Из серии Легкое. Master Of Puppets

  Мы сидим в сарае. Точнее это амбар. Здесь у стен стоят мешки с зерном, всякая мелочь по хозяйству, с потолка свисают сушеные веники зверобоя. На противоположной стене от двери, висят большие часы с гирьками, но они не ходят. В самом углу амбара, у стены стоит топчан, застеленный самосшитыми одеялами – на нем сидим мы. Окон нет, в амбаре полусумрак, свет идет от одной тускло горящей керосиновой лампы. Уже поздно, 12, а может больше. На улице темно и тихо.
  Я сижу, свесив ноги с кровати, голый, смотрю себе в ноги. Наташа сидит рядом. Она завернута в одеяло, сверкая обнаженными плечами – под ним, одеялом, она, также как и я, голая. Мы молчим.
- Ну что, городской, теперь ты должен на мне жениться.
  Я медленно встаю на ноги. Шорты, что лежали на моих коленях и прикрывали стыд, падают на пол. Я стою голый.
- это почему же?
- а как же, использовал девушку и уехал к себе в город, так получается? Кому я теперь порченная нужна буду. Женишься! Иначе отец тебе голову оторвет.
  Наташин отец - председатель колхоза, в народе Вова Большой. Огромный, черный мордвин, в отличии от своей дочери, чистокровный мордвин. С вечной густой щетиной. Короткая стрижка, волосы на висках посеребрила седина. Ростом под 2 метра и весом под 1,5 центнера. Говорят, в шутку наверное, что за обедом он съедет лошадь. Я представил сцену расправы.

Картина первая. Видение Антона.
  Гаснет свет. Саундтреком в голове из затылочной части доносятся гитарные рифы и гортанный голос ревет: Obey your Master, ему вторят миллионные голоса: Master! Master! Я послушно подхожу с нему, на свет. Он сидит на диване, с голым торсом, широко расставив толстые ноги, свесив огромный волосатый живот. Я послушно, по не ведомой команде, нагибаю голову, и он, как обычно не вставая, отламывает ее от моих плеч.
  Вова снимает мою голову, крутит в руках, откусывает и начинает жевать. Изо рта его сыпется на пол красные крошки. Его глаза полуприкрыты, в упор смотрят на меня. Меня тошнит, но я сдерживаю порыв.

  Наташка засмеялась. Смех оказался каким-то глухим, эхом отразил от стен и умолк будто его и не было.
- ну что, не надумал жениться?
  Мне не хочется отвечать, хочется уйти, но не могу. Наташка все также сидит голая. Одеяло сползло с ее плеч и лежит за сзади. Ноги сомкнуты, плотно прижаты коленями друг к другу.  В самом низу живота виднеются черные волосики, их продолжение прячется в сомкнутых ногах. Тело прогнуто назад, руки, как поручни, уперты в кровать. Грудь выпирает вперед. Она кладет руку на живот.
- я забеременею. Мы поженимся. Ты любишь детей?
  Не хочу отвечать. Я сейчас вообще ничего не хочу, кроме как уйти. Живот начинает крутить, видимо от волнения. Чувствую, как внутри скапливаются газы и медленно, шаром, катятся к выходу.
- иди ко мне.
  Приподнимается, берет мою руку, привлекает к себе. Обнимает, прижавшись щекой к животу. Ее руки скрещиваются на моей заднице.
- ты знаешь, он ведь мне не родной, хотя многие говорят, что я на него похожа.
- ты про кого?
- про Вову. Он мне не отец. Я вообще приемная. Мои родители сгорели, а они меня к себе взяли. Я их и не помню, родителей-то. Совсем маленькая была. Когда все произошло, я у бабки была. Ну, у  врачихи, с Грачевки. Знаешь, что он любит? Я тебе расскажу.
Картина вторая. Рассказ Наташи.
  Все та же комната, где снимали голову Антону. Свет проникает тонкими лучами со стороны. В центре комнаты полумрак, но различимы каменные стены, ковер на полу, две фигуры: маленькой девочки и огромного человека, его лицо скрыто в темноте.
- Связывает мне руки за спиной, ставит на колени и ходит. Ходит вокруг, как тигр по клетке. Смотрит, изучает. Потом сам начинает раздеваться. Разденется до гола, живот огромный, под складкой не видно ничего, только волосы чернеют, как у девочки. Встанет на колени передо мной и молчит.
- сможешь сама руки развязать?
  Я говорю, нет. Он смеется. Потом начинает щипать. Сначала легко, еле чувствительно, постепенно усиливает нажим.
- Встань на ноги, я посмотрю на тебя.
  Я сижу, не двигаюсь.
 
  Чувствую кожей, как шелестят ее губы - влажные, пухлые. Они выводят меня из прихода.
- это правда?
- что, правда?
- ну, про отца, правда?
- А ты как думаешь! Конечно, правда. Он не такое может. Он меня и Ольку бороться заставлял, а сам смотрел, как мы голые возимся. Потом ложился на пол и просил, чтоб я или она, смотря кто-то победит, ложились на него...
- все хватит рассказывать.
- почему? не нравится?
- мерзко как-то. Просто противно.
- А если противно, что ж тогда так возбудился?
  Кладет руку мне на пах. Все приведено в боевую готовность, и прозрачная капля выступила из уретры.
- ты извращенец, возбуждаешься от  таких рассказиков.
- меня это не возбуждает. Меня ты возбуждаешь. Представил тебя голую, со связанными руками, на коленях.
- А ты не представляй. Я и так голая перед тобой сижу. Хочешь меня?
- хочу.
- А хочешь, поцелую?
- кого?
  Я смотрю вниз: она улыбается, снизу,  уставив взгляд на меня.
- Его! Видишь, как он хочет: стоит, напрягся, аж плачет.
  Он и вправду напряжен, с конца свисает, похожая на клейстер, капля.
- ты же говорила, что не будешь никогда этого делать?
- А может я передумала. Только ты не смотри, стесняюсь.
  Я дотягиваюсь к лампе, гашу огонь. Наступает темнота. Совсем тихо. Вдалеке трещит затихающий огонек лампы, его размеры настолько малы, что его не видно, но он есть. Через какое-то время глаза привыкают к сумраку и я уже различаю частично ее черты. 
  Чувствую тепло ее губ. Ее горячее дыхание. Она зажимает губами основу и, облизывая, вынимает изо рта. Повторяет.
- Наташ, - шепчу ей на вздохе.- это правда про отца... про Вову, что ты рассказала?
  Освобождает рот. Сплевывает на пол.
- нет, конечно. Ты что поверил!?
- зачем тогда наплела?
- А мне нравиться. Я вообще люблю сочинять. Сижу и сочиняю. 
- мерзко! Это отвратительно!
- я и смотрю, как тебе отвратительно.
  Схватила мошонку и сжала в кулаке.
- А! Дура, отпусти, больно.
- трахни меня! Трахни, трахни.
- ты сейчас знаешь, на кого похожа? На панночку из Вия. Одержимая.
- А, Панночка померла, Панночка померла!
  Поворачивается спиной, встает на колени, выпячивая зад, широко расставляет ноги. Ее белая кожа в темноте будто светится.
  Смачиваю пальцы, слюной мажу основу. Вхожу. У нее внутри горячо, почти жарко. Наташа ойкает, как-то плавно, томно.
- давай, Трахни, пожалуйста.
- ты все наврала?
- да!
- мерзкая... Девка.
- да, сильнее.
  Толкаю с силой, держась за бока. Ее голова запрокинута назад. Волосы рассыпаны по плечам.
- женись на мне.
- дура, заткнись!
- женись, прошу.
- заткнись, говорю.
  Шлепаю по заднице. Она стонет. Шлеп. Шлеп. Шлеп. Я быстро дохожу до вершины. Температура растет. И весь жар скоплен на конце. Он как кипятильник, опущенный в воду, внутри нее нагревает, может обжечь. Ей горячо и она стонет, сладко, вполголоса.
  Успеваю достать. Горячий сок льется на ее голый зад, стекает по ложбинке вниз.
- быстрей, дай что не будь, а то натечет.
  Хватаю первое, что попадается под руку. В темноте не видно что, отдаю свою футболку. Она обтирает спину и попу.
- все, на, забери.
  Переворачивается на спину, скрестив ноги. Руками прикрывает глаза, но кажется они и  так закрыты. Поет:
- Your life burns faster .Obey you’re Master... Master!
  Присаживаюсь рядом на край кровати. Пытаюсь подпеть, но она сразу замолкает, услышав фальшивые ноты моего пения.
- ладно, одевайся, иди домой. Спать пора.
- может, я останусь.
- нет. Вали давай. Я спать хочу.
  Собираю с пола одежду. Надеваю трусы, шорты. Футболку не надеваю.  Сворачиваю спермой вовнутрь, чтобы не испачкала руку. Ноги сую с тапки.
- Наташ.
- ну что? Ты еще здесь?!
- ну, так как насчет свадьбы?
- какая еще свадьба. Иди домой, жених!
  Выхожу на улицу. Возле амбара горит фонарь. Вокруг темно и тихо. В траве стрекочут насекомые. Летает мошкара. Пристраиваюсь возле столба посать. Струя мощно бьет о бетон. Капли летят во все стороны, частично попадая на ноги.  Поднимаю голову вверх. На небе редко горят звезды. Вдыхаю глубоко, выдох.

Картина третья. Второе видение Антона.
  На картинке, где Вова ест голову, больше нет моей головы. Она на своем прежнем месте на плечах - я в сборе. Он все еще сидит полуголый на диване. Вова ест арбуз, сок стекает изо рта по щекам. Он смотрит на меня, лыбится. Наташка сидит рядом грызет семечки.

  Заканчиваю. Стряхиваю. Выхожу из светового круга в темноту. направляюсь домой. Над спящей деревней звучит: Obey your Master!