Дневники моей памяти

I
Приезд
Иногда брат меня просто поражает своим неумолимым оптимизмом. После всего, что произошло, он не только не изменил свои планы, но и меня заставил ехать с ним. Я, конечно, понимаю, что билет пропадает, но я одного не могу понять: как после расставания с любимой девушкой может быть настроение ехать кататься на борде. Меня ужасно мучит любопытство, что там у Стаса произошло с Лерой, но у меня все равно не хватит духу у него об этом спросить, так что как ни крути мне придется ехать вместо нее с ним на горнолыжный курорт в Подмосковье. Хотя это место вряд ли можно назвать курортом, но это, наверное, самое лучшее из того, что есть в округе. До Швейцарии мы еще не доросли. Но мне особо разницы нет, что тут целыми днями сидеть дома за книжкой, боясь высунуться на улицу, когда столбик термометра близится к отметке минус 25, что за границей сидеть в номере, выходя только перекусить. Брат не разделяет мой образ жизни, но, увы, ничего с этим поделать не может, вернее, у него просто руки до меня не доходят. А сейчас, кажется, дошли.
Утро сегодня выдалось не самое теплое и не самое солнечное. Но, похоже, Стасу нет дела ни до чего, кроме его борда. Поэтому он поднял меня в восемь утра в выходной, чтобы скорее поехать кататься. Благо, что вещи были собраны еще вчера, и долго возиться не пришлось. Я быстро разогрела замороженные овощи и поджарила омлет, пока брат носил сумки в машину. Во всей этой ситуации, меня радовало только одно: целых две недели я не увижу родителей, которые каждое утро задавали мне один и тот же вопрос: «Почему ты никогда никуда ни с кем не ходишь?» Я, конечно, очень люблю родителей, но их излишняя опека и повышенный интерес к моей личной жизни немного меня напрягают. Ну и что, что у меня никого не было! Может, я не хочу! Может, вокруг меня одни идиоты, которые только и думают, как бы затащить девушку в кровать! Так, что папа должен быть рад, что я не хожу, где попало и с кем попало, а готовлюсь к поступлению!
Пока Стас жадно поедал омлет, я, приложив горячую чашку с чаем к щеке, прикидывала, сколько еще денег мне надо заработать, чтобы купить профессиональный фотоаппарат. Я не то, чтобы хорошо фотографировала, но очень любила это делать и все время носила в детстве с собой мыльницу, щелкая прохожих.
-Стас, может, ты не будешь так чавкать?
-Ну я не виноват, что очень вкусно, - оправдывался Стас, закладывая за щеку очередной кусок.
-Если бы в ресторане все, кому нравилось блюдо, чавкали, то гул бы, вероятно, приглушил рев Ниагарского водопада, - саркастически продолжала я.
-Не смешно, вообще-то.
-Ладно, давай скорее доедай и поедем.
Внизу нас уже ждал Александр Дмитриевич в своем всегда выглаженном костюме на бордовом «ниссане», готовый в свой выходной отвезти нас через всю Москву на какой-то там горнолыжный курорт. Сидя в машине на заднем сиденье я рисовала солнце на запотевшем стекле, пока Стас объяснял водителю, как ехать. За окном сменяли друг друга серые дома и улицы, пока, наконец, мы не выехали за город, где на смену высоким офисам пришли маленькие редкие коттеджи, видневшиеся где-то вдалеке и седые деревья в своем старческом белом одеянии. Я, конечно, не романтик, но иногда во мне что-то такое просыпается, что я чуть ли не в рифму начинаю говорить. Тем временем наше авто подъехало к главному корпусу отеля и припарковалось между серебристым «хамером» и белоснежным «пежо». Александр Дмитриевич так хорошо водил машину, что даже самый длинный путь всегда мне казался короче, если он еще и к тому же включал какую-нибудь тихую медленную.
Мы вошли в просторный холл отеля. Стас пошел регистрироваться и получать ключи. А я опустилась в широкое кресло и стала рассматривать брошюры, лежавшие на столике возле меня. Согласно буклету, это место что-то вроде рая на земле, прочитав это, брат, бросив все, помчался бы скорее на склон, но это меня не слишком забавляло, поэтому я откинула в сторону брошюру и принялась рассматривать толпившихся возле ресепшена людей. Я никогда не видела столько красивых людей, не считая, конечно, журналов: двое высоких юношей в горнолыжной одежде, девушка лет двадцати трех с платиновыми волосами в обтягивающей ее статную фигуру одежде, невысокий юноша в сноубордических широких штанах и куртке с пылающими щеками и легкой щетиной и трое девушек, стоявших почти неподвижно, словно греческие статуи в белом одеянии. На фоне этих людей я казалась серой мышкой. Я не считала себя уродиной, но и до красавицы мне было далеко. Мой небольшой рост не позволял мне пойти в модели, хотя это было меньшее из зол, да и к тому же меня нельзя было назвать худышкой, у меня были такие пухлые щеки, что казалось, будто они набиты ватой, в детстве меня всегда теребили за щеки. Мои вечно растрепанные, слегка вьющиеся волосы всегда торчали в разные стороны, и ни один шампунь был не в состоянии усмирить мою непослушную шевелюру. Я сразу почувствовала, что как-то не вписываюсь в компанию этих богов в человеческом обличии, и от этого мне еще больше захотелось запереться в номере и носа на улицу не показывать. Кстати говоря, мой брат ничем не отличался от тех других, что стояли возле стойки. Он был высок и силен. Рельефное тело выступало сквозь оливковую рубашку. А лицо всегда излучало такое обаяние, что пока ни одна девушка не смогла устоять перед ним. Он всегда улыбался во все свои 32 белоснежных зуба. Но большего всего в нем мне нравились его огненно-рыжие вьющиеся волосы, небрежно свисающие на плечи. Я любила наблюдать за ним, когда он что-нибудь делал. Сейчас, например, он заполнял какой-то бланк, и я следила за движением его рук. Он писал медленно, аккуратно, будто рисуя, водил по листку ручкой, изредка останавливаясь и прикусывая нижнюю губу. Вот он закончил, ему протянули ключ и он, подозвав меня рукой, взял наши вещи и пошел к лифту.
Я вообще люблю ненадолго менять обстановку, а потому скорее хотела увидеть номер, поваляться на кровати и принять душ. Мы долго шли по коридору, пока, наконец, не дошли до двери номер 1375. Стас ловким движением открыл замок и распахнул дверь. Я вошла внутрь, и каково было мое удивление, когда я увидела вместо двух одноместных кроватей - одну двухместную. А Стас совсем не удивился, он только щелкнул себя по лбу и куда-то ушел.
Стас уже был взрослым, в декабре ему исполнилось 19, да и с Лерой он уже давно встречался, и они часто ночевали друг и друга, но у меня не укладывалось в голове, что они должны были спать на этой кровати, а, быть может, и заниматься любовью. Мне стало как-то не по себе, и я, немного поморщившись, стала раскладывать вещи.
-Куда ты уходил?
-Ходил вниз, пытался поменять номер.
-И что? Только не говори мне, что у них нет номеров.
-Именно так. Но мне сказали, что через пару дней освободится еще один такой же номер и я смогу туда переехать. А пока... – виновато произнес он.
-А пока нам придется спать так? - нервно закончила фразу я.
-Увы, но да. И не злись. Я от такой идеи тоже не в восторге. – виновато произнес он.
-Стас, ну почему нельзя было об этом раньше подумать?
-Я забыл.
-Забыл он, - подхватила я, - и что ты теперь предлагаешь нам делать? Я не буду спать с тобой в одной кровати.
-Я так и знал, что ты это скажешь,- добродушно ответил брат, целуя меня в макушку, - поэтому сейчас нам принесут раскладушку, и я буду спать на ней.
-То-то же, - смягчив тон, заключила я.
По правде говоря, меня не очень-то огорчало, что у нас была одна постель на двоих, меня больше беспокоило, что мы спим в одной комнате и брат мог услышать, о чем я разговариваю во сне. А мне иногда такие сны снятся, что неизвестно что я могу взболтнуть.


II
Незнакомец
Следующие пару дней мы с братом почти не виделись: с самого утра он уходил кататься на склон, пока было мало народу, и возвращался в двенадцатом часу, и сразу засыпал, обессилев. Честно говоря, я не понимаю, как в такую погоду можно выходить на улицу, не говоря уже о том, чтобы проводить по десять-тринадцать часов на морозе. Стас несколько раз пытался вытащить меня на улицу, но дальше ближайшего кафе я не ушла.
Я сидела в кафе и сквозь замерзшее стекло смотрела на большой каток, на котором катались влюбленные пары. По радио объявили песню, посвящающуюся всем влюбленным. Заиграла медленная музыка из какого-то старого кино. Мое внимание привлекла молодая пара: широкоплечий юноша лет на пять старше своей спутницы и миниатюрная девушка в красной шапке с помпоном весело кружились по площадке, держась за руки, а потом парень притянул девушку к себе и поцеловал нежно-нежно. От этого зрелища у меня побежали мурашки по спине, и я поторопилась скорее отвернуться, чтобы не видеть этого безобразия! На самом деле мне страшно хотелось, чтобы кто-нибудь такой же сильный взял меня за руку, притянул к себе и поцеловал так страстно и вместе с тем нежно, чтобы я на миг забылась. Но пока, кажется, ни у кого не возникает такого желания, и я обречена умереть со скуки на этот проклятом курорте.
Сгущались сумерки. Каток пустел. Над склонами зажгли огромные фонари. Громкую, немного резкую музыку сменили на более спокойную и мелодичную. Я заказала себе очередную чашку чая и принялась читать порванную вдоль переплета книгу, которую мне посоветовал брат. Вообще-то она была не очень интересной, но, по крайней мере, интересней моего бездумного времяпрепровождения. Кажется, было около одиннадцати, когда официант вежливо намекнул мне, что кафе закрывается, и предложил пойти в клуб, находящийся на этаж ниже. Я заплатила по счету и, замотавшись в колючий шарф, подаренный бабушкой на мой тринадцатый день рождения, вышла на улицу и пошла к главному корпусу отеля. Должна сказать, что было очень темно, и я на миг представила себя в каком-нибудь триллере, где девушка поздно возвращается домой и натыкается на маньяка-убийцу. По правде говоря, мне было бояться нечего, потому что мне нечего было терять: мобильного телефона у меня с собой не было, да и из денег у меня осталась только пара десяток, завалявшихся где-то в заднем кармане джинсов и, вероятно, постиранных уже не один раз. «Да и какие тут могут быть маньяки!» - успокаивала я себя. Как вдруг позади послышались чьи-то шаги. Я обернулась и увидела, что из-за угла вынырнула темная фигура и стала двигаться в мою сторону, увеличивая  скорость. Ну и перепугалась я тогда! Да как припущу! Признаться, я никогда так быстро не бегала! Тем более от маньяков! Я продолжала бежать, не замечая, куда бегу, я слышала истошный, хриплый голос догонявшего меня человека. «Девушка! Девушка! Стойте!» В какой-то момент я поняла, что убежать не смогу, а до главного корпуса еще далеко. Тогда я попробовала успокоиться и вспомнить, чему нас учил отставной офицер-старичок на ОБЖ. Но, к сожалению, в голове мелькали только сцены из фильмов-ужасов. Я понемногу стала снижать скорость, пока не перешла на шаг. Сердце бешено колотилось, но я постаралась сделать лицо как можно более спокойным. Когда незнакомец подошел ко мне, я искривила лицо в гримасе и сглотнула накопившуюся во рту слюну. Мужчина смотрел на меня, жаль, что из-за капюшона я не могла видеть его лица, чтобы опознать на допросе, если, конечно, останусь еще жива. С минуту мы стояли молча. Вдруг мужчина засмеялся. Я немного опешила. Я не ожидала такой реакции от маньяка-убийцы.
-Девушка,- начал мужчина. Я задержала дыхание, сжав руки в кулаки. – Девушка, извините, что я вас напугал. Я не хотел.
«Не хотел он. Как же», - промелькнуло у меня в голове.
-Не хотите сигаретку?
Вообще-то я никогда не курила и не собираюсь, но тут рука сама потянулась за сигаретой. Мужчина дал мне прикурить. Я сделала пару затяжек и закашлялась. Ну и дрянь же эти сигареты, как это вообще можно брать в рот!
-Еще раз извините, что я вас напугал. Я не хотел. Я видел вас в кафе и еще тогда хотел подойти, но не решился. Надеюсь, я не слишком вас напугал?
-Я совсем не испугалась, - с трудом выдавила из себя я, будто читая по слогам.
-А почему вы тогда побежали? – наивно полагая, что я не испугалась, продолжал незнакомец.
-Да так. Знаете ли, говорят, вечерняя пробежка очень полезна. Вот я и решила немного побегать перед сном, - как можно более спокойно говорила я и даже пыталась иронизировать.
-Тогда понятно. Меня Максим зовут. Я вообще-то познакомиться хотел.
«Да уж, отличный способ знакомиться – преследовать девушку, пока она не лишится рассудка, а потом совершенно спокойно спрашивать, почему она убегала», - пронеслось у меня в голове между первым и последним словом моего нового знакомого.
-Что ж, меня зовут Ксюша. Не могу сказать, что очень приятно познакомиться.
Максим опустил голову, снял капюшон и закурил. Сквозь тучи на небе пробиралась луна и тонкая полоска света упала на его лицо. У него было очень худое, болезненно бледное лицо и черные влажные глаза. На вид он был не старше Стаса, но судя по голосу, я готова была поспорить, ему все тридцать. Мы шли по заснеженной дороге к главному корпусу. В воздухе висела ледяная тишина, и от этого мне становилось как-то неловко. Максим смотрел в пол и, кажется, что-то подсчитывал в голове. Я не знала, что сказать, да и как-то не очень и хотелось. Наконец, мы подошли к дверям отеля. Максим продолжал судорожно что-то рассчитывать, будто не замечая меня. Я попыталась уйти незамеченной, но вдруг он поднял на меня глаза и заговорил:
-Понимаете, вы мне очень понравились. Но я завтра уезжаю и поэтому хочу попросить ваш номер телефона.
Я медлила. Такое со мной было впервые: раньше никто не просил у меня номер телефон. Я нервно теребила в кармане старый проездной билет, решая давать ли ему мой номер или все-таки соврать.
-Вообще я не знаю своего номера наизусть, а мобильного у меня нет с собой, - протараторила я.
Внезапно меня пробила дрожь. До сегодняшнего дня мне не приходилось врать. Я старалась говорить немного небрежно, чтобы казалось правдоподобнее, но, кажется, у меня все было написано на лице.
-Тогда запишите мой, - незамедлительно ответил Максим, будто уже заранее знал, что я скажу.
-Хорошо, - ответила я, доставая из кармана скомканный билетик, который еще минуту назад сжимала в руке, - у тебя есть ручка?
Максим покопался в сумке и с самого дна достал обкусанный голубой карандаш. Выхватив из рук клочок бумаги, своим неразборчивым почерком написал несколько цифр и снизу подписался «Максим Кочетков». Все это время я смотрела на его большие, посиневшие от холода руки с вздутыми венами. Подул сильный ветер и на глазах невольно навернулись слезы. Я стала часто моргать и глубоко дышать, считая про себя секунды. Максим протянул мне листок с номером и снова закурил. Я прошла через стеклянные двери и обернулась на своего незнакомца. Он стоял неподвижно, повернувшись ко мне спиной, лишь изредка поднося сигарету к губам. Вдруг у него начался приступ кашля: из его горла вырвался истошный, хриплый рев, нарушивший полуночную тишину. Мне так стало жалко его, что захотелось вернуться к нему, взять за руку и забрать себе боль, разрывающую его горло. Но я сохранила самообладание, прошла в холл отеля и бросила в мусорку листок с его номером. Мне было настолько больно и стыдно за себя, за свою ложь, что я была готова расплакаться. «Ты правильно поступила! Ты правильно поступила! - твердила я себе, пока шла по коридору, - Вот дура, готова расплакаться из-за каждого пустяка! Да он мне даже не понравился! Нельзя делать одолжения из жалости…нельзя!»


III
Незваный гость
Когда я подошла к двери номер 1375, то уже почти успокоилась: румянец стал понемногу сходить с щек, замерзшие руки согрелись и сердце, наконец, забилось ровнее. Я вставила ключ в замок, не без труда повернула его и распахнула дверь. То, что я в это мгновение увидела, заставило меня забыть все, что произошло со мной несколько минут назад. Ключи выпали из рук и почти беззвучно упали на мягкий ковер. Я смотрела на озабоченное лицо Стаса, открывавшего пачку презервативов! Он был прекрасен и смешен. Он посмотрел на меня и вздрогнул. О боже, какое у него красивое тело, чертовски красивое тело! Господи, ну и дура же я: он мой брат, а я позволяю себе так пялится на него! Черт возьми! Я не могла отвести глаз от сильного прекрасного тела брата. Мне нравилось смотреть на него, но я с трудом сдерживала ехидный смешок, прикрывая рот рукой. А он, смущенный и возбужденный, пытался отыскать свои штаны. Черт возьми! Глупая ситуация вышла.. Из ванной вышла такая же, как и Стас, обнаженная полуженщина, полубогиня с пышной грудью и чувственными алыми губами. В какую-то минуту я прочла на ее белоснежном лице недоумение, но потом снова ее лицо приняло прежнее равнодушно-гордое выражение. Девушка подошла к кровати и демонстративно наклонилась над Стасом, поцеловав его в смущенное лицо. Я не чувствовала себя неловко. Мне было интересно, рассматривать двух богов в момент своего позора. Комичная ситуация дошла до абсурда, когда Стас слегка приоткрыл рот и, как бы оправдываюсь, прошептал в пустоту: «Это не то, о чем ты подумала». И я, и его гостья непонимающе уставились на него. Кажется, брат и сам не понял к кому конкретно обращался. "Что он этим хотел сказать?" - промелькнуло у меня в голове. Похоже, Стас ожидал более бурной реакции, но в ответ получил только молчание. Где-то под кроватью нащупав штаны, он поспешно их натянул и вышел вон. Его подружка, не меняя выражения лица, надменно окинула меня взглядом и, кажется, подумала: "Да она мне в подметки не годится!" Я невольно улыбнулась и, не раздеваясь, прошла в ванную.
Сидя, на краю ванной я теребила кончики шарфа и прокручивала в голове недавние события. Перед глазами мелькало бледное лицо Максима, алые губы гостьи и мужественное сильное тело брата. Иногда, когда брат обнажал торс и ходил по квартире в одних шортах, я тайком любовалась его рельефным телом. Мне стало противно оттого, какие у меня возникли мысли, но тем не мене лукавая улыбка сияла на моем лице. Немного придя в себя, я почувствовала, что на лбу и шее выступили капли пота, от этого волосы прилипли к коже, и стало как-то душно. Я стала тереть глаза руками, осознавая, что они покраснели и страшно устали для того, чтобы еще что-то здраво воспринимать. Краем уха я услышала, как хлопнула дверь. Это ушла гостья брата. Я вернулась в комнату, скинула с себя всю одежду и легла на кровать. Последнее, что я помню это то, что мой взгляд упал на, валявшуюся на полу, так и неоткрытую пачку презервативов. Потом я, обессиленная от переизбытка эмоций, провалилась в забытье.


IV
Болезнь
Я спала, и снилось мне что-то большое и серое, потом снился первый снег. Я шла по заснеженной аллее и ловила ртом снежинки. Снег тихо скрипел под ногами. Было темно, но это была не ночь, а скорее огромная черная комната. Воздух был горяч и свеж. Меня бросало то в жар, то в холод. Вдруг вдалеке я увидела огонек, он слепил мне глаза, которые и без того слезились. Огонек стал расти, пока я не разглядела силуэт юноши. Сначала мне показалось, что это был мой брат. Да-да, это именно он! Те же изгибы тела, та же походка! Я побежала навстречу брату и кинулась в его объятия. Это были не дружеские объятия и даже не братские, это были объятия двух любовников. Стас дыханием стряхнул снежинки с моих ресниц и руками закрыл мне глаза. Я встала на носки и поцеловала его. На миг я почувствовала себя на небесах, а потом жгучая боль охватила мои трепещущие губы и разлилась по всему телу. Я, конечно, спала и, наверное, была не в себе. Но где-то внутри я понимала, что это совершенное сумасшествие целоваться с братом. Но, тем не менее, я его целовала и не могла остановиться, будто не владела телом. Я хотела оторваться от него и врезать ему за такое поведение, но с каждой моей попыткой еще больше вжималась в него. Наконец я отпрянула от брата, с ужасом взглянув ему в лицо. Но это был не Стас. Вместо брата передо мной стоял мой недавний знакомый. Вернее тело было брата, а лицо - Максима. На его лице изобразилась усмешка и, схватив меня за руку, юноша притянул к себе, чтобы вновь поцеловать. Я вырвалась из объятий и побежала прочь. Я бежала сквозь темноту и, казалось, давно уже должна была быть далеко. Но обернувшись, я увидела совсем рядом Стаса, вернее Максима, вернее это был человек без лица. Он стоял, скрестив руки на груди, и громко смеялся. Я набрала побольше воздуху, чтобы закричать, но из груди вырвался только истошный хрип. Человек без лица схватил меня за руку и притянул к себе. Его ледяные губы коснулись лба и я проснулась.
Перед собой я увидела озабоченное и напуганное лицо брата. Он коснулся своими ледяными губами моего лба и, приходя в себя, я поняла, что у меня жар. Черт возьми, как больно было шевелиться. Каждое движение и каждый звук отдавался ноющей болью в голове, а потом и во всем теле. Я, не закрывая глаз, смотрела на брата, боясь, что если закрою их, то открыв, увижу бледное лицо Максима или человека без лица. Мне было страшно. Я заплакала. Совсем тихо, свернулась в калачик и заплакала. Стас протянул мне какие-то лекарства и стакан с водой, должно быть, жаропонижающее. Я с трудом проглотила эту большую белую таблетку и почувствовала, как она прошла через горло, поцарапав его стенки. Стас лег рядом со мной и запел колыбельную, которую в детстве нам пела мама. Я почувствовала слабость и приятную прохладу. Мои глаза закрылись. Я заснула. Брат не переехал в освободившуюся комнату, опасаясь за мое здоровье. Но это было совсем ни к чему! Врач, которого утром вызвал брат (хм, кстати, откуда здесь врач, разве что хирург-травматолог), ясно же сказал, что у меня всего-навсего простуда, так что уже через пару дней я смогу смело идти гулять и кататься (но это мне не грозило, ибо я не умела кататься и учиться тоже не собиралась).
Болезнь для меня прошла мучительнее обычного, хотя бы потому что я должна была пить какое-то кислое лекарство, которое походило по вкусу на испорченное молоко. Я, правда, никогда не пила испорченное молоко, я вообще молоко не пила, но почему-то мне казалось, что у испорченного молока именно такой вкус. Но зато у меня было много времени, чтобы поразмышлять о всяких философских вопросах. Глупо, конечно, лежа, укутанной в толстые колючие шарфы, говорить о вечном, но ничего другого делать я не могла. Я думала о семье и, знаешь, что решила? Я решила, что уже хочу иметь семью: мужа, детей. Сначала я хочу родить мальчика, а потом двойняшек: мальчика и девочку. Я решила, что старшего сына бы назвала Святославом, дочку – Анной, а второго сына – Игорем. Странно, я думаю о материнстве. Я еще не целовалась, а уже думаю о детях! Вот идиотка! А еще я хочу собаку, большую такую собаку, золотистого ретривера. У меня раньше была собака, но ее сбила машина. После этого родители запретили мне заводить домашних животных. Не знаю, почему. Просто запретили. А еще у меня была канарейка. Канарейка – это, конечно, не соловей. Но она так по утрам щебетала. Я просыпаюсь, потягиваюсь, а моя птичка уже песенки поет. А потом мы ее отдали друзьям, когда переезжали в новую квартиру.
Я вообще раньше жила в Питере. До десяти лет. Я все время болела. Гриппом. Простудой. Другими вирусными инфекциями. И тогда родители решили переехать в менее суровый климат. Хотя, конечно, Москва не сильно отличается от Питера, но всё-таки там легче, и болею я реже. Я была рада переезду: новый город, новая квартира, новая школа – разве не прекрасно? Хоть насчет школы я вру. Мне так не хотелось уходить из своей школы, у меня там было столько друзей, столько воспоминаний я оставила в прошлом. Да и новая школа оказалась на порядок хуже. Какая-то огромная и пустая. Несмотря на то что в моей новой школе училось много детей, мне всегда было одиноко бродить по серым коридорам. Класс меня попался хороший, девчонки и ребята все очень добрые и веселые, но все равно не те, что были в старой школе. В общем, так или иначе, я смирилась с новой жизнью. А вот брат долго протестовал. Он даже убежал из дома и ночевал в каком-то подъезде. Помню, как тогда родители перепугались. Мама сидела на кухне и плакала, а папа поехал его искать. А когда утром брат вернулся домой, я напоила его горячим шоколадом и уложила спать. Он тогда пришел домой промокший и замерзший. А на следующий день слег с температурой 39. Родители совсем на него не ругались, они все поняли. У брата была девушка в Питере. Конечно, какая там любовь в 13 лет, но все равно любовь, детская, наивная, искренняя. Хотела бы я тоже влюбиться в кого-нибудь, без оглядки, забыться, идти по улице, улыбаться прохожим и думать: «Я счастлива. Я люблю и любима!»
Лежа в кровати, я читала дурацкие журналы, которые мне принес Стас. Он чересчур обо мне заботился, даже вставать запрещал, еду приносил мне в номер. Я чувствовала себя безнадежным больным-инвалидом. Самое главное, что брат даже драгоценными часами катания пожертвовал. А толку-то! Я чувствовала себя отлично. Но больше всего меня бесило то, что он не разговаривал со мной! Вообще! Это из-за того случая с гостьей. Ну, я что, виновата что ли, что не вовремя вернулась? Мог бы меня предупредить, что у нас будут гости, и я бы где-нибудь погуляла, пока он развлекал свою Машу, Иру, Вику или как там ее зовут.
Пробило пять, когда брат ворвался в комнату весь в снегу, и, оставив большие влажные следы на ковре, подбежал к кровати и наклонился надо мной.
-Пора вставать! Хватит валяться! – весело шептал брат.
-… - непонимающе я смотрела на его красные щеки и влажные кудри, упавшие на лицо.
-Я говорю - вставай! Хватит уже валяться. Надо идти гулять. Ты только посмотри, какая погода на улице!!!
Ну, точно! Отличная погода, если учесть, что Стас старательно зашторил окна, так что кроме света лампы, ничего не освещает комнату.
-Вставай, я тебе говорю. Я тебе кое-что хочу показать.
-И что же?
-Пойдем гулять – узнаешь.
-Но я же болею, - как бы оправдывалась я.
-Немного свежего воздуха пойдет тебе на пользу! Так что быстренько вставай и одевайся. Ты вон посмотри, какая зеленая! – Стас потянулся ко мне и стал теребить меня за щеки, пока я отчаянно сопротивлялась.
Отлично! Зеленая я! А ты тогда…ты тогда вообще коричневый! И вообще что это ты ко мне пристал! Отстань, говорю, отстань!
-Ну, ладно-ладно. Только перестань меня мучить, - с этими словами я нехотя встала с належанного места и пошла одеваться.
Я шла за братом и смотрела под ноги. День сегодня был, действительно, отличный. Зимнее солнце ласково грело заснеженные склоны и старательно подрумянивало щеки отдыхающим. После синих стен номера мне стало как-то легче и светлее, когда я вышла на улицу, залитую светом. Снег был повсюду и от этого слезились глаза. Стас шел впереди и что-то болтал, но я его не слушала. Я смотрела под ноги. А потом догнала его, и он стал мне рассказывать, как катался все эти дни. Судя по его рассказам, это не так уж и сложно, но все равно ужасно страшно, особенно падать. Он с таким воодушевлением говорил, что даже не смотрел себе под ноги, и то и дело спотыкался, и от этого казался таким неуклюжим. Я смотрела на Стаса, вспоминала сон, но уже без страха, и укоряла себя за то, что могла такое подумать: целоваться с собственным братом – это просто немыслимо. Наверное, у меня мозги набекрень съехали из-за болезни, раз мне приснился такой кошмар! Какое счастье, что брату неизвестно, что я тогда видела во сне. Наконец, мы подошли к небольшому белому зданию с черепичной крышей, вокруг которого толпились люди с лыжами и сноубордами, курили, о чем-то громко спорили и смеялись. Стас сделал знак, и я повернулась в ту сторону, куда показывал брат. О боже…


V
Сюрприз
Передо мной стоял высокий парень в сноубордическом одеянии. Лица я его не смогла разглядеть, потому что оно было закрыто маской. На груди красовалась надпись «Инструктор». Вот черт! Стас посмотрел на меня и рассмеялся, лицо его горело от счастья, что ему пришла в голову такая отличная идея.
-Знакомься, это Гриша. Твой инструктор. Гриша, это моя сестра, Ксюша.
О боже, это не самая лучшая идея, далеко не самая лучшая идея, более того, она просто ужасна! Ненавижу брата за это! Вот честное слово, убила бы! Интересно, сколько дают за убийство?
-Стас, скажи мне, что это просто шутка, - нервно шептала я, схватив брата за рукав.
-Нет, не шутка. Я подумал, что ты просто обязана научиться кататься на сноуборде, пока есть возможность.
-Я не пойду. Ты меня не заставишь, - продолжала я, бросая грозные взгляды то на брата, то на инструктора.
-Пойдешь, куда ж ты денешься. Я уже оплатил, - по-идиотски улыбаясь, настаивал на своем брат, - ну что, иди выбирай себе сноуборд, Гриша тебе поможет. А я пойду на другой склон кататься.
Стас сговорщически подмигнул инструктору и ушел. А я, глупо улыбаясь, сверлила глазами снег. Юноша снял маску. Я подняла глаза и столкнулась с его напряженным добрым взглядом.
-Ну, что. Так и будем тут стоять или пойдем подбирать тебе снаряжение? – весело проговорил он.
-На-а-аверное, пойдем, - робко ответила я и шагнула за ним в подъезд белого здания.
Пока он старательно застегивал на моих ногах эти огромные, тяжелые, слегка потрепанные ботинки, я рассматривала его длинные черные ресницы. «Я тоже хочу такие!» - невольно промелькнуло у меня в голове. В воздухе висело неловкое молчание, я хотела было заговорить, но не решалась. Потом мы выбрали мне сноуборд. Никогда не думала, что сноуборд такой тяжелый. Мне с трудом удалось его нести, хоть я и не считала себя слабачкой. А еще я была очень неповоротлива во всей теплой одежде, которую меня заставил надеть брат. Я чувствовала себя колобком перед Гришей. Он как будто налегке шел к склону, а я тащилась позади, то и дело спотыкаясь. Он все время лукаво улыбался и помогал мне подняться и обрести равновесие.
А потом он стал учить меня кататься. Это оказалось не так уж сложно, даже интересно. Гриша спрашивал у меня всякие дурацкие вопросы, я сначала нехотя отвечала, но потом мы разговорились и уже через полчаса были как два старых приятеля. Он рассказывал мне всякие разные истории, которые с ним приключались, рассказывал о себе, о своих родителях. В разговоре я и не заметила, как потихоньку научилась робко съезжать с горки на сноуборде. И мне было совсем не страшно, потому что Гриша шел передо мной и держал за руки. И мне было так легко с ним. В какой-то момент мне показалось, что я начала в него потихоньку влюбляться. Но как только эта мысль посетила мою голову, я с грохотом шлепнулась на попу. На миг повисло неловкое молчание, а потом в морозном воздухе раздался звонки смех. Когда я съезжала, Гриша поддерживал меня и просил, чтобы я смотрела на него. А я так боялась, что случайно наеду ему на ноги и раздавлю его, что все время смотрела вниз, а когда поднимала глаза, то непременно падала или просто теряла равновесие. А потом случилось самое страшное. Гриша сказал, что мне уже пора с детского учебного склона идти на более крутой. Скатиться-то, я скатилась. Даже очень удачно, если не считать, что в самом конце не смогла затормозить и врезалась в толстого дядьку. А вот подняться я не смогла. Я смотрела на эту огромную конструкцию, которая поднимала людей наверх, но никак не могла понять, как это получается. Гриша сказал, что это очень просто: встаешь боком, засовываешь между ног палку и едешь. Подумаешь! Делов-то! Ну, я так и сделала. Результат был печальным. Я проехала метров 5, а когда гора пошла резко вверх, то шлепнулась на бок и больно ударилась головой. Те, кто стоял внизу громко рассмеялись. А Гриша подбежал ко мне и помог подняться. В общем, раз пять я попробовала уехать на подъемнике, но все было тщетно. Я только еще больше разозлилась. А потом на все начхала и пошла пешком наверх вместе с Гришей. Он снова снял маску, теперь уже без смущения я смотрела ему в лицо, улыбалась и смеялась над его шутками. Он был очень красив. Румянец заливал его щеки, и от этого он казался еще прекраснее. У него были потрясающие золотистые влажные глаза. Мне так и хотелось в них провалиться. Пока мы шли наверх, а это было о-го-го как тяжело, я не отрывала глаз от его лица. Мы все так же болтали, шутили. Он рассказывал, как первый раз встал на сноуборд и как первый раз с него упал. А потом мы вернулись к тому белому зданию, где я его впервые увидела.
-Ну, что ж, время подошло к концу. Было приятно с тобой пообщаться, - как-то дежурно произнес Гриша.
-Да. Мне очень понравилось. Спасибо, что научил кататься.
-Тебе спасибо. Ладно, я пошел. Смотри больше не падай!
-Больше не буду, - стараясь скрыть грусть, ответила я.
Гриша скрылся в подъезде. А я осталась стоять на улице, вся мокрая и в снегу. Мне стало вдруг грустно и одиноко. Вокруг толпились люди, курили, о чем-то громко спорили и смеялись…


VI
Брат
Весь вечер бродила я по склонам в тайной надежде увидеть знакомую зеленую куртку. Но нет. Его не было. Наверное, он сидел в инструкторской, пил горячий чай с малиновым вареньем и рассказывал своим коллегам, какая ему попалась глупая неуклюжая ученица.
Нет-нет! Такого не может быть. Я не верю в то, что все, что он мне говорил, было лишь частью его обязанностей. Ведь он был так искренен. Или это просто я, дура, уши развесила. А он и рад девушке мозги пудрить. Знаю я вас, инструкторов - любителей курортных романов. «Я его чарам не поддалась» - уверяла я себя, отмеряя шаги, пока шла в сторону главного корпуса.
На улице уже стемнело и стали понемногу зажигать огни. Вдоль дороги вереницей шли возвращающиеся со склонов лыжники и сноубордисты. У меня в голове мелькало прекрасное лицо Гриши, но я старалась приглушить это мыслями о школе и о всяких насущных проблемах. Мне совсем не хотелось возвращаться в эту холодную, пустую комнату, бездумно валяться на кровати, читать или спать. Ждать брата. А потом ужинать, говорить с мамой по телефону - одним словом, делать то, что я делала здесь каждый божий день.
Я стояла возле входа в главный корпус, где некогда Максим мне оставил свой номер и, вперив свой взгляд в пол, рисовала кончиком ботинка круги, а потом перечеркивала их и рисовала заново.
Еще немного помотавшись по отелю, посидев внизу возле ресепшена, я все-таки вернулась в номер, завалилась на аккуратно застеленную постель и долго лежала, закрыв глаза, пока голова не отказалась думать и я не провалилась в забытье.
Наверное, я просто инфантильная дурочка, которая готова влюбиться в человека, которого знает не более двух часов. А может еще хуже. Может я, и правда, в него влюбилась! И от этого мне становится еще более противно. Потому что каждый раз когда я влюбляюсь, у меня начинается обострение, подобное обострению гастрита где-то в середине осени. В это время мой характер становится прескверным и у меня появляется навязчивая идея порвать со всем, что было раньше. Я начинаю испытывать ненависть с легким налетом скуки к людям, которые пытаюсь нарушить мое личное пространство, и к тем, кто пытается посягнуть на объект моего обожания. А впрочем, это заканчивается довольно быстро. От трех недель до трех месяцев. А иногда проходит на следующий день, если я вдруг утром встречаю Его и внезапно обнаруживаю, что все не то, что все не так. И рубашка вчерашняя. И нос слишком большой. И движения слишком небрежны. И запах одеколона слишком резок. Я влюблялась часто, но я никогда не говорила «я тебя люблю». Даже мысленно. По большому счету все те романы, о которых я хотела написать, были не более чем выдумкой, игрой воображения. Брат всегда говорил, что я слишком много фантазирую. Наверное, только он мог догадаться о моих мыслях.
Сквозь сон я услышала какой-то странный шум, всхлипывания и вздохи. Пробираясь через пелену сновидений, я с большим трудом разлепила глаза и, сделав небольшое усилие, приподняла голову. Облокотившись на кресло, сидел, вернее даже лежал Стас. У него в руках была откупоренная бутылка с вином, которое источало приторный запах, заполнявший комнату. Я вздрогнула и подалась немного вперед, но в ужасе отшатнулась назад. Мои глаза немного привыкли к темноте, и я разглядела гримасу печали на лице брата. Я увидела, как на его глазах навернулась слеза. Но он не дал ей скатиться по щеке, оставив влажный след, а быстро стер ее тыльной стороной ладони и глубоко вздохнул. Он был пьян, чертовски пьян. Я почувствовала, как мое сердце сжалось от боли, когда брат, запрокинув голову, стал вливать в себя бордово-красную жидкость. Иногда по пятницам, возвращаясь домой, я заставала его с другом в пивной, которая была на пути к нашему дому. Но я никогда и подумать не могла, что он мог выпить что-то большее, чем пиво. Наивная девчонка. Краем сознания я догадывалась, что он иногда напивался, когда куда-то внезапно пропадал на выходные вместе с друзьями. Уж точно то, что он делал тогда с ними, никак нельзя было назвать игрой в шахматы. Я всматривалась в его лицо, пытаясь прочесть это страшное послание, разгадать это знак: чуть приподнятые брови и тонка складка, залегшая на лбу. С опущенных уголков губ стекали капли вина, похожие на кровь. Это было страшно видеть и вместе с тем невообразимо больно. Красные пятна зияли на его бледно-голубой футболке и практически белоснежном ковре. Наверное, потом нам придется дорого заплатить за испорченный ковер, но, кажется, я сейчас была готова отдать миллион таких ковров за то, чтобы увидеть эту ласковую и любящую улыбку на его лице. Он был определенно пьян. Причем настолько, что  вряд ли мог внятно говорить и вряд ли понимал, кто он и где он находится. Я  боялась подойти к нему. Несмотря на свой бесконечный оптимизм и нечеловеческую доброту и открытость, все свои страдания он переживал внутри и ни у кого никогда не возникало сомнения, что с ним что-то не так. Только иногда мне казалось, что он как-то неестественно смеялся или слишком много говорил. А в остальном его можно было счесть за самого счастливого человека, за самого беспечного, за ребенка. С каждой секундой во мне крепла мысль о том, что я немедленно должна что-то сделать, хотя моя помощь обычно все еще больше усугубляло. Я колебалась. Мне хотелось просто оставить его одного. Как предатель? Уйти, бросить? Может быть. Но среди обвинителей я бы едва ли нашла Стаса. Он бы был благодарен, если бы не был столь пьян и безумен в эту минуту. Он, наверняка, не хотел бы, чтобы я видела его таким пьяным, разбитым и даже немного сумасшедшим. Стас, ты ужасно пьян. Как ты мог? Неисправимый болван, что теперь мне с тобой делать? Страх или даже скорее стыд сковывал мои движения, я боялась его побеспокоить. Хотя какое беспокойство? Его глаза наливались кровью и как бы говорили «если подойдешь, я тебя убью». Я вскочила с кровати и прильнула к нему. Он не двигался и, кажется, даже не дышал. Я отчетливо слышала, как бьется его сердце. Его лицо все так же изображало печаль, но теперь оно было будто каменное, неживое. Я тоже задержала дыхание и, зажмурившись, стала про себя шептать: «Хочу домой! Хочу домой!» Раздался оглушительный стук. Стас отбросил бутылку в сторону, и из нее хлынуло вино, еще больше заливая проклятый ковер. Он пнул мою ногу и резко произнес: «Что смотришь? Я тебе таким не нравлюсь?» А потом Стас обхватил меня руками, уткнувшись своим носом мне в плечо. Конечно, не нравишься! Да ты только посмотри, на кого ты похож. На бомжа, псих! Точный псих! Я чувствовала его сбивчивое дыхание на шее и на спутанных волосах. Тише. Я рядом. Но он, кажется, не слышал меня, он, кажется, ничего не видел и не чувствовал. Я чувствовала, как он больно сжимал меня в своих железных объятиях, но я боялась пошевелиться. Вдруг я услышала почти беззвучное движение губ. Мои волосы прилипли к его влажным губам, и краем зрения я видела, как он отчаянно кусает губы, оставляя красные кровяные ямки. Он заговорил, вернее зашептал. Несмотря на то что его губы были совсем рядом с моим ухом, я с трудом расслышала ту бессвязную речь, которая полилась из его рта. Единственное, что я смогла разобрать в его бреду, так это имя, имя Анна. Не было никаких сомнений, о ком он говорил. В его жизни было много Ань, Ась, Анечек, но Анна – была одна. Это была провинциальная девушка, не слишком высокая и не слишком низкая, не полная и не худая, не шумная и не тихая. Все в ней было в меру. Это, наверное, первое, что я в ней заметила, когда она вошла к нам со своими мокрыми от дождя волосами и невольно обрызгала меня. Я не знаю, как Стас с ней познакомился и долго ли они были вместе. Но я знаю, что он ее любил. Он говорил мне, что она – та единственная, что должна быть с ним всегда, и совсем было неважно, что это он говорил раньше другим. Отчего-то он чересчур бережно и нежно обнимал ее, держал за руку. В его голосе была слышна любовь, граничащая с восхищением. Когда Стас представил мне ее, я сразу поняла, что она не похожа ни на одну из тех, что часто приходили к нему. Я недолго общалась с Анной, но прониклась доверием к ней и полюбила ее как старшую сестру. Я всегда мечтала о старшем брате, который у меня был, но еще больше я мечтала о старшей сестре, которую мне заменила Анна. Стас называл ее Анной, так официально и величественно. Я полюбила это имя больше, чем свое, больше, чем имя брата. Я никогда не позволяла себе обращаться к ней не иначе как к Анне. Не к Ане, не к Асе. Для меня всегда оставалось загадкой, почему все зовут ее только полным именем. Однажды я стала невольным свидетелем разговора, в котором Стас поведал историю девушки, которую он так любил.
Анна родилась и выросла в небольшом городке Саратовской области, где, кажется, собак на улицах, было больше, чем людей. Она была единственным ребенком в семье и, кажется, единственным вменяемым человеком в этой семье. Отец у нее был чем-то вроде вора в законе. Правда частенько закон обводил его вокруг пальца, и он не раз оказывался за решеткой, но, к счастью, быстро возвращал себе свободу. Из-за постоянных столкновений со стражами порядка ее отец совсем поизносился, а потому из хорошей квартиры в центре города им пришлось переехать в богом забытую деревню. Куда еще хуже? Оказывается, есть куда. Кроме как воровать ее отец ничего не умел, так что на новом месте им было худо. Их соседи, да и вообще, все, кто жил в этой деревне, были задавлены бедностью. Но вряд ли это до конца осознавали. Мужской половине населения было достаточно бутылки водки, чтобы усмирить амбиции прошлых лет, а женщины были рады, что могли прокормить себя и своих детей, потому что у них был огород. Я не знаю, кем была мать Анны, и не знаю, какую роль она сыграла в ее жизни, но, кажется, она умерла довольно рано от заражения крови, когда ее укусила собака. Потом Анна выросла. То, что было между ее переездом в Москву и смертью матери, я теперь уже плохо помню. Помню только, что она совсем не плакала и не жаловалась на то, что отец ее частенько бил. Потом Анна приехала в Москву к тетке, которая появилась из неоткуда, а потом внезапно умерла, оставив девочке однокомнатную квартиру на окраине Москвы. Какое счастье! А потом в ее жизни появился Стас. Или наоборот. Она появилась в его жизни. Я не хочу вдаваться в подробности. Они были вместе. А потом он ее бросил. Поцеловал ее ладони и ушел. И забыл о ней на следующий день, занявшись любовью с молоденькой практиканткой, преподающей у них философию. А она умерла от передозировки снотворного. Бедняжка. Надеюсь, ей было нечего терять. Тогда, наверное, впервые его начала мучить совесть. Было его немного жаль, но для него это было лишь на пользу. Он почти не вспоминал о ней после, но теперь сидел рядом со мной, совершенно пьяный и потерянный, и вспоминал о ней. Вдруг он резко дернулся, оттолкнув меня так, что я больно ударилась головой об угол дивана. Он наклонился вперед и залил и без того грязный ковер содержимым своего желудка. Это было мерзко. Его рвало недавним ужином, а когда закончилась непереваренная еда, из его рта полилась горькая желчь. Мне было противно смотреть на все это и даже хотелось убежать, но в любом случае мне было гораздо легче, чем ему. Когда он смог нормально дышать и его перестало рвать, он отклонился назад и закрыл глаза. Ему было плохо. Ни секунды не раздумывая, я склонилась над ним и стала бить его по щекам, пытаясь привести в чувства. "Очнись, слышишь, очнись!" - практически кричала я. Его снова вырвало. Прямо на меня. Его блевотина залила мою розовую ночнушку и руки. Я была беспомощна и жалка и совсем не могла помочь ему, даже в такую трудную для него минуту. Он снова положил голову мне на плечо и закрыл глаза. Его прерывистое дыхание становилось более ровным. Стояла мертвая тишина, но какой-то странный гул разрывал мои барабанные перепонки. Комната наполнилась приторным запахом вина, смешанным с запахом рвоты и его одеколона. Что-то ударило в голову, она закружилась, и меня стало тошнить. Я сдерживала себя, пока Стас не заснул, пока его веки не сомкнулись под тяжестью сна. Я отпустила его, положив на мягкий, мокрый, вонючий ковер не в силах поднять его и вышла в ванную комнату. Я села на теплый пол возле раковины и тихо заплакала от ярости, страха и собственной беспомощности. Наступило небольшое облегчение только тогда, когда я осознала, что все позади. На сегодня хватит. Но я знала точно. Это еще не конец. И завтра предстоит долгий день.


VII
Обличение
Ненавижу плакать. Я никогда не плачу. Ну или почти никогда. А эти бессознательные истерики дома в туалете, когда никого нет, не в счет. Никто же этого не видит. Да и это все простительно. Но больше всего я ненавижу, когда кто-нибудь плачет. У меня начинается неоправданная злоба на этого человека. Мне становится ужасно неловко. Я не знаю, что мне делать и как ему помочь. Я не могу смотреть человеку в глаза после этого невольного откровения, не говоря о том, чтобы что-то говорить. Я с огромным трудом выдавливаю из себя жалкое "не плачь", а после, вперив глаза в пол, скорее скрываюсь с места происшествия.
Я нарочно не стала будить Стаса утром, не хотела смущать его своим присутствием. Он должен был побыть один и привести себя в божеский вид, потому что выглядел он совершенно разбитым и помятым, словно бомж. Поэтому натянув на себя брюки, я на носочках вышла из комнаты и отправилась на завтрак. По моим предположениям, он должен был проспать еще часа полтора, а то и больше, если, конечно, не зазвонит мой будильник. Вот черт, дура! Будильник выключить забыла. Хотя ладно. Если навскидку, сейчас около половины девятого или чуть больше. Значит, я еще успею быстро перекусить и вернуться в номер.
Завтрак был восхитителен, как всегда. Свежие, еще горячие, ароматные круассаны с шоколадом и ванилью, крепкий кофе со сливками, свежевыжатый морковный сок и мюсли домашнего приготовления. Я ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком, и рассматривала постояльцев. За соседним столиком сидела пожилая дама с розовыми волосами в каком-то странном наряде, похожем на халат. Она завтракала омлетом с помидорами, чаем и покрытыми глазурью такими же жирными, как и она сама, пончиками. За другим столиком сидела молодая семья: папа, мама и их маленькая дочь в сиреневом свитере с тонкими локонами, свисающими прямо в тарелку с геркулесовой кашей. Еще чуть дальше возле выхода сидел мужчина лет сорока пяти очень полный. У него была чересчур маленькая лысеющая голова с большим носом и непропорционально крупное тело на коротеньких ножках. Мужчина был одет в бледно-серый костюм и черную рубашку. Он сидел, широко расставив ноги, потому что иначе его живот не помещался между стулом и столом. Чтобы ему было удобнее, он повыше подтянул брюки, из-за этого его щиколотки остались совсем неприкрытыми. Во всем этом довольно неприглядном образе меня привлекли его носки, которые торчали из-за поднятых штанин. Они были махровые, что ли, и очень яркие для того, чтобы надевать их с таким нарядом и появляться на людях: они были ядовито-желтого цвета с розовой полоской вдоль шва. Я подавила в себе усмешку, поперхнувшись кусочком круассана. Я так пристально рассматривала носки, что невольно привлекла его внимание, оторвав от еды. Он смущенно поправил брюки и, нахмурившись, отвернулся от меня, продолжив с большим аппетитом поедать сосиску с кетчупом, запивая все это шипящим апельсиновым лимонадом. Не поднимая глаз, я перевела взгляд чуть в сторону и наткнулась на знакомые ноги в старых пляжных тапках. Стас? Стас! Это был он. Кажется, я немного ошиблась со временем. Я вообще плохо ориентируюсь во времени и пространстве. Так сказать, пространственно-временной кретинизм. Стас быстрой походкой направлялся к моему столику. Вот черт! Не останавливаясь ни на секунду, Стас кинул ключи на стол и пошел за едой. Пронесло. Может быть, я еще успею смыться до того момента, как он, набрав, как всегда, гору еды, вернется и обрушит на меня свое негодование. Ах, не тут-то было. Не успела я прожевать кусок, как Стас вернулся с двумя таблетками аспирина и стаканом воды. Кажется, еще все впереди. Стас сел и, поморщившись от звука, который издал его стул, проглотил лекарство, запивая его водой. Я робко подняла глаза, надеясь не наткнуться на его взгляд. Он держался за голову, закрыв глаза. Его лицо изображало усталость. Похмелье. Звучит ужасно, но выглядит еще хуже. Мне хотелось провалиться сквозь землю, ну или хотя бы найти в себе силы проглотить застрявший в горле кусок и разбавить затянувшееся молчание своим мычанием. Но, к счастью, мне не пришлось самой начинать разговор. Стас невнятно промямлил:
-Извини, за вчерашнее, - и, чертыхаясь, продолжил извиняться, - мне стыдно за свое поведение.
-Ничего страшного, как-нибудь переживу,- мрачно ответила я.
-Я ужасно выгляжу? – в извиняющемся жесте поднял брови он, шепча.
Я медленно подняла глаза, всматриваясь в его лицо, и почти беззвучно ответила:
-Хуже не куда.
Он попытался выдавить улыбку, но в результате скорчился от головной боли. Вновь повисло неловкое молчание, и я стала специально греметь приборами, чтобы создать иллюзию, будто поглощена едой. Несмотря на посторонний шум я отчетливо слышала его прерывистое дыхание, а потом приглушенный кашель.
-Как ты?
-Могло бы быть и хуже, - честно признался брат. Он снова попытался выдавить улыбку, но вместо этого у него вышла еще более ужасающая гримаса.
Сам собой возник вопрос, которого я старательно избегала. Набрав воздуху, я выпалила:
-Что произошло с тобой вчера ночью?
Он молчал, а потом ему вдруг что-то почудилось, и он испуганно обернулся. Пока он отвлекся, я готовила себя к тому, чтобы услышать его ответ или не услышать, что было бы большой удачей для меня, и я могла бы убежать от разговора, как преступник с места преступления.
Немного поморщившись, Стас заговорил. Даже как-то странно, что наш разговор не превратился в привычный монолог Стаса, на время которого я просто выключаю звук, как у назойливого телевизора с рекламой какого-нибудь порошка. И он не оборвался после первых десяти секунд, как это бывает, если он просто ищет свои ключи или я просто хочу заставить его заткнуться.
-Анна, - со слезами в голосе начал он, - ты ее помнишь?
Да, конечно я ее помню. Она хорошая. Она даже мне нравилась, несмотря на то что это был выбор Стаса, который я редко одобряла.
-Помню, - сдавленным голосом ответила, желая сказать намного больше, чем вышло.
-Я... я видел девушку, похожую на нее. Она так похожа на нее, так похожа, - воодушевленно шептал он.
Нездоровый смех вырвался из груди, но я не без труда выдала его за кашель. Стас и воспоминания? Это две несовместимые вещи! Его вчерашнее поведение я еще могу как-то понять, списав на слишком большую дозу алкоголя в его крови, но это у меня никак не укладывается в голове. Мой брат был самым ветреным и безответственным человеком на земле и единственное, что его спасало от моей вселенской ненависти так это то, что он был невероятно добр. Даже по отношению ко мне. Вернее, в первую очередь по отношению ко мне. Обычно Стас забывал имя девушки быстрее, чем бедняжка успевала вытереть слезы. Может, конечно, я и преувеличиваю. Но уж точно не преуменьшаю. Пока в голове я пыталась соотнести такие понятия как Стас и воспоминания, он пытался подобрать слова, чтобы описать свои чувства. Он прикусил губу, а потом раскрыл рот и, будто разговаривая с самим собой, произнес:
-Эти глаза. Этот голоса. Эта походка, - жадно глотая воздух, начал брат. В его голосе чувствовалась любовь и горечь.
С минуту послушав его речи, я невольно заткнула уши. Мне стало противно от осознания того, что даже он был способен на высокие чувства.
-Хватит, - тихо произнесла я, достаточно тихо, чтобы Стас не расслышал мои слова, но понял интонацию.
Услышав это, он остановился,  впившись в меня негодующим и даже яростным взглядом ребенка, которому запретили смотреть любимый мультик про супер-героя.
-Что? - разъяренно прошептал он, раздраженный моей реакцией.
-Я сказала - с меня достаточно, - я видела, как его глаза наливались злостью, а рука инстинктивно сжалась в кулак, - мне надоело это. Я больше не хочу этого слышать. И не говори мне о лицемерии. В сравнении со мной ты просто бессердечный урод. Ведь если ты ее так любишь, то не стал бы делать то, чем собирался заняться с нашей недавней гостьей, или ты уже об этом забыл? И вот не надо мне, пожалуйста, говорить о том, что ты ее любил. Ты любил ее не больше, чем других, - я сама удивилась такому смелому вызову, чувствуя, что Стас испытывал мой укоряющий взгляд. Но, к сожалению, это была правда. Горькая правда. Он немного приподнялся на стуле в ярости, осознавая, что я права, как вдруг его взгляд ушел куда-то в сторону и весь он был поглощен чем-то за моей спиной. Я вздрогнула и обернулась назад, гадая, что могло быть такого, что свело всю его ярость на нет. Это была она. Своим легкими шагами она ходила от столика к столику, выбирая еду. Как и говорил Стас, они были похожи. Надо отдать должное, кто-то решил подшутить над моим несчастным братом. Но сходство было видно лишь на первый взгляд. В действительности, сходства между ней и Анной было столько же, сколько между огурцом и помидором. Да уж, занятное, однако, сравнение. Для того чтобы быть похожей на Анну, она была слишком худа и высока, у нее были слишком большие глаза и недостаточно тонкие губы. Все в ней было или "недо" или "пере". Сначала Взгляд Стаса двигался так, будто он пытался уловить каждое ее движение. Но потом он потер глаза и немного потерялся. Его внимание рассеялось, и лицо его изобразило что-то похожее на удивление, разочарование и тревогу. Я пристально наблюдала за ним, пока могла оставаться незамеченной в силу новых обстоятельств. Она совсем была не похожа на Анну. Ну только если в темноте с очками и в просторной одежде, скрывающей ее худобу.
-Идиот, - рассеянно прошептал брат себе под нос.
-Точный идиот, - подтвердила я, воспользовавшись его безоружностью.
-Заткнись, - грубо ответил Стас, продолжая что-то судорожно обдумывать.
-Ну и пожалуйста, - обиженно проговорила я.
Мы снова молчали. Он, кажется, думал о том, что совершенно был пьян, потому что счел эту девушку похожей на Анну. Ну а я скользила взглядом по зеленому полу, ища предлог, чтобы уйти.
-Я пойду, - едва слышно произнесла я, превращая свое утверждение в вопросительное предложение. Хотя с чего бы это мне спрашивать у него разрешения. Я ничего такого не сделала, чтобы чувствовать свою вину перед ним. Меня совершенно удивила его реакция на мои слова. Вместо того чтобы хотя бы молча кивнуть, он засмеялся. Даже заржал. И мне стало неловко, и я помрачнела, не понимая, чего он нашел смешного.
 -Что ржешь? - небрежно спросила я.
-Я просто полный идиот. - ответил он, продолжая смеяться.
-Я и так это знаю. Так я пойду? - снова начала я.
-Подожди, - сказал он и, немного помедлив, добавил: тебе тоже кажется, что они с Анной не очень-то похожи?
-Надо же, прозрел. Да их едва ли можно назвать сестрами, - возмущенно ответила я.
-Неужели я был настолько пьян, что смог этого не заметить? - удивленно спросил он, продолжая поражаться собственной невнимательности.
-Все было намного хуже - резко проговорила я, вспоминая, что он испортил мою любимую ночнушку и, потирая шишку на затылке от удара, продолжила: ты напился вдрызг и облевал весь ковер и мою ночнушку, - заключила я, толкнув его в плечо кулаком так сильно, что он чуть не упал со стула. Он снова залился смехом, позабыв о резкой боли в голове.
-Слушай, давай просто забудем обо всем, что было вчера ночью, и сделаем вид, что ничего не было - посерьезнев, предложил он.
И тогда я взорвалась.
-То есть ты мне предлагаешь сделать вид, что ты не испортил белый ковер, за который нам придется заплатить кучу денег, и не испачкал мою любимую ночнушку? Нет уж. Увольте меня от этого. Я приеду домой и все расскажу отцу. Вот посмотрим, что он тебе тогда устроит, когда узнает, что вытворял его любимый сыночек. Плакали тогда твои летние каникулы в  Америке.
-Да брось ты. Не будь стукачом. Ну ты же меня не подведешь? - взмолился он, представляя, что его ждет дома, если вчерашние события я предам огласке. Стас разозлился, подскочив ко мне, обхватил мою шею руками, стал больно тереть кулаком прямо в том месте, где была шишка.
-Отвали, урод - взбешенно кричала я, вырываясь из его железной хватки.
-Ну что? У тебя отпало желание кому-либо рассказывать о вчерашнем? – смеясь, проговорил брат, продолжая свою пытку.
-После этого? - злорадно смеясь, прорычала я, - у меня возникла грандиозная идея рассказать об этом твоим друзьям.
-Я тогда расскажу твоим друзьям о том, что ты еще даже не целовалась, - с нескрываемой улыбкой ответил Стас, делая ударение на последнем слове.
-Откуда  знаешь? - рявкнула я.
-Ай-ай-ай нельзя недооценивать своего брата и оставлять свой дневник, где попало.
-Заткнись, придурок. Тебя не учили, что чужие вещи трогать нельзя? - вырвавшись из его объятий, закричала я.
-Тише-тише. Что ты так злишься. Нервничать вредно, а заодно трепаться кому-либо о том, что произошло вчера ночью. Договорились?
-Договорились, - сквозь зубы прорычала я и, немного помедлив, добавила: я тебя ненавижу.
-Я тоже тебя очень люблю - добродушно ответил Стас, уже покидая столовую.


VIII
Непредвиденные обстоятельства
Нецелованная и не имеющая ни малейшего желания оставаться рядом с этим человеком, я пнула стул, желая, чтобы он упал. Но вместо ожидаемого результата получила еще один синяк на ноге. Прекрасно! День не задался. Хочу поскорее свалить отсюда. Сколько еще осталось? 3 дня? Вот дерьмо! 3 дня ада и я буду дома. Хочу, чтобы что-нибудь очень тяжелое упало сейчас Стасу на голову и чтобы он понял, в каком он передо мной долгу. Он еще должен поблагодарить меня за то, что я не бросила его тухнуть в блевотине! Идиот! Придурок! Моего словарного запаса не хватит, чтобы описать, как я его ненавижу.
Когда я вошла в комнату, его уже не было. Единственное, что напоминало мне о нем, так это пятна на ковре и скомканная футболка, лежавшая на кровати. Он ушел. И надеюсь, не вернется. По крайне мере, ближайшие три часа, иначе я за себя не отвечаю.
Я замочила ночнушку в раковине и завалилась на кровать смотреть телевизор. В комнате раздался телефонный звонок, когда я потянулась за пультом, чтобы переключить канал. Это был Стас. Я в ярости кинула телефон в сторону и вернулась к просмотру тв-шоу. Но назойливый телефон продолжал звонить и звонить. На какую-то секунду мне показалось, что я должна смягчить свой гнев и подойти к телефону, но когда он зазвонил с новой силой, мне вспомнилось, за что я хотела прикончить брата. Я переключила на музыкальный канал и сделала звук настолько громко, что, наверное, даже соседи могли отчетливо слышать слова играющей песни. Стас перестал атаковать мой мобильный, и я, довольная, еще больше развалилась на кровати, укутываясь в мягкое одеяло. Обычно, если мне становится нестерпимо скучно, я включаю телевизор и смотрю какие-нибудь программы, даже если это программы для женщин за 50 по уходу за волосами. Но в этот раз это мне не помогло, мне становилось только хуже и хуже. Когда я поняла, что единственного человека, который мог меня хоть как-то развлечь своей болтовней, хотела прибить, я потянулась за телефоном и набрала мамин номер. Пока в трубке слышались гудки, я прикидывала, что сказать маме, осознавая, что мой гнев почти прошел, и я даже была бы рада, если бы брат позвал меня с собой кататься. Теперь я гордо могла говорить, что умею кататься на борде. Да уж. Такое со мной бывает часто. Сначала я начинаю люто ненавидеть, а потом уже через час подыскиваю повод заговорить с человеком. Я вообще очень отходчивая. И лучше всего это работает со Стасом, потому что он частенько выводит меня из себя. По правде говоря, от меня он тоже не в восторге, но как-то же мы уживаемся вместе.
-Алло, мам, привет. Как у вас дела? - радостно заговорила я, когда на другом конце мама взяла трубку.
-Здравствуй, Ксюш. Ну что, как там у вас дела? Как Стас? Катается? А ты чем занимаешься? - обрушила на меня мама гору вопросов.
-Да все хорошо. Я сижу дома. Он куда-то ушел. Так все-таки как там у вас? Как папа? - повторила свой вопрос я.
 -Все просто отлично. Мы вчера вернулись из Франции. Папа летал по каким-то делам туда на пару дней и я вместе с ним. Это чудесная страна! Как жаль, что вас не было с нами, воодушевленно рассказывала мама, - там так красиво. Мы обязательно должны туда с вами съездить. Мы для вас с папой приготовили подарки и еще, когда вы вернетесь, расскажем вам отличную новость.
-Спасибо, мам. Надеюсь, вы сделали пару фотографии Эйфелевой башни, чтобы было, что вспомнить, а? - подхватила я.
-Конечно! Ладно. Я убегаю в магазин. Передавай Стасу привет. Мы с папой вас очень любим. Пока.
-Мы тоже вас любим. Пока-пока.
Разговор был слишком коротким, чтобы занять меня, но он немного поднял мне настроение, и я уже фантазировала о том, что привезли мне родители. Потерев руки, я достала из сумки ноут, который мне подарил "дед мороз" на новый год и о котором я не вспоминала в течение всей поездки. Это был красивый красный ноутбук с белыми снежинками на крышке и маленькими, слегка выпуклыми кнопками на клавиатуре. Я нажала на кнопку запуска где-то слева от экрана, и этот маленький механизм зашумел, засуетился и стал работать. Я не успела его обновить, так что жесткий диск был совсем пуст, и толку от него было не больше, чем от разговора с мамой. Он был красив, и я старалась не делать резких движений, чтобы не нарушить работу. Я закрыла его, удостоверившись, что он работает, и пошла в интернет-кафе на этаж ниже, где был подключен wi-fi. Молодая официантка подала мне большую чашку с горячим шоколадом и тосты с сыром, пока я настраивала интернет. Я открыла привычную станицу «yandex» и стала просматривать последние новости. А потом добавила вкладку «вконтакте» и зашла на свою страницу. Я не надеялась увидеть там что-нибудь интересное: просто хотела послушать музыку и просмотреть новые фотографии друзей. Никаких новых сообщений. Никаких видео, фотографий. Один новый друг. Энтузиазм загорелся в моих глазах, и я, предвкушая что-нибудь интересное, нажала на кнопку "мои друзья". И к моему огромному удивлению оказалось, что ко мне стучался какой-то юноша. Фотографии его я разглядеть не смогла, потому что она была слишком маленькая. Сначала я разозлилась, потому что, наверняка, это был какой-нибудь кретин, жаждущий завести знакомство в сети, но чисто ради интереса, вопреки своему обычному поведению я написала ему: «Привет, кто ты? Мы знакомы?» Он не был on-line, и это меня немного огорчило. Но я не стала унывать, а отыскала в избранных видеозаписях фильм про любовь, где играли мои любимые актеры. Я вставила в уши наушники и погрузилась в атмосферу того времени.
В конце этого фильма я всегда плакала, потому что главный герой не целовал свою возлюбленную, потому что он бросал ее вопреки своим желаниям, только чтобы спасти ей жизни и спасти жизни их будущему ребенку. Фильм о любви и жертвенности. Я допила остатки горячего шоколада и смахнула слезу с щеки. Снова открыла свою страницу. Слева высветилась надпись, что у меня было одно новое сообщение. Я открыла его: «Привет, это Гриша. Ну инструктор. Я учил тебя кататься на сноуборде несколько дней назад. Ты еще на отдыхе?»
Признаться, я этого не ожидала. Вот это да! Я-то думала, что он про меня уже забыл. А тут вот тебе на! Я с нескрываемой радостью стала стучать по клавиатуре, печатая ответ: «Помню, конечно. Постой, а как ты меня нашел? Да-да я все еще тут, но уже через 3 дня уезжаю». Я гордо нажала кнопку "отправить" и отклонилась на спинку кресла, закрыв глаза с непритворной улыбкой.
Через минуту мне пришел ответ с двумя скобочками на конце: «Да это было не сложно. Стоимость аренды оборудования записали на ваш номер. А дальше мне не составило труда подглядеть, какая у тебя фамилия».
Я приготовилась писать ответ, но меня отвлекла официантка, подошедшая, чтобы убрать пустую чашку. Я быстро свернула страницу, чтобы она ни в коем случае ничего не увидела. Хотя, наверное, это было лишним. Она забрала чашку и, не поднимая глаз, ушла. Ей было все равно, что там у меня происходит: она просто выполняла свою работу. Когда, я удостоверилась, что никто не посягает на мою переписку с Гришей, я написала ему ответ в off-line: «Здорово. А я уж думала, что ты меня забыл», - но немного погодя стерла последнюю фразу и обошлась простым «здорово» со смайлом на конце. Оттого что я долго сидела за компьютером, у меня заболели глаза, и я решила вернуться в номер, чтобы повесить сушиться ночнушку и сделать хоть какие-нибудь уроки.
Подойдя к двери, я услышала веселый голос Стаса и телевизор: кажется, он смотрел баскетбол, его любимый вид спорта. Я напряглась, вспоминая не самые лучшие моменты сегодняшнего дня, и вошла в комнату, дверь была не заперта. Стас развалился на моей кровати, разбросав одежду по комнате. Зрелище не из приятных. На его голове красовалась красная от крови махровая повязка. Он был похож на раненого бойца. Когда я вошла, он не сразу обратил на меня внимания, увлеченный матчем. И только через несколько секунду он повернул ко мне голову и помахал рукой. На ней сиял белый, еще сырой гипс от ладони до плеча. Его губы искривились в печальной улыбке, но голос казался бодрым:
-А я тут упал, - проговорил Стас, будто в пустоту, повернувшись к экрану телевизора.
-То есть, что значит упал? – подавляя удивление и тревогу, проговорила я, едва не уронив ноутбук.
-Ну прыгал и упал, - спокойно ответил брат, будто он просто вышел в магазин и по дороге, споткнувшись, упал на асфальт и разбил коленку, а не сломал руку и ушиб голову.
-Поздравляю, - язвительно воскликнула я, - что я еще могу сказать – молодец! И что нам теперь делать?
-А ничего не делать. Хватит тебе нервничать. Это ж я сломал руку, а не ты. Через 3 дня вернемся домой, а там дело видно будет, - так же спокойно проговорил Стас и махнул здоровой рукой, как бы призывая к молчанию. Показ игры прервался на рекламу, и Стас, улучив минутку, нехотя выбрался из-под моего одеяла и пошел в ванную комнату. Побитая голова и сломанная рука это еще куда ни шло! Но нога-то! Нога-то! А с ней-то что? Стас прихрамывая, скрылся в туалете. Я стала собирать разбросанную одежду, желая навести хотя бы какой-то порядок. За дверью ванной комнаты было слышно, как зашумел сливной бочок, а потом потекла вода из крана. Я замерла, прислушиваясь к звукам. Щелкнул замок, Стас, еле передвигая ногами, вернулся на свое место. Меня охватило волнение, но я постаралась скрыть его и, откашлявшись, не поворачивая головы в его сторону, небрежно бросила:
-А с ногой-то что?
-А так ничего. Тоже ушиб. Врач сказал, что пока кататься я не смогу и мне придется посидеть дома.
-Действительно, одним ушибом больше, одним меньше. Ничего страшного, - закатив глаза, произнесла я. В воздухе повисло молчание. Я продолжила уборку, а он – просмотр игры. Вдруг откуда-то он достал большую упаковку чипсов и, громко чавкая, принялся их есть. У меня начал дергаться глаз, когда я увидела, как сыпались крошки на мою кровать. Фу! Ненавижу спать в кровати, на которой рассыпаны крошки.
-Что ты делаешь? – возмущенно воскликнула я.
Стас отвлекся от поедания чипсов и повернулся ко мне.
-Что? – удивленно ответил он мне встречным вопросом.
-Ты ешь в моей кровати! Посмотри, как ты накрошил! Прекрати немедленно! – раздраженно произнесла, указывая на усыпанную кусочками чипсов простыню.
-Ну ты чего. Я потом стряхну, - преспокойно ответил он, продолжив смотреть свой баскетбол и доедая чипсы. Я подошла к нему, заслонив своим телом экран, как раз в тот момент, когда нападающий пытался забить трехочковый. Стас приподнялся на кровати, нервно разводя руками.
-Уйди, я тебе говорю. Быстро уйди. Ты закрываешь мне телевизор! – пытаясь заглянуть мне за спину, прошипел он.
-Пока ты не отдашь мне чипсы, я не отойду! – пригрозила ему я.
Он покорно протянул мне пачку, забросив в рот еще один кусочек:
-Ну теперь отойди. Я из-за тебя все пропустил! – промолвил он, пытаясь понять, что произошло на поле, пока я мешала ему смотреть. Стас стал елозить на кровати, стряхивая крошки, но его старания не увенчались успехом, чем еще больше он вывел меня из себя.
-Ты посмотри, что наделал. Я тут спать не буду. Сам будешь мучиться всю ночь, а я уж лучше посплю на твоей раскладушке, - разъяренно прошипела я.
-Ладно-ладно. Только отвали, - отмахиваясь, ответил брат.
Я закончила уборку, когда брат, мирно похрапывая, спал на моей кровати, зажав в руках пульт. Я выключила телевизор, оделась и пошла на каток, гадая, что же за новость есть у родителей для нас со Стасом.


IX
Каток
Я взяла в прокате пару новеньких коньков 37 размера и, оставив сапоги в камере хранения, впервые за 11 лет встала на лед. Когда я была маленькая, мама водила меня на фигурное катание, и я даже делала успехи, но как только моя преподавательница, худощавая чопорная женщина с седыми, плохо прокрашенными волосами и жилистыми руками, сказала, что если я хочу продолжить занятия, я должна расставить приоритеты не в пользу учеба, мне пришлось бросить мое увлечение. Так что карьера неудавшейся фигуристки быстро закончилась. Я давно не стояла на коньках и забыла это чувство, когда грациозно скользишь по льду. Я осторожно, держась за бортик, проехала несколько метров и, почувствовав уверенность, разогналась и включилась в поток других людей, которые, так же как и я, рассекали лед. Я делала разные пируэты и фокусы, которым меня научила преподавательница, но за 11 лет я уже позабыла технику, так что я выглядела скорее нелепо, чем красиво и величественно. Я попробовала ехать задом, вырезая на льду причудливые фигуры и рассматривая людей: мне больше нравилось смотреть на их лица, нежели на их затылки и сверкающие лезвия коньков. Я немного задумалась, двигаясь в такт играющей на катке музыке, и… О черт! С грохотом в кого-то врезалась, шлепнувшись больно на попу, а не на руки, как меня учили. Пока я падала, а падала я отчего-то очень медленно, я успела осознать, что мне нужно перенести вес вперед и безопасно приземлиться на руки. Но вместо удачной посадки я осела на холодный, изрезанный лезвиями лед, поранив левую руку кончиком лезвия того несчастного, которому пришелся удар от меня. Я взглянула на ладонь, на которой зиял кровоточащий порез между большим и указательным пальцем. Я приложила руку ранкой к губам, чтобы немного приглушить боль. У меня кружилась голова. Мамочки! Мамочки родные! Держите меня, мне плохо! Я стала глубоко дышать, чтоб прийти в себя, но, кажется, мне становилось только хуже. Юноша, которого я чуть не убила, повернулся ко мне и опустился на колени, пытаясь помочь мне. Я сразу пришла в себя, как только мое зрение снова стало четким, и я узнала в нем Гришу. Гриша? Нормальный человек на вопрос, все ли у него в порядке, конечно, ответил бы, что все хорошо. Но я. Я не отношусь к нормальным людям.
-А ты что тут делаешь? – вырвалось у меня.
-Тебя спасаю, - тревожно ответил Гриша, улыбаясь и помогая мне встать.
-Если бы не ты, тебе бы не пришлось меня спасать, и вообще я бы тогда не упала, - возмущенно возразила я.
-Хочешь, чтобы я ушел? – сгримасничав, спросил он.
-Нет, - закатив глаза и притворившись, что мне еще не очень хорошо, хотя, в действительности, я чувствовала себя не шокированной от падения, а смущенной от встречи с ним, пролепетала я, - мне еще все-таки не очень хорошо.
Да уж. Он явно не поверил в мой спектакль, потому что актриса была из меня никакая. Гриша засмеялся. А потом взял меня за левую руку, и с его поддержкой я проехала несколько метров до выхода с катка.
-Можешь отпустить меня, - шепнула ему я, когда поняла, что он слишком сильно сжал мою руку, чтобы я не упала снова.
-Хорошо, - отнял руку он и увидел, что его ладонь была вся в крови, - покажи руку, - потребовал он.
-Вот. Там ничего страшного. Просто порез, - с этими словами я протянула ему руку, истекшую кровью, уже успевшей запачкать не только ладонь, но и запястье и рукав.
-Ничего? Это ты называешь ничего? А если ты руку сломаешь, то тоже скажешь, что ничего? – воскликнул он. И в эту минуту я поняла, что выглядела также нелепо и глупо как Гриша, когда ругала Стаса за то, что он по неосторожности покалечил себя.
-Ну правда. У меня совсем не болит. Да и кровь уже почти прошла, - оправдывалась я.
-Все равно. Ранку надо промыть и перевязать, - настаивал он. И я не смогла устоять. Его влажные цвета виски глаза сводили меня с ума.
Он помог мне переодеться, сдал коньки и повел меня за собой, поддерживая под руку, чтобы я снова не упала.
-Куда мы идем? – ненавязчиво спросила я, когда поняла, что там, где мы сейчас шли, я еще не была.
-Ко мне домой, - спокойной ответил он.
К нему домой? Он что, спятил! Не пойду я домой к нему, не заставите. Вы что. Я же его совсем не знаю. А ну отпусти меня. Я мысленно кричала, но ни единого звука не вырвалось из моей груди, пока мы не пришли к нему домой. Он жил в домике для персонала с пятью одноместными номерами, двумя туалетами и одной ванной. У него была маленькая комната с желтыми обоями в редкую лазурную полоску. На карнизе висели шторы из тонкой, почти прозрачной материи и едва прикрывали свет, уходящего солонца, заливавший его комнату. Кровать была аккуратно заправлена нежно-голубым покрывалом, на тумбочке лежали книги по практической психологии и плеер, совсем как у меня. На столе лежал ноутбук, какие-то бумаги и солнечные очки. На стене висели часы в форме воздушного голубого шара. Эта комната излучала тепло и спокойствие. Мне нравилось здесь находиться.
-Вау! – прошептала я так тихо, что врядли бы Гриша мог расслышать, что я сказала.
-Садись, - произнес он, усаживая меня в бежевое кресло. Я опустилась в него, напрягая все мышцы, чтобы выглядеть достойно. Но оно было таким мягким и удобным, что я невольно провалилась в него и почувствовала, как расслабилось все мое тело, клетка за клеткой. На несколько секунд он исчез, но потом вернулся с чуть влажным полотенцем, перекисью водорода и тонким цвета изумрудной волны шейным платком. Он бережно взял мою руку и стал очищать ранку от грязи полотенцем, а потом протер ее перекисью водорода. В этот момент, как обычно бывает в кино, я должна была вскрикнуть и, несомненно, сказать, что мне больно. Но я молчала. Мне было приятно чувствовать его теплую руку на своей руке и легкое покалывание около пореза. Я была готова хоть каждый день падать и калечить себя, чтобы вот так вот сидеть рядом с ним, как сейчас.
-Не больно? - взволнованно спросил Гриша.
-Нет, что ты - преспокойно ответила я, отводя глаза в сторону.
-Храбрая, - обрадовался он моей смелости.
-Да нет. Мне правда не больно, ну разве что совсем чуть-чуть, - заливаясь краской, шепнула я.
Гриша закончил дезинфекцию и стал оборачивать руку платком, пока я рассматривала фотокарточку, стоявшую на столе, на которой он был изображен с какой-то очень красивой девушкой, его ровесницей.
-Девушка? - смущенно прошептала я.
-Сестра. Сводная, - без малейших колебаний, уверенно ответил он.
-М-м-м, ясно, - многозначительно промычала я, недоумевающе бросая взгляд на больную руку, - а это еще зачем?
-На всякий случай. Чтобы ничего не попало в порез.
-Не надо. Все хорошо, - стала отпираться я.
-Я все-таки настаиваю на том, чтобы ты осталась в повязке.
И мне пришлось ему повиноваться, потому что никаких внятных аргументов в мою пользу у меня всё равно не было.
-Ну я пойду?
-Давай я тебя провожу? - взметнулся Гриша, открывая мне дверь.
-Нет, спасибо. Ты и так уже слишком много сделал.
-Ты разве знаешь дорогу? - победоносно воскликнул он, закрывая за нами дверь.
Я немного замешкалась, пытаясь вспомнить, как мы шли.
-Н-нет, - неуверенно проговорила я.
-Значит, я просто обязан тебя проводить. Кроме того, когда мы подойдем к твоему номеру, кровь наверняка уже остановится, и ты сможешь вернуть мне платок, ведь так? - этот последний аргумент был силен, так что мне ничего не оставалось делать, кроме как следовать его указаниям.
Мы шли прогулочным шагом, не спеша. И, по-моему, из нас двоих не только мне нравилась эта ситуация.
-Давно ты тут...? – спросила я, пока мы шли к главному корпусу.
-Я здесь вырос, но работаю года три-четыре.
-Вырос? - удивленно переспросила я.
-Ну да. Мой отчим один из владельцев этого курорта.
-Большая шишка, значит, - задумчиво произнесла я себе под нос.
-Ну типа того. Очень занятой человек.
-Классно. Я бы хотела так пожить. Природа. Свежий воздух. Красота, - осматривая открывшуюся нашим глазам панораму, наслаждалась я свежим, морозным воздухом, щекочущим нос.
-Да ну, - безучастно промямлил он.
-Что значит да ну? Это же так круто. Я тебе завидую, - скороговоркой произнесла я, в недоумении разводя руками.
-Скукотища. Этого места хватает на две недели, дальше - ты начинаешь умирать со скуки.
-Ну ты же любишь кататься? Разве это не прекрасно, когда ты можешь заниматься любимым делом каждый день?
-Да. Это хорошо, пока хобби не превращается в работу. Как у меня. Кроме того, кататься в свое удовольствие я могу только поздно вечером: днем я учу кататься такие безнадежные случаи, как ты, - по-дружески сказал он, толкая меня локтем в плечо.
-Это я-то безнадежный случай? - разъяренно прошипела я.
-Без обид. Но это так.
Я только хотела возразить и уже открыла рот, чтобы выразить свое недовольство, но мои ноги как по чьему-то злому умыслу разъехались в разные стороны, и я упала.
Осознавая всю комичность ситуации, я все-таки согласилась с ним, отряхивая руки от снега:
-Ладно. Допустим, что сноубордист из меня никакой. Зато ты ни за что не обыграешь меня в настольный теннис! - гордо проговорила я.
-О да, конечно, - он засмеялся. Кажется, я привела не самый лучший пример, хотя бы потому что мне удалось обыграть в пинг-понг только 7-летнего ребенка в прошлом году в пансионате и своего немного выпившего папу.
-Почему я тебя никогда не вижу на склоне? - снова начал разговор он.
-Ты же сам сказал, что я безнадежный случай, - припоминая откровение Гриши, обиженно проговорила я.
-До сегодняшнего дня ты не знала об этом.
-Ну и что. Без страховки мне как-то не очень хочется кататься.
-А если я буду тебя страховать? - взглянув мне в глаза, предложил Гриша.
-Может быть - без притворства, заливаясь краской, ответила я.
-Что насчет сегодня ночью?- поправляя волосы, спросил он.
-Не думаю, что это хорошая идея,- неуверенно не согласилась я, - уже поздно.
-Ночное катание - самое оно. Склон будет закрыт. Никаких зевак. Самое время учиться кататься, - уверял он меня, схватив за плечи.
-Ну ладно. Уговорил. Но если я что-нибудь сломаю, это будет на твоей совести. Во сколько? - побежденная я опустила голову, мысленно празднуя свой проигрыш. Я хотела еще побыть с ним.
-Думаю, часа в два ночи. Я за тобой зайду. Смотри не проспи, - заключил он, когда я, открыв ключом дверь, вошла в номер.
-До встречи, - шепнула я, но он уже быстро удалялся от меня в глубину коридора.
-Кто это? - заинтересованно спросил Стас, который с прошлого раза ни на  метр не сдвинулся с кровати.
-Никто, - поспешно ответила я, расстегивая сапоги.
-Я не глухой. С кем ты говорила! Признавайся! - запротестовал Стас, пододвинувшись к краю кровати, где я сидела.
-А-а-а так знакомый. И вообще, какое отношение ты имеешь к моей личной жизни.
-Как какое! Самое что ни на есть прямое! Я твой брат!
-Успокойся уже, - хмуро прошипела я, пытаясь победить заевшую молнию.
-Помочь? - учтиво предложил он, склонившись над моими ногами.
-Давай. Что это за приступы доброты на тебя нашли, может тебе почаще ломать руки, а? - заливаясь смехом, запрокинула голову я, прикрывая лицо руками.
-Не смешно, - резко заметил он, с силой дернув за замок.
-Зато правда, - подметила я, теребя его волосы.
-А ты-то что такая веселая, а? Ведь еще утром ты была готова стереть меня в порошок, - с нескрываемой усмешкой спросил он.
-Я и сейчас готова. И займусь этим, как только ты выздоровеешь. Все-таки калек бить подло, - снова захохотала я, стягивая ботинок.
-Так. А это что еще такое? - возмутился он, указывая на засохшие пятна крови на рукаве куртки.
-Ничего. Порезалась, когда каталась на коньках, - отдергивая руку, произнесла я.
-Ну и кто из нас калека, а?
-Отстань, а. Иначе я свое наказание приведу в действие немедленно.
-Ой, боюсь-боюсь. А откуда у тебя повязка? - с подозрением взглянул Стас на меня.
-В медпункте настаивали на том, чтобы мне все-таки сделали перевязку, - стараясь говорить как можно более спокойно, врала я.
-М-м-м, а я думал, что в медпунктах перевязки делают бинтами, а не шелковыми платками, - прошептал он, подавляя смешок.
-Я тоже так думала, - задумчиво промямлила я.
-Врешь ты мне, Ксюша. Врешь, - пригрозив пальцев, шепнул он.
-Ну все хватит. Давай спать, - прервала я его, пока он до чего-нибудь еще не догадался.


X
Побег
Я очень пожалела о том, что согласилась спать на раскладушке. На кровати с крошками было как-никак лучше. Я снова поворочалась в постели, если это можно так назвать, и взглянула на электронные часы, стоявшие на тумбочке. 01:35. А у Стаса ни в одном глазу. Ну сколько можно смотреть свой телевизор. Он все пялится и пялится в свой телик. Так он, конечно, не заснет и я не смогу отсюда сбежать. Я встала с кровати и выключила назойливый ящик из розетки.
-Эй, ты что, сдурела? - забунтовал было Стас.
-Хватит уже. Спать пора. Посмотри на время! – показывая на часы, возмутилась я.
-Ну, Ксюш! Я сегодня полдня проспал!
-А я нет, представь себе! Так что дай мне хотя бы немного поспать!
Стас не хотел меня слушать, но с кровати не встал. Я вышла в туалет. Две вещи, которые Стас мог делать бесконечно - это спать и знакомиться с девушками. Если он не спал он кадрил незнакомок на улице, подруг своих друзей, сестер своих бывших подруг, а если не кадрил их, то просто спал с ними. Когда я вернулась в комнату, Стас уже вовсю храпел. Как говорится, что и требовалось доказать. Я потихоньку оделась и стала ждать.
02:00. Я взглянула на часы. Пора. Он, должно быть, уже близко. Я на носочках подошла к двери и выглянула в коридор. Тишина. Никого нет. Свет приглушен и серый ковер, кажется черным. Вдалеке едва ли можно уловить какие-то звуки. Я стояла в коридоре в одежде, прижавшись к двери, чтобы меня не было видно. Никого. Ни единой души. Я вернулась в комнату и легла на раскладушку. Раздался невыносимый скрипучий звук, и мне на мгновение показалось, что разбудила Стаса. Он пробубнил себе что-то под нос во сне и перевернулся на другой бок. Уф! Выдохнула я. Слава богу. Я задержала дыхание, чтобы четко слышать шум, вернее тишину, за стеной. Я взглянула на больную руку: платок все еще был на ней. Так, надо не забыть про платок. Надо его вернуть.
Вдруг где-то позади головы за окном послышались три быстрых удара по стеклу. Я отодвинула шторку и увидела Гришу. Не мудрено, что он дотянулся до стекла, ведь мы жили на возвышении на втором этаже, так что это было все равно, что на первом. Я отворила окно.
-Хэй, тише-тише ты чего? Почему ты не зашел через дверь? - прошептала я, удивленная его странному появлению.
-Так не интересно, - сверкая своей обворожительной улыбкой, сообразил он.
-Зато безопасно. А если Стас проснется? – засуетилась я, поправляя кровать. Я заправила одеяло так, что казалось, будто в постели кто-то спит. Если бы Стас проснулся среди ночи, то он вряд ли бы догадался, что меня нет.
-А не все ли равно? – действительно, а не все ли равно. Мне – все равно.
-Ладно, - ответила я, и выпрыгнула из распахнутого окна на снег, а Гриша прикрыл за мной дверь, пардон, окно.
На мне было надето три теплых свитера и бабушкин колючий шарф, но я все равно вмиг продрогла, пока мы шли к склону. Дул сильный ветер, колющий незащищенные щеки и нос. Мы шли молча, опустив голову. Я сняла повязку и протянула ему:
-Возьми. Кровь больше не идет.
-Оставь себе, - отодвигая мою руку, спокойной ответил он.
Вообще-то я совершенно не понимала, зачем мне этот платок. Но язык не повернулся ему перечить. Я натянула шарф на лицо, чтобы как-то прикрыть замерзшие синие губы, и засунула платок в глубокий карман, оставив там греться свои стеклянные, белые от холода руки. Меня одолевало волнение, которое переросло в неконтролируемое движение руки, поправляющей спадавшую прямо на лицо прядь волос. Интересно, зачем он все это делает? Я ему нравлюсь? А он мне? Хотя какие тут вопросы, конечно, он мне нравится, иначе бы я здесь сейчас не была.
 Мы подошли к тому зданию, где я впервые увидела Гришу. Было очень темно, но на крыльце горели фонари, которые слабо освещали скользкие ступеньки. Гриша сделал знак, чтобы я оставалась на месте, а потом быстро взбежал по лестницу и, нащупав в кармане ключи, открыл дверь. Дверь приоткрылась, в проеме никого не было. На одно мгновение мне послышался чей-то шепот, но его приглушил скрип открывшейся теперь уже насовсем двери. Из темноты показался чей-то силуэт, но потом быстро исчез, затем скрылся и Гриша. Мне это все только казалось, это были лишь плоды моего больно воображения. Я стала водить кончиком ботинка по снегу, разгребая покрытый ледяной коркой снег. Я чувствовала себя неловко и вместе с тем очень тревожно: такое ощущение, будто я была воришкой, который ждет, пока его сообщник заберется в дом и откроет дверь изнутри. Из темноты показался Гриша и окликнул меня, но потом снова растаял. Я поднялась за ним и вошла в здание. Я оказалась в длинном черном коридоре. Из-за темноты он казался бесконечно длинным с множеством потайных дверей. Я снова услышала баритон Гриши, зовущий меня за собой, и пошла на его голос. Было страшно, потому что я не могла ничего разобрать, и поэтому ощущала себя слепым, идущим наощупь. С каждым шагом мне казалось, что это все дурацкий розыгрыш и вот-вот загорится свет, из дверей выскочат люди и, непременно, закричат: «Попалась! Попалась!» И тогда я умру от стыда. Я сделала еще один робкий шаг и улыбнулась тому, что до сих пор не грохнулась на пол. Непослушная прядь снова упала на лицо, и я нервным движением заправила ее за ухо. Где-то справа впереди что-то сверкнуло и я, ускорив шаги, свернула в комнату, откуда только что был виден свет. Гриша шарил по полкам, подсвечивая себе фонариком.
-Посвети мне, - шепнул он мне, протягивая фонарик.
-Что ты делаешь? – так же тихо спросила я.
-Ищу тебе ботинки, - почти беззвучно ответил он.
-Зачем? – недоумевающе воскликнула я, подняв брови.
-Как зачем? Мы ведь кататься собирались, - серьезно ответил он, не отрываясь от своего занятия.
-Ах, да, - рассеянно промямлила я.
-Сюда посвети, - нежно прошептал он, коснувшись моей руки. Внутри меня вдруг все замерло, румянец залил щеки, а дыхание застыло, - сюда, - повторил он, направляя мою руку.
Я немного пришла в себя, восстанавливая дыхание, и тихо сказала:
-А почему мы говорим шепотом?
-Не знаю, - еще тише ответил он, и мы оба засмеялись.
-Гриш? – неуверенно спросила я после минуты молчания, но уже в полный голос.
-Что? – продолжая искать ботинки, ответил он.
-Может, не надо. Ну то есть, может не пойдем кататься?
-Как не пойдем? – уставился он на меня.
-Ну я не хочу, - робко и неуверенно прошептала я.
-Ладно, - смиренно кивнул головой он, - как хочешь.
Кажется, он подумал, что я вообще ничего не хочу. Нет! Это не так! Я очень! Очень-очень хочу побыть с ним рядом. Мне просто совсем не хочется, чтобы он увидел снова, какая я неуклюжая. Он поник головой, перестав шарить по полкам. Я набралась смелости и выпалила:
-Может, просто прогуляемся? – с энтузиазмом предложила я. В его глазах промелькнула надежда.
-Как скажешь, - улыбнувшись, согласился он.
Мы вышли из здания. Гриша закрыл дверь на ключ и сунул его в карман. А потом спустился по ступенькам и пошел по дороге. Я последовала за ним. До чего же он красив. Все в нем прекрасно: и голос, и походка, и движения. Он был выше меня, и это мне нравилось в нем больше всего.
Он шел быстро, будто куда-то спешил, так что я за ним еле поспевала. Но все-таки я догнала его, и мы пошли по заснеженной дороге, освещаемой зимней луной. Мы снова болтали обо всем на свете. И мне было невдомек, что сейчас на термометре -19 градусов по Цельсию и ужасно хочется спать.
-А у тебя была какая-нибудь нелепая ситуация в жизни?- улыбаясь, спросила я.
-У меня, - задумался он, - нет, не было. Хотя...
-Ну не томи! Говори! - прервала его я.
-Ты будешь смеяться! - сгримасничав, произнес он.
-Не буду! Честное слово, не буду! - взмолилась я, хватая его за руки.
-Ну ладно, - медлил он, как бы подбирая слова, - я встречался со сводной сестрой.
-Что? - подпрыгнула на месте я от удивления и чувства ревности, съедавшего меня изнутри.
-Не думай, что я какой-то псих, - оправдываясь, начал он, - я узнал, что она моя сводная сестра через месяц, после того как мы начали встречаться.
-Как так? – посерьезнев, спросила я.
-Ну..., - сосредоточился он, сделав такое выражение лица, будто у него брали кровь из пальца и забыли вытащить лезвие из кожи, - у нас с ней были общие друзья. Они-то нас и свели. Мы стали встречаться. А потом я привел ее домой, чтобы познакомить с матерью, и выяснилось, что она моя сводная сестра по отцовской линии.
-Ого,  вот так шутки, - еле слышно произнесла я себе под нос, а потом, придя в себя, добавила: видишь, я же не смеялась.
-Ну да. Так, а теперь твоя очередь рассказывать свою самую нелепую ситуацию – внезапно оживился он.
-Ох, - поморщившись, вздохнула я, не желая вспоминать неприятные моменты.
-Ну же! Давай! Я рассказал!
-Ла-а-адно, - смущенно ответила я, согревая замерзший нос; Гриша потер руки и приготовился слушать, - я классе в 8 занималась в школьном кружке хореографией, причем очень даже небезуспешно...
-Так ты еще и танцуешь, - перебил он меня, добродушно улыбаясь.
-Ну типа того, ну в общем мы готовили концертное выступление и меня поставили в первую линию на место девушки, которая повредила себе шею за неделю до концерта. До сих пор проклинаю тот день, когда это случилось. Ну в общем насупил день концерта. Все волновались. Репетировали. И нам выделили 20 минут, чтобы мы провели генеральную репетицию. Мы пришли в зал репетировать, и выяснилось, что передняя часть сцены заставлена музыкальным оборудованием и микрофонами. Мы пытались договориться, чтобы это убрали на время нашего танца, но ничего добиться не удалось. В результате мне пришлось танцевать на краю сцены между барабанами и микрофоном.
-Ну всякое бывает. И всё? В этом все несчастье? - заговорил он.
-Да нет же. Подожди, - успокоила его я, - в тот момент, когда я должна была танцевать соло, моя нога зацепилась за провод от микрофона и я упала в зрительский зал прямо на директора.
Гриша расхохотался, чем заставил меня почувствовать себя самой последней неудачницей.
-Ну не смейся, - запротестовала я, сложив руки на груди, - это, действительно, было ужасно. Гриша засмеялся еще больше, схватившись за живот, но продолжил идти. Я немного отстала от него и, воспользовавшись моментом, набрала снега и, слепив снежок, запустила в Гришу.
-Эй, ты чего? - удивленный неожиданным нападением, обернулся он ко мне и снова получил удар от меня в правое плечо, - ах вот значит как! - разъяренно воскликнул он. Теперь уже смеялась я. Он побежал ко мне, но не успела я повернуться в другую сторону, чтобы убежать, как он повалил меня на снег. Раздался глухой шлепок и наш смех. Я старалась выбраться из его хватки, но он крепко держал мои руки, так что я не могла пошевелиться. Упрямая прядь снова упала мне на лицо и прилипла к влажным губам. Какое счастье, она сослужила свою службу. Гриша ослабил свою хватку, но мне самой не позволил свободно двигать руками, а вместо этого сам аккуратно заправил волосы за ухо, при этом наклонившись так близко, что я почувствовала его запах: запах кожи и волос. Это был нерезкий, мягкий, перемешанный с ледяным дыханием ночи, запах. Он так пронзительно посмотрел в мои глаза, что невольно позабыл о том, что пытается меня удержать. Воспользовавшись его обескураженностью, я высвободилась и перевернула его на спину, так что теперь я была сверху. Звучит пошло, но это было так. Мы снова захохотали. Захохотали до колик в животе.
-Я победила, - сидя на нем, победоносно закричала я, поднимая руки вверх, - что ты скажешь своим коллегам? А? Скажешь, что девчонка побила? А?
-Ну а что мне еще остается делать. Я же не виноват, что ты играла не по-честному, - честно признался он.
-Это почему это? - возмутилась я.
-Ты сводила меня с ума своим красивыми глазами, - откровенно ответил он. Я почувствовала, как мое сердце набирает обороты и вот-вот выпрыгнет. Мои щеки запылали, и я опустила глаза, боясь встретить его взгляд. Он улыбнулся своей сверкающей улыбкой и засмеялся всем телом так, что я почувствовала, как содрогается опора подо мной. На секунду я потеряла равновесие, но этого было достаточно, чтобы упасть лицом в сугроб, задев случайно Гришу локтем по лицу. Он резко дернулся, закрывая лицо, а я отстранилась от него, испугавшись, что он сейчас же разозлится и прогонит меня прочь. Он тяжело вздохнул и отнял руки от лица, немного поморщившись. Казалось, ничего не случилось, но я представляла, насколько сильно ударила его. Оу! Должно, быть это было очень больно.
-Больно? - робко спросила я, касаясь рукой его лица.
-Есть немного, - признался он, резко дернув головой, когда я коснулась больного места.
-Прости. Я не хотела, - взмолилась было я. Но он сделал знак рукой, чтобы я замолчала.
-Все в порядке. Все хорошо, - успокаивал он меня. "Вот черт. Я такая неуклюжая" - думала я, кусая нижнюю губу. Он положил свою холодную руку на пылающее лицо и провел кончиками пальцев от уха к подбородку. Я задержала дыхание. Он потянулся ко мне, и наши лица стали совсем близко: так близко, что я чувствовала кожей его дыхание. Он вот-вот меня поцелует. Господи! Господи! Он еще приблизился ко мне. Я закрыла глаза и почувствовала, как его мягкие губы коснулись моих скул, век, лба и, наконец, губ. Он легкими прикосновением исследовал мое лицо, будто боялся, что я исчезну. А я боялась, что это когда-то закончится. Тепло его губ, которое он передал мне, распространилось по всему телу. Этот головокружительный поцелуй заставил мое сердце бешено биться. Господи! Господи! Это было прекрасно. Я немного приоткрыла рот от напряжения и невыносимого желания сделать вдох, и его язык проник внутрь, раздвинув мои губу еще сильнее. Я была абсолютно обезоружена и беспомощна перед ним. Но это мне даже нравилось. Я чувствовала его холодные руки на шее, еще сильнее подогревающие во мне желание. Это так прекрасно! Это так необычно для меня и так необходимо мне. Уже сейчас я почувствовала себя наркоманом, которому нужна новая доза. Гриша отстранился от меня, и я, жаждущая его губ, потянулся к нему, не открывая глаз и жадно глотая воздух.
-Ты прекрасна, - шепнул он мне, щекоча ухо дыханием. Я вздохнула, наслаждаясь запахом его кожи, и открыла глаза. Он поцеловал мочку уха, нежно его покусывая. Я снова закрыла глаза, наслаждаясь этим блаженством.
-Почему ты такой? – ласково спросила его я, проводя рукой по его щеке и потом по губам.
-Какой? – удивленно спросил он, прижимая мою руку к своей.
-Ну такой…такой, - задумалась я, подбирая слова я, - такой хороший.
-Это потому что я с тобой, - признался Гриша мне. Мы лежали на снегу, сплетя пальцы, и смотрели в черное ночное небо, покрытое россыпью звезд.


XI
Сомнения
Вернулась домой я только под утро и сразу же легла спать, провалившись в сладкий-сладкий сон, где ко мне пришел Гриша. Проспала я практически до самого вечера и, наверное, проспала бы еще больше, если бы Стас, возвратившись домой, так не шумел. Я открыла глаза, и мой взгляд сразу устремился на часы. 17.30. Все тело ныло от боли. Это все проклятая раскладушка. Я привстала на кровати и, потягиваясь, стала вспоминать сегодняшнюю ночь. В моей сонной голове зародились сомнения. Господи, что же я наделала! Зачем он так поступил? Зачем? А я? Это я во всем виновата. Дура! Глупая девчонка! Он позабудет обо мне, как только я уеду. И о чем я только думала, когда соглашалась встретиться с ним ночью.
Складывая вещи, я все думала о нем. Нет. Боже, что я наделала. Нет. Ни за что с ним не заговорю больше. Потому что если заговорю, то все снова повторится. Так глупо влюбиться. Нет, ни за что с ним не заговорю. Вот завтра вечером уеду домой, и все будет хорошо. Забуду его через пару дней ну или через пару недель. Или через месяц. Обязательно забуду. Он-то непременно обо мне не вспомнит, да и врядли я его сегодня увижу. Наверное, ищет себе новую подружку. И не хочет, чтобы мы с ним виделись. Думает, наверное, что я терзать его буду. Ах! Как же! Дождешься! Держи карман шире! Сделаю вид, что мы не знакомы. Все будет хорошо. Я настолько разозлилась, что стала комкать вещи и как попало пихать их в сумку.
-Ксюш!? – подскочил Стас, когда увидел, как я скомкала его рубашку.
-Что?! – огрызнулась я.
-Если ты так будешь складывать вещи, то у нас ничего не влезет, - спокойно ответил он, указывая на стопку вещей, лежащую на кровати, а потом на сумку, уже почти до отказа набитую. Беспомощная и абсолютно разбитая, я вывалила сложенные вещи на кровать.
Упаковав все вещи, я пошла со Стасом ужинать. Он все еще прихрамывал, и это выглядело очень и очень забавно. Мы ели молча, уткнувшись взглядом в свои тарелки. Я встала из-за стола, чтобы взять себе десерт, и подошла к стойке с фруктами, фигурно порезанными и разложенными на большом подносе. Кусочек за кусочком я отправляла сочные фрукты в рот, не желая отходить от стойки. Я искала кусочки побольше и посочнее, но внезапно наткнулась на фигурно порезанную клубнику в форме сердца. Черт возьми! Это все нарочно. Я забросила это «сердце» в рот и с усилием сжала челюсти. Я так была увлечена расправой с «сердцем», что не заметила, как кто-то подошел сзади. Я вздрогнула, когда почувствовала чье-то дыхание, на шее и в волосах. Я резко повернулась и, не успев осознать, кто передо мной, почувствовала, как этот кто-то обхватил меня руками и поцеловал щеку. Это был Гриша. Я узнала его руки. Это было единственное, что я смогла разобрать. Я отдернулась в ужасе и поспешила к своему столу. Зачем! Зачем он снова это делает? Я не могу этого выносить. Господи, мои щеки горят как пожар, наверное, все видели нас. Боже, что же теперь делать. Что скажет Стас. Как теперь мне перед ним объясниться? Я оглянулась по сторонам – никто даже и глазом не повел в мою сторону, все были увлечены едой и разговорами. Я смахнула капельку пота, выступившую на лбу и села за стол, сглотнув вставший в горле комок. Он не последовал за мной, но я чувствовала, что он не оставит меня в покое. Я изо всех сил старалась не отрывать взгляд от тарелки, ожидая, когда же Стас, закончит есть. Я робко подняла взгляд на Стаса, проверяя, закончил ли он есть, и наткнулась на сосредоточенный и взволнованный взгляд Гриши. Он сидел метрах в пяти позади Стаса.
Я притворно захохотала, будто услышала очень смешной анекдот, и стала что-то бессвязно говорить. Стас уставился на меня как на сумасшедшую, девушка за соседним столом тоже покосилась на меня. Стас встал из-за стола, аккуратно сложив грязную посуду. Я подскочила за ним, нервно произнося как назойливый детектив, допрашивающий бедолагу заключенного:
-Ты куда?
-В туалет, - ответил брат, удивленный моей резкой и напряженной интонации.
-Я с тобой, - будто не слушая его ответа, быстро проговорила я.
-Ты что, спятила? - возмутился Стас, вертя пальцем у виска.
-Ты никуда не пойдешь!- подбежала к нему я, схватив за руку. Он небрежно отдернул ее, оттолкнув.
-У тебя что, не все дома!? - хмуро воскликнул он.
Я взглянула ему в глаза, как бы умоляя, чтобы он никуда не уходил. Но он не внял моим мольбам и оставил меня одну. Я быстро оглянулась и, обнаружив, что Гриши нигде нет, пошла и даже побежала прочь. Лифт долго не приезжал, и тогда я побежала по лестнице, быстро оказавшись на своем этаже. Тогда я уже пошла спокойно, пытаясь отдышаться. Когда я была уже возле номера, то обнаружила, что у меня нет ключей. Вот дерьмо! И пнула чертову дверь, которая отказывалась мне поддаваться. Я глубоко вдохнула, приходя в себя и, пройдя несколько метро по коридору, свернула в небольшую рекреацию, тускло освещенную низко висящими зелеными лампами. Послышался шорох. Я вздрогнула. Гриша схватил меня за запястье, повернув к себе лицом. Мое сердце снова забилось бешено. Я хотела уйти и остаться одновременно. Я должна уйти, потому что иначе мне будет больно. Я должна остаться, потому что хочу, чтобы он снова взял меня в свои объятия и поцеловал.
-Почему ты убегаешь? - начал он.
-Отпусти меня, - небрежно ответила я, но мой голос дрожал.
Он покорно отпустил меня, но расстояние не увеличил. Я всё так же чувствовала, как бьется его сердце в этой бездонной тишине.
-Почему ты игнорируешь меня? - снова заговорил он.
-Так... - попробовала ответить я со слезами в голосе, - так нельзя. Зачем ты всё это делаешь?
-Что это? - непонимающе развел руками он.
-Зачем ты так себя ведешь. Обнимаешь. Целуешь меня. Я завтра утром уеду, и ты сразу же забудешь обо мне.
Гриша замер и, кажется, перестал дышать. Я ждала ответа.
-Просто... Ты мне не безразлична. Я хочу быть рядом с тобой, и ты не представляешь как.
Мой разум выстроил броню против сладкой лжи, но против такого искреннего ответа он был бессилен.
-Я тебе нравлюсь? Если нет. Ты только скажи - я сразу уйду.
-Нет, - взмолилась я, - ты мне нравишься... очень.
Гриша взял меня за руку, переплетая мои пальцы со своими. Я потянулась к нему, коснувшись свободной рукой его груди. Он склонился надо мной и поцеловал в губы одним легким, но долгим поцелуем. Мои губы еще помнили вчерашний поцелуй, а потому задрожали от удовольствия, встретившись с его знакомыми губами. Он обнял меня и прижал к себе, и я вмиг почувствовала его таким родным, таким близким. Вот так вот мы стояли в темноте посреди пустой комнаты, позабыв о времени. Внутри меня все сжалось и я, отдернувшись от него, произнесла:
-Из этого ничего не выйдет.
-Почему? – огорченно спросил он, снова потянувшись ко мне, но я закрылась рукой.
-Это неправильно. Так не должно быть. Сам подумай. Мне только 16 и я еще не закончила школу. А тебе 22, ведь так. Тебе нужна другая девушка. Более взрослая. Более ответственная. Это все так некстати. Ты так не вовремя, - сдерживая волнение, проговорила я.
-Пускай. Мне все равно, - уверенно проговорил он, будто мои слова были пустяком для него, - возраст не помеха. В чем дело, скажи. Я пойму. Если у тебя есть другой, скажи. Прошу.
-Ты у меня первый, - робко призналась я, поднимая голову. Он ничего не ответил, но было ясно, что он был совершенно поражен этой новостью и совсем не ожидал, что влюбится в такую неопытную девушку. Хотя, кажется, ему было все равно, что он старше меня на 6 лет и он у меня первый, - я так боюсь, - прижавшись к нему, прошептала я.
Мне было сложно отпустить его, и он тоже не хотел уходить. Но я собрала волю в кулак и, поцеловав его в лоб, вернулась в номер. Стас смотрел телевизор, развалившись на кровати. Я закрылась в туалете и приняла душ. Меня снова одолевали сомнения.
Как же так получилось. Это неправильно. Так не должно быть. Все слишком быстро. Я не собиралась влюбляться так. Я хотела полюбить человека, которого знала давно и в котором была уверена. Чтобы моя любовь была безопасной. Чтобы все было по правилам. Чтобы наши родители дружили, и мне бы не пришлось знакомить его с мамой. Господи, это все так сложно. А ведь теперь я никуда не убегу. Даже если уеду завтра, все станет еще хуже. Я влюбилась. Влюбилась наверняка. И это так безрассудно. Я влюбилась во вчерашнюю ночь, в его поцелуи и слова. Это любовь мгновения. И снова я наступаю на те же грабли. Только теперь не я одна. Теперь еще и Гриша. Надеюсь, все закончится, когда я уеду. Так было бы лучше. Он бы остался здесь, а я бы спокойно окончила школу. Черт возьми. Теперь я не смогу спокойно врать родителям, что у меня никого нет. Теперь у меня есть Гриша. И это прекрасно.
Вернувшись из ванной, я улеглась рядом с братом, укутав мокрые волосы в полотенце. Он не обращал на меня внимания. Это было для него обычно. Он просто уткнулся в телик. Это было обычно для меня. Я не обращала внимания на него, а он – на меня. Форма сожительства, когда никто друг другу не мешает.
-Я звонила маме, - ненавязчиво проговорила я, массируя голову.
-Что нового? – спокойно спросил брат, не бросив и взгляда в мою сторону.
-Они летали во Францию, - без энтузиазма заметила я.
-Ясно, - прокомментировал Стас, продолжив пялиться в экран.
-У них для нас какие-то новости, - произнесла я, стараясь занять брата. Ответа не последовала. Я толкнула Стаса в плечо, желая раззадорить. Я ненавидела, когда он заставлял меня скучать, когда он молчал и не замечал меня. Стас только махнул рукой и снова уставился в телевизор. На экране жирная тетка пыталась оседлать лошадь. Это выглядело мерзко. В эту минуту я совсем не завидовала бедной лошадке, прогибавшейся под 130-киллограммой тушей.
-Ну Стас, не будь занудой. Поговори со мной, - взмолилась я. Я не хотела думать о Грише, но эти мысли только и делали, что лезли в мою голову. Мне надо было отвлечься, чтобы не сойти с ума. Стас снова махнул рукой. Но теперь уже гипсом задел мой локоть, так что я почувствовала неприятное покалывание немного ниже локтя.
-Ай, - вскрикнула я, отдергивая руку, - мне же больно.
-Прости, - повернувшись ко мне, произнес брат, но через секунду снова вернулся к просмотру телевизора, - знаешь. Раз уж я сломал руку и не могу кататься, то я договорился с Александром Дмитриевичем, чтобы он забрал нас утром. Часов в 11. Я уже расплатился. Ты ведь не против?
-Нет, конечно, - ответила я, быстрее, чем до меня дошел смысл его слов. Что? Я уезжаю завтра утром. Господи, я его не увижу. Мне столько надо сделать. Или… нет. Это даже к лучшему, я не буду мучиться. Просто уеду и дело с концом. Я попробую. Нет. Я не смогу. Я должна с ним увидеться. Я должна еще раз поговорить с ним. Во мне боролись два чувства. И пока удача была ни на чьей стороне. Но я при любом раскладе оставалась в проигрыше.
11.35. Стас похрапывает, но я не могу уснуть. Меня одолевает усталость, и глаза буквально слипаются. Тяжелые мысли не дают мне покоя. Боже, я опять думаю о нем. Я думала, что любовь это так прекрасно. Но, кажется, это худшее, что может быть. Я бы хотела его забыть, перемотать время назад и не пойти тогда со Стасом, чтобы потом не увидеть Гришу, чтобы не научиться кататься на сноуборде, чтобы не кататься на коньках, чтобы не упасть.
01.17. Мне охота пристрелиться. Жаль, что у меня нет пистолета. Или прыгнуть из окна. Жаль, что здесь так низко. Я не умру и даже не покалечу себя. Или порезать себе вены. Но на это мне не хватит смелости. Я никогда не переносила боль.
03.49. Я окончательно сошла с ума. И в глазах двоиться. Если бы Бог не был занят решением вселенских проблем, он бы меня услышал. Хотя какие проблемы. Он давно уже спит. В отличие от меня. Дотянуть бы до утра. А там все будет проще. По крайней мере, я не буду одна, наедине со своей любовью.
06.06. Надо бы загадать желание, пока не прошла минута. Хочу, чтобы я, наконец, заснула. И больше ничего не надо. Ну, конечно, можно еще, чтобы меня приняли в универ без экзаменов. Но это не обязательно. Просто мне хочется спать.
06.13. Я вздохнула, взглянув на часы. Мысль полусумасшедшего проникла в мою голову, но усталость взяла надо мной верх, и я провалилась в сон, 1,5-часовой сон.


XII
Письмо
Около половины девятого прозвонил будильник Стаса. Я его слышала сквозь сон, но сил разлепить глаза не было. Стас тоже не проснулся. В 9.15 позвонил Александр Дмитриевич и предупредил, что приедет без 15 одиннадцать. Мы уложили последние вещи, позавтракали и спустились на первый этаж, чтобы сдать ключи от номера. Стас что-то писал у стойки, аккуратно водя по листку ручкой. А я сидела в кресле. Все как в первый день. Возле ресепшена толпились красивые люди: только что приехавшие, уже уезжающие и просто те, кто хотел получить какую-то информацию. Я достала из сумки листок бумаги, кажется, это был прейскурант, и написала несколько слов. Потом все зачеркнула, так что оставила заметные вмятины и синеву, проступающую на другой стороне. Снова написала, помедлив на последнем слове. Что-то в моей голове перевернулось и, сложив листок пополам, я хотела было положить его обратно. Я снова колебалась, хоть и знала, что должна сделать. Преодолев себя, я дрожащей рукой дописала фразу и, сложив несколько раз письмо, завернула его в платок Гриши. На нем еще виднелись капельки засохшей крови. Тяжело вздохнув, я подошла к столу информации и протянула администратору письмо, завернутое в платок, и произнесла: «Передайте, пожалуйста, Григорию Трушину». Закинув на плечо сумку, я поплелась за Стасом, который уже взглядом искал нашу машину.
-Ну что, как отдохнули, ребятки? – добродушно спросил Александр Дмитриевич, когда мы отъехали.
-Отлично! – воодушевленно ответил Стас, но потом поморщился и протянул сломанную руку, чтобы Александр Дмитриевич мог разглядеть.
-А это еще что? – удивился он, переводя взгляд со сломанной руки то на дорогу, то на меня.
-Сломал, - пояснил Стас, хотя это было очевидно.
-Ну что ж ты так, - забеспокоился водитель, - Ксюш, что же ты за братом не доглядела?
Я не слышала вопроса, в моей голове прокручивались недавние события, и я пыталась убедить себя в своей правоте. В мою память врезалось лицо Гриши, и я представляла, как он будет читать мое письмо. От одной мысли мне становилось больно и хотелось плакать. Но надо было сдержаться. Я должна была быть сильнее.
За окном светило солнце, и лучи играли с белыми сугробами, вздымающимися вдоль дороги, отражая от них свой свет и слепя глаза. Лучше бы был дождь или метель. Так было бы лучше, я знаю.
Гриша, прости. Я не могу остаться. Я все обдумала и решила, что нам лучше не видеться. Спасибо за то немногое, что у нас с тобой было. Прости. Не ищи меня.
Ксюша
Первый раз в жизни мне хотелось, чтобы дорога была бесконечна. Здесь на заднем сидении кожаного салона «ниссана» мне было спокойнее, я была в безопасности. Дома меня ждали соскучившиеся родители, которые ни на миг не оставят меня одну и заставят пересказывать все, что со мной произошло, пока я там была. А я этого так не хочу. Я не хотела врать, да и не умела этого делать. Я знала, что если они спросят, я все им расскажу, расплачусь. Мама будет гладить меня по щекам и утешать, говорить: «Все в порядке. Тише-тише. Все будет хорошо». Но я-то знаю, что не будет! Не будет, слышите, не будет! А потом придет папа. Будет ходить кругами по комнате, а потом выйдет, не зная, что сказать. А потом, когда я немного успокоюсь, мама уложит меня спать. Пригласит Стаса для разговора на кухню и будет ругать его за то, в чем он не виноват. Я знаю. Все именно так и будет.
Я терла лоб, как будто пыталась смыть с лица маску печали, но все было тщетно. Напротив, мне становилось только хуже. Хотелось вжаться в мягкое кожаное кресло или стать невидимкой, чтобы никто меня не тревожил. Но Александр Дмитриевич то и дело бросал на меня свой озабоченный, добрый взгляд через стекло заднего вида. Он едва ли понимал, что происходит, но чувствовал, что что-то не так. Я натянула на себя солнечные очки, хотя через затемненные стекла машины мне и так ничего не грозило, и закуталась посильнее в бабушкин шарф, чтобы совсем не было видно моего лица; воткнула в уши наушники и включила на полную катушку музыку. Может, так будет лучше или хотя бы легче. Я не останусь наедине со своими мыслями.
Нащупав в кармане мобильник, я зашла в интернет на свою страницу в контакте и удалила из друзей Гришу. А потом удалила и свою страницу. Какой смысл оставлять её! Не хочу, чтобы однажды кто-нибудь также как и Гриша постучался ко мне в друзья и всё испортил.
Я смотрела в окно, на сменяющие друг друга дома: на современные высотки и старые, накренившиеся в бок серые домишки, на застекленные офисы и кирпичные строения, отведенные под склады. Я пыталась разобраться в собственных мыслях, объясняя себе, что я слишком близко к сердцу это все восприняла, но все мои аргументы были бессильно перед ноющей болью в груди и непреодолимым желанием заплакать. По щекам стекали слезы, и я украдкой их вытирала, изредка всхлипывая. Стас о чем-то весело болтал с водителем и не оборачивался ко мне, а Александр Дмитриевич намеренно не смотрел в зеркало заднего вида: он все понял и не хотел меня смущать.
Тем временем мы уже въехали на территорию нашего дома, и Александр Дмитриевич припарковал машину прямо напротив подъезда. Я прикинулась спящей. Если вам захочется, чтобы вас оставили в покое, нужно всего-то – прикинуться спящей. Тогда от вас сразу отстанут. Но, к сожалению, на некоторых это не действует.
-Ксюша, вставай! Мы приехали! – стал теребить меня Стас, открыв заднюю дверь с моей стороны. Я продолжала притворяться спящей, - Очнись! Хватит притворяться! Я знаю, что ты не спишь! – брат продолжал дергать меня, а потом стал щекотать в надежде, что я не выдержу и засмеюсь. Но мне сейчас было не до смеха. Когда тебе плохо, а кто-то рвется шутить и веселиться, так и хочется врезать этому человеку. Стас не добился желаемого эффекта, вместо моего смеха он услышал лишь раздраженное шипение:
-Отвали. Я уже проснулась! Незачем было меня щекотать, - выходя из машины, дрожащим голосом проговорила я.
Мы поднялись на 10 этаж, и я буквально ввалилась в квартиру и, пройдя мимо родителей, раскрывших свои объятия, закрылась в ванной комнате. Включила холодную воду и умылась, желая прогнать терзающие меня мысли. Но мне не стало легче. Черные стены ванной комнаты давили на меня, и я присела на пол, схватившись за голову руками. В горле застыл комок, и из глаз хлынули нескончаемым потоком слезы. Я с усилием терла под глазами, стараясь стереть с щек канавки соленой воды. На смену слезами пришло отчаяние. Я стала задыхаться и кашлять. В какое-то мгновение мне показалось, что я не могу дышать. А потому схватившись за горло, я стала судорожно глотать спертый воздух ванной. Потом вдруг прорвался голос и даже стало легче. Я немного успокоилась, уверив себя, что я сделала правильно и отступать нельзя.
Я взглянула на руки и меня снова захлестнули воспоминания. Я вспомнила, как Гриша держал меня за руки и целовал мои ладони. Там, где он прикасался, теперь были жгущие следы. Я прижала руки к лицу и вдохнула: меня окутал мягкий запах его одеколона. Его запах. Внезапно я снова стала задыхаться, я чувствовала, как этот запах душит меня, как он режет мою глотку и рвет сердце. Я скинула с себя одежду и залезла в душ. Я старалась смыть с себя его запах, смыть воспоминания о нем. Но, глупая! Не все так просто. Нельзя удалить воспоминания с помощью дешевого мыла. Это же бред! И я сходила с ума.
Выйдя из ванной, я, не одеваясь, встала перед зеркалом. Теперь мне было легче. Или так казалось. Но, по крайней мере, я была готова говорить с родителями, рассказывать им про «замечательные» каникулы и врать им про то, что я так хочу снова покататься на сноуборде. Я взглянула на свое отражение в зеркале. На меня смотрела печальная девушка с отчаявшимся взглядом и черным подтека от водостойкой туши под глазами. Ее растрепанные волосы выбивались из хвоста и прилипали к мокрым щекам. Губы ее были искусаны в кровь, с бордовыми следами от зубов. В глазах ее еще стояли слезы, а потому она казалась еще несчастнее. На шее виднелись красные следы, как будто кто-то ее душил: но на самом деле, это она сама себя душила, думая, что спасает себя. Кто-то постучал в дверь и спросил, все ли в порядке. «Да-да. Все в порядке» - твердила я, натягивая домашнюю одежду на влажное тело, к которому прилипала тонка желтоватая материя.
Я вошла в кухню, где сидела вся наша семья, поедая приготовленную мамой пиццу. Я надеялась, что меня не заметят. Но глупо было этого ожидать. Еще когда щелкнул замок в ванной, все члены моей семьи насторожились, ожидая моего появления. Все обернулись ко мне, но никто не заговорил. А я вот так вот стояла как неприкаянная, подпирая стенку, и не знала, что сделать.
-Ксюша, детка. Что с тобой случилось? – первой заговорила мама, обеспокоенная моим видом.
-Ничего, - неуверенно, почти беззвучно ответила я.
-Ты плохо выглядишь. Скажи, в чем дело? – вступил в разговор папа, проглатывая кусок пиццы.
-Я же сказала. Ничего, - все еще не веря собственным словам, но уже более уверенно проговорила я.
Я села за стол и принялась есть пиццу, не отрывая взгляда от тарелки. Похоже, остальные сидели без движения, уставившись на меня.
-Ксюш? – снова спросила мама, поднимая на себя мой подбородок.
Я стряхнула ее руку и соврала:
-Ладно. У меня сильно болела голова, и я устала с дороги.
Это не очень было похоже на правду, но другого выхода у меня не было. Снова повисло молчание. Слышно было только урчание моего живота. Я покосилась на Стаса, он понимающе на меня взглянул и вдруг радостно произнес:
-Ух, эти магнитные бури! Я слышал, они весь этот месяц продлятся. Не удивительно, что у нее болела голова, - я была благодарна Стасу за то, что он для меня сделал, - вы знаете, что я научился делать. Вы просто не представляете…
Когда Стас освободил меня от необходимости объяснений, я забылась. Проглотила кусок пиццы и ушла в комнату.
-Я спать. Очень устала, - безжизненно бросила я.
Иногда я просто ненавижу своего брата, а иногда готова его расцеловать. Сейчас была как раз тот момент, когда я хотела его расцеловать. Если бы у меня были силы, я бы обязательно это сделала, но сидя там, в кухне, на деревянном стуле, в сидушку которого больно впивались мои кости, я не могла и пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить. Он единственный понял, что я не очень-то расположена к разговорам. За это я ему и благодарна.
Я мало что понимала и не могла разобраться в своих чувствах, но что-то мне подсказывало, что я поступила правильно. Я следовала своей интуиции и надеялась, что она меня не подведет. Ведь ни на что, кроме нее, я не могла больше полагаться.


XIII
Хорошие новости
Я все еще не могла прийти в себя после возвращения домой и письма Грише. Я все прокручивала в голове события и пыталась отгадать, о чем он думал, когда его читал. Но время не ждало, пока я приду в себя, а потому жизнь потихоньку возвращалась в прежнее русло. После того прескверного случая родители как-то не решались со мной заговорить и я даже была этому рада. Я занималась своим делом, они – своим. Единственное, на что они решились, так это вручить мне подарки: это было замечательное летнее платье нежно-розового цвета и стеклянный кулон в форме сердца с выгравированным на нем моим именем. Жалко, что Стаса не было дома: он снова куда-то уехал. Я хотела его поблагодарить.
У меня было много времени, чтобы обо всем подумать, и я пришла к выводу, что была совершенно глупа. И никакая это все была не любовь, лишь иллюзия. Я влюбилась не в Гришу, а в то время, в его поцелуи, объятия, слова. Но его я не полюбила. О любви и речи идти не могло. Мимолетное увлечение – может быть, любовь – нет. Теперь-то я точно знала, что поступила правильно. Теперь я вспоминала о тех днях не как о каторге, а как о чем-то прекрасном, о чем-то красивом и светлом. Но я не жалела о том, что это прошло и я все сама разрушила. Всё это было не так, как мне хотелось. Всё было слишком хорошо, но слишком рискованно, не безопасно. Наверное, у меня это от папы. Папа у меня человек в высшей степени спокойный, надежный. Наверное, именно поэтому мама выбрала его. С ним жизнь обещала быть размеренной, комфортной. Вот, что значит, гены. Так и я предпочитаю выбирать более безопасную жизнь, хотя спокойной меня никак нельзя назвать. По натуре я холерик и меланхолик одновременно, так что едва ли найдется человек, которого выдержу я, и, который выдержит меня. Я отказалась от Гриши, а мои прошлые объекты воздыхания отказывались от меня, вернее они врядли знали о моем существовании вообще.
-Можно? – постучалась мама, едва приоткрыв дверь.
-Заходи, - ответила я, садясь в кровати.
-Выспалась? – поинтересовалась она.
-Да, - честно призналась я, стряхивая остатки сна с заспанных глаз.
Мама вдруг стала серьезной и, засунув руки в карман своего потрепанного красного домашнего халата, начала:
-Помнишь, я тебе говорила, что у нас для тебя с папой есть кое-какие новости.
-Помню, - кивнула я, пытаясь разобраться, в чем дело, - что это за новости?
-Ну в общем, - замешкалась мама, водя взглядом по полу, будто там было написано то, что она должна сказать.
-Ну говори уже, - насторожилась я, свесив ноги с кровати..
-В общем, папу повысили.
-Правда? Отлично! Поздравляю его, - воскликнула я, но в ту же секунду почувствовала подвох, - и что?
-Да. Эта работа во Франции. Мы обдумали и решили принять предложение. Так что скоро мы будем жить в Париже, - воодушевленно проговорила она, взглянув мне в глаза в надежде отыскать радость.
-Что? – вскрикнула я, совершенно обескураженная такой новостью.
-Мы переезжаем в Париж. На следующей неделе мы улетаем туда с отцом и будем обустраиваться там, улаживать все проблемы с эмиграцией, - стала растолковывать мама, теребя в руках пояс от халата, не поднимая глаз, - вот увидишь. Все будет хорошо. Мы будем периодически приезжать к вам со Стасом. А потом в конце года, когда ты сдашь экзамены, мы переедем насовсем.
-Что? – снова спросила я, пытаясь привести мысли в порядок.
-Ну в июне мы продадим квартиру и переедем в Париж навсегда. Понимаешь.
-Я понимаю. Но я не могу взять в толк, почему вы меня не спросили? Почему? Почему вы такие эгоисты? Или мое мнение уже ничего не значит? Я никуда не поеду, - взбунтовалась я, вскочив с кровати.
-Мы, конечно, думали об этом. Так будет даже лучше: мы устроим тебя в лучший университет Франции, да и Стаса можно будет перевести со следующего года на экономический факультет, ты сможешь с легкостью поступить на факультет журналистики. Ты и хорошее образование получишь, и язык выучишь. Понимаешь?
-Нет. А вы спросили, чего хочу я!? Не спросили. Я никуда не поеду, - кричала я, размахивая руками.
-Тише-тише. Успокойся, - своим тихим голосом попыталась успокоить меня мама.
-Не надо меня успокаивать, - рявкнула я, хватаясь за голову.
-Замолчи, - взорвалась мама, дернув меня за запястье, чтобы я прекратила ходить по комнате, - пока ты еще несовершеннолетняя и не можешь сама решать. Мы - твоим родители и ты будешь делать, что мы тебе скажем. Уяснила? - разъяренно произнесла она.
-Уяснила, - тихо ответила я, сдерживая слезы в голосе.
-Вот и отлично, - уже более спокойным тоном проговорила мама и вышла, захлопнув за собой дверь.
-Вот дерьмо! – вырвалось у меня из груди.
Я никогда не отличалась особым патриотизмом, но мысль о том, что я буду жить в другой стране, меня пугала. Я давно уже знала, что буду поступать в МГУ на журналистику, буду учиться и работать, чтобы купить машину или квартиру, если родители добавят денег, возле Парка Горького. Кроме того, еще один переезд в моей жизни – это уже слишком. Мне хватило первого: я с ужасом вспоминаю, как тряслась перед тем, как войти в новую школу. Что же теперь будет, если мне придется учиться в другой стране!? Я даже не знаю французский! У меня и с английским-то не очень. Наверное, родители хотят, чтобы у меня развился комплекс неполноценности. Черт! Черт! Черт! Надеюсь, это их глупая шутка, потому что мне легче застрелиться, чем снова переехать.
Не могу сказать, что мне есть, что терять. Друзей у меня не слишком много: так только, знакомые. Я предпочитаю не сближаться с людьми: и им проще, и мне. Но я уже так привыкла к этой жизни: к школе, к людям, к погоде, к Александру Дмитриевичу. Это все стало мне таким родным, хотя я не хочу себе в этом признаваться.
-Стас! – хмуро окликнула брата я, входя в его комнату.
-Ну еще пять минут, мам, еще пять минут и я встану, - промямлил брат, не понимая, о чем его спрашивают, и продолжил спать.
-Ты знал, что мы переезжаем в Париж? – настойчиво спросила я, склонившись над спящим.
-Что? – сквозь сон ответил он, распластавшись на кровати.
-Стас! – взорвалась я, – ты знал? Ответь! Ты знал, что мы переезжаем?
-Господи, ну что ты так орешь, - потягиваясь, возмутился Стас, разбуженный моими криками, - не даешь человеку поспать.
-А ну быстро очнись и ответь мне на вопрос: ты знал, что мы будем жить в Париже? – я вырвала у него из-под головы подушку и стала его лупить ей.
-Стоп! Стоп! Стоп! Хватит! Ладно, я уже проснулся, - разозлился брат, вырывая у меня из рук подушку и снова подкладывая ее себе под голову, - что тебе надо!?
-Я тебе уже сказала, что мне надо: ты знал, что мы переезжаем во Францию?
-Во Францию – да, в Париж – нет, - снова погрузился в сон он.
-Предатель! Предатель! – завопила я, окатив его водой из стакана, стоявшего на столе, - идиот! Придурок!
Похоже, этот мой последний поступок его не просто разбудил, но и по-настоящему разозлил. Он вскочил с кровати и выпер меня за дверь, так что я даже не смогла сопротивляться.
Внутри меня все кипело и хотелось кому-нибудь врезать, и, желательно, чтобы этот кто-то был Стас. Как он мог мне не сказать! Как можно было так поступить. Неужели я одна не рада переезду? Неужели меня никогда не оставят в покое, почему нельзя по-человечески! То я встречаю Гришу, то теперь еще этот переезд! Господи, ну как мы будем жить вдвоем со Стасом. У меня аллергия на него, равно как и на его ненормальных друзей. Вы бы их видели! Все эти расфуфыренные, в костюмчиках от Dolce&Gabbana клоуны не пропускают ни одной юбки мимо себя, говорят о высоком искусстве, как великие философы, разбрасываются деньгами, наивно полагая, что всё можно купить, и балуются травкой, эдакая игрушка для богатеньких сыночков. Фу! Как меня от всего этого тошнит! И Стас туда же! И как только он угодил в эту компанию, до сих пор не могу понять! Он, конечно, тот еще придурок, но у него с головой, вроде бы, еще всё в порядке. Да и очень богатеньким я бы его не назвала, хотя я не знаю, сколько он получает на своей новой работе. А впрочем, он очень популярен, как среди девушек, так и среди парней. Так что не мудрено, что у него такие крутые друзья. Вот, еще раз убедилась в том, что мы с ним просто не можем быть родственниками! Он красив, умен, популярен. А я его полная противоположность! Тьфу, на весь день теперь настроение испорчено! Уже представляю, что будет у нас твориться, когда родители уедут. Теперь-то уж точно наш дом превратится в проходной двор: неужели они этого не понимают! Так, срочно нужно искать, куда переезжать жить! В этом дурдоме, который у нас будет, а он будет – я-то точно знаю, я жить не собираюсь!