Семьдесят копеек или Взрослая жизнь

Когда мне было 6 лет, единственной вещью, которую я ненавидела больше всего на свете, был детский сад. Посещать его было необходимо каждый день за исключением выходных и болезней, но болела я, к тогдашнему моему сожалению, очень редко, даже ветрянка, которая могла бы принести мне целый месяц счастливого пребывания дома, обошла меня стороной. Но родители считали, что детский сад чрезвычайно важен для полноценного развития ребенка, а то, что мне там не нравится, то это сугубо мои личные проблемы. А воспитатели, по их мнению, там были очень квалифицированными. Да, им то хорошо было так думать, ведь их же не заставляли каждое утро съедать по огромной тарелке скользкой манной каши и выпивать по стакану ужасно невкусного молока с пенками, один взгляд на которые вызывал у меня мгновенное отвращение и стойкий приступ тошноты. А если же ты пытался отказаться от участи разрыва живота от избытка белой гадости, они моментально устраняли свой строгий взгляд в сторону нарушителя и вставали над нашими душами, пока план по норме приема пищи не был выполнен. А мы, шестилетние люди, читали рассказы о Ленине, о том, что он никогда не оставлял недоеденной еды на тарелке, мечтали быть такими, как он. Мы мечтали о том, чтобы накопить много-много трехкопеечных монет и сколько хочешь пить воду с сиропом из автомата, мечтали о субботах, когда не надо было идти в детский сад, и бабушки покупали нам томатное мороженое. Сейчас уже не продают такое мороженое, и многие даже не помнят, что такое было. Мы мечтали, чтобы увидеть настоящего деда мороза, чтобы день рождения был чаще, чтобы поскорее было 1 мая с демонстрациями,  гвоздиками, шариками и красными ленточками, мечтали о мире на всей земле, о равенстве и братстве. Но главная наша мечта состояла в том, чтобы поскорее вырасти и вступить во взрослую жизнь.

И вот однажды, находясь уже в старшей группе детского сада, мое бренное существование вдруг приобрело смысл. Тот день изменил всю мою жизнь, теперь я была готова смириться с неизбежностью своего детского бессилия и посещением этого строгорежимного заведения. Этим смыслом стала книга с рассказами Л.Н.Толстого «Булька». Тоненькое издание с обложкой желтого цвета и нарисованным на ней черным псом с полураскрытой пастью и торчащими оттуда  маленькими, белыми зубами, смотрящего на меня круглыми умными глазками. Безусловно, не только изображение Бульки, но и сами рассказы о нем не просто запали мне в душу, вся мою душу заполнили любовь и забота. Теперь можно было смириться с жестокими нянечками, которые, именно в тот момент, когда я за обедом отправляла последний кусок в рот с чувством, что сейчас лопну, накладывали добавки, так что доедать его мне приходилось до самого ужина. Теперь можно было даже не обращать внимания на ежедневные стояния в углу за какую-нибудь, по мнению строгих воспитательниц, великую провинность. Вся моя жизнь наполнилась самыми нежными чувствами к этому маленькому, смелому бульдогу. С того момента мой день в детском саду заключался в том, что я приходила утром, доставала с полки книгу и перечитывала ее снова и снова. Этот пес с обложки стал моей самой любимой игрушкой, даже не просто игрушкой, он стал моим самым лучшим другом. Когда другие девочки укладывали в игрушечные кроватки кукол, накрывали одеяльцем и рассказывали сказки, я укладывала Бульку, то есть книгу. Когда тебе всего шесть, то легко представить, что рисунок на листе бумаге вовсе не рисунок, а  настоящая, живая собака.

Выносить игрушки и книги за пределы детского сада было строго запрещено, и никакие уговоры не могли заставить воспитательниц, а тем более хмурую заведующую, изменить этому правилу. А так хотелось! Как хотелось погулять с Булькой, показать ему свой дом. Конечно, родители знали о моем детсадовском друге, но все люди, когда вырастают, удивительным образом сразу же теряют способность понимать детей. Они могли бы поискать в магазинах и купить мне такую же книгу, но почему-то даже не попытались это сделать. Стоит ли их в этом винить? Нет, взрослый человек не может понять ребенка, говорящего, что у него есть лучший друг, пес Булька, с которым он разговаривает, которого он кормит и гладит, по той лишь причине, что этот друг нарисованный.

Шли последние дни лета, приближался переход во взрослую, счастливую жизнь, в школу, а значит, приближался, по мнению шестилетнего человека, конец строгому режиму, вос-питателям и молочным пенкам. И это радостное событие омрачало приближение неизбежного часа прощания с Булькой. Не помню уже, каким чудом мне удалось убедить родителей в необходимости взять книгу домой, но вечером, накануне дня, когда был утренник, посвященный прощанию с детским садом, папа зашел в кабинет заведующей... И мне разрешили забрать книгу на один вечер. Можете представить мою радость!?
Дома, в альбоме для рисования, я перерисовала пса с обложки, пририсовав ему в правом нижнем углу миску с косточками. Я на всех своих рисунках животных в правом нижнем углу рисовала миски с костями и мясом, ведь они живые, а значит им нужно кушать. А еще у меня был сиренево-малиновый карандаш, он был короткий и редкого цвета, видимо поэтому он был моим самым любимым из цветных карандашей. И видимо по этой причине я решила сделать Бульке не карие глаза, как на обложке, а сиренево-малиновые.
Никто из родных не разделил моей радости, да это было и не столь важно, главное Булька побывал у меня в комнате, мы провели вместе целый вечер. Кто-то может упрекнуть меня в детской глупости, но почему же я, почти 20 лет спустя, все еще помню тот день. Может это покажется странным, но я не помню дня 1 сентября, когда я первый раз пошла в школу, а тот помню.
А на следующий день я вернула книгу, так и не поняв, почему раньше мне не могли ее дать, почему надо было так долго упрашивать папу, заведующую. Разве сложно подарить ребенку немного счастья? Ведь иногда для этого не требуется каких-то великих затрат. Просто стоит присмотреться и понять, что даже простые, невзрачные для вас вещи, для других могут значить очень и очень много.
А потом была школа, которая из-за забора детского сада казалась мне взрослой жизнью. А после окончания 9-ти классов оказалось, что взрослая жизнь начинается за их пределами. А потом было училище и мысли, что взрослая жизнь, наверно, начнется после него.
Учась в институте, когда у моих подруг уже начали появляться дети, мне вдруг подумалось, что взрослая жизнь, наверно, уже началась, а я все же пропустила ее начало.

На днях я забрела в пункт приема макулатуры на улице Чайковского. Не то, чтобы мне что-то было там надо, так, зашла книги посмотреть, хотя даже не была уверена, продают ли их там. Пункт находился во втором дворе от улицы, в углу дома. Внутри было тесно, сыро и душно, пахло пылью и перегаром. Кроме хозяина заведения, человека лет пятидесяти, не-опрятного и сильно выпившего, там еще была его помощница, примерно того же возраста, грубая, но трезвая. Книг оказалось довольно много. Некоторые стояли на старых, необте-санных, криво сколоченных полках, другие были брошены, как попало, в картонные коробки, а многие просто стояли стопками на полу. Все было пропитано затхлым запахом полуподвального помещения. Пока я рассматривала содержимое полок и коробок, пришли двое мужчин, один из них интересовался, нет ли Солженицына, другой молча смотрел разложенные на столе «новинки». В грязном, затянутом паутиной углу, я обнаружила 6-ти томник А.С.Пушкина, правда без первого тома, зато издание 1934 года, с выпуклым профилем автора на обложке и печатью бывшего владельца. На тот момент в моей скромной библиотеке не было произведений Пушкина, но покупать его в планы моих финансовых растрат у меня не входило.
Внезапно зазвенел колокольчик над дверью и, еле справляясь с ее тугой пружиной, в по-мещение вошла старушка с довольно большой коробкой из гофрированного картона, в которой лежало еще несколько коробок поменьше и какие-то бумаги. «Вот, принесла кой-чего, может на рубль то потянет?» - сказала бабушка и поставила свою ношу на большие железные весы. Помощница хозяина посмотрела на них и сказала: «70 копеек». Бабушка мило улыбнулась, только глаза ее выдавали небольшую досаду. Нет, это была не такая опустившаяся женщина, которая собирает картон и сдает вторсырье, чтобы потом потратить выручку на спиртное. Нет, это была одна из тех питерских пенсионерок, проживших всю жизнь на маленькую зарплату, получающих маленькую пенсию. Кто ж их знает, почему у них такая жизнь. Кто-то упрекнет их, что, мол, детей не воспитали, вот они им и не помогают. Да кто его знает, как у них было, может, пережили своих детей, а, может, и вовсе родственников у них никаких нет. А еще и так бывает, занимали всю жизнь какую-нибудь должность, всю себя работе отдавали, а о себе и подумать некогда было. А теперь вот денег не хватает, а просить им не удобно, вот и ищут сами выход, перебиваются, да еще и кошек во дворе кормят, себе мясо не покупают, а им покупают. 
Помощница хозяина протянула руку в банку с мелочью и выудила оттуда монету со словами: «У вас с рубля сдача будет?» Бабушка вытащила из кармана маленький черный кошелек, знаете, раньше такие были, они еще сверху защелкивались, думаю, он у нее еще с молодости остался. Она открыла его и высыпала на ладонь его содержимое: ключ и монетки. Несколько из них были копеечными, а две достоинством в 10 копеек. «Не хватает», - с горечью в голосе сказала старушка и посмотрела на тетку. «Ничего, давайте, сколько есть, а долг потом принесете»- сказала та и протянула рубль. Старушка попыталась возразить, сказав, что не любит так делать, но тетка убедила ее: - «Ведь завтра же опять что-нибудь притащите». Та согласилась, опять улыбнулась, с трудом открыла дверь с тугой пружиной, колокольчик лениво звякнул, и она вышла.
А я в каком-то оцепенении продолжала стоять и смотреть в ее сторону. Я думала о том, что в одном и том же городе, в одно и то же время, одни люди носят золотые бусы с бриллиантами в ресторан, а другие картон в пункт приема макулатуры.
Я думала о том, что сейчас, в 2006 году на 70 копеек абсолютно точно совершенно ничего нельзя купить.
Справа от меня в коробке лежали тонкие детские книжки, и я машинально стала их перебирать, все еще думая о таких вот стариках, об их нелегкой жизни, о том, что, когда я вырасту, надо постараться как-то помочь таким людям. И вдруг, переложив очередную книгу, внезапно внутри меня все сжалось, сердце забилось, все поплыло перед глазами, как в тумане и стало трудно дышать. Передо мной лежала та самая книга Л.Н.Толстого «Булька».
Все было словно во сне, я взяла его и прижала к себе, как же долго мы не видели друг друга. В моих воспоминаниях и в сохранившемся детском рисунке Булька был милым, привлекательным симпатягой с сиренево-малиновыми глазками. Но с обложки книги на меня смотрел совсем невзрачный темно-серый пес, на которого обычный посетитель пункта приема макулатуры не обратил бы никакого внимания. Но он был родным, это был Булька, мой самый лучший детсадовский друг! Очнувшись от удушья счастья, я взяла еще 2 книги, Бианки примерно такого же размера и толщины. Затем я поинтересовалась, сколько стоят эти книги. Помощница кинула на меня удивленный вопросительный взгляд и сказала: «Ну, бери все за 2 рубля».
Два рубля! Выходит, что одна книга стоит примерно 70 копеек. Те самые 70 копеек, на которые абсолютно точно совершенно ничего нельзя купить.
Вот и выходит, разве сложно подарить человеку немного счастья? Ведь иногда для этого не требуется каких-то великих затрат.
А Пушкина я тоже купила, просто уж очень мне его жалко стало, я подумала, что если я его не спасу, то он тут или сгниет или его переработают.
Всю дорогу домой я несла на руках моего Бульку, и у меня было такое счастье, что хотелось рассказать об этом всем-всем, но вокруг были только взрослые люди, которые, когда вырастают, удивительным образом сразу же теряют способность понимать детей. Опять эти взрослые!
Да когда ж я, наконец, вырасту!

13.02.2006