Разговор. Инженер

Вадик был в удручающем настроении. Безделье в этой полувымершей деревушке не то чтобы навевало тоску… Оно сводило с ума. На второго инженера навалилась страшная депрессия. Ему не хотелось идти, но он шел, потому что стоять ему было тошно. Сидеть было тоже тошно. Лежать было тоже тошно. Можно было бы ради эксперимента повисеть на заборе или встать в позу ласточки и посмотреть тошно или нет. Но Вадику было тошно экспериментировать.  Он вышел из клуба и побрел по засохшей грязи в ту сторону, куда звала его душа, и подгоняло похмелье. Сухая глина сменилась вялой, но густой травой с какими-то невзрачными пыльными полевыми цветочками. Трава местами была серо-зеленая, а местами грязно-желтая. Угнетенный не специальными мыслями, специалист чувствовал где-то в груди и в глотке тошнотворный комок обиды. На кого? За что? Он и сам этого не знал. Но должен же быть кто-то повинен в плохих явлениях!
Все эти мысли медленно лились его грустным голосом в виде сухого бормотания, которое очень подходило этому месту:
- Вот воняет у нас в подъезде. Кто виноват? Хулиганы… Писают и блюют… Или бросила Олега любовница… Кто виноват? Олег виноват… Нечего было ей с женой изменять… - Вадик посмотрел на сапоги, покачал головой и продолжил, - Вот наступил я в коровье дерьмо, кто виноват? Корова? Нет… Я виноват… Задумался…
За этими философскими измышлениями он завернул за небольшой бор. И тут же замолчал. За бором появилась заросшая кустарником церквушка. Купол ее покосился, забор был растаскан на дрова. Когда Вадик зашел, то он увидел, что все внутри тоже растаскано. Только крест остался. Он стоял, в углу. Полтора метра в вышину. Деревянный крест – без всяких дополнительных элементов. Его не утащили – видимо не осмелились. В церковь попадал дневной свет из прохудившейся крыши. Тесное помещение было усеяно обломками кирпичей и досок. В полу тут и там были дыры. Местами было наоборот – в дыре были остатки пола. Рядом с крестом лежала куча камней и досок. Вадик прошел и сел на нее. В метре от его уха было самое перекрестье.
Вадик искоса посмотрел на крест и уставился в пол.
- Вот скажи мне… Почему ты меня наказываешь? Ну что я тебе сделал? Ну да… Злоупотребляю я иногда алкоголем… Но ведь бывают и похуже случаи… Вон… Ринат. Он ведь алкаш вообще. И таких полно в мире. Ну ладно… Ну было один раз… Стыдно сказать… Ну ты же знаешь все… Тебе говорить не надо… Ну или что? Ну лазаю я по порно-сайтам… иногда… ну… ладно – частенько лазаю… Но ведь бывают вообще извращенцы… А Олег – так он вообще жене изменяет? Не грех что ли? И вообще, есть люди, которые грешат и грешат… Только и делают что грешат… И ничего. Видел я их довольные лица… И денег много… И жены есть и дети… За что же ты на меня так взъелся? Я устал от одиночества. Дал бы ты мне жену любимую… Ну как Ленку… Ну ты знаешь – ту что я любил в университете… И детей бы дал… Ну стал бы что ли я по твоему по порно-сайтам лазать? И того случая тоже бы не было… А Ленка… Эх! Она ведь единственная, кого бы я взял в жены не задумываясь даже сейчас… Когда любовь прошла… А она замужем… и счастлива, вроде… Ну на этом тебе, конечно, спасибо… она того заслуживает – твоя правда. Ребенок есть… Беременная второй раз уже… - Веки Вадика стали тяжелее… К тошноте добавилась боль в районе кадыка. Слеза затуманила взгляд. – И муж у нее хороший… Работает… ее любит… Я бы тоже любил… Ну, скажи мне… Ну почему я тогда постоянно секса хочу, если ты мне запрещаешь? Да еще и подсовываешь каких-то похотливых уродин... А потом я по утру чувствую тошноту и обиду. И хочется отмыться… И не получается… Я грязный… Я вечно сексуально напряженный неудачник… Это же унизительно! Зачем ты так со мной? Чем я грешен? Ну грешен… знаю… Знаю даже чем. Но мучаешь так ты только меня… Вон Зарипов… Он ведь в каждой деревне баб трахает… Замужних при том… А у самого жена и дети… И песенки все время поет. Довольный всю жизнь. Он ведь не учился… Я в школе мучился, в университете корячился… Все по ночным клубам да по дискотекам ходят, а я учебники зубрю… На кой хер? Вон Зарипов девять классов с горем пополам закончил, и баб с четырнадцати лет трахал… А я в двадцать три года девственности лишился, а по утру меня тошнило, спасибо, что не рвало… Ну ведь ты сам слышишь меня, я о сексе даже сейчас постоянно говорю… Или взять работу… Говно, а не работа!!! Гниёшь в болотах… А тебе за это гроши… А Надька… Хорошая девушка такая… Как узнала, где и кем я работаю, общаться реже со мной стала. На мои комплименты уже не обращает внимания… Парня завела и мне рассказывает, что и как они делают… Не хуже тебя издевается… Ну то есть это ты ведь ее науськал? Ты уж меня прости, что я так… Просто я устал… Мне трудно, мне больно… Я уже не хочу любви и ласки… не хочу уважения… зарплату большую… просто… Пожалуйста… Перестань надо мной издеваться так… Ну пожалуйста, ну очень прошу… Почему я такой неумёха? Зачем ты меня таким сделал? Если так, то меня надо в другую среду пересадить… Мне трудно… Я ничего не хочу… И это не признак счастья… Просто ничто мне уже не доставляет радости. В груди одно сплошное беспокойство… Не облажаться бы на комиссии, не наехал бы директор, не поссориться бы с Олегом, не обиделся бы Зарипов… И все беспокоишься, беспокоишься… Исчезает одно беспокойство – появляется другое… За что?
Последние слова Вадик говорил уже равнодушно. Легче не стало, но обида прошла. Осталась грусть… И все беспокойства остались на месте.
- Сейчас бы чайку…
Он встал с кучи и пошел в клуб пить чай.
Как и ожидалось, чай радости не доставил.