Хопта. Осень

Никто не может объяснить, что случилось этой осенью. Чем нынешний сентябрь так уж отличается от многих и многих предыдущих - вроде и так же прозрачен, и запах гари нитками плавает в воздухе, и листья пытаются выложить на разноцветных камешках тротуара какой-то свой узор, пока сердитые дворничихи ещё спят...
Вот только Хопта пакует чемоданы. Конечно, фигурально выражаясь - неужто вы думаете, что такому существу нужны какие-то вещи? Хопта сидит на раскладном стульчике, выставленном за дверь и наблюдает за одному ему видимыми признаками нужной осени.
-Всё готово, Ворон?
-Да, сударь.
Птица сегодня особенно церемонна, понимает значимость свершающегося.
Хопта легко поднимается и проходит в комнаты. Плащ развевается за плечами. Берёт Ворона на плечо и выходит прямо сквозь зеркало.
Хапту не нужно оглядываться по сторонам, он и так знает, в каком он мире сейчас. Знает, что вот тот юноша, который, приоткрыв рот, смотрит на существо, появившееся ниоткуда, - здешний поэт, чьи прекрасные стихи никто не признаёт. В руках у Хапта стилет, и юноша не успевает почувствовать слишком много боли. С телом на руках Хапт переносится обратно в Сиреневый Город.
-Сударь, всё верно, там этот мальчик покончит с собой, а стихи его опубликует лучший друг и толпы будут восхищаться ими. Во всех библиотеках будут эти стихи.
-Да, Ворон, я люблю одной стрелой убивать двух птиц.
Хопта улыбается.
Он слишком старое созданье, Хопта.
Потом он делает на теле продольный разрез, потрошит его и вынимает кости. Ворон умильно косится поочерёдно то на Хапта, то на мёртвые глаза юноши, но Хопта отрицательно качает головой.
Знаешь ли ты, Ворон, как тяжелы мысли после тысячи лет существования? А вместо сердца, там, где раньше был огненный, всё сжигающий комок - какой-то пузырь, мешающий вдохнуть, норовящий унести по ветру... страшна ли такая участь? Как древних богатырей не держала земля, так Хоптаха не держит небо.
Знаешь ли ты, Ворон, каково каждый день умирать, распадаться и собирать себя заново, чувствуя, что происходит в других мирах, каждое биение сердца любой птицы, каждое содрогание земли, когда на неё падает лист с дерева?
Этой осенью Хопта становится смертью. Собственной смертью. И его ликующая, безумная улыбка чуть похожа на улыбку юного Хапта.
Хапт ложится в пустое, выпотрошенное тело юноши и закрывает глаза. У подобных существ может быть только такой гроб.
Ворон принимает первоначальный облик. Теперь это худая, некрасивая девчонка, которая рвёт простыни и белыми лентами пеленает тело.
Дом постепенно тускнеет, выцветает, стирается из этого мира. Наконец остаётся только рисунок, валяющийся на мостовой. На нём зябнущая девочка, обхватив руками колени, сидит у гроба.
Или, может, всё-таки у кокона?...