Разорванный нимб. Глава 6-2

                2
 Я заснул. И во сне пошел вроде бы за пивом. Не то чтобы очень хотелось; из ближайших двух ларьков в первом пива не оказалось, а другой был закрыт; и тотчас захотелось, очень. Я вспомнил, что в эпоху «пива нет» за нашим домом шел вечный ремонт какого-то дворца, огороженного дощатым забором, и на той стороне начиналась очередь, такая же вечная, и уходила в недра темного переулка, к вожделенной пивной «точке». В заборе, как водится, в нужном месте была нужная дыра – можно было значительно сократить дорогу. Дворец как дворец, 18 век. Кажется, был обеденный перерыв: нигде ни души. Я поднялся по широким ступеням и вошел. В зале, заваленном строительным мусором, стоял заляпанный известью стол с пустыми бутылками. Отсюда веером расходились коридоры, я пошел по одному из них, свернул, еще свернул. И задрал голову на интересную лепку потолка. Нет, хотелось пива, ну ее к черту, эту лепку. Я пошел обратно, но вместо зала попал почему-то в шестигранное помещение с возвышением посередине, вроде подиума. (Почему-то представилось ограждение из цепей, а в центре что-то вроде гроба или саркофага). Я попытался сориентироваться по окнам, сплошь замазанным той же известью: если я вошел на солнечной стороне, значит… Ага, направо. Но и направо было что-то совсем не то. Меня почему-то понесло вверх по лестнице, хотя на пройденном маршруте никаких лестниц не было, – начало паники? Наконец в каком-то помещении я сел на корточки и закурил. Самая досада была не в том, что вот заблудился, а в том, что заблудился до пива. С пивом бы ладно. Спокойно бы сидел, пил и вырабатывал систему поиска. Да какая еще к черту система поиска, – не лабиринт же, в конце концов! Стараясь не бежать, я зашагал дальше и влетел в какой-то зал, совершенно уже готовый, даже с мебелью, с картинами, с мраморным камином. Правда, не весь еще мусор убрали – в центре зала возвышалась куча ржавого кровельного железа. Я пересек зал; дальше начиналась анфилада таких же залов, разница была лишь в цвете стен и в стиле мебели, В некоторых из них лежали такие же нагромождения ржавого железа. В этой череде залов, в их обстановке, в смене стилей и особенно в этих не убранных кучах железа чувствовалась какая-то зашифрованность, но чего – сон не давал ответа. Ответ как-то убегал, таился в следующем зале. Получалось уже так, что я искал не выхода из дворца – его просто не было, – а догонял ответ на не сформулировавшийся еще вопрос… Пробегая в очередной раз мимо кучи, похожей на шалаш из обломков мебели и кровельного железа – даже запашок костра померещился, – я решил, что пора бы уже подумать о ночлеге, соорудить себе шалаш, развести костер…
И тут вдруг раскусил загадку. Я вспомнил: сидя на каком-то собрании, где оратор распинался о том, что советский человек будет жить во дворце, мой дед сказал: если советскому человеку дать дворец, он выберет в нем самый большой зал, поставит там шалаш и будет жить в шалаше. За что был арестован и закончил жизнь в тюрьме. Я обошел шалаш и на той стороне обнаружил вход, против которого человек, сидя на корточках, разжигал костер. Точнее сказать, не разжигал, а творил его, как бы лепил руками. Перед ним рос колеблющийся букет плазмы, и он его непрерывно подправлял, подхватывал сползающиеся языки пламени, – и лепил и лепил, постепенно вставая с корточек, чтобы подправить верх.
–  Интересная метафора, – сказал я, имея в виду его шалаш.
–  Да уж, – отозвался он, щурясь от дыма.
Костер уже во всю горел без помощи его рук, и мы некоторое время молча смотрели на огонь. Все вокруг огня потонуло во мгле. Человек был в длинном сером плаще до полу, в берете и мощных очках, при вспышках пламени очки казались черными провалами в пустоту.
–  Пока горит, надо бы пособирать материал для шалаша, – сказал я больше сам себе, намереваясь, если он пригласит переночевать с ним вместе, вежливо отказаться.
–  Тебе что, залов мало? Иди и выбирай.
Я пошел в темноту, чувствуя, как вместе с возрастающей прохладой все больше сиротеет мой дед, про случай с которым я хотел рассказать первому встречному. Прости, дед, не получилось. Сотворение огня меня ничуть не удивило, это так просто, человек в плаще делал это не очень-то даже умело…
Но хоть и неумело, зато он подсказал мне, что если можно творить огонь, то можно – в минуту, конечно, сильного желания – сотворить и образ деда. Убедившись, что никто не может видеть моих манипуляций, я принялся за дело. Материал был вполне подходящий – зыбкий свет от полировки рояля, золотой лепки рам с рембрандовской чернотой самих картин… Однако ничего не получалось – я начисто забыл лицо деда. Только седина волос и бороды вокруг неопределенного лица. Пока я лепил этот светлый круг, надеясь разогнаться памятью, чернота внутри круга стала сама по себе оформляться в лицо дяди Мити. И я проснулся.
Дядя Митя сидел по другую сторону стола и смотрел на меня.
–  Как ты это делаешь? – спросил я после долго нашего молчания.
Дядя Митя пожал плечами. И я подумал, что он живет в том мире, где не спрашивают, как творится огонь – его просто творят, и все. Это так просто. И на вопрос «как?» существует только один ответ – пожатие плеч.
 –  Слушай, а я хороший материал? Ну, или инструмент, не знаю, как точнее.
Скорее всего, и тут должно было последовать пожатие плеч, однако дядя Митя сказал:
–  Нет плохого материала. Ну, или инструмента.
И тут я вскочил.
–  Ты как здесь оказался?!
–  Да я, кажется, арестован, – сказал он с какой-то странной недоумевающей улыбкой. Так улыбаются, смущенно разводя руками.
–  Матвей Петрович? – тебя? – арестовал?
–  Не знаю я никакого Матвея Петровича. Они мне не назвались. И, по-моему, это вообще не милиция. Институт, что ли, какой, я не понял. Чего-то там исследовательский. Только не казенный. И люди серьезные. И охрана серьезная. И лаборатория… Ничего, хоть Москву посмотрю. Ты покажешь мне Москву?
–  Митя, ты сбежал. Господи, ты сбежал?!
– А зачем? Ушел.
–  А, ну да. Да, да, ты ушел, для тебя нет запоров… А чего они хотят? Ты хоть запомнил, где это?
–  Да я так найду. Если надо. Но, по-моему, не надо. Мне там не понравилось. Им, конечно, что-то надо, но как-то… слишком. Знаешь, где клады лежат? Где эти, ну, башмаком… Твоя любимая умбра, но с фиолетом внутри… Венерин башмачок! Вот где он цветет, там и клад. Ты подойди спокойно, не суетись. И не лепи датчики, поговори, мол, извини, пересадить придется. Набросились, как псы на кость, а я хоть и башмак…
–  Да погоди ты с башмаком! Тебе здесь опасно, они ведь найдут… Хиляем отсюда, Москву покажу. Начнем с кабака? Там и обсудим все спокойно.