Сексуальные победы моих одноклассников

(Рассказ можно не только прочитать, но и ПОСЛУШАТЬ звуковое сопровождение: http://suslik-sem.ucoz.ru/load/9-1-0-17)
               
                Лишь в полночь каркнет воронье
                И станет правдой все вранье…

Мои  "чудесные" школьные годы были омрачены завистью. Учась в старших классах, я дико завидовал своим одноклассникам. Все (или почти все) они уже познали Женщину. Истории об их бравых   сексуальных похождениях звучали из всех темных уголков, на каждой перемене. Из историй этих следовало, что все мои «собратья по парте» уже давно не девственники, а некоторые, особо продвинутые, успели уже «тесно пообщаться»  не с одной представительницей прекрасной половины человечества.

У меня же к тому времени в запасе была только одна «эротическая» история. Да и то «эротической» ее можно назвать лишь с большой натяжкой. Впрочем, судите сами. 

В тот день выпала мне дорога дальняя. Я каждое лето, как маркитанская лодка, мотался  туда-сюда по маршруту Ижевск-Н.Новгород. В июне – туда, а сюда, то есть в Ижевск – в конце августа.

Итак, конец августа. Скоро 1 сентября и вновь начинается бессмысленно-отупляющий многолетний (а также много-осенне-зимне-весенний) марафон, название которому – школа. Мне выпала честь ехать в купе, один на один с каким-то бравым дядькой. Дядька, бывший артиллерист или ракетчик – я точно не помню, всю дорогу исправно глушил коньяк. Армянский. Три звездочки. Что характеризует его, по крайней мере, на первое время, очень и очень положительно. А глушил он его в одиночку. Поскольку партнеров, в радиусе 10 метров от эпицентра, не наблюдалось. Я же тогда и вовсе спиртного не употреблял.

Время тянулось медленно, как груженый арбузами «Камаз» с регионом «05 rus». Захмелевший дядька, смеясь, рассказывает какие-то похабно-скучно-бытовые истории, абсолютно, кстати, не смешные.

 И тут, к моей радости, в Арзамасе в наше купе подсаживается 3-й пассажир. Точнее пассажирка...

«Вечер (было около 8-ми) перестает быть томным» - вспомнился Гоша из «Москва слезам не верит».

Как принято, знакомимся. «Переставший быть томным вечер» зовут Лена. Это ж мое любимое имя! Дело в том, что имя моей первой любви   тоже Лена.

 Дядька, пытаясь прослыть галантным,  пьяно улыбается Лене и что-то лопочет насчет «присоединения к его скромной компании». Лена вежливо отказывается. Тоже, видимо, из скромности. Расстроенный дядька пьет «на посошок» и, вскоре, к радости трезвеннической части нашего купе, заваливается спать.

          Я  тоже, пытаясь изображать воплощение скромности, лезу «спать»  на верхнюю полку. Лена, играя роль равнодушного зрителя, «спит» на нижней, напротив уже захрапевшего дядьки.

          Но играть роль пай-мальчика, мне удавалось недолго.  Вскоре недостатки актерского образования все ж сказались, и  я очутился на нижней полке, рядом со столь «лакомым кусочком».

          У меня кружится голова от столь близкого соседства с предметом моих грез. Да, я, еще  нецелованный мальчик, сейчас нахожусь в опасной (но приятной) близости от столь вожделенного момента. Но как начать? Что делать дальше? Подсказка приходит оттуда, откуда она и должна была появиться.

- Ты видишь меня? – спрашивает Лена
- Почти нет, -  отвечаю, – а ты меня?
- Я вижу только очертания. Во, уши вижу, - смеется она
- Ну и где же у меня уши, по-твоему?
- Вот они, - и начинает нежно трогать мои уши.
- А нос видишь? – млею я, от ее прикосновений
- Нет, нос не вижу, - признается она, - но попробую найти. – И, с этими словами,  дотрагивается до моих губ.
          - Ой, я, кажется, ошиблась - пытается убрать она руку.
- Лен ошибись еще разок – я крепко держу ее руку около своего лица.

Я притягиваю ее к себе.
- Не бойся, я не сделаю тебе плохо...
И впиваюсь в ее губы, как будто хочу выпить ее всю. Она стонет от наслаждения, которое дарит ей незнакомый парень...

Она чувствует мое возбуждение, и сладкая истома охватывает ее. "Этого не может быть со мной", - мелькает у меня мысль, но уходит также внезапно, как и появляется. Ее губы работают безупречно, ласково касаясь  шеи, плеч. Я чувствую, что внизу у меня творится что-то невообразимое, тем более оно - это невообразимое нагло всей своей мощью упирается в ее живот. Мне становится неловко. Пытаюсь отстраниться. Она не пускает и только крепче прижимает меня к себе. Как же мешает ее тесная маечка! Я говорю ей об этом, и она на мгновение отрывается от поцелуев и одним  легким движением рук, стягивает ее. А под маечкой-то ничего нет. Из одежды. Только молодая податливая девичья грудь. Я набрасываюсь на нее как изголодавшийся волк с новой силой. Стон вырывается из ее груди.
- Тише, милая, тише, - шепчу  в самое ухо, – а то ракетчик нас застукает.

Я неистово ласкаю ее грудь, кусая маленькие упругие соски. Моя рука, тем временем, гладит живот и, спускаясь все ниже, доходит до лобка, затянутого в узкие трусики. Она чувствует, что теряет контроль над собой. Мое дикое возбуждение сводит ее с ума.

И тут, сам собой, автоматически срабатывает стоп-кран. Что дальше-то делать я и не знаю.  Опыт мой равен нулю. Из боязни показаться неопытным, я продолжаю ласкать ее грудь  и гладить лобок, не залезая, тем не менее, в трусики. Страшно, а вдруг она испугается и оттолкнет меня.
- Тебе нравиться то, что я делаю?
- Да, – почти стонет она
- Лена, я хочу тебя.
- Сережа, а вдруг артиллерист проснется?
- Да ну и фик с ним, - и я иду в атаку, в последний решительный штурм и начинаю стягивать с нее маленькие белые трусики, и, как раз в этот самый момент, не позже, не раньше, артиллерист-ракетчик начинает возиться и что-то бормотать.

Мы замираем. Ракетчик, не замечая нас поднимается и, пьяно шатаясь, выходит из купе.

- Сереж, иди к себе наверх. Я не хочу, чтоб он про меня подумал невесть что.

Я нехотя ползу наверх. Ракетчик возвращается через 5 минут, включает ночник и начинает, точнее, продолжает прерванную, внезапно навалившейся дремой, пьянку.

- Эй, пацан, ты спишь? – окликает он, видимо, меня.

Я молчу. Делаю вид что сплю. Тогда ракетчик, недолго думая, встает и пересаживается к Лене. Снизу доносится шум борьбы.

- Сережа!  - кричит Лена

Я спрыгиваю с полки. Ракетчик прекращает лапать Лену и говорит мне, пойдем, мол, выйдем.

- На, это тебе. Только полчаса погуляй  где-нито,  - в пустом по случаю позднего часа коридоре,  он сует мне  в руки мятую, но довольно крупную купюру.

Я молча, возвращаю ее обратно. Сие действо не приводит артиллериста в восторг, и он лезет в драку. Шум-гам, прибежал проводник. В общем, все. На этом эротические приключения этой ночи исчерпаны. Далее разборки, менты, к нам подселили какую-то бабку…

А поутру…

Она проснулась на рассвете от моего взгляда. Я сидел возле нее и смотрел, как она спит.
- Я выхожу.
- Я знаю.
Она знала, что не увидит меня больше. Наверное, и не нужно. Он была счастлива тем чувством, которое я оставил в ней. Ей не хотелось терять это сладкое ощущение.
- Прощай, - прошептала она.

Она грустно смотрела на меня, когда я шагнул из вагона в прохладное предрассветное утро, все еще храня тепло ее тела.

Сексуальные партнерши моих одноклассников (по их рассказам) тоже все поголовно были красивыми, стройными и гиперсексуальными. Ноги «от ушей» - хоть завязочки пришей. Мне только и оставалось, что роптать на судьбу,  надеясь, что когда-нибудь, к концу следующего века, и я познаю, наконец, настоящий вкус женщины.

Больше других меня, помнится, задело «за живое» романтично-сексуальное приключение Коляна, моего непосредственного соседа по парте.

Однажды, дивным майским вечером прогуливается как-то он  по, наполненным разнообразными, в большинстве своем нехорошими, запахами, улицам славного Ижевска, насвистывая веселый мотивчик. И, вдруг, его окликает симпатичная девушка с длинными волосами и в короткой юбочке. Нежным голоском незнакомка интересуется, как же ей, все-таки, попасть на улицу «35-тилетия со дня обретения независимости Народной Республикой Гондурас».

Ну, Колян, как истинный джентльмен, естественно, не только объяснил, но и проводил ее на эту улицу и даже помог найти дом и, поднявшись на пятый этаж, довел ее до нужной квартиры.

Тут я позволю себе небольшое нелирическое отступление, дабы вы смогли по достоинству оценить подвиг моего приятеля. Город Ижевск отличается от других городов нашей необъятной родины. Когда кто-то (не будем говорить, кто, дабы не выражаться неприличными словами) давал улицам различные наименования, у него видимо не хватило фантазии, и вот что из этого получилось:

Вместо гентального
Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную
И на Тенистой улице я постою в тени…..

Стало дебильное:
Пройду по «40-лет октября», попаду на «10-лет пионерии»,
А на «9 лет января» я уже  не постою в тени…

Естественно, ну, какая может быть тень на улице с таким названием!

Кроме «9 января»,  в столице Удмуртии присутствует масса идиотских названий. Вот только некоторые из них: «10 лет октября», «30 лет победы», «50 лет ВЛКСМ», «40 лет октября», «40 лет победы», «40 лет комсомола» и т. д. А еще подобные: «8 марта»,  «25 октября», «1 мая»….

 С ума можно сойти, правда?

Но и это еще не все. Некоторые улицы этого славного, не однажды орденоносного города, заболели очень странной болезнью. В науке  болезнь эта именуется квадратизмом. У нормальных улиц нумерация домов идет так: справа ; четная сторона, слева ; нечетная. Ну, или наоборот. Прогулка же по ижевским улицам без соответствующей подготовки может стать тебе слишком дорого. Для нервной системы.

Представьте, ничего не подозревая, вы идете по миленькой (с виду)  улочке. Справа однотипные дома, слева точно такие же дома. Тоска зеленая. Обычная  улица, ничем особо не примечательная. Дома, как во всех «спальных» районах, серые, мерзко-панельные. Тут ваш внимательный взор  замечает на доме справа табличку следующего содержания: «ул. 15 лет Клубу Юных Партизан, дом 60».  «Как здорово!» - радостно восклицаете вы и переводите свой утомленный взор на противоположную сторону юно-партизанской улицы. И вот тут-то вас ожидает  «приятная» неожиданность.

Напротив, то есть слева, где, по логике вещей, должна  красоваться примерно такая табличка: «ул. 15 лет Клубу Юных Партизан, дом 61», вы видите: «ул. Труда, 2». Первая  реакция ; кто-то сошел с ума. Есть два варианта: вы ли и не вы ли.  То есть вы или не вы.  Совсем запутался. Ну и ладно. Дальше…

Протираете глаза – ничего не меняется.  Пройдя еще метров двести вверх (или вниз) по улице «15 лет Труда-Юных партизан» вы, с облегчением понимаете: нет, не вы.  Дома  правой стороны улицы продолжают весело «юнопартизанить», а левой – усиленно «трудяться»

Все очень просто. Товарисчи, проектировавшие и обзывавшие (это ж надо так обозвать бедную улицу ; «Труда») эти микрорайоны, видимо заболели еще в детстве. Выпав в детстве из коляски и получив тяжелые повреждения в черепной коробке, они все же, к нашему общему несчастью, закончили-таки среднюю школу, затем поступили в институт. А по окончании оного, в довершение ко всему, умудрились устроиться на работу по специальности «Проектировщик  микрорайонов».

Так вот, учитывая вышеизложенные обстоятельства, совершивший свой, самоотверженно-гражданский подвиг, Колян, не без основания надеялся, что действие сие будет по достоинству оценено и вознаграждено.  Все именно так и получилось. Растроганная девушка зажгла свечи и вылила, на обезумевшего от счастья Коляна,  целое море любовных ласк.  А начиналось все с бутылки вина, купленной по дороге.

- За что выпьем? - ее зеленые глаза смотрели на Коляна выжидательно-игриво.
- Давай, за встречу, - предложил он
- Фу, как банально, - укор ее был колким, но коротким. Она медленно расстегнула блузку, вынула из-за ее ворота  очаровательную грудку и смачно полила ее вином из  своего бокала, - за любовь! Только за любовь! Причем, из моей груди, - и она подставила моим губам свой упругий молодой сосок, блестевший от света свечей.

Он поначалу растерялся, но соблазн был слишком велик. Сосок оказался у него во рту. Вино было терпким и сладким, плоть пружинила и набухала под  шаловливым языком. Не успел Колька полностью вылизать ее грудь, как она уже скинула с себя все и теперь нависала надо ним - безукоризненно сложенная и совершенно голая - от золотистой макушки и до кончиков маленьких пальчиков.

А дальше была безудержная, бесшабашная, полная огня, ночь.

Мне, во время его повествования, пришли на память строчки из песни Ю.Лозы:

          По подушке волосы рассыпались твои,
          Ветер листья сонные прохладой напоил.
          И весь мир окутан тайной,
          Все теряет очертанья
          Июньской ночью…

Если б вы знали, как я ему тогда завидовал! Мои «купейные» тисканья-поцелуйчики, не шли ни в какое сравнение, с его горячей сексуально-победоносной историей.

Рассказы других моих одноклассников также пестрели интимными подробностями их амурных похождений. И только я, как последний лох, сидел по вечерам дома и мечтал о таком волнующем и манящем женском теле…

Через пару лет, уже после окончания школы, под Новый год я поехал в Ижевск, к маме. И, в один из солнечных зимних дней,  прогуливаясь вдоль улицы «67-летия со дня смерти Клары Цеткин», я нос к носу столкнулся с тем самым Коляном. Ну, мы, как водится, взяли бутылочку и направились в ближайший подъезд. После второй,  зашел разговор, естественно, о женщинах. Я напомнил Кольке ту романтическую историю, что поведал он мне еще тогда,  когда мы учились в десятом классе. Я даже имя той  прелестной незнакомки запомнил. Ее звали Светлана.
— Колян, а ты Свету с тех пор не видел ни разу? — спросил я.
— Какую Свету?— удивился Коля.
— Ну, ту самую, с улицы «35-тилетия со дня обретения независимости Народной Республикой Гондурас».
— Да я и улицы-то такой не знаю. Не был там никогда. Ты меня с кем-то путаешь.
— Да ничего я не путаю. Вы познакомились в центре, ты ее провожал, потом вы по берегу пруда гуляли, к вам еще трое гопников привязались, а ты их раскидал. А после ты  вино из ее груди пил. А утром еще трусики ее стыбрил  на память? Помнишь?
— А-а, ну да,— протянул Колян, ; что-то такое припоминаю.

Хотя, на его пьяной физиономии было «написано», что ничего-то он не «припоминает».

           И, только после четвертой рюмки, Коля размяк и признался. Оказалось, что с девушкой  он целовался-то впервые, всего лишь неделю назад. А про  секс, и вовсе, знает только по книжкам, по видео, да по фотографиям.

            Подобного рода, «пирровы победы» моих одноклассников, в свете этого признания, становились, для «прозревшего» меня, тем, чем они изначально и являлись - явной  неприкрытой бравадой.