В редакции

 
              Технический секретарь Люда Самохвалова охапкой отнесла утреннюю почту на прочтение редактору и, по обыкновению сварив ему чашечку кофе, взялась за макияж. В поставленном перед собой переносном зеркальце она увидела приятное личико со вздернутым носиком, обрамленное пышным ворохом светлых волос. Едва она приступила к удлинению ресниц по рекомендации любимой телевизионной рекламы, как ворвался редактор, бросил на стол пачку писем, буркнув при этом:

          -Ну, прямо, читать нечего. Измельчал народ. Пишут черт-те знает о чем.

          И умчался в свой кабинет.

         Люда перебрала письма читателей с указаниями: тому-то и тому-то. На одном стояла непонятная пометка: «Кандид простодушный. В архив». Люда пробежала текст, усмехнулась и передала пару коряво исписанных листков Славке Лебедневскому. Так, на всякий случай. Вдруг этот неугомонный репортер чем-нибудь заинтересуется.

         Я побывал у Славки, когда он в очередной раз наводил порядок на захламленном поле рабочего стола. В корзину кипами летели бумаги. Случайно порхающие в воздухе листки с Кандидом попали в мою руку. Не знаю, почему, но я их не выбросил. И вот они перед вами. Без изменения стиля.

                «Главному редактору
                от пенсионера Галкина,
                Петра Костантиныча.

                Заметка в газету       

         Моя жена все время болеет. Вот уж пятьдесят лет, как поженились, и все пятьдесят лет она частенько хворает. А в последнее время ослабла совсем. Все! Как сказано Есениным, отговорила роща золотая.
 
         Не буду никого вводить в заблуждение, если скажу, что мы оба на пенсии. Живем вдвоем в двухкомнатной квартире, которую давным-давно получили, благодаря тому, что не имели никакого другого жилья, кроме неудобств в барачном общежитии. Кстати, оно впоследствии само по себе рухнуло по причине ветхости и правил технической эксплуатации со стороны ведомственного предприятия. На этом месте ничего не осталось кроме дикого кустарника ивы и всяких некультурных трав.

         Но я не об этом. Живем мы, прошу заметить, вдвоем, потому что единственные сын и дочь удачно устроились индивидуально и отъехали со своими семьями на сторону. Далеко отъехали, так что мы их видим редко. Можно сказать, почти никогда не видим. Домашний быт приходится налаживать безо всякой помощи со стороны. И вот представьте мое положение. Жена больна, по хозяйству остается одному колотиться. И сколько тут возникает всяких непредсказуемых проблем! Стирка, уборка, хождение на рынок, и поесть приготовить надо, и вовремя за квартиру заплатить, и до аптеки доковылять, и за пенсией очередь отстоять… Всего не перечислить.

         Хуже всего ходить за продуктами и всякими побочными надобностями. И не только потому что ноги отказывают. Вот представьте. Дает мне дорогая супруга флакон. Говорит, купи мне этого, чтобы лицо на вечер смазывать, а то оно у меня начинает морщинами портиться. Ей, видишь ли, не нравится, если кожа стареет. Хотя, какая разница! Мне, когда  голову покинул последний волосок, стало лучше. В парикмахерскую не надо деньги платить. Отпала всякая надобность причесываться и наводить порядок. Но женщина – есть женщина. Ее страсть молодиться ничем не прошибешь. Даже пусть она по немощности никуда из дома в приличное и другое подобное общество не может ступить. Не по театрам же ей бегать, где на билет полмесячную сумму пенсии готовь.

          Прихожу в магазин. Достаю флакон, показываю продавщице и, не имея посторонних мыслей, спрашиваю:

         -У вас есть в наличии именно вот такая мазь?

         Присутствующие, а тут были исключительно особы противоположного пола, почему-то громко засмеялись. В том числе и продавщица, хотя сначала произвела на меня хорошее впечатление. Я-то подумал, может, неладно что в наружности. Оглядел себя тайком. Нет, джинсы, которые сын подарил года три тому назад по причине износа, в целости. У ботинок подметки каши не просят, куртка, верно служившая мне десяток лет, еще вполне приличная. Повесь ее на ограду контейнерной площадки, бомжи подняли бы из-за нее драку. Словом привели меня окружающие в кромешное недоумение и замешательство. Хоть сквозь землю провались. Хорошо еще, продавщица, придя в себя, выручила.

         -Это в аптеке, – говорит, – мази, а у нас – кремы.

         Что «в лоб», что – «по лбу». Какая разница? А мне – неприятность.

         -И почем же у вас этот самый крем? – спрашиваю.

         Тут она назвала такую цену, что я в уме присвистнул. Ни фига себе! Выходит, иди домой с пустой кошелкой. Будет на донышке болтаться пузырек несчастного крема-мази, а про картошку, которую хотел купить на обед, забудь.

         Вот такие пироги. Хотел жене в день рождения удовольствие произвести, а остался с голым , как говорится, носом.

         Нет, не все так плохо. Случаются на рынке иногда условно положительные эмоции. Как-то хотел взять триста граммов редиски. Дешевая. Всего сотню за кило. И на вид неплоха. А дело накануне весны, страсть витаминчиков хочется. И болезную старуху охота порадовать ядреным овощем. Особенно в день рождения, хотя ей уже много лет стукнуло.

        -Взвесь, – говорю, – красавица, редисочку.

        А красавица не шелохнется. И правым глазом чуть подмигивает. Понял я сложную    ситуацию, и тихонько, чтобы очередь не потревожить, спрашиваю:

        -Что? Плохая редиска?

        Она в ответ чуть кивнула головой и шепнула:

        -Очень плохая, – и добавила. – Это я говорю, пока мой босс не слышит. А то бы он задал мне перцу!
 
         Честная продавщица оказалась. Похвально. Через вашу газету выношу ей благодарность.

        Но с другой стороны посмотреть: а кто этот кровопивец босс? Гад он бессовестный.  Держит продукты, пока не сгниют, лишь бы цены не упали. Сам их жрать   не будет, дело ясное. К стенке бы таких боссов! Из-за них, паразитов, и жизнь у нас, хоть в петлю лезь.
 
         Вот и подумаешь, господи! Где ты? Видишь ли, как я, бьюсь у последнего одра жены. А она ведь затратила пять десятков лет жизни на страну, которая сошла с ума.

         Пропечатайте об этом всем в газете".