Фотография на каплях дождя

Фотография на каплях дождя.
Дыхание становится настолько глубоким, что начинает пожирать лёгкие. Кровь просачивается из общей массы маленьких пузырьков и спадает по носоглотке железистым запахом. От кого я бегу и куда – я ещё не придумала. Просто бег продлевает жизнь. И он делает меня хоть на толику ближе к стране, где сонмами призраков ходят они – люди из прошлого в костюмах и при галстуках – и при шляпе ещё – обязательно! – а девушки столь нестерпимо красивы в чёрных с красным жилетках, да и в простых платьях с вышивкой.
Ты обещал мне вернуться, - я принимаю твое обещание. Пускай на замке все границы, и визы перечёркнуты мановением бездушия – мы вместе, мы взялись за руки и бежим от миров, которые приносят слишком много крови в наши лёгкие. Ты – от одного. Я – от другого. Между нами, как огромный красный плащ Богородицы – Любовь и желание любить. И мелкие выкрики из-под подошв рождают только симфонию грязи, которой придёт конец, как только солнце захочет умыться облаками.
Я вижу ноги. Они похожим на шатуны какой-то машины. Подошвы туфель периодически окунаются в лужи, а в лужах я вижу образы домов и отражения других людей, немного странные и поблёкшие. Странно смотреть на мир через лужи. Ноги идут, идут. Машина работает безостановочно. Наверно, это притяжение древних камней. Их не трогали гусеницы танков, не целовал миномёт. Иногда мне кажется, что это мой город, только у него нет пока названия – лично для меня.
Порой кровь уступает место слезам, и вместе с тучкиными зеркальцами, уплывают капли воды куда-то под рёбра, где живёт большая и неназванная страна людей, без которых не было бы ни меня, ни тебя, ни нашей любви, ни этих марафонов по лужам.
Географы и наряженные в умные очки в золочёных оправах политики называют эту территорию округлой формы Польшей. Чуть выше лежит большая страна, где слово «честь», звучащее как «гонор», превратили в циническую насмешку над желанием отстоять своё, личное, заступиться за себя и свою отмеченную ни одним шрамом родину. Добрые, русоволосые люди, с такой родной и близкой речью, и порой голубыми глазами, смотрят на юг и видят всё то же, на что смотрел цареугодник Катков, и говорят катковскими словами, несмотря на то, что имя обличителя братского рода уже похоронено и могильщиками, и литераторами, и историками.
Иду. Знаю. Помню. Этот город назван Величкой. Не величавей других, не важней и не больше. Город с привкусом соли и улицами-стежками, где в любой таверне – покой и мир.
Такой же покой, который просит тебя взять вместе с его рукой сосед справа и слева на католической службе мягких, но гордых, любящих свои корни. Корни, за которыми – миллионы людей, превратившихся в ангелов не просто так.
Я знаю. Ты ждёшь меня в самой маленькой церкви с витражами под самое небо. Там для нас нет границ. Нет таможни. Нет консульств и денег, так мешающих жить в мире прекрасного. Вхожу. Рука тяжело толкает дубовую дверь. Влажная ладонь неожиданно сталкивается с сухим дубом, украшенным резьбой. Сердце ёкает в который раз – а вдруг – снова?...
Нет. Твою спину спутать разве что с нахохленной пташкой, залетевшей в костёл от дождя. Величковский дождь нежно омывает свои территории. И под его мягкими каплями идут навстречу друг другу люди, для которых Родина и Честь – кровь и плоть.
Сажусь рядом. Пальцы сплетаются с пальцами. Какие-то неожиданные лучи скачут по скамейкам. Дождь кончился?
Вместе.
…-Улыбку! Чуть ближе головы! Отлично!...
На снимке смотрят на всех добрых и злых два человека, влюблённых в жизнь. И нет границ для такой любви, и нет дождя для этих улыбок.
Thursday, February 05, 2009