В погоне за бабочками

Когда по экрану побежали буквы, Полина, нехотя спустив ноги с любимого кресла, дотянулась до пульта, но останавливать кассету не стала. Она любила титры. Столько народу, каждый раз думалось ей, и все ради одного фильма длиной в полтора часа. Наверное, оно того стоит. Музыка доиграла, и, пока магнитофон отматывал кассету на начало, Полина смотрела на голубой квадрат телевизора. Надо будет антенну установить, что ли, а то без видика в телевизоре нет никакого смысла. Хотя, впрочем, зачем? Все равно по телеку смотреть нечего.
Полина встала с кресла, ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра, дошла до журнального столика, сняла телефонную трубку и набрала номер:
— Алло, Дим, ты? Сегодня дома будешь? Хочу кассеты вернуть. Да-да, наконец-то, не прошло и полгода. Как дела-то? Нормально. У меня тоже. Спать хочу, как всегда, да все некогда. Так я к тебе зайду? Когда? Да вот сейчас соберусь и пойду. Нормально? Ну ладно, тогда пока. Жди, я иду.
На секунду задержавшись послушать гудки, Полина положила трубку и подошла к стоящему у стены шкафу, открыла дверцу и достала свежее полотенце. Услышав звонок, Полина пробормотала: «Кто бы это мог быть?» — и, перекинув полотенце через плечо, вышла в коридор открыть дверь.
— Мама? Привет, я тебя не ждала.
— Я пришла проверить, все ли у тебя нормально. А как проверить, если предупредишь? Вот я и пришла без предупреждения. Ну, как живешь? — красивая женщина с чуть усталым лицом сняла бежевый плащ, открыла дверцу прихожей и повесила его на плечики, а осенние полусапожки аккуратно поставила в угол. Потом посмотрела на свое отражение в зеркале и поправила тщательно завитые локоны.
— Где у тебя тапочки? А почему ты босая? Как всегда.
— Как всегда, — вздохнула Полина. — Проходи.
— Полина! Ну у тебя же, как всегда, бардак! Ты даже шкаф не закрываешь!
— Мам, я его только что открыла, полотенце доставала, в ванную иду, — вздохнув, Полина закрыла дверцу.
— И кассеты повсюду раскиданы, — мать нагнулась, подобрала кассеты, лежащие на полу возле кресла, и аккуратной стопочкой сложила на журнальный столик.
— Мама, ну я их все посмотрю, а потом все сразу и уберу.
— И телевизор не выключен. Ведь не смотришь уже. Где у тебя пульт? А, вот он.
— Мама, да я же его только что смотрела!
— Да знаю я тебя, у тебя все наперекосяк всегда. Все не как у людей. Сколько тебя ни учу, все элементарным вещам не научишься. Все надо делать правильно. Чтоб порядок был. Чтоб родителям не было за тебя стыдно. Чтобы все как у людей, — она вдруг остановилась и провела пальцем по книжной полке. — Давай-ка я у тебя пыль сотру.
— Мам, не надо у меня пыль стирать. Это моя пыль. Я сама сотру.
— Ты сотрешь, когда она тебе уже по горло будет. Где у тебя тряпка?
— Нет у меня тряпки. То есть, конечно, есть, есть у меня тряпка, но не дам. Я сама вытру пыль. Когда созрею. Успокойся, мама, это же моя квартира. Моя квартира, понимаешь, и нечего за нее краснеть. И вообще, мам, прекрати меня воспитывать. Я уже взрослая. Давай лучше чаю попьем, а? У меня печенье есть, очень вкусное, и мед.
— Дети для матери всегда дети. И нечего мне зубы заговаривать. Не хочу я твоего меда. К тому же я на диете. Ты почему на телефонные звонки не отвечаешь? Что, нельзя с матерью поговорить? Рассказать, как жизнь, что нового. Я же за тебя волнуюсь, и папа волнуется. Мы все волнуемся.
— А чего волноваться-то, мам, ну? Живу хорошо. Как и прежде. Ничего страшного не происходит. Вообще ничего не меняется. Все по-старому. Все хорошо. Ну не плачь. Ну, мам, ну что ж ты плачешь-то, Господи, мам? — Полина обняла маму за плечи.
— Доченька, я же тебя люблю, я хочу, чтобы мы с тобой не ссорились, чтобы все у тебя было хорошо.
— Мам, у меня все хорошо.
— Да уж чего хорошего? Замуж не выходишь, работа какая-то несерьезная, квартира… Даже слов нет, какая жалкая у тебя квартира!
— Обыкновенная у меня квартира! Обыкновенная съемная квартира. Меблированная.
— Здесь же все чужое! Вся мебель, шкаф, кровать…
— Не вся. Ковер мой. Кресло мое. Телевизор, видик и компьютер. Мама, больше мне ничего и не надо.
— Ну как не надо, так же люди не живут. Неужели тебе не стыдно так жить? Ну как тебе не стыдно так жить!
— Да как так? И не стыдно! Мне хорошо так жить. Мам, ты вообще зачем пришла, ссориться, да, ссориться?
— Да не ссориться! Просто так, как ты живешь, жить нельзя! И это единственное, чему я хочу тебя научить!
— Мама! Маринку учи, она младшая, с ней и нянчись, ладно? Может и получится. Я жить, как ты, все равно не буду! И слушать, что надо жить, как ты, я не буду. И даже разговаривать с тобой по телефону я не могу. И домой я к вам с отцом не вернусь. И не надо меня учить! Это моя жизнь, и я сама все за себя решу, понятно? Все, и больше ко мне не приставай. Уходя, захлопни дверь. Я в ванной.
Полина скрылась в ванной и брякнула щеколдой. Послышался шум включенной воды. Мать, застыв, растерянно посмотрела на закрытую дверь. Затем прислонилась к стене и заплакала.
Полина села на край ванной и стала через плечо смотреть, как льющаяся из крана вода утекает через сливное отверстие. Потом взглянула на себя в зеркало, сняла с плеча полотенце, обмотала его, как петлю, вокруг шеи, слегка затянула и, высунув язык, перекосила лицо, как будто ее повесили. Услышав, как хлопнула входная дверь, Полина размотала полотенце, повесила его на крючок и, заткнув ванну пробкой, начала раздеваться.

Спустившись с крыльца, Полина закинула рюкзак на плечо и спрятала руки в больших уютных карманах крутки. Посмотрев, нет ли машин, она перебежала через дорогу и пошла вдоль по улице, глядя себе под ноги. Листья падают. Осень. Остановившись, она запрокинула голову. А небо синее, как летом. А может, мама в чем-то права? Жизнь-то идет. Идет мимо меня. Я ведь только кино смотрю. Чьи-то странные сны. Со мной-то ничего не происходит. Вот стану я умирать, и что пронесется перед моим мысленным взором — красивые кадры? Интересные ракурсы? До боли знакомые лица людей, которых я никогда не знала? Имеет ли смысл так жить? Хотя стоит ли жить вообще? Но если все-таки стоит, то как?
— Надо смотреть, куда идешь! — вдруг услышала Полина и поняла, что налетела на стоящую на пути старушонку, одетую в сильно потрепанную и довольно грязную джинсовую куртку и узкие прорезиненные штаны, которые странным и весьма забавным образом обтягивали ее кривые ноги. Обута старушка была в пыльные кроссовки без шнурков. Из-под пестрой вязаной шапочки выбивалась сальная прядь седых волос. Странная личность, подумала Полина.
— Ой, простите, пожалуйста, я вас не заметила.
— Ну не настолько уж я мала ростом, чтобы меня не замечать, — странная личность сильно гнусавила. «Наверное, гайморит», — подумала Полина.
— Простите, пожалуйста, я не хотела вас обидеть. Я просто задумалась.
— Куда идешь-то?
— В смысле?
— Я думаю, нам по пути. Поможешь мне сумки донести, — старуха безапелляционно вручила Полине две звякающие стеклом сумки.
— Ну ладно, — Полина пожала плечами. — А вам куда? Мне вообще-то налево, — и на перекрестке они повернули направо.
— Проводишь меня, ничего страшного. Ты молодая, времени у тебя много. Куда тебе спешить?
Они молча прошли квартал.
— Далеко еще?
— Пришли уже, — старуха указала рукой на подъезд.
— Странно. Крыльцо, как у Димы. Тут все дома одинаковые. Вы на втором этаже живете.
— Точно. Следуй за мной, — старуха прошла вперед и стала кряхтя взбираться по ступенькам. Со спины ее джинсовой куртки на Полину уставилась огромная пучеглазая и до отвращения пестрая бабочка.
— Ой, какая у вас бабочка на спине… — Полина запнулась, — красивая.
Старуха обернулась и радостно похвасталась:
— Сама вышивала! Не правда ли я мастерица?
— О да! — улыбнулась Полина.
Скрипя ступеньками, они наконец добрались до второго этажа.
— Надо же! — удивилась Полина. — И дверь такая же, как у Димы, даже ручка похожа.
Старуха открыла дверь:
— Проходи.
Полина прошла и оказалась в ярко освещенной, набитой людьми огромной комнате. Навстречу ей кинулись два парня, с криком «Наконец-то!» схватили сумки и подпихнули Полину к дивану:
— Садись, — налили ей пиво в недопитый кем-то стакан: пей — и потерялись в толпе. Полина брезгливо заглянула в стакан, понюхала и поставила его на стол. Потом посмотрела на свои руки и вытерла их о диван.
— Эй, хочешь поговорить о приятном? — к Полине обернулся сидящий на диване нетрезвый и давно не бритый парень.
Полина пожала плечами.
— У тебя есть глисты?
Полина моргнула
— Ну разве не приятно! — и парень радостно заржал.
— Н-да, — на всякий случай Полина решила вежливо улыбнуться. — Слушай, а эта старуха, что, хозяйка квартиры?
— Какая старуха? Ты что, бредишь? На лучше затянись, — Полина с опаской взглянула на протянутый косячок. — Да расслабься. Здесь все только дурь и курят. Не боись.
— Да я и не боюсь, — Полина с сомнением посмотрела на засаленную сигаретку.
— Я же говорю, расслабься.
— Дело, видишь ли, в том… Ладно, будем надеяться, что ты не сифилитик. Не говоря уже о глистах, — Полина вдохнула сладковатый дымок и откинулась на спинку дивана, вытянув ноги и закрыв глаза. Хорошо.
Ее кто-то больно пнул. Сердито нахмурившись, Полина открыла глаза и увидела падающий на нее шкаф. «Мама! — подумала она и прижала колени к подбородку. — Мама!» — подумала она еще раз и зажмурилась. Темнота. Ничего не случилось. Полина открыла глаза и посмотрела вверх: над ней, пошатываясь, болтался здоровенный мужик в просторном пиджаке цвета красного дерева. Ужас.
— Ты че орешь? — спросил он. — Больная, что ли? Че орешь-то?
— Я не ору. Тебе послышалось, — Полина выдохнула и опустила ноги на пол.
— Так ты еще и глухая? Пошли пройдемся.
— Куда? Я не хочу.
— Пошли, говорю, — одним махом он забросил Полину на плечо и двинулся к двери.

Мужик в пиджаке цвета красного дерева открыл дверь подъезда ногой, метровым шагом ступил на асфальт и сгрузил Полину в машину с открытым верхом.
— Покатаемся, — сказал он и сел за руль.
— Да не хочу я никуда ехать!
— Тебя, между прочим, никто не спрашивает, — от скорости у Полины закружилась голова, и руки ее шарили, за что бы уцепиться. Ремень, сообразила она, перекинула его через себя и защелкнула замок.
— Трусишь? — покосился мужик. — Ну и дура. Это жизнь. Учись ловить кайф!
— Вот-вот начну, — выдохнула Полина. — Куда едем-то?
— Вперед. Меня, кстати, зовут Дюваль.
— Ты что, француз?
— Нет. Просто Дюваль.
Игнорируя красный свет, машина промчалась по перекрестку, оставив позади визг тормозов и грохот столкнувшегося железа.
— Не оглядывайся, — сказал Дюваль. — Это не мы.
— Ты что делаешь?!
— Ведь весело же, а?
— Мама! — машина сбила старуху. Краем глаза Полина увидела, как огромная пестрая бабочка, отодрав крылья от старой джинсы, взлетает в черное небо.
— Ха! День прожит не зря! А сейчас будет мост!
— Да ты больной! — заорала Полина. — Ты просто больной!
— Заткнись! Я не больной!
— Больной! На всю голову!
— Кому сказал, заткнись! — Дюваль бросил руль и схватил Полину за шею. Пока Полина пыталась разжать и отодрать от себя его пальцы, машина съехала с моста и рухнула в воду. С криком «Нет!» Полина вынырнула из ванны.

«Господи! Просто сон. Ужас. Ужас. Ужас. Вода остыла. Сколько же я спала? Все, буду спать по ночам. В кровати. Ужас, ужас, ужас, — бормотала Полина, вылезая из ванны и закутываясь в махровый халат, зубы у нее стучали. — Надо же присниться такому — Дюваль! И старуха жуткая, — Полина потерла лоб. — Блин, еще к Димке идти. Обещала же, он будет ждать».

Спустившись с крыльца, Полина закинула рюкзак на плечо и спрятала руки в больших уютных карманах крутки. Посмотрев, нет ли машин, она перебежала через дорогу и пошла вдоль по улице, глядя по сторонам.
«Темнеет уже. Осень. Вот рано и темнеет. Не буду ни о чем думать, просто дойду до Димы и все. Вот здесь эта старуха стояла. То есть снилась. Странный все-таки сон», — Полина задержалась у перекрестка подождать, пока светофор откроет зеленый глаз, и перешла дорогу. Пройдя еще два квартала, она свернула во двор, вошла в угловой подъезд и по скрипучим ступеням поднялась на второй этаж. «Вообще-то я здесь сегодня уже была», — хмыкнула Полина и позвонила в дверь. Никто не открыл. Полина позвонила еще раз. Снова тишина. «Странно, куда он делся? — Полина пожала плечами и решила подождать Диму на улице. — Душно здесь как-то». Выйдя на крыльцо, она прислонилась к перилам и, задрав голову, посмотрела в черное небо. «Так ведь можно и целый час прождать. Пойду лучше прогуляюсь», — и из сумрачного дворика она вышла на освещенную фонарями улицу.
Ночью в городе красиво. Светятся окна, фары, а иногда даже лица. Людей много, и некоторые парами. Полина прошлась вдоль еще не закрывшихся магазинов и остановилась напротив огромной витрины с часами. «Ненавижу будильники. Они такие бестактные. И те, что трезвонят, и те, что просто попискивают. И без них помнишь, что время уходит навсегда. А электроника, хоть и молчит, совсем неприятна. Лучше уж пусть часы тикают — тихо, уверенно и спокойно. Как само время».
— Че те надо?! Вали, ****ь, отсюда, это мое место! В жопу вали отсюда, поняла?
— Сама вали!
Полина обернулась на визг. Две проститутки стояли друг напротив друга и дико орали. Одеты они были почти одинаково, обе в мини-юбках, чулках, сапоги на высоких шпильках, и даже прически были похожи — обесцвеченные до мертвой белизны волосы, начесанные и собранные на макушке в несуразный хвост. Только у одной волосы доходили до плеч, а у второй лишь до ушей. Первая была явно старше.
«Почему-то проститутки похожи на очень плохих продавщиц, — вдруг подумала Полина. —  Такие же замученные. Только еще и потасканные».
— А ты че уставилась? Смотреть больше некуда? А ну ****уй отсюда! — та, что постарше, подскочила к Полине так близко, что она разглядела морщины под густым слоем тонального крема и пудры. Размахнувшись, проститутка стукнула Полину своей маленькой черной сумочкой, и металлическая застежка больно ударила по щеке.
— Сдурела! — закричала Полина, прикрыв голову левой рукой и пытаясь отбиваться правой.
— А ну расцепись! Кому сказал! — Полина почувствовала, как кто-то сзади схватил ее за руки.
— А ну пусти! Сволочь! Кому говорю пусти! — Полина рванулась изо всех сил, чуть не вывихнув руку.
— Скромнее надо территорию делить, — странно спокойно произнес мужской голос. — Чтобы вас слышно не было. А ну в машину, — уже из маленького зарешеченного окна «УАЗика» Полина увидела милицейскую форму. — В участок. Рановато сегодня.
В машине чем-то воняло, и не очень хотелось дышать. Смотреть на сидящих напротив проституток не хотелось вовсе. Полина закрыла глаза. Щека все еще горела. Все из-за того, что Димки дома не оказалось. Куда он мог свинтить? Договорились же.
Машина проехала через какие-то ворота, всех выгрузили и провели в здание. Полина огляделась. Обыкновенная казенная контора средней облезлости.

В кабинет заводили по одному. Полина вошла и огляделась. Стол, лампа, беленые стены. Казенщина. Сидевший в кресле за столом человек в форме указал на обшарпанный стул. Полина села. Стул скрипел при каждом движении, и Полина старалась не шевелиться. «Жаль, я не разбираюсь в погонах. Вот кто напротив меня? Лейтенант или вдруг капитан, или даже полковник? Хотя молодой какой-то. Будем считать лейтенантом».
— Фамилия, имя, отчество? Документы при себе есть?
Полина покачала головой:
— Но я помню данные паспорта.
Лейтенант посмотрел на Полину и отложил ручку в сторону:
— Ну что, давно работаешь?
— В смысле? Я не проститутка! Это ошибка.
— Да ну! И кто же мы?
— Кто вы, не знаю, — Полине расхотелось что-либо объяснять, и она отвернулась. «Даже окно зарешечено. Противно. Меня теперь посадят или что?»
— Что в сумке? Давай сюда, — лейтенант вытряхнул содержимое рюкзака, повертел в руках одну из кассет. — Это что, порно?
— Нет. Кино это.
— Как называется?
— Там написано. «Pulp Fiction».
— Про что?
— Вы что, не смотрели?
— Здесь вопросы я задаю. Про что?
Говорить о постмодернизме было неуместно. Полина помолчала, подумала, потом вздохнула:
— Про Брюса Уиллиса.
— Любишь Уиллиса?
— Да! А за это сажают?
— И как тебе кино помогает?
— В смысле?
— Ну, в работе с клиентами.
Полина зло посмотрела на него.
— Я не проститутка, я уже сказала. Я здесь по ошибке. Они ко мне сами драться полезли. Я же не виновата, что вы всех без разбора гребете. Я просто к другу шла кассеты вернуть.
— Так срочно? В столь позднее время…
— Это мне решать, когда в гости идти. А кассеты у меня уже полгода лежат. Нужно же когда-то отдать.
— И часто вы фильмы смотрите?
— Всегда.
— Что, сильно нравится?
— Работа у меня такая.
— Что, фильмы смотреть? — лейтенант засмеялся.
— Да, фильмы смотреть. На коробке, видите, аннотация есть.
— Что есть?
— Аннотация. Пересказ, о чем фильм и стоит ли его смотреть, и если стоит, то почему. Так вот я такие аннотации пишу. Сами понимаете, чтобы фильм пересказать, надо его сначала посмотреть. Вот я и смотрю.
— Странная у вас работа.
— Получше, чем у некоторых.
Помолчали.
— Так зачем вы шли к другу?
— Я же сказала, кассеты отнести.
— И не страшно: темно, вы одна?..
— Фонари же горят. Послушайте, отпустите меня, пожалуйста. Я же ни при чем. Я же вам все объяснила. И потом, если надо будет, повесткой вызовете, я вам адрес дам.
— Не могу. Ваши слова еще никто не подтвердил, — лейтенант покачался на стуле. — А может, вы опасный преступник? Бандитка с большой буквы Б? Нет, я вас отпустить не могу. Вы немного у нас тут посидите, а потом у меня смена заканчивается, я вас лично домой провожу, чтобы вас больше никто не обидел. Понятно?
— Понятно, — Полине не понравилось, как посмотрел на нее лейтенант, но демонстрировать она этого не стала. — А могу я позвонить? У меня есть право.
— Звоните, — лейтенант пододвинул к ней телефон.
— А вы не выйдете?
— Нет, не выйду, — лейтенант, откинувшись на спинку стула, смотрел, как Полина набирает номер.
— Привет, Марин, ты? Это я. Как дела? Опять поссорились? Да не реви, помиритесь. Он же тебя любит. Конечно, любит. Слушай, Марин, мама дома? Нет? Слушай, когда вернется, скажи, что я не хотела ее обидеть, ладно? Да нет, я не дома. Нет, не у Димы. В тюрьме. В какой тюрьме? Понятия не имею, что я в них разбираюсь, что ли. Я же не завсегдатай. Да так, ни за что, ошибка следствия. Пошла не той дорогой. Ну, сбилась с пути, так сказать. В общем, если что, не теряйте. Нет, не думаю, но сейчас уточню, — обращаясь к лейтенанту: — Сюда, случайно, нельзя перезвонить?
— Нет, случайно, нельзя.
— Я же говорю нельзя. Что? Да нет, ненадолго. Зайду, конечно, зайду. Ну ладно, пока, — Полина положила трубку и посмотрела на лейтенанта.
— Это ваша сестра?
— Вы такой проницательный! А что, в милиции все такие? Или вы один?
— Пройдемте, — лейтенант встал, вывел Полину из кабинета, и, пройдя по коридору, они пошли вниз по лестнице. Запахло сыростью.
— Это что, подвал? Я что, должна в камере сидеть?!
— Ну вы же потенциальный преступник, не могу же я вас в своем кабинете держать. Это неуместно, вызовет ненужные вопросы. Да там все чисто, нормально, вы не беспокойтесь. Вот сюда проходите.
Погремев ключами, лейтенант открыл камеру и, слегка поклонившись, пропустил Полину внутрь. Она села на узкую деревянную скамейку.
— Не скучайте, еще увидимся, — из-за зарешеченного окошка ухмыльнулся лейтенант, снова загремел ключами и подмигнул: — Меня, кстати, Сергеем зовут.
— Этот взгляд все может выразить так чудно, — пробурчала Полина и отвернулась к стене.
Когда лейтенант ушел, Полина огляделась. Весело. Очень весело. Новый взгляд на жизнь. Из подвала. Сыровато только. И долго тут сидеть?

В конце коридора раздались шаги, послышались женские голоса.
— Вот, подружек вам привел, — ухмыльнулся лейтенант. — Будет о чем поговорить.
Он втолкнул в камеру двух молодых девушек, обе в кожаных куртках, коротких юбках и сапожках на высоких каблуках. У той, что с короткими кудрявыми волосами, на правой ноге колготки пустили длинную стрелку.
«У них что, униформа? — подумала Полина. — Все одинаковые».
— Давно сидишь? — спросила кудрявая. — Тебя где замели? Меня Лариска зовут, а это Юлька, — она махнула рукой в сторону высокой подруги, которая тяжело плюхнулась на скамейку.
— Устала как собака! Блин, сволочи, ночь пропала. Я столько денег должна!
— Так тебя где взяли?
— На проспекте. А вас?
— Неа, мы попроще, в центре не работаем. Главное, свиньи, подкатывают, говорят, обслужите, девочки, а потом удостоверение свое вонючее показывают. Ну не подло ли?
— Да ладно, и похуже бывает. Ленка рассказывала, что ее сначала отымели, а потом удостоверение показали и сюда привезла.
— А что потом? — спросила Полина.
— Что потом?
— Ну, посидим, а потом что?
— Утром выгонят. Кого же они завтра будет ловить? Им же галочки ставить надо. А ты что, в первый раз здесь?
— Да, — кивнула Полина. — И мне здесь не нравится.
Юлька хмыкнула:
— Кому ж понравится.
Лариска протянула руку и погладила куртку Полины.
— Мягкая, — сказала она.
— Флис, он всегда мягкий, — улыбнулась Полина.
— Импортная, — уважительно покивала Лариска.
— Да, нет, наша. Москвашвея, Москвашвея, абырвалг, абырвалг, — пошутила Полина, но, наткнувшись на мрачный взгляд Юльки, втянула голову в плечи. — Булгаков, — пояснила она. — Ну, кино не смотрели, про Шарикова? Про собачку говорящую…
— Сказка, что ли? — брови Юльки все еще сходились у переносицы.
— Да нет, — замялась Полина, — ну это, типа, фантастика, наверное.
— А, нет, не смотрели. Некогда нам в кино ходить.
— Да по телеку показывали. И не раз, — поняв, что тему лучше замять, но не зная, как это лучше сделать, Полина замолчала.
— Ты в карты играешь? — спросила Юлька, доставая колоду.
— Нет, не играю, — Полина покачала головой.
— Может, тебе погадать?
— Да я не верю. Спасибо, не надо.
— Странная ты какая-то. Лариска, сдавай.
Лариска перетасовала колоду карт с рубашками в зеленую клетку и сдала по шесть карт. «В дурака, — улыбнулась Полина. — Это бы я смогла. Но неохота». Спиной коснувшись стены, Полина подумала: «Даже через куртку холодно, как бы не простыть», вытянула ноги и посмотрела на потолок. Протекает. Под желтыми полосами кружилась маленькая белая бабочка.
— Ой, смотри, кажется, Соню ведут! — Лариска пихнула Полину вбок.
— А кто это? — спросила Полина и перевела взгляд на дверь. Лейтенант втолкнул в камеру крашеную блондинку, и Полина узнала в ней свою недавнюю знакомую. Но что это с ней? Она вся перепачкана грязью, коленки черные, один каблук сломан, пудра осыпалась, и морщинки теперь прячутся под огромным фингалом.
— Ненавижу! — закричала Соня и плюнула в лицо лейтенанта, ковыряющегося с замком.
— Сиди смирно, сука, а то еще получишь, поняла? — просунув руку сквозь решетку, лейтенант схватил Соню за волосы и стукнул головой о железный прут. — Поняла, спрашиваю?
Соня часто закивала.
— Вот и сиди и молчи, — тыльной стороной ладони лейтенант стер с щеки плевок и ушел.
— А, и ты здесь? — Соня заметила Полину. — Сидишь тут, отдыхаешь, да? А у меня из-за тебя все накрылось! Понимаешь?! Все! Все накрылось! — Соня истерически завопила, глядя даже не на Полину, а куда-то мимо нее, в угол камеры. — Да я тебя сейчас!.. — она кинулась к Полине и вцепилась в нее обломанными грязными ногтями.
— Так ты что, Соню обидела?! — Юлька бросила карты и встала со своего места. — Бей ее, Лариска, бей!
Полина уже лежала на полу, пытаясь защитить руками живот и голову, когда прибежали лейтенант и какой-то мужик в фуфайке. «Дворник, — почему-то подумала Полина. — В фуфайке — это дворник». Дворник, покопавшись с ключами, наконец открыл дверь, и, на пару с лейтенантом методично работая резиновой дубинкой, они оттащили от Полины Лариску и Юльку. Под ударом Соня упала на колени и вцепилась зубами в палец лейтенанта.
— А-а-а, сука! — завопил лейтенант. — Убью! Ты меня знаешь!
Попинав Соню, лейтенант и дворник выволокли ее в камеру напротив и бросили на пол. Плюнув на хнычущую и утирающую разбитые губы Соню, лейтенант закрыл дверь и ушел, забыв закрыть камеру, где сидела Полина. Это сделал дворник.
— Вот так-то. И чтоб ни звука больше! — он погрозил кулаком и тоже ушел.
Лейтенант вдруг вернулся и, обращаясь к Полине, сказал:
— Повезло тебе.
Полина подняла на него вопросительный взгляд.
— Повезло тебе, что я у тебя есть.
Полина опустила взгляд, увидела на полу оторванную от куртки пуговицу и присела ее подобрать. Когда она поднялась лейтенанта уже не было. Полина положила пуговицу в карман и пошла посмотреть, что делает Соня.
Соня металась по камере, сначала что-то тихо бормоча под нос, а потом все громче и громче, и наконец перешла крик: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!» Полина оглянулась на Лариску и Юльку, но они уже снова играли в карты, словно ничего не слышали. Полина снова посмотрела на Соню — та остановилась, сняла с шеи шарф, встала на невесть откуда взявшийся стул, обмотала шарф вокруг шеи, зацепила его за крюк в потолке и пнула спинку стула. Повисшее тело задергалось, руки потянулись к петле, но как будто умерли на полдороги. Застыв, Полина смотрела, как под ногами Сони образуется лужица мочи. Полине хотелось кричать, но она смогла лишь вцепиться в прутья решетки и…
Юлька потрясла ее за плечо:
— Проснись, к тебе пришли. Хорош дрыхнуть-то! — Юлька повернулась к Лариске: — Во дает девка — спит себе, как на курорте.
Полина посмотрела сквозь решетку и увидела кирпичную стену.
— А где Соня? — спросила она.
— Какая Соня? Сама ты соня. Тебе что, приснилось? Вон твой хахаль стоит. Выметайся уже.
Юлька махнула рукой в сторону молодого человека в кожаном плаще, стоявшего по ту сторону двери рядом с лейтенантом.
— Игорь?
— Полина, поторопись, я думаю, тебе уже и самой тут надоело.
Полина потерла лоб, встала со скамьи и, удивленно пожав плечами, прошла через дверь:
— А ты что здесь делаешь?
— Давай мы будем не здесь об этом разговаривать. Проверь, — Игорь протянул Полине рюкзак, — все ли на месте?
— Там было-то, — Полина засунула руку в рюкзак, нашарила три кассеты, блокнот и шариковую ручку. — Все на месте.
— Ты посмотри повнимательней, — сухо приказал Игорь.
Полина взглянула на него.
— Ключи от дома! — вспомнила она и перевела взгляд на лейтенанта.
— Я не брал! Я ничего не брал!
— А! Они же в куртке, — Полина запустила руку в левый карман и коснулась холодной связки. — Точно. В кармане.
— Пойдем, — Игорь взял Полину под руку и, обращаясь к лейтенанту, сказал: — А с вами мы разговор продолжим.

Игорь посадил Полину в машину и выехал на проспект.
— Так мало машин, — сказала Полина, глядя на серую дорогу и желтые фонари. — Наверное, уже глубокая ночь. Небо совсем черное.
Игорь взглянул на часы:
— Два сорок три.
Помолчали.
— Я, наверное, старею. Все время засыпаю. И снится всякая дрянь.
— Надо просто спать по ночам, а не телек смотреть, и вообще — бросить свою нелепую работу и выйти замуж. Я даже знаю за кого.
— Ты все знаешь, — кивнула Полина. — Всегда. А как ты меня нашел?
— Ты меня удивляешь. Я адвокат. У меня связи. Я еще разберусь, кто тебя задержал, и неприятностей у него будет немало. Это противозаконно. Ты давно должна знать свои права. Почему ты сразу не позвонила мне? Зачем было разговаривать со своей бестолковой сестрой? Ты могла там до самого утра просидеть. Я вообще не понимаю, чего ты добиваешься!
— Я ничего не добиваюсь.
— Почему же ты делаешь все не так, как нужно?
— Я просто не знаю, как нужно. Знаешь, я есть хочу. Давай где-нибудь остановимся.
— Ночь на дворе. Я везу тебя домой.
— Ко мне или к предкам?
— К родителям. Твоя мать очень волнуется.
— А вон там за углом круглосуточное кафе! Подъезжай. Я правда есть очень хочу.
Игорь припарковал машину, и они с Полиной зашли в кафе со смешным названием — так всегда казалось Полине — «У Васи».
Игорь брезгливо огляделся.
— Я знаю, — сказала Полина. — Тут пластмассовые стулья и полиэтиленовые скатерти. Но поесть можно.
Игорь направился к столику в глубине полутемного зала и сел, не снимая плаща. Полина сняла курточку и повесила ее на спинку стула. Куртка соскользнула с покатой спинки. Полина поймала ее на лету, снова надела и села напротив Игоря, стараясь не встретиться с ним глазами.
К столику подошла официантка, подала меню и снова ушла за барную стойку.
— Правда, у них забавная униформа? Шотландская юбка и галстук в тон! Я все время думаю, причем тут Вася?
Игорь поморщился:
— Ты здесь часто бываешь?
— Не очень, — Полина уткнулась в меню. — Возьму салат.
— Как с тобой обращались в участке?
К столику снова подошла официантка, на этот раз держа в руках блокнот и шариковую ручку с обгрызенным концом:
— Сделали выбор?
— Я возьму крабовый салат, мороженое и чай с лимоном.
— Мороженое какое?
— Ананасовое.
Еще записывая, официантка повернулась к Игорю:
— Вам?
— Кофе. Черный.
Дождавшись, когда официантка отойдет, Игорь повторил свой вопрос:
— Как с тобой обращались в участке?
Полина вздохнула:
— Так же, как здесь — допрашивали. Приятного аппетита! Ты как всегда безупречен в выборе темы для застольной беседы, — Полина отвернулась. Как всегда, они сидели вдали от окна, смотреть было некуда. И не на кого, в кафе было пусто. Помолчав, Полина очень отчетливо, почти по слогам произнесла: — Со мной обращались хорошо, — она снова помолчала. — У меня даже чуть не случился роман.
— Что? К тебе приставали? Кто?
— Славный страж закона. В каком-то смысле твой коллега. Да он не приставал. Почти деликатно строил мне глазки.
— Кто? — снова спросил Игорь.
— Тот парень, с которым ты обещал продолжить разговор. Забавный такой. Он мне назначил свидание, — Полина хихикнула, — после отсидки.
— Как ты выражаешься!
— Кстати, он лейтенант?
— Его ждут неприятности.
— Так он лейтенант? А то я в погонах не разбираюсь…
— Да, он лейтенант.
— Ты его засудишь? Тогда я буду его романтически ждать. И когда он выйдет лет через двадцать, мы, постаревшие, но свободные и счастливые, радостно соединимся навеки. Классно будет, правда?
— Не мели чушь!
— А вот и ужин. Очень кстати, спасибо, — Полина улыбнулась официантке. — Теперь можно и помолчать, — и подумала вслух: — А почему салат называется крабовый, если в нем рыбные палочки?
— Дешевка потому что, — Игорь поморщился и стал размешивать в своей чашке сахар.
Пить кофе Полина не любила, но его аромат ей нравился. Она вдохнула терпкий запах и закрыла глаза. Странно, почему одно и то же может нравиться и не нравиться одновременно? Почему органы чувств находятся в таком разладе?
— Ты почему не ешь свой салат?
— Ем. А ты почему не куришь свой «Честертон»?
— «Честерфилд». Честертон — это писатель.
— А честерфилд — это диван, — Полина поковыряла вилкой в тарелке. Есть уже почему-то не хотелось.
— Полин, давай снова вместе жить, — Игорь достал из кармана плаща пачку «Честерфилда», зиппер и закурил
— Не получится.
— Почему?
— Мы разные.
— Все люди разные.
— Мы друг друга не уважаем.
Игорь придвинул к себе пепельницу и потушил сигарету. Полина махнула рукой официантке и, когда та подошла, попросила принести мороженое и сразу чай.
— Мне еще кофе, — сказал Игорь и снова закурил.
Официантка кивнула и забрала недоеденный салат. На край стола села муха.
— Смотри, — хмыкнула Полина, — муха в общепите, куда смотрит санэпидемстанция.
— Это мы сейчас выясним! Официантка! — крикнул Игорь. Прикусив нижнюю губу, Игорь смотрел как официантка шла к столику.
— Это что такое?! Я вас спрашиваю?
— Где? — не поняла официантка.
— Игорь, перестань, не она ж их разводит.
— Помолчи. Вот это что летает? Самолет? Мини-версия?
Официантка растерялась.
— Зовите менеджера.
— Его нет.
— То есть как?
— Он бывает только днем.
— Игорь, отстань от нее, что она должна, с мухобойкой здесь бегать?
— Помолчи, я сказал.
— Ненавижу! — взвизгнула Полина, стукнула кулаком по столу и вскочила. — Я тебя ненавижу! Достал своим снобством! Это жизнь, здесь бывают и мухи, и ничего страшного. Да блин, мухи не бабочки. И нельзя щелкнуть пальцами и проснуться. Бабочки одну ночь живут, а ты, ты со своими мухами… навсегда!
Полина схватила рюкзак и выскочила на улицу. Куда? Перебежав через дорогу, она нырнула в темный парк. Глубже, глубже, где нет света и этих вонючих зануд. Споткнувшись, Полина растянулась на траве и разрыдалась. «Надоело! Как мне все это надоело! Господи!» Трава была мокрая, то ли газоны поливают, то ли это роса. В этом городе никогда не поймешь, что на самом деле происходит. «Хочу жить в Лондоне. Нью-Йорке. Токио. Где угодно. В чужом мире, где все не так. Где все по-другому. Где говорят на чужом языке и не делают вид, что тебя понимают. Не играют в любовь и дружбу. Хочу в Лондон. Где небо низкое, серое, где никого не знаю, где все чужие, и никому ничего от меня не надо. Ситуация, блин, Достоевский — когда, блин, некуда пойти. Блин, блин, блин, даже материться не научилась. Пора бы. Истеричка». Полина встала с земли и оглянулась. Темно. Страшновато. Нет, даже жутковато. И не видно ни фига. Вытянув вперед руку, чтобы в глаза не попали ветки, и нащупывая ногами тропинку, Полина медленно пошла на свет далекого фонаря. Выбравшись на дорожку, Полина удивилась: оказывается, ночью в парке освещены все аллеи. Неужели кто-то гуляет? Кроме меня, разумеется. Если быстро пробежать по центральной аллее, до Димки всего два квартала останется.
Ночью в парке страшно. Кажется, что слышишь шаги собственной тени. Стараясь ничего не слышать и переходя с рысцы на галоп, Полина промчалась по пустому парку и выбежала к остановке.
— Девушка, вам нужно такси?
— Нет, спасибо, — Полина мотнула головой и промчалась мимо таксиста. — Хоть бы Димка был дома, только бы был дома!

— Ты где была?
— Это ты где был? Я пришла, дверь закрыта, никого дома нет.
— Да я тебя ждал-ждал, а потом решил на пять минут к Сереге сбегать.
— Это который с пятого этажа?
— Ну. У него опять новое увлечение, представляешь.
— Какое на этот раз?
— Он решил коллекционировать бабочек.
— Бабочек?
— Ну да. Купил на рынке уже засушенных и пришпиленных бабочек, сачок купил и какой-то бутылек — морилка говорит. Завтра в лес собирается.
— Осень же.
— Так это же Серега. У него кошак уже одну бабочку слопал.
— Как слопал?
— Пока Серега мне свой бутылек понюхать давал, Байсик на стол запрыгнул, одной бабочке крыло отгрыз. Ладно хоть булавкой не подавился.
— Слушай, к чему снятся бабочки?
— Не знаю, а что?
— Помнишь про Чжуан-Чжоу, которому приснилось, что он бабочка, и он стал думать, а не бабочка ли он, которому снится, что он Чжуан-Чжоу?
— Ну?
— Мне снятся бабочки, но они не я. Если они Чжуан-Чжоу, а он бабочка, то кто тогда я?
Дима улыбнулся:
— Сама хоть поняла, что сказала?
— Не вполне. Дим, можно я у тебя переночую?
— Дурочка, что ли? Нужно. Ночь же на дворе.

Они лежали в кровати обнявшись.
— Я так устала за эту неделю.
— А что делала?
— Ничего. В том-то и дело… Так трудно понять, зачем жить. Может, правда, хоть замуж выйти. Жизнь тупая будет, но все же своя.
— А так она чья, чужая?
— А так ее вроде и нет. Пока кино смотришь — клево, словно чьи-то странно красивые сны. Но ведь это все придумано. Это же все не жизнь. Не моя, во всяком случае. А я живу как сплю. Только сны жуткие и некрасивые. Еще и путаю сны с реальностью. Хочется проснуться.
— Ну, давай так: если твоя жизнь сон, то сделай свои сны жизнью.
— То есть?
— Напиши роман, мол, жизнь есть сон и т. д.
— И что это изменит?
— Сон будет твоим, родным, так сказать, и в то же время рукотворным, контролируемым. Взять свой сон в свои руки — высший пилотаж. Лао-Цзы отдыхает. Вместе со своими бабочками. По крайней мере будешь занята. И скучно не будет. Хорош аннотациями баловаться.
— Думаешь?
— Я всегда думаю.
— Хорошо. Я тоже подумаю.
— Подумай. А пока давай спать. Спокойной ночи, — Дима чмокнул Полину в висок и отвернулся к стене.
— Спокойной ночи.

Утром Полина не стала Диму будить. Стараясь не шуметь, заварила на кухне чай, и, прихлебывая из чашки в синий цветочек, смотрела телевизор с выключенным звуком. Показывали какой-то старый черно-белый фильм. Женщина, широко открывая рот, что-то доказывала курящему сигарету мужчине. А возле дивана мальчик играл с котенком, дразня его белой бумажной бабочкой на тонкой длинной нитке. «Даже котов дразнят, — подумала Полина. — Хотя этот вроде счастлив. Вот кто из нас сейчас спит? Да, Лао-Цзы отдыхает». Полина вылила недопитый чай в раковину, сполоснула чашку и убрала ее в шкаф.
Выйдя из подъезда, Полина закинул рюкзак на плечо, привычно сунула руки в карманы и зашагала домой. Гоняться за бабочками своих снов.