдержал я.
- У нас сегодня последний день, - осторожно произнесла она.
- Точно, -  кивнул я.
- Тебе хочется уезжать?
- Да вроде как надо... – пожал плечами я.
- Санюш, я не спрашиваю, надо ли. Мне интересно, хочется тебе или нет.
- А что тебя так гложет этот вопрос? Твоя жизнь ведь на мне не подвязана. У тебя здесь и без меня очень много друзей. Ты же девятнадцать лет подряд жила, не имея представления о том, что я вообще существую.
- У меня здесь друзей много? – в ее голосе появилась нервная хрипотца. – Друзей?! Да я тут совершенно одна! Как ты не понимаешь? Я в их кругу большую часть времени отсиживаюсь просто как какое-то украшение!
- Какое еще украшение?
- Да я, может, только и жду, когда... – она оборвала фразу. – А ты...
- Что я? – быстро спросил я, чтобы она все-таки договорила начатое.
Элен посмотрела мне в глаза и промолвила:
- Дурак ты!
После упомянутого исчерпывающего ответа она упорхнула из кухни, но я тоже вскочил и попытался ее догнать. Входная дверь квартиры окрылась, и внутрь вошла мама Елены.
- Мамочка! Приехала! – воскликнула моя подруга, столкнувшись с ней в прихожей.
- Добрый день, дочка, - обрадовалась мама восторженной реакции, перевела взгляд на меня и испуганно спросила: Господи, Александр, что с лицом твоим?
- Он упал. С лестницы, - ответила Элен, скрылась в гостиной и заперлась.
- Что тут у вас такое происходит? – поинтересовалась Юлия Александровна, снимая обувь.
Видимо, поведение дочери ей показалось немного странным.
- Кабы я знал... – проговорил я и, выдержав паузу, добавил: Схожу в ванную. А то, как проснулся, еще зубы почистить не успел.
В ванной, открыв горячий кран, я выяснил, что вода в нем впервые за эти дни все-таки появилась, причем соответствующей температуры. "Класс, - подумал я, - в день отъезда все самые сокровенные мечты постепенно начинают сбываться". Теперь хотя бы побриться можно было без стакана. Завершив бритье, чистку зубов и умывание, я сложил свои туалетные принадлежности в сумку – здесь они больше не должны были никому понадобиться.
- Саш, зайди на кухню! – прозвучал голос Юлии Александровны, когда я вышел в коридор.
Снова оказавшись на кухне, я застал там маму Элен, пьющую чай из стеклянной чашки.
- Присаживайся, - пригласила она.
Я послушался и сел за стол.
- Обиделась Елена, видно, на тебя... – сказала Юлия Александровна и сделала глоток.
- Не исключаю, - ответил я.
- Ты б уж как-нибудь нежнее с ней обращался. Не такая она жизнерадостная, какой всем кажется. У нее и детство-то не самое завидное вышло.
- Про детство каждого можно так сказать.
- Неправда. Вот у тебя в детстве мама-папа были?
- Да они, - я символически сплюнул трижды через левое плечо и один раз стукнул по столу, - до сих пор есть. Только живут далеко. Но шестнадцать лет подряд я с ними рядом был.
- Значит, детство у тебя, считай, состоялось, - подытожила Юлия Александровна. – Потому что Лена, например, не знает о том, что отчество Дмитриевна ей дано весьма условно. Я не в курсе, как звали того человека, благодаря которому она появилась на свет. И виделись мы один-единственный раз в жизни. Хотя это даже "виделись" назвать нельзя... Мне было семнадцать. Отец, когда узнал о моем положении, с настоящей отцовской любовью заявил, что моего ублюдка он нянчить не собирается, и велел немедленно идти в абортарий. Тебе, Саша, наверное, не понять, так как ты не женщина, но ребенка начинаешь любить еще когда он находится в твоей утробе. Я голову оторвать готова всяким потаскухам, которые в год делают по сорок абортов. Когда моя девочка родилась, отец, как и обещал, выгнал меня из дома вместе с ней. Так мы и оказались в этой квартире. Мои бабушка с дедушкой по маминой линии тут жили. Пока не умерли. Дедушка умер, когда Ленке было года два, поэтому она выросла обделенной мужским воспитанием. Разным моим ухажерам она как-то нужна не была. Им свои-то дети были до одного места, а чужие – тем более. Сейчас, повзрослев, я чувствую своего рода вину. Наверняка она до сих пор обижается, а я все никак не наберусь сил, чтобы нормально попросить у нее прощения. Представь: ко мне придет кто, а четырехлетняя Леночка вынуждена гулять в течение трех часов одна вокруг дома...
- Вот это да, - задумался я. – Жестко.
- Саш, - попыталась оправдаться моя собеседница, - мне было на год больше, чем тебе сейчас. В этом возрасте неправильность подобных поступков непонятна, потому что не хочется жить ни для кого кроме себя. Неудивительно, что у нее по сей день осталась характерная скованность в плечах. Ей уже двадцать. Она старше, чем была я, когда родила ее, а личная жизнь, как мне кажется, у нее не складывается. Да и как она сложится, если с малых лет она привыкла ненавидеть мужиков? Я уже пыталась приводить разных обеспеченных молодых людей, чтобы она кого-нибудь выбрала, но они ей не подходят. Пустые, говорит. Им, кстати, тоже она не приглядывается. Им со мной больше равится. Еще нестарую даму с опытом они предпочитают молоденькой и красивой девушке.
В форточку залетела муха начала кружить около светильника.
- Странно, - заметил я. – Почему муха летает вокруг лампочки? Она же давно потухла.
- Условный рефлекс, - ответила Юлия Александровна. Люди зачастую делают так же. Лампа потухнет, а они по привычке продолжают к ней тянуться.
От того, что я услышал, у меня непроизвольно дернулся правый глаз, и появилось желание непременно встать и уйти.
- Пойду, проветрюсь перед отъезом, - сказал я матушке Элен, поднявшись со стула.
- А не заблудишься?
- Постараюсь. Я, пожалуй, недалеко пойду. Центр мы уже за прошедшую неделю достаточно посмотрели.
Я зашел в комнату Елены, вынул из стеклянной вазы помещенную мной вчера туда после неудачного полета сломанную пополам розу и покинул дом. Снова взору предстали знакомые с зимы кварталы. Однажды Гриша рассказывал нам с Ларисой, что во время передачи информации могут происходить упущение, обобщение и искажение, что затрудняет понимание между общающимися. В качестве примера обобщения он привел слово Самара. Суть в том, что у каждого на обобщение возникает свой определенный образ. Кто-то представляет кварталы вдоль проспекта Кирова, кто-то – художественный музей, а кто-то – вокзал. Мне же, безразличному, при упоминании Гришей этого слова не удалось представить ничего конкретного. Хотя безусловно есть такое место, которое моментально должно строиться в моем воображении при восприятии замечательных звуков названия этого города. Просто в связи с некоторыми неприятными ощущениями, появляющимися при представлении этого места, я заставил себя о нем забыть. Как бы там ни было, из памяти ничто никогда не исчезает насовсем, и сейчас я шел именно туда. Уже через четверть часа я оказался в одном дворике на улице Тольяттинской. В его центре располагалась школа, в которой училась подруга Элен по имени Людмила. Так как она жила в этом самом дворе, путь к знаниям занимал у нее около трех минут, поэтому она могла себе позволить посещать школу даже в самый сильный мороз, когда занятия официально отменялись. А Людмила все равно приходила, потому что учителя так или иначе вынуждены были присутствовать на работе, и с ними можно было поговорить о чем-нибудь интересном в неофициальной обстановке.
Я стоял и смотрел на школу, будто ждал, что оттуда появится кто знакомый, а сухой ветер развевал мои волосы. Внезапно в голову пришел очередной глупый стишок, и я поспешил записать его в свой дежурный блокнот. Все-таки какой особый дар поэзии. Какую интересную задачу он ставит перед своим обладателем: в случайном наборе слов почувствовать музыку и сыграть ее на чувствах каждого.
"Мы на той шальной аллее
Станем  краше и светлее.
Кто придет с подарком лучше,
Напоим вином и пуншем." –
записал я, присел на лавочку, находившуюся в тени высоких берез и на листках того же блокнота стал сочинять письмо для Людмилы. Не знаю, с какой целью. Письмо получалось ни о чем. Рисовался всего лишь рассказ о последних месяцах моего существования. Раз уж она хотела со мной увидеться, то, может быть, ей стало бы чуть-чуть приятно от того, что я все-таки уделил ей немного внимания в этот приезд? Дописав свое послание, я двинулся к ее подъезду и позвонил через домофон в первую попавшуюся квартиру.
- Кто? – спросили там.
- Откройте, почта, - нагло соврал я.
Зайдя внутрь, я приблизился к почтовым ящикам и, уже наполовину опустив в нужный ящик свое творение, быстро вытащил его назад и, разорвав в клочки, разбросал по всей лестничной клетке. Опершись о стену и недолго постояв в таком положении, я поднялся на пролет выше и с трепетом взглянул на заветную дверь. И что бы мне сейчас, - сказал я себе, - в нее не постучаться, не завести милую беседу с обитателями скрытой за ней квартиры? Опять же, перекинуться несколькими словами со Светланой Юрьевной. Я, мне показалось, в Новый год ей понравился. Вряд ли ее проявление милости по отношению ко мне было вызвано простым желанием не портить дочери праздник и притвориться, что ее избранник произвел на семью хорошее впечатление. Что же, нажми на кнопку звонка! Посмотри, как та, что тебя любила, выглядит полгода спустя...
"Нет,  - решил я в итоге. – Во-первых, сам я сейчас выгляжу не вполне нормально – синяки под глазами еще не прошли, а во-вторых... Пускай лучше она так и останется в памяти точно, какой я увидел ее в тот ноябрьский вечер, когда у меня появилось скромненькое чудо". Тяжело вздохнув и проведя рукой по волосам, я нагнулся и аккуратно положил под дверь Людмилы прихваченные с собой обломки розы. Я еще побыл на ее этаже, выкурил сигарету, предварительно оторвав фильтр, и тихонько пошел вниз.
Проходя по проспекту Кирова мимо дома, в окне которого часто виднелась девушка с фотографиями, я даже не поднял голову и не посмотрел, чем она занимается сегодня. Я догадывался почему-то, что ничего нового она не придумала.
Я вернулся домой к Элен и ее маме. Гостиная была по-прежнему заперта. Осторожно нагнувшись, я заглянул в замочную скважину, чтобы узнать, что происходит за дверью. Элен с милым выражением лица сидела на кровати и гладила подаренного ей маленького котенка. На кухне Юлия Александровна после того, как впустила меня, продолжала мытье посуды. Я пришел к ней и стал вплотную к окну, словно пытался разглядеть в нем что-то важное.
- По-моему, я знаю, куда ты ходил, - не отрываясь от посуды сказала Юлия Александровна.
- Рад за вас, - сухо ответил я.
- Я ни в чем не обвиняю. Скажи только, заходил?
- Нет, не пришлось. Побродил вокруг дома и убежал.
- Хочу сказать тебе одну вещь... – она встряхнула руками, после чего вытерла их полотенцем и отвернулась от раковины, как я увидел по ее отражению в стекле.
- Я вас слушаю, - я закрыл глаза и покачнулся.
- Мудрый сказал: "Не забывайте прошлого. Оно учитель будущего". Это верно. Забывать не стоит. Только не надо жить им! Каждый способен на действие. Хандрить и обижаться на судьбу и на Бога – удел слабого. Еще более слабый вообще начинает говорить, что Его нет. Человеку, понятно, проще поверить в высшую силу, если он увидит чудо. А что такое чудо? Нечто выходящее за рамки привычного. Так чудо тоже довольно относительно – смотря кто к чему привык. Для кого-то мобильный телефон – огромное чудо. Человек забыл, что он сам и все, что вокруг него – самое чудное из чудесного. А какое-то дурацкое, прости, шоу можно устроить без всякого труда. Жизнью надо стараться быть довольным и двигаться дальше, а ты бродишь весь избитый, бобыля изображаешь. Жизнь она тоже дама хитрая. Если ты на нее жалуешься, то она ставит тебя в еще более плохие условия, чтобы ты, гад такой, понял, что не так хреново ты и жил. Надо иметь позитивный взгляд на вещи. И радоваться всему, что происходит. Только тогда вокруг и внутри будет меняться к лучшему по тому же самому механизму – жизнь будет стремиться доказать, что еще более хорошее не утопия, а вполне возможно на деле.
- Ну, да, - согласился я. Ведическая мудрость: проблема живет там, где над ней плачут. Если смеются, она не выдерживает и уходит...
По телевизору передали сообщение о российских заложниках, сотрудниках посольства РФ, захваченных в Ираке третьего июня. Заявление МИДа: случилось непоправимое. Мировая общественность в шоке. России все страны по очереди начали выражать искренние соболезнования. Как будто соболезнования могли сделать горе семей погибших не таким тяжким.
- Попытаюсь добыть все-таки Елену из комнаты, - сказал я Юлии Александровне и отправился к подруге.
После третьей просьбы пустить меня Элен сдалась и открыла дверь. Я сел на кровать, она перебралась в кресло и стала разгадывать начатый недавно кроссворд. На подлокотнике рядом с ней дремал котенок. Заметив на стеклянном столике оставленный мной том Лермонтова, я взял его в руки и принялся листать. Прочитав основные даты жизни Михаила Юрьевича, я неожиданно обнаружил, что напрасно записал его в "двадцатисемилетние поэты" – до двадцать седьмого дня рождения он не дожил трех месяцев. Хотя что такое три месяца по сравнению с вечностью?
- Сашуль, - обратилась ко мне Элен и дотронулась губами до кончика карандаша, - подскажи, что такое "кладезь бумаг минувших дней"?
Я недолго подумал и с абсолютной уверенностью заявил:
- Архив...
Мы так и промолчали все оставшееся время. Когда на часах изобразилась половина десятого, к нам в комнату зашла матушка и предупредила:
- Вы поторопитесь, а то Саша так у нас жить и останется после того, как опоздает на поезд. Я, конечно, не против, но мало ли, какие дела у него еще есть в Пензе.
- А ты, мама, нас не довезешь до вокзала? – спросила Елена.
- Я машину в гараж поставила. До него еще дойти надо. На маршрутке вам быстрее будет.
Я второпях сложил все свои немногочисленные вещи в черную дорожную сумку, попрощался с Юлией Александровной и мы с Элен выбежали из дома на остановку. Транспорта не было видно.
- Слушай, - усмехнулся я, - а ведь с такими темпами мне действительно придется остаться.
- Все нормально будет, - успокоила меня подруга. – Я умею вызывать транспорт.
Произнеся это, она встала в позу цапли, как Йен Андерсон из Джетро Талл, и вытянула руки в разные стороны. Через несколько минут возле нас остановилось маршрутное такси с нужным номером.
- Ах ты, плутовка! – шутя крикнул я на Элен, когда мы садились в салон. – Что ж ты тогда в поле транспорт не вызвала?
- А я только общественный вызывать умею, - ответила она.
- Так вызвала бы общественный. Трамвай, например. Я бы не побрезговал.
Через сорок минут мы были на привокзальной площади. Часы с символом Российских железных дорог по-прежнему показывали московское время. Вокзал внутри был совершенно пустой. Мы спустились на платформу и прошли до единственного в поезде сидячего вагона. Он оказался в самом конце. В соседний вагон пыталась сесть какая-то нетрезвая женщина, которую проводники упорно не хотели пускать и постоянно выталкивали на улицу. "В принципе, лучше сейчас на платформу, чем потом на рельсы, "- подумал я. Мы с Элен обнялись и которое время стояли молча.
- Тебе в Самаре понравилось? – нарушила она нашу тишину, когда до отправления осталось чуть больше пяти минут.
- Да, - ответил я. – У вас тут замечательно.
- Брось ты. Здесь ужасно. Ты же сам все хорошо видел! Все – одиночки. Если и борются, то только за свое выживание...
- Ленчик, оно так везде. Во всяком случае, везде, где я был. По большому счету вся разница Пензы и Самары – это то, что там ездят автомобили с региональным номером 58, а здесь – 63. И чтобы утопить солнцезащитные очки в блевотине и получить как следует по роже, покидать свой город не стоило. Но есть маленькие искорки необычности, оригинальности, которые можно рассмотреть если правильно настроиться, и которые для каждого места строго индивидуальны. Ради них я ехал сюда, и с большим наслаждением внимал их. Все обычное, что тут есть, отошло на второй план, поэтому я не успел привыкнуть к мысли, что Самара – город нехороший.
- Заходим, заходим! – настойчиво попросила проводница. – Уже отправляемся.
Не успев договорить, я нежно поцеловал Елену в правую щеку и напоследок взглянул на зеркало Венеры, до сих пор блестящее в мочке ее уха.
- Привет Пензе передавай! – крикнула Элен, когда я уже вбежал в тамбур.
Поезд тронулся. Вагон оказался заполнен лишь наполовину. Веселой потенциально пьяной компании в этот раз не попалось. Не иначе, как всем стало стыдно. Все спрятались. Я перевел стрелки своих часов на час назад.
- Сегодня ночью должны в Кёльне играть на чемпионате по футболу Украина и Швейцария. Жаль, я посмотреть не смогу, - сказал мне сосед. – Кто, вы думаете, выиграет?
- Думаю, Украина, - ответил я.
Час спустя в моем кармане раздался телефонный звонок. "Элен" было написано на экране.
- Что, родная, уже соскучилась? – спросил я, - приняв вызов.
- Сашуль... Ты ведь еще приедешь? – в трубке слышалось ее глубокое дыхание.
- Обязательно.
- Ты на меня не обиделся?
- За что? Нет, конечно.
- Спасибо... – она немного помолчала. – А я сейчас приняла решение назвать кошку Брунгильдой...
- Тебе хорошо, а ей всю жизнь с таким именем ходить, - улыбнулся я, хотя знал, что Елена этой улыбки не видит.
- Всю жизнь? – заразительно засмеялась Элен в ответ. – Приезжай еще. Я буду тебя ждать.
- Хорошо, солнышко. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - прошептала она.
Сразу же после нашего разговора я уснул, а проснулся уже, когда мы проехали станцию Кузнецк.
- Как сыграли? – спросил я своего соседа-"футболиста".
- Три-ноль на пенальти Украина победила, - ответил он. Шовковский не пропустил ни одного мяча. Последний забил Гусев. Теперь Украина вышла в четвертьфинал.
- Хорошо, - одобрил я и "прилип" к окну.
Мне вспомнилось, что я видел во сне. Снились красивые картинки, на которых были изображены то Division bell с вырванным языком, то человек с крыльями и ласковой улыбкой, то бункер Сталина, который я так и не посетил, то розочка, которая все-таки попала в руки той симпатичной девушки с фотографиями... Снился и я сам, одетый во фрак, идущий по улице и стукающий при каждом шаге тростью по мостовой, знающий, что дома меня кто-то ждет. В возвращении тоже есть своя романтика, но только когда есть куда вернуться. Пусть над длинноволосым бездельником, страдающим интеллектуальным алкоголизмом кто-то будет смеяться, а кто-то откровенно плакать – не осужу ни тех, ни других.
Философ Макдугалл считал основой человеческой психики стремление. Некоторые скажут, что ради познания необязательно куда-то ездить, но я не поддержу этого мнения. Я ездить буду. Не чтобы раскрыть тайну. Возможно, никакой великой тайны. Просто хочется разобраться хотя бы кто я, где и с какой целью.
Так случилось, что все великие переезды в нашей стране происходили исключительно из Калинина в Тверь, из Горького в Нижний Новгород и... из Куйбышева в Самару. Но не все поддавались моде реверсивного переименования. Не стал Мурманск носить имя Романов-на-Мурмане, не стал Ульяновск Симбирском, не стал Ломоносов Ораниенбаумом, а Петродворец – Петергофом. Когда-то в СССР с сорокового по сорок четвертый год жил один видный итальянский коммунист, генеральный секретарь ИКП, по имени Пальмиро Тольятти. Не уверен, что у нас его помнят за какие-то заслуги кроме той, что после его смерти в 1964-м году его фамилией назвали город Ставрополь Куйбышевской области, основанный, кстати, еще до того Ставрополя, который недолго побывав Ворошиловском, стоит со своим историческим названием ныне и является центром Ставропольского края. По рассказу нашего экономиста Михаила Владимировича, автозавод, находящийся в Тольятти, назвали Волжским, а не Тольяттинским, потому что аббревиатура его была бы  менее приглядна, нежели привычный ВАЗ.
Тольятти – город, где часто встречаются летающие тарелки, и по этому поводу даже организовали специально курсы для горожан: "Как вести себя с пришельцем?" Там советуют не встречать "чужих" хлебом-солью или агрессией, а вести себя как можно спокойнее. Но главное, ни за что не соглашаться слетать с ними на пару деньков на их планету. Дескать, говорят, потом как-нибудь слетаете... Надо будет посмотреть на тольяттинцев. Но это уже, вероятно, на обратном пути...
Сменить имя – это много или мало? Не так и много. Кого пытаемся обмануть? Есть пятьдесят шесть лет истории, которые ничем не вычеркнуть. И пускай город вновь назвали Самарой, железная дорога, по которой мчится мой поезд, осталась Куйбышевской. Однако Самаре нельзя было оставаться и с именем Куйбышева. Самое верное, было бы писать новое название с четырьмя дефисами таким образом: Куйбышев-переименованный-обратно-в-Самару. Да, громоздко. Да, не очень красиво. Зато весьма правдиво.
Оказывается, в другом родного и чуждого не больше, чем в себе, и бежать откуда-то бессмысленно. Если и бежать, то целенаправленно. Так разумнее. И не возите меня. Я сам доеду. Я способен.
В гостях хорошо, а дома... плохо. Гостя всегда любят больше, чем того, с кем живут постоянно. Наверное, интересно быть вечным гостем, и ни к чему не привязываться. И везде тебя обожают, скучают по тебе. Душа человека жива, если о нем помнят; ну, а если о нем вдобавок помнят лишь хорошее, то его душа обладает просто ангельской чистотой.
В окне показался вокзал. Восходящее солнце освещало пять замечательных букв, красовавшихся на его крыше. Со слабым скрежетом поезд остановился, но я этого не заметил и по инерции отправился дальше.






Из истории создания:
Задумка: Пенза, 4 мая 2006.
Зарисовки эпизодов: июль 2005, Мурманск. 4 мая-1 июля 2006, Пенза, Санкт-Петербург.
Написание: 2 июля – 10 августа 2006, Санкт-Петербург, Мурманск.
Авторская редакция: октябрь-декабрь 2008, январь 2009, Санкт-Петербург.

Люди, которые благоприятно способствовали созданию:
Мама
Димка&Женечка
Леша&Люся
Екатерина Новикова
Петр Верхов
Евгений Маканенко
Виталий Шувалов
Алексей Добриянец
и Олеся Кузнецова.

Глава "Самара-Куйбышев" написана при использовании мемуаров разведчика Тимофеева, статьи Глеба Алексушина о В. Куйбышеве, книги В. Куйбышева "Эпизоды из моей жизни", книги А.М. Иванова "Велесова слобода. Логика кошмара", романа Л. Раковского "Маршал Тухачевский", статьи Михаила Матвеева "Комуч" и др.