Рыба

Лето в том году наступило рано, безжалостно поправ весну, и уже в конце мая народ совершал набеги на пляжи, беззастенчиво подставляя скромному обычно городскому солнышку неровные спины, несовершенные ноги и беззащитно-белые плечи. На пляже в субботу было негде было упасть даже самому захудалому яблоку – эквилибрируя между телами, полотенцами, автомобилями и зонтиками, они нашли-таки кусочек места и робко пристроились, прижавшись друг к другу.
Это был первый год; впрочем, они не знали, что он будет и последним, а поэтому совершенно беспечно теряли время, забывая звонить, писать и выкраивая время на встречи с титаническими усилиями. Они были любовниками нового поколения – теми, кто во главу угла ставит БИЗНЕС – а все остальное, вроде ничтожного колебания сердца в груди и приятного касания тел, на твердое второе место.
- У меня переговоры завтра с клиентом, - заявлял он в начале встречи, - решается вопрос дальнейшей судьбы проекта.
- Весь день аудиторская проверка, - кокетливо жаловалась она, - в российской компании…ужас, что у них там с договорами.
Они сидели на берегу и просто глядели на воду. Вчера его уволили с работы. По воде плясали круги. Они были неправильной формы, неровные и некрасивые.
- Завтра пойду  в агентство, - сообщил он, - надо искать…
Она смотрела на воду, словно завороженная, и слов его не слышала, словно была там, в воде, и эти круги на поверхности, казалось, отражали ритмы ее сердца – неровные, неясные, очень редкие.
- Аня, ты со мной? – спросил он, почти раздраженно, - ты слышишь, о чем я?
- За углом подышишь, - грубовато ответила она и встала с места, - я к воде….
Ее тянула вода и природа – сегодня как-то особенно, будто манило что-то в этой весенне-летней свежести всего живого, и она шла вдоль берега, как по давно знакомой улице, перебирая ногами глинистый речной песок. Он остался сидеть на месте, как истукан.
- Аня, - раздался знакомый голос, - Аня
Кто мог ее разыскать тут, на пляже при выезде из города, среди сотен тел? Скорее всего, никто. Немного подумав, она сделала шаг в сторону, в приятную прохладу воды и легкими саженками поплыла к другому краю пляжа…
Этот берег был пустынен и тих. Ни одного человека, ни одной машины. Странно, но здесь ей было как дома. Или дома как здесь. Она, насквозь мокрая, тихо брела вдоль кромки воды: там, откуда она только что приплыла, проплывали расплывчатые тени невообразимой формы и медленно сливались с небом.
- Русалка, - сказал чей-то голос, - русалка…новая русалка…чудная девочка…
Аудиторская проверка, налоговые вычеты, сальдо, сметы…Как переводились эти слова? Она наморщила лоб и поняла, что не помнит ничего, словно весь этот язык был для нее китайской грамотой. Она шла, точнее, пыталась идти, и как-то это было неудобно, тяжело, что-то сковывало внизу ноги кандалами…опустила вниз голову, и, обалдело вскрикнув, замерла в оцепенении. Внизу был хвост – натуральный, рыбий, полупрозрачный, с тоненькими светлыми прожилками.  Хвост…у нее – хвост…
 - Я – рыба? – спросила сама у себя Анна, - рыба – это я?
Рыба, рыба, рыба…Огромная, золотая и глупая. Что такое «не облагается налогом»? Она подковыляла к берегу, посмотрелась в воду – на нее смотрела не тупая рыбья морда, а ее собственное лицо в обрамлении влажных волос.
 -  Мне дали хвост, чтобы я поняла другую жизнь, - воскликнула Анна, - я могу дышать в воде?
Становилось душновато…Легкие словно распирало изнутри, они горели…Анна вошла в воду и окунулась. Стало легче.
 - Уже так долго я рыба, - подумала она, нарезая под водой круги. Эта мысль ее, как ни странно, не угнетала и даже радовала. Вероятно, быть рыбой лучше, чем не быть вообще никем. Теплая вода приятно ласкала кожу, проникала во все потаенные складки неожиданно гибкого тела…Вокруг не было никого, и своей наготы она не стеснялась совершенно.  С непривычки болели мышцы. Захотелось вылезти из воды, но было страшно – с хвостом-то…
  - Что это?
-  Берег, - прозвучал ответ, - тот берег, о котором все слышали, но ничего не знают.  Ты одна из нас, наша. Приходи и живи…
-   Я не могу всегда тут жить, - внезапно опомнилась Анна, - у меня дом есть, там…
- Ты не знаешь их языка, - парировал голос уверенно, - ты забыла все…ты дома…успокойся, не ной…здесь хорошо, тепло…уютно…
Действительно – было тепло, и она, хоть и не ела ничего весь день, была сыта совершенно, разморена и даже хотела спать. Жутко хотелось спать – сон валил с ног. Точнее, с хвоста. Вокруг все двигалось, колебалось, издавало теплые ритмичные звуки и обволакивало со всех сторон приятной истомой. Ничего не помнила она – ни о чем из прошлой жизни,  только что какие-то странные слова всплывали в памяти, но она не знала их перевода, и спала, спала безмятежно, как ангел в облачке, на неведомом берегу, с неведомыми рыбами, в ином совершенно мире, пока страшный удар не оглушил ее, словно выбросив из убежища наружу, удар адской силы…
 -   Дочка у вас, мамаша, - кто-то держал ее на руках, большой, сильный, мутный со сна взгляд ни на чем не фокусировался, кроме странного белого колпака на голове, не то косынки, не то, - как назовете?
-     Анной, - раздался еще один голос. Где она его слышала уже? Где? Где?

С момента того весеннего дня прошло ровно тридцать два года.