Надежда жива

Надежда никогда не умирает…
«Мы в ответе за тех, кого мы приручили…»
«Если ты меня приручишь, мы
станем, нужны друг другу.
Ты будешь для меня единственным
В целом свете. И я буду для тебя
Один в целом свете…»
(А. Экзюпери. «Маленький принц»)

Сонный ветер ворвался в окно и принёс с собой одинокую печаль далёких звёзд. Бесконечное ночное небо корчилось в муках. Огромное пространство было пустынным и никому не нужным. Бескрайние просторы этой мёртвенно спокойной ночи убивали своим равнодушием. Для них всё было решено и уже ничто не могло их тронуть. Анна сидела у окна и беспрестанно курила, словно заглатывая папиросы. Её глаза блестели от не пролитых слёз, всё её существо изнывало от раздирающей боли.
Это случилось всего год назад. Чудесный весенний вечер, неторопливая беседа с сыном. Тогда он получил свою первую в жизни премию за роман «Растаявший в ночи». Сын только что вернулся с церемонии награждения, растроганная мать не на секунду не отходила от него. Когда ему вручали премию, она, уже не молодая женщина, вдруг выпрямилась и стала похожа на грациозную лань, глаза её увлажнились от волнения, изо всех сил вцепившись в кресло, она чуть не вскочила, когда вручали награду её дорогому мальчику. Она так гордилась им, как жаль, что отца срочно вызвали в командировку, он бы разделил её радость! Они бы обнялись, нежно прижавшись, друг к другу, слились бы в непередаваемом восторге и волнении. Никто кроме него не смог бы понять её в этот миг. Ведь это их мальчик стоял на сцене, так наивно обводя всех нежными  и восторженными глазами человека, который не верил в своё счастье. Лучи славы обескуражили его, он весь дрожит, еле сдерживая одолевающие его чувства. Его хвалят, ему аплодируют, весь зал стоит, а он обращает глаза к матери и нежно улыбается ей. Сейчас он любит весь мир! Пожалуй, впервые в жизни он понимает, сколько мать сделала для него. А лицо её грустное, печальное, лицо на котором глубокими морщинами отразились тяготы жизни, вдруг на миг снова становится молодым, почти таким же, как у сына. Она сияет от радости, и не может оторвать взгляда от сцены. Она почти теряет сознание от разливающейся по всему телу улыбки, она неистовствует в душе и не может дышать от переполняющего лёгкие восторга! Столько лет она терпела лишения, страдала, мучалась, теряла всё до последней капли. Порой судьба отказывала ей в элементарном праве на надежду, похвалу. Её не знали и не любили, она была чужой в этом мире, слишком о многом думала и не могла молчать, слишком многое могла прочитать по глазам человека. А кто любит тех, кто может без твоего желания узнать о самых дурных твоих помыслах? Всё, что у неё было, всю свою любовь она отдавала семье и, прежде всего Артуру, и вот чего он добился! Сам Владимир Виноградов поздравляет его, миллионы глаз впились в телевизор, чтобы запомнить нового кумира. Да, это будет нелёгкий путь, но слишком сладок был мир торжества, чтобы портить его этим чёрным, необъяснимым и тревожным запахом будущего. Это был миг её законного праздника!
И вот теперь, испереживавшаяся мать, уставшая и изнурённая, могла позволить себе немного отдохнуть. Они сидели вдвоём в маленькой, уютной кухоньке и пили чай. Он был похож на телёнка. Всё ещё не придя в себя от восторга, мальчик с огромными голубыми глазами, он причмокивал чай с каким то особым сладострастием. Его глаза были прикрыты, он нежно поглаживал чашку, пытаясь согреть тонкие аристократические пальцы. Они сидели друг напротив друга, и Аня была счастлива уже одним созерцанием блаженного удовлетворения на его лице. Ей вдруг захотелось приласкать его, но она удержала подавшуюся вперёд руку, он не любил открытого проявления ласки и считал её непозволительной для себя роскошью, которая не может принести пользы.
Заходило солнце, они молча допивали чай, ни о чём не думая, а просто расслабляясь. Ей вдруг почему – то вспомнился Андрюша. Как жаль, что его нет рядом. Он с утра  до ночи работает, как сумасшедший, и даже то, что сын должен был получить премию, не спасло его от очередной командировки. Он был где – то далеко, в ночи, возможно, он тоже думал о них, или так устал, что уже свалился в неуютную пастель второсортного отеля и отправился в мир сновидений. Что – то кольнуло в сердце, она отогнала червь тревоги, но сердце продолжало кровоточить! Она стала ругать себя за дурные мысли. Вот вечно так, стоит случиться чему – то хорошему, и она обязательно ждёт беды. К горлу подступал ком, в жутком предчувствии она встала и пошла в коридор, глаза её невольно наполнились слезами. «Что это ещё ты вздумала, испортить такой день! Не смей, слышишь, прекрати!» Но что – то внутри затекало и уже не могло остановиться. Из кухни вышел сын:
     -Мам, ты что!
- Нет, ничего.
- У тебя ничего не болит?
- Да нет, правда, всё хорошо!

Телефонный звонок разразился пулемётной очередью в немой устрашающей тишине ночи. Он засаднил во всех частях тела, и вывернул её наизнанку, она закрыла уши руками, и не могла сдвинуться с места. Недовольный сын выбежал из комнаты, телефон звонил уже несколько минут,  Аня была от него всего в нескольких шагах. «Алло. Нет, я его сын! Что – о – о! Сейчас дам» Он стоял весь зелёный и трясущимися руками протягивал трубку матери. Она отчаянно рванула телефон. «Алло. Да. Что?! Нет, это не правда, этого не может быть, это не мой муж, Вы ошиблись!» Трубка упала на пол, из неё всё ещё доносился обеспокоенный голос «Анна Сергеевна, мне действительно очень жаль!» Вдруг всё смолкло, наконец, то он понял всю нелепость своих соболезнований. Артур как стоял, так и застыл,  широко открытым ртом хватая воздух, выпученными глазами он смотрел на мать, ища поддержки. Но она окаменела и сгорбилась, слёзы текли по её щекам, но у неё не было сил даже вытереть их. Она вдруг почувствовала себя кариатидой,  которая веками несла непомерное бремя, она жила ради своей семьи, для них она не плакала, когда хоронили отца, продолжала жить для них, когда скоропостижно скончалась её лучшая подруга. Превозмогая всё, побеждая саму себя, она жила лишь для них. И вот это последние, что было смыслом её жизни, вдруг рухнуло в одно мгновение. Все эти счастливые тридцать три года стали призрачной иллюзией, над которой вволю поиздевалась старуха с косой! Она не просто убила, а вырвала с корнем источник её жизни. Анна чуть пошатнулась, сын подхватил её и помог лечь на кровать. Она теперь была безучастна ко всему. Глаза её сошлись в одной точке, она начала задыхаться. Сын открыл окно, она вдохнула этого воздуха, пахнущего цветами и новой жизнью, услышала пение птиц и вдруг поняла, что новая жизнь для неё больше никогда не наступит, что всё в этом мире призрачно и нет никого и ничего кроме сына, ради кого ей стоило бы жить. Она больше не могла быть мужественной и сдерживаться, она отдалась слезам и воспоминаниям.  Зарывшись в подушку, она дрожала всем телом, впиваясь зубами в пастельное бельё, чтобы только никто не слышал её страданий. Это было так несправедливо, так жестоко, ведь он так жаждал жизни, был таким заботливым, нежным, понимающим, ласковым. Никто в её жизни не значил больше, чем он. Она сполна расплатилась за все свои грехи, и хотела только одного, быть со своей семьёй… Она знала обо всех заповедях, она верила искренне и страстно. Возможно, пройдёт какое – то время и она сможет смириться, но только не сейчас, когда боль раздирает её на куски! Боже мой! Нет ничего страшнее, чем остаться одной, одной во всём мире, без того, с кем тридцать три года ты делил горести, трагедии, радости и всё, всё, всё!!! Боль выворачивала её, резала ножом, испепеляла, тупой болью рвала сердце на куски. Она металась, словно раненный зверь и нигде не находила покоя в этой бушующей, нескончаемой бездне отчаянья. Ей казалось, что она потеряла человеческий облик и способность творить добро! Её сердце хватала безобразная волосатая лапа отчаяния и ненависти ко всему живому, радостному, способному дышать без него! К миру, который ничуть не страдал от её утраты, к себе, за то, что она не умерла за него, или хотя бы вместе с ним. «Почему я не поехала с ним, почему не была рядом, когда он во мне так нуждался?! Боженька! За что ты не дал мне даже попрощаться с ним!!!»
Бедная моя, хорошая Анечка, как же невыносимо тебе было больно. Но кто знает, может долгая  и мучительная смерть близкого человека где – то страшнее быстрой смерти вдалеке от тебя? Я не могу судить об этом, ведь смерть – это всегда трагедия, даже если её раскрасить сусальным золотом!  Я понимаю, тебя это не утешит, но я почти физически чувствую твою боль, я бы очень хотела пережить всё за тебя, но, увы, это невозможно! Поверь мне, ты всё же не одна! К сожалению, в нас очень сильно развит звериный инстинкт, и стоит нам почувствовать, что человек ослаб, что его что – то терзает, мы «съедаем» его, начинаем делать ему больно и выжимать последние остатки жизни! Но я не могу писать обо всём отстранено, как будто меня абсолютно ничего не трогает. В действительности, я сама уже вся в слезах от дум о тебе. Я знаю, что ты совершенно другой человек, чем я, и, возможно я ещё очень не скоро пойму твою боль до конца (Дай Бог, чтоб этого вообще никогда не случилось!!!), но желание моё помочь тебе от этого ничуть не уменьшается.
Но вернёмся к нашему повествованию… Отдав своему горю последние силы, Людмила, наконец, уснула мучительным и беспокойным сном.
Ей снилась длинная, похожая на восточную улицу, очень узкая, ограниченная с двух сторон непрерывными арками. Она с Андрюшей молча шли по нескончаемым закоулкам, и, наконец, завернули налево, в одну из арок. Когда они вошли, то увидели эскалатор наверх, и двух чертей, загораживающих вилами вход наверх. Андрюша стал подниматься по ступенькам, и она хотела последовать за ним, но её оттолкнули, она вновь бросилась на виллы, и стала со звериным воем биться о них. Но он обернулся, и его лицо вдруг преобразилось, а большие добрые глаза вынудили её сдаться, она лишь со сдавленным плачем упала на пол  и зашлась в рыданиях. Вдруг её сильно затрясло… Она открыла глаза, на неё смотрел взволнованный сын,   подушка была мокрой от слёз.  Она вдруг заметила, как за одну ночь осунулось лицо сына. Чёрные круги под глазами, всегда розовые щёки впали и стали бледными, курчавые волосы растрепались. Видно было, что мальчик не спал всю ночь. Было и ещё кое – что необычное. Всегда внешне отстранённый и чуть холодный, он смотрел на мать с нескрываемым волнением. Его глаза, несмотря на блёклость, всё же лихорадочно горели, и одно чувство сменяло другое. Он волновался за мать, он знал, что она всегда была сильной, и он мог положиться на неё. Она ревностно защищала свою семью и счастье. Её мужество в преодолении неприятностей было поистине поразительно, но этой ночью она плакала, она рыдала всю ночь, словно пытаясь умереть от обезвоживания. Он был поражён и растерян, ему было жаль мать, но ещё больше он боялся её страха. Её слёзы были проявлением слабости, а это означало, что  – то в ней самой, а значит в их жизни, оборвалось навсегда! Ему было страшно, и хотелось приласкать мать, избавить её от этого кошмара. Но он был бессилен перед её слезами, и раздражён оттого, что её горе казалось ему упрёком,  ведь это он не смог уберечь её от страшной беды. Он не умел успокоить мать, он просто держал её руку и пытался, как – то подбодрить, но слова, слетавшие с языка были слишком тяжеловесны, он не мог понять, что нужно женщине, чтоб ей стало хоть немного легче. И когда мать, подавшись вперёд всем телом, обняла его, и он почувствовал, что должен сделать то же самое, он осознал, насколько неуклюж он был. Он не знал, куда девать руки, и нервно водил ими по маминой спине. И вдруг он понял, что никогда не сможет быть наполовину таким нежным, понимающим, заботливым и весёлым, как отец. Он как будто впервые почувствовал всю горечь утраты. Его чувства передались матери, и они прижались друг к другу – два бесконечно одиноких человека, у которых больше никого не было!.. Одни, лишившиеся поддержки, выброшенные с такой беспощадностью в бушующий океан жизни, они разрыдались, и плач их разнёсся по земле, и воем страшным, и нечеловечным ответили им собаки, и стенания их разверзли землю и ворвались в пекло ада, устрашив истошным воплем отчаянья исстрадавшихся грешников. Лишь Бог не услышал их, вернее услышал, но подумал, что такова судьба,… Но словно дав обет молчания, они не проронили больше не звука, лишь слёзы текли по омертвевшим щекам, и ничто казалось, не сможет их больше тронуть.
Похороны были назначены на 13 апреля. На их бледных лицах было спокойствие. Анна держалась изо всех сил, и только в морге ей на секунду стало плохо, но она справилась с собой. На кладбище она стояла, будто окаменев, и не могла оторвать взгляда от беззаботного лица мужа… Кругом слышались всхлипывания. Сын стоял сзади, крепко сжимая руку матери. Железная выдержка вновь вернулась к нему, и он, словно надев маску, смотрел на гроб отца. Казалось, он был в состоянии глубокого шока и сжимал руку матери так сильно, что она хрустела, но они этого не замечали, лишь стояли, как истуканы, потеряв всякий интерес к происходящему. Батюшка дочитал молитву, Анна бросила первую горстку земли и в удивлении оглянулась. Зачем здесь все эти люди? Они подходят, что – то говорят, но к чему вся эта комедия? Они всё равно не понимают её, и никто, даже Артур, не сможет понять её до конца. Господи, неужели эти люди не понимают как глупо все, что они говорят! Ведь этим его не вернёшь!!!
Поминки прошли, как во сне. Люди смеются, некоторые пытаются чокнуться, и вдруг о чём -  то, вспомнив, исподтишка, с жалостью смотрят на Аню. Ну не надо, не жалейте, мне ведь и без вас плохо!
И вот прошёл уже целый год. Казалось, всё осталось прежним, и всё же его очень не хватает! Долго ещё она не сможет привыкнуть к мысли, что его нет. Сколько раз она оборачивалась, чтобы позвать его, и вдруг вспоминала, что больше никогда не сможет этого сделать! Она, как не старалась, всё не могла забыть его, и в глазах вдруг появлялось бремя усталости и размышлений, грызущих душу. Она так часто задумывалась, что больше не могла этого делать. Она не спала, не ела, не жила, а только бесконечно вспоминала о нём… Смотреть на неё было почти невыносимо, уж очень хотелось её приласкать, и сделать так, чтоб она улыбнулась Правда она изредка улыбалась, и тогда глаза её очаровывали своей чистотой, и несмотря ни на что, наивной добротой и лаской!
Ветер нежно трепал её кудри, а она всё думала, как же пережить следующий четверг, ведь именно в этот день, год назад умер её муж! Она медленно докуривала последнюю сигарету, забрезжил рассвет. Одинокая и печальная, трогательная, но бесконечно грустная сидела она озарённая лучами восходящего солнца, словно единственная в мире мерцающая звезда. И мечты её, вместе с его удаляющейся душой таяли в ночи, но она продолжала жить, и как будто заново училась всему. Долго она ещё не сможет вспоминать его без слёз, только лет через шесть она впервые почувствует в себе силы просто говорить о нём. Да сейчас ей безумно плохо, но скоро на её озарённую душу прольётся бальзам, и надежда снова появится в её глазах. Обо что за чудесный миг это будет! Я так за неё страдаю, и отдала бы всё за один миг её радости. Я верю, Бог ниспошлёт мне это наивысшее блаженство!!!